Страница:
- усмехнулся Борода. - Ты, Саня, поспи, а я немного поскучаю с генералом: больно он стал неразговорчивый. Я лег под кусты на попону и сразу провалился в сон. Солнце висело высоко, было, наверно, уже часа четыре, когда меня растолкал Борода. - Вставай, вставай, палка-махалка! Нужно ехать дальше! - Как же мы днем?.. - А так же, как и ночью! - Да я не об том, а… - Акать нечего! - строго сказал Борода и зашептал мне в ухо: - Нас обнаружили. Что-то в кустах зашумело, я - туда. Пистолет держу в руках. Смотрю, парнишка пасет корову. Увидал меня, испугался, да как стреканет прочь с криком: "Караул!" Сейчас он всю округу подымет. Пока я запрягал сибирок, Борода связал руки Аркадьеву. Генерал, очевидно, уже понял, что сопротивляться бесполезно, и, когда Борода поднял его и посадил в тачанку, Аркадьев заговорил: - Послушайте, я даю вам честное слово офицера, что не буду кричать, только не вяжите мне рот. - А вы знаете, что по этому поводу написал один великий человек? Не знаете? - И Борода продекламировал: - "…С волками иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой…" Попробую вам поверить, хоть и не надо бы перечить дедушке Крылову. Но предупреждаю!.. - Спасибо, солдатское спасибо… А пугать меня не нужно - моя песенка спета. Еще раз спасибо… - Неожиданно голос генерала стал жалобным. - Чего это вы вдруг солдатом стали, ваше превосходительство? - Молодой человек, - уже напыщенным тоном заявил Аркадьев, - все военнослужащие, от рядового до генерала - солдаты родины! - А кем их считать, когда они идут против своей родины? - спросил Борода. Аркадьев опустил голову, промолчал, и Борода подытожил разговор: - Я бы вам сказал, гражданин, да вы и сами знаете… По дороге мы встречали и обгоняли крестьянские подводы, запряженные медлительными волами. Дядьки вежливо здоровались и долго смотрели нам вслед. Мы миновали две небольшие деревни и выехали к развилке дорог. Неподалеку на лужке хлопчик лет десяти пас овец. Борода подозвал его и спросил, как называются ближайшие села. Пастушок долго молчал, рассматривая тачанку, потом почесал ногой об ногу и спросил: - А вы куда едете? Кто вам нужен? - Да никто нам не нужен, только интересно, как называются села, - ответил Борода. - Ага! - важно кивнул парнишка. - Если вам интересно, то налево будет дорога на хутор Петровку, а прямо - видите церковь? - это будет Катериновка. - Он солидно откашлялся и попросил закурить. - Не курим! - с досадой ответил Борода и погнал сибирок к церковной колокольне. - Вот уж никак не думал, что попадем на эту дорогу, - огорченно признался он. - Проезжать через Катериновку, да еще засветло, совсем ни к чему. - Заблудились? - спросил я. - Нет, едем правильно. Только Катериновку нужно было бы объехать стороной. - А что это за село, Кирилл Митрофанович? - Село как село. Будь таких сел побольше, мы бы с тобой, Саня, не занимались бандитами. Туда ни один бандит носа не сунет, а если попробуют, то… об этом подробно сможет рассказать гражданин Аркадьев. Верно я говорю? - обратился Борода к нашему "пассажиру". Тот молчал, и Кирилл объяснил: - В Катериновке, Саня, очень крепкий комитет бедноты, много бывших фронтовиков. Они организовали сильный отряд самообороны. У всех винтовки, кажется, есть и пулеметы. Наверно, на околице застава. Не везет нам сегодня, палка-махалка! Борода озабоченно помолчал. - Я не понял, Кирилл Митрофанович, почему не везет? Ведь если комитет бедноты и фронтовики… - Комитет, фронтовики, - перебил Борода, - а ты забыл, кто мы? А документы у нас какие? Да еще этот… Если его здесь опознают, то живым не выпустят, а нас в лучшем случае повяжут и отвезут в район. - Борода придержал лошадей и остановил тачанку. - Может, вернуться да переждать где-нибудь до ночи? Как ты думаешь, Саня? - Где же переждать, Кирилл Митрофанович? Мы уже верст десять едем, а все поля и поля, да те две деревеньки. - Да-а! - Борода сдвинул фуражку на нос, почесал затылок. - Эх, палка-махалка, была не была - поедем! Авось проскочим! Ты, Саня, в случае чего, ни с кем не болтай. А сейчас отвяжи задержанного от тачанки и спрячь карабин. Если придется стрелять, бей из пистолета над головой или под ноги: люди-то свои. - Он озабоченно покачал головой: - Вот задача! - Потом пустил лошадей шагом и сказал Аркадьеву: - А вы в Катериновке помалкивайте и не высовывайтесь из капюшона. - Боитесь, что свой народ узнает? Хороша же власть! - недовольно пробурчал Аркадьев. - Мы-то свои, узнают, не узнают - разберемся, а как вас узнают, тут вам и конец: катериновцы хорошо помнят ваш зимний налет. И еще: если кто подойдет близко, начинайте стонать, а я скажу, что везу заразного больного. У околицы Катериновки, возле столба, на котором висел медный таз, стоял седоусый дед, вооруженный берданкой. Он вышел на дорогу и щелкнул затвором. - Стой! Хто такие будете? Куда путь держите? Аркадьев громко застонал и несколько раз попросил: "Пи-ить, пи-и-и-ть!" - Добрый день, - вежливо поздоровался Борода и снял фуражку. Аркадьев снова застонал и начал ворочаться. - Хто такие? - повторил дед. - Я фельдшер, везу больного в город. - А що з вашим недужным? - Похоже на холеру, - хладнокровно ответил Борода. Дед шарахнулся от тачанки, чуть не выронив ружье, перекрестился и закричал: - Та изжайте скореича, щоб вас громом убило! Ездите, заразу развозите! Мы спокойно проехали по широкой деревенской улице. Я все ожидал, что сейчас из-за плетней захлопают выстрелы, а через свой ватный "спинжак" ощущал, как дрожит мелкой дрожью сидящий рядом со мной Аркадьев, но улица была безлюдна и никто не обратил на нас внимания. Только на выезде из деревни, у колодца с воротом, вели беседу несколько женщин. Заметив тачанку, они с интересом уставились на нас. - День добрый, бабочки! - поздоровался Борода. - И вам добрый день! - хором отозвались женщины. Миновав колодец, Борода остановил тачанку. - Принеси-ка, Саня, водички, пить охота, прямо высохло все. Я соскочил на землю, достал котелок и направился к колодцу. Любопытные бабы сразу же забросали меня вопросами: кто мы, куда и откуда едем, как меня зовут. Я помнил наставления Бороды и сначала отвечал коротко: "да" или "нет", а потом стал крутить ворот, чтобы помочь женщине вытащить ведро и заодно уйти от вопросов. Но вдруг от резкого движения мой "спинжак" распахнулся и она увидела засунутый за ремень браунинг. - Дивчата, дивчата, у хлопца ливорверт! - закричала она и ухватилась за борта моего "спинжака". - Зачем тебе ливорверт? - спросила другая. - Так воны, наверно, из леса, - предположила третья. - А ну, Галька, беги покличь дядьку Степана! - приказала девчонке, вертевшейся у колодца, пожилая женщина. Женщины заговорили все разом, поднялся невероятный шум. На деревенской улице появились двое мужчин и торопливо зашагали к нам. Дело принимало нежелательный оборот. Борода закричал: - Чего ты копаешься? Давай неси воду! Я рванулся из рук женщины, державшей меня, и, выхватив браунинг, крикнул: - Прочь с дороги! Бабы с криком шарахнулись в стороны, а я, подхватив котелок и зачерпнув из ближайшего ведра, бросился к бричке. Мужчины уже бежали к колодцу; из ближайшего дома, на ходу заряжая обрез, выскочил босоногий парень. Злобно лаяли неизвестно откуда набежавшие собаки. - Давай быстрее! - кричал Борода. - Стой! Стой! - орал парень. - Бандюги чертовы! - кричали бабы. - Стреляй, Ми-кита, стреляй!.. Грохнул выстрел. Расплескав воду, я бросил котелок и на ходу вскочил в тачанку. Борода хлестнул лошадей, и тотчас же позади снова хлопнул выстрел. Пуля подняла столбик пыли у ног лошадей, они рванули в сторону и едва не перевернули тачанку. - Стреляй, стреляй! - во весь голос закричал Борода. - Заткни им глотку! Я два раза выстрелил из пистолета. Пули ударили в дорогу у ног парня, и он, бросив обрез, низко пригибаясь, пустился наутек. А Борода по-разбойничьи свистел, нахлестывая и без того стелющихся на галопе сибирок. Вдогонку нам раздалось еще несколько выстрелов…
Мы проскакали версты три. Потом Борода стал сдерживать коней и, переведя их на шаг, заговорил: - Люблю быструю езду, только без стрельбы. Вот, Саня, как Катериновка незваных гостей принимает! - Хорошо еще, что заставы на выезде не было, да и стрелок не аховский! сказал я. - Такой же, как из тебя водонос. И не напились, и казенное имущество загубили, и гражданина Аркадьева не напоили. Придется где-то поискать воды. - Думайте лучше о себе, - заговорил молчавший все время Аркадьев. Неужели вы надеетесь, что вам везде удастся проехать безнаказанно? - Посмотрим! - нахмурился Борода. - Только вы на благополучный для себя исход не рассчитывайте. - И обратился ко мне официально, на вы: - Товарищ младший сотрудник, если меня убьют, а вы не сможете пробиться… - Он помолчал и, отчетливо выговаривая каждое слово, закончил: - Задержанного бандита Аркадьева приказываю расстрелять! Если пробьетесь, сдадите его и ценности товарищу Лемберу и доложите все, что знаете и видели. Понятно? - Понятно, товарищ Борода! Аркадьев привстал и удивленно вскрикнул: - Как! Вы… вы… и есть тот самый Борода?.. Не ответив и даже не взглянув на генерала, Кирилл Митрофанович приказал: - Повторите приказ, товарищ младший сотрудник! До этой минуты я не совсем понимал всю серьезность и опасность нашей операции, и если иногда у меня и появлялись опасения или сомнения, то своим спокойствием, уверенностью в удаче либо шутками Кирилл Митрофанович тотчас рассеивал их. Да и захват Аркадьева прошел настолько легко, что казался игрой. Сейчас же я не узнал Бороду. Голос его был сух, а приказ необычен и суров. Внутренне содрогаясь, я стал повторять приказ: - Если… если с вами что-либо произойдет, - я не мог выговорить страшное слово - убьют, - доставить и сдать бандита Аркадьева в Губчека, лично товарищу Лемберу, а если не смогу пробиться… - Голос мой задрожал. - Ну, ну! - подбодрил Борода. - Задержанного бандита расстрелять! - наконец выдохнул я. Аркадьев пытался улыбнуться, но губы его кривились и дрожали. - Поздравляю вас, господин Борода! Вы себе достойную смену выращиваете: этот гаденыш убьет и не моргнет глазом! - А зачем же ему моргать? Моргнет и промажет. Правильно, палка-махалка? Борода снова шутил, он был совершенно спокоен. Дорога, обогнув рощицу, выбежала на открытую местность. Далеко на горизонте виднелись белые домики под соломенными крышами, медленно проворачивались крылья ветряной мельницы. Вскоре дорогу пересекла речушка. На узеньком мостике с обломанными перилами стояла одноконная бричка. Возле лошади возился пожилой мужчина. Когда мы подъехали, он оглянулся и, не ответив на приветствие Бороды, продолжал что-то прилаживать. - Проезжайте, добродию, - вежливо попросил Борода. - Подождешь, не великий пан! - огрызнулся дядько. Борода соскочил с тачанки и направился к нему, но едва он ступил на мостик, Аркадьев взвизгнул: - Берегись - чекисты! Мужчина бросился к бричке и закричал: - Федя, Федя, сюда! Из кустов выскочил долговязый парень. Что произошло в следующие секунды, я не видел: мужчину и Бороду заслонила от меня лошадь. Я услыхал выстрел и голос Бороды: - Отойди в сторону и держи руки вверх! Потом я увидал долговязого парня, который бежал от брички к кустам. - Вернись! - крикнул Борода и снова выстрелил. Парень остановился как вкопанный, затем повернул назад и с поднятыми руками стал медленно подходить к Бороде. - Становитесь рядом! Кто такие? Почему не съехали с моста? - гремел мой начальник. - Та мы незаможние селяне, - залепетал дядька. Ездили с сыном на мельницу. - А где зерно или мука? Не вижу что-то! - сказал Борода. В правой руке он держал кольт, а левой стал рыться в бричке и вытащил из-под сиденья обрез. Потом он нащупал в соломе еще один обрез и ручную гранату. обрезы полетели в речку, а гранату Борода положил в карман. - Эх, вы, му-ко-мо-лы! Что мне с вами делать? - Да отпустите нас, товарищ, - затянули в два голоса задержанные. - Ладно, отпущу, но лошадь реквизирую, чтоб неповадно было разъезжать с оружием. Понятно? - Как же не понять! Незаможнего селянина только бьют да плакать не дают. - Ну, ну, заныл, бандитская кость. Я еще до тебя доберусь, выясню, какой ты незаможный! - пообещал Борода. Молодой увел с моста бричку, выпряг лошадь и, когда она была привязана к спинке нашей тачанки, мы тронулись. Через некоторое время Борода передал мне вожжи и пересел к Аркадьеву. - Как прикажете понимать ваше офицерское честное слово, гражданин Аркадьев? Молчите? Теперь уж мы услышим ваш голос только в Чека. За моей спиной послышались возня и брань. Потом ругань Аркадьева сменилась глухим мычанием. Оглянувшись, я увидал его налитые кровью и злобой глаза. Неподалеку от деревни Борода перерезал ножом уздечку нашей "трофейной" лошади, и она, обогнав тачанку, галопом понеслась вперед. - Вот чертова кобыла! - выругался Борода. - Если те "незаможники" здешние, то как бы нам не нарваться! - Он пересел на козлы. - Ты, Саня, не зевай! Чуть что - бей из карабина! Да надень арестованному капюшон. На хорошей рыси мы въехали в деревню. По длинной улице, которой, казалось, не будет конца, мальчишки с криками ловили наш "трофей". Из-за плетней, из окон выглядывали селяне… У самой околицы путь нам преградило стадо коров. Коровы затерли тачанку со всех сторон. Возле нас оказались две тетки. Одна из них, прижатая к тачанке, встала на подножку и очутилась лицом к лицу с Аркадьевым. - О, лышечко! - испуганно закричала она и бросилась в самую гущу стада. Люди добрые, спасите! Вторая, не понимая, что напугало первую, тоже стала кричать. Щелкая кнутом, к нам поспешил пастух. Он схватил сибирок за уздечки и потащил в сторону. - А ну, брось! - строго прикрикнул Борода. - Занимайся своим делом! Пастух, однако, продолжал тащить лошадей и громко кричал. На его и бабьи крики к нам со всех сторон бежал народ. Между тем, почти все стадо уже прошло. Борода несколько раз хлестнул сибирок, но они не в состоянии были сбросить пастуха, повисшего на оглобле, и лишь вставали на дыбы. - Стреляй над головой! - по-французски скомандовал Борода. Я выстрелил из карабина. Пастух опустил оглоблю и упал, сибирки рванулись, и тачанка, подскочив два раза левой стороной, вынеслась за околицу. Позади кричал пастух. К нему бежали несколько мужиков. Один из них держал обрез. Вспомнив наставление Бороды, я прицелился, стараясь, чтобы пуля легла около ног вооруженного дядьки, и выстрелил. Дядька бросился в сторону, к куче хвороста, и оттуда тотчас же раздались два выстрела. - Чего там у тебя? - не оборачиваясь, крикнул Борода. - Тут один дядько баловался с обрезом, - ответил я. На бешеном галопе сибирки вынесли нас в поле. Когда деревня скрылась за пригорком, Борода, лукаво улыбаясь, спросил: - Как, палка-махалка, не сдрейфил? - Нет, товарищ начальник, - бодро ответил я. - Вот только стрелять при такой тряске трудно. - И, вспомнив про пастуха, спросил: - Как вы думаете, мы его не раздавили? - Навряд ли. Тачанка легкая. Разве что кони копытом ударили… Да и то куда попали! Меня кони раз десять били - и, как видишь, живой. Уже порядком стемнело. Место было открытое, дорога просматривалась не более чем на полверсты. Борода остановил тачанку, слез, поправил что-то в сбруе и стал прислушиваться. - Вроде, позади скачут, - сказал он. - Ты ничего не слышишь? Как я ни напрягал слух, ничего, кроме пофыркивания наших лошадей и дальнего крика какой-то ночной птицы, не слышал. Кирилл Митрофанович присел на корточки, снова прислушался и уверенно подтвердил: - Да, палка-махалка, три или четыре коня скачут. - Он сел на облучок, разобрал вожжи и подхлестнул сибирок. Галопом мы миновали небольшое спящее село. - Хутор Посуньки, - определил Борода. - Сейчас будет лес, а от него до города восемнадцать верст. Только бы избавиться от попутчиков! Но позади уже отчетливо слышались крики и конский топот. Можно было разобрать отдельные слова. - Не уйти нам, Саня, - сказал Борода, - кони у них посвежее наших. Придется принимать бой. - Я готов, Кирилл Митрофанович! Борода перевел сибирок на шаг. Мы проехали с полсотни шагов, когда совсем рядом, из темноты, раздался злорадный голос: - Поймались, комиссары! - Не подъезжай близко! - тотчас же крикнул Борода. - Буду стрелять! - А, боишься, собака! - заорали бандиты. - Слазь с брички! - На нас посыпались угрозы и отборная брань. - Не зевай, Саня, управимся! - ободрил Борода. - Их человек пять-шесть. Справа и слева у дороги зачернели кусты. Мы въехали в лес. Борода передал мне вожжи, велел отъехать шагов на сто и подождать его, а сам спрыгнул с тачанки и мгновенно исчез среди деревьев. Я стегнул сибирок, и тотчас же над моей головой засвистели пули. В ответ прозвучали выстрелы из кольта и оглушительно разорвалась граната. Я стал ждать Кирилла. Тревога моя росла с каждой секундой. Я напряженно вглядывался в темноту, стараясь определить, где находится Борода, но ничего не видел. И кольт его почему-то молчал. Зато бандиты стреляли беспрерывно. Вдруг совсем близко хлопнул выстрел, и я увидел бегущего человека. Он тяжело дышал. - Саня, это я! Гони! - Подбежав, Борода вскочил на тачанку. - А ты, палка-махалка, отъехал не на сто, а на все триста шагов. Еле добежал! задыхаясь говорил Борода. - Давай мне вожжи и следи за дорогой да постреливай, отпугивай их. Тачанка вынеслась на открытую местность, и в это время, как назло, из-за леса показалась луна. Теперь мы стали отличной мишенью, и бандиты немедленно воспользовались этим: со стороны опушки часто-часто застучали выстрелы. По вспышкам я определил, что стреляют человек пять. Между тем сибирки начали выдыхаться: уже ни свистом, ни кнутом их нельзя было перевести на галоп. - Эх, нам бы еще версты две, - сокрушался Кирилл, - есть там лесок подходящий, я бы их еще попридержал! Пули засвистели еще чаще и пронзительнее, что-то ударило по кузову тачанки, правая сибирка захрипела и стала падать. Борода соскочил на землю и бросился к ней, а мне закричал; - Чего спишь? Бей по дороге! Я стал стрелять, целясь по вспышкам. Борода тем временем обрезал постромки и гужи. Лошадь упала, забилась на земле и затихла. Борода вздохнул: - Жаль коняку. Авось на одной дотянем до леса. Но эта одна везти не хотела, пугливо ржала, пыталась встать на дыбы. Тогда Борода повел ее под уздцы, а я, перебегая с места на место и отстреливаясь, следовал за ним. Таким образом мы продвигались до тех пор, пока лошадь не успокоилась. Наконец впереди затемнел лес. У самой опушки Борода приказал: - Дальше поедешь сам, а я постараюсь их задержать. Оставь мне карабин и патроны. А рассчитаться с Аркадьевым тебе хватит пистолета. - Кирилл Митрофанович, как же вы один… Уж если погибать… - Выдумал, погибать! Мы еще на твоей свадьбе погуляем! "Борода шутит - значит, не так уж скверны дела", - подумал я. Позади перестали стрелять, а на дороге замаячили три всадника и подвода. - Попробуй, Саня, напоследок, - сказал Борода. - Может, свалишь одного, все мне легче будет! Я долго ловил на мушку расплывающиеся на дороге силуэты. Выстрел. Застучав по дороге, подвода понеслась в нашу сторону, но неожиданно свернула в поле, и в наступившей тишине до нас донеслись громкие стоны и брань. - Наверно, возницу зацепил, - сказал Борода и подсадил меня на тачанку. Ну, друг, поезжай! Как доберешься, - сразу к Яну. Доложи обстановку. Только приказ помни, палка-махалка. Если что… - Он легонько сжал мое плечо и очень тихо, словно стесняясь, что его услышит Аркадьев, добавил: Ты уж прости меня, Александр, что втравил тебя в это дело. Что ж поделаешь, если работа у нас такая. Бывает и хуже. Я не находил слов, чтобы ответить, - таким тяжелым и неожиданным было для меня расставанье с Кириллом и такой страшной виделась дорога: один, без друга, а рядом - враг. Чуткий Борода словно угадал мои мысли и подбодрил: - Не дрейфь, палка-махалка, все обойдется. Езжай прямо, нигде не сворачивай. Я отъехал несколько метров и услыхал голос Кирилла: - Так держать!
14
Сколько времени я добирался до города и что перечувствовал, рассказать трудно. Позади мычал Аркадьев. Впереди был темный неизвестный лес… Я осуждал себя за то, что оставил Кирилла одного, хотя и понимал, что выполнял его приказ. Стрельба за моей спиной то учащалась, то затихала. Изредка хлопали гранаты, и при каждом взрыве мне хотелось повернуть назад, но вспоминал приказ: "Доставить или…" - и я нахлестывал обессиленную сибирку. Она все чаще останавливалась, тяжело поводя взмыленными боками. Тогда я сходил с тачанки и несколько десятков шагов тащил лошадь под уздцы. Стараясь, чтобы меня не слыхал Аркадьев, я тихо плакал от своего бессилия помочь Кириллу. Наконец колеса тачанки застучали по булыжной мостовой. Я узнал район: сейчас будет городская свалка, бесконечный забор лесного склада, железнодорожный переезд и наши мастерские. Неожиданно впереди выросла темная фигура с винтовкой. - Стой! Кто едет? - Это я, Саня! - Какой еще, к черту, Саня? Пропуск! - Голос был чужой, и я с ужасом подумал: "Неужели тут, у переезда, бандиты?" - Слезай, топай ко мне! - настаивал вооруженный и недвусмысленно щелкнул затвором. Чтобы выгадать время, я сердито закричал: - Не могу я слезть, конь понесет! Зови начальника. Браунинг я держал наготове, прижав к груди, чтобы караульный не видел его. - Я тебе позову, черта твоей бабке… Слазь с брички! "Явно бандит! Наш сразу бы вызвал разводящего", - решил я и крепко стиснул пистолет. Но в это время из темноты послышался чей-то начальственный голос: - Что там у тебя, Костенко? - Тут, товарищ Панов, какой-то приехал на тачанке одноконь! Обе фамилии я услыхал впервые, но обращение "товарищ" меня немного успокоило. Возможно, в мое отсутствие сменили караульную команду. - Я работаю здесь, в мастерских, - прокричал я, - везу в Чека бандита! Мне нужно срочно к телефону! К тачанке приблизился часовой и, заметив в моей руке браунинг" отскочил в сторону, закричал: - Кидай оружию, бандитская рожа! Ко мне подошел другой человек с наганом в руке. Я отдал ему браунинг. Увидав связанного Аркадьева и нашу растерзанную упряжку, он оборвал часового: - Погодь, помолчи, Костенко! Парень, вроде, дело говорит. - Товарищ Панов, - взмолился я, - давайте скорее, ведь в лесу товарищ от банды отбивается! Панов сел в тачанку, и мы подъехали к мастерским. Не дожидаясь, пока откроют ворота, я кинулся в калитку. - Стой! Стой! Куда?! - всполошился Панов. Я вбежал в кабинет Лукича. Здесь было темно. На ощупь я отыскал телефон. Вслед за мной, грохая сапогами и что-то зло крича, бежал Панов. Неожиданно щелкнул выключатель, и я увидел Лукича. - Ты откуда взялся, хомяк? - Потом, потом! - отмахнулся я. Ошарашенный моим знакомством с Лукичом, Панов замер, а я стал звонить. Меня соединили с Чека, и дежурный чекист тотчас переключил телефон на кабинет Лембера. - Здравствуйте, Ян Вольдемарович! - обрадованно заорал я в трубку, - Это я, Саша! - Откуда вы звоните? Где Кирилл? Что с ним? - взволнованно спрашивал Лембер. Я стал докладывать, но Ян Вольдемарович, не дослушав, тревожно спросил: - Кира жив? Сейчас приеду, тогда расскажете подробно. Когда я закончил разговор, смущенный Панов протянул мне браунинг. - Возьми! Мы ведь не знали, кто ты, - сказал он миролюбиво.
* * *
Во дворе вокруг тачанки толпились красноармейцы. Аркадьев сидел с закрытыми глазами, привалясь к спинке тачанки. - Развяжите его! - распорядился я. Аркадьева сняли с тачанки. Устоять на ногах он не смог и, как куль, повалился на землю. - Отойдите, ребята, человек в обмороке, - сказал Панов. Кто-то принес ковшик воды и вылил на генеральскую голову. Аркадьев встрепенулся, сел и, оглядывая всех выпученными, невидящими глазами, попросил пить. Пил долго. Потом заметил меня и насмешливо сказал: - На этот раз ваша взяла, господин самозванный Сараф. Зато вашему Бороде будет каюк! Каюк, каюк, - злобно повторил он. - Там такие хлопцы, что сам черт от них не уйдет! - А Борода уйдет, - возразил я, хотя у самого на душе кошки скребли. На двух машинах приехали чекисты. Лембер быстро подошел ко мне и, не интересуясь подробностями захвата Аркадьева, спросил; - Где остался Бардин? Я доложил. - Слыхали? Место найдете? - спросил Лембер коменданта губчека Бурова. - Найдем. Киру выручим! - пробасил Буров и двинулся со двора, на ходу выкликая фамилии тех, кому с ним ехать. - Ну, а теперь, Саша, показывайте ваш трофей, - обратился ко мне Лембер. Мы подошли к бричке. Кто-то из красноармейцев зашептал: - Предчека, предчека.
Аркадьев встал и, держась за тачанку, напыщенным голосом представился: - Генерал-майор российской армии Аркадьев! - Российской армии? - удивленно повторил Ян Вольдемарович и усмехнулся. А разве есть такая? - И, не ожидая ответа, пообещал: - Насчет армии мы с вами поговорим, только не о российской, а об вашей, бандитской. Потом Лембер распорядился вызвать охрану и отвезти бандита в Чека. Он отвел меня в сторону и стал расспрашивать, как проходила операция. Поинтересовался, было ли мне страшно. - До ужаса было страшно, Ян Вольдемарович, - без стеснения признался я. За каждым кустом бандит мерещился. Будто притаился и ждет. Да еще Аркадьев за спиной… Лембер улыбнулся. - Верю, одному всегда нелегко. - Вот я и думаю… не надо было оставлять Кирилла Митрофановича одного. Ян Вольдемарович внимательно посмотрел на меня. Лицо его стало серьезным. - Феликс Эдмундович Дзержинский говорил, что у чекиста должны быть горячее сердце и холодная голова. Вы, Саша, поступили правильно, совершенно правильно. Приказ старшего - закон. Иначе вряд ли удалось бы доставить Аркадьева живым. А он нужен нам, и только живой. А за Кирилла я тоже волнуюсь. Однако верю, убежден, что все обойдется. Взять его ночью в лесу - это задача не для десятка бандитов. Лембер ушел звонить по телефону, а я вернулся к тачанке. Красноармейцы распрягли заморенную сибирку и соломой протирали ее опавшие бока. Аркадьев сидел на земле, курил и что-то односложно отвечал чекистам. Я достал из сундука сверток с моим костюмом, саквояж с ценностями, мешок с остатками продуктов, отнес все в комнатку Лукича и разложил на столе. Саквояж был пробит пулей, она застряла в пачке денег. В моей кубанке зияли две дыры. - Что за имущество? - взглянув на стол, спросил Ян Вольдемарович. - Ценности, отобранные у Аркадьева. Вот акт. В нем все указано. А это костюм и кубанка - Аркадьев подарил. В акте это тоже отмечено. Сапоги на мне, но я их сдам, когда получу свои. - Постойте, постойте, а где же ваши? - В Екатеринославе, в Чека. Обещали прислать. Лукич с любопытством поглядывал на нас, но в разговор не вмешивался. - Надевайте, Саша, свои подарки, - разрешил Ян Вольдемарович. - Потом разберемся, что с ними делать. В ваших лохмотьях нигде не покажешься. Продукты оставьте себе. Вернется Кирилл, устроите званый обед. А переночевать можете в моем кабинете. Вскоре Лемберу доложили, что прибыл конвой. Аркадьева увели. Потом подъехал фаэтон за Лембером. Ян Вольдемарович вышел, а я бросился к Лукичу: хотелось побыть с ним. Сколько мы не виделись? Немногим более недели. Но как я соскучился по нему за это время!.. Побеседовать нам, однако, не пришлось. С улицы раздался голос Лембера: "Саша, ехать пора!" Я оставил Лукичу круг колбасы, каравай белого хлеба и простился.
Мы проскакали версты три. Потом Борода стал сдерживать коней и, переведя их на шаг, заговорил: - Люблю быструю езду, только без стрельбы. Вот, Саня, как Катериновка незваных гостей принимает! - Хорошо еще, что заставы на выезде не было, да и стрелок не аховский! сказал я. - Такой же, как из тебя водонос. И не напились, и казенное имущество загубили, и гражданина Аркадьева не напоили. Придется где-то поискать воды. - Думайте лучше о себе, - заговорил молчавший все время Аркадьев. Неужели вы надеетесь, что вам везде удастся проехать безнаказанно? - Посмотрим! - нахмурился Борода. - Только вы на благополучный для себя исход не рассчитывайте. - И обратился ко мне официально, на вы: - Товарищ младший сотрудник, если меня убьют, а вы не сможете пробиться… - Он помолчал и, отчетливо выговаривая каждое слово, закончил: - Задержанного бандита Аркадьева приказываю расстрелять! Если пробьетесь, сдадите его и ценности товарищу Лемберу и доложите все, что знаете и видели. Понятно? - Понятно, товарищ Борода! Аркадьев привстал и удивленно вскрикнул: - Как! Вы… вы… и есть тот самый Борода?.. Не ответив и даже не взглянув на генерала, Кирилл Митрофанович приказал: - Повторите приказ, товарищ младший сотрудник! До этой минуты я не совсем понимал всю серьезность и опасность нашей операции, и если иногда у меня и появлялись опасения или сомнения, то своим спокойствием, уверенностью в удаче либо шутками Кирилл Митрофанович тотчас рассеивал их. Да и захват Аркадьева прошел настолько легко, что казался игрой. Сейчас же я не узнал Бороду. Голос его был сух, а приказ необычен и суров. Внутренне содрогаясь, я стал повторять приказ: - Если… если с вами что-либо произойдет, - я не мог выговорить страшное слово - убьют, - доставить и сдать бандита Аркадьева в Губчека, лично товарищу Лемберу, а если не смогу пробиться… - Голос мой задрожал. - Ну, ну! - подбодрил Борода. - Задержанного бандита расстрелять! - наконец выдохнул я. Аркадьев пытался улыбнуться, но губы его кривились и дрожали. - Поздравляю вас, господин Борода! Вы себе достойную смену выращиваете: этот гаденыш убьет и не моргнет глазом! - А зачем же ему моргать? Моргнет и промажет. Правильно, палка-махалка? Борода снова шутил, он был совершенно спокоен. Дорога, обогнув рощицу, выбежала на открытую местность. Далеко на горизонте виднелись белые домики под соломенными крышами, медленно проворачивались крылья ветряной мельницы. Вскоре дорогу пересекла речушка. На узеньком мостике с обломанными перилами стояла одноконная бричка. Возле лошади возился пожилой мужчина. Когда мы подъехали, он оглянулся и, не ответив на приветствие Бороды, продолжал что-то прилаживать. - Проезжайте, добродию, - вежливо попросил Борода. - Подождешь, не великий пан! - огрызнулся дядько. Борода соскочил с тачанки и направился к нему, но едва он ступил на мостик, Аркадьев взвизгнул: - Берегись - чекисты! Мужчина бросился к бричке и закричал: - Федя, Федя, сюда! Из кустов выскочил долговязый парень. Что произошло в следующие секунды, я не видел: мужчину и Бороду заслонила от меня лошадь. Я услыхал выстрел и голос Бороды: - Отойди в сторону и держи руки вверх! Потом я увидал долговязого парня, который бежал от брички к кустам. - Вернись! - крикнул Борода и снова выстрелил. Парень остановился как вкопанный, затем повернул назад и с поднятыми руками стал медленно подходить к Бороде. - Становитесь рядом! Кто такие? Почему не съехали с моста? - гремел мой начальник. - Та мы незаможние селяне, - залепетал дядька. Ездили с сыном на мельницу. - А где зерно или мука? Не вижу что-то! - сказал Борода. В правой руке он держал кольт, а левой стал рыться в бричке и вытащил из-под сиденья обрез. Потом он нащупал в соломе еще один обрез и ручную гранату. обрезы полетели в речку, а гранату Борода положил в карман. - Эх, вы, му-ко-мо-лы! Что мне с вами делать? - Да отпустите нас, товарищ, - затянули в два голоса задержанные. - Ладно, отпущу, но лошадь реквизирую, чтоб неповадно было разъезжать с оружием. Понятно? - Как же не понять! Незаможнего селянина только бьют да плакать не дают. - Ну, ну, заныл, бандитская кость. Я еще до тебя доберусь, выясню, какой ты незаможный! - пообещал Борода. Молодой увел с моста бричку, выпряг лошадь и, когда она была привязана к спинке нашей тачанки, мы тронулись. Через некоторое время Борода передал мне вожжи и пересел к Аркадьеву. - Как прикажете понимать ваше офицерское честное слово, гражданин Аркадьев? Молчите? Теперь уж мы услышим ваш голос только в Чека. За моей спиной послышались возня и брань. Потом ругань Аркадьева сменилась глухим мычанием. Оглянувшись, я увидал его налитые кровью и злобой глаза. Неподалеку от деревни Борода перерезал ножом уздечку нашей "трофейной" лошади, и она, обогнав тачанку, галопом понеслась вперед. - Вот чертова кобыла! - выругался Борода. - Если те "незаможники" здешние, то как бы нам не нарваться! - Он пересел на козлы. - Ты, Саня, не зевай! Чуть что - бей из карабина! Да надень арестованному капюшон. На хорошей рыси мы въехали в деревню. По длинной улице, которой, казалось, не будет конца, мальчишки с криками ловили наш "трофей". Из-за плетней, из окон выглядывали селяне… У самой околицы путь нам преградило стадо коров. Коровы затерли тачанку со всех сторон. Возле нас оказались две тетки. Одна из них, прижатая к тачанке, встала на подножку и очутилась лицом к лицу с Аркадьевым. - О, лышечко! - испуганно закричала она и бросилась в самую гущу стада. Люди добрые, спасите! Вторая, не понимая, что напугало первую, тоже стала кричать. Щелкая кнутом, к нам поспешил пастух. Он схватил сибирок за уздечки и потащил в сторону. - А ну, брось! - строго прикрикнул Борода. - Занимайся своим делом! Пастух, однако, продолжал тащить лошадей и громко кричал. На его и бабьи крики к нам со всех сторон бежал народ. Между тем, почти все стадо уже прошло. Борода несколько раз хлестнул сибирок, но они не в состоянии были сбросить пастуха, повисшего на оглобле, и лишь вставали на дыбы. - Стреляй над головой! - по-французски скомандовал Борода. Я выстрелил из карабина. Пастух опустил оглоблю и упал, сибирки рванулись, и тачанка, подскочив два раза левой стороной, вынеслась за околицу. Позади кричал пастух. К нему бежали несколько мужиков. Один из них держал обрез. Вспомнив наставление Бороды, я прицелился, стараясь, чтобы пуля легла около ног вооруженного дядьки, и выстрелил. Дядька бросился в сторону, к куче хвороста, и оттуда тотчас же раздались два выстрела. - Чего там у тебя? - не оборачиваясь, крикнул Борода. - Тут один дядько баловался с обрезом, - ответил я. На бешеном галопе сибирки вынесли нас в поле. Когда деревня скрылась за пригорком, Борода, лукаво улыбаясь, спросил: - Как, палка-махалка, не сдрейфил? - Нет, товарищ начальник, - бодро ответил я. - Вот только стрелять при такой тряске трудно. - И, вспомнив про пастуха, спросил: - Как вы думаете, мы его не раздавили? - Навряд ли. Тачанка легкая. Разве что кони копытом ударили… Да и то куда попали! Меня кони раз десять били - и, как видишь, живой. Уже порядком стемнело. Место было открытое, дорога просматривалась не более чем на полверсты. Борода остановил тачанку, слез, поправил что-то в сбруе и стал прислушиваться. - Вроде, позади скачут, - сказал он. - Ты ничего не слышишь? Как я ни напрягал слух, ничего, кроме пофыркивания наших лошадей и дальнего крика какой-то ночной птицы, не слышал. Кирилл Митрофанович присел на корточки, снова прислушался и уверенно подтвердил: - Да, палка-махалка, три или четыре коня скачут. - Он сел на облучок, разобрал вожжи и подхлестнул сибирок. Галопом мы миновали небольшое спящее село. - Хутор Посуньки, - определил Борода. - Сейчас будет лес, а от него до города восемнадцать верст. Только бы избавиться от попутчиков! Но позади уже отчетливо слышались крики и конский топот. Можно было разобрать отдельные слова. - Не уйти нам, Саня, - сказал Борода, - кони у них посвежее наших. Придется принимать бой. - Я готов, Кирилл Митрофанович! Борода перевел сибирок на шаг. Мы проехали с полсотни шагов, когда совсем рядом, из темноты, раздался злорадный голос: - Поймались, комиссары! - Не подъезжай близко! - тотчас же крикнул Борода. - Буду стрелять! - А, боишься, собака! - заорали бандиты. - Слазь с брички! - На нас посыпались угрозы и отборная брань. - Не зевай, Саня, управимся! - ободрил Борода. - Их человек пять-шесть. Справа и слева у дороги зачернели кусты. Мы въехали в лес. Борода передал мне вожжи, велел отъехать шагов на сто и подождать его, а сам спрыгнул с тачанки и мгновенно исчез среди деревьев. Я стегнул сибирок, и тотчас же над моей головой засвистели пули. В ответ прозвучали выстрелы из кольта и оглушительно разорвалась граната. Я стал ждать Кирилла. Тревога моя росла с каждой секундой. Я напряженно вглядывался в темноту, стараясь определить, где находится Борода, но ничего не видел. И кольт его почему-то молчал. Зато бандиты стреляли беспрерывно. Вдруг совсем близко хлопнул выстрел, и я увидел бегущего человека. Он тяжело дышал. - Саня, это я! Гони! - Подбежав, Борода вскочил на тачанку. - А ты, палка-махалка, отъехал не на сто, а на все триста шагов. Еле добежал! задыхаясь говорил Борода. - Давай мне вожжи и следи за дорогой да постреливай, отпугивай их. Тачанка вынеслась на открытую местность, и в это время, как назло, из-за леса показалась луна. Теперь мы стали отличной мишенью, и бандиты немедленно воспользовались этим: со стороны опушки часто-часто застучали выстрелы. По вспышкам я определил, что стреляют человек пять. Между тем сибирки начали выдыхаться: уже ни свистом, ни кнутом их нельзя было перевести на галоп. - Эх, нам бы еще версты две, - сокрушался Кирилл, - есть там лесок подходящий, я бы их еще попридержал! Пули засвистели еще чаще и пронзительнее, что-то ударило по кузову тачанки, правая сибирка захрипела и стала падать. Борода соскочил на землю и бросился к ней, а мне закричал; - Чего спишь? Бей по дороге! Я стал стрелять, целясь по вспышкам. Борода тем временем обрезал постромки и гужи. Лошадь упала, забилась на земле и затихла. Борода вздохнул: - Жаль коняку. Авось на одной дотянем до леса. Но эта одна везти не хотела, пугливо ржала, пыталась встать на дыбы. Тогда Борода повел ее под уздцы, а я, перебегая с места на место и отстреливаясь, следовал за ним. Таким образом мы продвигались до тех пор, пока лошадь не успокоилась. Наконец впереди затемнел лес. У самой опушки Борода приказал: - Дальше поедешь сам, а я постараюсь их задержать. Оставь мне карабин и патроны. А рассчитаться с Аркадьевым тебе хватит пистолета. - Кирилл Митрофанович, как же вы один… Уж если погибать… - Выдумал, погибать! Мы еще на твоей свадьбе погуляем! "Борода шутит - значит, не так уж скверны дела", - подумал я. Позади перестали стрелять, а на дороге замаячили три всадника и подвода. - Попробуй, Саня, напоследок, - сказал Борода. - Может, свалишь одного, все мне легче будет! Я долго ловил на мушку расплывающиеся на дороге силуэты. Выстрел. Застучав по дороге, подвода понеслась в нашу сторону, но неожиданно свернула в поле, и в наступившей тишине до нас донеслись громкие стоны и брань. - Наверно, возницу зацепил, - сказал Борода и подсадил меня на тачанку. Ну, друг, поезжай! Как доберешься, - сразу к Яну. Доложи обстановку. Только приказ помни, палка-махалка. Если что… - Он легонько сжал мое плечо и очень тихо, словно стесняясь, что его услышит Аркадьев, добавил: Ты уж прости меня, Александр, что втравил тебя в это дело. Что ж поделаешь, если работа у нас такая. Бывает и хуже. Я не находил слов, чтобы ответить, - таким тяжелым и неожиданным было для меня расставанье с Кириллом и такой страшной виделась дорога: один, без друга, а рядом - враг. Чуткий Борода словно угадал мои мысли и подбодрил: - Не дрейфь, палка-махалка, все обойдется. Езжай прямо, нигде не сворачивай. Я отъехал несколько метров и услыхал голос Кирилла: - Так держать!
14
Сколько времени я добирался до города и что перечувствовал, рассказать трудно. Позади мычал Аркадьев. Впереди был темный неизвестный лес… Я осуждал себя за то, что оставил Кирилла одного, хотя и понимал, что выполнял его приказ. Стрельба за моей спиной то учащалась, то затихала. Изредка хлопали гранаты, и при каждом взрыве мне хотелось повернуть назад, но вспоминал приказ: "Доставить или…" - и я нахлестывал обессиленную сибирку. Она все чаще останавливалась, тяжело поводя взмыленными боками. Тогда я сходил с тачанки и несколько десятков шагов тащил лошадь под уздцы. Стараясь, чтобы меня не слыхал Аркадьев, я тихо плакал от своего бессилия помочь Кириллу. Наконец колеса тачанки застучали по булыжной мостовой. Я узнал район: сейчас будет городская свалка, бесконечный забор лесного склада, железнодорожный переезд и наши мастерские. Неожиданно впереди выросла темная фигура с винтовкой. - Стой! Кто едет? - Это я, Саня! - Какой еще, к черту, Саня? Пропуск! - Голос был чужой, и я с ужасом подумал: "Неужели тут, у переезда, бандиты?" - Слезай, топай ко мне! - настаивал вооруженный и недвусмысленно щелкнул затвором. Чтобы выгадать время, я сердито закричал: - Не могу я слезть, конь понесет! Зови начальника. Браунинг я держал наготове, прижав к груди, чтобы караульный не видел его. - Я тебе позову, черта твоей бабке… Слазь с брички! "Явно бандит! Наш сразу бы вызвал разводящего", - решил я и крепко стиснул пистолет. Но в это время из темноты послышался чей-то начальственный голос: - Что там у тебя, Костенко? - Тут, товарищ Панов, какой-то приехал на тачанке одноконь! Обе фамилии я услыхал впервые, но обращение "товарищ" меня немного успокоило. Возможно, в мое отсутствие сменили караульную команду. - Я работаю здесь, в мастерских, - прокричал я, - везу в Чека бандита! Мне нужно срочно к телефону! К тачанке приблизился часовой и, заметив в моей руке браунинг" отскочил в сторону, закричал: - Кидай оружию, бандитская рожа! Ко мне подошел другой человек с наганом в руке. Я отдал ему браунинг. Увидав связанного Аркадьева и нашу растерзанную упряжку, он оборвал часового: - Погодь, помолчи, Костенко! Парень, вроде, дело говорит. - Товарищ Панов, - взмолился я, - давайте скорее, ведь в лесу товарищ от банды отбивается! Панов сел в тачанку, и мы подъехали к мастерским. Не дожидаясь, пока откроют ворота, я кинулся в калитку. - Стой! Стой! Куда?! - всполошился Панов. Я вбежал в кабинет Лукича. Здесь было темно. На ощупь я отыскал телефон. Вслед за мной, грохая сапогами и что-то зло крича, бежал Панов. Неожиданно щелкнул выключатель, и я увидел Лукича. - Ты откуда взялся, хомяк? - Потом, потом! - отмахнулся я. Ошарашенный моим знакомством с Лукичом, Панов замер, а я стал звонить. Меня соединили с Чека, и дежурный чекист тотчас переключил телефон на кабинет Лембера. - Здравствуйте, Ян Вольдемарович! - обрадованно заорал я в трубку, - Это я, Саша! - Откуда вы звоните? Где Кирилл? Что с ним? - взволнованно спрашивал Лембер. Я стал докладывать, но Ян Вольдемарович, не дослушав, тревожно спросил: - Кира жив? Сейчас приеду, тогда расскажете подробно. Когда я закончил разговор, смущенный Панов протянул мне браунинг. - Возьми! Мы ведь не знали, кто ты, - сказал он миролюбиво.
* * *
Во дворе вокруг тачанки толпились красноармейцы. Аркадьев сидел с закрытыми глазами, привалясь к спинке тачанки. - Развяжите его! - распорядился я. Аркадьева сняли с тачанки. Устоять на ногах он не смог и, как куль, повалился на землю. - Отойдите, ребята, человек в обмороке, - сказал Панов. Кто-то принес ковшик воды и вылил на генеральскую голову. Аркадьев встрепенулся, сел и, оглядывая всех выпученными, невидящими глазами, попросил пить. Пил долго. Потом заметил меня и насмешливо сказал: - На этот раз ваша взяла, господин самозванный Сараф. Зато вашему Бороде будет каюк! Каюк, каюк, - злобно повторил он. - Там такие хлопцы, что сам черт от них не уйдет! - А Борода уйдет, - возразил я, хотя у самого на душе кошки скребли. На двух машинах приехали чекисты. Лембер быстро подошел ко мне и, не интересуясь подробностями захвата Аркадьева, спросил; - Где остался Бардин? Я доложил. - Слыхали? Место найдете? - спросил Лембер коменданта губчека Бурова. - Найдем. Киру выручим! - пробасил Буров и двинулся со двора, на ходу выкликая фамилии тех, кому с ним ехать. - Ну, а теперь, Саша, показывайте ваш трофей, - обратился ко мне Лембер. Мы подошли к бричке. Кто-то из красноармейцев зашептал: - Предчека, предчека.
Аркадьев встал и, держась за тачанку, напыщенным голосом представился: - Генерал-майор российской армии Аркадьев! - Российской армии? - удивленно повторил Ян Вольдемарович и усмехнулся. А разве есть такая? - И, не ожидая ответа, пообещал: - Насчет армии мы с вами поговорим, только не о российской, а об вашей, бандитской. Потом Лембер распорядился вызвать охрану и отвезти бандита в Чека. Он отвел меня в сторону и стал расспрашивать, как проходила операция. Поинтересовался, было ли мне страшно. - До ужаса было страшно, Ян Вольдемарович, - без стеснения признался я. За каждым кустом бандит мерещился. Будто притаился и ждет. Да еще Аркадьев за спиной… Лембер улыбнулся. - Верю, одному всегда нелегко. - Вот я и думаю… не надо было оставлять Кирилла Митрофановича одного. Ян Вольдемарович внимательно посмотрел на меня. Лицо его стало серьезным. - Феликс Эдмундович Дзержинский говорил, что у чекиста должны быть горячее сердце и холодная голова. Вы, Саша, поступили правильно, совершенно правильно. Приказ старшего - закон. Иначе вряд ли удалось бы доставить Аркадьева живым. А он нужен нам, и только живой. А за Кирилла я тоже волнуюсь. Однако верю, убежден, что все обойдется. Взять его ночью в лесу - это задача не для десятка бандитов. Лембер ушел звонить по телефону, а я вернулся к тачанке. Красноармейцы распрягли заморенную сибирку и соломой протирали ее опавшие бока. Аркадьев сидел на земле, курил и что-то односложно отвечал чекистам. Я достал из сундука сверток с моим костюмом, саквояж с ценностями, мешок с остатками продуктов, отнес все в комнатку Лукича и разложил на столе. Саквояж был пробит пулей, она застряла в пачке денег. В моей кубанке зияли две дыры. - Что за имущество? - взглянув на стол, спросил Ян Вольдемарович. - Ценности, отобранные у Аркадьева. Вот акт. В нем все указано. А это костюм и кубанка - Аркадьев подарил. В акте это тоже отмечено. Сапоги на мне, но я их сдам, когда получу свои. - Постойте, постойте, а где же ваши? - В Екатеринославе, в Чека. Обещали прислать. Лукич с любопытством поглядывал на нас, но в разговор не вмешивался. - Надевайте, Саша, свои подарки, - разрешил Ян Вольдемарович. - Потом разберемся, что с ними делать. В ваших лохмотьях нигде не покажешься. Продукты оставьте себе. Вернется Кирилл, устроите званый обед. А переночевать можете в моем кабинете. Вскоре Лемберу доложили, что прибыл конвой. Аркадьева увели. Потом подъехал фаэтон за Лембером. Ян Вольдемарович вышел, а я бросился к Лукичу: хотелось побыть с ним. Сколько мы не виделись? Немногим более недели. Но как я соскучился по нему за это время!.. Побеседовать нам, однако, не пришлось. С улицы раздался голос Лембера: "Саша, ехать пора!" Я оставил Лукичу круг колбасы, каравай белого хлеба и простился.