Страница:
— Тоже нет.
— Так я и поверю, что вы разбогатели только на законных операциях!
— Это уж ваше личное дело!.. Надеюсь, вы понимаете, что нам с вами больше не о чем разговаривать?
— Как не понимать, конечно, понимаю! Разве можно жить на этом свете без протекции? Вы просто не доверяете мне. — Посетитель горестно вздохнул и вышел из кабинета, даже не попрощавшись. Василий был озадачен: кто он — подосланный шпик или неудачник, один из тех, кто всю жизнь охотится за легким заработком и никогда ничего не добивается?
Вслед за изобретателем крема в кабинет Василия вошел скромно одетый человек средних лет.
— Мсье, я прибегаю к вашей помощи, надеюсь на вашу гуманность и человеколюбие! — бойко начал он. — Я — один из тех, кто имеет несчастье быть занесенным в черный список за свои политические убеждения, а у меня жена, дети… Прошу вас, дайте мне работу, какую угодно, но работу!
— А почему вы решили обратиться именно ко мне? — спросил Василий, не веря ни единому слову посетителя.
— По слухам, вы человек широких взглядов. Может быть, для вас не будет иметь значения то обстоятельство, что я занесен в черный список…
— Ваши сведения обо мне совершенно ошибочны, — перебил Василий. — Я прежде всего коммерсант. Политикой никогда не интересовался и, надеюсь, не буду интересоваться и впредь. Если вы действительно очутились в отчаянном положении, могу предложить вам десять франков.
— Мсье, вы напрасно боитесь меня!
Василий, не отвечая, нажал кнопку звонка и, когда вошла секретарша, сказал:
— Проводите, пожалуйста, этого господина. Если он пожелает, скажите кассиру, чтобы тот выдал ему десять франков!
Человек ушел, осторожно ступая по ковру, словно под его ногами было заминированное поле. А на душе у Василия остался скверный осадок: кому понадобилось подсылать к нему провокаторов?..
Наконец приехал курьер, и Василий получил от «отца» долгожданный ответ на свое письмо. Как и нужно было ожидать, «отец» высоко оценил то, что Василий имеет возможность поехать в Германию не просто бизнесменом, а представителем американской нефтяной компании. «Ты даже представить себе не можешь, как это здорово и какие перспективы откроет перед тобой это представительство для работы в фашистской Германии», — писал он. Он не торопил Василия с отъездом в Берлин. «Не спеши, ликвидируй свое дело по всем правилам, чтобы не понести убытков. Перед отъездом поговори по душам и в возможных пределах откровенно с Борро и со своими друзьями по спортивному клубу — Маринье и де ла Граммоном, чтобы, в случае особой нужды, можно было на них опереться…» И опять — ни слова об отпуске или поездке домой, хотя бы на короткое время…
Ночью 30 июня 1934 года, названной современниками ночью «длинных ножей», Гитлер беспощадно расправился со своими противниками внутри фашистской партии во главе с Ремом. В эту ночь по приказу Гитлера было убито свыше тысячи излишне честолюбивых нацистов, в их числе — генерал Шлейхер. Спустя несколько дней после этих кровавых событий Гитлер, выступая по радио, цинично объяснил немцам причину «чистки» 30 июня:
»…Рем проводил свою личную политику, он хотел организовать мое убийство, и заговор был подготовлен. 1 июля в 16 часов 30 минут отряды штурмовиков должны были овладеть Берлином… Я покарал бунтовщиков. Как представитель германского народа, я имею право единолично вершить суд, приговор которого не подлежит обжалованию. Я приказал уничтожить заговорщиков, как это всегда делалось во все времена. Я отдал приказ расстреливать!..»
Всем стало ясно, что Гитлер и его ближайшее окружение не остановятся ни перед чем для достижения своих целей. Это понял и австрийский канцлер Дольфус. Он хотел было уехать из Австрии, но не успел, — 25 июля его убили.
К Василию прибежал взволнованный Сарьян и рассказал ему подробности этого очередного злодеяния нацистов.
— Четверо убийц ворвались в кабинет Дольфуса, предложили ему подать в отставку — «в целях достижения умиротворения и восстановления согласия» — и передать свои полномочия фон Ринтелену, доверенному лицу Гитлера. Убийцы пытались заставить канцлера выступить по радио — оповестить страну о принятом решении, отдать приказ войсковым частям, сосредоточенным перед зданием, разойтись. Они дали Дольфусу пять минут на размышление. Когда время истекло и канцлер по-прежнему ответил категорическим отказом, его тут же сразили пули… Дольфус, в известной мере, стал жертвой своей собственной политической игры, — сказал в заключение Сарьян. — Это по его инициативе были созданы хеймеры, вооруженные отряды реакции, и при их помощи были разгромлены все демократические партии и организации, утоплены в крови вооруженные выступления венских рабочих. Я глубоко убежден, что такая участь ожидает всех непоследовательных политиков; в наши дни нельзя бороться с фашизмом, не опираясь на демократические силы нации!
Василий замечал, как под влиянием событий, охватывающих весь мир, зрели политические убеждения Сарьяна, как он из либерального интеллигента становился настоящим антифашистом. Это стало особенно ясно накануне марсельской трагедии…
К концу 1934 года, под руководством престарелого, многоопытного министра иностранных дел Барту, внешнеполитические позиции Франции значительно укрепились. Растерянность первых дней после захвата власти в Германии Гитлером уступила место активным действиям. Восточный Локарно — детище Барту — начинает давать первые плоды, особенно после вступления СССР в Лигу наций.
Гитлер, провозглашенный недавно «фюрером» и приступивший к реорганизации немецкой армии, был явно обеспокоен успехами внешней политики Франции и пытался принимать контрмеры. Прежде всего он укрепил контакты с Италией и Испанией, в которой назревала гражданская война. Нацисты переходят к своему излюбленному приему — террору в отношении неугодных политических деятелей соседних государств. На этот раз очередная жертва — югославский король Александр, а следом — воинственный министр Франции Барту…
Однажды Сарьян вернулся к себе домой значительно позже обычного, и Василий услышал его разговор с женой.
— Жаннет, мне совершенно необходимо срочно поговорить с Кочеком по неотложному делу!
— А если они уже спят? Неужели нельзя подождать до утра?
— Я сидел в их окнах свет. Все-таки попробую…
— Дело твое!..
Сарьян, поднявшись на второй этаж, тихонько постучал к Василию.
— Вы не спите?
— Нет, нет, заходите, пожалуйста! — Василий открыл дверь.
— Извините за позднее вторжение… Мне необходимо поговорить с вами.
Василий провел журналиста к себе в кабинет.
— Вы, конечно, слышали, что по приглашению французского правительства к нам приезжает король Югославии Александр для ведения переговоров о союзе, — сказал Сарьян, устало опустившись в кресло.
— Да, читал об этом в газетах.
— Вам известно также, что король Александр — один из злейших врагов фашистской Германии и Гитлер считает, что его нужно непременно убрать, как убрали Дольфуса, чтобы ни в косм случае не допустить сближения Югославии с Францией.
— По логике вещей это похоже на правду, но в то же время Франция — не Австрия, и здесь немецкие фашисты вряд ли рискнут на такой шаг.
— Дорогой мой, неужели я стал бы тревожить вас среди ночи только на основании каких-то логических рассуждений, не имея на руках фактов?.. Сегодня к нам в редакцию поступило весьма убедительное письмо, в котором человек, не желающий назвать себя, сообщает о готовящемся покушении на короля Александра и, если удастся, одновременно на Барту. Я дежурил в редакции, и письмо попало ко мне. — Сарьян достал из кармана конверт и протянул Василию.
Пробежав письмо, Василий сказал:
— Судя по подробностям, автор письма действительно в курсе дела!..
— Вот видите! Тогда давайте подумаем вместе, как мне поступить?
— Вероятно, прежде всего нужно опубликовать письмо. Если не целиком, то хотя бы в выдержках, — сказал Василий. — Этим вы убьете сразу двух зайцев: дадите понять организаторам покушения, что их планы раскрыты, и откроете глаза полиции.
— Браво! Только напечатать нужно именно выдержки из письма, не сообщая, что оно анонимное. И конечно — запросить правительство: какие меры принимаются для охраны высокопоставленного гостя Франции, его величества короля Югославии? Взять интервью у сотрудников Сюртэ Женераль и тоже опубликовать на страницах газеты. Это произведет впечатление. Короче — нужно бить тревогу, и чем громче, тем лучше!..
— Вот именно, бить тревогу!
После ухода журналиста Василий облокотился на подоконник и долго смотрел в темноту. Ночь была тихая, звездная. Снизу доносился одуряющий запах цветущего табака. Изредка на шоссе появлялась полоса света — проносилась автомашина, и снова все погружалось в темноту.
«Неужели нацистам удастся еще одно убийство?» Василий понимал, что при сложившихся обстоятельствах исчезновение с политической арены одного из последовательных противников немецкой экспансии, искреннего друга Франции может коренным образом изменить соотношение сил на Балканах…
Через день на страницах газеты, в которой работал Сарьян, появилось сенсационное сообщение о готовившемся покушении на короля Югославии Александра. Сообщение подкреплялось цитатами из письма в редакцию осведомленного автора, не пожелавшего огласить свое имя. Газета обращалась к правительственным органам с просьбой уведомить ее о том, какие меры принимаются для охраны короля.
Сообщение прошло незамеченным: ни один орган печати не откликнулся на него, промолчало и правительство. В метро, в кафе, в гостиных, читая это сообщение, люди пожимали плечами, — ерунда, мол, очередная утка! Какому-то писаке захотелось блеснуть выдумкой. Кто, в самом деле, осмелится поднять во Франции руку на союзника и гостя страны?..
Через несколько дней, в утреннем выпуске своей газеты, Сарьян сообщил новые подробности плана покушения на короля Югославии Александра. Он писал о том, что, по имеющимся точным сведениям, покушение готовят руководители хорватских террористов Павлович и Першич, живущие в Берлине. В их дневнике, опубликованном там, говорится, что они подписали соглашение с македонскими националистами о совместных действиях.
Другая газета, «Пари-миди», опубликовала на своих страницах выдержки из дневника Павловича и Першича, в которых авторы прямо заявляли, что ставят перед собой задачу уничтожить руководителей Югославии и установить в ней власть националистов.
Правительство и полиция по-прежнему считали, что особых мер по охране короля принимать не следует…
…Ровно в два часа дня 9 октября король сходит с корабля на набережную Марселя. Его встречают министр иностранных дел Франции Барту и генерал Жорж. Они садятся в открытый автомобиль. На пути их следования нет сплошного кордона — полицейские расставлены через каждые десять метров. Ни мотоциклисты, ни кавалеристы не сопровождают автомашину, только один полковник гарцует на лошади с правой стороны. Короче говоря, нет никакой охраны, словно все сделано, чтобы облегчить террористам их черное дело…
В то время, когда машина проезжает мимо здания биржи, из толпы выскакивает человек. Лошадь полковника, то ли испугавшись его, то ли по желанию всадника, встает на дыбы. Человек беспрепятственно вскакивает на подножку автомобиля. Гремят выстрелы. Король Александр, обливаясь кровью, падает. Барту ранен в руку, генерал Жорж в живот.
Полковник, вместо того чтобы задержать преступника, тут же пристреливает его. Тело короля переносят в здание префектуры, над которым тотчас приспускают флаг — в знак того, что король умер. О раненом Барту забывают все. В течение почти трех часов никому не приходит в голову оказать помощь истекающему кровью министру, и он умирает на операционном столе больницы.
Премьер-министр Гастон Думерг созывает срочное заседание совета министров в связи с убийством короля Югославии Александра. В начале заседания раздается телефонный звонок и кто-то извещает премьера о смерти Барту.
— Не может быть! — восклицает Думерг и сообщает эту печальную новость министрам…
Некоторые министры не соглашаются считать трагедию в Марселе результатом стечения роковых обстоятельств и требуют наказания виновных. Большинство же высказывается против: когда, мол, русским белогвардейцем был убит президент Думер, никто не понес наказания, хотя оснований для этого было больше чем достаточно, — почему же сегодня нужно принимать иное решение?..
Выдвигался еще один демагогический мотив: если наказать виновных, то тем самым правительство Франции принимает на себя ответственность за убийство на своей территории югославского короля Александра, а этого допускать ни в коем случае нельзя…
Правая печать стремится обойти марсельскую трагедию молчанием, делая вид, что ничего особенного не случилось, — югославские террористы убили своего короля. К Франции и к французам эта акция не имеет никакого отношения. Но орган коммунистической партии бьет тревогу. Разбирая подробно все обстоятельства покушения, доказывает, что власти, получившие из разных источников сигналы о готовящемся террористическом акте, не приняли никаких мер для его предотвращения. Больше того — террориста застрелили на месте, вместо того чтобы задержать и дать возможность следственным органам, размотав весь клубок, выявить подлинных организаторов преступления. Но те, кто думает, что со смертью террориста все концы спрятаны, ошибаются: уши подлинных организаторов преступления торчат на поверхности. Придет время — они ответят сполна за все!..
Правительство подает в отставку.
Министром иностранных дел Франции становится Пьер Лаваль…
В эти тревожные дни Василий неожиданно получил повестку из полиции с предложением явиться в комнату № 24 к дежурному комиссару. Он тщательно перебрал в памяти все, что случилось с ним со дня высадки в Марсельском порту, обдумал каждый свой шаг и не смог вспомнить ничего, что могло бы послужить причиной вызова в полицию. Шагая по комнате городской квартиры из угла в угол, Василий еще и еще раз вспоминал малейшие подробности своей жизни, встречи с разными людьми, деловые разговоры и сердечные беседы. Он всегда был осторожен, взвешивал каждое свое слово — и вот все-таки получил приглашение в полицию… Неужели это связано с посещением того подозрительного субъекта? Или полиция пронюхала что-нибудь, связанное с получением американского паспорта? Тогда дело хуже, неприятностей не оберешься…
Правду сказать, теперь, когда он собирался уехать из Франции, вызов в полицию большого значения не имел. Самое большее, что могут с ним сделать, — предложить покинуть пределы Франции. Его беспокоило другое: по-видимому, он допустил какую-то ошибку. А это уже провал — брак в работе…
В таких рассуждениях прошла ночь. И только когда небо начало медленно бледнеть, когда приблизился серый осенний рассвет, Василий открыл окно. В комнату хлынул холодный воздух. С улицы доносился нарастающий шум, вмещавший в себя и шаги пешеходов, и шуршание шин автомобилей по асфальту, и крики уличных торговцев, и заводские гудки. День Парижа начинался…
Василий быстро разделся и лег в постель, чтобы хоть немного вздремнуть перед трудным днем. Но уснуть ему так и не пришлось, — предстояло решить трудную задачу, о которой он совсем забыл: какой паспорт предъявить полиции — чехословацкий или американский? Конечно, отношение к американцу будет совсем другое, но предъявить американский паспорт Василий не мог: во всех документах, в банке, в торговой палате он значился Ярославом Кочеком, подданным Чехословацкой республики.
Ровно в восемь часов Василий был на ногах. Тщательно побрился и, приняв ванну, почувствовал себя бодрым. Лизе он ничего не говорил о вызове в полицию, — зачем тревожить ее раньше времени?
В конторе он занялся текущими делами, а ровно в двенадцать был в полиции, постучал в дверь комнаты № 24 и услышал сердитый голос: «Войдите!..» За столом, заваленным папками, сидел средних лет человек в штатском. Прочитав протянутую Василием повестку, он предложил ему сесть на стул против себя.
— Давно проживаете во Франции? — спросил он после небольшой паузы.
— С весны тысяча девятьсот тридцать первого года.
— Национальность, подданство, занятия?
— Словак, чехословацкое, совладелец рекламной фирмы «Жубер и компания».
— Состоите ли в политических партиях или организациях?
— Нет, не состою.
— Убеждения?
— Я коммерсант. И убеждения мои заключаются в том, что нужно зарабатывать деньги — чем больше, тем лучше, — ответил Василий.
— И вы преуспели?
— У меня нет никаких оснований жаловаться на судьбу…
— Скажите, мсье Кочек, вы слышали об убийстве югославского короля в Марселе?
— Читал об этом в газетах.
— Что вы думаете по этому поводу?
— Как христианин, считаю это зверством. Никто не имеет права убивать себе подобных…
Комиссар раскрыл лежавшую перед ним папку и стал перелистывать какие-то бумаги, потом поднял голову и произнес целую речь:
— Видите ли, мсье Кочек, славяне неблагодарные люди, — на наше гостеприимство они отвечают злом. Один русский, спасшийся у нас от большевиков, убил президента Думера, а на днях другой славянин, не то из Македонии, не то из Хорватии, убил своего короля и тем самым причинил нам большие неприятности. Согласитесь, что нашему терпению может прийти конец!.. Перед лицом таких обстоятельств мы вынуждены принять надлежащие меры и обезопасить себя от возможных эксцессов на будущее. Принято решение выселить из Франции всех подозрительных славян, чем бы они ни занимались… — Комиссар сделал паузу и посмотрел на Василия: какое впечатление произведут на того эти слова?
Василий сидел спокойно, вертел в руке связку ключей от машины.
— Впрочем, это решение не касается порядочных людей, — продолжал комиссар. — Мы, французы, народ гуманный и умеем отличать белое от черного. К примеру, взять вас. Множество почтенных людей отзываются о вас весьма положительно. — Комиссар опять начал перелистывать бумаги в папке. — Вот ваш бывший компаньон, владелец авторемонтного завода мсье Франсуа Ренар, хозяин бара того же городка, начальник полиции Руле, члены правления спортивного клуба господа Маринье и де ла Граммон, ваш нынешний компаньон мсье Жубер и, наконец, ваш духовник дают о вас самые лестные отзывы как о примерном семьянине, верующем католике и трезвом, порядочном и благонадежном человеке… Следовательно, вы составляете приятное исключение и можете прожить во Франции, сколько будет вам угодно! — заключил комиссар.
— Мне остается только поблагодарить вас! — сказал Василий.
— Я побеспокоил вас с единственной целью: объявить вам об этом. Не смею больше задерживать! — комиссар протянул руку.
Василий пожал руку комиссара и вышел. И только на улице, садясь в машину, он понял, какого напряжения стоил ему этот визит в полицию. Все-таки и на этот раз пронесло!..
Василий был доволен собой: оказывается, он составляет исключение для парижской полиции! Можно ли было думать о более лестной аттестации? И все же вызов в полицию послужил толчком, — после него благонадежнейший мсье Кочек ускорил ликвидацию своих дел.
Прежде всего Василий договорился с Жубером о том, что изымет причитающиеся ему деньги постепенно, до конца декабря, чтобы фирма не испытывала никаких финансовых затруднений. Он брал ежемесячно по пятьдесят тысяч франков, превращал их в доллары по официальному курсу — одиннадцать франков семьдесят сантимов за доллар — и переводил на свой текущий счет в американском банке.
Он еще не забыл о своем вызове в полицию, когда Лиза рассказала ему о новой неприятности.
— Ты подумай только, они выследили его и хотели убить!..
— Кто кого выследил, кого хотели убить?
— Выследили профессора Николаи и вчера ночью напали на него, хотели убить.
— Откуда ты узнала об этом?
— Рассказал наш декан, он друг профессора Николаи. Он был в больнице, беседовал с ним и узнал, что поздно ночью к Николаи позвонили. На вопрос: «Кто там?» — последовал грозный окрик: «Открывайте, полиция». Профессор открыл дверь, и к нему ворвались трое здоровенных молодых парней. Он попытался оказать сопротивление, даже сбил одного с ног, но что может сделать один человек, каким бы он ни был смелым, против трех вооруженных бандитов? Несколько ударов ножом — и профессор, обливаясь кровью, упал и потерял сознание. Решив, что он мертв, убийцы ушли, забыв закрыть дверь квартиры. Соседка, жившая этажом выше, увидела открытую настежь дверь, подняла тревогу, вызвала полицию… По словам врачей, жизнь профессора Николаи вне опасности, но он в тяжелом состоянии. Мерзавцы, нашли-таки старика!.. — У Лизы задрожали губы, глаза наполнились слезами.
— Нужно отдать им справедливость, работают смело!.. Какую широкую разведывательную сеть должны иметь нацисты, чтобы так легко выследить неугодного им человека и организовать покушение на его жизнь в чужой стране!
— Как ты думаешь, не могли они выследить и меня?
— Ну что ты!.. Профессор Николаи — видная личность: он читал лекции, выступал со статьями, разоблачая махинации нацистов у себя на родине. Найти его не представляло особого труда… — Василий старался успокоить жену, но сам был встревожен не на шутку. Нацистские агенты, напавшие на след профессора Николаи, с таким же успехом могли выследить и Лизу. Тогда жизнь в Германии будет весьма сложна… Но если не ехать в Берлин Василию, снабженному такими солидными рекомендациями, то кому же ехать туда?..
За месяц до отъезда в Германию Василий написал своему новому патрону, мистеру Адамсу-младшему, что в конце года собирается ехать в Берлин и просит сообщить, нет ли дополнительных поручений, кроме тех, которые он получил в бытность свою в Нью-Йорке.
В эти дни Василий часто встречался с Джо Ковачичем. Однажды Джо встретил его с сияющим лицом:
— Ну, дружище, кажется, наше дело в шляпе! Мой старик раскошелился и обещает подбрасывать нам каждый месяц по нескольку сот мешков кофе и сотню ящиков сигарет на зафрахтованных им пароходах, — в том, разумеется, случае, если у нас дело пойдет удачно. Вы только постарайтесь наладить отношения с таможенниками, а остальное будет — о'кэй! Мы с вами такие деньги зашибем, что чертям тошно станет. Мне очень важно начать зарабатывать самому, чтобы доказать старику, что он ошибается, думая обо мне как о бездарном чиновнике госдепартамента. Кстати, в своем письме отец хвалит вас: «Твой будущий компаньон серьезный человек, он произвел на меня весьма положительное впечатление, хотя мы с ним разошлись кое в чем!..»
— Все это прекрасно. Я почти уверен, что мне удастся договориться с таможенниками. Но весь вопрос заключается в перевозке валюты. Если мы не сумеем найти пути для вывоза твердой валюты, то перед нами встанут новые трудности…
— Не беспокойтесь! Я сегодня же переговорю но телефону с нашим генеральным консулом в Берлине и выясню все возможности…
Как будто все было готово для отъезда. Из Америки пришел ответ: Адамс писал, что единственное, о чем должен позаботиться мистер Кочек, это увеличение поставок нефти, бензина и смазочных масел. Дела в рекламном бюро тоже были ликвидированы; никаких недоразумений между компаньонами не возникло, и Василий расставался с Жубером дружески. Оставалось выполнить последнее поручение «отца»: переговорить кое с кем из друзей по душам.
Прежде чем навсегда покинуть свой кабинет, Василий счел уместным вызвать к себе художников, мастеров и других работников конторы и с каждым попрощаться, сказать добрые слова. Борро он вызвал в первую очередь.
— Дорогой Анри, с вами у меня особый разговор, — начал Василий. — Прежде всего хочу поблагодарить вас за все хорошее, что вы сделали для фирмы. И еще хочу надеяться, что оставляю здесь верного друга и, в случае надобности, могу целиком положиться на него…
— Не сомневайтесь в этом! — ответил художник.
— Учтите, Анри, вы можете понадобиться мне не ради каких-то моих личных дел… Ну, как бы сказать яснее, чтобы вам было понятно?..
— Мсье Кочек, не считайте меня наивным младенцем. Я, возможно, догадываюсь, кто вы и чего добиваетесь. Можете говорить со мной совершенно откровенно!..
— Отлично, будем говорить откровенно!.. Но прежде всего скажите мне — кто я и чего добиваюсь?
— Вы — революционер-антифашист, боретесь против фашистов и, конечно, выступаете не только от своего имени…
— А от чьего же?
— Точно не знаю… И думаю, что это не так уж важно. Важно, что наши интересы совпадают, — я имею в виду французских патриотов. Скажу вам на прощанье еще одно: вы, без сомнения, очень талантливый человек, и ваша работа всегда вызывала во мне немножко доброй зависти. Я старался учиться у вас и, кажется, кое-чему научился. Всегда, при всех обстоятельствах вы можете положиться на меня!
— Наступают трудные времена, Анри!.. Не исключено, что Гитлер захочет свести счеты с Францией. Это было бы трагедией не только для вас, французов, но и для всего человечества. Может быть, настанет такое время, когда нам придется действовать сообща… Не дожидаясь этого, постарайтесь сплотить вокруг себя настоящих патриотов, научитесь конспирации, готовьтесь к боям. Я не сомневаюсь, что они не за горами. Если когда-нибудь от меня придет человек и скажет вам: «Мне хотелось бы заказать вам портрет», — доверьтесь ему!..
— Так я и поверю, что вы разбогатели только на законных операциях!
— Это уж ваше личное дело!.. Надеюсь, вы понимаете, что нам с вами больше не о чем разговаривать?
— Как не понимать, конечно, понимаю! Разве можно жить на этом свете без протекции? Вы просто не доверяете мне. — Посетитель горестно вздохнул и вышел из кабинета, даже не попрощавшись. Василий был озадачен: кто он — подосланный шпик или неудачник, один из тех, кто всю жизнь охотится за легким заработком и никогда ничего не добивается?
Вслед за изобретателем крема в кабинет Василия вошел скромно одетый человек средних лет.
— Мсье, я прибегаю к вашей помощи, надеюсь на вашу гуманность и человеколюбие! — бойко начал он. — Я — один из тех, кто имеет несчастье быть занесенным в черный список за свои политические убеждения, а у меня жена, дети… Прошу вас, дайте мне работу, какую угодно, но работу!
— А почему вы решили обратиться именно ко мне? — спросил Василий, не веря ни единому слову посетителя.
— По слухам, вы человек широких взглядов. Может быть, для вас не будет иметь значения то обстоятельство, что я занесен в черный список…
— Ваши сведения обо мне совершенно ошибочны, — перебил Василий. — Я прежде всего коммерсант. Политикой никогда не интересовался и, надеюсь, не буду интересоваться и впредь. Если вы действительно очутились в отчаянном положении, могу предложить вам десять франков.
— Мсье, вы напрасно боитесь меня!
Василий, не отвечая, нажал кнопку звонка и, когда вошла секретарша, сказал:
— Проводите, пожалуйста, этого господина. Если он пожелает, скажите кассиру, чтобы тот выдал ему десять франков!
Человек ушел, осторожно ступая по ковру, словно под его ногами было заминированное поле. А на душе у Василия остался скверный осадок: кому понадобилось подсылать к нему провокаторов?..
Наконец приехал курьер, и Василий получил от «отца» долгожданный ответ на свое письмо. Как и нужно было ожидать, «отец» высоко оценил то, что Василий имеет возможность поехать в Германию не просто бизнесменом, а представителем американской нефтяной компании. «Ты даже представить себе не можешь, как это здорово и какие перспективы откроет перед тобой это представительство для работы в фашистской Германии», — писал он. Он не торопил Василия с отъездом в Берлин. «Не спеши, ликвидируй свое дело по всем правилам, чтобы не понести убытков. Перед отъездом поговори по душам и в возможных пределах откровенно с Борро и со своими друзьями по спортивному клубу — Маринье и де ла Граммоном, чтобы, в случае особой нужды, можно было на них опереться…» И опять — ни слова об отпуске или поездке домой, хотя бы на короткое время…
Ночью 30 июня 1934 года, названной современниками ночью «длинных ножей», Гитлер беспощадно расправился со своими противниками внутри фашистской партии во главе с Ремом. В эту ночь по приказу Гитлера было убито свыше тысячи излишне честолюбивых нацистов, в их числе — генерал Шлейхер. Спустя несколько дней после этих кровавых событий Гитлер, выступая по радио, цинично объяснил немцам причину «чистки» 30 июня:
»…Рем проводил свою личную политику, он хотел организовать мое убийство, и заговор был подготовлен. 1 июля в 16 часов 30 минут отряды штурмовиков должны были овладеть Берлином… Я покарал бунтовщиков. Как представитель германского народа, я имею право единолично вершить суд, приговор которого не подлежит обжалованию. Я приказал уничтожить заговорщиков, как это всегда делалось во все времена. Я отдал приказ расстреливать!..»
Всем стало ясно, что Гитлер и его ближайшее окружение не остановятся ни перед чем для достижения своих целей. Это понял и австрийский канцлер Дольфус. Он хотел было уехать из Австрии, но не успел, — 25 июля его убили.
К Василию прибежал взволнованный Сарьян и рассказал ему подробности этого очередного злодеяния нацистов.
— Четверо убийц ворвались в кабинет Дольфуса, предложили ему подать в отставку — «в целях достижения умиротворения и восстановления согласия» — и передать свои полномочия фон Ринтелену, доверенному лицу Гитлера. Убийцы пытались заставить канцлера выступить по радио — оповестить страну о принятом решении, отдать приказ войсковым частям, сосредоточенным перед зданием, разойтись. Они дали Дольфусу пять минут на размышление. Когда время истекло и канцлер по-прежнему ответил категорическим отказом, его тут же сразили пули… Дольфус, в известной мере, стал жертвой своей собственной политической игры, — сказал в заключение Сарьян. — Это по его инициативе были созданы хеймеры, вооруженные отряды реакции, и при их помощи были разгромлены все демократические партии и организации, утоплены в крови вооруженные выступления венских рабочих. Я глубоко убежден, что такая участь ожидает всех непоследовательных политиков; в наши дни нельзя бороться с фашизмом, не опираясь на демократические силы нации!
Василий замечал, как под влиянием событий, охватывающих весь мир, зрели политические убеждения Сарьяна, как он из либерального интеллигента становился настоящим антифашистом. Это стало особенно ясно накануне марсельской трагедии…
К концу 1934 года, под руководством престарелого, многоопытного министра иностранных дел Барту, внешнеполитические позиции Франции значительно укрепились. Растерянность первых дней после захвата власти в Германии Гитлером уступила место активным действиям. Восточный Локарно — детище Барту — начинает давать первые плоды, особенно после вступления СССР в Лигу наций.
Гитлер, провозглашенный недавно «фюрером» и приступивший к реорганизации немецкой армии, был явно обеспокоен успехами внешней политики Франции и пытался принимать контрмеры. Прежде всего он укрепил контакты с Италией и Испанией, в которой назревала гражданская война. Нацисты переходят к своему излюбленному приему — террору в отношении неугодных политических деятелей соседних государств. На этот раз очередная жертва — югославский король Александр, а следом — воинственный министр Франции Барту…
Однажды Сарьян вернулся к себе домой значительно позже обычного, и Василий услышал его разговор с женой.
— Жаннет, мне совершенно необходимо срочно поговорить с Кочеком по неотложному делу!
— А если они уже спят? Неужели нельзя подождать до утра?
— Я сидел в их окнах свет. Все-таки попробую…
— Дело твое!..
Сарьян, поднявшись на второй этаж, тихонько постучал к Василию.
— Вы не спите?
— Нет, нет, заходите, пожалуйста! — Василий открыл дверь.
— Извините за позднее вторжение… Мне необходимо поговорить с вами.
Василий провел журналиста к себе в кабинет.
— Вы, конечно, слышали, что по приглашению французского правительства к нам приезжает король Югославии Александр для ведения переговоров о союзе, — сказал Сарьян, устало опустившись в кресло.
— Да, читал об этом в газетах.
— Вам известно также, что король Александр — один из злейших врагов фашистской Германии и Гитлер считает, что его нужно непременно убрать, как убрали Дольфуса, чтобы ни в косм случае не допустить сближения Югославии с Францией.
— По логике вещей это похоже на правду, но в то же время Франция — не Австрия, и здесь немецкие фашисты вряд ли рискнут на такой шаг.
— Дорогой мой, неужели я стал бы тревожить вас среди ночи только на основании каких-то логических рассуждений, не имея на руках фактов?.. Сегодня к нам в редакцию поступило весьма убедительное письмо, в котором человек, не желающий назвать себя, сообщает о готовящемся покушении на короля Александра и, если удастся, одновременно на Барту. Я дежурил в редакции, и письмо попало ко мне. — Сарьян достал из кармана конверт и протянул Василию.
Пробежав письмо, Василий сказал:
— Судя по подробностям, автор письма действительно в курсе дела!..
— Вот видите! Тогда давайте подумаем вместе, как мне поступить?
— Вероятно, прежде всего нужно опубликовать письмо. Если не целиком, то хотя бы в выдержках, — сказал Василий. — Этим вы убьете сразу двух зайцев: дадите понять организаторам покушения, что их планы раскрыты, и откроете глаза полиции.
— Браво! Только напечатать нужно именно выдержки из письма, не сообщая, что оно анонимное. И конечно — запросить правительство: какие меры принимаются для охраны высокопоставленного гостя Франции, его величества короля Югославии? Взять интервью у сотрудников Сюртэ Женераль и тоже опубликовать на страницах газеты. Это произведет впечатление. Короче — нужно бить тревогу, и чем громче, тем лучше!..
— Вот именно, бить тревогу!
После ухода журналиста Василий облокотился на подоконник и долго смотрел в темноту. Ночь была тихая, звездная. Снизу доносился одуряющий запах цветущего табака. Изредка на шоссе появлялась полоса света — проносилась автомашина, и снова все погружалось в темноту.
«Неужели нацистам удастся еще одно убийство?» Василий понимал, что при сложившихся обстоятельствах исчезновение с политической арены одного из последовательных противников немецкой экспансии, искреннего друга Франции может коренным образом изменить соотношение сил на Балканах…
Через день на страницах газеты, в которой работал Сарьян, появилось сенсационное сообщение о готовившемся покушении на короля Югославии Александра. Сообщение подкреплялось цитатами из письма в редакцию осведомленного автора, не пожелавшего огласить свое имя. Газета обращалась к правительственным органам с просьбой уведомить ее о том, какие меры принимаются для охраны короля.
Сообщение прошло незамеченным: ни один орган печати не откликнулся на него, промолчало и правительство. В метро, в кафе, в гостиных, читая это сообщение, люди пожимали плечами, — ерунда, мол, очередная утка! Какому-то писаке захотелось блеснуть выдумкой. Кто, в самом деле, осмелится поднять во Франции руку на союзника и гостя страны?..
Через несколько дней, в утреннем выпуске своей газеты, Сарьян сообщил новые подробности плана покушения на короля Югославии Александра. Он писал о том, что, по имеющимся точным сведениям, покушение готовят руководители хорватских террористов Павлович и Першич, живущие в Берлине. В их дневнике, опубликованном там, говорится, что они подписали соглашение с македонскими националистами о совместных действиях.
Другая газета, «Пари-миди», опубликовала на своих страницах выдержки из дневника Павловича и Першича, в которых авторы прямо заявляли, что ставят перед собой задачу уничтожить руководителей Югославии и установить в ней власть националистов.
Правительство и полиция по-прежнему считали, что особых мер по охране короля принимать не следует…
…Ровно в два часа дня 9 октября король сходит с корабля на набережную Марселя. Его встречают министр иностранных дел Франции Барту и генерал Жорж. Они садятся в открытый автомобиль. На пути их следования нет сплошного кордона — полицейские расставлены через каждые десять метров. Ни мотоциклисты, ни кавалеристы не сопровождают автомашину, только один полковник гарцует на лошади с правой стороны. Короче говоря, нет никакой охраны, словно все сделано, чтобы облегчить террористам их черное дело…
В то время, когда машина проезжает мимо здания биржи, из толпы выскакивает человек. Лошадь полковника, то ли испугавшись его, то ли по желанию всадника, встает на дыбы. Человек беспрепятственно вскакивает на подножку автомобиля. Гремят выстрелы. Король Александр, обливаясь кровью, падает. Барту ранен в руку, генерал Жорж в живот.
Полковник, вместо того чтобы задержать преступника, тут же пристреливает его. Тело короля переносят в здание префектуры, над которым тотчас приспускают флаг — в знак того, что король умер. О раненом Барту забывают все. В течение почти трех часов никому не приходит в голову оказать помощь истекающему кровью министру, и он умирает на операционном столе больницы.
Премьер-министр Гастон Думерг созывает срочное заседание совета министров в связи с убийством короля Югославии Александра. В начале заседания раздается телефонный звонок и кто-то извещает премьера о смерти Барту.
— Не может быть! — восклицает Думерг и сообщает эту печальную новость министрам…
Некоторые министры не соглашаются считать трагедию в Марселе результатом стечения роковых обстоятельств и требуют наказания виновных. Большинство же высказывается против: когда, мол, русским белогвардейцем был убит президент Думер, никто не понес наказания, хотя оснований для этого было больше чем достаточно, — почему же сегодня нужно принимать иное решение?..
Выдвигался еще один демагогический мотив: если наказать виновных, то тем самым правительство Франции принимает на себя ответственность за убийство на своей территории югославского короля Александра, а этого допускать ни в коем случае нельзя…
Правая печать стремится обойти марсельскую трагедию молчанием, делая вид, что ничего особенного не случилось, — югославские террористы убили своего короля. К Франции и к французам эта акция не имеет никакого отношения. Но орган коммунистической партии бьет тревогу. Разбирая подробно все обстоятельства покушения, доказывает, что власти, получившие из разных источников сигналы о готовящемся террористическом акте, не приняли никаких мер для его предотвращения. Больше того — террориста застрелили на месте, вместо того чтобы задержать и дать возможность следственным органам, размотав весь клубок, выявить подлинных организаторов преступления. Но те, кто думает, что со смертью террориста все концы спрятаны, ошибаются: уши подлинных организаторов преступления торчат на поверхности. Придет время — они ответят сполна за все!..
Правительство подает в отставку.
Министром иностранных дел Франции становится Пьер Лаваль…
В эти тревожные дни Василий неожиданно получил повестку из полиции с предложением явиться в комнату № 24 к дежурному комиссару. Он тщательно перебрал в памяти все, что случилось с ним со дня высадки в Марсельском порту, обдумал каждый свой шаг и не смог вспомнить ничего, что могло бы послужить причиной вызова в полицию. Шагая по комнате городской квартиры из угла в угол, Василий еще и еще раз вспоминал малейшие подробности своей жизни, встречи с разными людьми, деловые разговоры и сердечные беседы. Он всегда был осторожен, взвешивал каждое свое слово — и вот все-таки получил приглашение в полицию… Неужели это связано с посещением того подозрительного субъекта? Или полиция пронюхала что-нибудь, связанное с получением американского паспорта? Тогда дело хуже, неприятностей не оберешься…
Правду сказать, теперь, когда он собирался уехать из Франции, вызов в полицию большого значения не имел. Самое большее, что могут с ним сделать, — предложить покинуть пределы Франции. Его беспокоило другое: по-видимому, он допустил какую-то ошибку. А это уже провал — брак в работе…
В таких рассуждениях прошла ночь. И только когда небо начало медленно бледнеть, когда приблизился серый осенний рассвет, Василий открыл окно. В комнату хлынул холодный воздух. С улицы доносился нарастающий шум, вмещавший в себя и шаги пешеходов, и шуршание шин автомобилей по асфальту, и крики уличных торговцев, и заводские гудки. День Парижа начинался…
Василий быстро разделся и лег в постель, чтобы хоть немного вздремнуть перед трудным днем. Но уснуть ему так и не пришлось, — предстояло решить трудную задачу, о которой он совсем забыл: какой паспорт предъявить полиции — чехословацкий или американский? Конечно, отношение к американцу будет совсем другое, но предъявить американский паспорт Василий не мог: во всех документах, в банке, в торговой палате он значился Ярославом Кочеком, подданным Чехословацкой республики.
Ровно в восемь часов Василий был на ногах. Тщательно побрился и, приняв ванну, почувствовал себя бодрым. Лизе он ничего не говорил о вызове в полицию, — зачем тревожить ее раньше времени?
В конторе он занялся текущими делами, а ровно в двенадцать был в полиции, постучал в дверь комнаты № 24 и услышал сердитый голос: «Войдите!..» За столом, заваленным папками, сидел средних лет человек в штатском. Прочитав протянутую Василием повестку, он предложил ему сесть на стул против себя.
— Давно проживаете во Франции? — спросил он после небольшой паузы.
— С весны тысяча девятьсот тридцать первого года.
— Национальность, подданство, занятия?
— Словак, чехословацкое, совладелец рекламной фирмы «Жубер и компания».
— Состоите ли в политических партиях или организациях?
— Нет, не состою.
— Убеждения?
— Я коммерсант. И убеждения мои заключаются в том, что нужно зарабатывать деньги — чем больше, тем лучше, — ответил Василий.
— И вы преуспели?
— У меня нет никаких оснований жаловаться на судьбу…
— Скажите, мсье Кочек, вы слышали об убийстве югославского короля в Марселе?
— Читал об этом в газетах.
— Что вы думаете по этому поводу?
— Как христианин, считаю это зверством. Никто не имеет права убивать себе подобных…
Комиссар раскрыл лежавшую перед ним папку и стал перелистывать какие-то бумаги, потом поднял голову и произнес целую речь:
— Видите ли, мсье Кочек, славяне неблагодарные люди, — на наше гостеприимство они отвечают злом. Один русский, спасшийся у нас от большевиков, убил президента Думера, а на днях другой славянин, не то из Македонии, не то из Хорватии, убил своего короля и тем самым причинил нам большие неприятности. Согласитесь, что нашему терпению может прийти конец!.. Перед лицом таких обстоятельств мы вынуждены принять надлежащие меры и обезопасить себя от возможных эксцессов на будущее. Принято решение выселить из Франции всех подозрительных славян, чем бы они ни занимались… — Комиссар сделал паузу и посмотрел на Василия: какое впечатление произведут на того эти слова?
Василий сидел спокойно, вертел в руке связку ключей от машины.
— Впрочем, это решение не касается порядочных людей, — продолжал комиссар. — Мы, французы, народ гуманный и умеем отличать белое от черного. К примеру, взять вас. Множество почтенных людей отзываются о вас весьма положительно. — Комиссар опять начал перелистывать бумаги в папке. — Вот ваш бывший компаньон, владелец авторемонтного завода мсье Франсуа Ренар, хозяин бара того же городка, начальник полиции Руле, члены правления спортивного клуба господа Маринье и де ла Граммон, ваш нынешний компаньон мсье Жубер и, наконец, ваш духовник дают о вас самые лестные отзывы как о примерном семьянине, верующем католике и трезвом, порядочном и благонадежном человеке… Следовательно, вы составляете приятное исключение и можете прожить во Франции, сколько будет вам угодно! — заключил комиссар.
— Мне остается только поблагодарить вас! — сказал Василий.
— Я побеспокоил вас с единственной целью: объявить вам об этом. Не смею больше задерживать! — комиссар протянул руку.
Василий пожал руку комиссара и вышел. И только на улице, садясь в машину, он понял, какого напряжения стоил ему этот визит в полицию. Все-таки и на этот раз пронесло!..
Василий был доволен собой: оказывается, он составляет исключение для парижской полиции! Можно ли было думать о более лестной аттестации? И все же вызов в полицию послужил толчком, — после него благонадежнейший мсье Кочек ускорил ликвидацию своих дел.
Прежде всего Василий договорился с Жубером о том, что изымет причитающиеся ему деньги постепенно, до конца декабря, чтобы фирма не испытывала никаких финансовых затруднений. Он брал ежемесячно по пятьдесят тысяч франков, превращал их в доллары по официальному курсу — одиннадцать франков семьдесят сантимов за доллар — и переводил на свой текущий счет в американском банке.
Он еще не забыл о своем вызове в полицию, когда Лиза рассказала ему о новой неприятности.
— Ты подумай только, они выследили его и хотели убить!..
— Кто кого выследил, кого хотели убить?
— Выследили профессора Николаи и вчера ночью напали на него, хотели убить.
— Откуда ты узнала об этом?
— Рассказал наш декан, он друг профессора Николаи. Он был в больнице, беседовал с ним и узнал, что поздно ночью к Николаи позвонили. На вопрос: «Кто там?» — последовал грозный окрик: «Открывайте, полиция». Профессор открыл дверь, и к нему ворвались трое здоровенных молодых парней. Он попытался оказать сопротивление, даже сбил одного с ног, но что может сделать один человек, каким бы он ни был смелым, против трех вооруженных бандитов? Несколько ударов ножом — и профессор, обливаясь кровью, упал и потерял сознание. Решив, что он мертв, убийцы ушли, забыв закрыть дверь квартиры. Соседка, жившая этажом выше, увидела открытую настежь дверь, подняла тревогу, вызвала полицию… По словам врачей, жизнь профессора Николаи вне опасности, но он в тяжелом состоянии. Мерзавцы, нашли-таки старика!.. — У Лизы задрожали губы, глаза наполнились слезами.
— Нужно отдать им справедливость, работают смело!.. Какую широкую разведывательную сеть должны иметь нацисты, чтобы так легко выследить неугодного им человека и организовать покушение на его жизнь в чужой стране!
— Как ты думаешь, не могли они выследить и меня?
— Ну что ты!.. Профессор Николаи — видная личность: он читал лекции, выступал со статьями, разоблачая махинации нацистов у себя на родине. Найти его не представляло особого труда… — Василий старался успокоить жену, но сам был встревожен не на шутку. Нацистские агенты, напавшие на след профессора Николаи, с таким же успехом могли выследить и Лизу. Тогда жизнь в Германии будет весьма сложна… Но если не ехать в Берлин Василию, снабженному такими солидными рекомендациями, то кому же ехать туда?..
За месяц до отъезда в Германию Василий написал своему новому патрону, мистеру Адамсу-младшему, что в конце года собирается ехать в Берлин и просит сообщить, нет ли дополнительных поручений, кроме тех, которые он получил в бытность свою в Нью-Йорке.
В эти дни Василий часто встречался с Джо Ковачичем. Однажды Джо встретил его с сияющим лицом:
— Ну, дружище, кажется, наше дело в шляпе! Мой старик раскошелился и обещает подбрасывать нам каждый месяц по нескольку сот мешков кофе и сотню ящиков сигарет на зафрахтованных им пароходах, — в том, разумеется, случае, если у нас дело пойдет удачно. Вы только постарайтесь наладить отношения с таможенниками, а остальное будет — о'кэй! Мы с вами такие деньги зашибем, что чертям тошно станет. Мне очень важно начать зарабатывать самому, чтобы доказать старику, что он ошибается, думая обо мне как о бездарном чиновнике госдепартамента. Кстати, в своем письме отец хвалит вас: «Твой будущий компаньон серьезный человек, он произвел на меня весьма положительное впечатление, хотя мы с ним разошлись кое в чем!..»
— Все это прекрасно. Я почти уверен, что мне удастся договориться с таможенниками. Но весь вопрос заключается в перевозке валюты. Если мы не сумеем найти пути для вывоза твердой валюты, то перед нами встанут новые трудности…
— Не беспокойтесь! Я сегодня же переговорю но телефону с нашим генеральным консулом в Берлине и выясню все возможности…
Как будто все было готово для отъезда. Из Америки пришел ответ: Адамс писал, что единственное, о чем должен позаботиться мистер Кочек, это увеличение поставок нефти, бензина и смазочных масел. Дела в рекламном бюро тоже были ликвидированы; никаких недоразумений между компаньонами не возникло, и Василий расставался с Жубером дружески. Оставалось выполнить последнее поручение «отца»: переговорить кое с кем из друзей по душам.
Прежде чем навсегда покинуть свой кабинет, Василий счел уместным вызвать к себе художников, мастеров и других работников конторы и с каждым попрощаться, сказать добрые слова. Борро он вызвал в первую очередь.
— Дорогой Анри, с вами у меня особый разговор, — начал Василий. — Прежде всего хочу поблагодарить вас за все хорошее, что вы сделали для фирмы. И еще хочу надеяться, что оставляю здесь верного друга и, в случае надобности, могу целиком положиться на него…
— Не сомневайтесь в этом! — ответил художник.
— Учтите, Анри, вы можете понадобиться мне не ради каких-то моих личных дел… Ну, как бы сказать яснее, чтобы вам было понятно?..
— Мсье Кочек, не считайте меня наивным младенцем. Я, возможно, догадываюсь, кто вы и чего добиваетесь. Можете говорить со мной совершенно откровенно!..
— Отлично, будем говорить откровенно!.. Но прежде всего скажите мне — кто я и чего добиваюсь?
— Вы — революционер-антифашист, боретесь против фашистов и, конечно, выступаете не только от своего имени…
— А от чьего же?
— Точно не знаю… И думаю, что это не так уж важно. Важно, что наши интересы совпадают, — я имею в виду французских патриотов. Скажу вам на прощанье еще одно: вы, без сомнения, очень талантливый человек, и ваша работа всегда вызывала во мне немножко доброй зависти. Я старался учиться у вас и, кажется, кое-чему научился. Всегда, при всех обстоятельствах вы можете положиться на меня!
— Наступают трудные времена, Анри!.. Не исключено, что Гитлер захочет свести счеты с Францией. Это было бы трагедией не только для вас, французов, но и для всего человечества. Может быть, настанет такое время, когда нам придется действовать сообща… Не дожидаясь этого, постарайтесь сплотить вокруг себя настоящих патриотов, научитесь конспирации, готовьтесь к боям. Я не сомневаюсь, что они не за горами. Если когда-нибудь от меня придет человек и скажет вам: «Мне хотелось бы заказать вам портрет», — доверьтесь ему!..