Страница:
— Сплошные жулики и взяточники!
— С ними можно иметь дело?
— Если хорошо платить, то можно. Учтите, с недавних пор во главе таможни находится один ярый национал-социалист, любитель выпить и большой мерзавец. Если дело у вас крупное, то лучше всего связаться с ним. Действуйте смело и ничего не бойтесь. Немцы не пойдут на провокацию против уполномоченного могущественной американской нефтяной компании. Сегодня они в нас нуждаются и поэтому всячески будут обхаживать вас. Что будет завтра, не знаю!..
В номере гостиницы Глауберг доложил патрону, что он успел познакомиться с несколькими руководителями гамбургской таможни — не с самыми, конечно, крупными — и пришел к заключению, что они сговорчивые люди и с особым уважением относятся к американцам. Не зная, о чем конкретно идет речь, он, Глауберг, лишен был возможности вести с ними предметный разговор, но, по предварительным его впечатлениям, таможенные чиновники пойдут навстречу любым желаниям мистера Кочека, разумеется при условии приличного вознаграждения.
— Ну, это понятно — не даром же они будут стараться! А нельзя ли, герр Глауберг, встретиться с ними? — спросил Василий.
— Почему бы нет? По-моему, лучше всего сделать это в отдельном кабинете ресторана при вашей гостинице. Я буду с ними ужинать, а вы зайдете к нам как бы невзначай, и я познакомлю вас со всеми. Их будет трое.
— Предложение в принципе принимается, о своем решении и о сроке скажу вам позднее…
Утром, в назначенный час, явился гренадерского вида краснощекий немец с добродушным лицом и хитроватыми глазами. Он отрекомендовался Карлом Бремером и протянул Василию записку от консула.
— Садитесь и коротко расскажите о себе, — Василий указал на кресло.
— Что же вам рассказать?.. — Бремер пожал плечами. — Родился здесь, в Гамбурге, в тысяча восемьсот девяносто четвертом году. Потомственный моряк, — мой отец, дед, как и я, были моряками. Окончил морское училище и службу свою начал в тысяча девятьсот пятнадцатом году на военном корабле гардемарином. Два года проторчал во французском плену, — наш линкор торпедировала французская подводная лодка, и я уцелел в числе немногих немецких матросов. После войны служил помощником капитана на торговом пароходе, потом перешел в управление порта боцманом. Накопив немного денег, решил заняться коммерцией, но во время кризиса разорился и потерял все. В настоящее время выполняю отдельные поручения американских фирм и компаний. Мечтаю о постоянной работе, — закончил свою короткую исповедь бывший моряк и посмотрел на Василия, ожидая решения своей судьбы.
— В каких партиях или политических организациях состояли?
— Политикой никогда не занимался и заниматься не собираюсь!
— Герр Бремер, скажите мне совершенно откровенно: как вы относитесь к национал-социалистам?
— Могу сказать, — и, надеюсь, вы меня поймете, — вполне положительно, хотя и не все одобряю в деятельности наци. Как истинный немец, я люблю свою прекрасную родину и должен вам сказать, что единственный человек, кто сумел вывести Германию из того унизительного положения, в котором она находилась после Версаля, был Гитлер, — за это честь и хвала ему!.. Мы — великая нация, и все попытки держать нас в подчиненном положении напрасны!..
— Благодарю вас за откровенность. Ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос: знакомы ли вы с руководителями порта и работниками таможни?
— Почти со всеми.
— В таком случае я познакомлю вас с вашими основными обязанностями и кое с чем еще… — Василий подробно, не жалея, времени, рассказал Бремеру обо всем, что касалось работы того как местного представителя компании, и спросил, сможет ли он выполнять некоторые деликатные поручения, связанные с таможней.
— Смогу! Скажите, что нужно.
— Наш юрисконсульт, герр Глауберг, приглашает завтра вечером нескольких таможенных чиновников на ужин. Примите, пожалуйста, участие в этом товарищеском ужине и постарайтесь договориться с ними о деле.
— Вам известны фамилии приглашенных?
— Нет. Я познакомлю вас с Глаубергом, и он расскажет обо всем. — Василий пришел к заключению, что лично ему не к чему знакомиться с таможенниками.
Судя по всему, юрисконсульт и бывший моряк знали свое дело. На следующий день после встречи за ужином с таможенниками они вдвоем явились к Василию и сообщили условия соглашения: чиновникам таможни платить натурой в размере десяти процентов от всех товаров. Следовательно, из ста мешков кофе оставлять им десять мешков, кроме того, пропускать через таможню тридцать процентов товара и оплачивать полагающуюся пошлину. Это на тот случай, если вдруг возникнет необходимость предъявить квитанции таможне.
Василий принял эти условия и засадил Карла Бремера за работу.
Точно в условленный день и час танкер под панамским флагом вошел в порт Гамбург, имея в своих трюмах десять тысяч тонн бензина и тысячу тонн смазочных масел. Василия, как уполномоченного нефтяной компании «Стандард ойл», беспрепятственно пропустили на борт танкера. Начальник порта сообщил, что мистер Кочек может посещать танкер в любое время дня и ночи, — по этому поводу охране даны соответствующие указания.
Капитан танкера Фрэнк Бем, коренастый морской волк, пригласил Василия к себе в каюту, запер дверь на ключ, передал ему пакет и попросил после прочтения вернуть его обратно.
Василий, не понимая, в чем дело, удивился такой таинственности. В пакете было личное письмо Адамса. Шеф сообщал конфиденциально, что, в случае военного конфликта между Италией и Абиссинией, сенат, возможно, примет закон о нейтралитете и запретит американским компаниям поставлять стратегическое сырье воюющим странам. Напоминая, что нефть, бензин и смазочные масла относятся к стратегическим материалам, наряду с вооружением, сталью, свинцом, каучуком и прочим, мистер Адамс предлагал своему уполномоченному продумать возможность обхода этого закона при поставке горючего Италии в больших размерах и срочно сообщить свои соображения. Далее шеф ставил Василия в известность, что компанией принято решение построить в Гамбурге несколько сборных бензохранилищ, общей емкостью в сто тысяч тонн. Детали этих хранилищ будут поставляться компанией из Америки, а сборку поручено вести акционерному обществу «фламме».
В конце письма Адамс любезно осведомлял Василия, что, согласно договоренности, посылает ему сто мешков бразильского кофе и сто ящиков сигарет высших сортов. Стоимость этого товара будет удерживаться бухгалтерией компании из полагающегося мистеру Кочеку гонорара.
Капитан сжег письмо в присутствии Василия.
— Если хотите ответить мистеру Адамсу, садитесь за мой письменный стол и пишите. По возвращении в Нью-Йорк я вручу ваше письмо ему лично, — сказал капитан.
Василий сообщил Адамсу, что, учитывая благожелательное отношение немцев к планам дуче, нетрудно будет получить разрешение перекачивать бензин прямо из американских танкеров в итальянские в порту Гамбург. В том случае, если об этом не удастся договориться в верхах, то он, Кочек, возьмется наладить дело на месте при небольших затратах и без всякого шума. Василий также спрашивал шефа; где и с кем из итальянцев ему следует встретиться, чтобы уточнить план действий?
Спрятав письмо в карман белоснежного кителя, капитан достал из буфета бутылку виски, содовую, бокалы и предложил выпить за успехи компании и его, мистера Кочека. После первого бокала поговорили о новостях, о жизни в фашистской Германии, а после второго Василий обратился к Бему:
— Скажите, капитан, могу я рассчитывать на вашу помощь, если возникнет надобность?
— Всегда и во всем! — с готовностью согласился капитан и все же поинтересовался — о чем может идти речь?
— Пересылать через вас моему компаньону, Джо Ковачичу, в Париж следуемые ему деньги или его отцу, мистеру Ковачичу, в Нью-Йорк, а также письма, которые не к чему вскрывать на почте…
— Всего-то!.. Кстати, я знаком с мистером Ковачичем — когда-то работал у него. Прижимистый старик. В то время Джо учился еще в колледже…
Они выпили еще по одному бокалу, и Василий, сославшись на дела, вернулся в город.
Пока перекачивали бензин из танкера в хранилища общества «Фламме», помощники Василия успешно завершили операцию в таможне и перевезли девяносто мешков кофе и столько же ящиков сигарет на склад, арендованный предусмотрительным Бремером для этой цели.
Василий подписал с представителями «Фламме» акт о сдаче бензина и смазочных масел и собирался возвратиться в Берлин, когда к нему в номер позвонил по телефону бухгалтер Шульце и зачитал телеграмму, полученную от мистера Ковачича из Нью-Йорка. В телеграмме говорилось, что с пароходом «Олимпик», плывущим под греческим флагом, отправлено для мистера Кочека триста мешков кофе, двести ящиков сигарет и сто ящиков сгубленного молока. Мистера Кочека просили встретить пароход «Олимпик», обеспечить приемку товара и перевести на текущий счет фирмы «Ковачич и компания» десять тысяч долларов в виде аванса — в целях обеспечения дальнейших поставок товара.
Василию пришлось задержаться в Гамбурге еще на несколько дней. Он дал указание Бремеру реализовать часть товара на месте по ценам черного рынка, а остальную часть, на которую имелись квитанции об оплате пошлины, отправить в Берлин.
— Вы можете превратить марки, вырученные за кофе и сигареты, в доллары? — спросил Василий бывшего моряка.
— Разумеется!
— Тогда действуйте — и доллары привезите мне в Берлин. За труды будете получать вознаграждение из расчета три процента от выручки.
Предварительные подсчеты показали, что, за вычетом всех расходов и стоимости кофе и сигарет, можно заработать кругленькую сумму около тридцати тысяч долларов. Таким образом, на долю каждого компаньона приходилось по пятнадцати тысяч долларов.
Василий был уверен, что Джо останется доволен.
— С ними можно иметь дело?
— Если хорошо платить, то можно. Учтите, с недавних пор во главе таможни находится один ярый национал-социалист, любитель выпить и большой мерзавец. Если дело у вас крупное, то лучше всего связаться с ним. Действуйте смело и ничего не бойтесь. Немцы не пойдут на провокацию против уполномоченного могущественной американской нефтяной компании. Сегодня они в нас нуждаются и поэтому всячески будут обхаживать вас. Что будет завтра, не знаю!..
В номере гостиницы Глауберг доложил патрону, что он успел познакомиться с несколькими руководителями гамбургской таможни — не с самыми, конечно, крупными — и пришел к заключению, что они сговорчивые люди и с особым уважением относятся к американцам. Не зная, о чем конкретно идет речь, он, Глауберг, лишен был возможности вести с ними предметный разговор, но, по предварительным его впечатлениям, таможенные чиновники пойдут навстречу любым желаниям мистера Кочека, разумеется при условии приличного вознаграждения.
— Ну, это понятно — не даром же они будут стараться! А нельзя ли, герр Глауберг, встретиться с ними? — спросил Василий.
— Почему бы нет? По-моему, лучше всего сделать это в отдельном кабинете ресторана при вашей гостинице. Я буду с ними ужинать, а вы зайдете к нам как бы невзначай, и я познакомлю вас со всеми. Их будет трое.
— Предложение в принципе принимается, о своем решении и о сроке скажу вам позднее…
Утром, в назначенный час, явился гренадерского вида краснощекий немец с добродушным лицом и хитроватыми глазами. Он отрекомендовался Карлом Бремером и протянул Василию записку от консула.
— Садитесь и коротко расскажите о себе, — Василий указал на кресло.
— Что же вам рассказать?.. — Бремер пожал плечами. — Родился здесь, в Гамбурге, в тысяча восемьсот девяносто четвертом году. Потомственный моряк, — мой отец, дед, как и я, были моряками. Окончил морское училище и службу свою начал в тысяча девятьсот пятнадцатом году на военном корабле гардемарином. Два года проторчал во французском плену, — наш линкор торпедировала французская подводная лодка, и я уцелел в числе немногих немецких матросов. После войны служил помощником капитана на торговом пароходе, потом перешел в управление порта боцманом. Накопив немного денег, решил заняться коммерцией, но во время кризиса разорился и потерял все. В настоящее время выполняю отдельные поручения американских фирм и компаний. Мечтаю о постоянной работе, — закончил свою короткую исповедь бывший моряк и посмотрел на Василия, ожидая решения своей судьбы.
— В каких партиях или политических организациях состояли?
— Политикой никогда не занимался и заниматься не собираюсь!
— Герр Бремер, скажите мне совершенно откровенно: как вы относитесь к национал-социалистам?
— Могу сказать, — и, надеюсь, вы меня поймете, — вполне положительно, хотя и не все одобряю в деятельности наци. Как истинный немец, я люблю свою прекрасную родину и должен вам сказать, что единственный человек, кто сумел вывести Германию из того унизительного положения, в котором она находилась после Версаля, был Гитлер, — за это честь и хвала ему!.. Мы — великая нация, и все попытки держать нас в подчиненном положении напрасны!..
— Благодарю вас за откровенность. Ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос: знакомы ли вы с руководителями порта и работниками таможни?
— Почти со всеми.
— В таком случае я познакомлю вас с вашими основными обязанностями и кое с чем еще… — Василий подробно, не жалея, времени, рассказал Бремеру обо всем, что касалось работы того как местного представителя компании, и спросил, сможет ли он выполнять некоторые деликатные поручения, связанные с таможней.
— Смогу! Скажите, что нужно.
— Наш юрисконсульт, герр Глауберг, приглашает завтра вечером нескольких таможенных чиновников на ужин. Примите, пожалуйста, участие в этом товарищеском ужине и постарайтесь договориться с ними о деле.
— Вам известны фамилии приглашенных?
— Нет. Я познакомлю вас с Глаубергом, и он расскажет обо всем. — Василий пришел к заключению, что лично ему не к чему знакомиться с таможенниками.
Судя по всему, юрисконсульт и бывший моряк знали свое дело. На следующий день после встречи за ужином с таможенниками они вдвоем явились к Василию и сообщили условия соглашения: чиновникам таможни платить натурой в размере десяти процентов от всех товаров. Следовательно, из ста мешков кофе оставлять им десять мешков, кроме того, пропускать через таможню тридцать процентов товара и оплачивать полагающуюся пошлину. Это на тот случай, если вдруг возникнет необходимость предъявить квитанции таможне.
Василий принял эти условия и засадил Карла Бремера за работу.
Точно в условленный день и час танкер под панамским флагом вошел в порт Гамбург, имея в своих трюмах десять тысяч тонн бензина и тысячу тонн смазочных масел. Василия, как уполномоченного нефтяной компании «Стандард ойл», беспрепятственно пропустили на борт танкера. Начальник порта сообщил, что мистер Кочек может посещать танкер в любое время дня и ночи, — по этому поводу охране даны соответствующие указания.
Капитан танкера Фрэнк Бем, коренастый морской волк, пригласил Василия к себе в каюту, запер дверь на ключ, передал ему пакет и попросил после прочтения вернуть его обратно.
Василий, не понимая, в чем дело, удивился такой таинственности. В пакете было личное письмо Адамса. Шеф сообщал конфиденциально, что, в случае военного конфликта между Италией и Абиссинией, сенат, возможно, примет закон о нейтралитете и запретит американским компаниям поставлять стратегическое сырье воюющим странам. Напоминая, что нефть, бензин и смазочные масла относятся к стратегическим материалам, наряду с вооружением, сталью, свинцом, каучуком и прочим, мистер Адамс предлагал своему уполномоченному продумать возможность обхода этого закона при поставке горючего Италии в больших размерах и срочно сообщить свои соображения. Далее шеф ставил Василия в известность, что компанией принято решение построить в Гамбурге несколько сборных бензохранилищ, общей емкостью в сто тысяч тонн. Детали этих хранилищ будут поставляться компанией из Америки, а сборку поручено вести акционерному обществу «фламме».
В конце письма Адамс любезно осведомлял Василия, что, согласно договоренности, посылает ему сто мешков бразильского кофе и сто ящиков сигарет высших сортов. Стоимость этого товара будет удерживаться бухгалтерией компании из полагающегося мистеру Кочеку гонорара.
Капитан сжег письмо в присутствии Василия.
— Если хотите ответить мистеру Адамсу, садитесь за мой письменный стол и пишите. По возвращении в Нью-Йорк я вручу ваше письмо ему лично, — сказал капитан.
Василий сообщил Адамсу, что, учитывая благожелательное отношение немцев к планам дуче, нетрудно будет получить разрешение перекачивать бензин прямо из американских танкеров в итальянские в порту Гамбург. В том случае, если об этом не удастся договориться в верхах, то он, Кочек, возьмется наладить дело на месте при небольших затратах и без всякого шума. Василий также спрашивал шефа; где и с кем из итальянцев ему следует встретиться, чтобы уточнить план действий?
Спрятав письмо в карман белоснежного кителя, капитан достал из буфета бутылку виски, содовую, бокалы и предложил выпить за успехи компании и его, мистера Кочека. После первого бокала поговорили о новостях, о жизни в фашистской Германии, а после второго Василий обратился к Бему:
— Скажите, капитан, могу я рассчитывать на вашу помощь, если возникнет надобность?
— Всегда и во всем! — с готовностью согласился капитан и все же поинтересовался — о чем может идти речь?
— Пересылать через вас моему компаньону, Джо Ковачичу, в Париж следуемые ему деньги или его отцу, мистеру Ковачичу, в Нью-Йорк, а также письма, которые не к чему вскрывать на почте…
— Всего-то!.. Кстати, я знаком с мистером Ковачичем — когда-то работал у него. Прижимистый старик. В то время Джо учился еще в колледже…
Они выпили еще по одному бокалу, и Василий, сославшись на дела, вернулся в город.
Пока перекачивали бензин из танкера в хранилища общества «Фламме», помощники Василия успешно завершили операцию в таможне и перевезли девяносто мешков кофе и столько же ящиков сигарет на склад, арендованный предусмотрительным Бремером для этой цели.
Василий подписал с представителями «Фламме» акт о сдаче бензина и смазочных масел и собирался возвратиться в Берлин, когда к нему в номер позвонил по телефону бухгалтер Шульце и зачитал телеграмму, полученную от мистера Ковачича из Нью-Йорка. В телеграмме говорилось, что с пароходом «Олимпик», плывущим под греческим флагом, отправлено для мистера Кочека триста мешков кофе, двести ящиков сигарет и сто ящиков сгубленного молока. Мистера Кочека просили встретить пароход «Олимпик», обеспечить приемку товара и перевести на текущий счет фирмы «Ковачич и компания» десять тысяч долларов в виде аванса — в целях обеспечения дальнейших поставок товара.
Василию пришлось задержаться в Гамбурге еще на несколько дней. Он дал указание Бремеру реализовать часть товара на месте по ценам черного рынка, а остальную часть, на которую имелись квитанции об оплате пошлины, отправить в Берлин.
— Вы можете превратить марки, вырученные за кофе и сигареты, в доллары? — спросил Василий бывшего моряка.
— Разумеется!
— Тогда действуйте — и доллары привезите мне в Берлин. За труды будете получать вознаграждение из расчета три процента от выручки.
Предварительные подсчеты показали, что, за вычетом всех расходов и стоимости кофе и сигарет, можно заработать кругленькую сумму около тридцати тысяч долларов. Таким образом, на долю каждого компаньона приходилось по пятнадцати тысяч долларов.
Василий был уверен, что Джо останется доволен.
15
На обратном пути в Берлин, в узком коридоре спального вагона, Василий увидел человека в форме оберштурмбанфюрера. Это был типичный ариец — высоченный блондин с развитой грудной клеткой, с резкими чертами лица, глубоко посаженными серыми глазами. Он курил у окна, загораживая своей массивной фигурой весь проход. Василий попросил разрешения пройти, тот посторонился, посмотрел на пассажира из соседнего купе, глаза их встретились. Почему-то Василию захотелось познакомиться с этим человеком. Он остановился рядом с оберштурмбанфюрером и так же, как он, стал смотреть в окно.
— Отличная погода для ранней весны, не правда ли? — спросил Василий через некоторое время.
— Да, погода стоит замечательная, — согласился немец.
Они поговорили о каких-то пустяках. Василий, как бы невзначай, между прочим, сообщил оберштурмбанфюреру, что он американец и представляет в Германии крупнейшую нефтяную компанию, но его специальность — торговля кофе.
— О, кофе великолепный напиток! К сожалению, настоящий кофе давно исчез, — посетовал немец и в свою очередь отрекомендовался: — Отто Лемке.
Он рассказал, что вступил в партию национал-социалистов еще в 1928 году в Мюнхене, когда фюрер только-только собирал вокруг себя единомышленников.
— Единственный народ на земном шаре, заслуживающий уважения кроме нас, немцев, — это американцы! — разглагольствовал Лемке. — Американцы, как и мы, люди дела, — не то что изнеженные, вымирающие французы, одряхлевшие англичане и славянские племена вроде чехов, югославов, поляков и другой мелочи!..
Позднее Василий пригласил оберштурмбанфюрера пообедать вместе в вагоне-ресторане, сказав, что у Него есть несколько бутылок отличного виски.
Отто Лемке не заставил себя долго уговаривать, и они пошли в вагон-ресторан. Лиза, сославшись на нездоровье, осталась в купе.
В вагоне-ресторане народу было мало. Отто Лемке заявил, что терпеть не может спиртных напитков, разбавленных водой, глушил чистое виски и, порядком захмелев, болтал без умолку. Под большим секретом он сообщил Василию, что служит в охране имперской канцелярии и имеет доступ к высшим кругам партии.
— Наши партийные вожди доверяют мне самые большие секреты, а Рудольф Гесс души не чает во мне… Для этого у него есть все основания. Я всегда был верен фюреру, даже в «ночь длинных ножей»… Американцы — наши друзья, и мне незачем скрывать от вас все это!
К концу обеда они так сдружились, что оберштурмбанфюрер Отто Лемке говорил Василию «ты» и покровительственно похлопывал его по плечу.
Утром, подъезжая к Берлину, Василий подарил ему пачку кофе, бутылку виски и дал свой служебный телефон, сказав, что всегда будет рад встретиться со своим другом Отто Лемке.
Дома Василий и Лиза обнаружили, что у них побывали некие посторонние лица и покопались в вещах, хотя все было аккуратнейшим образом положено на место. Это обстоятельство немного встревожило Василия, несмотря на то что он прекрасно знал, что в фашистской Германии подозревают всякого, тем более будут подозревать его, иностранца.
Негласный обыск в доме послужил Василию предупреждением, а то за последнее время он вел себя излишне самоуверенно, забывая, что малейший неосторожный шаг может привести к катастрофе.
Еще с юношеских лет Василий проявлял большие способности к языкам. Почти самоучкой овладел он французским, позже изучал английский и научился довольно бегло говорить. Хуже обстояло с немецким, — этот язык Василий знал слабо и взялся за него вплотную только после того, как «отец» сказал, что, возможно, придется ехать в Германию. Живя в Берлине, Василий быстро освоил разговорную речь, но грамматику знал слабо. Он решил пригласить учительницу, настоящую немку, и сказал об этом юрисконсульту Глаубергу. Тот с готовностью согласился подыскать квалифицированную учительницу.
После этого разговора прошло порядочно времени, Василий не возвращался к нему, не вспоминал о разговоре и Глауберг.
В вечерней газете Василий поместил объявление о том, что требуется сторож-садовник. В контору стали приходить садовники с солидными рекомендациями, некоторые предъявляли даже дипломы об окончании специальных училищ по садоводству и декоративному растениеводству. Василий записывал адреса претендентов, обещал известить их о своем решении, поджидая садовника, рекомендованного Вебером. Наконец, тот явился. Это был немногословный, крепкий старичок, по фамилии Мюллер. На вопросы Василия он отвечал коротко и, в отличие от многих других претендентов на должность садовника, заискивавших перед богатым американцем, держался весьма независимо.
— Если вам нужен настоящий садовник, то лучше меня не найдете во всем Берлине! — сказал он. — Я окончил специальное училище по садоводству и декоративному растениеводству, имею диплом. По своей специальности работаю более тридцати пяти лет. Вывел новые сорта тюльпанов и роз. В данное время работаю у генерала Вахмахера и согласен перейти к вам только потому, что вы предоставляете жилье.
— Вы что же, собираетесь переехать ко мне в сторожку со всем семейством? — спросил Василий.
— Нет, зачем же. Я буду жить у вас с женой, — она мне помогает в работе. Дети мои останутся в старой квартире.
Договорились об условиях. Мюллер сказал, что переедет в Потсдам дня через три.
Видимо побоявшись, что шеф прибегнет к такому же способу найма учительницы, юрисконсульт представил патрону миловидную даму — беленькую, пухленькую, голубоглазую, лет тридцати восьми. Ее звали Катрин Хигель. Держалась она скромно, по с достоинством. Сообщила, что работает в школе — преподает немецкий язык в старших классах. Была замужем, сейчас живет со своей престарелой матерью. Договорились, что фрау Хигель будет заниматься с мистером Кочеком три раза в неделю, по два часа, в его служебном кабинете после работы.
Василий давно искал удобный предлог для встречи с Вебером. Звонить ему домой или на работу не хотелось. И вдруг сам Вебер позвонил ему в контору и сказал, что хотел бы повидаться с ним.
— Пожалуйста! — ответил Василий. — Для старых друзей мои двери всегда открыты. Приезжайте когда хотите.
— Если не возражаете, я зайду к вам сейчас на несколько минут, — сказал Вебер.
Почему он так неосторожен? Позвонил по служебному телефону, отважился появиться среди белого дня? Василию стало как-то беспокойно после этого звонка.
Не прошло и получаса, как явился Вебер. Опустившись в кресло, вытер платком вспотевший лоб, сказал, что сегодня душно, как в июле, потом спросил:
— Никто не может подслушать наш разговор?
— Я часто проверяю кабинет, нет ли где аппарата подслушивания. Но такая возможность не исключена, — тихо ответил Василий.
— Как же быть? Мне нужно поговорить с вами.
— Если у вас есть время, пойдемте в парк. В это время там, кроме старух и детишек, никого не бывает, — предложил Василий.
Несколько минут они посидели, поболтали, потом Вебер поднялся с кресла. Василий предложил проводить друга. Они вместе вышли на улицу и направились по Шарлоттенбургскому шоссе к знаменитому «Функтуруму». Там, в отдаленном и пустынном уголке парка, сели на скамейку.
— После вашего отъезда меня еще раз вызвали в гестапо, — сказал Вебер, — и предложили сообщить о вас все, что я знаю и о чем мы разговаривали с вами в последнюю нашу встречу. Я повторил, что вы типичный бизнесмен, что все ваши помыслы сосредоточены только на одном: как бы нажить побольше денег. Поинтересовались вашим отношением к режиму. Я ответил, что у нас не было разговора на эту тему, но мне кажется, что вы, как и большинство янки, человек ограниченный и вряд ли интересуетесь политикой. Кажется, я убедил их в этом, но все же они решили установить за вами слежку. Один из них высказал мысль, что следовало бы завербовать одного из ваших служащих. Будьте осторожны, они не оставят вас в покое!
— Благодарю за предупреждение. Они уже копались в наших вещах… Пусть следят сколько им угодно, я их не боюсь. — Василию хотелось внушить своему собеседнику уверенность.
— Смотрите, с гестапо шутки плохие! — ответил Вебер. — Теперь — о другом: мы решили не сливаться со второй подпольной группой. Не потому, что преследуем разные цели, — нет, сейчас у всех нас цель одна: бороться с фашизмом. Но такое объединение может быть опасным. Нам неизвестно, насколько хорошо они законспирированы. Мне кажется, что будет целесообразно, если вы познакомитесь с руководителем той группы и, если сочтете нужным, лично будете поддерживать с ним связь.
— Кто же он, этот таинственный руководитель, и как я смогу связаться с ним, если захочу? — поинтересовался Василий.
— Зовут его Герман, фамилию я не знаю. Он работает в трамвайном депо мастером по ремонту. Насколько мне известно, в прошлом был коммунистом. Встретиться с ним вы можете в одной из конспиративных квартир, которыми мы располагаем. Назначьте время, и я приведу Германа.
— Вы говорили ему обо мне и изъявил ли он желание встретиться со мной?
— Говорил, не называя вашей фамилии. Сказал, что есть такой человек, и только. Он сам попросил меня свести его с вами.
— Ну что же, давайте устроим встречу. На следующей неделе в понедельник, часам к девяти вечера, — устроит?
— Вполне.
— Скажите адрес.
Василию очень хотелось связаться с подпольной группой, в которой действовали коммунисты и социал-демократы. Вебер назвал адрес, Василий повторил его про себя.
— У вас все? — спросил он.
— Нет, не все. — Вебер посмотрел по сторонам и, убедившись, что поблизости нет никого, сказал: — Один из членов нашей группы говорил мне, что в генеральном штабе работает некий инженер-майор… У него тяжело больна единственная дочь. Он истратился на врачей, на лекарства и сейчас остро нуждается в деньгах. К тому же он вообще недолюбливает нацистов, и, по мнению нашего товарища, можно попытаться подкупить его. Как вы думаете, стоит ли нам сделать это? Майор, хотя и занимает скромную должность в генеральном штабе, имеет доступ к важным делам…
— Не зная всех обстоятельств, мне трудно что-либо сказать. Ясно одно: иметь своего человека в таком учреждении, как генеральный штаб, крайне важно, и поэтому стоит рискнуть, соблюдая величайшую осторожность. Очень прошу поставить меня в известность о результатах ваших переговоров с этим майором.
— Ну, разумеется!.. И еще один вопрос: учитывая, что мы с вами не можем часто встречаться, я подумал — не стоит ли вам стать членом берлинского спортивного клуба, где состою и я. Там мы могли бы вместе играть, незаметно поговорить или хотя бы назначить свидание.
— Хорошо, я наведу справки через своих «соотечественников»-американцев и при их помощи вступлю в спортивный клуб. А если не удастся стать членом клуба, постараюсь добыть разрешение на постоянную игру.
— Вообще-то нам не мешало бы иметь связного, — сказал Вебер. — По-моему, Мюллер, ваш садовник, вполне подходит для этой цели.
— Может быть. Дайте мне время познакомиться с ним поближе. Скажите, Вебер, как у вас в организации с деньгами, не нужно ли помочь?
— Как вам сказать? — Вебер смущенно замялся. — У нас больших расходов нет… К тому же все члены нашей группы работают и живут более или менее сносно. Среди нас есть даже один владелец трикотажной фабрики. Он зарабатывает приличные деньги поставкой подшлемников для солдат фюрера…
— В таком случае выслушайте меня. Кроме того, что я являюсь представителем нефтяной компании, я еще торгую дефицитными товарами — кофе и сигаретами. Это приносит мне немалые дополнительные доходы, и я без труда могу помочь вам деньгами. Вы платите за конспиративные квартиры, собираетесь печатать листовки, вступить в переговоры с майором — да мало ли что еще! Все это требует денег. У меня в бумажнике около трех тысяч марок, я их дам вам сейчас, а при следующей встрече принесу еще. — Василий достал деньги и положил их на скамейку между собой и Вебером. Тот взял их и быстро спрятал в карман.
Они расстались у выхода из парка. Василий в такси, Вебер в трамвае вернулись в город.
Василий сказал Веберу правду: дела у него шли хорошо. В Гамбургский порт прибывали один за другим танкеры с нефтью, пароходы с оружием, авиационными моторами, цинком, оловом и другими остродефицитными материалами. Многие из них привозили товар и для мистера Кочека. Большую часть кофе и сигарет Карл Бремер реализовал на месте, меньшую часть отправлял в Берлин. Бремер уже два раза приезжал к Василию и привозил выручку в долларах, получая три процента комиссионных. В свою очередь, Василий отправлял Джо Ковачичу в Париж его долю. В ответ вице-консул присылал Василию благодарственные письма.
Для того чтобы обратить внимание властей на свои побочные занятия, Василию пришлось арендовать небольшой склад в самом Берлине и перевезти туда полученные из Гамбурга товары, завести клиентуру, сбывать кофе и сигареты. Понятно, что в Берлин поступал товар, прошедший таможню и снабженный квитанциями об уплате полагающихся пошлин.
Лето было в разгаре, город задыхался от бензинной гари и духоты. Зато в потсдамском особняке — благодать: чистый воздух, прохлада. Мюллер и в самом деле оказался прекрасным садовником. Вскоре господин Кочек стал обладателем превосходного сада и цветника. Старый садовник каждое утро присылал Лизе букеты свежих роз.
Как-то вечером Василию позвонил О'Кейли и попросил его утром заехать в консульство. «Хочу передать вам кое-какие поручения от вашего патрона и сообщить некоторые новости», — сказал генеральный консул.
Утром, не заезжая в контору, Василий отправился прямо в американское консульство.
О'Кейли принял его с подчеркнутой приветливостью, поинтересовался, как идут дела, и только после этого протянул Василию запечатанный конверт, сказав, что письмо получено через дипломатическую почту.
Василий хотел было спрятать конверт в карман, чтобы прочитать письмо позже, но О'Кейли вежливо остановил его:
— Я прошу вас прочитать письмо здесь и вернуть его мне. Извините, но существует такой порядок: бумаги, полученные через дипломатическую почту, выносить из консульства не полагается.
Письмо было от Адамса. Он уведомлял Василия, что его предположения относительно возможного военного столкновения между Италией и Абиссинией подтверждаются полностью. Великие державы, по-видимому, займут позицию невмешательства. В американском сенате подготовлен проект постановления, воспрещающего подданным Соединенных Штатов продавать вооружение-и стратегическое сырье воюющим странам. Шеф предлагал своему представителю выехать в Женеву с таким расчетом, чтобы прибыть туда не позже десятого августа, остановиться в отеле «Савой». Там его разыщет представитель итальянской нефтяной компании, синьор Мачарелли, с которым необходимо договориться и уточнить все детали поставки нефтепродуктов итальянской компании. «Мы не намерены вмешиваться в политику, — писал мистер Адамс, — наше дело коммерция — ею мы и будем заниматься». В заключение он предостерегал: «Надеюсь, вы понимаете, мистер Кочек, что все это должно храниться в строгом секрете и о результатах ваших переговоров с синьором Мачарелли и о дальнейших ваших действиях никто не должен знать».
Записав в своем блокноте дату поездки в Женеву, название отеля и фамилию итальянца, с которым ему предстояла встреча, Василий вернул письмо О'Кейли и, поймав на себе его вопросительный взгляд, сказал:
— Отличная погода для ранней весны, не правда ли? — спросил Василий через некоторое время.
— Да, погода стоит замечательная, — согласился немец.
Они поговорили о каких-то пустяках. Василий, как бы невзначай, между прочим, сообщил оберштурмбанфюреру, что он американец и представляет в Германии крупнейшую нефтяную компанию, но его специальность — торговля кофе.
— О, кофе великолепный напиток! К сожалению, настоящий кофе давно исчез, — посетовал немец и в свою очередь отрекомендовался: — Отто Лемке.
Он рассказал, что вступил в партию национал-социалистов еще в 1928 году в Мюнхене, когда фюрер только-только собирал вокруг себя единомышленников.
— Единственный народ на земном шаре, заслуживающий уважения кроме нас, немцев, — это американцы! — разглагольствовал Лемке. — Американцы, как и мы, люди дела, — не то что изнеженные, вымирающие французы, одряхлевшие англичане и славянские племена вроде чехов, югославов, поляков и другой мелочи!..
Позднее Василий пригласил оберштурмбанфюрера пообедать вместе в вагоне-ресторане, сказав, что у Него есть несколько бутылок отличного виски.
Отто Лемке не заставил себя долго уговаривать, и они пошли в вагон-ресторан. Лиза, сославшись на нездоровье, осталась в купе.
В вагоне-ресторане народу было мало. Отто Лемке заявил, что терпеть не может спиртных напитков, разбавленных водой, глушил чистое виски и, порядком захмелев, болтал без умолку. Под большим секретом он сообщил Василию, что служит в охране имперской канцелярии и имеет доступ к высшим кругам партии.
— Наши партийные вожди доверяют мне самые большие секреты, а Рудольф Гесс души не чает во мне… Для этого у него есть все основания. Я всегда был верен фюреру, даже в «ночь длинных ножей»… Американцы — наши друзья, и мне незачем скрывать от вас все это!
К концу обеда они так сдружились, что оберштурмбанфюрер Отто Лемке говорил Василию «ты» и покровительственно похлопывал его по плечу.
Утром, подъезжая к Берлину, Василий подарил ему пачку кофе, бутылку виски и дал свой служебный телефон, сказав, что всегда будет рад встретиться со своим другом Отто Лемке.
Дома Василий и Лиза обнаружили, что у них побывали некие посторонние лица и покопались в вещах, хотя все было аккуратнейшим образом положено на место. Это обстоятельство немного встревожило Василия, несмотря на то что он прекрасно знал, что в фашистской Германии подозревают всякого, тем более будут подозревать его, иностранца.
Негласный обыск в доме послужил Василию предупреждением, а то за последнее время он вел себя излишне самоуверенно, забывая, что малейший неосторожный шаг может привести к катастрофе.
Еще с юношеских лет Василий проявлял большие способности к языкам. Почти самоучкой овладел он французским, позже изучал английский и научился довольно бегло говорить. Хуже обстояло с немецким, — этот язык Василий знал слабо и взялся за него вплотную только после того, как «отец» сказал, что, возможно, придется ехать в Германию. Живя в Берлине, Василий быстро освоил разговорную речь, но грамматику знал слабо. Он решил пригласить учительницу, настоящую немку, и сказал об этом юрисконсульту Глаубергу. Тот с готовностью согласился подыскать квалифицированную учительницу.
После этого разговора прошло порядочно времени, Василий не возвращался к нему, не вспоминал о разговоре и Глауберг.
В вечерней газете Василий поместил объявление о том, что требуется сторож-садовник. В контору стали приходить садовники с солидными рекомендациями, некоторые предъявляли даже дипломы об окончании специальных училищ по садоводству и декоративному растениеводству. Василий записывал адреса претендентов, обещал известить их о своем решении, поджидая садовника, рекомендованного Вебером. Наконец, тот явился. Это был немногословный, крепкий старичок, по фамилии Мюллер. На вопросы Василия он отвечал коротко и, в отличие от многих других претендентов на должность садовника, заискивавших перед богатым американцем, держался весьма независимо.
— Если вам нужен настоящий садовник, то лучше меня не найдете во всем Берлине! — сказал он. — Я окончил специальное училище по садоводству и декоративному растениеводству, имею диплом. По своей специальности работаю более тридцати пяти лет. Вывел новые сорта тюльпанов и роз. В данное время работаю у генерала Вахмахера и согласен перейти к вам только потому, что вы предоставляете жилье.
— Вы что же, собираетесь переехать ко мне в сторожку со всем семейством? — спросил Василий.
— Нет, зачем же. Я буду жить у вас с женой, — она мне помогает в работе. Дети мои останутся в старой квартире.
Договорились об условиях. Мюллер сказал, что переедет в Потсдам дня через три.
Видимо побоявшись, что шеф прибегнет к такому же способу найма учительницы, юрисконсульт представил патрону миловидную даму — беленькую, пухленькую, голубоглазую, лет тридцати восьми. Ее звали Катрин Хигель. Держалась она скромно, по с достоинством. Сообщила, что работает в школе — преподает немецкий язык в старших классах. Была замужем, сейчас живет со своей престарелой матерью. Договорились, что фрау Хигель будет заниматься с мистером Кочеком три раза в неделю, по два часа, в его служебном кабинете после работы.
Василий давно искал удобный предлог для встречи с Вебером. Звонить ему домой или на работу не хотелось. И вдруг сам Вебер позвонил ему в контору и сказал, что хотел бы повидаться с ним.
— Пожалуйста! — ответил Василий. — Для старых друзей мои двери всегда открыты. Приезжайте когда хотите.
— Если не возражаете, я зайду к вам сейчас на несколько минут, — сказал Вебер.
Почему он так неосторожен? Позвонил по служебному телефону, отважился появиться среди белого дня? Василию стало как-то беспокойно после этого звонка.
Не прошло и получаса, как явился Вебер. Опустившись в кресло, вытер платком вспотевший лоб, сказал, что сегодня душно, как в июле, потом спросил:
— Никто не может подслушать наш разговор?
— Я часто проверяю кабинет, нет ли где аппарата подслушивания. Но такая возможность не исключена, — тихо ответил Василий.
— Как же быть? Мне нужно поговорить с вами.
— Если у вас есть время, пойдемте в парк. В это время там, кроме старух и детишек, никого не бывает, — предложил Василий.
Несколько минут они посидели, поболтали, потом Вебер поднялся с кресла. Василий предложил проводить друга. Они вместе вышли на улицу и направились по Шарлоттенбургскому шоссе к знаменитому «Функтуруму». Там, в отдаленном и пустынном уголке парка, сели на скамейку.
— После вашего отъезда меня еще раз вызвали в гестапо, — сказал Вебер, — и предложили сообщить о вас все, что я знаю и о чем мы разговаривали с вами в последнюю нашу встречу. Я повторил, что вы типичный бизнесмен, что все ваши помыслы сосредоточены только на одном: как бы нажить побольше денег. Поинтересовались вашим отношением к режиму. Я ответил, что у нас не было разговора на эту тему, но мне кажется, что вы, как и большинство янки, человек ограниченный и вряд ли интересуетесь политикой. Кажется, я убедил их в этом, но все же они решили установить за вами слежку. Один из них высказал мысль, что следовало бы завербовать одного из ваших служащих. Будьте осторожны, они не оставят вас в покое!
— Благодарю за предупреждение. Они уже копались в наших вещах… Пусть следят сколько им угодно, я их не боюсь. — Василию хотелось внушить своему собеседнику уверенность.
— Смотрите, с гестапо шутки плохие! — ответил Вебер. — Теперь — о другом: мы решили не сливаться со второй подпольной группой. Не потому, что преследуем разные цели, — нет, сейчас у всех нас цель одна: бороться с фашизмом. Но такое объединение может быть опасным. Нам неизвестно, насколько хорошо они законспирированы. Мне кажется, что будет целесообразно, если вы познакомитесь с руководителем той группы и, если сочтете нужным, лично будете поддерживать с ним связь.
— Кто же он, этот таинственный руководитель, и как я смогу связаться с ним, если захочу? — поинтересовался Василий.
— Зовут его Герман, фамилию я не знаю. Он работает в трамвайном депо мастером по ремонту. Насколько мне известно, в прошлом был коммунистом. Встретиться с ним вы можете в одной из конспиративных квартир, которыми мы располагаем. Назначьте время, и я приведу Германа.
— Вы говорили ему обо мне и изъявил ли он желание встретиться со мной?
— Говорил, не называя вашей фамилии. Сказал, что есть такой человек, и только. Он сам попросил меня свести его с вами.
— Ну что же, давайте устроим встречу. На следующей неделе в понедельник, часам к девяти вечера, — устроит?
— Вполне.
— Скажите адрес.
Василию очень хотелось связаться с подпольной группой, в которой действовали коммунисты и социал-демократы. Вебер назвал адрес, Василий повторил его про себя.
— У вас все? — спросил он.
— Нет, не все. — Вебер посмотрел по сторонам и, убедившись, что поблизости нет никого, сказал: — Один из членов нашей группы говорил мне, что в генеральном штабе работает некий инженер-майор… У него тяжело больна единственная дочь. Он истратился на врачей, на лекарства и сейчас остро нуждается в деньгах. К тому же он вообще недолюбливает нацистов, и, по мнению нашего товарища, можно попытаться подкупить его. Как вы думаете, стоит ли нам сделать это? Майор, хотя и занимает скромную должность в генеральном штабе, имеет доступ к важным делам…
— Не зная всех обстоятельств, мне трудно что-либо сказать. Ясно одно: иметь своего человека в таком учреждении, как генеральный штаб, крайне важно, и поэтому стоит рискнуть, соблюдая величайшую осторожность. Очень прошу поставить меня в известность о результатах ваших переговоров с этим майором.
— Ну, разумеется!.. И еще один вопрос: учитывая, что мы с вами не можем часто встречаться, я подумал — не стоит ли вам стать членом берлинского спортивного клуба, где состою и я. Там мы могли бы вместе играть, незаметно поговорить или хотя бы назначить свидание.
— Хорошо, я наведу справки через своих «соотечественников»-американцев и при их помощи вступлю в спортивный клуб. А если не удастся стать членом клуба, постараюсь добыть разрешение на постоянную игру.
— Вообще-то нам не мешало бы иметь связного, — сказал Вебер. — По-моему, Мюллер, ваш садовник, вполне подходит для этой цели.
— Может быть. Дайте мне время познакомиться с ним поближе. Скажите, Вебер, как у вас в организации с деньгами, не нужно ли помочь?
— Как вам сказать? — Вебер смущенно замялся. — У нас больших расходов нет… К тому же все члены нашей группы работают и живут более или менее сносно. Среди нас есть даже один владелец трикотажной фабрики. Он зарабатывает приличные деньги поставкой подшлемников для солдат фюрера…
— В таком случае выслушайте меня. Кроме того, что я являюсь представителем нефтяной компании, я еще торгую дефицитными товарами — кофе и сигаретами. Это приносит мне немалые дополнительные доходы, и я без труда могу помочь вам деньгами. Вы платите за конспиративные квартиры, собираетесь печатать листовки, вступить в переговоры с майором — да мало ли что еще! Все это требует денег. У меня в бумажнике около трех тысяч марок, я их дам вам сейчас, а при следующей встрече принесу еще. — Василий достал деньги и положил их на скамейку между собой и Вебером. Тот взял их и быстро спрятал в карман.
Они расстались у выхода из парка. Василий в такси, Вебер в трамвае вернулись в город.
Василий сказал Веберу правду: дела у него шли хорошо. В Гамбургский порт прибывали один за другим танкеры с нефтью, пароходы с оружием, авиационными моторами, цинком, оловом и другими остродефицитными материалами. Многие из них привозили товар и для мистера Кочека. Большую часть кофе и сигарет Карл Бремер реализовал на месте, меньшую часть отправлял в Берлин. Бремер уже два раза приезжал к Василию и привозил выручку в долларах, получая три процента комиссионных. В свою очередь, Василий отправлял Джо Ковачичу в Париж его долю. В ответ вице-консул присылал Василию благодарственные письма.
Для того чтобы обратить внимание властей на свои побочные занятия, Василию пришлось арендовать небольшой склад в самом Берлине и перевезти туда полученные из Гамбурга товары, завести клиентуру, сбывать кофе и сигареты. Понятно, что в Берлин поступал товар, прошедший таможню и снабженный квитанциями об уплате полагающихся пошлин.
Лето было в разгаре, город задыхался от бензинной гари и духоты. Зато в потсдамском особняке — благодать: чистый воздух, прохлада. Мюллер и в самом деле оказался прекрасным садовником. Вскоре господин Кочек стал обладателем превосходного сада и цветника. Старый садовник каждое утро присылал Лизе букеты свежих роз.
Как-то вечером Василию позвонил О'Кейли и попросил его утром заехать в консульство. «Хочу передать вам кое-какие поручения от вашего патрона и сообщить некоторые новости», — сказал генеральный консул.
Утром, не заезжая в контору, Василий отправился прямо в американское консульство.
О'Кейли принял его с подчеркнутой приветливостью, поинтересовался, как идут дела, и только после этого протянул Василию запечатанный конверт, сказав, что письмо получено через дипломатическую почту.
Василий хотел было спрятать конверт в карман, чтобы прочитать письмо позже, но О'Кейли вежливо остановил его:
— Я прошу вас прочитать письмо здесь и вернуть его мне. Извините, но существует такой порядок: бумаги, полученные через дипломатическую почту, выносить из консульства не полагается.
Письмо было от Адамса. Он уведомлял Василия, что его предположения относительно возможного военного столкновения между Италией и Абиссинией подтверждаются полностью. Великие державы, по-видимому, займут позицию невмешательства. В американском сенате подготовлен проект постановления, воспрещающего подданным Соединенных Штатов продавать вооружение-и стратегическое сырье воюющим странам. Шеф предлагал своему представителю выехать в Женеву с таким расчетом, чтобы прибыть туда не позже десятого августа, остановиться в отеле «Савой». Там его разыщет представитель итальянской нефтяной компании, синьор Мачарелли, с которым необходимо договориться и уточнить все детали поставки нефтепродуктов итальянской компании. «Мы не намерены вмешиваться в политику, — писал мистер Адамс, — наше дело коммерция — ею мы и будем заниматься». В заключение он предостерегал: «Надеюсь, вы понимаете, мистер Кочек, что все это должно храниться в строгом секрете и о результатах ваших переговоров с синьором Мачарелли и о дальнейших ваших действиях никто не должен знать».
Записав в своем блокноте дату поездки в Женеву, название отеля и фамилию итальянца, с которым ему предстояла встреча, Василий вернул письмо О'Кейли и, поймав на себе его вопросительный взгляд, сказал: