Страница:
Вечером в сочельник они встретились в вестибюле ресторана. Василий и Лиза познакомились с женой Сарьяна Жаннет, веселой голубоглазой француженкой. Как все парижанки, она была одета с большим вкусом, казалась значительно моложе своих лет. Впрочем, и Лиза сегодня ничем не отличалась от парижских модниц. Чтобы не ударить лицом в грязь, жена преуспевающего коммерсанта заказала специально к этому дню платье у дорогой портнихи. Тоненькие нитки жемчуга и бриллиантовые серьги дополняли ее туалет. Мужчины были в вечерних костюмах.
Метрдотель, во фраке, с белым цветком в петлице, похожий на опереточного артиста, спросив фамилии гостей, провел их к заказанному столику.
Когда официант, приняв заказ, удалился, дамы обнаружили под салфетками рождественские подарки. Лизе досталась маленькая обезьянка, а Жаннет — плюшевый медвежонок.
Ровно в двенадцать послышался бой часов, передаваемый по радио, зажглись свечи на громадной елке посреди зала. Все встали с бокалами, наполненными шампанским, и осушили их, пожелав друг другу счастья.
Заиграла музыка, Сарьяны остались за столиком, но Василий и Лиза танцевали, что называется, до упаду. Он — крупный, высокий, ладно скроенный, она — изящная, стройная — обращали на себя внимание. Каждый раз, когда после очередного танца они возвращались к столику, раскрасневшиеся, возбужденные, Жаннет встречала их аплодисментами, а ее муж спешил наполнить их бокалы.
— Чтобы узнать французов, — сказал Василий, когда они с Лизой отдыхали от танцев, — нужно съесть не пуд, а тонну соли! Казалось бы, народ приветливый, общительный, а между тем не очень-то гостеприимный!..
— На основании каких фактов вы пришли к такому выводу? — улыбаясь спросил Сарьян.
— Скоро два года, как я живу в этой стране, и за все это время не был приглашен ни в один дом! Тот же мой компаньон, который многим обязан мне и знает, что у нас здесь нет ни родных, ни близких друзей, не счел нужным пригласить нас даже в праздник!..
— Вы правы, мсье Кочек! Французы могут уважать вас, дружить с вами, угощать в самом дорогом ресторане, но пригласить к себе домой… Для того чтобы удостоиться такой чести, нужно очень близко сойтись с ними, быть на короткой ноге.
— У нас все гораздо проще. Словаки народ гостеприимный!..
— Чтобы вы не думали, что я тоже окончательно офранцузился, приглашаю вас с супругой. Прошу пожаловать к нам в любое время, когда вам только захочется. Хоть на Новый год, хоть позже!..
— Вот и получилось, что ты напросился в гости! — смеясь сказала Лиза.
Василий охотно принял приглашение журналиста, поблагодарил его. Ему нужно было только получить ответ от «отца».
В пятом часу утра, когда веселье в ресторане было еще в полном разгаре, Василий с Лизой и чета Сарьянов разъехались по домам.
На следующий день, решив, что лучшего времени для отправления религиозных обязанностей, чем рождество, трудно придумать, Василий пошел с женой в церковь. Терпеливо прослушав торжественную мессу, они дождались, когда кюре освободится, и подошли к нему. Он тотчас узнал их и приветливо улыбнулся.
— Я очень рад, что в моем приходе появились добрые католики, — сказал он. — Как я заметил, вы постоянно посещаете воскресную мессу…
— Конечно, отец мой! — воскликнул Василий. — Мы с женой хотели узнать, можно ли купить два постоянных места у вас в церкви. Ну, скажем, в третьем или в четвертом ряду.
— Вы хотите иметь постоянные места? Что ж, это похвально… Вы могли бы располагать свободными местами в третьем ряду. Четвертое и пятое кресла. Но известно ли вам, что места в нашей церкви стоят дорого?
— Не думаю, что это заставило бы нас отказаться от своего намерения…
— На жесткой скамейке в третьем ряду место стоит триста франков в год, а если хотите кресла с бархатной обивкой, то пятьсот франков.
— Думаю, мы удовлетворимся жесткой скамейкой. Не так ли, Марианна? — Василий повернулся к жене.
— Конечно, — ответила Лиза. — Не все ли равно, на какой скамье беседовать с богом…
Василий достал из бумажника шестьсот франков.
— Благодарю вас! — Кюре спрятал деньги в карман брюк под сутаной. — Квитанций мы не выдаем, но в книге нашей церкви будет сделана соответствующая запись о закреплении этих мест за вами.
Пожелав друг Другу счастливого рождества, они расстались.
— Вот черти полосатые, — шепнул Василий Лизе, беря ее под руку, — даже местами в божьем храме торгуют!
— Значит, придется исповедоваться этому старому фарисею?
— Самым исправным образом, не реже раза в месяц!
— Ах ты господи! Придумывай теперь грехи, чтобы получить отпущение! — Лиза вздохнула.
— Да, дорогая, выдумывать грехи, пожалуй, труднее, чем совершать их!.. Впрочем, когда соберешься на исповедь, я придумаю тебе такие грехи, что все завидовать станут!..
Дома, среди разных программ, проспектов из спортивного клуба и пригласительных билетов, их ожидало письмо «отца». Он поздравлял сына и невестку с рождеством Христовым и с Новым годом. После многочисленных пожеланий он выражал свою радость по поводу коммерческих успехов сына. Передав поклоны от родных и сообщив о здоровье тети Клары, которая, благодарение богу, поправляется, «отец» писал, что ее сын, Юзеф Холек, в самое ближайшее время собирается на студенческие каникулы во Францию. «Юзеф позвонит тебе по телефонам, номера которых ты мне сообщил, и я очень прошу — повстречайся с ним, помоги ознакомиться с достопримечательностями столицы мира. Если же ты очень занят и не можешь уделить ему достаточно внимания, пусть им займется Марианна. Он, как ты знаешь, парень хороший и вполне заслуживает того, чтобы его приняли как следует. Деньги присылать мне не надо, лучше пустить их в оборот.
Не пишу подробно, в надежде, что Юзеф расскажет вам обо всем…»
Они читали и перечитывали письмо «отца». Было ясно: курьер, который приезжает к ним, имеет достаточные полномочия. Что другое могли означать слова: «Юзеф парень хороший и заслуживает того, чтобы его приняли как следует»? Значит, этому Холеку можно доверить все. В письме нет ни единого слова ни о Сарьяне, ни о Вебере. Последние строки письма: «Не пишу подробно, в надежде, что Юзеф расскажет вам обо всем» — вот, наверное, ответ и на этот вопрос.
Вскоре после Нового года раздался телефонный звонок.
«Квартира Ярослава Кочека?» — «Да…» — «Здравствуй, брат, говорит Юзеф Холек. Твой отец обещал написать обо мне, — ты получил его письмо?» — «Получил. Где же ты, Юзеф, почему не едешь к нам?» — «Чтобы не беспокоить вас, я остановился в гостинице. Но если вы дома, могу приехать хоть сейчас». — «Мы дома и ждем тебя. Постой, с тобой хочет поговорить Марианна, передаю ей трубку». — «Здравствуй, Юзеф! Как тебе не стыдно останавливаться в гостинице?» — «Я уже сказал, — не хотел беспокоить вас». — «Ну ладно, приезжай скорее, мы тебя ждем. Наш адрес ты знаешь… Возьми такси и приезжай, мы с Ярославом так соскучились по дому…»
— Василий, как ты думаешь, наш телефон на подслушивании? — спросила Лиза, положив трубку.
— Не думаю, но быть осторожным не мешает. Береженого и бог бережет!
— Знаешь, почему я спрашиваю? Мы — словаки, подданные Чехословацкой республики. Но ни словацкий, ни чешский язык не удосужились изучить. Ленивые мы с тобой люди. К нам приезжает близкий родственник, а мы беседуем с ним по-французски. Хорошо еще, не возникла необходимость обращаться к нашему консулу, — а если бы?
— Ты не совсем права. Дело не в лени, а времени у нас совершенно нет!
— Пустое, при желании время нашлось бы…
Минут через сорок приехал двоюродный брат Юзеф. Василий, помогая гостю снять пальто, внимательно разглядывал его.
Юзеф оказался моложавым, высоким человеком со спортивной фигурой. Поглаживая русые волосы, он украдкой посмотрел по сторонам и, похоже, не поняв, есть ли дома чужие или нет, обнял сначала Василия, потом Лизу, говоря: «Здравствуй, брат! Здравствуй, сестра!» И хотя в пароле не было никакой необходимости, добавил: «Дома у нас все благополучно!»
— Ну и слава богу! — Василий, взяв Юзефа под руку, перешел на русский язык. — Ладно, все ясно! Пойдемте в кабинет. Можете говорить свободно, посторонних нет. Мы с Лизой одни.
Вслед за ними вошла в кабинет и Лиза, поставила на стол бутылку белого вина, бокалы, фрукты, а сама устроилась в кресле.
— Рассказывайте! Мы ведь заждались вас. — Василий наполнил бокалы.
— Многое должен я вам сказать — не знаю, с чего и начать. Прежде всего, «отец» поручил мне передать вам обоим большой привет, — начал гость. — Он так же, как и вы, считает, что членство в спортивном клубе еще больше упрочит ваше положение здесь, в Париже, и даст вам возможность встречаться с нужными людьми. Большое впечатление произвело на «отца» сообщение, что фирма имеет возможность наладить коммерческие отношения с заграницей. Он несколько раз повторил, что придает этому факту чрезвычайно важное значение, и просил сказать вам об этом. Если поездка ваша в Лондон совпадает с интересами фирмы, то поезжайте. Но вот в Берлине вам нужно побывать, по его мнению, обязательно, — побывать без всякого определенного задания. Просто подышать тамошним воздухом, поближе познакомиться с обстановкой. «Отец» считает, что фашистская опасность становится реальным фактом и вам пора перейти к активной работе. Он так и сказал: «Передайте товарищу Василию, что час настал!..» По мнению «отца», журналисту Сарьяну вполне можно доверять, — раскройтесь перед ним в пределах разумного и воспользуйтесь его помощью. В отношении Ганса Вебера совет такой: всецело полагаться на Сарьяна и, если тот посоветует, можно привлечь и Вебера к антифашистской работе. В дальнейшем вам рекомендуется писать «отцу» пореже, — связь будет поддерживать специально выделенный курьер. Имейте в виду — курьер этот женщина, здоровая, краснощекая австриячка, старая революционерка, убежденная антифашистка. Запомните ее внешние данные и пароль. Зовут австриячку фрау Шульц, Анна Шульц. Она — крупная женщина лет пятидесяти, по профессии портниха. Глаза карие, волосы гладко причесаны, каштановые, с проседью. На груди, сверх белой блузки, она всегда носит большой медальон с эмалевым изображением божьей матери с младенцем. Пароль: «Вы, мадам, кажется, хотели сшить платье?» Ответ; «Да, если только не очень долго ждать». Повторить или запомнили?
— Не надо повторять!
— С фрау Шульц связь будет поддерживать главным образом Лиза. «Отец» считает это более естественным и тем самым более целесообразным. Фрау Шульц позвонит вам по домашнему телефону и условится о времени и месте встречи с Лизой. Рекомендуется встречаться с Шульц там, где она укажет, и ни в коем случае не у вас дома. Шульц не должна знать слишком много о мсье Кочеке. Ее знакомство с ним возможно только при особой необходимости. «Отец» просил также передать Лизе, что знает — безделье надоело ей, но ему скоро придет конец. Вот, пожалуй, все, что мне поручено передать вам.
— Когда вы собираетесь обратно? — спросил Василий.
— Задержусь здесь на несколько дней, я ведь студент Пражского университета, воспользовался рождественскими каникулами, чтобы посетить Францию. Не исключено, что за мной следят, поэтому мне не следует приезжать к вам еще раз. Если я понадоблюсь вам, то позвоните ко мне в гостиницу, — встретимся где-нибудь в музее. Так будет проще всего, — меня ведь интересует в Париже все, что достойно внимания.
— Предположение, что за вами следят, основано на каких-нибудь фактах? — поинтересовался Василий.
— Конкретных фактов нет. Но, в связи с определенными событиями, в отношениях между Чехословацкой республикой и Францией наблюдается некоторый холодок, и французские власти стали относиться к чехословакам с подозрением. В Праге французский консул, прежде чем выдать мне визу, вымотал всю душу…
— Скажите, товарищ, а из дома нам ничего не передавали? — спросила Лиза и тут же добавила: — Как приятно произнести слово «товарищ»!
— Нет, ничего не передавали. Но по приезде я могу узнать и сообщу через фрау Шульц.
— Пожалуйста, очень прошу! А то ведь мы с Василием сидим тут, как в ссылке. Ни писем из дома, никаких вестей…
— Ну что ж, давайте выпьем по бокалу вина за то, чтобы не было на свете фашизма и войн, — негромко сказал Василий.
— С большим удовольствием! И от души желаю вам успеха! — Гость чокнулся с Лизой, потом с Василием.
— Хорошо бы вам задержаться на несколько дней, — сказал Василий. — Дело в том, что на днях я должен встретиться с Сарьяном у него дома. Мне хотелось бы информировать «отца» о результатах моих переговоров с журналистом. Может быть, он сообщит мне кое-что новое. Сарьян ведь вхож в верха, он очень осведомленный человек.
— Хорошо, в течение трех дней я буду ждать вашего звонка до десяти утра и после восьми вечера. Запишите мой телефон. Можете говорить со мной по-чешски, я свободно владею этим языком.
— К сожалению, не могу сказать о себе то же самое. Впрочем, для начала у меня хватит запаса слов. Начнем по-чешски, потом невзначай перейдем на французский…
Гость попрощался и ушел.
— Мне понравился этот парень — молодой, собранный, толковый, — сказал Василий. — С таким можно работать.
— С тобой тоже можно работать! — пошутила Лиза.
— Думаю, что можно, — ответил Василий.
Сарьян не заставил себя долго ждать. Утром следующего дня он позвонил Василию в контору и спросил, не забыл ли тот о своем обещании побывать у него дома с женой.
— Нет, конечно! — отозвался Василий. — Вы же знаете, фирма наша солидная, мы всегда выполняем свои обещания.
— Ну и отлично! Я приду к вам после работы, возьмем такси, заедем за вашей женой и отправимся к нам. Без меня вы, чего доброго, заблудитесь. Я ведь живу на окраине Парижа, почти за городом.
— Зачем же такси? Мы можем поехать в моей машине. Или вы не доверяете мне вашу драгоценную жизнь?
— Рискну, тем более что так обойдется дешевле!..
День прошел в суете. Нужно было просмотреть почту, накопившуюся за праздничные дни, вызвать к себе главного художника, посоветоваться с ним по поводу заказов, выслушать директора-распорядителя, подписать чеки и другие банковские документы.
Ровно в пять часов в кабинет к Василию вошел Сарьян.
— Точность — вежливость королей! — сказал он, указывая на стенные часы.
Они заехали за Лизой. Она села рядом с журналистом, на заднем сиденье, и машина тронулась.
— Вас, вероятно, интересует, почему мы с Жаннет забрались так далеко? Очень просто — люблю копаться в земле! В Париже люди забыли даже запах земли. Единственная возможность отдохнуть душой — это наняться садовником и разделывать клумбы в общественных садах. Здесь же, на окраине, у меня небольшой садик с фруктовыми деревьями, кустами махровой сирени и жасмина. Я развожу цветы, даже огород у меня есть. Жаль, сейчас зима и вы не сможете полюбоваться моими цветами, в особенности розами. Их у меня шестьдесят кустов, и летом, когда раскрываются бутоны, кажется, что ты очутился на знаменитых розовых плантациях Болгарии. В детстве, когда я жил в Стамбуле, возле нашего дома был тенистый сад, и отец мой любил копаться в нем. Должно быть, я унаследовал его любовь к земле…
Залитый светом Париж остался позади, они выехали на скудно освещенную широкую улицу, вдоль которой по обеим сторонам виднелись двухэтажные коттеджи.
— Вот там, через три дома, с правой стороны остановитесь, — сказал Сарьян.
Дом журналиста был скромно, но со вкусом обставлен. В ожидании обеда расположились в просторной гостиной. Жаннет принесла аперитив.
— Вы живете вдвоем в таком большом доме? — спросила ее Лиза.
— Вдвоем. У нас нет даже постоянной прислуги, только приходящая, — сказала Жаннет. — Дом, правда, немного великоват для нас — семь комнат, четыре на первом этаже, три на втором, который всегда пустует. Но зато здесь у нас больше земли, — есть где развернуться Жюлю!..
Обед был скромный, зато в изобилии были представлены вина разных марок и сортов. После обеда Жаннет повела Лизу к себе, а мужчины пошли в кабинет хозяина — покурить, выпить кофе, побеседовать по душам.
— Расскажите погрязшему в делах человеку, что происходит на нашей многострадальной планете? Вы ведь все знаете! — начал Василий.
— Кое-что знаю… Увы! — далеко не все. К сожалению, порадовать вас нечем. — Сарьян встал, молча прошелся по комнате. Вернувшись на свое место, сказал: — Вчера, четвертого января тысяча девятьсот тридцать третьего года — прошу вас запомнить эту дату! — в Кельне, в доме банкира фон Шредера, состоялась встреча Гитлера с Папеном. По имеющимся в министерстве иностранных дел Франции сведениям, они договорились о двустороннем союзе: Папен — Гитлер. Результаты этого сговора не заставят себя долго ждать — он расчистит путь Гитлеру к власти. Поверьте мне, эта дата, четвертое января, явится началом грозных событий для Европы, а может быть, и для всего мира!
— Следовательно, вы считаете, что приход к власти национал-социалистов во главе с Гитлером предрешен?
— Да. И мне становится страшно, когда я думаю о последствиях.
— Страхом делу не поможешь! Разумнее было бы бороться против гитлеризма, бороться всеми доступными средствами. — Василий внимательно следил за выражением лица собеседника.
— Согласен, но как бороться — вот в чем вопрос. Я не министр, не генерал, у меня нет армии. Нет даже партии.
— Для начала мы заключим с вами союз для борьбы с фашизмом.
— Союз с вами?
— Не смотрите на меня так удивленно. Лучше давайте поговорим откровенно. Хотите?
— Хочу. Собственно, я давно жду такого разговора. Жду с того самого дня, когда после турнира в спортивном клубе вы отказались фотографироваться, боясь появиться на страницах газет… Тогда я понял, что для этого у вас есть свои особые причины.
— Прежде всего вы должны знать, что единственная моя цель — бороться против фашизма. Разумеется, мы с вами не в силах помешать Гитлеру и его молодчикам захватить власть в Германии. Но быть в курсе всех акций фашистов обязаны, чтобы помочь тем, кто в состоянии бороться с этим злом нашего века по-настоящему.
— Чем я могу быть вам полезным?
— Прежде всего согласием сотрудничать со мной, если вы действительно хотите бороться с фашизмом.
— Мне ли, человеку, испытавшему на своей собственной шкуре все ужасы шовинизма и фанатизма, не хотеть бороться с фашизмом!.. Я готов. Но в чем конкретно должно заключаться мое сотрудничество с вами?
— Вы окажете нам большую услугу, если согласитесь информировать меня о событиях в Германии и ставить в известность о намерениях правящих кругов Франции, связанных с германскими делами.
— Согласен, — журналист кивнул головой. — А еще?
— Разрешить, если, конечно, это вас не затруднит, пользоваться время от времени вашим домом.
— Зачем?
— Чтобы изредка встречаться здесь с нужными людьми, готовить почту для отправки определенным адресатам, иметь в исключительных случаях убежище для моих сотрудников на день или два, не больше. Повторяю, если это вас не затруднит…
— Пользуйтесь сколько вам угодно! Единственное, чего бы мне хотелось, — делать все это так, чтобы не вызвать подозрений ни у кого, даже у Жаннет, которая не только далека от политики, но и боится ее!
— Ваш дом стоит особняком. Я заметил, что сад отделяет его от любопытных взглядов соседей, в особенности летом. У вас нет даже постоянной прислуги. Наконец, у вас пустует целый этаж. Найти более идеальные условия для работы невозможно. Вы могли бы сдать мне в аренду верхний этаж. Я один или с женой — мы могли бы приезжать сюда на день, на два подышать свежим воздухом. Кстати, установление таких взаимоотношений между нами сняло бы с вас всякую ответственность. Мало ли чем могут заниматься жильцы?..
— План ваш мне нравится. Я охотно сдам вам в аренду часть дома. Жена скучает в одиночестве, к тому же она очень симпатизирует мадам Кочековой. Мой вам совет: не спешите, взвесьте все еще раз. Пусть и между женщинами укрепится взаимная дружба.
— Иметь с вами дело одно удовольствие! Спешить не будем. Еще один вопрос: скажите, стоит ли привлечь к делу Вебера?
— Вебер ненавидит фашизм. Я имел возможность убедиться в этом.
— А не может быть так, что он, прикрываясь антифашизмом, выполняет здесь задание определенных органов и старается войти в доверие к действительным антифашистам?
— Я не такой уж простак, каким, может быть, кажусь, — усмехнулся Сарьян. — Еще раз подтверждаю, что порядочность Ганса Вебера вне сомнений!
— Тогда давайте обсудим, как привлечь его к делу.
— Очень просто — встретимся с ним где-нибудь в ресторане или в кафе втроем и поговорим.
— Мне не хотелось бы, чтобы нас видели вместе. Я уверен, что за Вебером, как за иностранным дипломатом, установлена слежка и каждый его шаг, тем более встреча с иностранцем, берется на заметку.
— Об этом я, признаться, не подумал… В таком случае могу позвать его и вас к себе в гости! — предложил Сарьян.
— Так будет лучше. Если можно, следовало бы ускорить встречу.
— Ну, скажем, послезавтра, часам к восьми вечера.
— Очень хорошо!.. Теперь мы с чистой совестью можем возвратиться к дамам.
— Можем… Но прежде мне хотелось бы спросить вас: неужели вы не располагаете надежной информацией непосредственно из Германии?
— Лично я — нет. Но те, кому это положено, располагают такой информацией. Однако для верности любую информацию полагается проверять по двум-трем источникам.
В столовой уже был накрыт стол для чая, и Жаннет угостила их тортом собственного приготовления.
На обратном пути Василий, не отрывая глаз от дороги, спросил у Лизы, какое впечатление произвела на нее Жаннет.
— Она очень милая, простая, сердечная женщина. Но, к сожалению, далека от всяких общественных интересов.
— Ты понравилась ей?
— Думаю, что понравилась. Она просила меня чаще бывать у нее.
— Я рассказал Сарьяну о своих действительных целях, и он обещал сотрудничать с нами… В недалеком будущем мы арендуем верхний этаж его дома. Сама видела, идеальное место для конспиративной квартиры. Но на это потребуется согласие Жаннет. Ты уж постарайся завоевать ее симпатию…
Утром Лиза позвонила Юзефу в гостиницу, и они условились встретиться у собора Парижской богоматери, — ему не терпелось увидеть это чудо архитектуры.
Лиза сообщила ему во время осмотра собора, что Сарьян дал согласие сотрудничать, что Василий собирается арендовать второй этаж его дома, который пустует, и организовать там конспиративную явку. В случае надобности, в доме могут останавливаться на короткое время люди «отца». Встреча Василия с Вебером состоится в ближайшее время в доме того же журналиста. О результатах они сообщат.
— Василий просил еще передать вам, — сказала Лиза, — чтобы вы поспешили с отъездом. Передайте «отцу», что в Париже стало известно о состоявшемся свидании Гитлера с фон Папеном в Кельне четвертого января, в доме банкира Шредера, и сговоре между ними. В здешних осведомленных кругах считают, что приход Гитлера к власти предрешен — это только вопрос времени. И пусть ускорят приезд к нам курьера, — сейчас очень важно наладить регулярную связь с «отцом».
— Понятно…
— И последнее — не забудьте мою просьбу о весточке из дома… А теперь обойдем собор еще раз и попрощаемся!
Жубер вернулся из Италии в великолепном настроении.
— Возлагать большие надежды на рынок Италии, страны отсталой, довольно бедной, к тому же задавленной диктатурой дуче, едва ли следует. Но все же извлечь и оттуда кое-какую пользу для нас можно. В частности, я заключил договоры на рекламные заказы с двумя кинопрокатными фирмами и одной туристской конторой. — Жубер достал из портфеля три договора и вручил Василию. — Сами видите, заказы незначительные, но, может быть, это только начало и в будущем наши деловые связи с Италией расширятся. Ну, а что касается моей поездки, то она была великолепной, столько впечатлений! Мадлен в восторге от этой сказочной страны. Короче, я очень доволен, тем более что мои расходы с лихвой окупятся заключенными мною договорами!
— Скажите, Жубер, как чувствуют себя итальянцы под фашистской диктатурой? — спросил Василий, откладывая в сторону договоры.
— Я как-то этим не интересовался. Слышал о колониальных претензиях Италии к Африке, но в чем там дело — понятия не имею. В конечном итоге это нас не касается. Раз итальянцам хочется прибрать к рукам какие-то земли дикарей, — пусть, на здоровье. Сомалийцам или абиссинцам от этого хуже не будет, — цивилизованные народы, придя к ним, по крайней мере принесут с собой культуру и христианскую религию!
— Вы серьезно так думаете?
— Да… Впрочем, я плохо разбираюсь в такого рода вопросах! — поспешил сказать Жубер, почувствовав холодок в голосе компаньона.
— А если фашисты, во главе с Гитлером, захватят власть в Германии, в непосредственной близости от Франции, тогда как?
— Не понимаю ваш вопрос, мсье Кочек… Захватят так захватят, — нам от этого ни тепло ни холодно…
— Ах, мсье Жубер, мсье Жубер! Вы не представляете себе, какие последствия может иметь победа национал-социалистов для соседних с Германией стран… Впрочем, в одном вы правы: политика не наше дело! Пусть ею занимаются дипломаты… — Чтобы скрыть свое раздражение, Василий, сославшись на неотложные дела, вышел из конторы.
Метрдотель, во фраке, с белым цветком в петлице, похожий на опереточного артиста, спросив фамилии гостей, провел их к заказанному столику.
Когда официант, приняв заказ, удалился, дамы обнаружили под салфетками рождественские подарки. Лизе досталась маленькая обезьянка, а Жаннет — плюшевый медвежонок.
Ровно в двенадцать послышался бой часов, передаваемый по радио, зажглись свечи на громадной елке посреди зала. Все встали с бокалами, наполненными шампанским, и осушили их, пожелав друг другу счастья.
Заиграла музыка, Сарьяны остались за столиком, но Василий и Лиза танцевали, что называется, до упаду. Он — крупный, высокий, ладно скроенный, она — изящная, стройная — обращали на себя внимание. Каждый раз, когда после очередного танца они возвращались к столику, раскрасневшиеся, возбужденные, Жаннет встречала их аплодисментами, а ее муж спешил наполнить их бокалы.
— Чтобы узнать французов, — сказал Василий, когда они с Лизой отдыхали от танцев, — нужно съесть не пуд, а тонну соли! Казалось бы, народ приветливый, общительный, а между тем не очень-то гостеприимный!..
— На основании каких фактов вы пришли к такому выводу? — улыбаясь спросил Сарьян.
— Скоро два года, как я живу в этой стране, и за все это время не был приглашен ни в один дом! Тот же мой компаньон, который многим обязан мне и знает, что у нас здесь нет ни родных, ни близких друзей, не счел нужным пригласить нас даже в праздник!..
— Вы правы, мсье Кочек! Французы могут уважать вас, дружить с вами, угощать в самом дорогом ресторане, но пригласить к себе домой… Для того чтобы удостоиться такой чести, нужно очень близко сойтись с ними, быть на короткой ноге.
— У нас все гораздо проще. Словаки народ гостеприимный!..
— Чтобы вы не думали, что я тоже окончательно офранцузился, приглашаю вас с супругой. Прошу пожаловать к нам в любое время, когда вам только захочется. Хоть на Новый год, хоть позже!..
— Вот и получилось, что ты напросился в гости! — смеясь сказала Лиза.
Василий охотно принял приглашение журналиста, поблагодарил его. Ему нужно было только получить ответ от «отца».
В пятом часу утра, когда веселье в ресторане было еще в полном разгаре, Василий с Лизой и чета Сарьянов разъехались по домам.
На следующий день, решив, что лучшего времени для отправления религиозных обязанностей, чем рождество, трудно придумать, Василий пошел с женой в церковь. Терпеливо прослушав торжественную мессу, они дождались, когда кюре освободится, и подошли к нему. Он тотчас узнал их и приветливо улыбнулся.
— Я очень рад, что в моем приходе появились добрые католики, — сказал он. — Как я заметил, вы постоянно посещаете воскресную мессу…
— Конечно, отец мой! — воскликнул Василий. — Мы с женой хотели узнать, можно ли купить два постоянных места у вас в церкви. Ну, скажем, в третьем или в четвертом ряду.
— Вы хотите иметь постоянные места? Что ж, это похвально… Вы могли бы располагать свободными местами в третьем ряду. Четвертое и пятое кресла. Но известно ли вам, что места в нашей церкви стоят дорого?
— Не думаю, что это заставило бы нас отказаться от своего намерения…
— На жесткой скамейке в третьем ряду место стоит триста франков в год, а если хотите кресла с бархатной обивкой, то пятьсот франков.
— Думаю, мы удовлетворимся жесткой скамейкой. Не так ли, Марианна? — Василий повернулся к жене.
— Конечно, — ответила Лиза. — Не все ли равно, на какой скамье беседовать с богом…
Василий достал из бумажника шестьсот франков.
— Благодарю вас! — Кюре спрятал деньги в карман брюк под сутаной. — Квитанций мы не выдаем, но в книге нашей церкви будет сделана соответствующая запись о закреплении этих мест за вами.
Пожелав друг Другу счастливого рождества, они расстались.
— Вот черти полосатые, — шепнул Василий Лизе, беря ее под руку, — даже местами в божьем храме торгуют!
— Значит, придется исповедоваться этому старому фарисею?
— Самым исправным образом, не реже раза в месяц!
— Ах ты господи! Придумывай теперь грехи, чтобы получить отпущение! — Лиза вздохнула.
— Да, дорогая, выдумывать грехи, пожалуй, труднее, чем совершать их!.. Впрочем, когда соберешься на исповедь, я придумаю тебе такие грехи, что все завидовать станут!..
Дома, среди разных программ, проспектов из спортивного клуба и пригласительных билетов, их ожидало письмо «отца». Он поздравлял сына и невестку с рождеством Христовым и с Новым годом. После многочисленных пожеланий он выражал свою радость по поводу коммерческих успехов сына. Передав поклоны от родных и сообщив о здоровье тети Клары, которая, благодарение богу, поправляется, «отец» писал, что ее сын, Юзеф Холек, в самое ближайшее время собирается на студенческие каникулы во Францию. «Юзеф позвонит тебе по телефонам, номера которых ты мне сообщил, и я очень прошу — повстречайся с ним, помоги ознакомиться с достопримечательностями столицы мира. Если же ты очень занят и не можешь уделить ему достаточно внимания, пусть им займется Марианна. Он, как ты знаешь, парень хороший и вполне заслуживает того, чтобы его приняли как следует. Деньги присылать мне не надо, лучше пустить их в оборот.
Не пишу подробно, в надежде, что Юзеф расскажет вам обо всем…»
Они читали и перечитывали письмо «отца». Было ясно: курьер, который приезжает к ним, имеет достаточные полномочия. Что другое могли означать слова: «Юзеф парень хороший и заслуживает того, чтобы его приняли как следует»? Значит, этому Холеку можно доверить все. В письме нет ни единого слова ни о Сарьяне, ни о Вебере. Последние строки письма: «Не пишу подробно, в надежде, что Юзеф расскажет вам обо всем» — вот, наверное, ответ и на этот вопрос.
Вскоре после Нового года раздался телефонный звонок.
«Квартира Ярослава Кочека?» — «Да…» — «Здравствуй, брат, говорит Юзеф Холек. Твой отец обещал написать обо мне, — ты получил его письмо?» — «Получил. Где же ты, Юзеф, почему не едешь к нам?» — «Чтобы не беспокоить вас, я остановился в гостинице. Но если вы дома, могу приехать хоть сейчас». — «Мы дома и ждем тебя. Постой, с тобой хочет поговорить Марианна, передаю ей трубку». — «Здравствуй, Юзеф! Как тебе не стыдно останавливаться в гостинице?» — «Я уже сказал, — не хотел беспокоить вас». — «Ну ладно, приезжай скорее, мы тебя ждем. Наш адрес ты знаешь… Возьми такси и приезжай, мы с Ярославом так соскучились по дому…»
— Василий, как ты думаешь, наш телефон на подслушивании? — спросила Лиза, положив трубку.
— Не думаю, но быть осторожным не мешает. Береженого и бог бережет!
— Знаешь, почему я спрашиваю? Мы — словаки, подданные Чехословацкой республики. Но ни словацкий, ни чешский язык не удосужились изучить. Ленивые мы с тобой люди. К нам приезжает близкий родственник, а мы беседуем с ним по-французски. Хорошо еще, не возникла необходимость обращаться к нашему консулу, — а если бы?
— Ты не совсем права. Дело не в лени, а времени у нас совершенно нет!
— Пустое, при желании время нашлось бы…
Минут через сорок приехал двоюродный брат Юзеф. Василий, помогая гостю снять пальто, внимательно разглядывал его.
Юзеф оказался моложавым, высоким человеком со спортивной фигурой. Поглаживая русые волосы, он украдкой посмотрел по сторонам и, похоже, не поняв, есть ли дома чужие или нет, обнял сначала Василия, потом Лизу, говоря: «Здравствуй, брат! Здравствуй, сестра!» И хотя в пароле не было никакой необходимости, добавил: «Дома у нас все благополучно!»
— Ну и слава богу! — Василий, взяв Юзефа под руку, перешел на русский язык. — Ладно, все ясно! Пойдемте в кабинет. Можете говорить свободно, посторонних нет. Мы с Лизой одни.
Вслед за ними вошла в кабинет и Лиза, поставила на стол бутылку белого вина, бокалы, фрукты, а сама устроилась в кресле.
— Рассказывайте! Мы ведь заждались вас. — Василий наполнил бокалы.
— Многое должен я вам сказать — не знаю, с чего и начать. Прежде всего, «отец» поручил мне передать вам обоим большой привет, — начал гость. — Он так же, как и вы, считает, что членство в спортивном клубе еще больше упрочит ваше положение здесь, в Париже, и даст вам возможность встречаться с нужными людьми. Большое впечатление произвело на «отца» сообщение, что фирма имеет возможность наладить коммерческие отношения с заграницей. Он несколько раз повторил, что придает этому факту чрезвычайно важное значение, и просил сказать вам об этом. Если поездка ваша в Лондон совпадает с интересами фирмы, то поезжайте. Но вот в Берлине вам нужно побывать, по его мнению, обязательно, — побывать без всякого определенного задания. Просто подышать тамошним воздухом, поближе познакомиться с обстановкой. «Отец» считает, что фашистская опасность становится реальным фактом и вам пора перейти к активной работе. Он так и сказал: «Передайте товарищу Василию, что час настал!..» По мнению «отца», журналисту Сарьяну вполне можно доверять, — раскройтесь перед ним в пределах разумного и воспользуйтесь его помощью. В отношении Ганса Вебера совет такой: всецело полагаться на Сарьяна и, если тот посоветует, можно привлечь и Вебера к антифашистской работе. В дальнейшем вам рекомендуется писать «отцу» пореже, — связь будет поддерживать специально выделенный курьер. Имейте в виду — курьер этот женщина, здоровая, краснощекая австриячка, старая революционерка, убежденная антифашистка. Запомните ее внешние данные и пароль. Зовут австриячку фрау Шульц, Анна Шульц. Она — крупная женщина лет пятидесяти, по профессии портниха. Глаза карие, волосы гладко причесаны, каштановые, с проседью. На груди, сверх белой блузки, она всегда носит большой медальон с эмалевым изображением божьей матери с младенцем. Пароль: «Вы, мадам, кажется, хотели сшить платье?» Ответ; «Да, если только не очень долго ждать». Повторить или запомнили?
— Не надо повторять!
— С фрау Шульц связь будет поддерживать главным образом Лиза. «Отец» считает это более естественным и тем самым более целесообразным. Фрау Шульц позвонит вам по домашнему телефону и условится о времени и месте встречи с Лизой. Рекомендуется встречаться с Шульц там, где она укажет, и ни в коем случае не у вас дома. Шульц не должна знать слишком много о мсье Кочеке. Ее знакомство с ним возможно только при особой необходимости. «Отец» просил также передать Лизе, что знает — безделье надоело ей, но ему скоро придет конец. Вот, пожалуй, все, что мне поручено передать вам.
— Когда вы собираетесь обратно? — спросил Василий.
— Задержусь здесь на несколько дней, я ведь студент Пражского университета, воспользовался рождественскими каникулами, чтобы посетить Францию. Не исключено, что за мной следят, поэтому мне не следует приезжать к вам еще раз. Если я понадоблюсь вам, то позвоните ко мне в гостиницу, — встретимся где-нибудь в музее. Так будет проще всего, — меня ведь интересует в Париже все, что достойно внимания.
— Предположение, что за вами следят, основано на каких-нибудь фактах? — поинтересовался Василий.
— Конкретных фактов нет. Но, в связи с определенными событиями, в отношениях между Чехословацкой республикой и Францией наблюдается некоторый холодок, и французские власти стали относиться к чехословакам с подозрением. В Праге французский консул, прежде чем выдать мне визу, вымотал всю душу…
— Скажите, товарищ, а из дома нам ничего не передавали? — спросила Лиза и тут же добавила: — Как приятно произнести слово «товарищ»!
— Нет, ничего не передавали. Но по приезде я могу узнать и сообщу через фрау Шульц.
— Пожалуйста, очень прошу! А то ведь мы с Василием сидим тут, как в ссылке. Ни писем из дома, никаких вестей…
— Ну что ж, давайте выпьем по бокалу вина за то, чтобы не было на свете фашизма и войн, — негромко сказал Василий.
— С большим удовольствием! И от души желаю вам успеха! — Гость чокнулся с Лизой, потом с Василием.
— Хорошо бы вам задержаться на несколько дней, — сказал Василий. — Дело в том, что на днях я должен встретиться с Сарьяном у него дома. Мне хотелось бы информировать «отца» о результатах моих переговоров с журналистом. Может быть, он сообщит мне кое-что новое. Сарьян ведь вхож в верха, он очень осведомленный человек.
— Хорошо, в течение трех дней я буду ждать вашего звонка до десяти утра и после восьми вечера. Запишите мой телефон. Можете говорить со мной по-чешски, я свободно владею этим языком.
— К сожалению, не могу сказать о себе то же самое. Впрочем, для начала у меня хватит запаса слов. Начнем по-чешски, потом невзначай перейдем на французский…
Гость попрощался и ушел.
— Мне понравился этот парень — молодой, собранный, толковый, — сказал Василий. — С таким можно работать.
— С тобой тоже можно работать! — пошутила Лиза.
— Думаю, что можно, — ответил Василий.
Сарьян не заставил себя долго ждать. Утром следующего дня он позвонил Василию в контору и спросил, не забыл ли тот о своем обещании побывать у него дома с женой.
— Нет, конечно! — отозвался Василий. — Вы же знаете, фирма наша солидная, мы всегда выполняем свои обещания.
— Ну и отлично! Я приду к вам после работы, возьмем такси, заедем за вашей женой и отправимся к нам. Без меня вы, чего доброго, заблудитесь. Я ведь живу на окраине Парижа, почти за городом.
— Зачем же такси? Мы можем поехать в моей машине. Или вы не доверяете мне вашу драгоценную жизнь?
— Рискну, тем более что так обойдется дешевле!..
День прошел в суете. Нужно было просмотреть почту, накопившуюся за праздничные дни, вызвать к себе главного художника, посоветоваться с ним по поводу заказов, выслушать директора-распорядителя, подписать чеки и другие банковские документы.
Ровно в пять часов в кабинет к Василию вошел Сарьян.
— Точность — вежливость королей! — сказал он, указывая на стенные часы.
Они заехали за Лизой. Она села рядом с журналистом, на заднем сиденье, и машина тронулась.
— Вас, вероятно, интересует, почему мы с Жаннет забрались так далеко? Очень просто — люблю копаться в земле! В Париже люди забыли даже запах земли. Единственная возможность отдохнуть душой — это наняться садовником и разделывать клумбы в общественных садах. Здесь же, на окраине, у меня небольшой садик с фруктовыми деревьями, кустами махровой сирени и жасмина. Я развожу цветы, даже огород у меня есть. Жаль, сейчас зима и вы не сможете полюбоваться моими цветами, в особенности розами. Их у меня шестьдесят кустов, и летом, когда раскрываются бутоны, кажется, что ты очутился на знаменитых розовых плантациях Болгарии. В детстве, когда я жил в Стамбуле, возле нашего дома был тенистый сад, и отец мой любил копаться в нем. Должно быть, я унаследовал его любовь к земле…
Залитый светом Париж остался позади, они выехали на скудно освещенную широкую улицу, вдоль которой по обеим сторонам виднелись двухэтажные коттеджи.
— Вот там, через три дома, с правой стороны остановитесь, — сказал Сарьян.
Дом журналиста был скромно, но со вкусом обставлен. В ожидании обеда расположились в просторной гостиной. Жаннет принесла аперитив.
— Вы живете вдвоем в таком большом доме? — спросила ее Лиза.
— Вдвоем. У нас нет даже постоянной прислуги, только приходящая, — сказала Жаннет. — Дом, правда, немного великоват для нас — семь комнат, четыре на первом этаже, три на втором, который всегда пустует. Но зато здесь у нас больше земли, — есть где развернуться Жюлю!..
Обед был скромный, зато в изобилии были представлены вина разных марок и сортов. После обеда Жаннет повела Лизу к себе, а мужчины пошли в кабинет хозяина — покурить, выпить кофе, побеседовать по душам.
— Расскажите погрязшему в делах человеку, что происходит на нашей многострадальной планете? Вы ведь все знаете! — начал Василий.
— Кое-что знаю… Увы! — далеко не все. К сожалению, порадовать вас нечем. — Сарьян встал, молча прошелся по комнате. Вернувшись на свое место, сказал: — Вчера, четвертого января тысяча девятьсот тридцать третьего года — прошу вас запомнить эту дату! — в Кельне, в доме банкира фон Шредера, состоялась встреча Гитлера с Папеном. По имеющимся в министерстве иностранных дел Франции сведениям, они договорились о двустороннем союзе: Папен — Гитлер. Результаты этого сговора не заставят себя долго ждать — он расчистит путь Гитлеру к власти. Поверьте мне, эта дата, четвертое января, явится началом грозных событий для Европы, а может быть, и для всего мира!
— Следовательно, вы считаете, что приход к власти национал-социалистов во главе с Гитлером предрешен?
— Да. И мне становится страшно, когда я думаю о последствиях.
— Страхом делу не поможешь! Разумнее было бы бороться против гитлеризма, бороться всеми доступными средствами. — Василий внимательно следил за выражением лица собеседника.
— Согласен, но как бороться — вот в чем вопрос. Я не министр, не генерал, у меня нет армии. Нет даже партии.
— Для начала мы заключим с вами союз для борьбы с фашизмом.
— Союз с вами?
— Не смотрите на меня так удивленно. Лучше давайте поговорим откровенно. Хотите?
— Хочу. Собственно, я давно жду такого разговора. Жду с того самого дня, когда после турнира в спортивном клубе вы отказались фотографироваться, боясь появиться на страницах газет… Тогда я понял, что для этого у вас есть свои особые причины.
— Прежде всего вы должны знать, что единственная моя цель — бороться против фашизма. Разумеется, мы с вами не в силах помешать Гитлеру и его молодчикам захватить власть в Германии. Но быть в курсе всех акций фашистов обязаны, чтобы помочь тем, кто в состоянии бороться с этим злом нашего века по-настоящему.
— Чем я могу быть вам полезным?
— Прежде всего согласием сотрудничать со мной, если вы действительно хотите бороться с фашизмом.
— Мне ли, человеку, испытавшему на своей собственной шкуре все ужасы шовинизма и фанатизма, не хотеть бороться с фашизмом!.. Я готов. Но в чем конкретно должно заключаться мое сотрудничество с вами?
— Вы окажете нам большую услугу, если согласитесь информировать меня о событиях в Германии и ставить в известность о намерениях правящих кругов Франции, связанных с германскими делами.
— Согласен, — журналист кивнул головой. — А еще?
— Разрешить, если, конечно, это вас не затруднит, пользоваться время от времени вашим домом.
— Зачем?
— Чтобы изредка встречаться здесь с нужными людьми, готовить почту для отправки определенным адресатам, иметь в исключительных случаях убежище для моих сотрудников на день или два, не больше. Повторяю, если это вас не затруднит…
— Пользуйтесь сколько вам угодно! Единственное, чего бы мне хотелось, — делать все это так, чтобы не вызвать подозрений ни у кого, даже у Жаннет, которая не только далека от политики, но и боится ее!
— Ваш дом стоит особняком. Я заметил, что сад отделяет его от любопытных взглядов соседей, в особенности летом. У вас нет даже постоянной прислуги. Наконец, у вас пустует целый этаж. Найти более идеальные условия для работы невозможно. Вы могли бы сдать мне в аренду верхний этаж. Я один или с женой — мы могли бы приезжать сюда на день, на два подышать свежим воздухом. Кстати, установление таких взаимоотношений между нами сняло бы с вас всякую ответственность. Мало ли чем могут заниматься жильцы?..
— План ваш мне нравится. Я охотно сдам вам в аренду часть дома. Жена скучает в одиночестве, к тому же она очень симпатизирует мадам Кочековой. Мой вам совет: не спешите, взвесьте все еще раз. Пусть и между женщинами укрепится взаимная дружба.
— Иметь с вами дело одно удовольствие! Спешить не будем. Еще один вопрос: скажите, стоит ли привлечь к делу Вебера?
— Вебер ненавидит фашизм. Я имел возможность убедиться в этом.
— А не может быть так, что он, прикрываясь антифашизмом, выполняет здесь задание определенных органов и старается войти в доверие к действительным антифашистам?
— Я не такой уж простак, каким, может быть, кажусь, — усмехнулся Сарьян. — Еще раз подтверждаю, что порядочность Ганса Вебера вне сомнений!
— Тогда давайте обсудим, как привлечь его к делу.
— Очень просто — встретимся с ним где-нибудь в ресторане или в кафе втроем и поговорим.
— Мне не хотелось бы, чтобы нас видели вместе. Я уверен, что за Вебером, как за иностранным дипломатом, установлена слежка и каждый его шаг, тем более встреча с иностранцем, берется на заметку.
— Об этом я, признаться, не подумал… В таком случае могу позвать его и вас к себе в гости! — предложил Сарьян.
— Так будет лучше. Если можно, следовало бы ускорить встречу.
— Ну, скажем, послезавтра, часам к восьми вечера.
— Очень хорошо!.. Теперь мы с чистой совестью можем возвратиться к дамам.
— Можем… Но прежде мне хотелось бы спросить вас: неужели вы не располагаете надежной информацией непосредственно из Германии?
— Лично я — нет. Но те, кому это положено, располагают такой информацией. Однако для верности любую информацию полагается проверять по двум-трем источникам.
В столовой уже был накрыт стол для чая, и Жаннет угостила их тортом собственного приготовления.
На обратном пути Василий, не отрывая глаз от дороги, спросил у Лизы, какое впечатление произвела на нее Жаннет.
— Она очень милая, простая, сердечная женщина. Но, к сожалению, далека от всяких общественных интересов.
— Ты понравилась ей?
— Думаю, что понравилась. Она просила меня чаще бывать у нее.
— Я рассказал Сарьяну о своих действительных целях, и он обещал сотрудничать с нами… В недалеком будущем мы арендуем верхний этаж его дома. Сама видела, идеальное место для конспиративной квартиры. Но на это потребуется согласие Жаннет. Ты уж постарайся завоевать ее симпатию…
Утром Лиза позвонила Юзефу в гостиницу, и они условились встретиться у собора Парижской богоматери, — ему не терпелось увидеть это чудо архитектуры.
Лиза сообщила ему во время осмотра собора, что Сарьян дал согласие сотрудничать, что Василий собирается арендовать второй этаж его дома, который пустует, и организовать там конспиративную явку. В случае надобности, в доме могут останавливаться на короткое время люди «отца». Встреча Василия с Вебером состоится в ближайшее время в доме того же журналиста. О результатах они сообщат.
— Василий просил еще передать вам, — сказала Лиза, — чтобы вы поспешили с отъездом. Передайте «отцу», что в Париже стало известно о состоявшемся свидании Гитлера с фон Папеном в Кельне четвертого января, в доме банкира Шредера, и сговоре между ними. В здешних осведомленных кругах считают, что приход Гитлера к власти предрешен — это только вопрос времени. И пусть ускорят приезд к нам курьера, — сейчас очень важно наладить регулярную связь с «отцом».
— Понятно…
— И последнее — не забудьте мою просьбу о весточке из дома… А теперь обойдем собор еще раз и попрощаемся!
Жубер вернулся из Италии в великолепном настроении.
— Возлагать большие надежды на рынок Италии, страны отсталой, довольно бедной, к тому же задавленной диктатурой дуче, едва ли следует. Но все же извлечь и оттуда кое-какую пользу для нас можно. В частности, я заключил договоры на рекламные заказы с двумя кинопрокатными фирмами и одной туристской конторой. — Жубер достал из портфеля три договора и вручил Василию. — Сами видите, заказы незначительные, но, может быть, это только начало и в будущем наши деловые связи с Италией расширятся. Ну, а что касается моей поездки, то она была великолепной, столько впечатлений! Мадлен в восторге от этой сказочной страны. Короче, я очень доволен, тем более что мои расходы с лихвой окупятся заключенными мною договорами!
— Скажите, Жубер, как чувствуют себя итальянцы под фашистской диктатурой? — спросил Василий, откладывая в сторону договоры.
— Я как-то этим не интересовался. Слышал о колониальных претензиях Италии к Африке, но в чем там дело — понятия не имею. В конечном итоге это нас не касается. Раз итальянцам хочется прибрать к рукам какие-то земли дикарей, — пусть, на здоровье. Сомалийцам или абиссинцам от этого хуже не будет, — цивилизованные народы, придя к ним, по крайней мере принесут с собой культуру и христианскую религию!
— Вы серьезно так думаете?
— Да… Впрочем, я плохо разбираюсь в такого рода вопросах! — поспешил сказать Жубер, почувствовав холодок в голосе компаньона.
— А если фашисты, во главе с Гитлером, захватят власть в Германии, в непосредственной близости от Франции, тогда как?
— Не понимаю ваш вопрос, мсье Кочек… Захватят так захватят, — нам от этого ни тепло ни холодно…
— Ах, мсье Жубер, мсье Жубер! Вы не представляете себе, какие последствия может иметь победа национал-социалистов для соседних с Германией стран… Впрочем, в одном вы правы: политика не наше дело! Пусть ею занимаются дипломаты… — Чтобы скрыть свое раздражение, Василий, сославшись на неотложные дела, вышел из конторы.