Страница:
…Он уже вышел из рамок историко-юридического течения и вовлекся в область исследования социальных проблем… Но он не располагал методологией изучения этих вопросов». Если учесть, что писалось это в 1920-е годы, когда единственно верным учением считался марксизм, то все историко-юридические течения и социокультурные поиски автоматически становились «не имеющими методологии». Тем не менее имя Клюневского стало нарицательным для историков, вышедших из стен Московского университета, а это о чем-то да говорит! Почему же тогда…
А тут как раз все очень просто.
Среди учеников Ключевского числились общественные деятели и историки, оказавшиеся затем в эмиграции. Самым печальным было то, что учеником Ключевского считал себя лидер кадетов П. Милюков. И он действительно был учеником Ключевского! Зная, какую ненависть испытывали к Милюкову в советском руководстве, одно упоминание имени такого ученика могло только навредить. Вот потому-то якобы и не было у Ключевского никакой школы. И сделали из него соловья русской истории, который только пел, но никого не мог ничему научить, потому что не владел методологией. И грустно, и стыдно, и омерзительно. А когда стали снова появляться не политические статьи, а научные работы Милюкова, многие воскликнули с недоумением: научил ведь! Научил он Милюкова, впрочем, не только ремеслу историка-исследователя, но и другому – как быть человеком. Ведь, по сути, главный труд Милюкова – это работа в той самой Думе, которая должна быть конституционным органом, контролирующим самовластие. Так что Сергиевич, который с яростью поносил Ключевского за его труд про средневековую Думу, хорошо понимал, чем это сочинение опасно для нового поколения несогласных. Они прочтут, поймут, согласятся и захотят ограничить самовластие. Милюков прочел и… пришел!
Чем не хороший ученик?
Впрочем, сам Ключевский, вступивший в партию кадетов, попробовал незадолго до смерти избираться в Думу.
У него не получилось. То, что так великолепно он умел объяснять студентам, никак не выходило на практике. Работать с электоратом, как сказали бы мы сегодня, Василий Осипович не умел. Может, именно поэтому он и остался для нас великим историком, со смертью которого завершился XIX век русской исторической науки, а историк Петр Милюков – политиком, мечтавшим о революции, дождавшимся февральских перемен, полного ограничения и затем уничтожения царской власти и… октябрьского переворота, за которым для него не последовало ничего хорошего – эмиграция, бедность, смерть на чужбине. Василий Осипович до февраля не дожил. Умер он в 1911 году. Первой мировой войны, положившей конец мечтаниям XIX века, он тоже не увидел. Но вкус грядущей крови он ощущал очень хорошо. За семь лет до первой и за девятнадцать до второй революции он заметил: «Россия на краю пропасти. Каждая минута дорога. Все это чувствуют и задают вопросы: что делать? Ответа нет».
«В 1911 году в Петрограде, – писал, отдавая дань ученому, князь Сергей Волконский, – скончался маститый профессор Ключевский, новейший из корифеев русской историографии, человек, одаренный исключительным даром проникновения в тайники былой жизни народа. От прикосновения его критического резца с исторических личностей спадают условные очертания, наложенные на их облик традиционными, на веру повторявшимися поверхностными суждениями. Ни воплощения государственных добродетелей, ни носителей беспримерного злодейства вы не встретите на страницах его книги, там пред вами проходят живые люди – сочетание эгоизма и доброты, государственной мудрости и безрассудных личных вожделений.
Но не только Андрей Боголюбский или Иван Грозный воскресают под его творческим прикосновением; оживает и безымянный, почти безмолвный строитель своей истории – обыденный русский человек: он бьется за жизнь в тисках суровой природы, отбивается от сильных врагов и поглощает слабейших; он пашет, торгует, хитрит, покорно терпит и жестоко бунтует; он жаждет над собой власти и свергает ее, губит себя в распрях, уходит в дремучие леса молитвенно схоронить в скиту остаток своих годов или убегает на безудержный простор казачьих степей; он живет ежедневной серой жизнью мелких личных интересов – этих назойливых двигателей, из непрерывной работы которых слагается остов народного здания; а в годы тяжких испытаний поднимается до высоких порывов деятельной любви к гибнущей родине.
Этот простой русский человек живет на страницах Ключевского таким, как был, без прикрас, во всей пестроте своих стремлений и дел. Крупные личности, яркие события – это у Ключевского лишь вехи исторического изложения: к ним тянутся и от них отходят многотысячные нити к тем безвестным единицам, которые своей ежедневной жизнью, сами того не зная, сплетают ткань народной истории. Мысль Ключевского, зарожденная в высокой области любви к правде, за десятки лет ученого труда пронизала мощный слой исторического сырого материала, претворила его и течет спокойная, струей исключительного удельного веса, бесстрастная и свободная. Нигде нет фразы, нигде он не унижается до одностороннего увлечения, всюду у него, как в самой жизни, сочетание света и тени, всюду о лицах, классах, народностях, об эпохах беспристрастное, уравновешенное суждение. В наш век рабской партийной мысли и лживых слов книга эта – умственная услада и душевное отдохновение. Ей мы можем довериться».
Смею вас разочаровать: в наш век рабской партийной мысли и лживых слов «Курс русской истории» Ключевского – совсем не умственная услада и душевное отдохновение, скорее это книга, которая поможет вам избавиться от самого страшного греха всех переписанных после Ключевского общедоступных исторических сочинений – однозначности суждений. Ни одно историческое событие или явление не может расцениваться только как черное или только как белое, точно так же оно не может давать только один какой-то результат. Читая Ключевского, вы поймете, что мир не однополярен, что хищник в нем иногда выступает в роли жертвы, а жертва в роли хищника, что начатое с благими намерениями становится злом, а злодейское действие оборачивается хорошими последствиями и что если идти по дороге, которую вам назначили, не спросив вашего мнения, то вы обязательно придете не туда, куда вам обещали.
История – для тех, кто желает иметь бездумный и слепой народ, – штука пренеприятнейшая. Она показывает, что многое из того, что занимает наши мысли, уже происходило. Правда, то были другие времена, и действовали в них другие личности, и события вроде бы происходили тоже другие, потому что мир был тоже другим. Только вот почему-то результаты получаются настолько похожими на нынешние (с поправкой на время, конечно же!), что хоть плачь…
С тех пор как история стала наукой, а не собранием погодных записей, то есть потребовала осмысления, почему сходные действия приводят к сходным результатам, пусть через сотни лет, лежащих между ними, она стала опасной наукой для всех тех, кто мечтает, чтобы мы разучились думать и сопоставлять факты. И нет ничего лучше, чем взять в руки книгу хорошего историка и посмотреть на прошлое своей страны с его позиции. Вы можете эти выводы не принять, вы можете ими даже возмутиться, но прежде чем кричать, что все это неправда и досужий вымысел, попробуйте обосновать свои возражения так, как этого требует наука история, – то есть фактами и примерами. И не отбирайте для своего возражения только те факты, которые вашу неприязнь подтверждают. История не знает ни плохих, ни хороших фактов. Они просто есть, или же их нет. И учитывать нужно все факты, иначе это уже не история, а вымысел, фантастика. Только проанализировав все факты, вы можете быть почти уверены, что сделали правильное умозаключение. Это, смею вас заверить, очень непросто. Ключевский это умел.
Если вы хотите трезво смотреть на происходящее, не ожидая иллюзорного счастья от будущего, то нет ничего лучше, чем перечитать Ключевского. Я попыталась немного облегчить вам эту задачу и – так сказать – переложить его научные тексты так, чтобы они стали понятными для человека, не подготовленного к кропотливому труду профессионального чтения. Это вовсе не означает, что я собираюсь искажать его мысли. Я просто хочу донести их до вас в более легкой (но отнюдь не облегченной!) форме. Учтите также, что со времени публикации ученым его книг прошло уже столетие. После Ключевского в области историографии работало немало специалистов, совершались открытия, прочитывались новые документы, земные пласты отдавали нам археологические артефакты, возникали и умирали новые теории. Так что не все идеи Ключевского прошли проверку временем, что-то устарело. Если какое-то событие имеет в современной исторической науке другие точки зрения, я обязательно их освещу. Но углубляться в современные теории тоже не стану, предпочтение будет отдано Ключевскому. И не потому, что он оказался прозорливее своих потомков, а просто потому, что эта книга излагает мысли Ключевского, следовательно, здесь не место сводить научные счеты и разъяснять идеи, которые правомерны сами по себе, но к Василию Осиповичу никакого отношения не имеют. Свое дело он выполнил честно – создал «Курс русской истории», поставил жирную черту под девятнадцатым веком и позволил ученым двадцатого столетия написать свои исторические труды. Но сегодня мы с вами будем читать не Гумилева, Скрынникова, Грекова или Фроянова.
Мы будем читать Ключевского.
Итак, открываем первую страницу и вглядываемся в начало научной русской истории. Читаем Ключевского…
Часть первая. Днепровская Русь IX–XIII века
Ключевский об историческом процессе
А тут как раз все очень просто.
Среди учеников Ключевского числились общественные деятели и историки, оказавшиеся затем в эмиграции. Самым печальным было то, что учеником Ключевского считал себя лидер кадетов П. Милюков. И он действительно был учеником Ключевского! Зная, какую ненависть испытывали к Милюкову в советском руководстве, одно упоминание имени такого ученика могло только навредить. Вот потому-то якобы и не было у Ключевского никакой школы. И сделали из него соловья русской истории, который только пел, но никого не мог ничему научить, потому что не владел методологией. И грустно, и стыдно, и омерзительно. А когда стали снова появляться не политические статьи, а научные работы Милюкова, многие воскликнули с недоумением: научил ведь! Научил он Милюкова, впрочем, не только ремеслу историка-исследователя, но и другому – как быть человеком. Ведь, по сути, главный труд Милюкова – это работа в той самой Думе, которая должна быть конституционным органом, контролирующим самовластие. Так что Сергиевич, который с яростью поносил Ключевского за его труд про средневековую Думу, хорошо понимал, чем это сочинение опасно для нового поколения несогласных. Они прочтут, поймут, согласятся и захотят ограничить самовластие. Милюков прочел и… пришел!
Чем не хороший ученик?
Впрочем, сам Ключевский, вступивший в партию кадетов, попробовал незадолго до смерти избираться в Думу.
У него не получилось. То, что так великолепно он умел объяснять студентам, никак не выходило на практике. Работать с электоратом, как сказали бы мы сегодня, Василий Осипович не умел. Может, именно поэтому он и остался для нас великим историком, со смертью которого завершился XIX век русской исторической науки, а историк Петр Милюков – политиком, мечтавшим о революции, дождавшимся февральских перемен, полного ограничения и затем уничтожения царской власти и… октябрьского переворота, за которым для него не последовало ничего хорошего – эмиграция, бедность, смерть на чужбине. Василий Осипович до февраля не дожил. Умер он в 1911 году. Первой мировой войны, положившей конец мечтаниям XIX века, он тоже не увидел. Но вкус грядущей крови он ощущал очень хорошо. За семь лет до первой и за девятнадцать до второй революции он заметил: «Россия на краю пропасти. Каждая минута дорога. Все это чувствуют и задают вопросы: что делать? Ответа нет».
«В 1911 году в Петрограде, – писал, отдавая дань ученому, князь Сергей Волконский, – скончался маститый профессор Ключевский, новейший из корифеев русской историографии, человек, одаренный исключительным даром проникновения в тайники былой жизни народа. От прикосновения его критического резца с исторических личностей спадают условные очертания, наложенные на их облик традиционными, на веру повторявшимися поверхностными суждениями. Ни воплощения государственных добродетелей, ни носителей беспримерного злодейства вы не встретите на страницах его книги, там пред вами проходят живые люди – сочетание эгоизма и доброты, государственной мудрости и безрассудных личных вожделений.
Но не только Андрей Боголюбский или Иван Грозный воскресают под его творческим прикосновением; оживает и безымянный, почти безмолвный строитель своей истории – обыденный русский человек: он бьется за жизнь в тисках суровой природы, отбивается от сильных врагов и поглощает слабейших; он пашет, торгует, хитрит, покорно терпит и жестоко бунтует; он жаждет над собой власти и свергает ее, губит себя в распрях, уходит в дремучие леса молитвенно схоронить в скиту остаток своих годов или убегает на безудержный простор казачьих степей; он живет ежедневной серой жизнью мелких личных интересов – этих назойливых двигателей, из непрерывной работы которых слагается остов народного здания; а в годы тяжких испытаний поднимается до высоких порывов деятельной любви к гибнущей родине.
Этот простой русский человек живет на страницах Ключевского таким, как был, без прикрас, во всей пестроте своих стремлений и дел. Крупные личности, яркие события – это у Ключевского лишь вехи исторического изложения: к ним тянутся и от них отходят многотысячные нити к тем безвестным единицам, которые своей ежедневной жизнью, сами того не зная, сплетают ткань народной истории. Мысль Ключевского, зарожденная в высокой области любви к правде, за десятки лет ученого труда пронизала мощный слой исторического сырого материала, претворила его и течет спокойная, струей исключительного удельного веса, бесстрастная и свободная. Нигде нет фразы, нигде он не унижается до одностороннего увлечения, всюду у него, как в самой жизни, сочетание света и тени, всюду о лицах, классах, народностях, об эпохах беспристрастное, уравновешенное суждение. В наш век рабской партийной мысли и лживых слов книга эта – умственная услада и душевное отдохновение. Ей мы можем довериться».
Смею вас разочаровать: в наш век рабской партийной мысли и лживых слов «Курс русской истории» Ключевского – совсем не умственная услада и душевное отдохновение, скорее это книга, которая поможет вам избавиться от самого страшного греха всех переписанных после Ключевского общедоступных исторических сочинений – однозначности суждений. Ни одно историческое событие или явление не может расцениваться только как черное или только как белое, точно так же оно не может давать только один какой-то результат. Читая Ключевского, вы поймете, что мир не однополярен, что хищник в нем иногда выступает в роли жертвы, а жертва в роли хищника, что начатое с благими намерениями становится злом, а злодейское действие оборачивается хорошими последствиями и что если идти по дороге, которую вам назначили, не спросив вашего мнения, то вы обязательно придете не туда, куда вам обещали.
История – для тех, кто желает иметь бездумный и слепой народ, – штука пренеприятнейшая. Она показывает, что многое из того, что занимает наши мысли, уже происходило. Правда, то были другие времена, и действовали в них другие личности, и события вроде бы происходили тоже другие, потому что мир был тоже другим. Только вот почему-то результаты получаются настолько похожими на нынешние (с поправкой на время, конечно же!), что хоть плачь…
С тех пор как история стала наукой, а не собранием погодных записей, то есть потребовала осмысления, почему сходные действия приводят к сходным результатам, пусть через сотни лет, лежащих между ними, она стала опасной наукой для всех тех, кто мечтает, чтобы мы разучились думать и сопоставлять факты. И нет ничего лучше, чем взять в руки книгу хорошего историка и посмотреть на прошлое своей страны с его позиции. Вы можете эти выводы не принять, вы можете ими даже возмутиться, но прежде чем кричать, что все это неправда и досужий вымысел, попробуйте обосновать свои возражения так, как этого требует наука история, – то есть фактами и примерами. И не отбирайте для своего возражения только те факты, которые вашу неприязнь подтверждают. История не знает ни плохих, ни хороших фактов. Они просто есть, или же их нет. И учитывать нужно все факты, иначе это уже не история, а вымысел, фантастика. Только проанализировав все факты, вы можете быть почти уверены, что сделали правильное умозаключение. Это, смею вас заверить, очень непросто. Ключевский это умел.
Если вы хотите трезво смотреть на происходящее, не ожидая иллюзорного счастья от будущего, то нет ничего лучше, чем перечитать Ключевского. Я попыталась немного облегчить вам эту задачу и – так сказать – переложить его научные тексты так, чтобы они стали понятными для человека, не подготовленного к кропотливому труду профессионального чтения. Это вовсе не означает, что я собираюсь искажать его мысли. Я просто хочу донести их до вас в более легкой (но отнюдь не облегченной!) форме. Учтите также, что со времени публикации ученым его книг прошло уже столетие. После Ключевского в области историографии работало немало специалистов, совершались открытия, прочитывались новые документы, земные пласты отдавали нам археологические артефакты, возникали и умирали новые теории. Так что не все идеи Ключевского прошли проверку временем, что-то устарело. Если какое-то событие имеет в современной исторической науке другие точки зрения, я обязательно их освещу. Но углубляться в современные теории тоже не стану, предпочтение будет отдано Ключевскому. И не потому, что он оказался прозорливее своих потомков, а просто потому, что эта книга излагает мысли Ключевского, следовательно, здесь не место сводить научные счеты и разъяснять идеи, которые правомерны сами по себе, но к Василию Осиповичу никакого отношения не имеют. Свое дело он выполнил честно – создал «Курс русской истории», поставил жирную черту под девятнадцатым веком и позволил ученым двадцатого столетия написать свои исторические труды. Но сегодня мы с вами будем читать не Гумилева, Скрынникова, Грекова или Фроянова.
Мы будем читать Ключевского.
Итак, открываем первую страницу и вглядываемся в начало научной русской истории. Читаем Ключевского…
Часть первая. Днепровская Русь IX–XIII века
Ключевский об историческом процессе
«Курс русской истории» открывается отнюдь не с описания древнего русского государства, а с общих положений, которые объясняют место русской истории в ряду других наук и рассуждений о самой истории как науке, – что хотите, это и на самом деле университетский курс, а не научно-познавательное сочинение по истории отечества. Каждый уважающий себя учебник истории в наши дни тоже имеет начальные главы, которые поясняют смысл всего, что студенту будет надобно изучить в дальнейшем, таковы правила, по коим строятся учебники. Ученые, приступая к изложению монографического материала, тоже сначала поясняют цели своего сочинения и источники, на которые они при этом опираются. Любознательная публика, стремясь получить нужные ей сведения, чаще всего такие начальные рассуждения пропускает, а зря. В этих начальных главах отражена точка зрения Ключевского на место русской истории и принципы ее изучения.
История…
Но что есть история?
Зачем ее изучать?
Что нам дает изучение отжившего уже и ставшего давным-давно мертвыми камнями, землей, костями?
Не проще ли двигаться дальше, вперед, не оглядываясь назад?
Увы, именно так – то есть двигаясь, не оборачиваясь на свое прошлое, и живут те, кто идет в свое будущее неправильной дорогой. Ключевский считал, что без понимания сути исторического процесса, то есть без понимания, как и почему однотипные события порождают однотипные последствия, нельзя идти ни в какое будущее.
Но что такое исторический процесс?
Почему он – процесс?
Да потому, что история становится историей только тогда, когда она замирает в далеком времени, становится свершившимся фактом. Пока события происходят, история называется чем угодно – жизнью, политикой, судьбой, только не историей. Мы неспособны воспринимать события настоящего как историю, хотя наши потомки будут говорить о событиях нашего времени как об исторических. Живя внутри событий, трудно разглядеть не только их настоящий масштаб, но даже их значение, ведь эти события станут понятными, когда положат начало другим событиям, и так будет происходить все время, день за днем, год за годом, без лакун и перерывов. Какие-то события, даже произошедшие очень давно, дают множество следствий, какие-то дают мало, но все они вплетены в живое полотно современности. И иногда древние события могут оказывать на современность большое значение, пусть мы и не задумываемся, что обязаны действиям, которые совершаем, и словам, которые произносим, этим забытым историческим событиям. В этом плане для каждого из нас важна не только всеобщая история, то есть мировая, то есть все, что накопило за время своего существования человечество, все культурное, экономическое, политическое наследие, что мы получили за долгие века, но и история отдельной страны, той, в которой мы живем.
«Человеческое общежитие – такой же факт мирового бытия, как и жизнь окружающей нас природы, и научное познание этого факта – такая же неустранимая потребность человеческого ума, как и изучение жизни этой природы. Человеческое общежитие выражается в разнообразных людских союзах, которые могут быть названы историческими телами и которые возникают, растут и размножаются, переходят один в другой и, наконец, разрушаются – словом, рождаются, живут и умирают подобно органическим телам природы. Возникновение, рост и смена этих союзов со всеми условиями и последствиями их жизни и есть то, что мы называем историческим процессом, – говорил Ключевский, – исторический процесс вскрывается в явлениях человеческой жизни, известия о которых сохранились в исторических памятниках или источниках. Явления эти необозримо разнообразны, касаются международных отношений, внешней и внутренней жизни отдельных народов, деятельности отдельных лиц среди того или другого народа. Все эти явления складываются в великую жизненную борьбу, которую вело и ведет человечество, стремясь к целям, им себе поставленным. От этой борьбы, постоянно меняющей свои приемы и характер, однако, отлагается нечто более твердое и устойчивое: это – известный житейский порядок, строй людских отношений, интересов, понятий, чувств, нравов. Сложившегося порядка люди держатся, пока непрерывное движение исторической драмы не заменит его другим. Во всех этих изменениях историка занимают два основных предмета, которые он старается разглядеть в волнистом потоке исторической жизни, как она отражается в источниках. Накопление опытов, знаний, потребностей, привычек, житейских удобств, улучшающих, с одной стороны, частную личную жизнь отдельного человека, а с другой – устанавливающих и совершенствующих общественные отношения между людьми, – словом, выработка человека и человеческого общежития – таков один предмет исторического изучения. Степень этой выработки, достигнутую тем или другим народом, обыкновенно называют его культурой, или цивилизацией; признаки, по которым историческое изучение определяет эту степень, составляют содержание особой отрасли исторического ведения, истории культуры, или цивилизации. Другой предмет исторического наблюдения – это природа и действие исторических сил, строящих человеческие общества, свойства тех многообразных нитей, материальных и духовных, помощью которых случайные и разнохарактерные людские единицы с мимолетным существованием складываются в стройные и плотные общества, живущие целые века. Историческое изучение строения общества, организации людских союзов, развития и отправлений их отдельных органов – словом, изучение свойств и действия сил, созидающих и направляющих людское общежитие, составляет задачу особой отрасли исторического знания, науки об обществе, которую также можно выделить из общего исторического изучения под названием исторической социологии. Существенное отличие ее от истории цивилизации в том, что содержание последней составляют результаты исторического процесса, а в первой наблюдению подлежат силы и средства его достижения, так сказать, его кинетика. По различию предметов неодинаковы и приемы изучения».
Василий Осипович в отличие от других историков делал упор на изучение местной истории с применением средств исторической социологии, ибо именно так ему казалось более правильным рассматривать ткань времени, ее цветные нити, сплетающиеся в масштабное полотно. Его учитель Соловьев построил курс своей Истории по годам княжений – так ему казалось легче показать течение истории, то есть он рассматривал историю как смену событий. Ключевский рассматривал историю как смену процессов: цепь определенных событий происходит согласно изменениям, в обществе, пока, наконец, не наступает некая качественная перемена, требующая запуска нового процесса, с новой чередой событий. По Ключевскому, наши предки не были глупее наших современников, но они жили в других условиях, поэтому и поступали сообразно этим условиям, менялись условия – менялось и поведение, культура, политический строй. Эти перемены никогда не были мгновенными, они должны были вызреть в недрах общества, и даже если нам кажется, что какие-то события меняли мир в одно мгновение, так не было, так эти изменения воспринимаем мы, глядя в прошлое. На самом деле все перемены происходили постепенно. Народы никогда не жили ни в политической, ни в культурной изоляции друг от друга. А поскольку контакты происходили постоянно, то и влияние одних народов на другие тоже происходило постоянно, будь это девятнадцатый, будь это девятый век. Просто одни влияния хорошо заметны, а следы других приходится искать, вглядываясь в оставленные современниками записи или какие-то вещественные находки. Такие контакты случались благодаря перемещениям людей, путешествиям, торговле и, конечно, – войнам или даже мелким приграничным стычкам. Кроме того на местные события оказывала влияние и сама среда, в которой народ жил, – то есть природа, погода, география. Именно эти первоначальные свойства земли, на которой поселился тот или иной народ, давали особенности всему его будущему развитию. Природа создавала особенности хозяйственной и общественной жизни. Сочетание всех этих сил – особенностей психологии народа, природы, в которой он действует, внешних связей – и формирует события, которые потом создают историю народа. «Но по условиям своего земного бытия человеческая природа, – объясняет Ключевский, – как в отдельных лицах, так и в целых народах раскрывается не вся вдруг, целиком, а частично и прерывисто, подчиняясь обстоятельствам места и времени. По этим условиям отдельные народы, принимавшие наиболее видное участие в историческом процессе, особенно ярко проявляли ту или другую силу человеческой природы. Греки, раздробленные на множество слабых городских республик, с непревзойденной силой и цельностью развили в себе художественное творчество и философское мышление, а римляне, основавшие небывалую военную империю из завоеванного ими мира, дали ему удивительное гражданское право. В том, что сделали оба этих народа, видят их историческое призвание. Но было ли в их судьбе что-либо роковое? Была ли предназначена в удел Греции идея красоты и истины, а Италии – чутье правды? История отвечает на это отрицательно. Древние римляне были посредственные художники-подражатели. Но потомки их, смешавшиеся с покорившими их варварами, воскресили древнее греческое искусство и сделали Италию образцовой художественной мастерской для всей Европы, а родичи этих варваров, оставшиеся в лесах Германии, спустя века особенно усердно реципировали римское право. Между тем Греция с преемницей павшего Рима Византией, тоже освеженная наплывом варваров, после Юстинианова кодекса и Софийского собора не оставила памятных образцов ни в искусстве, ни в правоведении. Возьмем пример из новейшего времени.
В конце XVIII и в начале XIX вв. в Европе не было народа более мирного, идиллического, философского и более презираемого соседями, чем немцы. А менее чем сто лет спустя после появления Вертера и только через одно поколение от Иены этот народ едва не завоевал всей воинственной Франции, провозгласил право силы как принцип международных отношений и поставил под ружье все народы континентальной Европы. Значит, тайна исторического процесса, собственно, не в странах и народах – по крайней мере не исключительно в них самих, в их внутренних, постоянных, данных раз навсегда особенностях, а в тех многообразных и изменчивых счастливых или неудачных сочетаниях внешних и внутренних условий развития, какие складываются в известных странах для того или другого народа на более или менее продолжительное время».
Иными словами, современное положение любого народа, особенности его культуры, экономики и политики нужно рассматривать исходя из его истории, а историю этого народа – в совокупности всего того, что на ее ход влияло. Историю нельзя увидеть изучая жизнь одного какого-то человека, потому что этот человек никогда не живет вне времени и вне общества. Его жизнь нельзя понять, если не знать реалий мира, в котором он живет.
Но как узнать, каковы были эти реалии?
Для этого нужно проанализировать многочисленные свидетельства его современников, лучше – происходивших из разных слоев населения. Только так нам станет понятен и сам изучаемый человек, и мотивы его поступков, и ход исторических событий, и жизнь всего тогдашнего общества: потому что «взаимное влияние совместно живущих людей и образует в строении общежития особую стихию, имеющую особые свойства, свою природу, свою сферу деятельности. Общество составляется из лиц; но лица, составляющие общество, сами по себе каждое – далеко не то, что все они вместе, в составе общества: здесь они усиленно проявляют одни свойства и скрывают другие, развивают стремления, которым нет места в одинокой жизни, посредством сложения личных сил производят действия, непосильные для каждого сотрудника в отдельности». Ключевский выделяет три наиважнейших элемента, которые и строят историю народа – человеческую личность, людское общество и природу страны. Друг без друга эти элементы не существуют.
Зато, соединяясь воедино, они создают экономические, то есть трудовые и денежные отношения, юридические и политические отношения, духовные ценности – культуру, религию, науку, искусство и мораль. Общество существует благодаря тому, что внутри него имеются постоянные контакты между людьми и традиция (ее Ключевский именует преемственностью), общие симпатии и цели, которые и определяют прогресс. Ученый считал, что общественная организация вела начало от первобытных семей, которые по мере разрастания становились родом, затем племенами, превращались в народ, и этот народ, в конце концов, образовывал государство. «На высшей ступени, в государстве, эти союзы совмещались: семья с остатками родового союза становилась в ряду частных союзов как основная клеточка общественной организации; племена и народы либо ложились в основу сословного деления, либо оставались простыми этнографическими группами с нравственными связями и общими историческими воспоминаниями, но без юридического значения, как это бывало в разноплеменных, многонародных государствах. Но, складываясь из союзов кровного родства, общественный состав государства подвергался обратному процессу внутреннего расчленения по разнообразным частным интересам, материальным и духовным. Так возникали многообразные частные союзы, которые входят в состав гражданского общества». Из этих частных союзов он выводил и историю возникновения сословий, к чему мы вернемся, когда речь пойдет об истории Руси.
Ключевский считал, что процессы, происходившие в истории России, довольно просты, потому и очень понятны для человека ее изучающего. Общественное устройство этого государства было достаточно примитивным, хотя и весьма своеобразным. В целом древнее русское общество строилось по тем же принципам, что и европейское, хотя внешне и отличалось от западного. Особенности этого общества соотносились с особенностями природы Древней Руси и ее географии. Русь в начале ее истории была тесно связана с системой рек, потому что именно речные бассейны имели определяющее значение для хозяйства и экономики этого региона. «В первые века нашей истории, когда главная масса русского населения сосредоточивалась в черноземной области среднего Днепра с его обоюдосторонними притоками, важнейшие реки южной Руси направляли русскую торговлю к черноморским, азовским и волжско-каспийским рынкам, где спрашивались преимущественно мед, воск, меха – продукты леса и – в меньшей степени – хлеб. Это сделало внешнюю торговлю господствующей силой в народном хозяйстве русских славян и вызвало усиленное развитие лесных промыслов, звероловства и бортничества», – пишет Ключевский. Именно пространство, речные бассейны с плодородными почвами и лесами, идущими под выжигание для будущих полей, с возможностью контролировать торговые пути и породило тот особый мир, который называется Днепровской Русью – первым восточно-европейским государством со столицей в Киеве. В отличие от германцев, которые осели на уже цивилизованных землях, восточные славяне оказались среди лесов и болот, которые не позволяли им селиться кучно, то есть они оказались разобщенными между собой, и это их вынуждало очень долго сохранять межплеменные различия. К тому же земли, на которые пришли славяне с запада, были достаточно девственными, то есть дикими, и местные народы стояли намного ниже по развитию, не имели культурного наследия, так что восточным славянским племенам пришлось осваивать нетронутый цивилизацией край. Им было не у кого заимствовать культурные традиции, приходилось всему учиться на собственном опыте, этим объясняется замедленность в развитии древнего русского общества.
История…
Но что есть история?
Зачем ее изучать?
Что нам дает изучение отжившего уже и ставшего давным-давно мертвыми камнями, землей, костями?
Не проще ли двигаться дальше, вперед, не оглядываясь назад?
Увы, именно так – то есть двигаясь, не оборачиваясь на свое прошлое, и живут те, кто идет в свое будущее неправильной дорогой. Ключевский считал, что без понимания сути исторического процесса, то есть без понимания, как и почему однотипные события порождают однотипные последствия, нельзя идти ни в какое будущее.
Но что такое исторический процесс?
Почему он – процесс?
Да потому, что история становится историей только тогда, когда она замирает в далеком времени, становится свершившимся фактом. Пока события происходят, история называется чем угодно – жизнью, политикой, судьбой, только не историей. Мы неспособны воспринимать события настоящего как историю, хотя наши потомки будут говорить о событиях нашего времени как об исторических. Живя внутри событий, трудно разглядеть не только их настоящий масштаб, но даже их значение, ведь эти события станут понятными, когда положат начало другим событиям, и так будет происходить все время, день за днем, год за годом, без лакун и перерывов. Какие-то события, даже произошедшие очень давно, дают множество следствий, какие-то дают мало, но все они вплетены в живое полотно современности. И иногда древние события могут оказывать на современность большое значение, пусть мы и не задумываемся, что обязаны действиям, которые совершаем, и словам, которые произносим, этим забытым историческим событиям. В этом плане для каждого из нас важна не только всеобщая история, то есть мировая, то есть все, что накопило за время своего существования человечество, все культурное, экономическое, политическое наследие, что мы получили за долгие века, но и история отдельной страны, той, в которой мы живем.
«Человеческое общежитие – такой же факт мирового бытия, как и жизнь окружающей нас природы, и научное познание этого факта – такая же неустранимая потребность человеческого ума, как и изучение жизни этой природы. Человеческое общежитие выражается в разнообразных людских союзах, которые могут быть названы историческими телами и которые возникают, растут и размножаются, переходят один в другой и, наконец, разрушаются – словом, рождаются, живут и умирают подобно органическим телам природы. Возникновение, рост и смена этих союзов со всеми условиями и последствиями их жизни и есть то, что мы называем историческим процессом, – говорил Ключевский, – исторический процесс вскрывается в явлениях человеческой жизни, известия о которых сохранились в исторических памятниках или источниках. Явления эти необозримо разнообразны, касаются международных отношений, внешней и внутренней жизни отдельных народов, деятельности отдельных лиц среди того или другого народа. Все эти явления складываются в великую жизненную борьбу, которую вело и ведет человечество, стремясь к целям, им себе поставленным. От этой борьбы, постоянно меняющей свои приемы и характер, однако, отлагается нечто более твердое и устойчивое: это – известный житейский порядок, строй людских отношений, интересов, понятий, чувств, нравов. Сложившегося порядка люди держатся, пока непрерывное движение исторической драмы не заменит его другим. Во всех этих изменениях историка занимают два основных предмета, которые он старается разглядеть в волнистом потоке исторической жизни, как она отражается в источниках. Накопление опытов, знаний, потребностей, привычек, житейских удобств, улучшающих, с одной стороны, частную личную жизнь отдельного человека, а с другой – устанавливающих и совершенствующих общественные отношения между людьми, – словом, выработка человека и человеческого общежития – таков один предмет исторического изучения. Степень этой выработки, достигнутую тем или другим народом, обыкновенно называют его культурой, или цивилизацией; признаки, по которым историческое изучение определяет эту степень, составляют содержание особой отрасли исторического ведения, истории культуры, или цивилизации. Другой предмет исторического наблюдения – это природа и действие исторических сил, строящих человеческие общества, свойства тех многообразных нитей, материальных и духовных, помощью которых случайные и разнохарактерные людские единицы с мимолетным существованием складываются в стройные и плотные общества, живущие целые века. Историческое изучение строения общества, организации людских союзов, развития и отправлений их отдельных органов – словом, изучение свойств и действия сил, созидающих и направляющих людское общежитие, составляет задачу особой отрасли исторического знания, науки об обществе, которую также можно выделить из общего исторического изучения под названием исторической социологии. Существенное отличие ее от истории цивилизации в том, что содержание последней составляют результаты исторического процесса, а в первой наблюдению подлежат силы и средства его достижения, так сказать, его кинетика. По различию предметов неодинаковы и приемы изучения».
Василий Осипович в отличие от других историков делал упор на изучение местной истории с применением средств исторической социологии, ибо именно так ему казалось более правильным рассматривать ткань времени, ее цветные нити, сплетающиеся в масштабное полотно. Его учитель Соловьев построил курс своей Истории по годам княжений – так ему казалось легче показать течение истории, то есть он рассматривал историю как смену событий. Ключевский рассматривал историю как смену процессов: цепь определенных событий происходит согласно изменениям, в обществе, пока, наконец, не наступает некая качественная перемена, требующая запуска нового процесса, с новой чередой событий. По Ключевскому, наши предки не были глупее наших современников, но они жили в других условиях, поэтому и поступали сообразно этим условиям, менялись условия – менялось и поведение, культура, политический строй. Эти перемены никогда не были мгновенными, они должны были вызреть в недрах общества, и даже если нам кажется, что какие-то события меняли мир в одно мгновение, так не было, так эти изменения воспринимаем мы, глядя в прошлое. На самом деле все перемены происходили постепенно. Народы никогда не жили ни в политической, ни в культурной изоляции друг от друга. А поскольку контакты происходили постоянно, то и влияние одних народов на другие тоже происходило постоянно, будь это девятнадцатый, будь это девятый век. Просто одни влияния хорошо заметны, а следы других приходится искать, вглядываясь в оставленные современниками записи или какие-то вещественные находки. Такие контакты случались благодаря перемещениям людей, путешествиям, торговле и, конечно, – войнам или даже мелким приграничным стычкам. Кроме того на местные события оказывала влияние и сама среда, в которой народ жил, – то есть природа, погода, география. Именно эти первоначальные свойства земли, на которой поселился тот или иной народ, давали особенности всему его будущему развитию. Природа создавала особенности хозяйственной и общественной жизни. Сочетание всех этих сил – особенностей психологии народа, природы, в которой он действует, внешних связей – и формирует события, которые потом создают историю народа. «Но по условиям своего земного бытия человеческая природа, – объясняет Ключевский, – как в отдельных лицах, так и в целых народах раскрывается не вся вдруг, целиком, а частично и прерывисто, подчиняясь обстоятельствам места и времени. По этим условиям отдельные народы, принимавшие наиболее видное участие в историческом процессе, особенно ярко проявляли ту или другую силу человеческой природы. Греки, раздробленные на множество слабых городских республик, с непревзойденной силой и цельностью развили в себе художественное творчество и философское мышление, а римляне, основавшие небывалую военную империю из завоеванного ими мира, дали ему удивительное гражданское право. В том, что сделали оба этих народа, видят их историческое призвание. Но было ли в их судьбе что-либо роковое? Была ли предназначена в удел Греции идея красоты и истины, а Италии – чутье правды? История отвечает на это отрицательно. Древние римляне были посредственные художники-подражатели. Но потомки их, смешавшиеся с покорившими их варварами, воскресили древнее греческое искусство и сделали Италию образцовой художественной мастерской для всей Европы, а родичи этих варваров, оставшиеся в лесах Германии, спустя века особенно усердно реципировали римское право. Между тем Греция с преемницей павшего Рима Византией, тоже освеженная наплывом варваров, после Юстинианова кодекса и Софийского собора не оставила памятных образцов ни в искусстве, ни в правоведении. Возьмем пример из новейшего времени.
В конце XVIII и в начале XIX вв. в Европе не было народа более мирного, идиллического, философского и более презираемого соседями, чем немцы. А менее чем сто лет спустя после появления Вертера и только через одно поколение от Иены этот народ едва не завоевал всей воинственной Франции, провозгласил право силы как принцип международных отношений и поставил под ружье все народы континентальной Европы. Значит, тайна исторического процесса, собственно, не в странах и народах – по крайней мере не исключительно в них самих, в их внутренних, постоянных, данных раз навсегда особенностях, а в тех многообразных и изменчивых счастливых или неудачных сочетаниях внешних и внутренних условий развития, какие складываются в известных странах для того или другого народа на более или менее продолжительное время».
Иными словами, современное положение любого народа, особенности его культуры, экономики и политики нужно рассматривать исходя из его истории, а историю этого народа – в совокупности всего того, что на ее ход влияло. Историю нельзя увидеть изучая жизнь одного какого-то человека, потому что этот человек никогда не живет вне времени и вне общества. Его жизнь нельзя понять, если не знать реалий мира, в котором он живет.
Но как узнать, каковы были эти реалии?
Для этого нужно проанализировать многочисленные свидетельства его современников, лучше – происходивших из разных слоев населения. Только так нам станет понятен и сам изучаемый человек, и мотивы его поступков, и ход исторических событий, и жизнь всего тогдашнего общества: потому что «взаимное влияние совместно живущих людей и образует в строении общежития особую стихию, имеющую особые свойства, свою природу, свою сферу деятельности. Общество составляется из лиц; но лица, составляющие общество, сами по себе каждое – далеко не то, что все они вместе, в составе общества: здесь они усиленно проявляют одни свойства и скрывают другие, развивают стремления, которым нет места в одинокой жизни, посредством сложения личных сил производят действия, непосильные для каждого сотрудника в отдельности». Ключевский выделяет три наиважнейших элемента, которые и строят историю народа – человеческую личность, людское общество и природу страны. Друг без друга эти элементы не существуют.
Зато, соединяясь воедино, они создают экономические, то есть трудовые и денежные отношения, юридические и политические отношения, духовные ценности – культуру, религию, науку, искусство и мораль. Общество существует благодаря тому, что внутри него имеются постоянные контакты между людьми и традиция (ее Ключевский именует преемственностью), общие симпатии и цели, которые и определяют прогресс. Ученый считал, что общественная организация вела начало от первобытных семей, которые по мере разрастания становились родом, затем племенами, превращались в народ, и этот народ, в конце концов, образовывал государство. «На высшей ступени, в государстве, эти союзы совмещались: семья с остатками родового союза становилась в ряду частных союзов как основная клеточка общественной организации; племена и народы либо ложились в основу сословного деления, либо оставались простыми этнографическими группами с нравственными связями и общими историческими воспоминаниями, но без юридического значения, как это бывало в разноплеменных, многонародных государствах. Но, складываясь из союзов кровного родства, общественный состав государства подвергался обратному процессу внутреннего расчленения по разнообразным частным интересам, материальным и духовным. Так возникали многообразные частные союзы, которые входят в состав гражданского общества». Из этих частных союзов он выводил и историю возникновения сословий, к чему мы вернемся, когда речь пойдет об истории Руси.
Ключевский считал, что процессы, происходившие в истории России, довольно просты, потому и очень понятны для человека ее изучающего. Общественное устройство этого государства было достаточно примитивным, хотя и весьма своеобразным. В целом древнее русское общество строилось по тем же принципам, что и европейское, хотя внешне и отличалось от западного. Особенности этого общества соотносились с особенностями природы Древней Руси и ее географии. Русь в начале ее истории была тесно связана с системой рек, потому что именно речные бассейны имели определяющее значение для хозяйства и экономики этого региона. «В первые века нашей истории, когда главная масса русского населения сосредоточивалась в черноземной области среднего Днепра с его обоюдосторонними притоками, важнейшие реки южной Руси направляли русскую торговлю к черноморским, азовским и волжско-каспийским рынкам, где спрашивались преимущественно мед, воск, меха – продукты леса и – в меньшей степени – хлеб. Это сделало внешнюю торговлю господствующей силой в народном хозяйстве русских славян и вызвало усиленное развитие лесных промыслов, звероловства и бортничества», – пишет Ключевский. Именно пространство, речные бассейны с плодородными почвами и лесами, идущими под выжигание для будущих полей, с возможностью контролировать торговые пути и породило тот особый мир, который называется Днепровской Русью – первым восточно-европейским государством со столицей в Киеве. В отличие от германцев, которые осели на уже цивилизованных землях, восточные славяне оказались среди лесов и болот, которые не позволяли им селиться кучно, то есть они оказались разобщенными между собой, и это их вынуждало очень долго сохранять межплеменные различия. К тому же земли, на которые пришли славяне с запада, были достаточно девственными, то есть дикими, и местные народы стояли намного ниже по развитию, не имели культурного наследия, так что восточным славянским племенам пришлось осваивать нетронутый цивилизацией край. Им было не у кого заимствовать культурные традиции, приходилось всему учиться на собственном опыте, этим объясняется замедленность в развитии древнего русского общества.