Василий Седугин. Князь Гостомысл – славянский дед Рюрика

   Няня между тем суетилась по избе, беспрестанно сыпля словами:
   – Простудиться под таким дождем очень легко. Он ведь, дождичек-то, в холоде рождается, иногда градом выпадает. Бывало, захватит ливень в поле, так мы только работой и спасались. Как начнешь серпом жать да снопы в стожки кидать, аж пар со спины идет! Не только согреешься, но и жар охватит все тело! А вам горячая вода поможет. Главное, ноги согреть. От них все болезни идут.
   Потом она перешла на то, как легко простудиться от родниковой воды, холодного, из погреба молока, какие средства от простуды предлагают врачеватели... Гостомысл и Млава слушали ее, с улыбкой переглядываясь между собой. Так было хорошо и уютно в доме няни, что он совсем расслабился и его потянуло в сон. Уже стали смежаться веки, но няня вдруг вынула другой горшок из печи и пригласила за стол:
   – А теперь буду угощать грибным супом.
   – Так быстро сварился? – удивленно спросил Гостомысл.
   – Долго ли ему? Грибы – не мясо, много времени не требуют.
   В глиняные чашки она налила им прозрачную коричневатую жидкость, положила деревянные ложки, вручила Гостомыслу каравай ржаного хлеба и нож:
   – Мужчина должен нарезать для всех.
   Гостомысл положил хлеб на стол, примерился, как отрезать ровными кусками, но няня остановила его:
   – Это не по-нашему, не по-сельски. Ты прижми каравай к груди, тогда и удобно будет делить его на семью.
   Гостомысл этим никогда не занимался, во дворце еду готовили слуги, поэтому получилось неумело. Млава с необидной улыбкой следила за ним. Принялись за еду. Суп был такого необычного и приятного вкуса, что он не заметил, как опорожнил свою чашку.
   – Долить еще? – спросила его няня.
   Он кивнул в знак согласия. Спросил:
   – А как он варится?
   – Очень просто, – ответила няня. – Грибы, вода и соль.
   – И больше ничего?
   – Больше ничего.
   – Вернусь во дворец, закажу такой же.
   Потом ели пшенную кашу с маслом и пили отвар из зелени.
   – Ну как обед? – спросила его Млава, когда няня вышла во двор.
   – Вкусней ничего никогда не пробовал, – ответил он.
   – Для меня тоже вкусней еды, которую готовит моя няня, ничего не бывает!
   Няня вернулась с их одеждой.
   – Уже высохла, – удовлетворенно сказала она. – Что значит летнее солнышко!
   – Няня, княжичу обед твой понравился, – сказала Млава.
   – Да, да, очень, – подтвердил он.
   – На здоровье, – просто ответила она. – Приходите еще, будем всегда рады.
   Провожала она их, стоя на крыльце. Глядя сверху, сказала ласковым голосом:
   – Какие же вы молоденькие да красивые! Век бы вам жить и здравствовать!
   Дорога уже подсохла, воздух после грозы был свежим, идти было легко и приятно. К тому же знакомая дорога всегда кажется короче. Скоро они миновали лес и сели в лодку. Неспеша загребая веслами, Гостомысл задал наконец вопрос, который мучил его:
   – Я видел, что ты была с Сюкорой...
   – А, – раздраженно ответила она. – Была и была, что с того? Больше встречаться не собираюсь. Напыщенный, хвастливый, а в душе жестокий и мстительный. Не по мне он.
   Полные впечатлений прибыли в город. Простились возле терема, где гостила девушка. Был уже вечер, солнце садилось за далеким лесом, тем самым, в котором они собирали грибы. Красноватые лучи освещали ее лицо, и оно казалось Гостомыслу еще более красивым, почти неземным. Он спросил:
   – Завтра увидимся?
   Она лукаво улыбнулась, какая-то тень мелькнула по ее лицу. Чуть помедлив, ответила:
   – Обязательно.
   – Когда?
   – Вечером. На лугу.
   – А раньше?
   – До вечера не могу. Я же в гостях. А в гостях как в неволе.
   Она легонько дотронулась пальчиками до его руки, на прощание подарила тот ускользающий взгляд, который так восхищал его, – ни у одной девушки такого не было! – и исчезла за дверью.
   Кажется, никогда не был так счастлив Гостомысл, как в этот вечер. Он еще долго бродил по Новгороду, и все – и люди, и дома, и небо – казались такими красивыми и такими родными, и он готов был обнять весь мир.
   Уснул, как только коснулся щекой подушки. Проснулся поздним утром. В груди играла сладко музыка. Он вспомнил: сегодня вечером увидит Млаву!
   Но она не пришла. Напрасно Гостомысл ходил по лугу, напрасно выглядывал ее в хороводах и кружках молодежи, ее нигде не было. Можно было спросить у Хвалибудия и Сюкоры, но они затерялись где-то среди гуляющих и поодиночке мелькали то в одном, то в другом месте. Да и ему не очень-то хотелось видеться с ними, тянуло побыть в одиночестве.
   Наконец молодежь стала расходиться, а Млава так и не появилась. Гостомысл направился домой, но ноги его сами привели к ее терему. Молчаливое сооружение смотрело на него пустыми окнами, было тихо и спокойно, будто таило какую-то тайну.
   Наутро встал с ощущением, что потерял что-то важное, дорогое. Ныло в груди, ничего не хотелось делать. Наскоро перекусив, снова отправился к ее терему. Сначала пару раз прошелся возле него по улице, потом присел на крылечке дома наискосок, надеясь, что она выйдет. Но ее не было. Вечером на луга тоже не пришла.
   Гостомысл не знал, что думать. Может, уехала? Но она должна была сказать ему, когда они прощались после поездки к няне. Зачем скрывать? Может, заболела и лежит в постели? Но как узнать? Зайти и спросить? Но у Гостомысла не хватало для этого смелости.
   А возможно, родня куда-то увезла? Как она сказала на прощание: «В гостях как в неволе». Вздумалось ее тете навестить каких-нибудь родных, приказала запрячь возок, забрала с собой племянницу, и отправились они по селам и весям... Да мало ли чего могло случиться! Надо просто спокойно ждать, и она придет к нему. Не может так просто расстаться с ним, ведь у них был такой необыкновенный день!
   Дней через пять утром, умываясь, Гостомысл услышал какой-то шум в соседней горнице. Открыл дверь и увидел Хвалибудия и Сюкору. Они, разгоряченные, стояли посредине помещения, вцепившись друг в друга.
   – Ты знал, что она моя девушка! – брызгая слюной, кричал Сюкора в лицо Хвалибудия. – Почему ты пошел с ней?
   – Потому что пригласила! Что мне оставалось делать?
   – Отказаться! Так друзья не поступают!
   – Ты мне не друг! Знаю я тебя пару месяцев, и ввек бы тебя не знать!
   – Все равно не по-мужски!
   – А это как получится!
   – Ах так?
   – Да, так!
   Сюкора коротко, от груди ткнул Хвалибудия кулаком в лицо. Тот нырнул головой вниз, вывернулся из его рук, а затем нанес несколько неуловимо быстрых ударов ему в живот и грудь, заставив отступить. Но тот снова кинулся с кулаками, и они начали колотить друг друга. Грузный Сюкора старался загнать Хвалибудия в угол и там расправиться, но юркий и изворотливый Хвалибудий волчком вертелся вокруг него и клевал частыми ударами.
   Гостомысл шагнул к ним, длинными сильными руками растащил в разные стороны, проговорил укоризненно:
   – Вы что, сдурели? Тоже мне петухи нашлись!
   – А чего он? – выкрикивал Сюкора, размазывая кровь по лицу. – Я ему еще не так наложу!
   – Если успеешь! – отвечал Хвалибудий, держась за разбитый нос. – Я тебе первый накостыляю!
   – Накостылял один такой!
   – Что, мало досталось?
   – А тебе?
   – Да хватит вам, – вмешался Гостомысл. – Из-за чего схватились?
   – Да Млаву он приревновал, – ответил Хвалибудий, присаживаясь на скамейку. – Подумаешь, один раз прогулялся с ней за Волхов! Больно она мне нужна, твоя Млава!
   – Как, и ты ее няню навещал? – удивился Гостомысл.
   Оба княжича уставились на него.
   – Постой, постой, – после некоторого молчания спросил Сюкора. – Выходит, ты тоже плавал с ней за Волхов?
   – Плавал. Один раз, – честно признался Гостомысл.
   – И тебе она лилии с кувшинками показывала?
   – Было такое.
   – И няня грибным супом угощала?
   Гостомысл удрученно кивнул головой: он уже стал понимать, в чем дело.
   – Вот это да! – ударил себя кулаком по колену Хвалибудий и нервно рассмеялся. – Вот это девка! Ну и Млава! Ну и молодец!
   – Так что ж выходит, – медленно стал говорить Сюкора, – она нас всех троих развела?
   – Выходит так, – мрачно согласился Хвалибудий. – Это как же мы такими олухами оказались?
   – Знать бы! – пожал плечами Гостомысл.
   Наступило тягостное молчание. Хвалибудий прислонился к стене и поднял лицо вверх, стараясь унять кровь из носа. Сюкора стоял возле стола, осторожно трогал левый глаз, который медленно заплывал большим синяком. Гостомысл подпирал косяк двери.
   Наконец Сюкора проговорил:
   – Просто она старше нас на целых два года. Знающая...
   Снова долгое молчание. Потом Хвалибудий повозился на скамейке, добавил:
   – Нравится, видно, ей разводить парней. Родилась такой.
   – Ты думаешь, мы не первые у нее? – спросил Сюкора.
   – Конечно...
   – Но зачем?
   – Выбирает себе человека для жизни.
   – Выходит, мы для нее не подошли?
   – Выходит так...
   – Это три княжича?
   Помолчали, удрученные. Наконец Сюкора произнес:
   – Вот, наверно, сейчас над нами потешается!
   – А надо явиться к ней всем троим и оттрепать за косу! – решительно сказал Хвалибудий.
   – Ищи ветра в поле! Она уже давно в Ладоге! – сказал Сюкора.
   – Откуда знаешь? – спросил Гостомысл.
   – Сам провожал. Пять дней назад.
   «А я-то, дурак, бродил возле ее терема!» – подумал Гостомысл и коротко вздохнул.
   – Ну, что будем делать, княжичи? – спросил Сюкора.
   – Что-что, – раздраженно ответил Хвалибудий. – Расходиться по своим горницам, пока еще раз морды друг другу не набили.
   – А мне все-таки не хочется думать о ней так, – проговорил Гостомысл. – Не похожа она на лживых, двуличных людей.
   – Ты чего это, – прищурившись, взглянул на него Сюкора, и в глазах его блеснул злой огонек, – влюбился, что ли?
   – Влюбился, не влюбился – не в этом дело. Просто не верю, и все.
   – И чего, снова бы поплыл за Волхов?
   – А почему бы и нет?
   – Может, в Ладогу собираешься отправиться? – Сюкора уже с ненавистью смотрел на Гостомысла.
   – Может, и отправлюсь.
   – Ты знаешь, кто такой после этого? – И Сюкора рванулся к Гостомыслу.
   – Но-но-но! – кинулся между ними Хвалибудий. – Не хватало еще новой драки! Хватит, разошлись!
   Сюкора плюнул в сторону Гостомысла и, круто повернувшись, молча вышел из горницы.
   – Сколько же в нем все-таки злости и ненависти, – проговорил Хвалибудий. – Прямо-таки кипит весь! Ты бы поостерегся его, мало ли чего! От него можно всего ожидать.
   – Да ну его! – отмахнулся Гостомысл. – Не любит она его, вот он и бесится.
   Они разошлись.
   «Я должен еще раз увидеть ее, – думал Гостомысл, направляясь в свои покои. – Не может она так притворяться. Я хорошо помню ее взгляды, слова. Она любит меня, мы должны с ней встретиться. Сегодня же буду говорить с отцом, чтобы отпустил меня в Ладогу».

II

   Князь Буривой только что вернулся из похода в Бярмию – страну, населенную карелами и финнами. Поход оказался удачным, была наложена дань на жителей обширной, правда малонаселенной, но богатой пушным зверем, рыбой и разной живностью земли. Держава Буривого раскинулась от Бярмии до могущественного Хазарского каганата, к западу за дикими литовскими племенами располагалась Польша, на юге, вблизи Днепровских порогов, ютилось небольшое княжество Русь со столицей в Киеве; когда новгородцы отправлялись вниз по течению Днепра, они говорили: «Едем на Русь».
   По случаю завершения удачного похода в просторной гриднице князь давал пир. Гости уже принялись за обильное угощение‚ хозяин восседал в кресле, мощным телом нависая над столом; у него покатые плечи, на толстой шее большая круглая голова, верхнюю губу подпирала тонкая нижняя, отчего выражение лица было брезгливым и высокомерным. Рыкающим голосом князь говорил покровительственно:
   – Ешьте и пейте, дорогие гости! Всего довольно у князя новгородского!
   Вышла к гостям княгиня Купава, стройная большеглазая красавица. На подносе она разносила чарки и угощала каждого, низко кланяясь:
   – Кушай, дорогой гость, на здоровье!
   За столом сидел Гостомысл. При первом взгляде на него каждый мог заметить, что пошел он не в отца, а в мать: тот же стройный стан, тот же нежный овал лица, те же синие глаза и небольшой с горбинкой нос. Только выражение лица было другое – мужественное и по-юношески непреклонное.
   Гостомысл уже разговаривал с отцом о поездке в Ладогу. Против ожидания, князь даже не поинтересовался, с какими задумками решил поехать сын в один из новгородских городов; махнул рукой и покровительственно и несколько снисходительно проговорил:
   – Поезжай. Будущий князь должен знать страну, которой будет править!
   И теперь Гостомысл, почти не притронувшись к угощению, сидел точно на иголках, ожидая наступления завтрашнего дня, когда оседлает коня и отправится в путь. Он скоро увидит Млаву.
   Пир был в самом разгаре. Неожиданно к князю подошел один из его дружинников и что-то прошептал на ухо. С лица князя тотчас сошел хмель, оно стало серьезным и сосредоточенным. Он порывисто встал и направился в свою горницу. Там его ждал гонец с невской границы, весь в пыли, с красными от усталости глазами.
   – Беда, князь! Грабители из-за моря явились! – сказал он придушенным голосом. – Метут подчистую, убивают и насилуют!
   – Кто такие? Снова шведы?
   – Не похожи, князь. Свеев мы хорошо знаем, а эти иные. И одеждой, и вооружением другие, нами ранее не виданные!
   – Много ли их?
   – Да тысячи три наберется. Всю реку кораблями заставили.
   Князь еще некоторое время выспрашивал подробности у гонца, а потом приказал вызвать с пира воевод, тысяцких и сотских и, не дав им как следует рассесться по лавкам, стал говорить напористо и быстро, беспокойно вышагивая вдоль военачальников:
   – Нагрянули на нас вороги из-за моря. Кто такие, не ведаю и не знаю! Но известно, как вооружены. Кольчуги и панцири носят немногие, большинство одеты в кожаные куртки. Щиты у них большие, круглые, шлемы островерхие, как у нас, а вот мечи особые, можете убедиться сами.
   И Буривой вручил военачальникам меч, который был привезен гонцом; его удалось добыть случайно у забредшего в лес грабителя.
   Передавая друг другу, все с интересом рассматривали необычное оружие. В центральной части клинка вился узор переплетающихся полос стали и железа, узор выглядел как клубящиеся светлые и темные волны, как извивающиеся змеи, ветви или колосья пшеницы. Все понимали, что такая сварка носила чисто практический характер, но полученный узор притягивал взгляды, он был красив.
   Осмотр сопровождался сдержанными оценками.
   – Так ковали давно.
   – Подобная ковка ушла в прошлое.
   – Наши ковали делают мечи и легче, и прочнее этих.
   – У наших мечей лезвия к концу резко сужаются, поэтому ими легче наносить быстрые удары.
   Когда меч обошел всех военачальников, Буривой передал еще некоторые данные о противнике и заключил:
   – Как видно, это новый народ в наших краях появился, нам неизвестный, что, несомненно, затрудняет борьбу с ним.
   – Норманны это, – вдруг убежденно проговорил Ратибор. – По всем описаниям, они. Кроме них, некому.
   – Тебе их приходилось видеть? – останавливаясь перед ним и вперив в него колючий взгляд, спросил Буривой.
   – Видать не видывал, но слыхать слышал.
   – От кого?
   – От купца Божедуя. Недавно тот вернулся из западных стран и порассказал, что уже десятки лет на европейские народы наводят страх жители Скандинавии и Дании, которых они прозвали норманнами, что значит «северные люди». Появляются они из-за моря на быстроходных судах, нападают внезапно, рассыпаются на обширных пространствах, грабят, разоряют, уводят пленных для продажи в рабство и для работы в своих хозяйствах, а потом скрываются быстрее, чем подходят войска правителей. Норманны, князь, пожаловали к нам на Новгородчину. Это они, разбойники!
   Действительно, в 753 году норманны совершили первое нападение на Англию. Целая толпа викингов высадилась на берег и занялась грабежом населения. Король бросил против них свое войско, но оно было разбито. А потом волны грабителей распространились на все страны Европы. Как писали хроники того периода, норманны свирепствовали, как лютые волки. Они уводили скот, неистовствовали в грабежах и убийствах, никогда не щадили ни священников, ни монахов, ни монахинь. Опустошались церкви и монастыри, их сокровища расхищались. На народ накладывалась тяжелая дань. Не приносила никакой пользы победа над ними в одном месте; спустя некоторое время показывались их войска и флоты еще многочисленнее в других местах. Смелость и беспощадность викингов наводили такой ужас, что отнимали силы к сопротивлению. Один викинг часто обращал в бегство десятерых человек и даже больше.
   – Если сила норманнов большая явилась к нам, – продолжал Ратибор, – то одной княжеской дружины для отражения нападения будет маловато. Надо собирать народное ополчение.
   – Без Ладоги врага не одолеть! – встрял в разговор тысяцкий Колобуд. – Срочно, князь, отправляй нарочного к ладожскому посаднику, чтобы он поднимал народ и двигал рать к Неве!
   У Гостомысла сильно заколотилось сердце. Он уже хотел вскочить и предложить себя в качестве гонца в Ладогу. Он будет в Ладоге, увидит Млаву! Но его опередил сотский Ерумил:
   – А кривичей забыли? Огромной численности племя сможет выставить такое ополчение, которое сметет с нашей земли всех ворогов!
   – Если только захотят, – возразил ему Ратибор. – Сроду кривичи стояли в стороне от наших дел. Не было им дела до соседей, оставляли не раз в беде. Дескать, одни сами справятся с любым ворогом. Князь их Драгомир ни разу на наши просьбы не откликался.
   – Было. Было такое, – подтвердил Буривой. – А теперь я его укоротил! Сыночек его, княжич Хвалибудий, в моем дворце проживает. Сегодня во дворце, а завтра где может очутиться? И Драгомир об этом ведает!
   Все замолчали, зная крутой нрав Буривого.
   – И кривичи пойдут, и чудь пойдет, и все подвластные уезды вооруженных людей мне направят. Только не нужны они мне. Не будем мы терять время на сбор ополчения. Потому что за это время норманны ограбят наши селения и спокойно уйдут в море. Понимаете, господа военачальники, к чему я клоню?
   Все притихли, затаились, чувствуя, что князь скажет самое главное, основное.
   – Так вот. Норманны разбрелись по селениям для грабежа. Селения отстоят у нас друг от друга очень далеко, им для сбора поживы понадобится, я думаю, дней пять-шесть, не меньше. Они раздробили силы, действуют мелкими отрядами. Вот сейчас и надо их брать! Сначала ударить по месту стоянки их судов, а потом послать сотни по селениям, где ловить и уничтожать разбойников! Поэтому приказываю: прямо с пира, немедля отправляйтесь к своим подразделениям и готовьте их к походу. Выступаем завтра утром, с восходом солнца, и идем скорым способом к Неве! Кто не успеет, будет догонять! Но мы с восходом солнца тронемся в путь, и не позднее!
   – Князь, а как же воины из дальних селений? – пытался было возразить Ратибор.
   Но Буривой перебил:
   – Никаких отсрочек! Быстрота – залог нашего успеха!
   Гостомысл был расстроен, что срывалась встреча с Млавой, но он успокоил себя: поход займет немного времени, не больше недели, а потом он сразу от Невы отправится в Ладогу. Он обязательно проявит себя в борьбе с морскими разбойниками, и будет что рассказать любимой девушке!
   Отец поручил ему командование сотней, надо было готовить людей и коней. Он сначала пошел в конюшню. По пути встретился Сюкора.
   – Что за переполох? – спросил тот.
   Гостомысл хотел молча пройти мимо, но в последний момент пересилил себя. Ответил хмуро:
   – Какие-то норманны напали на наши северные земли. Завтра утром выступаем в поход к Неве.
   Сюкора тотчас оживился:
   – Нева – это рядом с землями моего племени. Я иду с вами! Возьмешь в свою сотню?
   – Только с разрешения отца.
   – Конечно! Думаю, он будет не против, потому что в своих землях я быстро соберу не одну сотню воинов из соплеменников и мы вместе будем бить неприятеля!
   С восходом солнца войско выступило из города. Едва отряды входили в лес, как сразу переводили коней на рысь. Торопить не надо было никого, все знали, что чем внезапнее будет нападение, тем больше возможностей добиться победы. Рядом с Гостомыслом скакал Сюкора. Толстяк довольно умело сидел на лошади, и Гостомысл понимал его: закончился почетный плен, он снова на свободе да еще примет участие в боевых действиях. Это по душе любому мужчине!
   Он изредка испытующе всматривался в чудского княжича. Забыл ли тот вчерашнюю ссору, поборол ли свою ревность? Гостомысл помнил, с какой угрозой ушел Сюкора из горницы. Может, затаил обиду и будет выжидать случая, чтобы отомстить? Едва ли, впереди битвы, стычки, сражения, кровь, смерть. Какая тут может быть ревность! Да и по лицу Сюкоры было видно, что вчера были юношеские глупости, а сегодня настоящая мужская работа!
   С наступлением темноты войско встало на отдых. Гостомысл облюбовал место под столетней сосной, кинул седло в ложбинку между толстыми корнями, улегся на попону и стал смотреть в звездное небо. Тотчас перед его глазами появилось расплывчатое лицо Млавы, такое родное, близкое...
   – Думаешь о любимой? – раздался над ним голос Сюкоры.
   – С чего ты взял? – недовольно ответил Гостомысл, с трудом возвращаясь к действительности.
   – По лицу определил. Даже в темноте видно, как оно светится.
   – Ну, это ты выдумываешь. Взбредет же такое в голову!
   – Ладно, ладно, я пошутил. Можно пристроиться рядом?
   – Жалко, что ли? Места много.
   – Помнишь рыбалку? Сколько комаров было! На корню съедали. А здесь их почти нет. Даже скучно без комариного писка.
   – Нашел по чему скучать!
   – Да я шучу. Но правда, комаров-то нет!
   – Лес сосновый. Вот их и мало.
   – И то верно. Спим?
   – Спим.
   При подходе к Неве встретились селения, разгромленные и разграбленные норманнами. Жители разбежались по лесам. Уцелевшие с плачем и стенаниями говорили, что пришли беспощадные разбойники, такие жестокие, будто и не люди.
   – Где они только родились и выросли? – с горечью говорили они. – Видно, матери их особым молоком вскормили, ни к кому и ни к чему не имеют жалости, никого не щадят...
   К Неве вырвались к исходу второго дня. Навстречу вышли воины из пограничной стражи, доложили: норманны разбрелись по селениям, вернулись немногие, так что возле судов находится не более трехсот человек.
   Буривой тотчас дал приказ нападать всеми силами. Сам он, толкнув пятками коня, поднял высоко нал собой меч и молча устремился к берегу Невы. За ним хлынула лавина новгородского войска.
   Гостомысл со своей сотней стоял чуть правее князя. Увидев знак, он ударил плеткой своего коня и рванул меч из ножен. Конь вынес его из леса, и он одним взглядом охватил картину: до полноводной Невы тянулся обширный луг с мелким кустарником и множеством палаток, между которыми виднелись воины в чужестранной одежде, возле обоих берегов стояли суда. Видно было, что нападение новгородцев стало для них неожиданным, некоторое время норманны находились в растерянности, но тут же стали сбегаться в группы и изготавливаться к бою.
   Конь нес Гостомысла на норманна, стоявшего в одиночестве. Тот, завидев противника, упер тупой конец копья в землю, острие направил в грудь коня, а сам закрылся щитом. Он рассчитывал, что конь напорется на копье и вместе с ним упадет и Гостомысл; на земле было легко добить беспомощного воина.
   Все решали мгновения. Гостомысл неуловимым движением повода направил коня чуть левее; умное животное тотчас выполнило веление хозяина и миновало острие копья; Гостомысл мечом рубанул по руке, державшей копье; почувствовал, как меч, чуть задержавшись, легко рассек ее. «Без руки уже не воин», – удовлетворенно подумал Гостомысл. Краем глаза увидел, как скакавший за ним воин взмахом меча поверг норманна наземь. Гостомысл узнал в нем Сюкору.
   – Ну, как я его? – крикнул тот; лицо красное, со всполошенными глазами.
   Кивком головы Гостомысл подбодрил его. Он развернул коня и направил к берегу. Теперь перед ним находилось до десятка норманнов, они встали в круг и загородились щитами. Гостомысл подскочил, поднял коня на задние ноги и стал рубить мечом по щитам, по мечам, по копьям... К нему подскакало еще много новгородцев, враги были окружены плотным кольцом, все старались достать противника, толкались конями, мешали друг другу. В этой бестолковой толчее медленно, постепенно истреблялись упорно сопротивлявшиеся враги; они были изрублены все до одного. И ни один из них не сложил оружия и не попросил пощады!
   Гостомысл опустил меч и огляделся. Все было кончено, на всем побережье норманны были убиты или пленены, суда захвачены. На них уже заправляли новгородцы, стремясь устроить погоню за кораблями, стоявшими на том берегу, однако безуспешно: те быстро отчалили от берега, слаженно заработали веслами и скоро скрылись за поворотом.