Баларгимов вел себя как владетельный князь здешних мест.
   Вот его взгляд вырвал из кучки стоявших плешивого толстоватого мужика в плаще:
   — Тебе сегодня рыбы не будет… — Он показал ему рукой. — Вали отсюда! Чтоб через минуту тебя не видел…
   Лысый не обиделся, развел руками, улыбнулся, быстро побежал к машине.
   — И тебе!
   Баларгимов отправил еще одного, тот держался с оскорбленным достоинством, но возразить не пытался.
   Внезапно мафиози прислушался. Далеко на море слышался звук моторов.
   Баларгимов поднял двустволку. Выстрелил. Звук отдался двойным эхом. Баларгимов перезарядил ружье.
   Второй раз стрелять не пришлось.
   С моря раздался сильнейший гул, казалось, там готовятся к взлету реактивные лайнеры. Это ревели соединенные по четыре-пять на каждой лодке мощные лодочные моторы. Почти одновременно показались и сами лодки; они выходили в залив, высоко, почти вертикально, задрав к небу носы. Лодки были гружены рыбой.
   У «козлятников» на берегу залаяли собаки.
   Лодки не подошли к берегу — работяги Баларгимова в резиновых сапогах принялись разгружать их на плаву. Рыбу переносили на берег.
   Здесь уже появились весы.
   Рыба была без головы. Ездоки в лодках и носильщики были перепачканы кровью и слизью. Всюду виднелась чешуя.
   Покупатели держались по-прежнему поодаль у машин, зная крутой нрав мафиози. Время от времени Баларгимов показывал кому-то рукой, и тот почти бегом бежал к весам. Только к одному из покупателей Баларгимов подошел сам, пожал руку, здороваясь. Перед ним был Вахидов, снабженец Сажевого комбината. Поодаль, за Вахидовым, следовал молодой водитель могучего КРАЗа.
   — Подожди немного, — Баларгимов явно благоволил к снабженцу, — может будет что-то поприличнее… — Он был явно поддатый и ни на минуту не расставался со своим винторезом.
   — Садык! — окликнул его карлик Бокасса. Добавил тихо: — Там Сейфуллин что-то… воду мутит…
   Баларгимов подошел к одной из лодок.
   — Шеф! — Высокий молодой рыбак в брезентовой робе, в сапогах спрыгнул с лодки, подошел к Баларгимову. — Все! — сказал рыбак. — Больше я у тебя, Садык, не работаю… Конец!
   — А не передумаешь, Сейфуллин? — спросил мафиози.
   — А чего мне передумывать? Как было дело, так и надо говорить… Чтоб все по-честному!
   — Я лучше знаю, как надо!
   — Я предупредил тебя!
   — А кто ты мне? Жена? Теща?
   — Я тебе объясню, кто я!.. — Баларгимов поднял ружье, направил в лицо Сейфуллину. — Понял?
   Рыбак смотрел снисходительно, он знал все фокусы своего неуравновешенного хозяина.
   — Пошел ты… Знаешь куда?
   Грохнул выстрел. Сейфуллин упал.
   Все вокруг молчали. Торговля прекратилась.
   Еще через минуту все находившиеся на берегу бросились к машинам. Разъезжались до неприличия быстро.
   Баларгимов подозвал двоих — огромного поддатого Адыла и крохотного старичка-карлика Бокасса — они были среди тех, кто подносил рыбу к весам.
   — Тащите его в лодку, — он показал на Сейфуллина. Адыл попробовал было возразить — но Баларгимов угрожающе поднял ружье.
   Адыл и Бокасса взяли Сейфуллина за ноги, волоком потащили к лодке. Там Адыл отстранил карлика, сам втащил труп в лодку, сел на весла. Бокасса пристроился на руле, сзади. Лодка отплыла.
   — Милиция! — крикнул кто-то.
   На шоссе появилась милицейская машина. Она быстро двигалась в направлении метеостанции. Немногочисленные оставшиеся покупатели и грузчики молча следили за ней.
   Машина припарковалась. Это был «газик», из него появился милицейский лейтенант — Веденеев, дежурный, веснушчатый долговязый русак. С ним было еще несколько молодых людей в милицейской форме и штатском.
   Баларгимов пошел им навстречу.
   Лодка с мертвым Сейфуллиным, с Бокассой на руле и Адылом на веслах была уже довольно далеко.
   — Привет…
   — Привет…
   Баларгимов махнул рукой кому-то из своих людей. Один из рыбаков с трудом подхватил две осетровые туши, потащил их к машине.
   — Как дела, Мириш? — Баларгимов потрепал по плечу молодого милиционера — заносчивого, без фуражки, с пышной копной черных волос.
   — Порядок, отец.
   Откуда-то появилась бутылка коньяка, стаканы. Стаканы наполнили на радиаторе милицейской машины.
   — Давай, Садык… — Веденеев чокнулся с Баларгимовым стаканами.
   Лодка с Адылом, Бокассой и трупом Сейфуллина была тем временем уже в средине залива. Адыл подтащил тело к борту, лодка перегнулась, готовая опрокинуться. Труп скользнул за борт.
 
   Кривая грязная улочка спускалась в сторону порта. С нее начинался «Нахалстрой» — жилые кварталы, созданные из выброшенных за ненадобностью, списанных и украденных с производства пиломатериалов, битого кирпича, самана и ржавых труб.
   Тура Саматов смотрел на город, в котором ему теперь предстояло обитать.
   С крыльца небольшого домика далеко, в бухте, виднелось море.
   — Вот здесь вы и будете временно жить, товарищ подполковник, — лейтенант Хаджи нур Орезов, высокий красивый парень в кожаной куртке обвел рукой вокруг. — У нас здесь обычно проверяющие живут, командировочные…
   Саматов кивнул, занятый своими мыслями, Орезов это заметил.
   — Счастливо обживаться, товарищ подполковник. — Он сошел с крыльца, направился к машине.
   — Спасибо. До завтра!
   Тура вошел в дом, с минуту оглядывал новое свое жилье.
   Убогое барачного типа прибежище для командированных офицеров. Софа с кирпичами вместо ножек, колченогий стол, кресло, раскладушка с наваленными на нее матрасами, вытертый ковер под ногами.
   Тура поставил чемодан на кресло, но оно не выдержало тяжести — развалилось. Когда Тура нагнулся, он лучше увидел грязные пятна на софе, немытый пол.
   Внезапно он почувствовал, что за ним следят, осторожно обернулся к окну. Совсем молодая женщина в черном платье, не видя сидящего на корточках Туру, смотрела в комнату. Заметив Туру, она сразу отпрянула.
   В этот момент в углу он заметил крысу. Большая серая крыса лениво шевелила влажно-розовым длинным хвостом. Черными бусинками глаз выжидательно смотрела на Туру, крыса словно хотела понять, пойдет ли Тура на нее или отступит. Несколько секунд Саматов следил за ней, ничего не предпринимая.
   Вдоволь налюбовавшись его растерянностью, крыса не спеша скользнула в дыру под стеной.
   Тура шел по улице.
   По городу сновали небольшие автобусы с черными полосами, какие обычно используют во время похорон. В них сидели и стояли люди.
   Тура неторопливо шел по городу, приглядываясь к нему. Городок был полуазиатский, небольшой, скученный. Пустые витрины магазинов. Пустые полки. Очереди у прилавков приема пустой посуды.
   Рубеж «Нахалстроя» обозначался двумя домами, знавшими лучшие времена. В одном помещался роддом, в другом приют для престарелых. Выгоревший на солнце призыв — «Сделаем Восточнокаспийск образцовым коммунистическим городом!» — соединял оба фасада.
   На торце ближайшего дома белой краской было выведено крупно:
   «СМЕРТЬ УМАРУ КУЛИЕВУ — УБИЙЦЕ РЫБОИНСПЕКТОРА САТТАРА АББАСОВА!»
   Центр кривой неряшливой площади занимал белый глинобитный домик, раскрашенный цветами и самодельной, в примитивном жанре, вывеской «Парикмахерская Гарегина».
   Утро выдалось не особо жарким.
   Тура шел на работу. Идти было недалеко.
   Водная милиция размещалась в подъезде жилого дома, внутри пыльного большого двора, где играли дети и сушилось белье. Рядом с угловым подъездом стояло несколько машин.
   Тура поздоровался с дежурным, поднялся по лестнице к себе в небольшую канцелярию.
   Его секретарь Гезель — молодая женщина, готовящаяся уйти в декретный отпуск, сидела за машинкой.
   Рядом стояли подчиненные Туры — тяжелый, с брюшком, майор Бураков и лейтенант Орезов. С ними спорил и выступал молодой, среднего роста крепыш с побитым оспой лицом, начальник Рыбоинспекции Кадыров. Голос, который еще входя услышал Тура, принадлежал ему:
   — Сидят передо мной в автобусе в обнимку и целуются…
   Они не видели Туру. Бураков спросил флегматично:
   — Ну и что такого?
   — Как что такого? — возмутился тот. — Неприлично это! Порядочная девушка не даст себя целовать в автобусе! Да еще взасос! Аятоллу бы сюда! Он бы им показал!..
   Гезель, поглаживая свой большой живот и тихо усмехаясь, заметила:
   — У вас, Шавкат Камалович, не очень современные взгляды. Кому они мешают, если целуются в автобусе?
   — Как, кому мешают? Подумай, что ты говоришь? — заорал Кадыров. — Он почти в трусы ей залез! Это мыслимо ли раньше было?
   Бураков со смехом отметил:
   — А откуда ты знаешь, как раньше-то было?
   Кадыров не успел ответить, потому что заметил в дверях Саматова, махнул на своих оппонентов рукой и сказал Туре сочувствующе:
   — Ох, тяжело вам будет, товарищ подполковник, с таким штатом работать! — Он представился. — Кадыров Шавкат Камалович, начальник Рыбоинспекции Восточно-каспийской зоны… Люди уже в автобусах целуются, а им «ну и что!» Даже мусульманка не видит в этом ничего плохого!.. Ну, ладно… — Он посмотрел на часы. — Мне надо идти… На суд. Подонок-браконьер — Умар Кулиев… Вы еще услышите эту фамилию. Пытался сжечь меня вместе с Рыбоинспекцией. А сжег другого человека. Воина-афганца… — Он махнул рукой.
   Вслед за ним спохватились и ушли Бураков и Орезов.
   — Почты много? — спросил Тура у секретаря.
   — Совсем мало, — она подала ему папку.
   — На контроле что-нибудь есть?
   — Две бумаги до двадцатого. Я за этим слежу. И одна у Буракова…
   Тура вошел в кабинет, положил папку на стол, подошел к окну. Внизу он увидел Кадырова, садившегося в машину. Когда тот отъехал, в углу двора показался уже знакомый Туре рыжий мужчина в зеленой брезентовой робе, на которого он едва не налетел накануне.
   — Гезель! — позвал Тура. — Посмотри в окно… Ты не знаешь этого человека? В робе, рыжий… Видишь?
   — Это Пухов Сергей! — Гезель, не вставая, бросила взгляд во двор. — Рыбоинспектор… Наверное, к Буракову пришел. По браконьерским делам… Он редко у нас бывает. Позвать?
   — Да нет. Не надо!
   — Участок у него самый браконьерский! Метеостанция… А это судмедэксперт — Анна Мурадова…
   Под двору шла женщина, не спеша и мило размахивая сумкой на длинном ремне. На ней был традиционный туркменский наряд — платье «куйнек». Этакое среднеазиатское «макси». Во всем облике Мурадовой было какое-то удивительное плавно-ленивое изящество.
   Тура вернулся к бумагам. Он весь ушел в чтение, когда Гезель вдруг сказала:
   — Начальник областного управления приехал… Полковник Агаев.
   Тура взглянул в окно, но увидел только машину — черную «Волгу» со шторками, доставившую высокого гостя. Он взглянул и в дальний угол двора, где был до этого рыжий рыбоинспектор. Того уже не было.
   В коридоре послышались шаги, чей-то добрый знакомый голос произнес:
   — Здравствуйте, Гезель… Где же он? Почему не встречает гостя? Не показывается?
   Тура поднялся, пошел навстречу.
   — Только не через порог… — Агаев уже входил в кабинет. Улыбающийся, красивый в своих полковничьих погонах на щегольски пошитой форме. Они обнялись. — Тура! Сапам! Как я рад! Сколько мы не виделись?
   — Сто лет прошло!.. — Тура улыбнулся.
   — Слышал я про твои беды, — Агаев потрепал его по плечу. — Ну что можно сделать?! Что мы в силах!
   — Я знаю: ты ходатайствовал за меня! Писал! В МВД показали твое письмо Генеральному…
   — Главное — ты здесь!
   — Как Лора? Как девочка?
   — Все в порядке! Я надеюсь, ты вечером их увидишь…
   Открылась дверь, на пороге появилась Гезель:
   — Товарищ полковник! Уже по вашу душу звонят… Как они узнали, что вы здесь?!
   Агаев вышел в приемную, взял трубку. Голос был спокойный.
   — …Ну, ничего-ничего… Я сейчас подъеду… — Он положил трубку, обернулся к Туре, вышедшему в приемную. — Митрохин разыскивает. Первый. Ты еще не был в обкоме?
   — Нет.
   — Он вызовет. Может, даже сегодня. Обстоятельный мужик. Знакомится с каждым… Значит, до вечера? Так, Тура?
   — Может, завтра? Я ведь только появился. Не знаю ни обстановки, ни людей…
   — Как тебе удобно… Мы на все согласны. — Агаев любил Туру, это было заметно. — Что же касается обстановки, Тура, то она тут… если честно, сложная. Общий заговор молчания. Система браконьерской мафии. Подпольная рыбозаготовительная индустрия. Ты приедешь, и я введу тебя в курс дел…
   Тура шел по новому для него городу — все привлекало к себе его внимание.
   И якорные цепи, подвешенные вдоль тротуара в качестве ограждения, и маленькие автобусы, похожие на похоронные, с черной полосой вдоль кузова.
   И этот призыв краской на кирпичной стене, который он уже видел:
   «СМЕРТЬ УМАРУ КУЛИЕВУ — УБИЙЦЕ…»
   Под призывом, рядом с парикмахерской, сложа на груди руки, стоял пожилой человек в белом халате, седой и величественный, как артист-трагик.
   Когда Тура подошел, парикмахер сказал ему радостно, словно старому знакомому:
   — Пора! Пора ко мне! Мимо моего заведения никак не пройти, товарищ подполковник…
   Тура улыбнулся и спросил:
   — А откуда вы знаете, кто я?
   Он хмыкнул:
   — У нас город маленький, новостей мало. Вы — новый начальник водной милиции. Так?
   — Ну, так.
   — Позвольте представиться… Гарегин Согомонович Мкртчан, последний оплот капитализма в этом городе.
   — А почему капитализма?
   — Потому что я единственный на всем восточном побережье кустарь. Я — капиталист. Эксплуататор. Вот держу эту парикмахерскую и борюсь седьмой год с фининспектором. Он считает, что я оскорбляю своей парикмахерской общественное сознание…
   — А кого же вы эксплуатируете на своем капиталистическом оплоте? — серьезно спросил Тура.
   — Себя! Свой талант! Я мог бы пойти работать в обычную парикмахерскую и зарабатывать не меньше, потому что я — мастер! Отбросьте свои сомнения, тем более, что у вас нет на них времени. Вы же, наверняка, поедете сегодня представляться в обком!
   Туру поразила осведомленность капиталиста-парикмахера:
   — Почему вы решили?
   — Вы приехали вчера. Секретаря обкома не было. Вернувшись, он ездил на Сажевый комбинат, потом на плотину. Ему наверняка было не до вас. Неизвестно, сможете ли вы сегодня выкроить еще хоть минуту для себя… Только присядьте на минуту… — Он все-таки увлек Туру, заставил сесть в кресло. Не закрывая рта, быстро накинул на него пеньюар и принялся намыливать ему щеки.
   Тура смотрел в окно. На площади, против окон остановилась милицейская машина, набитая молодыми людьми. В машине кончилось горючее и вся компания вывалилась на тротуар. Двое из них были в милицейской форме, в том числе молодой, с пышной копной волос, которого мафиози на берегу назвал Миришем.
   Тура с интересом наблюдал.
   — …Потому что только от неуважения к людям можно поверить, что парикмахер — это массовый работник бытового обслуживания. Парикмахер — это художник. Это, если хотите, — маэстро! Композитор или писатель может работать в цеху? На конвейере?.. — Голос Гарегина уютно журчал над ухом Саматова.
   Он тоже заинтересовался происходящим на площади. Мириш пересек дорогу одному из автобусов-катафалков, поднял руку. Водитель автобуса затормозил. Обе машины загородили проезжую часть, но никто из проезжавших водителей не сделал им замечания, не нажал на клаксон. Автотранспорт объезжал их по тротуару.
   По знаку Мириша водитель автобуса достал шланг, принялся сливать бензин.
   Милицейская компания на тротуаре смеялась, пассажиры ждали.
   — Золотая молодежь. Наша надежда и будущее… — то ли с насмешкой, то ли серьезно заметил Гарегин.
   Тура внимательно следил за происходящим.
   — Не связывайтесь, — посоветовал Гарегин. — Вы без формы. Вас никто не знает… Ничего не докажете…
   — Слушайте, — спросил Тура, — а отчего тут так много хоронят? Одни похоронные автобусы? Что-нибудь случилось? Эпидемия?
   Согомоныч недоуменно посмотрел на него, проследил направление его взгляда, потом засмеялся:
   — Просто фондов не хватило на нормальные автобусы, нам и спустили пятьдесят штук, предназначенных для похоронного обслуживания… Да вы не удивляйтесь — наш город вообще странный… Все наоборот…
   Мириш заправил машину, и вся компания уехала. Шофер крикнул в салон:
   — Керосина нет! Автобус дальше не пойдет…
   Из автобуса на панель покорно полезли неудачливые пассажиры.
   Гарегин бросил Туре на лицо раскаленную салфетку, начал прижимать ее ладонями, быстро гладить, потом сорвал раскаленное покрывало, быстро скрутил в жгут и начал со скоростью вентилятора обдувать прохладными струйками распаренную поверхность.
   — Вот и все! Неизвестно, когда вас примет Первый. Но вы всегда будете выглядеть в обкоме как огурчик!..
   Парикмахер грациозно сдернул с Туры пеньюар. Тура достал деньги.
   — Нет-нет! — всполошился тот. — Ни в коем случае. Вы — начальство. Я предлагаю вам бриться и стричься у меня бесплатно. Реклама — двигатель торговли. Это знают даже школьники.
   Тура положил на столик деньги, поблагодарил Согомоныча и твердо пресек его попытки обратно переселить купюру назад — ему в карман:
   — Иначе эта сегодняшняя реклама — единственная и последняя…
   Парикмахер убрал деньги.
   — В нашем городе — слава Богу! — жить можно! Если язык не распускать… Не лезть, куда тебе не положено… Даже милиционеру! И поменьше бывать на берегу. Особенно в районе метеостанции…
   — А почему метеостанции?
   Согомоныч замялся.
   — Так считается. Просто милиция у нас не любит ездить в ту сторону.
   Тура сидел в машине рядом с Орезовым, они ехали по городу. Хаджинур спокойно крутил баранку.
   — Что здесь? — Тура показал на толпу у двухэтажного, явно административного здания.
   — Браконьера судят, Умара Кулиева, — Хаджинур. — Народ добился своего… После первого суда все как озверели! Шесть лет за человека… Чуть суд не разнесли. Теперь ему должны вломить на всю катушку. Почему вы решили поехать на Берег, товарищ подполковник? — он с любопытством посмотрел на Туру.
   — Хочу немного прокатиться. Взглянуть на окрестности.
   — А куда конкретно?
   — В сторону метеостанции…
   Трасса шла вдоль берега, покрытого ракушечником. Встречного движения не было вовсе.
   — Бензина выписывают на два часа в день, — ворчал Хаджинур, он словно врос в руль. — А что такое два часа? По этой дороге день поездишь, три дня на приколе. Как за ними гоняться?
   В одном месте Орезов неожиданно резко затормозил. Они вышли из машины. Он долго смотрел в бинокль, потом передал его Туре.
   — Машины…
   Саматов покрутил бинокль.
   — Видите?
   — Вижу.
   — Ну, они-то нас, наверняка, еще раньше заметили. У них человек с биноклем следит за дорогой.
   — Кто там может быть?
   — Это перекупщики. Приезжали за рыбой. Знали, куда причалят браконьерские лодки. Теперь начнут разбегаться.
   — По трассе?
   — Как выйдет. Могут и песком махнуть.
   Несколько точек быстро перемещалось в линзе бинокля.
   — Как они обычно объясняют свое присутствие здесь?
   — Как? — спросил Хаджинур. — А никак. Приехали подышать морским воздухом. Йода в организме не хватает. Или проверяли ходовые части…
   — Надо переписать номера машин.
   Хаджинур серьезно сказал:
   — Да я их так знаю. Врт подъедут ближе — я их вам всех назову.
   Теперь уже и без бинокля был виден ползший вдоль берега легковой транспорт. Машин было не менее шести, часть их направилась в сторону барханов, в пески. Две повернули в их сторону.
   Впереди шла «Волга» бежевого цвета. Вскоре послышалась усиленная мощным стереофоническим усилителем мелодия модного шлягера.
   — Ну-ка, останови! — приказал Тура. Хаджинур вышел на середину, поднял руку. «Волга» замедлила ход. Затем встала. Хаджинура знали.
   — Начальник отделения водной милиции подполковник Саматов, — представился Тура, подходя к кабине. — С кем я говорю?
   Водитель «Волги» — приземистый толстяк вырубил магнитофон, высунулся из машины.
   Словно не доверяя Туре, он обратил взор на старшего опера.
   — Это — наш новый начальник… — подтвердил Хаджинур.
   — Ваша фамилия? Кто вы? — спросил Тура. — Куда ездили?
   — Вы новый человек здесь, — рассудительно констатировал толстяк. — Вы не в курсе… Я — Вахидов, а работаю в отделении снабжения Сажевого комбината… Он меня знает! — Вахидов показал на Орезова. — Я здесь по указанию Кудреватых.
   Тура не спросил, кто такой Кудреватых.
   — Все согласовано… — заверил Вахидов. Водители других машин, ехавшие сзади, поняв, что произошло, съехали с шоссе — объезжали пустыню по бездорожью.
   Тура увидел среди легковых мощный КРАЗ, крытый брезентом. Он быстро удалялся в направлении города.
   — Вы наших дел не знаете… — Вахидов с сочувствием посмотрел на Туру. — Условия работы на комбинате очень трудные, поставлена задача дать людям прибавку к столу… — Он пригладил усы. — Витамины! Человек, ежедневно употребляющий в пищу рыбу, имеет меньше шансов получить такие болезни, как стенокардия, язва желудка, остеохондроз…
   — Объясните мне механизм добывания витаминов… — попросил Саматов.
   — Разве вам не звонили из горисполкома? Шалаев?
   — Нет.
   Показное терпение Вахидова лопнуло, снабженец «показал зубы»:
   — Значит, он не считает вас тем человеком, до сведения которого это следует довести! — Вахидов снова сел за руль, включил магнитофон.
   Послышались звуки того же модного шлягера.
   — Уберите звук! — сказал Тура.
   — А зачем? Мне нравится, — Вахидов прибавил звук.
   — Выйдите из машины!
   Вахидов улыбался.
   Ни слова не говоря, Саматов рванул снабженца из машины и его же спиной закрыл за ним дверцу.
   — Я сам. Сейчас… — Вахидов струсил. Нагнулся, выключил магнитофон.
   — Откройте багажник!
   — Пожалуйста, смотрите!
   — Нет, я уж попрошу тебя самого все показать… — Саматов незаметно для себя перешел на «ты».
   — Санкция прокурора у вас есть?
   — В срочных случаях обходятся без санкции…
   — Не открою. Ломайте.
   Тура усмехнулся, с силой стукнул кулаком по багажнику.
   Замок сработал. Крышка раскрыла нехитрую вахидовскую тайну. В багажнике лежало несколько осетровых. Нежная белая рыба, которую называют «красной».
   — Откуда это у вас?
   — Пожалуйста! — он снова полез в машину. — Вот накладная…
   — У вас накладная без даты!
   — Эта рыба была изъята у браконьеров, ее реализовали через столовую… Народ надо кормить! На то мы и организация, ведающая рабочим снабжением. — Вахидов включил зажигание. — Обидно! Проверяете как жулика! А моя фотография, между прочим, на городской Доске почета! Я — коммунист!
   — Везите рыбу на Морской вокзал, в ресторан. Лейтенант Орезов приедет туда и организует сдачу…
   — Хорошо… — Вахидов пожал плечами, полез в кабину.
   — Ну и дела! — заметил Хаджинур, когда Вахидов отъехал, — пойдут разговоры…
   — Кто такой Кудреватых, на которого он сослался?
   — Это крупная фигура… — Они вернулись в машину. — Герой Соцтруда, депутат Верховного Совета. Директор Сажевого комбината… Он, конечно, вступится за своего снабженца… — Монолог старшего опера растянулся на несколько километров. — Дело не в этом. Случай с этим Вахидовым поставил вас на какую-то позицию… Понимаете? Теперь все его враги — ваши друзья, а друзья Кудреватых, даже если они вас не знают, — ваши враги…
   Когда они вернулись в город, последние дневные лучи падали на крыши домов. Было тепло и сухо.
   Милицейская машина проскочила знакомый уже призыв краской на стене с требованием расстрела браконьеру и убийце и въехала в центр.
   Следы древней приморской культуры лежали на каменных двухэтажных зданиях.
   Между домами тянулись кирпичные связки — назвать их заборами было неудобно — по силуэту что-то вроде римских акведуков, только без желоба вверху и значительно уменьшенные. Отверстия в них закрывали виноградные лозы.
   — Вас к дому? — спросил Орезов у Туры.
   — Да нет, пожалуй. Где сейчас можно поужинать?
   — Только в ресторане.
   — Давай.
   Хаджинур заложил вираж по площади.
   Недалеко от Морского вокзала Орезов затормозил:
   — Потом позвоните дежурному, он пришлет машину.
   — Разберемся!
   Хаджинур уехал, а Тура прошел к Морвокзалу и вдруг почувствовал, что за ним следят. Он быстро свернул за угол, в переулок, и резко остановился. На улице никого не было. Тем не менее Тура услышал шаги. Краснорыжий человек в зеленой робе едва не налетел на него и резко замер, зато женщина в черном не рассчитала и буквально врезалась в него.
   Тура узнал ее. Днем она тоже была вместе с Пуховым.
   Они странно смотрели на него, словно хотели подойти и не решались.
   Тура повернул к ресторану. У самого дома он снова увидел их. Краснорыжий в брезентовой робе и женщина обошли его и теперь шли ему навстречу.
   На мгновение Туре показалось, что Рыжий остановил на нем свои светлые голубые глаза и даже готов что-то сказать или подойти.
   Но сзади на улице послышались голоса.
   — Эй, Серега! Пухов!..
   Люди перетаскивали что-то тяжелое.
   — Осторожно хватай! Разобьешь!
   — Пухов!
   — Иду! — выдохнул Рыжий, как-то странно взглянув на Саматова.
   В ресторане людей было не очень много.
   Тура обратил внимание на группу молодежи в центре. Это была все та же компания, что приезжала к браконьерам за рыбой, а потом заправлялась бензином за счет автобуса-катафалка. Ее душой был высокий громила, сын Баларгимова Мириш. Когда Тура появился, компания сразу обратила на него внимание.