Матиан еще сильнее вцепился в шею, глядя на часового, глаза его засверкали. Халадан? Мертв? Этого не может быть. Боги не допустили бы этого! Но, вслушиваясь в стоны раненых, непрерывно доносившиеся из лазарета, он ощутил, что не может уповать на богов. Какая-то глубоко спрятанная часть его существа чувствовала, что нападение на крепость было пустяком, игрой по сравнению с ужасами настоящего сражения. Но в данный момент это понимание ничего не значило. Он впервые участвовал в битве, ее трудности и необузданность обратили его мечты о славе и мести за отца в жестокую насмешку. Он никогда раньше не мог даже вообразить себе такого кошмара, а теперь он еще и потерял Халадана.
   «Но, может быть, он не умер. Вдруг он еще жив… где-то там, только неизвестно, лучше ли это? »
   Он вздрогнул, представив своего кузена распростертым на камнях Расселины, с рыданием сжимающего стрелу, засевшую в животе, или раненного мечом, с внутренностями, вывалившимися на землю. Или, еще хуже, вопящим под пытками градани, вымещающих злость за свои потери на раненых.
   Воображение мучило Матиана, он понял, что должен что-то сделать. Малодушный голос в глубине его сознания нашептывал, что лучше послушаться лекаря, сесть или даже лечь и принять его помощь, воспользоваться своим нездоровьем, чтобы избежать ответственности. Он искушал, этот голос, но Матиан ослушался его. Он губернатор Гланхарроу, все эти люди пришли сюда по его приказу. Неважно, правильным ли было его решение, но оно принадлежало ему, и если он собирается и в будущем командовать людьми, то не может показывать свою слабость.
   – Ладно, – ответил он часовому, который все еще смотрел на него. – А что с сэром Фестианом?
   – Он сейчас у хирургов, милорд. – Матиан вскинул на него глаза, но часовой успокаивающе покачал головой. – Всего лишь сломанная рука. Он поправится.
   – Прекрасно. – Матиан потер лоб, челюсть свело от боли. – Попроси его прийти ко мне, как только сможет. И передай то же самое остальным капитанам. Я переговорю с ними сразу же, как посовещаюсь с сэром Фестианом.
   – Да, милорд! – Часовой отсалютовал и растворился в толпе. Матиан позволил лекарю снова усадить себя на стул.
 
* * *
   – Боюсь, это все, что мы можем для них сделать, – произнесла Керита.
   Трое избранников сидели над кружками горячего чая. Базел заморгал, борясь с расслабленностью, которая всегда наступала после врачевания, и кивнул. Вейжон ничего не сказал. Он первый раз в жизни коснулся целительной силы Томанака, дарованной избранникам, и последствия сказались на нем тяжелее, чем на его более опытных товарищах. Он прекрасно справился, подумал Базел, кладя руку Вейжону на плечо. Тот поднял голову, синие глаза были полны изумления и радости от дарованной ему способности нести жизнь, а не смерть. Базел сжал его плечо. Потом он посмотрел на Кериту.
   – Да, к сожалению, ты права, – ответил он. Это огорчало Базела, но если они потратят еще немного сил на лечение, то окажутся совершенно бесполезны, вздумай сотойцы предпринять еще одну атаку. В глубине души он испытывал чувство вины за то, что сначала занялся своими ранеными, а не ранеными противника. Он знал, что большинство градани могут поправиться сами, без всякой помощи, тогда как многие сотоиские воины, не получившие лечения, скорее всего умрут. Но у него не было выбора. Каждый воин на счету, и они должны быть способны двигаться и принимать участие в битве, а не лежать на одеялах. В конце концов, не они ведь затеяли эту бойню.
   – Думаешь, они снова нападут? – спросил чей-то голос.
   Базел обернулся и увидел Брандарка.
   – Не имею ни малейшего понятия, – ответил он. – На их месте я не стал бы этого делать до восхода, если, конечно, вообще бы решился на новую вылазку.
   – Они могут попытаться воспользоваться темнотой, – заметила Керита. – Это даст им возможность подойти ближе и напасть внезапно.
   – Да, могут, – подхватил еще кто-то. Из темноты вынырнул Хартан и сел на валун рядом с Керитой. – Но мы же имеем дело с сотойцами, Керри, – сказал он. Чтобы там ни нес тот юный кретин, у них должны быть люди постарше. А они знают, что градани видят в темноте не хуже кошек. Если на то пошло, они не смогут застать нас врасплох.
   – Но это не значит, что они не попытаются это сделать, – заметил Базел. – По-моему, Матиан из Гланхарроу действительно дурак, способный почти на что угодно. Думаю, ты прав, Хартан. Мы выставим часовых, но если у них в головах есть капля разума, они подождут до рассвета, когда их лучники смогут стрелять.
 
* * *
   – Мы должны атаковать прямо сейчас, пока они зализывают раны! – настаивал Матиан. Фестиан отвернулся от входа в палатку, через который он наблюдал за работой хирургов. Его сломанная рука пульсировала, он два раза терял сознание, пока ему накладывали шину, и сейчас рыцарю казалось, что стоны раненых – черное бескрайнее море, по которому плывет и он.
   – Мы потрепали негодяев, я знаю, их осталось немного, – продолжал Матиан. – И мы должны подумать и о своих раненых, которые лежат там, где эти скоты могут до них добраться. Мы должны их спасти. И…
   – Милорд, заткнитесь, – вдруг холодно и резко сказал Фестиан. Эти два слова поразили Матиана, словно удар сабли. Губернатор посмотрел на рыцаря, который стал его старшим офицером с исчезновением Халадана, его рот молча открывался и закрывался, как у вытащенной на песок рыбы. Его собственная контузия и открытое неповиновение Фестиана на некоторое время лишили его дара речи, а командир разведчиков снова заговорил.
   – Если и существует хоть какая-нибудь ошибка, которой вам удалось избежать, я и представить не могу, что именно это было, – произнес пожилой рыцарь ровным тоном, который задевал сильнее, чем любые выкрики. – Даже если оставить в стороне вопрос, по закону ли вы действовали, повели ли вы нас на дом Ордена Томанака, покарает или нет нас Бог Мечей, вы и тот второй идиот умудрились отправить наши войска в битву при наихудших для нас условиях. Я просил вас не ходить в Расселину, но вы не стали слушать. Я предупреждал сэра Халадана, что градани решили биться здесь не без причины, но вы оба рвались вперед, пешими, – чтобы убедиться в справедливости моих слов такой ценой!
   – Но… – попытался перебить его Матиан.
   Фестиан резко взмахнул здоровой рукой. Не исключено, что на него повлиял шок после перелома, но какое счастье высказать, наконец, правду этому дураку!
   – Я еще не закончил, милорд, – продолжал он так же убийственно невыразительно. – Я собирался сказать, что если вы все-таки настаиваете на нападении, ради Томанака, – его глаза вспыхнули, когда Матиан заметно вздрогнул при этом имени, – подождите рассвета! Конокрады обучены и вооружены, чтобы сражаться пешими, а мы – нет. Если мы попытаемся отнять у них эту кучу камней в лобовой атаке, они перебьют нас, потому что мы будем сражаться по их правилам, а не по нашим. Конечно, мы можем поступить именно так, милорд, но вы и так уже потеряли четыре сотни человек, считая и тех, кто попал в плен. Мне кажется, будет нелегко объяснить это барону Теллиану и без того, чтобы удваивать число потерь. А единственный способ не допустить этого – использовать наших лучников. Если уж вы решитесь на наступление, ради всего святого, поставьте воинов подальше и обстреливайте их хотя бы часа два! Организуйте несколько ложных атак, чтобы выманить их на стену, потом отойдите и позвольте лучникам расстрелять их. Делайте, что задумали, но только не идите, Шарна побери, на приступ, не обработав противника как следует!
   Матиан закусил губу от ярости и боли, пульсировавшей в его черепе. Как Фестиан смеет говорить с ним подобным тоном? Но, несмотря на злобу и боль, он ясно сознавал, что отношения с сэром Фестианом – не самая большая его проблема. Даже те лорды, которые остались с ним после ухода Келтиса, потрясены потерями. Многие из них тоже не имели боевого опыта. Они ожидали, что он поведет их к быстрой победе, как думал и он сам, и неспособность сотойского войска сломить градани при первом же натиске буквально их ошеломила. Нет сомнений, сейчас они серьезно задумались о своем участии в том, что, возможно, позже назовут предательством. И если он поссорится с Фестианом, своим старшим офицером, настаивая на немедленном повторении атаки, он может потерять их всех. Но если он не сделает чего-нибудь для поддержания своего авторитета, не покажет, что владеет ситуацией, он тоже их потеряет!
   «Брось это, – шептал внутренний голос. – Все плохо обернулось. Если ты не остановишься, будет еще хуже. Келтис уже не оправдал твоего доверия к нему, забрал с собой этих трусов, у которых кишка тонка, чтобы драться. А Халадан…»
   Сжав зубы, Матиан снова прогнал от себя мысли о кузене. Он сам повел людей в этот поход. Конечно, нельзя сказать, что этим он открыто бросил вызов барону Теллиану, но он действительно затеял все сам, и сам будет расхлебывать последствия, когда барон обо всем узнает. Единственное, что сможет оправдать его, – победа. Он зайдет Бахнаку в тыл и устроит там такое, что Конокрадам будет не до объединения всех северных градани под одним знаменем. Если он сделает это, даже если он просто подвигнет на это рыцарей Западного Ристалища, при дворе в его защиту выступят те, кто поддерживает идею вторжения. Но если он позволит горстке гнусных градани побить себя, да еще когда часть его войска взбунтовалась…
   «А что, если они и впрямь дом Ордена Томанака? – спросил предательский голосок. – Ты, дурак, увязаешь все глубже и глубже. Все казалось таким простым и приятным, таким легким, когда вы с Халаданом еще только строили планы, правда? Но это оказалось вовсе не так просто. Халадан скорее всего мертв, а проклятые градани потешаются над тобой! »
   – Отлично, сэр Фестиан, – без выражения сказал он. – Мы последуем вашему совету. Соберите остальных капитанов, я сообщу им, что мы атакуем на рассвете.
 
* * *
   – Похоже, вы с Хартаном были правы. – При этих словах Вейжона Базел обернулся, и молодой избранник криво усмехнулся ему в ответ. – Они собираются ждать до зари.
   – Сдается мне, что так, – Базел смотрел на восток. Небо едва-едва начинало сереть, но Крутые Склоны уже вырисовывались на его фоне гораздо четче, чем раньше. «У нас еще минут сорок, – подумал он. – Может быть, час».
   Он снова перевел глаза на Отчаяние Чарана. Хартан и Гарнал сделали все возможное для защиты раненых, градани и людей, от стрел сотойских лучников. Тридцать семь из ста двадцати членов Ордена погибли, еще шестеро были стишком тяжело ранены, чтобы сражаться, и Хартан использовал щиты погибших для постройки из них подобия навеса. Гарнал проследил за переноской раненых под эту крышу, озадаченные лица девятнадцати сотойцев вызвали у него угрюмую улыбку. Очевидно, никто из людей не понимал, почему победители заботятся об их безопасности.
   – Я раздумываю, не отправить ли вас с Керри на вторые переговоры, – произнес Базел. Вейжон удивленно поднял бровь, а Конокрад передернул плечами. – Я не стал бы посылать кого бы то ни было посередь ночи. Даже днем легко не заметить белый флаг, особенно когда эмоции застилают разум. Но вы оба люди, к тому же мы изрядно потрепали их. – Он мрачно уставился на тела сотойцев, устилавшие пространство перед крепостью. Почти все они были неподвижны, но некоторые, лежавшие слишком далеко, чтобы их можно было достать без риска, все еще вздрагивали. – Может быть, эти идиоты прислушаются к вашим словам теперь, когда они узнали, чего стоит «Отчаяние».
   – Ну, если ты так считаешь, – с сомнением протянул Вейжон. – Я попробую, но если бы они вообще были способны к чему-нибудь прислушиваться, они бы…
   Он замолчал на полуслове и посмотрел на Расселину. Там, в темноте, запел горн.
* * *
   – … и по сигналу сэра Фестиана лучники начинают стрелять, – говорил Матиан своим вассалам. На некоторых лицах, взиравших на него в свете факелов, явно читались колебания, и он невольно заговорил громче, пытаясь не обращать внимания на боль, пульсирующую в голове.
   – Они будут осыпать негодяев стрелами минут двадцать, – продолжал он. – А потом мы предпримем ложную атаку. Это заставит их вылезти из щелей, и тогда лучники…
   Его перебил внезапно зазвучавший сигнал горна. Он донесся с востока, из верхнего конца Расселины. При этом звуке сердце Матиана сжалось. Этого не может быть!
   Но все было именно так. Сэр Матиан Красный Шлем, губернатор Гланхарроу, упустил последний шанс на победу. Горн снова запел на особый лад, означавший приближение барона Теллиана из Балтара, правителя Западного Ристалища.
   К этому звуку присоединились и голоса других горнов. Выйдя из палатки, чтобы посмотреть на участок Расселины, поднимавшийся над его лагерем, Матиан услышал вокруг себя смущенный ропот своих воинов. Он, стиснув зубы, увидел, что вниз движется целое море огней. У него за спиной послышались шаги, и он обернулся через плечо: оказалось, Фестиан тоже вышел из палатки узнать, что происходит. Рыцарь взглянул Матиану в глаза, потом отвернулся, и Матиан ощутил, как последние призрачные надежды на славу утекают у него сквозь пальцы словно песок.

Глава 35

   – Как ты думаешь, что их задержало?
   Небрежный тон Брандарка никого не обманул. Он стоял на стене вместе с Базелом, Керитой, Вейжоном и Хартаном, глядя вверх, на Расселину. Их освещали яркие лучи еще нежаркого солнца. Если бы сейчас кто-нибудь с вражеской стороны решил пострелять, он нанес бы невосполнимый ущерб командованию защитников крепости. Но сейчас, учитывая тот бедлам, что воцарился в сотойском лагере после пения горнов, никто из них не ожидал ничего подобного, хотя они понятия не имели, что произошло.
   – Думаю, после вчерашнего они просто проспали, – задумчиво произнес Вейжон в тон Брандарку. Хартан хмыкнул:
   – Может, и так, но биться об заклад я бы не стал. Как бы то ни было, их планы явно изменились, потому что я уверен – они собирались отрезать нам уши.
   – Я тоже в этом не сомневаюсь, – поддержал кузена Базел, – но…
   Он внезапно умолк, остальные тоже замерли, заметив какое-то движение в Расселине. Из-за груды камней выехало несколько конных фигур, и Вейжон пробормотал что-то весьма похожее на ругательство.
   – Томанак! Как, ради всех богов, они протащили сюда лошадь таких размеров?
   – Они никого не тащили, – тихо отозвался Базел. Вейжон недоуменно посмотрел на него, и Конокрад усмехнулся, когда из-за валунов появился еще один всадник. – Это скакуны, Вейжон.
   – Но… – запротестовал было Вейжон и тут же умолк, оценив размеры «лошадей». Рядом с ними шли люди, и голова самого высокого человека едва доходила до холки наименее крупного из скакунов. Последним выехал седьмой всадник, восседавший на коне меньшего размера, и Базел засмеялся:
   – Чудно! Наверное, я несколько поспешил. Вон тот действительно на лошади, и будь я проклят, если мы с ним не знакомы.
   – Знакомы? – Хартан недоверчиво покосился на него, потом пожал плечами. – И что мы теперь будем делать?
   – Ну, если уж они приехали сюда, мы должны с ними поздороваться, – ответил Базел и легко перемахнул через стену крепости.
   Остальные последовали за ним. Все, кроме Хартана, спустились по камням с трудом. Базел остановился у подножия склона, на котором стояло «Отчаяние Чарана», сложив руки на груди, подождал, пока сотойцы подъедут.
   Это не заняло у них много времени. Вейжон с Брандарком, которые никогда раньше не видели скакунов, смотрели на них во все глаза. Невероятно, чтобы существа таких размеров отличались подобной грацией и изяществом, но скакуны каким-то чудесным образом совмещали в себе все эти качества. Базел же глядел на высокого рыжеволосого человека в серебристых доспехах, ехавшего во главе небольшого отряда на гнедом жеребце. Всадник, наблюдая уже привычную для него изумленную реакцию тех, кто видел скакунов впервые, серьезно кивнул Вейжону и Брандарку, но при этом не сводил глаз с Базела.
   – Доброе утро, – произнес он. Его шлем без забрала открывал аккуратно подстриженную бороду и усы, а голос, слишком высокий для такого крупного человека, тем не менее звучал так, словно его владелец привык, чтобы ему подчинялись. – Ты, должно быть, сын Бахнака, – продолжал он, глядя на Базела.
   – Да, это я, – подтвердил Базел и посмотрел на единственного человека, который сидел на обычном боевом коне, державшегося позади предводителя. – И тебе доброго утра, Венсит, – добавил он.
   – Тебе того же, – отозвался маг, и огонь в его глазах засверкал ярче. Он улыбнулся. – Я же говорил тебе, что у меня свои дела на Равнине?
   – Говорил, – ответил Базел, а потом снова перевел взгляд на всадника на гнедом скакуне. – Могу ли я узнать, кто ты? – вежливо поинтересовался он.
   – Теллиан, барон и правитель Западного Ристалища, – просто ответил всадник ветра. Кто-то из друзей Базела издал возглас удивления, но Базел только кивнул, словно именно такого ответа он и ожидал.
   – Возможно ли, чтобы именно ты отправил этих парней, – он махнул рукой на склон, усыпанный мертвыми телами, – вниз по Расселине?
   – Нет, – коротко сказал Теллиан. Он белозубо улыбнулся. – Если бы это было так, уверяю тебя, все было бы гораздо лучше организовано.
   – Думаешь? – Базел вскинул голову и засопел. – Да, наверное. Но все-таки ты пришел сюда?
   – Да.
   Теллиан кивнул и в свою очередь обвел взглядом мертвецов. Он помрачнел и некоторое время молчал. Базел спокойно ждал. Королевство Сотойи несколько отличалось от других своим устройством. Главными людьми после короля были бароны. В преданиях говорилось, что основателем Королевства был единственный барон, оставшийся в живых после падения Империи. Согласно легендам, он отказался от титулов герцога или графа, и так же поступили и многие другие беглецы. Эта традиция сохранилась до сих пор. Базел не знал, насколько верна эта история, но в любом случае человек, с которым он разговаривал, был одним из четырех высших сановников Сотойи, его «вотчина» по размерам сама тянула на небольшое королевство.
   – Я не знал о намерениях губернатора Гланхарроу… – Внезапная фраза Теллиана прервала ход мыслей Базела. – Если бы знал, то не позволил бы ему их осуществить. Таким образом… – Он снова замолчал и покачал головой. – Нет, это не совсем так, – произнес он тоном человека, твердо решившего рассказать все как есть. – Я узнал о его намерениях, но только тогда, когда Венсит поставил меня в известность. И я с сожалением признаю, что не сразу поверил ему. Не вполне. – Его лицо омрачилось. – Я сам предпринял кое-какие меры, мои люди присматривали за Гланхарроу, и я думал, что могу скорее доверять их донесениям, чем сведениям Венсита. Потом я выяснил, что они, за единственным исключением, – обернувшись, он улыбнулся другому всаднику на угольно-черном скакуне, – разделяют взгляды Матиана. И вот…
   Он жестом указал на погибших, и Базел кивнул, но глаза Конокрада оставались жесткими.
   – Да… и еще тридцать семь моих людей лежат мертвыми там, в крепости, – произнес он угрюмо. Глаза Теллиана гневно блеснули, но он промолчал и только согласно склонил голову.
   – Да, и это тоже, – признал он, и снова повисло молчание.
   – Не скажешь ли ты мне, что ты собираешься теперь делать? – спросил Базел через миг.
   – Не знаю, – ответил Теллиан. – Я никогда не думал, что такое может случиться, но вот это случилось. Чья бы ни была в том вина, и у нас, и у вас уже есть, кого оплакивать. И теперь я здесь, я пришел в Расселину и привел сюда мою армию. Учитывая эти обстоятельства, многие при дворе, да и не только при дворе, сказали бы, что самое разумное – нажать. Война началась, и на данный момент у нас имеется преимущество. Если мы сохраним для себя Расселину, то закрепим это преимущество.
   – Да, я понимаю, – спокойно согласился Базел. – Ты думаешь о том, что в другое время мой отец не оставил бы этого просто так, он вполне мог бы нанести по Западному Ристалищу ответный удар. Но сейчас он бросил все свои силы на Чернажа. Значит, если вы будете «нажимать» и дальше, то получите шанс разрушить все его планы, даже сместить его в пользу Чернажа, и тогда вам будет не о чем беспокоиться. Я правильно излагаю?
   – Приблизительно, – сказал Теллиан с угрюмой улыбкой.
   – Что ж, меня это не удивляет, – честно признался Базел. – Наверное, на вашем месте я рассуждал бы так же. Но все не так просто, как кажется. Я говорил лорду Гланхарроу, что мы будем биться с ним до последней капли крови, то же я повторяю и вам. И что бы он ни считал, мы действительно принадлежим к Ордену Томанака. Поэтому подумай как следует, прежде чем решиться на нападение.
   Несколько человек из свиты Теллиана сердито заворчали, но барон только пожал плечами.
   – На что бы я ни решился, господин избранник, лично я не сомневаюсь, что вы служите Богу Войны, – ответил он. Один из пеших сотойцев недоверчиво хмыкнул, но Теллиан хмуро посмотрел на него. – Когда Венсит Румский ручается за что-то, у меня не возникает желания сомневаться в его словах. Но проблема все равно остается. Вы можете быть членами Ордена Томанака, но это не мешает всем вам быть градани. – Вейжон выступил из-за спины Базела, и Теллиан осекся. Потом он впервые за весь разговор улыбнулся от души. – То есть почти всем, – поправился он.
   – И что же из этого следует, барон? – резко спросила Керита.
   Теллиан повернулся к ней.
   – А из этого, госпожа, следует вот что. Мы с вами можем считать данный случай делом, в которое вмешался Орден, чтобы предотвратить вспышку насилия и резню среди беззащитных. Но другие, возможно, посмотрят на это иначе. Я совершенно уверен, при дворе найдутся люди, которые увидят здесь только очередное столкновение градани с Сотойей. Они придут в ярость, когда узнают, что я отказался продолжать наступление. Будут и те, которые испугаются, что народ князя Бахнака расценит эту стычку точно таким же образом и захочет отомстить. Именно так и протекают все приграничные войны, разве нет? Обе стороны всегда могут оправдать свои поступки, ссылаясь на зло, причиненное противниками их отцам, дедам… пра-пра-пра-прадедам.
   – Конечно, могут, – подтвердил Венсит, – особенно если это градани или сотойцы, – Базел и Теллиан одновременно подняли головы и нахмурились, а Венсит рассмеялся. – Уж я-то знаю! – заявил он.
   Человек и градани взглянули друг на друга и тут же отвели глаза.
   – Нет сомнений, маг прав, господин барон, – вмешался другой всадник. – Но лично я им не доверяю и никогда не подпустил бы к себе градани, особенно Конокрада, ближе чем на длину своего копья. – Лицо Базела помрачнело, но несколько сотойцев одобрительно зашумели.
   – Может быть, Хатан, – отозвался Теллиан ровным голосом, – но сегодня решение принимаю я, а не ты!
   – При всем моем уважении, Брат Ветра, – произнес Хатан официальным тоном, – ты берешь на себя слишком большую ответственность. Твое решение отразится на судьбе всей Сотойи. Мы оба рождены для ветра, и ты, и я. Если мне нельзя высказать свое мнение, то кто еще отважится на это?
   Теллиан вспыхнул и раскрыл рот, словно собираясь ответить, но подумал и промолчал. Мгновение он смотрел на говорившего, потом неохотно кивнул и махнул рукой в сторону Базела, словно передавая право беседовать с ним Хатану. Всадник тихонько причмокнул, его скакун повел ушами, легко шагнул вперед и остановился прямо перед Базелом. В отличие от сотойцев, градани казались рядом с этими конями людьми нормального размера. Базел, стоявший неподвижно, снова скрестив руки на груди, спокойно встретил взгляд Хатана.
   – Ты утверждаешь, что ты избранник Томанака, – начал наконец Хатан, обращаясь к Базелу, словно рядом больше никого не было. – Господин барон и Венсит Румский подтверждают твои слова. Что ж, хорошо, градани. Но ты можешь быть хоть десять раз избранником, только при этом ты все равно остаешься градани, Конокрадом, сыном правителя Конокрадов. – На лицах Хартана и Вейжона отразилось негодование, но Хатан не обратил на них внимания. – Мой Брат Ветра сказал, что приграничные войны уходят корнями далеко вглубь времен. Это так, Базел Бахнаксон. Сотойцы никогда не забудут, что ваш народ нападал на них с того самого дня, как они впервые ступили на Равнину Ветров. И мы не забудем, откуда взялось ваше прозвище – Конокрады, варвары, которые совершали набеги на наши табуны, крали коней – а мы любим их почти как собственных детей – и пожирали их, словно дичь! Что ты скажешь на это, избранник Томанака?
   – Что скажу? – Базел качнул головой, его карие глаза глядели так же сурово, как серые глаза Хатана. – Я скажу, что объявляю себя избранником Томанака, потому что являюсь им на самом деле. Но ты прав: я градани и Конокрад. И Венсит был прав, говоря, что мы так же упрямы и злопамятны, как и сотойцы. Все это так, но ты поставил телегу впереди коня, Брат Ветра. Да, мы называем себя Конокрадами, и мы гордимся своим именем, потому что никакое другое имя в Норфрегсе не доставалось никому с таким трудом. Но давай я расскажу, как все начиналось. Да, мы нападали на ваши табуны, мы крали коней, да, мы их ели, потому что у нас не было иного выбора… не наш народ начал войну.
   Хатан заерзал в седле, многие сотойцы возмущенно загудели, но Базел не удостоил их взглядом. Он смотрел прямо в глаза Хатану.
   – Мой народ появился здесь, когда вас еще и близко не было возле Равнины Ветров, Брат Ветра! Мы пришли сюда, потому что все Расы Людей нас отвергли. После Падения все гнали нас от себя, и если бы мы погибли в диких и пустынных местах, остальные расы только бы обрадовались. И вот мы осели здесь, рядом с Равниной Ветров, на земле, которая никому не была нужна, подальше от «цивилизованных» народов, которые могли бы явиться ночью и сжечь наши дома вместе с женщинами и детьми!