Вебер Дэвид Марк. Короткая победоносная война

Дэвид Вебер
Короткая победоносная война
(Хонор Харрингтон-3)

Предисловие редактора

   Вы, уважаемые читатели, наверняка заметили самое бросающееся в глаза исправление из сделанных мною. Переводчики этой замечательной серии переименовали главную героиню в Викторию, а я «вернул» ей собственное имя: Хонор. Проблема в том, что, в отличие от Веры, Надежды и Любви, нет русского имени Честь^[1]. Викторию превратили в Хонор явно под воздействием первой книги («Космическая станция Василиск»). Да, вполне подходящее имя для той, кто способна буквально вырвать победу. Однако, во-первых, ее боевой путь (как вы безусловно узнаете впоследствии) – не есть цепочка блестящих побед. Будет разное, в том числе и плен. Единственное, что ей никогда не изменит – это Честь. И, во-вторых, большая часть книг серии имеет в названии игру слов, которую, к сожалению, невозможно адекватно передать по-русски и в которой обыгрывается значение имени Хонор.
   Д.Г.

Пролог

   Чтобы остановить революцию, нам нужна короткая победоносная война.

В. К. Плеве, министр внутренних дел России – генералу А. Н. Куропатову, военному министру, 200 г. до эры Расселения (1903 г. от Р.X.) накануне русско-японской войны

   Вера в возможность короткой решительной войны является одной из самых древних и опасных человеческих иллюзий.

Роберт Линд, американский социолог, 138 г. до эры Расселения (1965 г. от Р.X.) начало войны во Вьетнаме

   Наследный президент Народной Республики Хевен Сидни Гаррис смотрел на длинную процессию, тянувшуюся, насколько хватало глаз, по Народному бульвару. С высоты двухсотого этажа, на котором находился зал заседаний, черные траурные машины казались жуками, безобидно ползущими по городскому каньону. Президент повернулся спиной к окну, но и на обращенных к нему лицах собравшихся в кабинете людей лежал все тот же траурный отсвет.
   Он прошел к своему креслу и сел. Поставил локти на стол. Прижав ладони к лицу, потер глаза. Наконец выпрямился.
   – Ну, что же. Через час мне нужно быть на кладбище. – Он перевел глаза на Констанцию Палмер-Леви, министра госбезопасности Народной Республики Хевен. – Есть сведения о том, как они проникли к Уолтеру, Конни?
   – Ничего, – пожала плечами Палмер-Леви. – охрана Уолтера перестаралась останавливая стрелка… Мы не можем допросить мертвеца, но личность его установили. Это некий Эверетт Канамаши… и то немногое, что у нас есть на него, позволяет предположить, что он был активным членом СГП.
   – Замечательно! – Военный министр Элейн Думарест, сидевшая на другом конце стола, казалось, готова была разразиться ругательствами. С Уолтером Франкелем они долгие годы враждовали – по причине неизбежных бюджетных споров между министерствами. Думарест, с ее упорядоченным мышлением, предпочитала ясный и аккуратный мир, в котором могла устанавливать и соблюдать собственные правила, и люди, объединившиеся в Союз за гражданские права, значились в ее списке неаккуратных личностей под первыми номерами.
   – Вы думаете, что Уолтера заказало руководство СГП? – спросил Рон Бергрен. Палмер-Леви нахмурилась.
   – У нас есть тайные агенты, внедренные в их ряды, – ответила она министру иностранных дел. – Никто из них не сообщал, что руководство замышляет что-то радикальное, но рядовые члены партии открыто возмущались предложениями Уолтера относительно базового жизненного пособия. И они чувствуют себя все увереннее, налицо признаки настоящей разветвленной организации. Следовательно, мы вправе предположить, что их исполнительный комитет мог принять решение о ликвидации втайне от официального руководства – а значит, и от нас.
   – Мне это не нравится, Сид, – пробормотал Бергрен, и Гаррис согласно кивнул.
   Союз за гражданские права выступал за «активные действия в защиту законных интересов народа» (что реализовалось как повышение жизненного уровня долистов), но обычно ограничивался бунтами, вандализмом, взрывом бомб и нападениями на мелких чиновников – для наглядности. Убийство члена совета министров означало небывалое и опасное обострение конфликта… если, конечно, допустить, что СГП и в самом деле санкционировал это покушение.
   – Мы должны разобраться с этими ублюдками раз и навсегда, – проворчала Думарест. – Мы знаем, кто ими руководит. Назовите имена службе безопасности флота – и позвольте морской пехоте позаботиться о них. Этого будет достаточно.
   – Неправильный шаг, – возразила Палмер-Леви. – Подобные репрессии всегда делают толпу менее сговорчивой. А разрешив им собираться на митинги, мы, по крайней мере, получим возможность следить за тем, что они замышляют.
   – Как в этот раз? – с большой иронией спросила Думарест.
   Палмер-Леви покраснела.
   – Если – я подчеркиваю, если — руководство СГП спланировало или разрешило убийство Уолтера, то я вынуждена признать, что мы допустили ошибку. Но, как только что вы указали, мы можем составить список членов партии и сочувствующих им. А если мы загоним их в подполье, то потеряем эту возможность. К тому же, как я уже сказала, у нас нет прямых доказательств, что Канамаши действовал не по своей инициативе.
   – Да уж, конечно, – рассмеялась Думарест.
   Разгорячившаяся Палмер-Леви уже приготовилась возразить, но Гаррис, вскинув руку, остановил министра. Сам президент был склонен согласиться с Думарест, но понимал и точку зрения Палмер-Леви. Члены СГП полагали, что долисты имеют Богом данное право на постоянное повышение базового жизненного пособия – «своей доли». Они постоянно баламутили множество людей (в первую очередь долистов, конечно), и Гаррису от всей души хотелось бы перестрелять их всех до единого. К сожалению, у семей Законодателей, управлявших Народной Республикой, не было иного выбора, как разрешить существование организаций типа СГП. Применение силы совершенно исключалось: долисты так долго были популярны и так основательно укрепились, что ликвидация одной группы только расчистила бы место для других, так что разумнее было смотреть сквозь пальцы на проделки знакомого мелкого беса, чем изгонять нового и совершенно неизвестного дьявола.
   Однако убийство Уолтера Франкеля напугало всех. Мафия долистов стала почти узаконенной частью властной структуры, державшей в подчинении толпу, пока Законодатели рулили в правительстве. Периодические бунты и нападения на постоянно сменяемый аппарат бюрократической структуры превратились в неотъемлемую часть того, что называлось политическим процессом. Но между лидерами долистов и правящими кругами существовало – и уже давно – молчаливое соглашение, исключавшее высокопоставленных чиновников и выдающихся Законодателей из списка возможных жертв.
   – Я думаю, – сказал наконец президент, медленно и осторожно подбирая слова, – что мы вынуждены предположить, по крайней мере на данный момент, что СГП разрешил покушение.
   – Боюсь, мне придется с вами согласиться, – с сожалением призналась Палмер-Леви. – И, откровенно говоря, меня не меньше беспокоят донесения о том, что Роб Пьер подбивает клинья к руководству СГП.
   – Пьер? – От удивления голос президента стал резким.
   Шеф госбезопасности кивнула с совершенно несчастным видом.
   Роберт Стэнтон Пьер был самым влиятельным менеджером долистов в Хевене. Он не только контролировал почти восемь процентов голосов всех долистов, но являлся в настоящее время спикером Народного Кворума – «демократического партийного совещания», диктовавшего менеджерам долистов, как им голосовать.
   Такая большая власть в руках любого не-Законодателя могла заставить нервничать кого угодно. Потомственные правящие семьи пребывали в уверенности, что Народный Кворум существует, только чтобы штамповать так называемые «выборы», подтверждающие легитимность их власти. Но Пьер – это ужасно. Урожденный долист, в детстве он сам жил на БЖП, на эту пресловутую «долю», и проложил себе дорогу к нынешнему положению, используя все грязные уловки, какие только можно себе представить. Некоторые из них не пришли бы в голову даже самим Законодателям. Он пока следовал их правилам, ибо знал, с какой стороны бутерброда намазано масло, но при том оставался голодным до власти.
   – Вы точно знаете, что это Пьер? – спросил Гаррис, секунду помолчав.
   Палмер-Леви пожала плечами.
   – Мы знаем, что он общался с членами ПГП, – сказала она.
   Гаррис кивнул. Партия гражданских прав была политическим крылом СГП, она открыто выступала в Народном Кворуме и осуждала понятный, но прискорбный экстремизм, к которому вынуждены прибегать некоторые граждане. Это был старый прием маскировки, но он обеспечивал руководителям Кворума эффективный канал связи с членами подпольного СГП.
   – Мы не знаем точно, о чем они говорили, – продолжала Палмер-Леви, – но его положение спикера Кворума предоставляет достаточно законных поводов для встреч с ними. И с некоторыми делегатами он, кажется, сошелся очень коротко.
   – В таком случае мы должны серьезно рассмотреть вероятность того, что он знал о готовящемся убийстве, – медленно произнес Гаррис. – Я не имею в виду, что он участвовал в планировании, но если к этому имела отношение СГП, то он должен был знать – или подозревать – об их планах. А если он знал и не сказал нам, значит, он считает необходимым укреплять отношения с ними даже за наш счет.
   – Вы действительно полагаете, что дела настолько плохи, Сид? – спросил Бергрен. Уверенности у президента не было.
   – Нет. Но лучше исходить из самого пессимистического варианта. Если СГП дала добро на убийство (и если Пьер что-то знал, но предпочел не сообщать нам), а мы будем думать, что они этого не делали, мы совершим серьезную внутриполитическую ошибку.
   – Вы предлагаете нам отказаться от предложений Уолтера относительно БЖП? – спросил Жорж де ля Сангле.
   Полный светловолосый де ля Сангле стал преемником Франкеля на посту министра экономики… не сумев отбрыкаться от этой «чести». Никто в здравом уме не захотел бы принять на себя ответственность за ветхую финансовую структуру Республики, и де ля Сангле выглядел очень несчастным, задавая свой вопрос.
   – Я не знаю, Жорж, – вздохнул Гаррис, сжав переносицу.
   – Мне неприятно это говорить, но я не думаю, что мы действительно сможем отказаться от сокращения БЖП, – ответил де ля Сангле. – Если только не урежем наши военные расходы по меньшей мере на десять процентов.
   – Невозможно, – немедленно отреагировала Думарест. – Господин президент, уж вы-то знаете, что этот вопрос не обсуждается! Мы должны держать наш флот на текущем уровне готовности по крайней мере до тех пор, пока не разберемся с Мантикорским Альянсом раз и навсегда.
   Де ля Сангле насупился, даже не оглянувшись на военного министра, и продолжал умоляюще смотреть на президента, но выражение лица Гарриса не оставляло никаких надежд.
   – Нам надо было ударить по Мантикоре четыре года назад, – проворчал Дункан Джессап, секретарь Комитета по открытой информации.
   Приземистый, постоянно взъерошенный человек, он производил впечатление сварливого, но добросердечного дядюшки. Его организация была рупором официального правительственного мнения, главным каналом пропаганды, однако двадцать лет назад комитет Джессапа отвоевал у Министерства общественного здравоохранения еще и Бюро умственной гигиены, превратив его в полицию чистоты помыслов. Джессап использовал эту полицию с такой холодной и жестокой деловитостью, что временами пугал даже Гарриса, а личный контроль над деятельностью ПЧП сделал его самым влиятельным после президента членом кабинета министров.
   – Тогда мы не были готовы! – возразила Думарест. – Мы были слишком заняты освоением приобретенных территорий и…
   – И получили черт знает что, – грубо прервал ее Джессап и фыркнул. – Во-первых, этот провал на «Василиске». Затем поражение на Ельцине и Эндикотте. Все, что мы сделали, – это позволили им создать пресловутый Альянс – тогда как наш военный потенциал застыл на месте. Вы серьезно полагаете, что у нас сейчас более сильные позиции, чем тогда?
   – Довольно, Дункан, – спокойно сказал Гаррис.
   Джессап секунду сердито смотрел на него, затем опустил глаза, а президент продолжил как можно более спокойным тоном:
   – Наш кабинет одобрил обе эти операции. Хотел бы напомнить всем вам, что, несмотря на две показательные неудачи, большая часть наших операций была успешной. Мы не можем вынудить мантикорцев отказаться от создания Альянса, но сами обязаны готовить встречные действия. В то же время, я думаю, все мы понимаем, что в наших отношениях с Мантикорой вскоре придется раскрыть карты.
   Все закивали головами, а Гаррис посмотрел на адмирала флота Амоса Парнелла, главнокомандующего Вооруженными Силами НРХ, сидевшего рядом с Элейн Думарест.
   – Как складываются дела, Амос?
   – Не так хорошо, как хотелось бы, сэр, – признался Парнелл. – Факты говорят, что у Мантикоры сейчас большие технические преимущества, чем кто-либо мог предположить четыре года назад. Я лично опросил всех выживших после операции «Ельцин—Эндикотт». Наши люди не участвовали в том последнем бою, и у нас нет точных данных для анализа случившегося, но совершенно ясно, что мантикорцы уничтожили один линейный крейсер класса «Султан», один тяжелый крейсер и один эсминец. Конечно, команда «Саладина», состоявшая из масадцев, вряд ли соответствует нашим стандартам в плане подготовки и опыта, но все же это тревожный знак: наш технический уровень недостаточен. На основании гибели «Саладина» и сообщений оставшихся в живых участников предыдущих боев можно предположить, что удельная огневая мощь мантикорского тоннажа превосходит нашу процентов на двадцать-тридцать.
   – Преувеличение, – возразил Джессап. Парнелл хмыкнул.
   – Мое чутье подсказывает, что это самые скромные подсчеты, мистер Секретарь. Давайте посмотрим правде в глаза: системы образования и промышленного производства в Мантикоре гораздо лучше наших, и это работает на их научно-исследовательский и опытно-конструкторский комплекс.
   Произнося свою речь, адмирал посмотрел в угол, где сидел Эрик Гроссман, и министр образования покраснел. Катастрофические последствия «демократизации образования» в Народной Республике резко обострили отношения его министерства и с Министерством экономики, и с Военным министерством, а с тех пор, как превосходство Мантикоры в технологическом развитии стало очевидным, реплики Элейн Думарест стали донельзя язвительными.
   – В любом случае, – продолжал Парнелл, – Мантикора имеет заметное преимущество в технологиях, и это надо признать. С другой стороны, тоннаж нашего флота почти вдвое больше. Сорок процентов их кораблей стены^[2] составляют дредноуты, которые несколько крупнее наших. Но в нашей стене дредноутов всего десять процентов, а девяносто – это супердредноуты. К тому же мы располагаем большим опытом сражений, а их партнеры по Альянсу почти ничего не прибавляют к современной боевой мощи Мантикоры.
   – Тогда зачем нам о них беспокоиться? – спросил Джессап.
   – Из-за астрографии, – ответил Парнелл. – Монти уже получили преимущество, закрепившись внутри системы, теперь они углубили свою линию защиты. Я сомневаюсь, что настолько глубоко, как им хотелось бы – на самом деле лишь на тридцать световых лет от Ельцина, – но теперь, закрыв брешь на Ханкоке, они получили единую сеть взаимосвязанных баз снабжения и технического обслуживания на всем протяжении границы. Это создает им преимущество передового базирования и возможность перехвата наших путей обеспечения, если мы выступим против них. Их дозоры уже прикрывают все подступы, господин министр, и положение станет еще хуже, когда начнется настоящая стрельба. Нам придется с боем прокладывать себе дорогу через их территории, уничтожая все базы на нашем пути, дабы защитить наши фланги и тыл, а их патрули смогут заранее оценить наши силы, чтобы в случае необходимости встретить нас на острие атаки в полной боевой готовности.
   Джессап поворчал и откинулся на спинку стула с выражением недовольства на круглом рябом лице. Парнелл спокойно продолжал:
   – В противовес их базам мы создали собственные, а как атакующей стороне нам гарантировано преимущество в инициативе. Мы-то будем знать, когда и где планируем нанести удар, а им придется защищать от угрозы возможной атаки все точки одновременно, и делать это, заметьте, с флотом вдвое меньшей численности. Я не думаю, что они смогут остановить нас, если мы предпримем решительное наступление, но надо помнить, что они способны нанести нам ущерб больший, чем кто-либо другой.
   – Итак, что же следует из ваших слов: надо атаковать их или нет? – спокойно спросил Гаррис.
   Парнелл оглянулся на военного министра, которая жестом предложила ему ответить на вопрос, и прокашлялся.
   – Нельзя дать точный ответ относительно военной кампании, мистер президент. Как я уже сказал, у меня серьезные претензии к нашей технике. В то же время я считаю, что в настоящий момент мы обладаем значительным численным преимуществом, а наше отставание в области технических возможностей будет только увеличиваться. Я буду абсолютно искренен с вами, сэр. Я не хочу нападать на Мантикору не потому, что они могут нанести нам поражение, а потому, что они нас обескровят. Но если война между нами неизбежна, то начать ее нужно как можно скорее.
   – В таком случае, с чего мы должны начать? – резко спросил Джессап.
   – Мы в штабе разработали планы под рабочим кодовым названием «Персей» для нескольких возможных вариантов наступлений. «Персей-1» предусматривает захват «Василиска» как предварительный шаг, чтобы дать возможность подготовиться и напасть на Мантикору непосредственно через Мантикорский узел туннельной Сети и одновременно по линиям «Василиск» – Мантикора и звезда Тревора – Мантикора. Это дает нам шанс достичь эффекта неожиданности и одним ударом выиграть войну, но может обернуться катастрофическими потерями в случае неудачи. «Персей-2» более традиционен: мы должны собрать все наши силы на базе «ДюКвесин» в системе Барнетта, довольно далеко от границы, так чтобы Мантикора не могла заявить, что мы собираемся напасть на них. Оттуда мы нанесем удар в юго-западном направлении – на Ельцин, самую слабую точку их границы. Захватив Ельцин, мы могли бы двинуться прямо на Мантикору, выводя из строя базы на флангах, чтобы по мере продвижения защищать наш тыл. Потери будут выше, чем в случае успеха «Персея-1», но мы избежим и риска полного крушения, которое повлечет за собой провал «Персея-1». «Персей-3» является вариантом «Персея-2», но наступление из Барнетта развивается по двум направлениям вилкой: одно – на Ельцин, другое – в северо-восточном направлении, на Ханкок. Задача заключается в том, чтобы поставить Мантикору перед угрозой с двух сторон и заставить ее разделить силы, отражая атаки. Существует некоторая опасность, что мантикорцы сконцентрируют всю свою мощь, чтобы одержать безусловную победу на одном из направлений. По мнению моего штаба, опасность контратаки мы могли бы компенсировать, задавая темп боевых действий – то есть выбирая, когда и каким зубцом вилки ударить. И наконец, «Персей-4». В отличие от других, четвертый вариант предусматривает ограниченную наступательную операцию с целью скорее разрушить Альянс, чем одним ударом разбить Мантикору. В этом случае мы нанесли бы удар на северо-востоке, опять-таки в направлении станции «Ханкок». Существует два возможных варианта развития событий. Первый – укрепить наши силы на «Сифорде-9» и атаковать Ханкок напрямую. Второй – отправить отдельный корпус с Барнетта, захватить Занзибар, затем предпринять обходной маневр с севера и, пока флот «Сифорда-9» атакует с юго-запада, взять Ханкок в тиски. Непосредственной целью станет лишь ликвидация главной мантикорской базы в том районе и захват Занзибара, Ализона и Йорика, после чего мы можем предложить переговоры о прекращении огня. Потеря трех обитаемых звездных систем, особенно в районе, только что присоединившемся к Альянсу, должна поколебать других союзников мантикорцев, а контроль над этим регионом дает нам замечательную позицию для последующей активизации первого или третьего «Персея».
   – А если Мантикора предпочтет продолжить боевые действия и не примет наши условия мирных переговоров? – спросила Констанция Палмер-Леви.
   – Тогда мы введем в действие план «Персей-3» – если только потери в ходе боев не превысят ожидаемые. В таком случае мы отойдем на наши прежние позиции и снова предложим переговоры о прекращении огня. Второй вариант – значительно хуже, но и он приемлем, если военная составляющая операции не удастся.
   – А какому из этих четырех планов наступления отдаете предпочтение вы, Амос? – спросил Гаррис.
   – Лично я предпочитаю «Персей-3», если вы хотите радикального решения, или, если мы преследуем ограниченные цели, «Персей-4», который существенно уменьшает риск в целом. Конечно, точно определить, что является на сегодняшний день нашей задачей, – вопрос политический, мистер президент.
   – Да, я понимаю… – Гаррис снова потер переносицу, затем оглядел сидящих за столом министров. – Какие будут мнения, леди и джентльмены?
   – Нам надо расширять экономическую базу, если мы собираемся и дальше выплачивать базовое жизненное пособие, – тяжело вздохнул де ля Сангле. – А если Союз действительно убрал Уолтера, я думаю, нам надо быть очень осторожными с проектом сокращения БЖП.
   Гаррис мрачно кивнул. Две трети коренного населения Хевена жило сейчас на социальное пособие, а неудержимо растущая инфляция стала фактом жизни. Столкнувшись с тем, что за прошедшие сто лет государственную казну благополучно вывернули наизнанку, Франкель в отчаянии решился предложить ограничить БЖП с учетом процента инфляции и заморозить существующий уровень покупательской способности. Предусмотрительно допустив утечку информации для проверки идеи, Джессап фактически спровоцировал мятежи фактически во всех жилых комплексах бедноты, а спустя два месяца Канамаши выпустил в грудь Франкеля двенадцать зарядов из пульсера, так что для торжественных государственных похорон пришлось использовать закрытый гроб.
   И это, мрачно размышлял Гаррис, самый недвусмысленный из известных человечеству «актов протеста». Президент ощущал, как нарастает паника у его коллег при мысли о неминуемом сокращении БЖП.
   – Учитывая все вышесказанное, – продолжал де ля Сангле, – нам необходимо получить доступ к системам, находящимся за Мантикорой, особенно к Силезской конфедерации. Если кто-нибудь знает способ, как мы сможем захватить их без предварительной войны с Мантикорой, я, например, был бы счастлив его выслушать.
   – Нет такого способа!
   Констанция Палмер-Леви обвела вызывающим взглядом всех собравшихся, ища возражений этому категоричному заявлению. Никто не рискнул ответить на вызов, а Джессап быстрым кивком поддержал ее. Бергрен, элегантный министр иностранных дел, выглядел куда более несчастным, чем любой из его коллег, но и он неохотно кивнул.
   – Кроме того, – продолжала министр госбезопасности, – внешний конфликт ослабит внутреннюю напряженность, хотя бы на короткое время. Так всегда бывало раньше.
   – Верно. – В голосе де ля Сангле послышалась почти обнадеживающая нотка. – Обычно Народный Кворум всегда соглашался заморозить уровень БЖП на период военных действий.
   – Конечно, соглашался, – фыркнула Думарест. – Они знают, что мы сражаемся за то, чтобы у них же стало больше жратвы!
   Гаррис поморщился от ее едкого цинизма. Конечно, все дело в том, что Элейн отвечает за Военное министерство и практически не имеет дела с широкой общественностью, мучительно размышлял он, но опровергнуть ее оценку невозможно.
   – Совершенно точно. – Палмер-Леви холодно улыбнулась, взглянув на Парнелла. – Вы говорите, что мы можем понести более тяжелые потери, чем мантикорцы, адмирал?
   Парнелл кивнул.
   – А что, если мантикорцы пойдут на расширение военных действий?
   – Я не представляю себе, как они смогут это сделать, госпожа министр. Их флот просто недостаточно велик, чтобы пережить потери, которые мы, например, сможем выдержать сравнительно безболезненно. Если им не удастся сотворить чуда и нанести нам серьезный урон без каких-либо потерь со своей стороны – то война будет волшебно короткой.
   – Это именно то, что я имею в виду, – довольным тоном ответила Палмер-Леви. – Кроме того, будут жертвы. Я уверена, что вы сможете обеспечить нужную подачу информации и использовать смерти наших доблестных защитников, чтобы повлиять на общественное мнение, – не так ли, Дункан?
   – Да-да, конечно! – Джессап почти облизнулся и потер руки, предвкушая грядущую пропагандистскую атаку и игнорируя внезапный злой блеск в глазах Парнелла. – Если мы правильно поведем это дело, то, вероятно, сумеем обеспечить будущее материальное благосостояние. И конечно же, переведем в безопасное русло нарастающее возмущение, которое мы сейчас наблюдаем.