Страница:
– Пожалуйста, держите меня в курсе, – сказал он и прервал связь.
И в этом, по мнению Фушьен, было больше здравого смысла, чем она ожидала от чересчур богатого человека.
– По кому же, черт возьми, он стреляет? – кипела от ярости Вард. – Я все еще не могу увидеть эту проклятую штуку!
– Я не знаю, – спокойно сказала Фушьен, – но кто бы там ни был, это…
Лазеры «Ястребиного крыла» продолжали вести огонь по противнику, которого никто в рубке «Артемиды» не мог даже увидеть. Согласно датчикам, там абсолютно ничего не было, однако на это ничтоуже в течении пяти минут обрушивались залп за залпом.
А затем, внезапно, «Ястребиное крыло» прекратил огонь, еще раз повернулся на девяносто градусов влево и начал движение в сторону торговых судов.
Фушьен в замешательстве уставилась на голосферу, затем повернулась и встретила пристальный взгляд Вард. Вид у главного тактика был не менее смущенный, чем у Фушьен, и она в полном непонимании развела руками.
– Побей меня бог, шкипер. Никогда в жизни не видела ничего подобного.
– Сигнал с «Ястребиного крыла», капитан, – объявил офицер связи.
– Слушаю, – напряженно сказала Фушьен.
«Всем судам возобновить прежний курс,– радостно произнес голос Джина Ашера. – Спасибо за сотрудничество и превосходное время реагирования. На этом мы завершаем внеплановые учения.»
Глава 37
Глава 38
И в этом, по мнению Фушьен, было больше здравого смысла, чем она ожидала от чересчур богатого человека.
– По кому же, черт возьми, он стреляет? – кипела от ярости Вард. – Я все еще не могу увидеть эту проклятую штуку!
– Я не знаю, – спокойно сказала Фушьен, – но кто бы там ни был, это…
Лазеры «Ястребиного крыла» продолжали вести огонь по противнику, которого никто в рубке «Артемиды» не мог даже увидеть. Согласно датчикам, там абсолютно ничего не было, однако на это ничтоуже в течении пяти минут обрушивались залп за залпом.
А затем, внезапно, «Ястребиное крыло» прекратил огонь, еще раз повернулся на девяносто градусов влево и начал движение в сторону торговых судов.
Фушьен в замешательстве уставилась на голосферу, затем повернулась и встретила пристальный взгляд Вард. Вид у главного тактика был не менее смущенный, чем у Фушьен, и она в полном непонимании развела руками.
– Побей меня бог, шкипер. Никогда в жизни не видела ничего подобного.
– Сигнал с «Ястребиного крыла», капитан, – объявил офицер связи.
– Слушаю, – напряженно сказала Фушьен.
«Всем судам возобновить прежний курс,– радостно произнес голос Джина Ашера. – Спасибо за сотрудничество и превосходное время реагирования. На этом мы завершаем внеплановые учения.»
Глава 37
Хонор откинулась на спинку дивана в своей каюте, уютно подвернув под себя ноги и положив на колени книжный проектор. В правой руке был бокал на длинной ножке с ее любимым «Делакуром», рядом лежала открытая коробка конфет. Она улыбалась, нажимая левым указательным пальцем кнопку перелистывания страниц.
И вино, и роман были подарены отцом. За последние напряженные месяцы у нее так и не выдалось времени для чтения, и она решила расценивать его как особое удовольствие – награду самой себе, которую, по собственному мнению, она заслужила.
Это была очень, очень старая книга, и, несмотря на то что печатные и звуковые записи сохранили язык, было трудно понимать докосмический английский, особенно когда герои использовали жаргон определенного исторического периода. А еще в книге использовалась старая английская система мер. Математика никогда не была сильным местом Хонор, и все ее знания об английской системе мер сводились к тому, что «ярд» – немного короче метра, а «миля» – чуть меньше двух километров. Она понятия не имела, сколько граммов в «фунте» – что имело существенное значение, в частности, для этого романа, и ситуация осложнялась тем, что «фунты» (а также «гинеи» и «шиллинги»), как оказалось, были к тому же денежными единицами. Она помнила «фунты» (и «франки») со времени изучения истории наполеоновских войн, но ее прежние тексты конвертировали те денежные суммы в тогдашние доллары – что дало ей весьма неопределенное представление о том, сколько стоил фунт, – но она никогда в жизни не слышала о «гинеях» или «шиллингах». Все это очень запутывало, хотя она была вполне уверена, что большей частью понимает смысл из контекста, и раздумывала (в который раз!), не запросить ли компьютер относительно современных эквивалентов для английской системы мер и таблицы докосмических валют.
Однако в настоящий момент она находилась в прекрасном настроении и не хотела подниматься с дивана. Мало того что подарок отца оказался очень интересным, несмотря на архаизмы, но она испытывала сейчас редкое чувство абсолютного удовлетворения. «Пилигрим», может, и не был кораблем стены, но показал себя в лучшем виде, а после напряженных шести месяцев его команда сплотилась так, как Хонор и представить себе не могла. Новички прочно встали на ноги, лучшие опытные кадровые специалисты получили возможность усовершенствовать свои навыки, хулиганы либо сидели в тюрьме, либо исправились, либо старались держаться тише мыши под веником, а оценки эффективности отделов приближались к стабильному «отлично». Хонор была уверена, что остальная часть опергруппы 1037 ничуть не хуже, – хотя хорошо бы получить официальное подтверждение этому, когда они будут проходить Саксонию на обратном пути из Нового Берлина, – но лучше всего было то, что она снова носила мантикорскую военную форму. И, отметим, подумала она, переворачивая страницу, все наши достижения должны иметь большое значение для завершения моей «реабилитации».
Даже тот факт, что она когда-то нуждалась в «реабилитации», перестал тревожить ее, и она призналась себе, что «Пилигрим» стал ей дороже линейной эскадры, которой она командовала на грейсонской службе. Она думала о том, что рождена быть капитаном, командиром космического корабля, первой после Бога – и нести полную единоличную ответственность за все происходящее на борту. Это была, без сомнения, самая одинокая миссия во вселенной, но при этом она была настоящим, достойным делом, истинным испытанием для нее… и совсем скоро она должна будет его оставить.
Эта последняя мысль посещала ее все чаще. Она была кадровым военным и капитаном с почти девятилетним стажем. Даже если оппозиции удастся нарушить планы Адмиралтейства перевести Хонор из этого сектора на фронт, по сроку службы в этом звании она неизбежно станет коммодором в течение четырех-пяти лет, а может и раньше: войны всегда открывали множество вакансий! А судя по тому, что граф Белой Гавани сказал на Грейсоне, ее, вероятно, скоро выдвинут на должность исполняющего обязанности коммодора.
Когда это произойдет, с капитанством будет покончено. Отчасти она с нетерпением ждала повышения – как всегда с нетерпением ждала следующего вызова своим способностям (с предвкушением и желанием побыстрее приступить к новому делу), и на этот раз она не чувствовала болезненной неуверенности: хватит ли у нее сил справиться с задачей. Она доказала на Ельцине, что может командовать эскадрой кораблей стены, или, уж если на то пошло, целой оперативной группой. Более того, она знала, что «отстрелялась» хорошо. Ее способности стратега пока не были испытаны, но она твердо знала, что сумеет отлично справиться с тактической стороной новой задачи.
Но при всем удовлетворении, которое приносила ей эта мысль, и при всем понимании, что без флагманского звания она никогда не сможет играть видную роль на большой сцене формирования военной политики, ее удручала сама мысль оставить белый берет командира звездного корабля. Она понимала, как ей повезло: она командовала несколькими кораблями, и два из них получила прямо из рук строителей. Но она также понимала, что всегда будет желать только одного – следующего корабля.
Она криво усмехнулась и отпила из бокала, недоумевая, почему мысль проститься с капитанской должностью не доставляет ей такой боли, как раньше. Почему сладостно-горькое сожаление смешано с удовольствием, а не ощущением глубокого несчастья? «Может, я просто чуть более честолюбива, чем хотела бы признаться?» – спросила она себя.
Ее улыбка стала шире, и Хонор посмотрела на мягкий урчащий клубок, свернувшийся рядом с ней на диване. У Нимица вообще не было никаких задних мыслей. Он знал, что ей нравится командовать звездным кораблем, но он был также абсолютно уверен в ее способности справиться с любой задачей, которая встанет у нее на пути… и без малейшего смущения он ясно давал понять, что она достойна стать командующим хоть всего королевского флота.
Ну что же, это были планы на будущее, а будущее имеет странную способность в нужное время заботиться само о себе, хотя многие человеческие особи смущаются, когда происходит то, что должно было произойти. А пока – у Хонор был бокал превосходного вина и прекрасный роман. Этот парень, Форестер note 21, написал чертовски хорошую книгу!
Она только что перевернула страницу, когда раздался тихий звонок в дверь. Она хотела отложить роман в сторону и подняться, но в каюту мягкой походкой вошел МакГиннес, и Хонор осталась сидеть на диване, а он подошел к ее столу и нажал кнопку связи.
– Да? – сказал он.
– Главный инженер – к землевладельцу, – объявил Эдди Говард.
МакГиннес, подняв бровь, посмотрел на своего капитана.
– Гарри?
Хонор взглянула на хронометр. На борту «Пилигрима» день был в полном разгаре, и она недоумевала почему Чу просто не связался с ней по интеркому. Но у него, вероятно, были на то свои причины, и она дала знак МакГиннесу. Стюард нажал кнопку, дверь открылась.
Чу вошел в каюту с Самантой на плече. Кошка выглядела невыносимо самодовольной (Хонор удивилась, почему ей пришло в голову такое специфическое определение), а Нимиц тихо заурчал и тотчас очнулся от дремы. Он сел, потянулся с долгим ленивым зевком и резко оборвал его. Затем склонил голову набок, очень пристально глядя на Саманту, и Хонор удивилась, ощутив течение глубоких, сложных эмоций. Она не могла в них разобраться, но самую сильную из них можно было бы назвать восхищением.
– Простите за беспокойство, шкипер, – криво усмехнувшись, сказал Чу, – но я должен вам кое-что сказать.
– Вот как?
Хонор все-таки отложила книгу в сторону, а Саманта спрыгнула с плеча инженера, пронеслась через всю каюту и вскочила на диван рядом с Нимицем. Оба кота сели так близко друг к другу, что их тела соприкоснулись. Пока Хонор в изумлении смотрела на них, Нимиц странно оберегающим движением обвил кошку своим цепким хвостом и потерся о ее макушку с низким, ласковым урчанием.
– Да, мэм, – сказал Чу все с той же кривой улыбкой. – Я боюсь, что мне придется попросить предоставить мне декретный отпуск.
Хонор удивилась в третий раз и прищурила глаза.
– Так точно, мэм, – повторил инженер. – Я думаю,что Сэм беременна.
Хонор выпрямилась, сидя на диване, и от удивления разинула рот. Она быстро повернулась и уставилась на котов. Нимиц в ответ посмотрел на нее с нелепо самодовольным и гордым видом, удовольствие в нем било через край. Он в течение нескольких секунд выдерживал пристальный взгляд Хонор. Наконец она покачала головой и улыбнулась. Нимиц? Отец? Почему-то она никогда не думала о том, что это может случиться, хотя все последнее время кот проводил с Самантой. Хонор в теории допускала такую возможность, но они так долго были только вдвоем с Нимицем (кроме кратких счастливых месяцев с Полом), что она полагала, что так будет всегда.
– Да уж, Гарри, – сказала она наконец, – это действительно неожиданно. Я полагаю, вы уверены?
– Сэм уверена, – чуть не рассмеялся Чу, – и мне этого достаточно. Кошки не часто ошибаются в подобных вопросах.
– Конечно, не ошибаются.
Хонор оглянулась на МакГиннеса, который выглядел еще более удивленным, чем она, но при этом широко улыбался.
– Я думаю, что нам нужен еще один бокал, Мак, – сказала она ему. – Даже два, ведь ты скоро станешь дядей. А учитывая обстоятельства, несколько стеблей сельдерея, вероятно, тоже придутся весьма кстати.
– Слушаюсь, мэм!
МакГиннес еще раз улыбнулся ей и поспешил из каюты, а Хонор перевела взгляд на Чу.
– Это создаст некоторые проблемы. Мне будет не хватать вас, Гарри. Вы очень много сделали.
– Простите, шкипер. Мне ужасно не хочется покидать вас, но…
Инженер пожал плечами, и Хонор кивнула. За всю историю Королевского Флота это случалось, вероятно, считанные разы, но прецеденты точно были. Адмиралтейство, мягко говоря, восторга по этому поводу не испытывало, но семь из последних девяти мантикорских монархов, включая правящую королеву Елизавету, были приняты древесными котами в спутники, и королевская семья была очень решительно настроена в отношении прав и положения котов во Флоте. Коты были живыми разумными существами, и к ним относились, как к любым другим людям в команде королевского судна, а это означало, что беременные освобождались от службы на корабле или там, где они могли столкнуться с опасностью облучения. При этом они не могли разлучиться со своими приемными людьми – и какие бы проблемы ни доставляло это комитету по кадрам, это были проблемы только комитета по кадрам. То есть Гарольд Чу был абсолютно серьезен, когда требовал «декретного отпуска». Они с Самантой должны возвратиться на Сфинкс первым же попутным транспортом, и Чу, вероятно, будет оставаться на планете в течение по крайней мере трех лет – до тех пор, пока котята не вырастут настолько, что их сможет взять на воспитание другая древесная кошка.
Но это был уже совсем другой вопрос, и Хонор повернулась, чтобы посмотреть на котов, лежащих у нее на кушетке.
– Я думаю, вы оба понимаете, что это означает? – мягко спросила она.
Нимиц посмотрел на нее, склонив голову набок, а Саманта положила голову ему на плечо.
– Правила для вас те же самые, что и для нас, двуногих, – сказала Хонор коту. – Нам придется как можно скорее отослать Саманту обратно на Сфинкс, чтобы она и ее малыши были в безопасности.
Нимиц издал мягкий звук и обнял Саманту своей сильной передней лапой. Он смотрел на кошку сверху вниз, глаза в глаза, и они долго вглядывались друг в друга. Хонор снова почувствовала глубокий, внешне неуловимый поток, связывающий этих двоих. И грусть в ожидании расставания. Она подумала о том, что они действительно стали парой и беспокоились о том, чем все закончится, а мысль о разлуке причиняла боль обоим. Но даже если бы не расставание из-за неожиданной беременности, размышляла про себя Хонор, рано или поздно она и Чу уж точно были бы назначены на разные суда. Неужели Нимиц и Саманта не учитывали этого?
И вот тут Нимиц снова перевел взгляд на Хонор. Его глаза были серьезными и печальными, без обычного озорства, и Хонор почти услышала ответ. Конечно, они учитывали это. И, как любой военнослужащий Флота, решивший вступить в брак, они соглашались с частыми и продолжительными периодами разлуки. Хонор знала, какие чувства испытываешь от такой перспективы, потому что сама столкнулась с этим незадолго до смерти Пола, и понимала, что они переживали не меньше, чем она когда-то. Но ни один из них не смог бы оборвать свои отношения с прирученным им человеком, чтобы остаться вместе с любимым, иначе и быть не могло…
Хонор ощущала их печаль и любовь, – не только друг к другу, но и к ней самой, и к Гарольду Чу, – как продолжение собственных переживаний, и это было болезненное чувство. Огромная радость смешивалась с глубокой грустью, а удовольствие при мысли о будущих малышах соединялось с сожалением, что Нимица не будет рядом, когда они появятся на свет… Хонор почувствовала в глазах слезы. Она сморгнула их и нежно погладила обоих котов, а затем посмотрела на Чу.
У него не было такой связи, как у нее с Нимицем, но эмоции, разлитые в каюте Хонор, были такими сильными, что он не мог не ощущать их, и она видела, как они отражаются на его лице.
– Садитесь, Гарри, – мягко сказала Хонор, показав место на диване по другую сторону от котов.
На миг он заколебался, но потом кивнул и сел, а коты между ними с нежной и грустной радостью дружно замурлыкали, обращаясь к своим людям.
– Никогда не думал, что маленькая шалунья решит остепениться, – низкий голос Чу был подозрительно хриплым, когда он нежно коснулся спинки Саманты.
– И я никогда не ожидала, что такое случится с Нимицем, – с улыбкой согласилась Хонор. – Похоже, в ближайшие годы нам придется получше познакомиться друг с другом. Надо попытаться так составить график отпусков, чтобы они могли побыть вместе.
– Для меня в ближайшие годы планирование отпуска не составит особой проблемы, шкипер, – с усмешкой заметил Чу. – Я останусь на Сфинксе, чтобы заботиться о малышах, пока они не вырастут, так что вы теперь точно знаете, где нас найти.
– Точно. Кстати, хорошо, что кланы котов имеют такие обширные семейные связи, иначе вы могли бы застрять там по меньше мере лет на десять. Подумайте что стало бы с вашей карьерой!
– Гм, всем приходится приспосабливаться к потребностям своей семьи, правильно? Мне жаль, что наши коты не предупредили нас чуть раньше, но…
Он пожал плечами, и Хонор кивнула. Без сомнения, если бы древесные коты чаще выбирали своими спутниками офицеров флота, Адмиралтейство распространило бы противозачаточную программу и на них тоже. Но в любом случае Нимиц и Саманта имели право принять собственное решение. Что они и сделали, подумала Хонор, вспоминая, как редки случаи беременности среди кошек, не имевших постоянного супруга.
– Вы сможете найти клан Саманты? – осведомилась она спустя несколько секунд.
Она бы не удивилась, получив отрицательный ответ. Ее собственные визиты в клан Нимица было очень необычным явлением; из всех людей – спутников древесных котов в действительности только егеря Лесной службы четко знали особенности и места обитания семейных кланов их компаньонов.
– Я не уверен, что смогу, – признался Чу. – Я проводил каникулы на Джебел Хасса, на Земле Джефери, когда она приняла меня. Я знаю, что она откуда-то с гор Аль-Хиджаз, но откуда точно…
– Гм… – Хонор потерла бровь и покосилась на котов, прежде чем снова посмотреть на инженера. – Так вышло, что я точно знаю, где обитает клан Нимица в Медных горах.
– Вот как? – Чу на мгновение задумался, а потом обратился к Саманте. – Как ты считаешь, Сэм? Хочешь, чтобы тебя представили семейству Нимица? Я уверен, что они будут рады тебя видеть.
Два кота с минуту внимательно смотрели в глаза друг другу, а потом каждый повернулся к своему хозяину и дернул ушами, выражая согласие. Чу рассмеялся.
– Рад, что это решено, – криво усмехаясь, сказал он. – Воображаю, сколько бы времени я провел в течение следующих шести месяцев, бродя в окрестностях Джебел Хасса и дожидаясь, пока Саманта скажет: «Мы – дома»
Он посмотрел на Хонор, и выражение его лица стало более серьезным.
– Должно быть, хорошо уметь так общаться друг с другом, как вы с Нимицем, шкипер.
Хонор удивленно вскинула брови, и он рассмеялся.
– Шкип, люди, которые не были приняты древесными котами, не способны заметить, но все, кого они приручили, отлично поняли бы, что вы нашли дополнительную волну, которой мы не знаем. Вы могли бы научить этому меня и Саманту? Я знаю, что она понимает меня, но я бы все отдал, чтобы и я мог понимать ее тоже.
– Я не думаю, что этому может научиться каждый, – с искренним сожалением сказала Хонор. – Так получилось. Вряд ли кто-то из нас двоих понимает, как и почему это произошло, но требуются годы на то, чтобы научиться обмениваться эмоциями в двусторонней связи и понимать друг друга.
– Думаю, это больше, чем просто эмоции, шкипер, – спокойно сказал Чу. – Я никогда не видел такой гармонии, как у вас с Нимицем. Когда вы задаете ему вопрос, вы получаете намного более ясный ответ, чем это бывает у любой другой пары, которую я знаю. Это выглядит так, будто каждый из вас точно знает, о чем в этот момент думает спутник.
– Правда? – Хонор на мгновение задумалась, а потом медленно кивнула. – В этом что-то есть.
Она фактически ни с кем из людей никогда не обсуждала свою особую связь с котом, но если она не могла поговорить об этом с будущим «дедушкой», тогда с кем же?
– Я не могу слышать то, что он думает – наша связь вовсе не телепатия, – но мне действительно кажется, что я получаю… ну, что ли, более полное впечатление от направления его мыслей, а не просто эмоции. И мы можем посылать друг другу визуальные образы – во всяком случае, довольно часто. Это намного труднее, но пару раз очень пригодилось.
– Я представляю себе, – задумчиво сказал Чу и снова с любовью погладил Саманту, как будто заверяя ее, что его неспособность чувствовать ответные эмоции не делает кошку менее родной и близкой.
– Я была бы вам благодарна, если бы вы все-таки никому больше не говорили об этом, – сказала Хонор через какое-то время.
Чу вопросительно посмотрел на нее, и она пожала плечами.
– Я могу ощущать через Нимица эмоции других людей. Это бывает очень полезно – например, оказало мне неоценимую услугу, когда маккавеи предприняли попытку убить семью Протектора на Грейсоне, – и я предпочитаю держать это в тайне, как секретное оружие.
– Спасибо за доверие, – очень серьезно ответил Чу после некоторого размышления. – И я рад, что вы обладаете такой способностью. Честно говоря, мне ни за что на свете не научиться тому, что умеете делать вы, шкипер. Я и с проблемами лейтенант-коммандера еле справляюсь.
Хонор улыбнулась, но не успела ответить, потому что возвратился МакГиннес с новыми бокалами и маленькой тарелочкой сельдерея. Стюард поставил тарелочку перед котами и потянулся к бутылке с вином, но Хонор рукой указала ему на стул.
– Оставь ее и присядь рядом, «дядя Мак», – сказала она ему, сама взяла бутылку и налила всем вина. – Тост, господа, – сказала она и подняла свой бокал в сторону Саманты, которая сидела, уютно свернувшись под защитой хвоста Нимица, и деликатно грызла веточку сельдерея.
Кошка перестала жевать и серьезно посмотрела на Хонор. Хонор улыбнулась:
– За Саманту! Чтобы ваши дети были счастливыми и здоровыми и чтобы вы с Нимицем жили вместе долго-долго.
– Правильно, правильно! – сказал Чу, поднимая свой бокал, и МакГиннес присоединился к ним.
И вино, и роман были подарены отцом. За последние напряженные месяцы у нее так и не выдалось времени для чтения, и она решила расценивать его как особое удовольствие – награду самой себе, которую, по собственному мнению, она заслужила.
Это была очень, очень старая книга, и, несмотря на то что печатные и звуковые записи сохранили язык, было трудно понимать докосмический английский, особенно когда герои использовали жаргон определенного исторического периода. А еще в книге использовалась старая английская система мер. Математика никогда не была сильным местом Хонор, и все ее знания об английской системе мер сводились к тому, что «ярд» – немного короче метра, а «миля» – чуть меньше двух километров. Она понятия не имела, сколько граммов в «фунте» – что имело существенное значение, в частности, для этого романа, и ситуация осложнялась тем, что «фунты» (а также «гинеи» и «шиллинги»), как оказалось, были к тому же денежными единицами. Она помнила «фунты» (и «франки») со времени изучения истории наполеоновских войн, но ее прежние тексты конвертировали те денежные суммы в тогдашние доллары – что дало ей весьма неопределенное представление о том, сколько стоил фунт, – но она никогда в жизни не слышала о «гинеях» или «шиллингах». Все это очень запутывало, хотя она была вполне уверена, что большей частью понимает смысл из контекста, и раздумывала (в который раз!), не запросить ли компьютер относительно современных эквивалентов для английской системы мер и таблицы докосмических валют.
Однако в настоящий момент она находилась в прекрасном настроении и не хотела подниматься с дивана. Мало того что подарок отца оказался очень интересным, несмотря на архаизмы, но она испытывала сейчас редкое чувство абсолютного удовлетворения. «Пилигрим», может, и не был кораблем стены, но показал себя в лучшем виде, а после напряженных шести месяцев его команда сплотилась так, как Хонор и представить себе не могла. Новички прочно встали на ноги, лучшие опытные кадровые специалисты получили возможность усовершенствовать свои навыки, хулиганы либо сидели в тюрьме, либо исправились, либо старались держаться тише мыши под веником, а оценки эффективности отделов приближались к стабильному «отлично». Хонор была уверена, что остальная часть опергруппы 1037 ничуть не хуже, – хотя хорошо бы получить официальное подтверждение этому, когда они будут проходить Саксонию на обратном пути из Нового Берлина, – но лучше всего было то, что она снова носила мантикорскую военную форму. И, отметим, подумала она, переворачивая страницу, все наши достижения должны иметь большое значение для завершения моей «реабилитации».
Даже тот факт, что она когда-то нуждалась в «реабилитации», перестал тревожить ее, и она призналась себе, что «Пилигрим» стал ей дороже линейной эскадры, которой она командовала на грейсонской службе. Она думала о том, что рождена быть капитаном, командиром космического корабля, первой после Бога – и нести полную единоличную ответственность за все происходящее на борту. Это была, без сомнения, самая одинокая миссия во вселенной, но при этом она была настоящим, достойным делом, истинным испытанием для нее… и совсем скоро она должна будет его оставить.
Эта последняя мысль посещала ее все чаще. Она была кадровым военным и капитаном с почти девятилетним стажем. Даже если оппозиции удастся нарушить планы Адмиралтейства перевести Хонор из этого сектора на фронт, по сроку службы в этом звании она неизбежно станет коммодором в течение четырех-пяти лет, а может и раньше: войны всегда открывали множество вакансий! А судя по тому, что граф Белой Гавани сказал на Грейсоне, ее, вероятно, скоро выдвинут на должность исполняющего обязанности коммодора.
Когда это произойдет, с капитанством будет покончено. Отчасти она с нетерпением ждала повышения – как всегда с нетерпением ждала следующего вызова своим способностям (с предвкушением и желанием побыстрее приступить к новому делу), и на этот раз она не чувствовала болезненной неуверенности: хватит ли у нее сил справиться с задачей. Она доказала на Ельцине, что может командовать эскадрой кораблей стены, или, уж если на то пошло, целой оперативной группой. Более того, она знала, что «отстрелялась» хорошо. Ее способности стратега пока не были испытаны, но она твердо знала, что сумеет отлично справиться с тактической стороной новой задачи.
Но при всем удовлетворении, которое приносила ей эта мысль, и при всем понимании, что без флагманского звания она никогда не сможет играть видную роль на большой сцене формирования военной политики, ее удручала сама мысль оставить белый берет командира звездного корабля. Она понимала, как ей повезло: она командовала несколькими кораблями, и два из них получила прямо из рук строителей. Но она также понимала, что всегда будет желать только одного – следующего корабля.
Она криво усмехнулась и отпила из бокала, недоумевая, почему мысль проститься с капитанской должностью не доставляет ей такой боли, как раньше. Почему сладостно-горькое сожаление смешано с удовольствием, а не ощущением глубокого несчастья? «Может, я просто чуть более честолюбива, чем хотела бы признаться?» – спросила она себя.
Ее улыбка стала шире, и Хонор посмотрела на мягкий урчащий клубок, свернувшийся рядом с ней на диване. У Нимица вообще не было никаких задних мыслей. Он знал, что ей нравится командовать звездным кораблем, но он был также абсолютно уверен в ее способности справиться с любой задачей, которая встанет у нее на пути… и без малейшего смущения он ясно давал понять, что она достойна стать командующим хоть всего королевского флота.
Ну что же, это были планы на будущее, а будущее имеет странную способность в нужное время заботиться само о себе, хотя многие человеческие особи смущаются, когда происходит то, что должно было произойти. А пока – у Хонор был бокал превосходного вина и прекрасный роман. Этот парень, Форестер note 21, написал чертовски хорошую книгу!
Она только что перевернула страницу, когда раздался тихий звонок в дверь. Она хотела отложить роман в сторону и подняться, но в каюту мягкой походкой вошел МакГиннес, и Хонор осталась сидеть на диване, а он подошел к ее столу и нажал кнопку связи.
– Да? – сказал он.
– Главный инженер – к землевладельцу, – объявил Эдди Говард.
МакГиннес, подняв бровь, посмотрел на своего капитана.
– Гарри?
Хонор взглянула на хронометр. На борту «Пилигрима» день был в полном разгаре, и она недоумевала почему Чу просто не связался с ней по интеркому. Но у него, вероятно, были на то свои причины, и она дала знак МакГиннесу. Стюард нажал кнопку, дверь открылась.
Чу вошел в каюту с Самантой на плече. Кошка выглядела невыносимо самодовольной (Хонор удивилась, почему ей пришло в голову такое специфическое определение), а Нимиц тихо заурчал и тотчас очнулся от дремы. Он сел, потянулся с долгим ленивым зевком и резко оборвал его. Затем склонил голову набок, очень пристально глядя на Саманту, и Хонор удивилась, ощутив течение глубоких, сложных эмоций. Она не могла в них разобраться, но самую сильную из них можно было бы назвать восхищением.
– Простите за беспокойство, шкипер, – криво усмехнувшись, сказал Чу, – но я должен вам кое-что сказать.
– Вот как?
Хонор все-таки отложила книгу в сторону, а Саманта спрыгнула с плеча инженера, пронеслась через всю каюту и вскочила на диван рядом с Нимицем. Оба кота сели так близко друг к другу, что их тела соприкоснулись. Пока Хонор в изумлении смотрела на них, Нимиц странно оберегающим движением обвил кошку своим цепким хвостом и потерся о ее макушку с низким, ласковым урчанием.
– Да, мэм, – сказал Чу все с той же кривой улыбкой. – Я боюсь, что мне придется попросить предоставить мне декретный отпуск.
Хонор удивилась в третий раз и прищурила глаза.
– Так точно, мэм, – повторил инженер. – Я думаю,что Сэм беременна.
Хонор выпрямилась, сидя на диване, и от удивления разинула рот. Она быстро повернулась и уставилась на котов. Нимиц в ответ посмотрел на нее с нелепо самодовольным и гордым видом, удовольствие в нем било через край. Он в течение нескольких секунд выдерживал пристальный взгляд Хонор. Наконец она покачала головой и улыбнулась. Нимиц? Отец? Почему-то она никогда не думала о том, что это может случиться, хотя все последнее время кот проводил с Самантой. Хонор в теории допускала такую возможность, но они так долго были только вдвоем с Нимицем (кроме кратких счастливых месяцев с Полом), что она полагала, что так будет всегда.
– Да уж, Гарри, – сказала она наконец, – это действительно неожиданно. Я полагаю, вы уверены?
– Сэм уверена, – чуть не рассмеялся Чу, – и мне этого достаточно. Кошки не часто ошибаются в подобных вопросах.
– Конечно, не ошибаются.
Хонор оглянулась на МакГиннеса, который выглядел еще более удивленным, чем она, но при этом широко улыбался.
– Я думаю, что нам нужен еще один бокал, Мак, – сказала она ему. – Даже два, ведь ты скоро станешь дядей. А учитывая обстоятельства, несколько стеблей сельдерея, вероятно, тоже придутся весьма кстати.
– Слушаюсь, мэм!
МакГиннес еще раз улыбнулся ей и поспешил из каюты, а Хонор перевела взгляд на Чу.
– Это создаст некоторые проблемы. Мне будет не хватать вас, Гарри. Вы очень много сделали.
– Простите, шкипер. Мне ужасно не хочется покидать вас, но…
Инженер пожал плечами, и Хонор кивнула. За всю историю Королевского Флота это случалось, вероятно, считанные разы, но прецеденты точно были. Адмиралтейство, мягко говоря, восторга по этому поводу не испытывало, но семь из последних девяти мантикорских монархов, включая правящую королеву Елизавету, были приняты древесными котами в спутники, и королевская семья была очень решительно настроена в отношении прав и положения котов во Флоте. Коты были живыми разумными существами, и к ним относились, как к любым другим людям в команде королевского судна, а это означало, что беременные освобождались от службы на корабле или там, где они могли столкнуться с опасностью облучения. При этом они не могли разлучиться со своими приемными людьми – и какие бы проблемы ни доставляло это комитету по кадрам, это были проблемы только комитета по кадрам. То есть Гарольд Чу был абсолютно серьезен, когда требовал «декретного отпуска». Они с Самантой должны возвратиться на Сфинкс первым же попутным транспортом, и Чу, вероятно, будет оставаться на планете в течение по крайней мере трех лет – до тех пор, пока котята не вырастут настолько, что их сможет взять на воспитание другая древесная кошка.
Но это был уже совсем другой вопрос, и Хонор повернулась, чтобы посмотреть на котов, лежащих у нее на кушетке.
– Я думаю, вы оба понимаете, что это означает? – мягко спросила она.
Нимиц посмотрел на нее, склонив голову набок, а Саманта положила голову ему на плечо.
– Правила для вас те же самые, что и для нас, двуногих, – сказала Хонор коту. – Нам придется как можно скорее отослать Саманту обратно на Сфинкс, чтобы она и ее малыши были в безопасности.
Нимиц издал мягкий звук и обнял Саманту своей сильной передней лапой. Он смотрел на кошку сверху вниз, глаза в глаза, и они долго вглядывались друг в друга. Хонор снова почувствовала глубокий, внешне неуловимый поток, связывающий этих двоих. И грусть в ожидании расставания. Она подумала о том, что они действительно стали парой и беспокоились о том, чем все закончится, а мысль о разлуке причиняла боль обоим. Но даже если бы не расставание из-за неожиданной беременности, размышляла про себя Хонор, рано или поздно она и Чу уж точно были бы назначены на разные суда. Неужели Нимиц и Саманта не учитывали этого?
И вот тут Нимиц снова перевел взгляд на Хонор. Его глаза были серьезными и печальными, без обычного озорства, и Хонор почти услышала ответ. Конечно, они учитывали это. И, как любой военнослужащий Флота, решивший вступить в брак, они соглашались с частыми и продолжительными периодами разлуки. Хонор знала, какие чувства испытываешь от такой перспективы, потому что сама столкнулась с этим незадолго до смерти Пола, и понимала, что они переживали не меньше, чем она когда-то. Но ни один из них не смог бы оборвать свои отношения с прирученным им человеком, чтобы остаться вместе с любимым, иначе и быть не могло…
Хонор ощущала их печаль и любовь, – не только друг к другу, но и к ней самой, и к Гарольду Чу, – как продолжение собственных переживаний, и это было болезненное чувство. Огромная радость смешивалась с глубокой грустью, а удовольствие при мысли о будущих малышах соединялось с сожалением, что Нимица не будет рядом, когда они появятся на свет… Хонор почувствовала в глазах слезы. Она сморгнула их и нежно погладила обоих котов, а затем посмотрела на Чу.
У него не было такой связи, как у нее с Нимицем, но эмоции, разлитые в каюте Хонор, были такими сильными, что он не мог не ощущать их, и она видела, как они отражаются на его лице.
– Садитесь, Гарри, – мягко сказала Хонор, показав место на диване по другую сторону от котов.
На миг он заколебался, но потом кивнул и сел, а коты между ними с нежной и грустной радостью дружно замурлыкали, обращаясь к своим людям.
– Никогда не думал, что маленькая шалунья решит остепениться, – низкий голос Чу был подозрительно хриплым, когда он нежно коснулся спинки Саманты.
– И я никогда не ожидала, что такое случится с Нимицем, – с улыбкой согласилась Хонор. – Похоже, в ближайшие годы нам придется получше познакомиться друг с другом. Надо попытаться так составить график отпусков, чтобы они могли побыть вместе.
– Для меня в ближайшие годы планирование отпуска не составит особой проблемы, шкипер, – с усмешкой заметил Чу. – Я останусь на Сфинксе, чтобы заботиться о малышах, пока они не вырастут, так что вы теперь точно знаете, где нас найти.
– Точно. Кстати, хорошо, что кланы котов имеют такие обширные семейные связи, иначе вы могли бы застрять там по меньше мере лет на десять. Подумайте что стало бы с вашей карьерой!
– Гм, всем приходится приспосабливаться к потребностям своей семьи, правильно? Мне жаль, что наши коты не предупредили нас чуть раньше, но…
Он пожал плечами, и Хонор кивнула. Без сомнения, если бы древесные коты чаще выбирали своими спутниками офицеров флота, Адмиралтейство распространило бы противозачаточную программу и на них тоже. Но в любом случае Нимиц и Саманта имели право принять собственное решение. Что они и сделали, подумала Хонор, вспоминая, как редки случаи беременности среди кошек, не имевших постоянного супруга.
– Вы сможете найти клан Саманты? – осведомилась она спустя несколько секунд.
Она бы не удивилась, получив отрицательный ответ. Ее собственные визиты в клан Нимица было очень необычным явлением; из всех людей – спутников древесных котов в действительности только егеря Лесной службы четко знали особенности и места обитания семейных кланов их компаньонов.
– Я не уверен, что смогу, – признался Чу. – Я проводил каникулы на Джебел Хасса, на Земле Джефери, когда она приняла меня. Я знаю, что она откуда-то с гор Аль-Хиджаз, но откуда точно…
– Гм… – Хонор потерла бровь и покосилась на котов, прежде чем снова посмотреть на инженера. – Так вышло, что я точно знаю, где обитает клан Нимица в Медных горах.
– Вот как? – Чу на мгновение задумался, а потом обратился к Саманте. – Как ты считаешь, Сэм? Хочешь, чтобы тебя представили семейству Нимица? Я уверен, что они будут рады тебя видеть.
Два кота с минуту внимательно смотрели в глаза друг другу, а потом каждый повернулся к своему хозяину и дернул ушами, выражая согласие. Чу рассмеялся.
– Рад, что это решено, – криво усмехаясь, сказал он. – Воображаю, сколько бы времени я провел в течение следующих шести месяцев, бродя в окрестностях Джебел Хасса и дожидаясь, пока Саманта скажет: «Мы – дома»
Он посмотрел на Хонор, и выражение его лица стало более серьезным.
– Должно быть, хорошо уметь так общаться друг с другом, как вы с Нимицем, шкипер.
Хонор удивленно вскинула брови, и он рассмеялся.
– Шкип, люди, которые не были приняты древесными котами, не способны заметить, но все, кого они приручили, отлично поняли бы, что вы нашли дополнительную волну, которой мы не знаем. Вы могли бы научить этому меня и Саманту? Я знаю, что она понимает меня, но я бы все отдал, чтобы и я мог понимать ее тоже.
– Я не думаю, что этому может научиться каждый, – с искренним сожалением сказала Хонор. – Так получилось. Вряд ли кто-то из нас двоих понимает, как и почему это произошло, но требуются годы на то, чтобы научиться обмениваться эмоциями в двусторонней связи и понимать друг друга.
– Думаю, это больше, чем просто эмоции, шкипер, – спокойно сказал Чу. – Я никогда не видел такой гармонии, как у вас с Нимицем. Когда вы задаете ему вопрос, вы получаете намного более ясный ответ, чем это бывает у любой другой пары, которую я знаю. Это выглядит так, будто каждый из вас точно знает, о чем в этот момент думает спутник.
– Правда? – Хонор на мгновение задумалась, а потом медленно кивнула. – В этом что-то есть.
Она фактически ни с кем из людей никогда не обсуждала свою особую связь с котом, но если она не могла поговорить об этом с будущим «дедушкой», тогда с кем же?
– Я не могу слышать то, что он думает – наша связь вовсе не телепатия, – но мне действительно кажется, что я получаю… ну, что ли, более полное впечатление от направления его мыслей, а не просто эмоции. И мы можем посылать друг другу визуальные образы – во всяком случае, довольно часто. Это намного труднее, но пару раз очень пригодилось.
– Я представляю себе, – задумчиво сказал Чу и снова с любовью погладил Саманту, как будто заверяя ее, что его неспособность чувствовать ответные эмоции не делает кошку менее родной и близкой.
– Я была бы вам благодарна, если бы вы все-таки никому больше не говорили об этом, – сказала Хонор через какое-то время.
Чу вопросительно посмотрел на нее, и она пожала плечами.
– Я могу ощущать через Нимица эмоции других людей. Это бывает очень полезно – например, оказало мне неоценимую услугу, когда маккавеи предприняли попытку убить семью Протектора на Грейсоне, – и я предпочитаю держать это в тайне, как секретное оружие.
– Спасибо за доверие, – очень серьезно ответил Чу после некоторого размышления. – И я рад, что вы обладаете такой способностью. Честно говоря, мне ни за что на свете не научиться тому, что умеете делать вы, шкипер. Я и с проблемами лейтенант-коммандера еле справляюсь.
Хонор улыбнулась, но не успела ответить, потому что возвратился МакГиннес с новыми бокалами и маленькой тарелочкой сельдерея. Стюард поставил тарелочку перед котами и потянулся к бутылке с вином, но Хонор рукой указала ему на стул.
– Оставь ее и присядь рядом, «дядя Мак», – сказала она ему, сама взяла бутылку и налила всем вина. – Тост, господа, – сказала она и подняла свой бокал в сторону Саманты, которая сидела, уютно свернувшись под защитой хвоста Нимица, и деликатно грызла веточку сельдерея.
Кошка перестала жевать и серьезно посмотрела на Хонор. Хонор улыбнулась:
– За Саманту! Чтобы ваши дети были счастливыми и здоровыми и чтобы вы с Нимицем жили вместе долго-долго.
– Правильно, правильно! – сказал Чу, поднимая свой бокал, и МакГиннес присоединился к ним.
Глава 38
Гражданка капитан Мария Штеллингетти выругалась когда еще одна лазерная боеголовка поразила бортовую защиту ее линейного крейсера и раздался пронзительный вой сирены, предупреждавшей о новом повреждении корабля. «Керебин» уже получил девять попаданий, и хотя ни одно из них не было смертельным, но все были серьезными, так что ремонтному судну оперативной группы потребуются недели (а скорее месяцы), чтобы управиться с ними без помощи стационарных верфей.
– Он снова поменял курс, шкипер, – кратко доложил ее старший тактик. – Я не… Боже правый!
Мантикорский эсминец дал еще один сдвоенный залп, и половина летящих в цель ракет несла генераторы помех, а не боеголовки. Они играли дьявольские шутки с активной защитой «Керебина», и Штеллингетти снова выругалась, когда еще один рентгеновский пучок пробил корпус ее судна.
– Поражен девятый гразер! – доложил главный инженер из центра аварийного контроля. – Тяжелые потери, гражданка капитан! – Возникла непредвиденная пауза, затем доклад возобновился. – Повреждены пятнадцатый и семнадцатый генераторы бортовой защиты. Мы можем совсем потерять семнадцатый.
– Хорош этот сукин сын, шкипер, – сказал тактик.
– Да уж, и это по моей вине мы с ним сцепились! – проворчала Штеллингетти.
Она могла сделать это признание, поскольку народный комиссар Райдель (который, по здравой оценке Штеллингетти, был законченным ослом) находился сейчас на «Ахмеде» и обменивался мнениями с гражданином коммодором Юргенсом. А это означало, что она могла хотя бы в этом сражении управлять своим судном самостоятельно, не беспокоясь о том, что ей будут шипеть под руку… и что она могла быть откровенной со своими офицерами.
Гражданин коммандер Эдвардс только хмыкнул, сидя на своем рабочем месте в тактической секции, но они оба знали, что она права. Их залп по крайней мере в три раза превосходил залп вражеского эсминца, и, несмотря на невероятно эффективную активную защиту монти, падающее ускорение свидетельствовало о серьезном повреждении импеллера. Ракетные поединки с мантикорцами обычно заканчивались не в пользу Хевена, Штеллингетти знала об этом, однако надеялась изрешетить противника, не приближаясь к нему на расстояние выстрела энергетического оружия, единственное удачное попадание которого могло иметь катастрофические последствия.
Но получилось по-другому. «Керебин» все еще побеждал (он был настолько больше и крепче эсминца, что любой другой исход трудно было себе представить), но пока он крушил монти, монти сумел нанести ему серьезные и опасные повреждения. А тем временем – и Штеллингетти со злостью наблюдала за сигнатурами на экране – проклятые грузовые корабли удирали во все лопатки, как черти. Это их не спасет, в конце концов (наверное!), но они разбегались во все стороны, пока крошечный эскорт отчаянно и безнадежно сражался, прикрывая бегство подопечных. Будь рейдер один, расходящиеся векторы беглецов дали бы превосходный шанс уйти хотя бы троим из них.
Вот только «Керебин» был не один. Два его ближайших соседа спешили на помощь, поднятые по тревоге сообщением Штеллингетти, посланным сразу же после обнаружения каравана, и они, несомненно, передали сигнал по цепочке. Пикеты были рассеяны так далеко друг от друга, что даже ближайшему понадобится не один час, чтобы добраться сюда, но в Провале Селкира плотность частиц была низкой (для гиперпространства), и торговцы не успеют ускользнуть от гравитационных датчиков «Керебина» до подхода помощи.
По крайней мере троим-то из них точно крышка. Однако одно судно, которое тактики первоначально приняли за линейный крейсер, все-таки имело шанс уйти. Оно развивало поразительное для торгового судна ускорение, и Штеллингетти очень хотелось узнать, что это за дьявольская штука. Это, конечно, не военный корабль, как первоначально определил БИЦ. Ни один мантикорский линейный крейсер не сбежал бы, оставив эсминец в одиночку прикрывать его уход.
Нет, это, должно быть, все-таки гражданское судно, и Штеллингетти почувствовала холодную дрожь, когда эта мысль пришла ей в голову. Чем бы оно ни было, на нем была установлена превосходная активная защита, а также импеллер военного образца, чему Штеллингетти была в данном случае только рада. Корабли дозорной линии дрейфовали заглушив все активные системы со скоростью 40000 км/с, чтобы обычное движение, происходившее с учетом местных условий на скорости в 44000 км/с, само нагоняло их, когда в поле зрения «Керебина» попал маленький конвой. Штеллингетти выпустила первый полный бортовой залп по «линейному крейсеру» в полной уверенности, что это ее самый опасный противник. Активная защита остановила многие из выпущенных снарядов, несмотря на то что они застали монти врасплох, но все же Штеллингетти насчитала три прямых попадания. Не будь на судне активной защиты, оно было бы полностью уничтожено, а если на самом деле это было то, что Мария внезапно заподозрила…
– Он снова поменял курс, шкипер, – кратко доложил ее старший тактик. – Я не… Боже правый!
Мантикорский эсминец дал еще один сдвоенный залп, и половина летящих в цель ракет несла генераторы помех, а не боеголовки. Они играли дьявольские шутки с активной защитой «Керебина», и Штеллингетти снова выругалась, когда еще один рентгеновский пучок пробил корпус ее судна.
– Поражен девятый гразер! – доложил главный инженер из центра аварийного контроля. – Тяжелые потери, гражданка капитан! – Возникла непредвиденная пауза, затем доклад возобновился. – Повреждены пятнадцатый и семнадцатый генераторы бортовой защиты. Мы можем совсем потерять семнадцатый.
– Хорош этот сукин сын, шкипер, – сказал тактик.
– Да уж, и это по моей вине мы с ним сцепились! – проворчала Штеллингетти.
Она могла сделать это признание, поскольку народный комиссар Райдель (который, по здравой оценке Штеллингетти, был законченным ослом) находился сейчас на «Ахмеде» и обменивался мнениями с гражданином коммодором Юргенсом. А это означало, что она могла хотя бы в этом сражении управлять своим судном самостоятельно, не беспокоясь о том, что ей будут шипеть под руку… и что она могла быть откровенной со своими офицерами.
Гражданин коммандер Эдвардс только хмыкнул, сидя на своем рабочем месте в тактической секции, но они оба знали, что она права. Их залп по крайней мере в три раза превосходил залп вражеского эсминца, и, несмотря на невероятно эффективную активную защиту монти, падающее ускорение свидетельствовало о серьезном повреждении импеллера. Ракетные поединки с мантикорцами обычно заканчивались не в пользу Хевена, Штеллингетти знала об этом, однако надеялась изрешетить противника, не приближаясь к нему на расстояние выстрела энергетического оружия, единственное удачное попадание которого могло иметь катастрофические последствия.
Но получилось по-другому. «Керебин» все еще побеждал (он был настолько больше и крепче эсминца, что любой другой исход трудно было себе представить), но пока он крушил монти, монти сумел нанести ему серьезные и опасные повреждения. А тем временем – и Штеллингетти со злостью наблюдала за сигнатурами на экране – проклятые грузовые корабли удирали во все лопатки, как черти. Это их не спасет, в конце концов (наверное!), но они разбегались во все стороны, пока крошечный эскорт отчаянно и безнадежно сражался, прикрывая бегство подопечных. Будь рейдер один, расходящиеся векторы беглецов дали бы превосходный шанс уйти хотя бы троим из них.
Вот только «Керебин» был не один. Два его ближайших соседа спешили на помощь, поднятые по тревоге сообщением Штеллингетти, посланным сразу же после обнаружения каравана, и они, несомненно, передали сигнал по цепочке. Пикеты были рассеяны так далеко друг от друга, что даже ближайшему понадобится не один час, чтобы добраться сюда, но в Провале Селкира плотность частиц была низкой (для гиперпространства), и торговцы не успеют ускользнуть от гравитационных датчиков «Керебина» до подхода помощи.
По крайней мере троим-то из них точно крышка. Однако одно судно, которое тактики первоначально приняли за линейный крейсер, все-таки имело шанс уйти. Оно развивало поразительное для торгового судна ускорение, и Штеллингетти очень хотелось узнать, что это за дьявольская штука. Это, конечно, не военный корабль, как первоначально определил БИЦ. Ни один мантикорский линейный крейсер не сбежал бы, оставив эсминец в одиночку прикрывать его уход.
Нет, это, должно быть, все-таки гражданское судно, и Штеллингетти почувствовала холодную дрожь, когда эта мысль пришла ей в голову. Чем бы оно ни было, на нем была установлена превосходная активная защита, а также импеллер военного образца, чему Штеллингетти была в данном случае только рада. Корабли дозорной линии дрейфовали заглушив все активные системы со скоростью 40000 км/с, чтобы обычное движение, происходившее с учетом местных условий на скорости в 44000 км/с, само нагоняло их, когда в поле зрения «Керебина» попал маленький конвой. Штеллингетти выпустила первый полный бортовой залп по «линейному крейсеру» в полной уверенности, что это ее самый опасный противник. Активная защита остановила многие из выпущенных снарядов, несмотря на то что они застали монти врасплох, но все же Штеллингетти насчитала три прямых попадания. Не будь на судне активной защиты, оно было бы полностью уничтожено, а если на самом деле это было то, что Мария внезапно заподозрила…