Страница:
Она умолкла и посмотрела на Хонор.
— Вы это рассчитывали услышать, мэм?
— По существу — да. Но нужно иметь в виду, — продолжила она, встретившись взглядом с Гиллингэмом, — что никто не рождается на свет готовым тактиком, с тем самым чувством или интуицией, о которых шла речь. Врожденные способности необходимо развивать сначала изучением теории, потом занятиями на тренажерах, потом практическими учениями, а закрепляется все это — если вам повезет и вы останетесь в живых достаточно долго — в реальных боевых условиях. Здесь, в Академий, наставники знакомят вас с доктриной и возможностями боевой техники. Высшие достижения военной мысли, от Сунь-Цзы до Густава Андермана, а также скрупулезный анализ важнейших боевых операций давнего и недавнего прошлого составят основу ваших знаний. Опираясь на опыт Королевского флота, мы постараемся привить вам четкое представление о том, чего делать нельзя. Работая на тренажерах, вы побываете в самых разных ситуациях: и в шкуре младшего офицера, чей эсминец участвует в корабельной дуэли, и в роли адмирала, руководящего с флагманского мостика супердредноута сражением огромных флотов. Мы будем следить за вашими успехами, замечать ваши ошибки и оценивать, насколько хорошо вы усвоили то, чему мы вас учили. Но запомните и другое, дамы и господа. Когда вы, боевые офицеры, окажетесь в самом пекле и летящие в вас вражеские ракеты станут реальностью, не будет времени вспоминать лекции. Все усвоенное в Академии должно закрепиться не в сознании, а в подкорке, как база для принятия решений, но сами решения вы будете принимать самостоятельно, исходя из той ситуации, с которой столкнетесь. И кто-то из вас с этой ситуацией не справится и, увы, исчезнет из числа живых.
Хонор понимала, что при всей серьезности, с которой слушают ее юные курсанты, им в силу возраста присуще юношеское неверие в само существование смерти. Она вовсе не собиралась подрывать их уверенность в собственной неуязвимости. Она лишь хотела в какой-то мере подготовить к тому неизбежному и страшному моменту, когда сотрясение корабельного корпуса заставит каждого из них понять, что смерть может прийти за ним с той же легкостью, что и за любым другим.
— Даже если вы будете делать все абсолютно правильно и не совершите ни единой ошибки, — продолжила Хонор, — это не гарантирует вам безопасности. Вы можете оказаться в таких обстоятельствах, когда никакой тактический гений не уравняет ваши шансы с неизмеримо более мощным противником. Такое случилось с Эдуардом Саганами и с Эллен д'Орвилль, а значит, может случиться с любым из нас. Я являюсь живым доказательством тому. Именно это произошло в Адлере с «Принцем Адрианом». Но, с чем бы вы ни столкнулись, три вещи навсегда останутся с вами. Первое — это традиции острова Саганами, которые, — она обвела курсантов взглядом, — я верю, станут вашими традициями, вне зависимости от того, мундир какого флота вам предстоит носить. Отбросьте догмы, не зацикливайтесь на легендах, но усвойте их суть — и вы получите проводника по службе и жизни, который не подведет никогда. Возможно, кто-то, следуя этим традициям, встретит свою кончину, — усмехнулась она, — но, во всяком случае, ему не придется гадать, в чем состоит его долг. Второй вашей опорой должна стать вера в себя. Конечно, вы должны полагаться на уроки ваших учителей, на вверенную вам технику, на своих подчиненных. Но принимать окончательные решения предстоит вам, а чтобы делать это, нужно верить в себя, даже осознавая тот прискорбный факт, что никто не может полностью избежать ошибок. Вера в себя, дамы и господа, будет жизненно необходима вам по той простой причине, что в решающий момент вам не у кого будет спросить совета. От вас и только от вас будет зависеть ваша собственная жизнь, судьба вашего корабля и жизни ваших подчиненных. Некоторые из них, увы, погибнут, даже если вы будете делать все абсолютно правильно.
Улыбка ее исчезла, и лицо сделалось строгим, почти холодным.
— Вы должны принять как данность, что война невозможна без потерь. Противник хочет жить, точно так же как и вы, и для него, как и для вас, лучший способ выжить состоит в том, чтобы убить тех, кто пытается убить его. То есть вас, дамы и господа, равно как и людей, состоящих под вашим началом. Уверяю, большинству из вас погибшие товарищи будут приходить в снах, и вы будете вновь и вновь терзать себя вопросами, могли ли вы спасти еще несколько жизней, проявив больше сообразительности, бдительности или умения. И порой, ведь себя не обманешь, вы будете вынуждены признать, что — да, могли. Могли, но не спасли. Вы и они делали все, что от вас зависело, вы и они выполнили свой долг, но они погибли, а вы остались в живых. Независимо от мнения всей Вселенной, мысль о том, что вам следовало найти способ спасти их, останется с вами до конца ваших дней. Вновь и вновь вы будете проигрывать в памяти эпизоды сражений и находить более удачные решения, хотя бы потому, что в вашем распоряжении окажутся долгие часы, тогда как в бою все решают мгновения.
Она умолкла, и сидевшие рядом с ней Крайансак и старший программист тренажеров капитан Гаррисон, не сговариваясь, угрюмо кивнули.
— Примите это как данность, — тихо повторила Хонор, — или ищите себе другую работу. И еще: сейчас я предупреждаю вас, как когда-то предупреждал меня мой учитель, адмирал Курвуазье: если вам кажется, будто вы вполне меня поняли, вы ошибаетесь. Понять, каково чувствовать себя виновным в чьей-то кончине, человек по-настоящему способен лишь в тот момент, когда тяжесть этой вины ложится на его плечи. Но у вас будет и третья опора. Вы должны помнить, что ценой вашей оплошности может стать не просто гибель ваших подчиненных, но их напрасная гибель. Вы военные люди, вам предстоит командовать военными людьми, и ваша задача заключается не в том, чтобы сохранять жизни людей любой ценой, а в том, чтобы эти жизни не были отданы зря. Ваши подчиненные будут ждать этого от вас, и вы обязаны оправдать их ожидания. Когда ваш корабль будет содрогаться под вражескими залпами, вы должны твердо верить, что все это не напрасно, и поддерживать ту же святую веру в ваших подчиненных. А тому, кто лишен этой веры, не место в командирском кресле на капитанском мостике звездного корабля.
Несколько секунд в помещении царила напряженная тишина. Потом Хонор откинулась в кресле, и на ее губах появилась легкая улыбка.
— Однако я вовсе не хочу сказать, будто в грядущем вас ждут только ожесточенные битвы, подсчет потерь и угрызения совести. Можете быть уверены, служба на флоте открывает массу возможностей для самореализации, и надевший королевский мундир или, — она кивнула в сторону Хернс и Гиллингэма, — мундир флота своего родного мира, как правило, о своем выборе не жалеет. Ну а сейчас, дамы и господа, я предлагаю перейти к решению небольшой тактической задачи, любезно подготовленной для нас адмиралом Крайансаком с помощью капитана Гаррисона. Мы разделимся на три группы. Консультантом первой из них выступит адмирал Крайансак, второй — капитан Гаррисон, а третьей, — она коротко поклонилась в сторону рыжеволосой женщины, мундир которой украшала такая же, как у нее самой, лента Мантикорского Креста, — капитан Тома. Третейскими судьями будут капитан Хенке и коммандер Ярувальская.
— А вы, ваша светлость? — с видом простодушной невинности осведомилась Ярувальская.
— А я, коммандер, — с нескрываемым удовольствием объявила Хонор, — возьму на себя командование силами противника.
Кто-то из курсантов застонал, и Харрингтон одарила всех присутствующих озорной улыбкой.
— Вас ждет тест на выживание. Если в конце у вас останется хоть один корабль, вы его выдержали. В противном случае…
Оборвав фразу на этой угрожающей ноте, она снова улыбнулась собравшимся.
— Ну что ж, приступим.
Глава 24
— Вы это рассчитывали услышать, мэм?
— По существу — да. Но нужно иметь в виду, — продолжила она, встретившись взглядом с Гиллингэмом, — что никто не рождается на свет готовым тактиком, с тем самым чувством или интуицией, о которых шла речь. Врожденные способности необходимо развивать сначала изучением теории, потом занятиями на тренажерах, потом практическими учениями, а закрепляется все это — если вам повезет и вы останетесь в живых достаточно долго — в реальных боевых условиях. Здесь, в Академий, наставники знакомят вас с доктриной и возможностями боевой техники. Высшие достижения военной мысли, от Сунь-Цзы до Густава Андермана, а также скрупулезный анализ важнейших боевых операций давнего и недавнего прошлого составят основу ваших знаний. Опираясь на опыт Королевского флота, мы постараемся привить вам четкое представление о том, чего делать нельзя. Работая на тренажерах, вы побываете в самых разных ситуациях: и в шкуре младшего офицера, чей эсминец участвует в корабельной дуэли, и в роли адмирала, руководящего с флагманского мостика супердредноута сражением огромных флотов. Мы будем следить за вашими успехами, замечать ваши ошибки и оценивать, насколько хорошо вы усвоили то, чему мы вас учили. Но запомните и другое, дамы и господа. Когда вы, боевые офицеры, окажетесь в самом пекле и летящие в вас вражеские ракеты станут реальностью, не будет времени вспоминать лекции. Все усвоенное в Академии должно закрепиться не в сознании, а в подкорке, как база для принятия решений, но сами решения вы будете принимать самостоятельно, исходя из той ситуации, с которой столкнетесь. И кто-то из вас с этой ситуацией не справится и, увы, исчезнет из числа живых.
Хонор понимала, что при всей серьезности, с которой слушают ее юные курсанты, им в силу возраста присуще юношеское неверие в само существование смерти. Она вовсе не собиралась подрывать их уверенность в собственной неуязвимости. Она лишь хотела в какой-то мере подготовить к тому неизбежному и страшному моменту, когда сотрясение корабельного корпуса заставит каждого из них понять, что смерть может прийти за ним с той же легкостью, что и за любым другим.
— Даже если вы будете делать все абсолютно правильно и не совершите ни единой ошибки, — продолжила Хонор, — это не гарантирует вам безопасности. Вы можете оказаться в таких обстоятельствах, когда никакой тактический гений не уравняет ваши шансы с неизмеримо более мощным противником. Такое случилось с Эдуардом Саганами и с Эллен д'Орвилль, а значит, может случиться с любым из нас. Я являюсь живым доказательством тому. Именно это произошло в Адлере с «Принцем Адрианом». Но, с чем бы вы ни столкнулись, три вещи навсегда останутся с вами. Первое — это традиции острова Саганами, которые, — она обвела курсантов взглядом, — я верю, станут вашими традициями, вне зависимости от того, мундир какого флота вам предстоит носить. Отбросьте догмы, не зацикливайтесь на легендах, но усвойте их суть — и вы получите проводника по службе и жизни, который не подведет никогда. Возможно, кто-то, следуя этим традициям, встретит свою кончину, — усмехнулась она, — но, во всяком случае, ему не придется гадать, в чем состоит его долг. Второй вашей опорой должна стать вера в себя. Конечно, вы должны полагаться на уроки ваших учителей, на вверенную вам технику, на своих подчиненных. Но принимать окончательные решения предстоит вам, а чтобы делать это, нужно верить в себя, даже осознавая тот прискорбный факт, что никто не может полностью избежать ошибок. Вера в себя, дамы и господа, будет жизненно необходима вам по той простой причине, что в решающий момент вам не у кого будет спросить совета. От вас и только от вас будет зависеть ваша собственная жизнь, судьба вашего корабля и жизни ваших подчиненных. Некоторые из них, увы, погибнут, даже если вы будете делать все абсолютно правильно.
Улыбка ее исчезла, и лицо сделалось строгим, почти холодным.
— Вы должны принять как данность, что война невозможна без потерь. Противник хочет жить, точно так же как и вы, и для него, как и для вас, лучший способ выжить состоит в том, чтобы убить тех, кто пытается убить его. То есть вас, дамы и господа, равно как и людей, состоящих под вашим началом. Уверяю, большинству из вас погибшие товарищи будут приходить в снах, и вы будете вновь и вновь терзать себя вопросами, могли ли вы спасти еще несколько жизней, проявив больше сообразительности, бдительности или умения. И порой, ведь себя не обманешь, вы будете вынуждены признать, что — да, могли. Могли, но не спасли. Вы и они делали все, что от вас зависело, вы и они выполнили свой долг, но они погибли, а вы остались в живых. Независимо от мнения всей Вселенной, мысль о том, что вам следовало найти способ спасти их, останется с вами до конца ваших дней. Вновь и вновь вы будете проигрывать в памяти эпизоды сражений и находить более удачные решения, хотя бы потому, что в вашем распоряжении окажутся долгие часы, тогда как в бою все решают мгновения.
Она умолкла, и сидевшие рядом с ней Крайансак и старший программист тренажеров капитан Гаррисон, не сговариваясь, угрюмо кивнули.
— Примите это как данность, — тихо повторила Хонор, — или ищите себе другую работу. И еще: сейчас я предупреждаю вас, как когда-то предупреждал меня мой учитель, адмирал Курвуазье: если вам кажется, будто вы вполне меня поняли, вы ошибаетесь. Понять, каково чувствовать себя виновным в чьей-то кончине, человек по-настоящему способен лишь в тот момент, когда тяжесть этой вины ложится на его плечи. Но у вас будет и третья опора. Вы должны помнить, что ценой вашей оплошности может стать не просто гибель ваших подчиненных, но их напрасная гибель. Вы военные люди, вам предстоит командовать военными людьми, и ваша задача заключается не в том, чтобы сохранять жизни людей любой ценой, а в том, чтобы эти жизни не были отданы зря. Ваши подчиненные будут ждать этого от вас, и вы обязаны оправдать их ожидания. Когда ваш корабль будет содрогаться под вражескими залпами, вы должны твердо верить, что все это не напрасно, и поддерживать ту же святую веру в ваших подчиненных. А тому, кто лишен этой веры, не место в командирском кресле на капитанском мостике звездного корабля.
Несколько секунд в помещении царила напряженная тишина. Потом Хонор откинулась в кресле, и на ее губах появилась легкая улыбка.
— Однако я вовсе не хочу сказать, будто в грядущем вас ждут только ожесточенные битвы, подсчет потерь и угрызения совести. Можете быть уверены, служба на флоте открывает массу возможностей для самореализации, и надевший королевский мундир или, — она кивнула в сторону Хернс и Гиллингэма, — мундир флота своего родного мира, как правило, о своем выборе не жалеет. Ну а сейчас, дамы и господа, я предлагаю перейти к решению небольшой тактической задачи, любезно подготовленной для нас адмиралом Крайансаком с помощью капитана Гаррисона. Мы разделимся на три группы. Консультантом первой из них выступит адмирал Крайансак, второй — капитан Гаррисон, а третьей, — она коротко поклонилась в сторону рыжеволосой женщины, мундир которой украшала такая же, как у нее самой, лента Мантикорского Креста, — капитан Тома. Третейскими судьями будут капитан Хенке и коммандер Ярувальская.
— А вы, ваша светлость? — с видом простодушной невинности осведомилась Ярувальская.
— А я, коммандер, — с нескрываемым удовольствием объявила Хонор, — возьму на себя командование силами противника.
Кто-то из курсантов застонал, и Харрингтон одарила всех присутствующих озорной улыбкой.
— Вас ждет тест на выживание. Если в конце у вас останется хоть один корабль, вы его выдержали. В противном случае…
Оборвав фразу на этой угрожающей ноте, она снова улыбнулась собравшимся.
— Ну что ж, приступим.
Глава 24
— Ну, на этот раз гораздо лучше. Можно даже сказать, — сказал Тремэйн, оценивая результаты последней технической проверки Третьей эскадрильи, — совсем неплохо. Вы согласны, сэр Горацио?
— Сказать можно, — прогромыхал в ответ сэр Горацио Харкнесс. — Оно на то похоже. Вроде как так оно и есть.
В отличие от лица молодого командира широкая физиономия могучего уоррент-офицера была очень далека от выражения счастья. Непредвзятый наблюдатель описал бы ее в терминах, расположенных между «безутешная» и «угрюмая». Наблюдатель неискушенный выбрал бы слово «кривая». И только самый благожелательный согласился бы на определении «раздосадованная».
Несмотря на то, что согласно штатному расписанию должность старшего инженера крыла являлась офицерской, многие из них — и на уровне крыла и на уровне звена — были уоррент-офицеров. Как правило, это звание получали старшины, которых ввиду большого опыта, особых познаний или выдающихся способностей назначали на офицерские должности, следовательно, они должны были находиться в равном положении с офицерами, во всяком случае с младшими. Уоррент-офицеры числись вне обычной командной цепочки, занимали, как правило, не командные, а технические должности и даже мундиры носили особые, шитые на заказ, как полагалось офицерам, но с нарукавными нашивками старшин, только серебряными, а не золотыми, а ранг обозначался серебряными или золотыми (в зависимости от ранга) коронами на воротнике. Кроме того, поверх нашивки уоррент-офицера прикреплялась эмблема специальности.
Уоррент-офицер первого класса приравнивался к младшему лейтенанту, а уоррент-офицер третьего класса — Харкнесс, например — к старшему лейтенанту. Главный уоррент-офицер, или уоррент-офицер пятого класса, считался равным коммандеру. Это был наивысший ранг, до которого можно дослужиться на флоте, не получив формального офицерского звания. Как правило, уоррент-офицеры, долго служившие рядовыми и старшинами, были старше по возрасту равных им по рангу офицеров. С другой стороны, молодые офицеры на командных должностях юридически часто оказывались начальниками специалистов уоррент-офицеров. Однако выпускники Саганами прекрасно знали, что уоррент-офицерское звание дается не просто так, и им, мокроухим салажатам, только-только прибывшим из Академии, очень-очень далеко до все повидавших и везде побывавших космических волков, хотя… если он, салажонок, будет вкалывать день и ночь, по-настоящему вкалывать, прислушиваясь к голосу опыта и великой мудрости, ловя каждое слово, которое будет произнесено уоррент-офицером, снизошедшим до глупого мальчишки… ну, такой салажонок, возможно, когда-нибудь и сумеет сравняться по квалификации с учителем. Короче говоря, уоррент-офицеры, вышедшие из старшин КФМ, представляли собой совсем не тех людей, которых ожидали бы увидеть на их месте штатские наблюдатели.
Правда, бюро по кадрам старалось отдавать инженерные должности на носителях ЛАК именно офицерам, во всяком случае должности выше инженера звена, но старания начальства нельзя было счесть достаточно успешными — по той простой причине, что выпуск офицеров-специалистов по легким атакующим кораблям никак не поспевал за внезапным резким ростом производства и принятия на вооружение этих самых кораблей.
Разумеется, в более общем плане широкомасштабное использование ЛАКов позволяло сократить персонал в расчете на единицу поражающей мощности в сравнении со звездными кораблями, оснащенными гипердвигателями, однако новое вооружение требовало специальных знаний. Так, обслуживание бортового ядерного реактора ЛАКа требовало такой же высокой квалификации, как работа с огромными термоядерными энергетическими установками, монтируемыми на военных кораблях, способных передвигаться в гиперпространстве. Особенно с учетом того, что на звездных кораблях силовые установки обслуживал целый штат, тогда как на ЛАКах в ведении инженера и его помощника находились и ядерный реактор, и система распределения энергии, и импеллерные узлы, и установки жизнеобеспечения, и не два, а три (на новейших ЛАКах класса «Феррет» даже четыре) генератора гравистен; еще как минимум одна револьверная пусковая установка, системы противоракетной обороны, сенсоры, генератор помех и гразер. У капитана и тактика, впрочем, нагрузка была не меньше. Разумеется, управляться со всем этим помогали самые современные системы дистанционного контроля, но никакая автоматика не способна в полной мере заменить человека, так что нагрузка на экипаж ложилась огромная, и требования к нему были очень высоки. А ведь каждому крылу требовалось более сотни экипажей.
Из всего этого следовало, что, как бы ни хотелось кадровикам тщательно придерживаться штатного расписания, заполнить имеющиеся технические вакансии компетентными специалистами можно было, лишь замещая офицерские должности опытными выдвиженцами из числа старшин. Закрытие части орбитальных фортов и перераспределение персонала обещало сгладить проблему, однако на это требовалось время. Пока же обычным делом было, назначение на ЛАК уоррент-офицера под командованием совсем зеленого офицера, вчерашнего гардемарина. В принципе такое сочетание зрелого опыта и юного энтузиазма приносило только пользу, однако находились ревнители инструкций, протестовавшие против массового заполнения вчерашними старшинами вакансий, предназначенных для лейтенантов и лейтенант-коммандеров.
По мнению сэра Горацио Харкнесса, такое отношение к сложившейся практике представляло собой одну большую глупость. Вернее, он использовал несколько другие слова, значительно более выразительные, но только наедине с собой. Ему вовсе не хотелось дразнить «настоящих» офицеров, которые выказывали недовольство тем, что их ставят на одну доску с «выскочками».
Высокое качество подготовки офицеров Королевского флота признавал весь обжитой космос, однако из этого вовсе не следовало, будто мантикорский офицерский корпус избавлен от завзятых карьеристов. А упомянутые карьеристы искренне полагали, что такие мелочи, как война на выживание, отнюдь не являются основанием для вмешательства в совершенный и не имеющий изъянов Господний план устройства мироздания… известный также под названием системы продвижения по выслуге. Они терпеть не могли офицеров вроде Хонор Харрингтон, получавших в силу своих выдающихся способностей и личных заслуг звания и должности вне очереди — в обход тех, кто претендовал на них по старшинству. Однако таких офицеров было немного, а вот массовое замещение выдвиженцами из нижних чинов должностей, которые могли рассматриваться как начальные ступени для карьерного роста, стало раздражающим фактором. Не говоря уж о том, что в перспективе существовала опасность получения уоррент-офицерами и настоящих офицерских званий. Любители гадать на кофейной гуще пророчили, что в самом скором времени новые носители и ЛАКи окажутся в самой гуще событий. Именно там, где прольется золотой дождь орденов, медалей и повышений. Правда, по зрелом размышлении получалось, что многие из попавших на новые корабли «счастливчиков» до раздачи наград не доживут, поскольку при всех своих достоинствах легкие атакующие корабли оставались очень уязвимыми.
Надо отметить, среди тех, кого их опыт и знания вывели в уоррент-офицеры, очень и очень многие, в том числе и сэр Горацио Харкнесс, скорее перерезали бы себе глотку, нежели согласились надеть офицерский мундир и занять командную должность. Эти люди привыкли полагаться на себя, а не на подчиненных, делать работу своими руками и отвечать за результаты собственных усилий. Наверное, карьеристу трудно в это поверить, но перспектива заполучить командирское кресло вместе с ответственностью за жизни сотен, а то и тысяч людей привлекает далеко не всех.
У сэра Горацио Харкнесса имелось немало друзей, разделявших его судьбу и убеждения. Был среди них и старый приятель Смит по прозвищу Скутер. Уоррент-офицер первого класса Смит, до Второй битвы при Ханкоке служивший всего лишь старшиной, был моложе Харкнесса, но имел репутацию прекрасного специалиста. Что создавало определенные проблемы. Въедливость Смита и его способность работать без устали, устраняя любые шероховатости, внушали Харкнессу уважение и симпатию. Однако именно эти качества способствовали тому, что крыло капитана Эшфорда выиграло у крыла Харкнесса в оценке боеготовности целых три процента. Это, в свою очередь, означало, что «Инкуб» выиграл соревнование, объявленное адмиралом Трумэн на старшинство среди носителей ЛАК Третьей эскадры. У капитана Эшфорда был приоритет по отношению к Тремэйну, однако капитан «Гидры» была произведена в чин на шесть стандартных месяцев раньше капитана «Инкуба». Выиграй крыло «Гидры» — а стало быть, крыло Харкнесса — это состязание, Трумэн могла (а по мнению традиционалистов, обязана была) определить первенство, исходя из старшинства не командиров крыльев, а капитанов носителей.
— Да ладно тебе, старшина, — сказал, видя выражение лица старого сослуживца, Тремэйн.
Харкнесс для Скотти Тремэйна навсегда остался просто «старшиной». Уж на что строга была капитан Адиб, командир «Гидры», известная ревнительница устава, но в данном — особом! — случае не возражала даже она.
— Стюарт со Скутером побили нас честно. А мы зато побили всех остальных.
— Побить-то побили, но второе место — не первое, сэр, — проворчал Харкнесс. — А если бы не тот бета-узел на двадцать шестом…
Заставив себя заткнуться, он глубоко вздохнул и ухмыльнулся своему молодому командиру.
— Ладно, шкипер, может, я и вправду малость погорячился. Но ведь зло же берет: мы продули состязание из-за узла, который прошел все предварительные тесты и должен был проработать еще три тысячи часов, как бобик! Черт меня побери, если Скутер не забашлял этой проклятой хреновине, чтобы она нас подставила.
— Вы, сэр Харкнесс, сами коварны и беспринципны, а потому, естественно, подозреваете наличие этих ужасных пороков и в своих товарищах, — задумчиво и грустно заключил Тремэйн. — Я вот, будучи человеком открытым, доверчивым и наивным, не могу представить себе, чтобы уоррент-офицер Смит пал так низко. Но даже если вообразить себе нечто подобное — по зрелом размышлении мы наверное, не можем полностью исключить вашу ужасающую версию, — трудно понять, каким манером мог он откаблучить этакий фокус. Ну и наконец, мы по-прежнему остаемся старшим кораблем Второго дивизиона, а это вам не хрен собачий.
— Никак нет, сэр!
Харкнесс скорбно посмотрел на результаты и с решительным видом отвернулся.
— И что, по-вашему, должен я теперь сказать коммандеру Родену?
— Не знаю, — ответил Тремэйн, потирая нос жестом, который Харкнесс десятки раз видел у леди Харрингтон. — Я не могу упрекнуть его за рвение, но не уверен, что его одобрит дама Элис. И самое главное: уместно ли сейчас ковыряться с жестянками, а?
— А вот этого, сэр, мы, не спросивши, не узнаем, — резонно указал Харкнесс и склонил голову набок. — Может, мне это… подать предложение в письменном виде?
Брови Тремэйна поднялись. Видимо, Харкнесс оценил идею Родена исключительно высоко, иначе не вызвался бы писать предложение, которое, как он прекрасно понимал, предстояло рассматривать адмиральским чинам. И которое в данных обстоятельствах вполне могло попасть на стол вице-адмиралу Эдкоку, Четвертому космос-лорду, возглавлявшему бюро по вооружениям.
«Наверное, старина Горацио прав, — подумал Тремэйн. —А вот я, не исключено, робею, потому что знаю, в какие высокие кабинеты может попасть этот рапорт».
Ухмыльнувшись, он сложил руки на груди, привалился к переборке и задумался о сложившейся ситуации.
Двадцатисемилетний лейтенант-коммандер Роберт Роден был даже более молод для своего ранга, чем Тремэйн для своего, и даже внешне мало походил на бесстрашного героя космических баталий, какими изображают офицеров флота в голографических пьесах. Не слишком высокого роста, склонный к полноте, он носил не по-военному длинные волосы, как правило взлохмаченные, и вдобавок, будучи реципиентом третьего поколения пролонга, выглядел шестнадцатилетним подростком. Это впечатление усиливалось бесхитростным взглядом и невинным, по-мальчишески застенчивым выражением лица.
Внешность, однако, бывает обманчива, и это в полной мере относилось к командиру эскадрильи ЛАК 1906 (то есть шестой эскадрильи девятнадцатого крыла) лейтенант-коммандеру Родену.
Организационная структура подразделений новых носителей, разработанная Элис Трумэн и капитаном Армон, привычному к обычной флотской номенклатуре человеку могла показаться странной. Номер каждого крыла соответствовал номеру его базового носителя. Так, крыло носителя легких атакующих кораблей НЛАК-19 («Гидра») именовалось Девятнадцатым крылом. Номер каждой эскадрильи, в свою очередь, определялся двумя числами, одно из которых обозначало родительское крыло, а другое — собственное место подразделения в этом крыле. Таким образом, эскадрилье Родена, шестой из девяти эскадрилий крыла «Гидры», автоматически был присвоен код 1906. Системе была присуща несомненная логика, однако многим высоким руководителям, привыкшим к нумерации подразделений звездных кораблей, а не субсветовых ЛАКов, не способных перемещаться между системами самостоятельно, она казалась путаной, тем более что полный регистрационный номер ЛАКу не присваивался изготовителем, а основывался на его номере в составе эскадрильи и соответственно менялся всякий раз, когда легкий корабль переводился в состав другого подразделения.
Например, «Шрайк-Б» Тремэйна официально обозначался ЛАК-1901, то есть первый борт Девятнадцатого крыла. Персональная пташка Родена обозначалась как ЛАК-1961, а последний легкий корабль 1909-й эскадрильи имел номер ЛАК-19108. Стройная система была несколько сбита в самом конце, поскольку двенадцать резервных ЛАКов каждого крыла числись под заводскими номерами до тех пор, пока не вставали на боевое дежурство, заменяя выбывший корабль любой из эскадрилий… и получая номер выбывшего. Затруднение состояло в том, что полный кодовый номер каждого ЛАКа был слишком длинным, чтобы использоваться в качестве позывного во время боя, а потому использовались индивидуальные позывные. Например, пташка Тремэйна именовалась «Гидра-один», поскольку КоЛАК Скотти был командиром и крыла «Гидры», и 1901-го звена. Личный корабль Родена откликался на «Гидру-шесть». К позывным остальных кораблей эскадрильи добавлялась буква: альфа для второго номера, бета для третьего, и так далее. Иными словами, второй корабль эскадрильи 1906 имел позывные «Гидра-шесть-альфа», а третий — «Гидра-шесть-бета».
Разумеется, экипажи зачастую использовали вовсе не официальные имена. Правда, энергичная попытка Харкнесса обессмертить имя своей жены, главного сержанта морской пехоты Айрис Бэбкок, назвав кораблик «Айрис-Б», успехом не увенчалась, но у некоторых ЛАКов имена все-таки появились. А вот идея энсина Одри Пайн оказалась жизнеспособной. Энсин Пайн, тактик Тремэйна, оказалась натурой романтической и большой любительницей историй. Она обожала копаться в истории Старой Земли, отыскивая параллели и решая подворачивающиеся загадки. Так же, как Джеки Армон, ее восхищали старомодные хрупкие и эксцентричные сооружения, перемещавшиеся только по воздуху и широко распространившиеся во втором столетии до эры Расселения. С ее легкой руки в Девятнадцатом крыле появилась (и при поддержке Элис Трумэн и, не смотря на молчаливое сопротивление некоторых старших офицеров, была подхвачена другими крыльями) традиция причудливо разукрашивать кораблики. Из своеобразно оптимистических соображений она предложила для пташки Тремэйна название «Бэд-Пенни» note 13, и товарищи по экипажу, как ни странно, сочли название вдохновляющим. А вот экипаж Родена согласился с куда более ярким предложением своего инженера, старшины первой статьи Больгео, и окрестили свой кораблик лаконично и выразительно: «Головорез».
Впрочем, на данный момент важна была не номенклатура подразделений, а предложение, с которым выступили Роден и Больгео.
Первые ЛАКи класса «Шрайк» представляли собой экспериментальную серию, и хотя Вторая битва при Ханкоке убедительно показала, что сама концепция верна, она же выявила немало конструктивных недоработок, главной из которых было практическое отсутствие какой-либо защиты с кормы. Теоретически противоракеты носовых пусковых установок могли прикрывать «Шрайки» и с тыла, но, увы, только теоретически. Проектировщики оказались слишком самоуверенными, решив, что маневренность легких кораблей вообще не позволит противнику атаковать их с кормы. Также, чтобы уменьшить полетную массу и сэкономить внутрикорабельное пространство, они не предусмотрели систем контроля перехвата на дальней дистанции, без которых бортовые сенсоры оказались слишком близорукими для выполнения данной задачи. Хуже того, по причине излишнего конструкторского оптимизма кормовые лазерные кластеры также были сочтены излишними.
Из числа уничтоженных при Втором Ханкоке «Шрайков» большая часть была уничтожена лазерными ударами «под юбку» с близкого расстояния, вероятность которых проектировщики вовсе не принимали во внимание. Между тем хотя лазерная атака на такой маленький и подвижный объект, как ЛАК, являлась поистине непростой задачей, задача эта, как оказалось, имела решение.
— Сказать можно, — прогромыхал в ответ сэр Горацио Харкнесс. — Оно на то похоже. Вроде как так оно и есть.
В отличие от лица молодого командира широкая физиономия могучего уоррент-офицера была очень далека от выражения счастья. Непредвзятый наблюдатель описал бы ее в терминах, расположенных между «безутешная» и «угрюмая». Наблюдатель неискушенный выбрал бы слово «кривая». И только самый благожелательный согласился бы на определении «раздосадованная».
Несмотря на то, что согласно штатному расписанию должность старшего инженера крыла являлась офицерской, многие из них — и на уровне крыла и на уровне звена — были уоррент-офицеров. Как правило, это звание получали старшины, которых ввиду большого опыта, особых познаний или выдающихся способностей назначали на офицерские должности, следовательно, они должны были находиться в равном положении с офицерами, во всяком случае с младшими. Уоррент-офицеры числись вне обычной командной цепочки, занимали, как правило, не командные, а технические должности и даже мундиры носили особые, шитые на заказ, как полагалось офицерам, но с нарукавными нашивками старшин, только серебряными, а не золотыми, а ранг обозначался серебряными или золотыми (в зависимости от ранга) коронами на воротнике. Кроме того, поверх нашивки уоррент-офицера прикреплялась эмблема специальности.
Уоррент-офицер первого класса приравнивался к младшему лейтенанту, а уоррент-офицер третьего класса — Харкнесс, например — к старшему лейтенанту. Главный уоррент-офицер, или уоррент-офицер пятого класса, считался равным коммандеру. Это был наивысший ранг, до которого можно дослужиться на флоте, не получив формального офицерского звания. Как правило, уоррент-офицеры, долго служившие рядовыми и старшинами, были старше по возрасту равных им по рангу офицеров. С другой стороны, молодые офицеры на командных должностях юридически часто оказывались начальниками специалистов уоррент-офицеров. Однако выпускники Саганами прекрасно знали, что уоррент-офицерское звание дается не просто так, и им, мокроухим салажатам, только-только прибывшим из Академии, очень-очень далеко до все повидавших и везде побывавших космических волков, хотя… если он, салажонок, будет вкалывать день и ночь, по-настоящему вкалывать, прислушиваясь к голосу опыта и великой мудрости, ловя каждое слово, которое будет произнесено уоррент-офицером, снизошедшим до глупого мальчишки… ну, такой салажонок, возможно, когда-нибудь и сумеет сравняться по квалификации с учителем. Короче говоря, уоррент-офицеры, вышедшие из старшин КФМ, представляли собой совсем не тех людей, которых ожидали бы увидеть на их месте штатские наблюдатели.
Правда, бюро по кадрам старалось отдавать инженерные должности на носителях ЛАК именно офицерам, во всяком случае должности выше инженера звена, но старания начальства нельзя было счесть достаточно успешными — по той простой причине, что выпуск офицеров-специалистов по легким атакующим кораблям никак не поспевал за внезапным резким ростом производства и принятия на вооружение этих самых кораблей.
Разумеется, в более общем плане широкомасштабное использование ЛАКов позволяло сократить персонал в расчете на единицу поражающей мощности в сравнении со звездными кораблями, оснащенными гипердвигателями, однако новое вооружение требовало специальных знаний. Так, обслуживание бортового ядерного реактора ЛАКа требовало такой же высокой квалификации, как работа с огромными термоядерными энергетическими установками, монтируемыми на военных кораблях, способных передвигаться в гиперпространстве. Особенно с учетом того, что на звездных кораблях силовые установки обслуживал целый штат, тогда как на ЛАКах в ведении инженера и его помощника находились и ядерный реактор, и система распределения энергии, и импеллерные узлы, и установки жизнеобеспечения, и не два, а три (на новейших ЛАКах класса «Феррет» даже четыре) генератора гравистен; еще как минимум одна револьверная пусковая установка, системы противоракетной обороны, сенсоры, генератор помех и гразер. У капитана и тактика, впрочем, нагрузка была не меньше. Разумеется, управляться со всем этим помогали самые современные системы дистанционного контроля, но никакая автоматика не способна в полной мере заменить человека, так что нагрузка на экипаж ложилась огромная, и требования к нему были очень высоки. А ведь каждому крылу требовалось более сотни экипажей.
Из всего этого следовало, что, как бы ни хотелось кадровикам тщательно придерживаться штатного расписания, заполнить имеющиеся технические вакансии компетентными специалистами можно было, лишь замещая офицерские должности опытными выдвиженцами из числа старшин. Закрытие части орбитальных фортов и перераспределение персонала обещало сгладить проблему, однако на это требовалось время. Пока же обычным делом было, назначение на ЛАК уоррент-офицера под командованием совсем зеленого офицера, вчерашнего гардемарина. В принципе такое сочетание зрелого опыта и юного энтузиазма приносило только пользу, однако находились ревнители инструкций, протестовавшие против массового заполнения вчерашними старшинами вакансий, предназначенных для лейтенантов и лейтенант-коммандеров.
По мнению сэра Горацио Харкнесса, такое отношение к сложившейся практике представляло собой одну большую глупость. Вернее, он использовал несколько другие слова, значительно более выразительные, но только наедине с собой. Ему вовсе не хотелось дразнить «настоящих» офицеров, которые выказывали недовольство тем, что их ставят на одну доску с «выскочками».
Высокое качество подготовки офицеров Королевского флота признавал весь обжитой космос, однако из этого вовсе не следовало, будто мантикорский офицерский корпус избавлен от завзятых карьеристов. А упомянутые карьеристы искренне полагали, что такие мелочи, как война на выживание, отнюдь не являются основанием для вмешательства в совершенный и не имеющий изъянов Господний план устройства мироздания… известный также под названием системы продвижения по выслуге. Они терпеть не могли офицеров вроде Хонор Харрингтон, получавших в силу своих выдающихся способностей и личных заслуг звания и должности вне очереди — в обход тех, кто претендовал на них по старшинству. Однако таких офицеров было немного, а вот массовое замещение выдвиженцами из нижних чинов должностей, которые могли рассматриваться как начальные ступени для карьерного роста, стало раздражающим фактором. Не говоря уж о том, что в перспективе существовала опасность получения уоррент-офицерами и настоящих офицерских званий. Любители гадать на кофейной гуще пророчили, что в самом скором времени новые носители и ЛАКи окажутся в самой гуще событий. Именно там, где прольется золотой дождь орденов, медалей и повышений. Правда, по зрелом размышлении получалось, что многие из попавших на новые корабли «счастливчиков» до раздачи наград не доживут, поскольку при всех своих достоинствах легкие атакующие корабли оставались очень уязвимыми.
Надо отметить, среди тех, кого их опыт и знания вывели в уоррент-офицеры, очень и очень многие, в том числе и сэр Горацио Харкнесс, скорее перерезали бы себе глотку, нежели согласились надеть офицерский мундир и занять командную должность. Эти люди привыкли полагаться на себя, а не на подчиненных, делать работу своими руками и отвечать за результаты собственных усилий. Наверное, карьеристу трудно в это поверить, но перспектива заполучить командирское кресло вместе с ответственностью за жизни сотен, а то и тысяч людей привлекает далеко не всех.
У сэра Горацио Харкнесса имелось немало друзей, разделявших его судьбу и убеждения. Был среди них и старый приятель Смит по прозвищу Скутер. Уоррент-офицер первого класса Смит, до Второй битвы при Ханкоке служивший всего лишь старшиной, был моложе Харкнесса, но имел репутацию прекрасного специалиста. Что создавало определенные проблемы. Въедливость Смита и его способность работать без устали, устраняя любые шероховатости, внушали Харкнессу уважение и симпатию. Однако именно эти качества способствовали тому, что крыло капитана Эшфорда выиграло у крыла Харкнесса в оценке боеготовности целых три процента. Это, в свою очередь, означало, что «Инкуб» выиграл соревнование, объявленное адмиралом Трумэн на старшинство среди носителей ЛАК Третьей эскадры. У капитана Эшфорда был приоритет по отношению к Тремэйну, однако капитан «Гидры» была произведена в чин на шесть стандартных месяцев раньше капитана «Инкуба». Выиграй крыло «Гидры» — а стало быть, крыло Харкнесса — это состязание, Трумэн могла (а по мнению традиционалистов, обязана была) определить первенство, исходя из старшинства не командиров крыльев, а капитанов носителей.
— Да ладно тебе, старшина, — сказал, видя выражение лица старого сослуживца, Тремэйн.
Харкнесс для Скотти Тремэйна навсегда остался просто «старшиной». Уж на что строга была капитан Адиб, командир «Гидры», известная ревнительница устава, но в данном — особом! — случае не возражала даже она.
— Стюарт со Скутером побили нас честно. А мы зато побили всех остальных.
— Побить-то побили, но второе место — не первое, сэр, — проворчал Харкнесс. — А если бы не тот бета-узел на двадцать шестом…
Заставив себя заткнуться, он глубоко вздохнул и ухмыльнулся своему молодому командиру.
— Ладно, шкипер, может, я и вправду малость погорячился. Но ведь зло же берет: мы продули состязание из-за узла, который прошел все предварительные тесты и должен был проработать еще три тысячи часов, как бобик! Черт меня побери, если Скутер не забашлял этой проклятой хреновине, чтобы она нас подставила.
— Вы, сэр Харкнесс, сами коварны и беспринципны, а потому, естественно, подозреваете наличие этих ужасных пороков и в своих товарищах, — задумчиво и грустно заключил Тремэйн. — Я вот, будучи человеком открытым, доверчивым и наивным, не могу представить себе, чтобы уоррент-офицер Смит пал так низко. Но даже если вообразить себе нечто подобное — по зрелом размышлении мы наверное, не можем полностью исключить вашу ужасающую версию, — трудно понять, каким манером мог он откаблучить этакий фокус. Ну и наконец, мы по-прежнему остаемся старшим кораблем Второго дивизиона, а это вам не хрен собачий.
— Никак нет, сэр!
Харкнесс скорбно посмотрел на результаты и с решительным видом отвернулся.
— И что, по-вашему, должен я теперь сказать коммандеру Родену?
— Не знаю, — ответил Тремэйн, потирая нос жестом, который Харкнесс десятки раз видел у леди Харрингтон. — Я не могу упрекнуть его за рвение, но не уверен, что его одобрит дама Элис. И самое главное: уместно ли сейчас ковыряться с жестянками, а?
— А вот этого, сэр, мы, не спросивши, не узнаем, — резонно указал Харкнесс и склонил голову набок. — Может, мне это… подать предложение в письменном виде?
Брови Тремэйна поднялись. Видимо, Харкнесс оценил идею Родена исключительно высоко, иначе не вызвался бы писать предложение, которое, как он прекрасно понимал, предстояло рассматривать адмиральским чинам. И которое в данных обстоятельствах вполне могло попасть на стол вице-адмиралу Эдкоку, Четвертому космос-лорду, возглавлявшему бюро по вооружениям.
«Наверное, старина Горацио прав, — подумал Тремэйн. —А вот я, не исключено, робею, потому что знаю, в какие высокие кабинеты может попасть этот рапорт».
Ухмыльнувшись, он сложил руки на груди, привалился к переборке и задумался о сложившейся ситуации.
Двадцатисемилетний лейтенант-коммандер Роберт Роден был даже более молод для своего ранга, чем Тремэйн для своего, и даже внешне мало походил на бесстрашного героя космических баталий, какими изображают офицеров флота в голографических пьесах. Не слишком высокого роста, склонный к полноте, он носил не по-военному длинные волосы, как правило взлохмаченные, и вдобавок, будучи реципиентом третьего поколения пролонга, выглядел шестнадцатилетним подростком. Это впечатление усиливалось бесхитростным взглядом и невинным, по-мальчишески застенчивым выражением лица.
Внешность, однако, бывает обманчива, и это в полной мере относилось к командиру эскадрильи ЛАК 1906 (то есть шестой эскадрильи девятнадцатого крыла) лейтенант-коммандеру Родену.
Организационная структура подразделений новых носителей, разработанная Элис Трумэн и капитаном Армон, привычному к обычной флотской номенклатуре человеку могла показаться странной. Номер каждого крыла соответствовал номеру его базового носителя. Так, крыло носителя легких атакующих кораблей НЛАК-19 («Гидра») именовалось Девятнадцатым крылом. Номер каждой эскадрильи, в свою очередь, определялся двумя числами, одно из которых обозначало родительское крыло, а другое — собственное место подразделения в этом крыле. Таким образом, эскадрилье Родена, шестой из девяти эскадрилий крыла «Гидры», автоматически был присвоен код 1906. Системе была присуща несомненная логика, однако многим высоким руководителям, привыкшим к нумерации подразделений звездных кораблей, а не субсветовых ЛАКов, не способных перемещаться между системами самостоятельно, она казалась путаной, тем более что полный регистрационный номер ЛАКу не присваивался изготовителем, а основывался на его номере в составе эскадрильи и соответственно менялся всякий раз, когда легкий корабль переводился в состав другого подразделения.
Например, «Шрайк-Б» Тремэйна официально обозначался ЛАК-1901, то есть первый борт Девятнадцатого крыла. Персональная пташка Родена обозначалась как ЛАК-1961, а последний легкий корабль 1909-й эскадрильи имел номер ЛАК-19108. Стройная система была несколько сбита в самом конце, поскольку двенадцать резервных ЛАКов каждого крыла числись под заводскими номерами до тех пор, пока не вставали на боевое дежурство, заменяя выбывший корабль любой из эскадрилий… и получая номер выбывшего. Затруднение состояло в том, что полный кодовый номер каждого ЛАКа был слишком длинным, чтобы использоваться в качестве позывного во время боя, а потому использовались индивидуальные позывные. Например, пташка Тремэйна именовалась «Гидра-один», поскольку КоЛАК Скотти был командиром и крыла «Гидры», и 1901-го звена. Личный корабль Родена откликался на «Гидру-шесть». К позывным остальных кораблей эскадрильи добавлялась буква: альфа для второго номера, бета для третьего, и так далее. Иными словами, второй корабль эскадрильи 1906 имел позывные «Гидра-шесть-альфа», а третий — «Гидра-шесть-бета».
Разумеется, экипажи зачастую использовали вовсе не официальные имена. Правда, энергичная попытка Харкнесса обессмертить имя своей жены, главного сержанта морской пехоты Айрис Бэбкок, назвав кораблик «Айрис-Б», успехом не увенчалась, но у некоторых ЛАКов имена все-таки появились. А вот идея энсина Одри Пайн оказалась жизнеспособной. Энсин Пайн, тактик Тремэйна, оказалась натурой романтической и большой любительницей историй. Она обожала копаться в истории Старой Земли, отыскивая параллели и решая подворачивающиеся загадки. Так же, как Джеки Армон, ее восхищали старомодные хрупкие и эксцентричные сооружения, перемещавшиеся только по воздуху и широко распространившиеся во втором столетии до эры Расселения. С ее легкой руки в Девятнадцатом крыле появилась (и при поддержке Элис Трумэн и, не смотря на молчаливое сопротивление некоторых старших офицеров, была подхвачена другими крыльями) традиция причудливо разукрашивать кораблики. Из своеобразно оптимистических соображений она предложила для пташки Тремэйна название «Бэд-Пенни» note 13, и товарищи по экипажу, как ни странно, сочли название вдохновляющим. А вот экипаж Родена согласился с куда более ярким предложением своего инженера, старшины первой статьи Больгео, и окрестили свой кораблик лаконично и выразительно: «Головорез».
Впрочем, на данный момент важна была не номенклатура подразделений, а предложение, с которым выступили Роден и Больгео.
Первые ЛАКи класса «Шрайк» представляли собой экспериментальную серию, и хотя Вторая битва при Ханкоке убедительно показала, что сама концепция верна, она же выявила немало конструктивных недоработок, главной из которых было практическое отсутствие какой-либо защиты с кормы. Теоретически противоракеты носовых пусковых установок могли прикрывать «Шрайки» и с тыла, но, увы, только теоретически. Проектировщики оказались слишком самоуверенными, решив, что маневренность легких кораблей вообще не позволит противнику атаковать их с кормы. Также, чтобы уменьшить полетную массу и сэкономить внутрикорабельное пространство, они не предусмотрели систем контроля перехвата на дальней дистанции, без которых бортовые сенсоры оказались слишком близорукими для выполнения данной задачи. Хуже того, по причине излишнего конструкторского оптимизма кормовые лазерные кластеры также были сочтены излишними.
Из числа уничтоженных при Втором Ханкоке «Шрайков» большая часть была уничтожена лазерными ударами «под юбку» с близкого расстояния, вероятность которых проектировщики вовсе не принимали во внимание. Между тем хотя лазерная атака на такой маленький и подвижный объект, как ЛАК, являлась поистине непростой задачей, задача эта, как оказалось, имела решение.