– В прямом! Увы, некоторые люди ради своих прихотей способны постоянно отравлять жизнь окружающим…
   Мужчины двинулись дальше и подошли к особняку.
   В шезлонге на террасе перед домом сидел немолодой тип в черных очках и белых шортах. Мускулистый торс незнакомца сразу бросился Анджею в глаза – такому атлетическому телосложению, наверное, позавидовал бы и сам античный покровитель бодибилдеров Апполон. На ногах у мужчины болтались купальные сандалии.
   – Пан Рушальский! – шепнул профессор, представляя Грошеку крепыша. – Очень подозрительная личность! С его-то данными можно было бы не без успеха охаживать дамочек по всему средиземноморскому побережью, а он забрался в эту глушь. Может быть, скрывается от полиции?..
   Пан Ольшанский умолк, кивнул отдыхающему в знак приветствия и, поманив Анджея за собой, зашел в дом.
   Небольшой холл, обставленный на манер обыкновенного трехзвездочного отеля, оказался необитаем. Правда, из соседнего помещения, по всей видимости общей гостиной, доносились приглушенные женские голоса. Не прошло и мгновения, как в дверях показалась симпатичная блондинка в рубашке и джинсах.
   – Прошу принять нового постояльца, пани Геленка, – нарочито весело сказал профессор, подходя к женщине и указывая на своего спутника. – Это наш столичный гость, пан Грошек. Работник музея… Можете ли вы поселить его в моем номере, а за мной оставить номер дочери?
   – Конечно, – отозвалась молодая женщина и тут же с улыбкой обратилась к Анджею. – Вам помочь донести вещи? Я сейчас позову мужа…
   Грошек решил не злоупотреблять образцовым гостиничным сервисом и коротко пояснил:
   – Спасибо, но у меня только сумка. Не стоит никого утруждать…
   Пани Геленка не стала настаивать. Она кивнула, взяла ключи и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.
   Номер, который профессор сосватал Анджею, находился в самом конце коридора и имел на двери цифру «восемь». Пани Геленка первой зашла внутрь, приглашая мужчин за собой.
   – Сейчас не сезон, – сказала она, обращаясь к Грошеку, – поэтому не все номера заняты. Если вам не понравится этот, я могу показать соседние комнаты.
   Анджей мельком оценил простенькое убранство гостиной, состоявшее из дивана, полированного столика и тумбочки с телевизором, после чего уверил женщину, что ему все подходит.
   – Когда у вас ужин? – спросил он напоследок.
   – В семь часов, – ответила хозяйка пансионата и, улыбнувшись на прощание, вышла из номера.
   Грошек и пан Ольшанский остались одни. Какое-то время оба молчали.
   – Сколько всего отдыхающих сейчас находится здесь? – осведомился Анджей у профессора, начиная, наконец, отрабатывать свой хлеб частного детектива.
   – Пятеро, – моментально ответил тот, не утруждая себя подсчетами. – Двоих вы уже видели. Пани Фелицию и пана Рушальского. Номер первый занимает семейная пара Хайнштайнов из Австрии. В пятом проживает Лешек из Брахова.
   – У вас со всеми сложились хорошие отношения?
   – Видите ли, мы с Басей мало с ними общаемся, так что вряд ли успели обзавестись недоброжелателями… – поведал собеседник.
   – А как насчет хозяев?
   Пан Ольшанский возмущенно замахал руками.
   – Нет, нет… Пани Гелена Лучинская и её муж – исключительно приятные люди. Супруги Пеперик также вне подозрений.
   Ответ Анджея не совсем удовлетворил.
   – Надписи и рисунки – это отдельная тема, – сказал он, – но вот таинственное привидение, блуждающее по старому подвалу… Может быть, перед вами намеренно разыграли спектакль, чтобы потом привлечь сюда больше туристов? Знаете, как люди падки на подобную средневековую мистику!
   – В этом, конечно, есть своя логика, – немного подумав, согласился профессор. – Но вряд ли хозяева стали бы целенаправленно выживать нас с Басей отсюда, вычерчивая на стенах зловещие символы. У них и так дела идут не блестяще. К тому же пан Пеперик весьма искренне негодовал, когда вчера утром замывал последний рисунок с изображением бога Ямы.
   – Вы позволили уничтожить эту важную улику? – расстроился Анджей.
   – Я сфотографировал её, – сказал пан Ольшанский и, покопавшись в карманах, передал ему карточку: – Изображение не ахти, но кое-что видно…
   – Разве у вас не современная цифровая фотокамера? – угрюмо поинтересовался Грошек, рассматривая снимок.
   Собеседник покачал головой.
   – Дело в том, что свой «Кэннон» я закрепил в штативе, чтобы днем делать рабочие фотографии с документов. Естественно, он все время находится в подвале. Поэтому в тот вечер я воспользовался старым «поляроидом» дочери, а у него немного барахлит вспышка …
   Профессор прошел в спальню, встал рядом с кроватью и рукой очертил на стене контуры пропавшей фигуры.
   – Рисунок был здесь. И Бася и пан Пеперик это подтвердят.
   – Хорошо, – произнес Анджей, кивая. – Теперь скажите, когда вы обнаружили на стене этого вашего бога Яму. Желательно поточнее.
   – Было уже часов семь. Мы с Басей чуть-чуть припозднились на ужин…
   – А днем рисунка еще не было, так?
   – Перед обедом мы заходили в номер. Стена была чистая…
   – Ну, а увлечение пана Жуевского, бывшего владельца усадьбы, индуизмом – это общеизвестный факт? Кто из постояльцев мог знать о нем?
   Пан Ольшанский вздохнул.
   – Видите ли, – пояснил он. – Я сам имел неосторожность за обедом в день своего приезда изложить краткую историю этого дома. Кажется, тогда же упомянул и о пане Жуевском и о его путешествиях на восток. Так что, полагаю, об этом факте все постояльцы были извещены лично мною…
   Грошек удовлетворенно хмыкнул и задал последний вопрос.
   – О вашем распорядке дня, конечно, было известно каждому отдыхающему?
   – Боюсь, что да, – опять вздохнул профессор. – Все эти дни мы с дочерью торчали в подвале. Номер часами находился без присмотра.
   – Закрытый?
   – Конечно!
   – Ладно, – заявил Анджей, доставая из своей сумки «беретту», – с этим мы еще разберемся, а сейчас самое время спуститься в подвал…
 
   В подвале было достаточно темно, несмотря на работающую лампу дневного освещения у входа. Поскольку сумрак поглощал большую часть пространства, Грошек не без труда различил в ближнем темном углу несколько ларей и кучу всякого хлама на стоящем впритык к ним стеллаже. Он ступил на цементный пол и огляделся – от лестницы в противоположные стороны вели две галереи. Точнее, это всё был один длинный коридор с неким подобием сводчатого зала посередине.
   – Сюда! – сказал пан Ольшанский и направился в правое крыло подвала.
   До проема в стене они добрались без приключений и спокойно проникли в потайную комнату. Профессор тут же включил «переноску» и лампочка на сотню ватт, подвешенная к потолку, ярко высветила подземный каземат.
   Центр помещения занимал большой деревянный стол с обожженными ножками, уставленный прямоугольными эмалированными кюветами да какими-то склянками с жидкостями. Тут же находились штатив с фотокамерой, стопка картонок и несколько маленьких пинцетов. В некотором отдалении от стола высился практически пустой стеллаж, вмурованный в каменную кладку – только на нижней полке стоял почти черный от сажи ларец.
   – Похоже на лабораторию алхимика… – усмехнулся Анджей.
   – Да, – подтвердил профессор, – не исключено, что лет четыреста назад здесь занимались неблаговидными делами с точки зрения средневековой схоластики. В ларце оказался любопытный документ, свидетельствующий, что в свое время замок Тирберг отошел некой темной личности по имени Альбертус. Этот последователь иезуитов при дворе Стефана Батория пользовался дурной славой. Возможно, он даже ставил здесь свои алхимические опыты, хотя точных сведений, увы, не сохранилось.
   Небольшая историческая справка ничего Грошеку не объяснила. Чернокнижие – это одно, привидение, разгуливающее по подвалу в век космических скоростей и мобильных телефонов – совсем другое. Для частного детектива было куда важнее опереться на уже имеющиеся факты, чтобы с их помощью выстроить приемлемую версию.
   Он подошел к проему в стене и выглянул в коридор.
   – Отсюда вы наблюдали за приведением?
   – Совершенно верно, – сказал пан Ольшанский. – Секунд пять женская фигура стояла около лестницы метрах в десяти – двенадцати от меня, потом медленно двинулась в дальнее крыло подвала и растворилась в темноте.
   Грошек молча вылез из комнаты и быстро зашагал по галерее к выходу. Он дошел до каменных ступенек лестницы, остановился и громко крикнул:
   – Как только вы меня потеряете из виду, профессор, дайте знать!
   Анджей сделал шаг, отдаляясь от пана Ольшанского, потом еще один, потом еще пару. Наконец, услышал его резкий возглас:
   – Всё! Больше не вижу!
   Грошек достал из кармана ключи и брелком-фонариком посветил вокруг себя. До тупика галереи было еще добрых семь-восемь метров. Оглядевшись, он обнаружил в одном углу старую стиральную машину, в другом – картонную коробку из-под неё, забитую на треть грязным тряпьем.
   Подошедший к детективу пан Ольшанский не замедлил поделиться своим мнением:
   – Спрятаться тут нигде невозможно. Пока я стоял у лестницы, пан Пеперик обшарил даже ящик с тряпками!
   – А в потайную комнату вы после этого заходили? – поинтересовался Анджей. – Возможно, злоумышленник, прикинувшийся привидением, за то время, пока вы были наверху, перебежал из одного конца подвала в другой и спрятался где-нибудь. Например, под столом…
   – Нет, – твердо заверил детектива профессор. – Там мы тоже смотрели. И никого не нашли.
   Анджей кулаком стукнул по древней каменной кладке. Гулкий отзвук прокатился по галерее.
   – Значит… – вздохнул Грошек, что-то бормоча себе под нос.
   – Что? – напрягся собеседник.
   – Значит, за рабочую версию придется пока принять предположение, что вы, дорогой профессор, стали жертвой какой-то хитроумной мистификации. Ну, не повстречали же вы на самом деле привидение!
   – Кто знает, кто знает… – задумчиво произнес седовласый мужчина. – Я бы на вашем месте не стал делать столь категоричные выводы…
 
   Сославшись на занятость, пан Ольшанский остался в потайной комнате колдовать над своими протухшими раритетами, а Грошек, завершив осмотр подвала, поднялся наверх.
   На террасе он застал пана Рушальского. В одной руке у последнего был увесистый томик, а в другой – жестянка безалкогольного пива. Крепыш изредка потягивал напиток, не отрывая глаз от книги.
   – Простите, не подскажите, как мне найти Пеперика? – обратился к нему детектив.
   Мужчина на миг оторвался от чтения и с любопытством посмотрел на Анджея.
   – Решили проехаться верхом? – иронично поинтересовался он бархатистым баритоном. – Придется вам подождать до завтра, так как лошадей с обеда арендовала чета Хайнштайнов…
   Грошека всегда раздражала манера некоторых людей делать скоропалительные выводы, а не отвечать по существу – ведь в таких случаях практически невозможно скрыть от собеседника истинные мотивы своего вопроса. Он еле удержался, чтобы не сказать, что лошади ему безразличны, и ищет он Пеперика исключительно для конфиденциальной беседы. Но вряд ли в свои планы стоило посвящать совершенно незнакомого человека.
   – Ничего, если нет лошадей, в крайнем случае оседлаю самого пана Пеперика… – ляпнул он первое, что пришло ему в голову.
   – О! – усмехнулся крепыш. – Может, в седле и для меня местечко найдется? Главное, как я понимаю, уговорить самого Пеперика…
   – Боливар не вынесет двоих! – не без сарказма заметил Анджей.
   – Разве Пеперика зовут Боливаром? – искренне удивился Рушальский. – А всем он почему-то представляется Болеславом…
   Пришел черед изумиться Грошеку – ну, как можно, не зная О'Генри, браться за такой толстенный фолиант!
   – Простите, что вы читаете? – как можно тактичнее поинтересовался он.
   – Достоевского, – охотно поведал пан Рушальский. – «Преступление и наказание». Не читали?.. В общем-то книга так себе!
   – В самом деле?.. – промямлил Анджей. Ему просто не было что сказать.
   Зато крепыш, глотнув пива, весьма деловито пустился в объяснения.
   – Бедный студент угробил старушку со служанкой. Спрашивается, почему? Деньги ему, видите ли, понадобились! Ну, это понятно – деньги всем нужны. Шел бы уж тогда работать что ли, так нет – сразу за топор! Еще философию под свое преступление подвел, мол, многие люди – букашки, с ними можно без церемоний. А вот был бы этот студент обеспеченным человеком, до этого бы не додумался. Закончил бы свой университет, поступил на службу, женился… Этот Достоевский только одно верно подметил – все преступления от нищеты!
   – От нищеты духа, от зависти, – поправил незатейливого морализатора Грошек.
   – А хоть бы и так, – согласился мужчина. – Только зависть-то откуда? Да просто у одного денег больше, а у другого – меньше. Вот и весь сказ! Разве не так?
   Ввязываться в дискуссию Анджей не стал. Хотя многое бы мог рассказать и о бездушии современного общества и о попирании человечеством библейских заповедей. Мог бы поведать об одном недавнем уголовном деле – пожилая женщина на пару с сыном убили добропорядочную семью, не намного богаче их (что поразило Грошека, после жестокой расправы над невинными людьми женщина упрекала себя только в том, что тщательно не продумала преступление). Мог бы еще сообщить о банде подростков, по дурости и по малости лет, забивших насмерть пенсионера, сделавшего им замечание. Мог бы упомянуть и о преступлениях на почве наркотиков и о пьяных дебошах с поножовщиной. Однако он не стал этого делать. Показывать свою осведомленность в подобных вещах значило косвенно раскрыть инкогнито. А ведь он даже не знал, что за фрукт сидит перед ним.
   – Пожалуй, я пойду и поищу пана Пеперика, – примирительно сказал Анджей.
   Обладатель внушительных мускулов равнодушно отвел глаза и снова углубился в чтение, бросив на прощание:
   – Зачем его искать? Наверное, он у себя в конюшне. А конюшня за домом…
   Часть сарая, действительно, выглядывала из-за угла особняка.
   Грошек поблагодарил Рушальского и, более не задерживаясь на террасе, направился к невысокому строению, расположенному недалеко от сторожевой башни.
   Створка ворот жалобно пискнула, пропуская Анджея внутрь.
   У ближайшего пустого денника стоял грузный мужчина лет шестидесяти в старом потрепанном комбинезоне. Точнее, он медленно двигался по проходу, подчищая земляной пол огромной лопатообразной метлой. По тому, как тщательно были выметены самые труднодоступные закутки конюшни, Грошек сразу понял, что перед ним человек старой закваски, работающий не по чьей-то указке, а потому, что эта работа давно вошла у него в привычку. Такой тип мужчин-трудоголиков всегда вызывал у Анджея симпатию, даже если их внешность не соответствовала строгим канонам мужской красоты. А пану Пеперику действительно похвастаться было нечем. Круглое рябоватое лицо, морщинистый лоб, глубокие залысины, переходящие в плешь, никак не выделяли его среди сотен тысяч других пожилых мужчин, которые давно простились со своей молодостью и смирились с неизбежной старостью.
   Может быть, именно поэтому Анджей не стал скрывать, с какой миссией он прибыл в Станички.
   – Добрый день, пан Болеслав! – поздоровался он. – Я поселился в номере профессора Ольшанского. Последние дни в вашем пансионате замечены странные вещи – привидение, загадочные рисунки на стенах. Меня попросили разобраться во всем этом… Я частный детектив Анджей Грошек из столицы.
   – Приветствую вас, – сказал Пеперик, отвлекаясь от работы на пару секунд, чтобы пожать протянутую руку. – В самом деле, у нас тут последнее время не все в порядке. Хотя, возможно, это просто чьи-то глупые шутки…
   – Вы так думаете?
   – Вообще-то, за пару лет всякое бывало, но такое – в первый раз.
   – А что бывало?
   – Да, вот хотя бы неделю назад молодежь резвилась. Приехали к нам девки и парни на велосипедах, мы их в щитовых домиках поселили у озера. Целую ночь они вокруг костра прыгали, маски какие-то надевали, куролесили. Одна девка потом голышом под утро в озере купалась – я на рассвете встаю, вот и углядел… А как они уехали, сзади на избушках я всякие надписи обнаружил и еще рожицы нарисованные. Мода сейчас такая – краской из баллончиков стены разукрашивать.
   Анджей понимающе ухмыльнулся.
   – Вряд ли тот случай имеет отношение к нынешним событиям, – заметил он.
   – Так я о том же говорю. Они к особняку даже близко не подходили…
   – Хорошо, а вы не помните, кто был поблизости, когда пан Ольшанский, поднявшись из подвала, рассказал вам о том, что увидел внизу загадочную фигуру?
   Пан Пеперик оперся на метлу, задумался и стал медленно сыпать фразами:
   – Я из конюшни тогда шел на кухню к жене… Незадолго до этого ко мне приходил герр Хайнштайн… Кажется, он хотел уточнить маршрут очередной конной прогулки… Потом я слышал, как пани Фелиция просила кого-то поднести ей ящик с красками… Еще где-то рядом с домом был Лешек… Может быть, он сидел на террасе?.. Вот, пожалуй, и всё. А зачем это вам?
   – Для исключения.
   – Для исключения?
   – Ну, да. Ведь, если в тот момент кто-то находился рядом с вами, то он просто физически не мог быть в подвале и изображать из себя привидение.
   – Ага, понял. Тогда вот, что я скажу… – Пеперик придвинулся к детективу, сокращая дистанцию для доверительного сообщения. – Я бы в первую очередь обратил внимание на Лешека. Очень скользкий тип! Не поручусь, что, когда профессор выскочил из подвала, парень был на террасе. До этого – да, сидел, кажется… А Хайнштайна и пани Фелицию я бы… как это по-вашему… исключил. Они вне подозрений.
   – Почему?
   – Потому что австриец после разговора со мной пошел совсем в другую сторону – к площадке за деревьями, где в это время играли в теннис дочка профессора и пан Рушальский. Я слышал их голоса.
   – Он ведь мог вернуться…
   – В принципе, они все могли вернуться. Или кто-то один из них. Но это легко проверить.
   – Ладно. А пани Фелиция?
   – Господь с вами! Женщина не в том возрасте, чтобы решиться на такое – в случае чего, её подняли бы на смех, а она очень высокого мнения о себе. Нет, такие люди дорожат репутацией. Её следует… как это… исключить!
   Пеперику так понравилось последнее слово, что он даже причмокнул от удовольствия, произнося его.
   – Значит, Лешек? – спросил Анджей, соглашаясь с доводами собеседника.
   – Не берусь утверждать, но никто другой не стал бы с этим связываться. Я так думаю. А у этого Лешека с головой не все в порядке.
   – Разве?
   – Неделю назад он подошел ко мне и спросил, не доводилось ли мне когда-нибудь в своей жизни видеть чертей!
   – Хм, необычный вопрос… И что вы ответили?
   – Сказал, что ни разу не видел.
   – А он?
   – Мне показалось, что он расстроился. Наверное, парень думал, если люди живут в деревне, то нечистой силы тут пруд пруди.
   – А зачем это ему, он не пояснил?
   – Он не из тех, кто треплет языком попусту. Его, вообще, редко видно. Много спит – иногда встает только к обеду. А еще ходит со своим блокнотиком и задает всем идиотские вопросы. Да еще вот мою жену Марту как-то попросил зарезать при нем курицу. А мы куриц не держим – деревня рядом…
   Пеперик покачал головой и, не дождавшись от Грошека нового вопроса, снова принялся за работу.
   Детектив действительно закончил опрос свидетеля – теперь он просто разглядывал развешанную на деревянных стенах всевозможную конскую упряжь, мысленно переваривая полученные сведения. Впрочем, пауза длилась недолго.
   – Пан Болеслав, – подал голос Анджей, – мне бы хотелось сохранить в тайне, по какой причине я здесь. Возможно, это пойдет на пользу делу.
   – Ясно, – кивнул Пеперик.
   – Поэтому для всех я – сотрудник музея.
   – Не беспокойтесь, – обнадежил детектива пожилой мужчина, – не проболтаюсь. Можете на меня положиться…
   Грошек вежливо попрощался с ним и вышел из конюшни. Беседой он остался доволен – в этой малопонятной истории с привидением, наконец, появился первый подозреваемый. Теперь надо было только побыстрее прощупать Лешека.

Глава 3
Неприкаянный дух Регведы

   Анджей без труда выяснил, что Лешек после обеда удалился в свой номер и еще не выходил оттуда, так что пришлось отложить знакомство с парнем до ужина. А пока он решил просто пройтись по берегу озера и на всякий случай произвести рекогносцировку. Расположенные в сотне метров от отеля щитовые домики казались крайней точкой небольшого туристического комплекса, Грошек сразу направился к ним.
   Строения оказались пусты. Да и осматривать там, собственно, было нечего – обратные стены домиков пан Пеперик давно закрасил зеленой краской.
   Тогда Грошек быстро разделся, подтянул к поясу длинные, почти до колен, трусы и полез в воду. Минут десять он самозабвенно кувыркался около берега, то ныряя, то распластываясь поплавком на идеально ровной поверхности озера. «Ну, когда бы еще довелось так славно искупнуться?» – с удовлетворением думал он, отфыркиваясь. – «Ведь даже на уик-энд не всегда удается выбраться в пригород! А здесь девственная природа, да и сервис не хуже столичного…»
   Правда, не обошлось без конфуза – с берега вдруг раздался чей-то громкий голос. Грошек еле проморгался и с удивлением уставился на сухопарую даму в бежевом платье.
   – Вода холодная? – повторила вопрос женщина. – Не боитесь простудиться, молодой человек?
   Самой ей было лет около пятидесяти, то есть, она была всего лет на десять старше Анджея, однако вела себя с ним как воспитательница детского сада, вознамерившаяся отчитать непослушного карапуза. Пришлось вылезать из воды в полном смущении от своего непрезентабельного вида.
   Быстро схватившись за полотенце, Грошек прикрыл им обвислые мокрые трусы и голые коленки.
   – Я бы посоветовал вам самой искупнуться, – пробурчал он. – Закаливание полезно для здоровья… Пани Фелиция, если не ошибаюсь?
   Не удостоив Анджея ответом, дама все же сменила гнев на милость и манерно произнесла:
   – Геленка сказала, что к нам пожаловал еще один столичный гость. Сотрудник музея! Вы даже не представляете, как приятно встретить в этой глуши образованного человека, с которым можно поговорить об искусстве. Пан Ольшанский с дочерью вечно заняты, а больше здесь и перемолвиться не с кем. Надеюсь, вы уделите мне немного времени?
   – Прямо сейчас? – понуро осведомился Грошек.
   – Нет-нет, – отозвалась пани Фелиция, одаривая его своей любезностью. – Может быть, после ужина?.. Или завтра?..
   – Хорошо, – согласился Анджей, понимая, что разговора все равно не избежать, – после ужина!
   Он быстро влез в спортивную майку и вознамерился удалиться в свой номер. Но не тут-то было!
   – Не могли бы вы, пан Грошек, – проворковала художница, – помочь мне с мольбертом? А то одной мне с ним никак не справиться…
   Пришлось тащиться за дамой в бежевом платье к треноге. Подцепив деревянную конструкцию плечом, Анджей поплелся к особняку.
   Идущая рядом пани Фелиция по пути посетовала, что сегодня она так и не закончила акварель, потом пожаловалась на неудобство работы с мольбертом, который специально для неё сколотил молодой пан Лучинский, после чего энергично поинтересовалась:
   – Скажите, пан Грошек, а у вас в столице можно найти приличный этюдник?
   «Час от часу не легче!» – огорчился про себя детектив. – «Как бы не попасть с этими заумными терминами от искусства впросак. Что же это такое, этюдник? Место для этюдов, что ли?» Слово было знакомое, но дать ему точное определение оказалось нелегко. Тогда Грошек мысленно послал все дефиниции к черту и вслух доверительно сообщил своей спутнице:
   – Увы, мадам! Всю столицу перекопали – новые станции метро пускают! Так что, какие там этюдники…
   Пани Фелиция как-то странно на него посмотрела – видимо, ответ её сильно озадачил. Впрочем, она не стала выяснять подробности и даже понимающе кивнула в ответ.
   Когда они подошли к пансионату, Анджей без промедления свалил с плеча треногу и поставил её на террасу перед входом в здание. Через полминуты он уже был у себя в номере.
   За следующие два часа Грошек изрядно проголодался, дожидаясь ужина, так что он одним из первых спустился на первый этаж за своей порцией калорий.
   Внизу собрались все проживающие в особняке, за исключением Пеперика и его жены. Основной подозреваемый Лешек явился в гостиную последним, молча уселся за общий обеденный стол и принялся тыкать вилкой в овощное рагу, отодвигая золотистые кольца лука к самому краю тарелки.
   Парню на вид было лет под тридцать. Жиденькая бородка и усики привносили в его иисусообразный облик немного солидности, поэтому он казался значительно старше своего возраста, на самом же деле ему было лет не более двадцати пяти. Вот только тяжелый взгляд из-под насупленных бровей и стиснутые полные губы никак не вязались с ликом Христа. «Иуда на тайной вечере!» – неожиданно подумал про себя Грошек, поражаясь сходству парня с печально известным библейским персонажем.
   Супружеская чета из Австрии, наоборот, почти не привлекла внимания детектива. Герр Хайнштайн оказался вполне заурядным западным туристом, пожаловавшим в дебри Полессья за новыми впечатлениями, а его супруга – миловидная особа с глазами испуганной серны и прической в виде конского хвоста – вообще, присела за стол с отрешенным видом, как будто вокруг неё не было ни души. И муж и жена перебросились отрывистыми фразами, из которых Грошек выудил всего два знакомых слова: «Данке!» и «Гут!», после чего парочка с немецкой пунктуальностью стала поглощать пищу, в то время, как в гостиной завязалась оживленная беседа.