22. Так вот.
С энергетическим подпрыгом у человека повысилась мощность всех инстинктов. То бишь всех проявлений жизни.
Инстинкт внутригруппового влечения у человека тоже резко повысился. И с развитием мозга и эмоциональной сферы дал мощный куст чувств на базе этого инстинкта внутригруппового влечения.
И вот тогда возникли и пошли в рост наши главные: любовь, дружба, сочувствие, солидарность, взаимопомощь и самопожертвование. Нет, первобытные люди не умели оформить их в словах и поступках так изощренно, как мы. Это, однако, были уже и не животные чувства (в хорошем, то есть естественном, чувстве слова).
О Господи. Что ни скажи, о чем ни подумай, – все начинает разворачиваться в бесконечный трактат в любом направлении. Нет, в жизни все-таки все сильно взаимосвязано.
23. Так о чем мы? Да! А чем, собственно, отличаются чувства человека от чувств животного?
Первое. Силой. Ни одно животное так не любит и не ненавидит, и не идет храбро умирать неизвестно за что.
Второе. Продленностью. И постоянством, в смысле непрерывностью. Ни одно животное не проявляет своих чувств настолько непрерывно, чтоб они проявлялись в любом поступке. Типа: «Как ты ко мне относишься?» А относится все время.
Третье. Изощренностью. Ни одно животное не в состоянии выразить и реализовать свои чувства такой кучей немыслимых способов.
Четвертое. Самоосознанием и самоценностью. Животное с его менее умной головой и, видимо, отсутствием рефлексивного мышления не в силах свое чувство нянчить, с ним носиться, о нем думать и т. д.
Чувства человека приобретают для него самоценность. Я верен! Я храбр! Я люблю! Он мне друг! Я помню! А что тебе с этого толку, если не повезло с успехом? А все равно!
24. Становясь самоценными, чувства человека достигают иррациональной силы. Это крайне важно. Плевать мне на результат! Но делать буду именно это, потому что хочется мне этого сильнее всего, сильнее жизни!
25. И вот чувства. Этой иррациональной силы. Приобретшие уже некоторую изощренность и дифференцированность. И обеспечивали спаянность группе. Единство, выживаемость, победительность, рост.
26. То есть:
Агрессивность к чужим и любовь к своим возросли и действовали одновременно и симметрично.
Любовь к своим и ненависть к чужим составляют основу социального инстинкта человека.
(Великий и мудрый Лоренц выводил возникновение любви из агрессии. Ну… любой великий открыватель – монофанат своей идеи… Дело обстоит чуть иначе:)
Любовь и ненависть – это один инстинкт с двух сторон. Две грани одного инстинкта. Выживания. Жизни. Победы. И чем мощнее инстинкт жизни, чем выше энергетика организма, – тем сильнее любит и ненавидит человек.
Небывалая в животном мире. Задавшая, через бешеную скорость группового отбора, стремительную и «социально совершенную» человеческую эволюцию. Дикая внутривидовая агрессия человека структурировалась в агрессию межгрупповую. И имела своим зеркальным отражением стремительный рост и небывалую силу внутригрупповой – симпатии, солидарности, братства, единства, любви. Нет-нет, дикари звери, но вживитесь в их жизнь – и полюбите хороших людей! у них просто жизнь пока примитивнее нашей.
…Снизить агрессию можно только через снижение всей мощности эмоциональной, то бишь психической сферы. Сделать овощ из солдата.
Метафорически: любовь и ненависть – два крыла, поднявшие животное до уровня человека.
. . . . . . . .
<Вычеркнутое замечание.> Раненое животное наиболее опасно. Ярость и агрессивность его увеличивается. Если оно обречено, если сопротивление бессмысленно, а смерть неизбежна – оно сражается героически, проявляя чудеса бесстрашия и злобы. До последнего дыхания, из последних сил оно старается уничтожить врага, причинить ему максимальный вред. От крысы – до льва и слона: они таковы.
Разумеется, есть уровень адреналиновой реакции. Поэтому оно не подыхает покорно. Но уровень общий, базовый, – это инстинкт межвидовой борьбы. Если особь все равно гибнет – она должна приложить максимум усилий, чтобы уничтожить хоть одну особь видового врага, и тем обеспечить жизнь хоть одной особи своего вида, спасенной на будущее таким образом. Обреченный – сражается уже не за себя лично, но только за свой вид. И чем больше пострадал в битве победитель – тем глубже он задумается в следующий раз, нападать ли на этих злых и опасных тварей.
«Животные – герои». Была такая книга у доброго и умного Сетон-Томпсона.
…Мы не берем овец. Не берем коров на бойне. Там инстинкта агрессии к сильнейшему или нет, или он подавлен ситуацией. Жвачные и одомашненные – низкоэнергетичны: селекция отбирала и выводила покорных.
…Невозможно не понять: уничтожение человеческим обществом злостных убийц, садистов, маньяков, – это инстинкт самосохранения вида и группы. Это выбраковка видовой дегенерации. Это проявление социального иммунитета. (Забавно и печально, что в наше время (2010 г. P.X.) колебательный контур эволюции качнулся в ту сторону, чтоб сохранять жизнь любому социальному дерьму и яду…)
Глава пятая
Возникновение цивилизаций
С энергетическим подпрыгом у человека повысилась мощность всех инстинктов. То бишь всех проявлений жизни.
Инстинкт внутригруппового влечения у человека тоже резко повысился. И с развитием мозга и эмоциональной сферы дал мощный куст чувств на базе этого инстинкта внутригруппового влечения.
И вот тогда возникли и пошли в рост наши главные: любовь, дружба, сочувствие, солидарность, взаимопомощь и самопожертвование. Нет, первобытные люди не умели оформить их в словах и поступках так изощренно, как мы. Это, однако, были уже и не животные чувства (в хорошем, то есть естественном, чувстве слова).
О Господи. Что ни скажи, о чем ни подумай, – все начинает разворачиваться в бесконечный трактат в любом направлении. Нет, в жизни все-таки все сильно взаимосвязано.
23. Так о чем мы? Да! А чем, собственно, отличаются чувства человека от чувств животного?
Первое. Силой. Ни одно животное так не любит и не ненавидит, и не идет храбро умирать неизвестно за что.
Второе. Продленностью. И постоянством, в смысле непрерывностью. Ни одно животное не проявляет своих чувств настолько непрерывно, чтоб они проявлялись в любом поступке. Типа: «Как ты ко мне относишься?» А относится все время.
Третье. Изощренностью. Ни одно животное не в состоянии выразить и реализовать свои чувства такой кучей немыслимых способов.
Четвертое. Самоосознанием и самоценностью. Животное с его менее умной головой и, видимо, отсутствием рефлексивного мышления не в силах свое чувство нянчить, с ним носиться, о нем думать и т. д.
Чувства человека приобретают для него самоценность. Я верен! Я храбр! Я люблю! Он мне друг! Я помню! А что тебе с этого толку, если не повезло с успехом? А все равно!
24. Становясь самоценными, чувства человека достигают иррациональной силы. Это крайне важно. Плевать мне на результат! Но делать буду именно это, потому что хочется мне этого сильнее всего, сильнее жизни!
25. И вот чувства. Этой иррациональной силы. Приобретшие уже некоторую изощренность и дифференцированность. И обеспечивали спаянность группе. Единство, выживаемость, победительность, рост.
26. То есть:
Агрессивность к чужим и любовь к своим возросли и действовали одновременно и симметрично.
Любовь к своим и ненависть к чужим сделали человека человеком.Любовь к своим и ненависть к чужим составили основу стремительной эволюции и естественного отбора человека. Отбора группового, социального, человеческого.
Любовь к своим и ненависть к чужим составляют основу социального инстинкта человека.
(Великий и мудрый Лоренц выводил возникновение любви из агрессии. Ну… любой великий открыватель – монофанат своей идеи… Дело обстоит чуть иначе:)
Любовь и ненависть – это один инстинкт с двух сторон. Две грани одного инстинкта. Выживания. Жизни. Победы. И чем мощнее инстинкт жизни, чем выше энергетика организма, – тем сильнее любит и ненавидит человек.
Небывалая в животном мире. Задавшая, через бешеную скорость группового отбора, стремительную и «социально совершенную» человеческую эволюцию. Дикая внутривидовая агрессия человека структурировалась в агрессию межгрупповую. И имела своим зеркальным отражением стремительный рост и небывалую силу внутригрупповой – симпатии, солидарности, братства, единства, любви. Нет-нет, дикари звери, но вживитесь в их жизнь – и полюбите хороших людей! у них просто жизнь пока примитивнее нашей.
…Снизить агрессию можно только через снижение всей мощности эмоциональной, то бишь психической сферы. Сделать овощ из солдата.
Метафорически: любовь и ненависть – два крыла, поднявшие животное до уровня человека.
. . . . . . . .
<Вычеркнутое замечание.> Раненое животное наиболее опасно. Ярость и агрессивность его увеличивается. Если оно обречено, если сопротивление бессмысленно, а смерть неизбежна – оно сражается героически, проявляя чудеса бесстрашия и злобы. До последнего дыхания, из последних сил оно старается уничтожить врага, причинить ему максимальный вред. От крысы – до льва и слона: они таковы.
Разумеется, есть уровень адреналиновой реакции. Поэтому оно не подыхает покорно. Но уровень общий, базовый, – это инстинкт межвидовой борьбы. Если особь все равно гибнет – она должна приложить максимум усилий, чтобы уничтожить хоть одну особь видового врага, и тем обеспечить жизнь хоть одной особи своего вида, спасенной на будущее таким образом. Обреченный – сражается уже не за себя лично, но только за свой вид. И чем больше пострадал в битве победитель – тем глубже он задумается в следующий раз, нападать ли на этих злых и опасных тварей.
«Животные – герои». Была такая книга у доброго и умного Сетон-Томпсона.
…Мы не берем овец. Не берем коров на бойне. Там инстинкта агрессии к сильнейшему или нет, или он подавлен ситуацией. Жвачные и одомашненные – низкоэнергетичны: селекция отбирала и выводила покорных.
…Невозможно не понять: уничтожение человеческим обществом злостных убийц, садистов, маньяков, – это инстинкт самосохранения вида и группы. Это выбраковка видовой дегенерации. Это проявление социального иммунитета. (Забавно и печально, что в наше время (2010 г. P.X.) колебательный контур эволюции качнулся в ту сторону, чтоб сохранять жизнь любому социальному дерьму и яду…)
Глава пятая
Возникновение цивилизаций. Неравенство народов
О том, что цивилизация – это продолжение эволюции Вселенной, суть ее в преобразовании окружающей среды, ее запуск определяют: природный катаклизм, раса и ландшафт; она возникает вместе с собственностью, и разные народы способны к ней в разной степени и разной форме.
Возникновение цивилизаций
Ну – и почему одни стали создателями великих цивилизаций, а другие остались в каменном веке? Сначала считали: какими Бог всех и вся создал – такие и есть. Потом Дарвин с эволюцией и обезьяной, – и тогда решили, что одни расы способны создать цивилизацию, а другие нет. Потом политкорректные ученые сказали, что все дело в условиях: вот где природная среда благоприятствовала, там и стали развиваться, а где трудно – там нет: а люди везде одинаковые. А между ними, в первой половине XX века, самые разумные во главе с Тойнби размыслили, что один фактор не решает всего, а дело в конкретной совокупности всех факторов, запускающих развитие цивилизации. Но прежде всего – Вызов-и-Ответ: природа чем-то затрудняет жизнь народа (море, река, степь, засуха) – а народ в ответ на затруднение чего-нибудь предпринимает, и тем самым цивилизуется: корабли, земледелие, мелиорация, объединение. А кто не сумел оптимально вызово-ответить – или вымер, или стал упертыми полудикарями, как эскимосы или бедуины, вписавшиеся в трудные условия более-менее равновесно.
К этому всему есть что добавить, и есть что уточнить, пока нам впаривают, что бушмен от Ньютона отличается чисто внешне, а внутри точно такой же.
1. Расовый фактор. Условия условиями, но важно же и то, кто именно поставлен в эти условия. Герой и трус, слабый и сильный, умный и глупый в одинаковых условиях могут вести себя очень по-разному. Расы, если этим расплывчатым словом обозначать сходные внешне и по культуре группы народов Средиземноморья, Африки, Океании, Юго-Восточной Азии, Северной Европы, Среднего Востока и Америки – разделились десятки и сотни тысяч лет назад.
Особенности ландшафта, климата, питания, враждебного окружения или его отсутствия, – да недостатка или избытка микроэлементов в воде и пище, наконец! – формировали расовые отличия и особенности. Не говоря об исходных отличиях первобытных предков – которые у разных ветвей человеческих на разных этапах развития были иногда разные.
Главное что? – Энергетика расы. То есть средняя энергетика группы и народа, энергетика по высшему индивиду и энергетика по низшему. А для выживания в разных условиях – оптимальна определенная энергетика: где побольше дергаться надо, а где наоборот – поменьше. Энергетика определяет эволюционный потенциал.
К этому всему есть что добавить, и есть что уточнить, пока нам впаривают, что бушмен от Ньютона отличается чисто внешне, а внутри точно такой же.
1. Расовый фактор. Условия условиями, но важно же и то, кто именно поставлен в эти условия. Герой и трус, слабый и сильный, умный и глупый в одинаковых условиях могут вести себя очень по-разному. Расы, если этим расплывчатым словом обозначать сходные внешне и по культуре группы народов Средиземноморья, Африки, Океании, Юго-Восточной Азии, Северной Европы, Среднего Востока и Америки – разделились десятки и сотни тысяч лет назад.
Особенности ландшафта, климата, питания, враждебного окружения или его отсутствия, – да недостатка или избытка микроэлементов в воде и пище, наконец! – формировали расовые отличия и особенности. Не говоря об исходных отличиях первобытных предков – которые у разных ветвей человеческих на разных этапах развития были иногда разные.
Главное что? – Энергетика расы. То есть средняя энергетика группы и народа, энергетика по высшему индивиду и энергетика по низшему. А для выживания в разных условиях – оптимальна определенная энергетика: где побольше дергаться надо, а где наоборот – поменьше. Энергетика определяет эволюционный потенциал.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента