Страница:
— Вот, — сказал он.
Адрес был такой: отель Атлантида, помещение 3001. Французская Колония. Столица. Земля.
Джин запомнила адрес, затем нерешительно встала, стараясь сообразить, какие еще задать вопросы. Веббард натянуто улыбнулся. Джин, игнорируя его, рассматривала свои ногти. В такие моменты, как этот, она ощущала в себе несоответствие возрасту. Когда доходило до действия — борьбы, выставления на посмешище, подглядывания, разыгрывания какой-нибудь затеи, занятий любовью, — она чувствовала полную уверенность в себе. Но сортировка вариантов, решение вопроса, определение того, какой из них имеет шансы на успех, какой лучше отбросить, — все это лишало ее уверенности. Как сейчас… Старый Веббард, жирный пузырь, сумел себя успокоить и теперь злорадствовал. Ну пусть наслаждается собой… Она должна вернуться на Землю. Она должна увидеть Лайонелла. Возможно, Фосерингея наняли убить его, а может быть, и нет. Возможно Фосерингей знал, где его найти, а может быть и нет. Веббард знал Фосерингея. Вероятно, он служил Эрлу посредником. Или, возможно, Веббард сам вел какую-то сложную игру. Сейчас стало ясно, что его интересы скорее связаны с Лайонеллом, чем с Фосерингеем, потому что о свадьбе Эрла речи не было. Лайонелл должен оставаться в живых. Если это значило перейти дорогу Фосерингею, тем хуже для него. Он мог бы побольше рассказать ей о «зоологической коллекции», прежде чем посылать к Эрлу… Конечно, сказала она себе, Фосерингей мог не знать о конкретном применении, которое нашел Эрл своим экспонатам.
— Ну? — спросил Веббард с неприятной усмешкой.
— Когда следующий корабль на Землю?
— Грузовая баржа отправляется вечером.
— Прекрасно. Если на меня не нападет пилот. Вы можете со мной сейчас рассчитаться.
— С вами? Рассчитаться? Вы работали только один день. Вы должны Станции за дорогу, за форму, за еду…
— О, не берите в голову, — Джин развернулась и запустила себя в коридор. Пройдя в комнату, она стала собирать свои вещи.
В дверь просунулась голова миссис Блейскелл.
— Вы здесь… — она фыркнула. — Мистер Эрл спрашивает вас. Он непременно хочет вас видеть. — Было заметно, что она этого не одобряет.
— Конечно, — сказала Джин. — Сейчас иду.
Миссис Блейскелл удалилась.
Джин толкнула себя вдоль коридора к грузовой палубе.
Пилот баржи помогал грузить какие-то пустые металлические барабаны. Он увидел Джин, и лицо его перекосилось.
— Снова вы?
— Я собираюсь с вами обратно на Землю. Вы были правы. Мне это не подошло.
Пилот кисло кивнул:
— На этот раз вы поедете в грузовом отсеке. Это не повредит никому из нас… Я, если вы разместитесь спереди, ничего не могу обещать.
— Согласна, — сказала Джин.
— Отправление через час.
Адрес был такой: отель Атлантида, помещение 3001. Французская Колония. Столица. Земля.
Джин запомнила адрес, затем нерешительно встала, стараясь сообразить, какие еще задать вопросы. Веббард натянуто улыбнулся. Джин, игнорируя его, рассматривала свои ногти. В такие моменты, как этот, она ощущала в себе несоответствие возрасту. Когда доходило до действия — борьбы, выставления на посмешище, подглядывания, разыгрывания какой-нибудь затеи, занятий любовью, — она чувствовала полную уверенность в себе. Но сортировка вариантов, решение вопроса, определение того, какой из них имеет шансы на успех, какой лучше отбросить, — все это лишало ее уверенности. Как сейчас… Старый Веббард, жирный пузырь, сумел себя успокоить и теперь злорадствовал. Ну пусть наслаждается собой… Она должна вернуться на Землю. Она должна увидеть Лайонелла. Возможно, Фосерингея наняли убить его, а может быть, и нет. Возможно Фосерингей знал, где его найти, а может быть и нет. Веббард знал Фосерингея. Вероятно, он служил Эрлу посредником. Или, возможно, Веббард сам вел какую-то сложную игру. Сейчас стало ясно, что его интересы скорее связаны с Лайонеллом, чем с Фосерингеем, потому что о свадьбе Эрла речи не было. Лайонелл должен оставаться в живых. Если это значило перейти дорогу Фосерингею, тем хуже для него. Он мог бы побольше рассказать ей о «зоологической коллекции», прежде чем посылать к Эрлу… Конечно, сказала она себе, Фосерингей мог не знать о конкретном применении, которое нашел Эрл своим экспонатам.
— Ну? — спросил Веббард с неприятной усмешкой.
— Когда следующий корабль на Землю?
— Грузовая баржа отправляется вечером.
— Прекрасно. Если на меня не нападет пилот. Вы можете со мной сейчас рассчитаться.
— С вами? Рассчитаться? Вы работали только один день. Вы должны Станции за дорогу, за форму, за еду…
— О, не берите в голову, — Джин развернулась и запустила себя в коридор. Пройдя в комнату, она стала собирать свои вещи.
В дверь просунулась голова миссис Блейскелл.
— Вы здесь… — она фыркнула. — Мистер Эрл спрашивает вас. Он непременно хочет вас видеть. — Было заметно, что она этого не одобряет.
— Конечно, — сказала Джин. — Сейчас иду.
Миссис Блейскелл удалилась.
Джин толкнула себя вдоль коридора к грузовой палубе.
Пилот баржи помогал грузить какие-то пустые металлические барабаны. Он увидел Джин, и лицо его перекосилось.
— Снова вы?
— Я собираюсь с вами обратно на Землю. Вы были правы. Мне это не подошло.
Пилот кисло кивнул:
— На этот раз вы поедете в грузовом отсеке. Это не повредит никому из нас… Я, если вы разместитесь спереди, ничего не могу обещать.
— Согласна, — сказала Джин.
— Отправление через час.
7
Когда Джин добралась до отеля «Атлантида» в Столице, на ней были черное платье и черные туфли-лодочки. Она знала, что выглядела в них более взрослой и более утонченной. Она пересекла вестибюль, бросив по сторонам настороженный взгляд: нет ли детективов. Иногда они питали недобрые чувства к молодым девушкам, которых никто не сопровождает. Полицейских лучше избегать, держаться от них подальше. Когда они обнаружат, что у нее ни отца, ни матери, ни опекуна, у них может появиться желание передать ее в какое-нибудь безотрадное государственное учреждение. В некоторых случаях, чтобы сохранить собственное независимое положение, приходилось идти на крайние меры.
Но детектив отеля «Атлантида» не обратил внимания на черноволосую девушку, спокойно пересекавшую вестибюль, да и навряд ли вообще заметил ее. Лифтеру показалось, что она проявляет беспокойство то ли от скрываемого возбуждения, то ли просто от нервного характера. Портье на тринадцатом этаже отметил, что она искала номер, следовательно, не знакома с отелем. Горничная видела, как она нажала кнопку звонка номера 3001, как открылась дверь и девушка изумленно отшатнулась, затем медленно прошла в номер. Странно, подумала горничная, но мыслей этих ей хватило на несколько минут. Затем она принялась перезаряжать разбрызгиватели пены в общественных душевых, и событие напрочь забылось.
Номер оказался просторный, элегантный, дорогой. Его окна открывались на Центральный Сад и Морисоновский Зал Справедливости. Меблировка работы явно профессионального мастера — гармоничная, но лишенная какого-либо своеобразия. Однако несколько случайных предметов намекали на присутствие женщины. Но женщины Джин не видела. В комнате находились только она и Фосерингей.
На Фосерингее были приглушенных тонов фланелевый костюм и темный галстук. Среди десятка людей он бы уже затерялся.
На мгновение удивившись, он пригласил ее:
— Входите.
Джин стрельнула взглядом по комнате, ожидая увидеть жирное, смятое гравитацией тело. Но Лайонелла не было, и возможно, Фосерингей его ждал.
— Ну, — спросил он, — что привело вас сюда? Садитесь.
Джин погрузилась в кресло и закусила губу. Фосерингей смотрел на нее. Осторожно ходил по комнате. Она рылась у себя в уме. Какой законный повод могла она найти, чтобы заявиться к Лайонеллу? Возможно, Фосерингей догадался, что она встанет у него на пути… А где Хаммонд? В затылке что-то защипало. На нее смотрели сзади. Она быстро оглянулась.
В комнате кто-то старался держаться в тени. Но не слишком умело. Теплый, успокаивающий поток знания прорвал пленку непонимания в мозгу Джин.
Она улыбнулась, и меж губ показались маленькие белые острые зубки. В комнате была толстая женщина, очень толстая, розовая, пылающая, с дрожащей плотью.
— Чему вы улыбаетесь? — поинтересовался Фосерингей.
Она использовала его собственную технику беседы.
— Вам не интересно узнать, кто дал ваш адрес?
— Очевидно, Веббард.
Джин кивнула:
— Леди ваша жена?
Подбородок Фосерингея чуть вздернулся:
— Вернемся к делу.
— Хорошо, — согласилась девушка. Оставалась вероятность, что она делает страшную ошибку, но рисковать было необходимо. Вопросы вскроют ее неуверенность, лишат козырей при торговле. — Сколько у вас есть денег? Сейчас. Наличными.
— Тысяч десять-двадцать.
Джин изобразила разочарование.
— Недостаточно?
— Вы послали меня на дохлое дело.
Фосерингей сел молча.
— Эрл мог бы увлечься мной разве что откусив язык. Его вкусы по отношению к женщинам в точности как ваши.
Фосерингей не высказал своего раздражения:
— Но два года назад…
— Этому есть причина, — Джин удрученно подняла брови. — Очень плохая причина.
— Ну, давайте.
— Он любит земных девушек, потому что они уроды. По его мнению, конечно. Эрл любит уродов.
Фосерингей потер подбородок, наблюдая за ней пустыми круглыми глазами.
— Я никогда не смотрел на дело с той стороны.
— Ваша схема могла бы сработать, будь Эрл хотя бы частично нормальным. Но я не нашла в нем ничего, что могло бы помочь ее осуществлению.
Фосерингей холодно улыбнулся:
— Чтобы сообщить это, не надо было заявляться сюда.
— Отнюдь. Я знаю, каким образом Лайонелл Эберкромби может вернуть себе Станцию… Вас, конечно, зовут Фосерингеем.
— Если меня зовут Фосерингеем, тогда почему вы меня здесь искали?
Джин звонко и весело рассмеялась:
— Почему вы думаете, что я искала вас? Я искала Лайонелла Эберкромби. Фосерингей мне не нужен, если я не могу выйти замуж за Эрла. А я не могу. И денег у меня мало. Так что я теперь ищу Лайонелла Эберкромби.
Фосерингей постучал хорошо наманикюренным пальцем по колену, покрытому добротной фланелью, и спокойно сказал:
— Я Лайонелл Эберкромби.
— Откуда я знаю, что вы говорите правду?
Он бросил ей паспорт. Джин посмотрела его и бросила обратно:
— О'кей. Теперь так: у вас есть двадцать тысяч. Этого мало. Я хочу два миллиона… Раз у вас нет их, значит, нет. Я не предъявляю чрезмерных требований. Но я хочу иметь уверенность, что получу их, когда они у вас будут. Поступим следующим образом: вы напишите документ, скажем, вексель, что-нибудь законно оформленное, что даст мне долю в Станции Эберкромби. Я согласна продать вам его обратно за два миллиона долларов.
Фосерингей покачал головой:
— Такое соглашение налагает обязательства на меня, но не на вас. Вы несовершеннолетняя.
Джин возразила:
— Чем скорее я избавлюсь от Эберкромби, тем лучше. Я не жадная. Вы можете наслаждаться своим миллиардом. Я хочу только два миллиона. Кстати, как вы насчитали миллиард? Веббард говорит, что все стоит не больше сотни миллионов.
Рот Лайонелла искривился в ледяной усмешке:
— Веббард не учитывал имущество клиентов Эберкромби. Некоторые весьма богатые люди очень толстые. Чем толще они, тем меньше нравится им жить на Земле.
— Они всегда могут предпочесть другую курортную станцию.
Лайонелл покачал головой:
— Там другая атмосфера. Эберкромби — это мир толстых. Единственная точка во Вселенной, где толстый человек может гордиться своим весом.
В его голосе звучали нотки сожаления. Странно, подумала Джин. Она сказала мягко:
— Вы сами тоскуете по Эберкромби?
Лайонелл мрачно улыбнулся:
— По чужой Станции Эберкромби.
Джин села поудобнее.
— Сейчас мы подойдем к юристу. Я знаю хорошего. Ричард Майкрофт. Я хочу, чтобы документ был без изъянов. Может быть, я найду себе попечителя, опекуна.
— Вы не нуждаетесь в опекуне.
Джин самодовольно усмехнулась:
— Конечно, нет.
— Вы еще не сказали мне, в чем состоит ваш план.
— Я скажу вам, когда буду иметь документ. Отдавая часть собственности, которая вам не принадлежит, вы ничего не теряете. А когда вы ее мне отдадите, помочь вам обрести ее будет в моих интересах.
Лайонелл встал:
— Возможно, это будет хорошим выходом.
— Будет.
В комнату вошла толстая женщина. Несомненно, она была земной девушкой, польщенной вниманием Лайонелла, наслаждавшейся им. При виде Джин лицо ее затуманилось ревностью.
В коридоре Джин рассудительно сказала:
— Когда вы заберете ее на Эберкромби, она бросит вас ради одного из жирных бездельников.
— Заткнитесь! — сказал Лайонелл. Голос его был похож на звук косы при заточке.
При виде Лайонелла пилот грузовой баржи угрюмо сказал:
— Я ничего не знаю.
Лайонелл спокойно спросил:
— Вам ваша работа нравится?
Пилот что-то пробормотал неприветливо, но больше не протестовал. Лайонелл устроился в кресле рядом с ним. Джин, человек с лошадиным лицом по имени Хаммонд и два пожилых мужчины с беспокойными манерами разместились в грузовом отсеке.
Корабль поднялся из дока, проткнул атмосферу и вышел на орбиту Станции Эберкромби.
Станция плыла впереди по курсу, сверкая на солнце.
Баржа причалила к грузовой палубе, рабочие втянули ее в гнездо, люк открылся.
— Пойдемте, — сказал Лайонелл. — Побыстрее. Покончим с этим, — он тронул Джин за плечо. — Вы впереди.
Она направилась вверх, к главному стволу. Мимо них проплывали толстые отдыхающие, яркие, круглые, как мыльные пузыри. На их лицах возникали маски удивления при виде такого количества костлявых людей.
Они прошли вверх по стволу, — вдоль коридора, соединяющего главный корпус станции с личным сектором семьи Эберкромби, — миновали Плезанс, где Джин мельком заметила миссис Клару, круглую как апельсин, рядом с которой раболепствовал Веббард.
Они проплыли мимо миссис Блейскелл.
— О, мистер Лайонелл, — выдохнула та. — Да ну! Не может быть!
Лайонелл проскользнул мимо. Заглянув через плечо ему в лицо, Джин почувствовала приступ тошноты. Что-то темное кипело в его глазах: ощущение триумфа, злоба, месть, жестокость. Нечто не совсем человеческое. В обычных обстоятельствах Джин была человеком до мозга костей и имела обыкновение чувствовать себя неуютно, когда рядом было что-то неземное. Сейчас она ощущала беспокойство…
— Быстрее! — донесся до нее голос Лайонелла. — Быстрее!
Мимо комнаты миссис Клары — к спальне Эрла. Джин нажала кнопку. Дверь открылась.
Эрл перед зеркалом завязывал на своей бычьей шее сине-красный галстук. На нем был жемчужно-серый габардиновый костюм, очень свободно скроенный. Во многих местах были подложены подушечки, чтобы тело выглядело помягче и покруглее. Эрл заметил в зеркале Джин, а за ней суровое лицо своего брата Лайонелла. Он крутанулся, потерял опору и беспомощно взмыл в воздух.
Лайонелл засмеялся:
— Взять его, Хаммонд. Спустить вниз.
Эрл бушевал, бессвязно говорил что-то. Он здесь хозяин, всех долой отсюда. Он всех засадит в тюрьму, всех велит убить. Он сам убьет.
Хаммонд обыскал его, нет ли оружия. Двое мужчин, что летели в грузовой барже, стояли неловко сзади, что-то бормоча друг другу.
— Послушайте, мистер Эберкромби, — сказал наконец один из них, — мы не можем служить насилию.
— Заткнитесь, — ответил Лайонелл. — Вы здесь как свидетели, как медики. Вам платят за то, чтобы вы смотрели, и ничего больше. Если вам не нравится то, что вы видите, — это очень плохо, — и он махнул Джин: — Дальше!
Девушка толкнулась к двери кабинета. Эрл резко прокричал:
— Прочь отсюда, прочь! Это частное владение, это мой личный кабинет!
Джин сжала губы. Она не могла избавиться от жалости к бедному корявому Эрлу. Но вспомнив о его «зоологической коллекции», она решительно прикрыла зрачок фотоэлемента и нажала на кнопку. Дверь распахнулась, явив им красоту и величие цветного стекла, пылающего в огне небес.
Джин подлетела к косматому двуногому животному. Здесь она пряталась.
Проходя через дверь, Эрл испытал некоторые трудности. Хаммонд манипулировал его локтями. Эрл изрыгал хриплые, визгливые звуки и рвался вперед, тяжело дыша, словно запыхавшийся щенок.
Лайонелл сказал:
— Не дурите с Хаммондом, Эрл. Он любит ломать людей.
Двое свидетелей разъяренно бормотали что-то. Лайонелл бросил на них уничтожающий взгляд.
Хаммонд схватил Эрла за штаны, поднял над головой и пошел на магнитных подошвах по загроможденному пространству кабинета. Эрл беспомощно молотил руками воздух.
Джин стала шарить за резной панелью у двери, ведущей в пристройку. Эрл завизжал:
— Уберите отсюда руки! О, как вы заплатите, как заплатите за это, как заплатите! — Его голос сорвался и перешел в рыдания.
Хаммонд встряхнул его, как терьер крысу. Эрл зарыдал громче. Джин этот голос казался скрежетом. Она нахмурилась, нашла кнопку, нажала. Дверь открылась.
Все проследовали в ярко освещенную пристройку. Эрл, полностью сломавшийся, вовсю рыдал и молил.
— Это здесь, — сказала Джин.
Лайонелл хлестнул взглядом по коллекции монстров. Инопланетные штучки: драконы, вампиры, василиски, грифоны, насекомые в панцирях, змеи с огромными глазами, клыки, мозги и хрящи, скрученные кольцами. И рядом людские уродства, не менее страшные и гротесковые. Взгляд Лайонелла замер на толстом человеке.
Он посмотрел на Эрла. Тот оцепенел.
— Бедный старый Хьюго, — сказал Лайонелл. — Эрл, вам не стыдно?
Эрл вздохнул.
Лайонелл сказал:
— Но Хьюго мертв… Так же мертв, как любой экспонат здесь. Верно, Эрл? — он взглянул на Джин: — Верно?
— Как мне кажется, верно, — сказала Джин смущенно. Ей не доставляло удовольствия мучить Эрла.
— Конечно, он мертв, — Эрл задыхался.
Джин подошла к маленькому выключателю, контролирующему магнитное поле.
Эрл закричал пронзительно:
— Вы ведьма! Ведьма!
Джин переключила тумблер. Прозвучало мелодичное жужжание. Шипение. Запах озона. Прошла минута. Дуновение. Куб открылся, издав чмокающий звук. В комнату вплыл Хьюго.
Он дернул руками, его вытошнило, из горла вырвался писк.
Лайонелл повернулся к двум свидетелям:
— Этот человек жив.
Они взволнованно пробормотали:
— Да, да!
Лайонелл повернулся к Хьюго:
— Скажи им, как тебя зовут.
Хьюго прошептал что-то тихо и, прижав локти к туловищу, дернул атрофированными маленькими ножками. Он попытался принять позу эмбриона.
Лайонелл спросил свидетелей:
— Этот человек в здравом уме?
Те уклонились от прямого ответа:
— Мы едва ли можем определить это вот так, экспромтом.
Они заговорили разом, зазвучала тарабарщина: тесты, цефалографы, рефлексы… Лайонелл подождал с минуту. Хьюго плакал и пускал пузыри, словно ребенок.
— Ну, он в здравом уме?
Доктора ответили:
— У него сильнейший шок. Обычно глубокое замораживание повреждает синапсы…
Лайонелл спросил сардонически:
— Так все-таки он в здравом уме?
— Ну… нет.
Лайонелл кивнул:
— В таком случае… вы видите нового хозяина Станции Эберкромби.
Эрл запротестовал:
— Вы не можете это провернуть, Лайонелл. Он уже давно сошел с ума, а вы были вне Станции!
Лайонелл ухмыльнулся со зверским видом:
— Ты хочешь, чтобы я передал дело в Адмиралтейский суд в Столице?
Эрл замолчал. Лайонелл поглядел на докторов, которые оживленно перешептывались.
— Поговорите с ним, — сказал он. — Удостоверьтесь, в здравом уме он или нет.
Доктора покорно занялись Хьюго, который теперь мяукал. В конце концов они пришли к неудобному, но определенному решению:
— Несомненно, этот человек не способен отвечать за свои поступки.
Эрл ухитрился вырваться из рук Хаммонда и завопил:
— Уходите все прочь!
— Поосторожнее, — сказал Лайонелл. — Я не думаю, что ты понравился Хаммонду.
— Я не люблю Хаммонда, — сказал со злобой Эрл. — Я не люблю никого, — голос его зазвучал глухо, словно из ямы. — Я даже не люблю себя, — он посмотрел на куб, в котором содержал Хьюго.
Джин почувствовала, что Эрла охватывает безумие. Она открыла рот, чтобы крикнуть, но он уже приступил к делу. Время остановилось. Казалось, Эрл передвигался медленно, но остальные замерли совершенно, словно влипли в желе. Время вернулось к Джин!
— Я хочу отсюда, — выдохнула она, поняв, что собрался сделать полубезумный Эрл.
А он бежал вдоль рядов своих монстров. Магнитные подошвы гремели по полу. Он бежал и ударял по выключателям. Закончив, он встал в дальнем конце комнаты. За спиной его мертвые экспонаты пробуждались к жизни.
Хаммонд опомнился и устремился к Эрлу. Черная рука, шарящая в воздухе наугад, поймала Эрла за ногу. Послышался хруст. Хаммонд завопил от ужаса.
Джин рванулась к двери и отшатнулась, сжавшись в комочек. Перед ней стояло восьмифутовое гориллообразное существо с мордой французского пуделя. Эрл дернул тумблер, освободивший чудовище из магнитной каталепсии. Черные глаза монстра сверкали, изо рта капало, лапы смыкались и размыкались. Джин начала пятиться.
Сзади раздавались страшные звуки. Она услышала, как Эрл внезапно тяжело задышал от ужаса, но не могла отвести взгляда от гориллы, которая вплывала в комнату. Черные собачьи глаза словно вонзались в мозг Джин. Она не могла двигаться! Огромная черная рука, шарящая в воздухе, прошлась близ плеча Джин и дотронулась до гориллообразной твари.
Все превратилось в бедлам, наполненный пронзительными воплями. Джин прижалась к стене. По кабинету пронеслось свиваясь и развиваясь зеленое кольцеобразное существо. Оно крушило полки, перегородки, витрины, запускало в воздух книги, минералы, бумаги, механизмы, шкафы. Следом летела горилла, одна из лап ее болталась свободно. Катился шквал из паучьих ног, чешуйчатых тел, мускулистых хвостов, а за ним человеческое туловище — Хаммонд в компании с грифоном из мира, заслуженно названного «Очаг заразы»
Джин метнулась к двери, надеясь укрыться в алькове. Снаружи, в доке, стояла космическая яхта Эрла. Она протиснулась через люк.
В дверь яростно царапался один из докторов.
Джин заорала:
— Скорей сюда! Скорей сюда!
Доктор забросил свое тело в лодку.
Джин притаилась у люка, готовая захлопнуть его при первой опасности… Она вздохнула. Все ее надежды, все планы, все будущее взорвалось. Вместо двух миллионов — катастрофа, крах, смерть…
Она повернулась к доктору:
— Где ваш напарник?
— Мертв! О, Боже, Боже, что мы можем сделать…
Губы Джин сморщились от отвращения, но тут же она подумала об этом человеке в новом свете. Незаинтересованный свидетель. Он свидетельствовал за деньги. Он мог подтвердить, что по крайней мере тридцать секунд Лайонелл был хозяином Станции Эберкромби. Этих тридцати секунд вполне хватило, чтобы выполнить условия документа. Уже не имело значения, был ли Хьюго в здравом уме или нет, потому что Хьюго умер за тридцать секунд до того, как металлическая игрушка с острыми как садовые ножницы конечностями поймала горло Лайонелла.
Впрочем, лучше увериться сразу.
— Слушайте, — сказала Джин. — Это может оказаться важным. Предположим, вы свидетельствуете в суде. Кто погиб первым, Хьюго или Лайонелл?
Доктор с минуту молчал, затем произнес:
— Ну, Хьюго! Я видел его со сломанной шеей, когда Лайонелл был еще жив.
— Вы уверены?
— О, да, — он старался прийти в себя. — Мы должны что-то предпринять.
— О'кей, — сказала Джин. — Что?
— Я не знаю.
Из кабинета донесся булькающий звук и мгновением позже — вопль женщины.
— Боже, — сказала Джин. — Они добрались до спальни… Что они сделают со Станцией… — она потеряла контроль над собой и ее вырвало в лодку.
К ним приближалась коричневая пуделиная морда с красными пятнами крови.
Джин смотрела на нее, словно загипнотизированная. Она заметила, что рука твари полностью оторвалась. Затем горилла рванулась вперед. Джин попятилась и захлопнула люк. Тяжелое тело врезалось в металлический борт.
Джин и свидетель оказались закрытыми в космической лодке Эрла. Доктор слабел. Джин сказала:
— Не умирайте, парень. Ради меня. Вы стоите денег…
Снаружи доносились удары, грохот, затем приглушенные выстрелы протоновых ружей. Стреляли с монотонной регулярностью.
Но вот наступила полная тишина.
Джин осторожно приоткрыла люк. Альков был пуст. В воздухе дрейфовало изуродованное тело гориллообразной твари.
Джин отважилась выйти в альков и заглянуть в кабинет. В тридцати футах от нее стоял Веббард, тяжело дыша. Он был похож на капитана пиратов на мостике своего корабля. Лицо его было белым, словно вата. Вокруг носа и рта тянулись царапины. В руках у Веббарда были два больших протоновых ружья с дулами, разогретыми до белого каления. Он увидел Джин и глаза его засверкали:
— Вы! Это все из-за вас! Вы здесь вынюхивали и высматривали!
Веббард вскинул ружья.
— Нет! — закричала Джин. — Это не моя вина!
До нее донесся слабый голос Лайонелла.
— Положите пушки, Веббард, — держась за горло, Лайонелл втолкнул себя в кабинет. — Это новая владелица Станции, — прокаркал он сардонически. — Вы не хотите прикончить своего босса, не так ли?
Веббард заморгал от изумления:
— Мистер Лайонелл?
— Да, — сказал Лайонелл. — Я снова дома… И прошу вышвырнуть весь этот хлам.
Джин глядела на банковскую книжку. На пластике, почти на всю ширину ленты горели цифры: 2.000.000.
Майкрофт смотрел в окно и курил трубку.
— Вам надо обдумать один вопрос, — сказал он наконец. — Как пристроить ваши деньги? Вы не можете сделать это сами, другие стороны будут настаивать на том, чтобы иметь дело с дееспособной личностью, то есть с опекуном или попечителем.
— Я мало знаю о таких вещах, — сказала Джин. — Я… предложила бы, чтобы об этом позаботились вы.
Майкрофт потянулся к пепельнице и выбил трубку.
— Вы не хотите? — спросила Джин.
Майкрофт с перекошенной отстраненной улыбкой произнес:
— Да, я хочу… Я буду просто счастлив управлять состоянием в два миллиона долларов. Тогда фактически я становлюсь вашим законным попечителем, пока вы не достигнете определенного возраста. Нам надо добиться постановление суда. Оно будет состоять в том, что контроль над деньгами уходит из ваших рук, однако мы можем включить в договор пункты, которые гарантируют вам доход с капитала. Я думаю, это то, что вам нужно. Он составит… ну, скажем, пятьдесят тысяч в год после уплаты налогов.
— Это меня удовлетворяет, — произнесла Джин апатично. — Я не слишком-то чем-либо сейчас интересуюсь… Что-то вроде разочарования.
Майкрофт кивнул:
— Это вполне возможно, я знаю.
Джин продолжала:
— У меня есть деньги. Я всегда хотела их иметь, и вот имею. И теперь… — она вытянула руки и приподняла брови, — это всего лишь цифра в банковской книжке… Завтра утром я встану и скажу себе: «Что я хочу сделать? Хочу купить дом? Хочу набрать на тысячу долларов одежды? Хочу отправиться в двухлетний тур?» И ответ будет: «Нет, черт с ним со всем».
— То, что вам нужно, — сказал Майкрофт, — это друзья, хорошие девушки вашего возраста.
Рот Джин шевельнулся в улыбке, скорее болезненной.
— Боюсь, у нас не окажется никаких общих интересов… Мысль, наверное, хороша, но работать она не будет, — Джин сидела неподвижно в кресле, опустив глаза и приоткрыв рот.
Майкрофт заметил, что когда обстановка была непринужденной, рот этот казался очень приятным, даже благородным.
Она сказала низким голосом:
— Я не могу отделаться от мысли, что где-то во Вселенной у меня должны быть отец и мать…
Майкрофт потеребил подбородок:
— Люди, которые бросают ребенка, не стоят того, чтобы о них думать, Джин.
— Я знаю, — сказала она унылым голосом. — О, мистер Майкрофт, я так чертовски одинока… — Джин заплакала, уткнув лицо в ладони.
Майкрофт нерешительно положил руку на ее плечо, потрепал неловко.
Но детектив отеля «Атлантида» не обратил внимания на черноволосую девушку, спокойно пересекавшую вестибюль, да и навряд ли вообще заметил ее. Лифтеру показалось, что она проявляет беспокойство то ли от скрываемого возбуждения, то ли просто от нервного характера. Портье на тринадцатом этаже отметил, что она искала номер, следовательно, не знакома с отелем. Горничная видела, как она нажала кнопку звонка номера 3001, как открылась дверь и девушка изумленно отшатнулась, затем медленно прошла в номер. Странно, подумала горничная, но мыслей этих ей хватило на несколько минут. Затем она принялась перезаряжать разбрызгиватели пены в общественных душевых, и событие напрочь забылось.
Номер оказался просторный, элегантный, дорогой. Его окна открывались на Центральный Сад и Морисоновский Зал Справедливости. Меблировка работы явно профессионального мастера — гармоничная, но лишенная какого-либо своеобразия. Однако несколько случайных предметов намекали на присутствие женщины. Но женщины Джин не видела. В комнате находились только она и Фосерингей.
На Фосерингее были приглушенных тонов фланелевый костюм и темный галстук. Среди десятка людей он бы уже затерялся.
На мгновение удивившись, он пригласил ее:
— Входите.
Джин стрельнула взглядом по комнате, ожидая увидеть жирное, смятое гравитацией тело. Но Лайонелла не было, и возможно, Фосерингей его ждал.
— Ну, — спросил он, — что привело вас сюда? Садитесь.
Джин погрузилась в кресло и закусила губу. Фосерингей смотрел на нее. Осторожно ходил по комнате. Она рылась у себя в уме. Какой законный повод могла она найти, чтобы заявиться к Лайонеллу? Возможно, Фосерингей догадался, что она встанет у него на пути… А где Хаммонд? В затылке что-то защипало. На нее смотрели сзади. Она быстро оглянулась.
В комнате кто-то старался держаться в тени. Но не слишком умело. Теплый, успокаивающий поток знания прорвал пленку непонимания в мозгу Джин.
Она улыбнулась, и меж губ показались маленькие белые острые зубки. В комнате была толстая женщина, очень толстая, розовая, пылающая, с дрожащей плотью.
— Чему вы улыбаетесь? — поинтересовался Фосерингей.
Она использовала его собственную технику беседы.
— Вам не интересно узнать, кто дал ваш адрес?
— Очевидно, Веббард.
Джин кивнула:
— Леди ваша жена?
Подбородок Фосерингея чуть вздернулся:
— Вернемся к делу.
— Хорошо, — согласилась девушка. Оставалась вероятность, что она делает страшную ошибку, но рисковать было необходимо. Вопросы вскроют ее неуверенность, лишат козырей при торговле. — Сколько у вас есть денег? Сейчас. Наличными.
— Тысяч десять-двадцать.
Джин изобразила разочарование.
— Недостаточно?
— Вы послали меня на дохлое дело.
Фосерингей сел молча.
— Эрл мог бы увлечься мной разве что откусив язык. Его вкусы по отношению к женщинам в точности как ваши.
Фосерингей не высказал своего раздражения:
— Но два года назад…
— Этому есть причина, — Джин удрученно подняла брови. — Очень плохая причина.
— Ну, давайте.
— Он любит земных девушек, потому что они уроды. По его мнению, конечно. Эрл любит уродов.
Фосерингей потер подбородок, наблюдая за ней пустыми круглыми глазами.
— Я никогда не смотрел на дело с той стороны.
— Ваша схема могла бы сработать, будь Эрл хотя бы частично нормальным. Но я не нашла в нем ничего, что могло бы помочь ее осуществлению.
Фосерингей холодно улыбнулся:
— Чтобы сообщить это, не надо было заявляться сюда.
— Отнюдь. Я знаю, каким образом Лайонелл Эберкромби может вернуть себе Станцию… Вас, конечно, зовут Фосерингеем.
— Если меня зовут Фосерингеем, тогда почему вы меня здесь искали?
Джин звонко и весело рассмеялась:
— Почему вы думаете, что я искала вас? Я искала Лайонелла Эберкромби. Фосерингей мне не нужен, если я не могу выйти замуж за Эрла. А я не могу. И денег у меня мало. Так что я теперь ищу Лайонелла Эберкромби.
Фосерингей постучал хорошо наманикюренным пальцем по колену, покрытому добротной фланелью, и спокойно сказал:
— Я Лайонелл Эберкромби.
— Откуда я знаю, что вы говорите правду?
Он бросил ей паспорт. Джин посмотрела его и бросила обратно:
— О'кей. Теперь так: у вас есть двадцать тысяч. Этого мало. Я хочу два миллиона… Раз у вас нет их, значит, нет. Я не предъявляю чрезмерных требований. Но я хочу иметь уверенность, что получу их, когда они у вас будут. Поступим следующим образом: вы напишите документ, скажем, вексель, что-нибудь законно оформленное, что даст мне долю в Станции Эберкромби. Я согласна продать вам его обратно за два миллиона долларов.
Фосерингей покачал головой:
— Такое соглашение налагает обязательства на меня, но не на вас. Вы несовершеннолетняя.
Джин возразила:
— Чем скорее я избавлюсь от Эберкромби, тем лучше. Я не жадная. Вы можете наслаждаться своим миллиардом. Я хочу только два миллиона. Кстати, как вы насчитали миллиард? Веббард говорит, что все стоит не больше сотни миллионов.
Рот Лайонелла искривился в ледяной усмешке:
— Веббард не учитывал имущество клиентов Эберкромби. Некоторые весьма богатые люди очень толстые. Чем толще они, тем меньше нравится им жить на Земле.
— Они всегда могут предпочесть другую курортную станцию.
Лайонелл покачал головой:
— Там другая атмосфера. Эберкромби — это мир толстых. Единственная точка во Вселенной, где толстый человек может гордиться своим весом.
В его голосе звучали нотки сожаления. Странно, подумала Джин. Она сказала мягко:
— Вы сами тоскуете по Эберкромби?
Лайонелл мрачно улыбнулся:
— По чужой Станции Эберкромби.
Джин села поудобнее.
— Сейчас мы подойдем к юристу. Я знаю хорошего. Ричард Майкрофт. Я хочу, чтобы документ был без изъянов. Может быть, я найду себе попечителя, опекуна.
— Вы не нуждаетесь в опекуне.
Джин самодовольно усмехнулась:
— Конечно, нет.
— Вы еще не сказали мне, в чем состоит ваш план.
— Я скажу вам, когда буду иметь документ. Отдавая часть собственности, которая вам не принадлежит, вы ничего не теряете. А когда вы ее мне отдадите, помочь вам обрести ее будет в моих интересах.
Лайонелл встал:
— Возможно, это будет хорошим выходом.
— Будет.
В комнату вошла толстая женщина. Несомненно, она была земной девушкой, польщенной вниманием Лайонелла, наслаждавшейся им. При виде Джин лицо ее затуманилось ревностью.
В коридоре Джин рассудительно сказала:
— Когда вы заберете ее на Эберкромби, она бросит вас ради одного из жирных бездельников.
— Заткнитесь! — сказал Лайонелл. Голос его был похож на звук косы при заточке.
При виде Лайонелла пилот грузовой баржи угрюмо сказал:
— Я ничего не знаю.
Лайонелл спокойно спросил:
— Вам ваша работа нравится?
Пилот что-то пробормотал неприветливо, но больше не протестовал. Лайонелл устроился в кресле рядом с ним. Джин, человек с лошадиным лицом по имени Хаммонд и два пожилых мужчины с беспокойными манерами разместились в грузовом отсеке.
Корабль поднялся из дока, проткнул атмосферу и вышел на орбиту Станции Эберкромби.
Станция плыла впереди по курсу, сверкая на солнце.
Баржа причалила к грузовой палубе, рабочие втянули ее в гнездо, люк открылся.
— Пойдемте, — сказал Лайонелл. — Побыстрее. Покончим с этим, — он тронул Джин за плечо. — Вы впереди.
Она направилась вверх, к главному стволу. Мимо них проплывали толстые отдыхающие, яркие, круглые, как мыльные пузыри. На их лицах возникали маски удивления при виде такого количества костлявых людей.
Они прошли вверх по стволу, — вдоль коридора, соединяющего главный корпус станции с личным сектором семьи Эберкромби, — миновали Плезанс, где Джин мельком заметила миссис Клару, круглую как апельсин, рядом с которой раболепствовал Веббард.
Они проплыли мимо миссис Блейскелл.
— О, мистер Лайонелл, — выдохнула та. — Да ну! Не может быть!
Лайонелл проскользнул мимо. Заглянув через плечо ему в лицо, Джин почувствовала приступ тошноты. Что-то темное кипело в его глазах: ощущение триумфа, злоба, месть, жестокость. Нечто не совсем человеческое. В обычных обстоятельствах Джин была человеком до мозга костей и имела обыкновение чувствовать себя неуютно, когда рядом было что-то неземное. Сейчас она ощущала беспокойство…
— Быстрее! — донесся до нее голос Лайонелла. — Быстрее!
Мимо комнаты миссис Клары — к спальне Эрла. Джин нажала кнопку. Дверь открылась.
Эрл перед зеркалом завязывал на своей бычьей шее сине-красный галстук. На нем был жемчужно-серый габардиновый костюм, очень свободно скроенный. Во многих местах были подложены подушечки, чтобы тело выглядело помягче и покруглее. Эрл заметил в зеркале Джин, а за ней суровое лицо своего брата Лайонелла. Он крутанулся, потерял опору и беспомощно взмыл в воздух.
Лайонелл засмеялся:
— Взять его, Хаммонд. Спустить вниз.
Эрл бушевал, бессвязно говорил что-то. Он здесь хозяин, всех долой отсюда. Он всех засадит в тюрьму, всех велит убить. Он сам убьет.
Хаммонд обыскал его, нет ли оружия. Двое мужчин, что летели в грузовой барже, стояли неловко сзади, что-то бормоча друг другу.
— Послушайте, мистер Эберкромби, — сказал наконец один из них, — мы не можем служить насилию.
— Заткнитесь, — ответил Лайонелл. — Вы здесь как свидетели, как медики. Вам платят за то, чтобы вы смотрели, и ничего больше. Если вам не нравится то, что вы видите, — это очень плохо, — и он махнул Джин: — Дальше!
Девушка толкнулась к двери кабинета. Эрл резко прокричал:
— Прочь отсюда, прочь! Это частное владение, это мой личный кабинет!
Джин сжала губы. Она не могла избавиться от жалости к бедному корявому Эрлу. Но вспомнив о его «зоологической коллекции», она решительно прикрыла зрачок фотоэлемента и нажала на кнопку. Дверь распахнулась, явив им красоту и величие цветного стекла, пылающего в огне небес.
Джин подлетела к косматому двуногому животному. Здесь она пряталась.
Проходя через дверь, Эрл испытал некоторые трудности. Хаммонд манипулировал его локтями. Эрл изрыгал хриплые, визгливые звуки и рвался вперед, тяжело дыша, словно запыхавшийся щенок.
Лайонелл сказал:
— Не дурите с Хаммондом, Эрл. Он любит ломать людей.
Двое свидетелей разъяренно бормотали что-то. Лайонелл бросил на них уничтожающий взгляд.
Хаммонд схватил Эрла за штаны, поднял над головой и пошел на магнитных подошвах по загроможденному пространству кабинета. Эрл беспомощно молотил руками воздух.
Джин стала шарить за резной панелью у двери, ведущей в пристройку. Эрл завизжал:
— Уберите отсюда руки! О, как вы заплатите, как заплатите за это, как заплатите! — Его голос сорвался и перешел в рыдания.
Хаммонд встряхнул его, как терьер крысу. Эрл зарыдал громче. Джин этот голос казался скрежетом. Она нахмурилась, нашла кнопку, нажала. Дверь открылась.
Все проследовали в ярко освещенную пристройку. Эрл, полностью сломавшийся, вовсю рыдал и молил.
— Это здесь, — сказала Джин.
Лайонелл хлестнул взглядом по коллекции монстров. Инопланетные штучки: драконы, вампиры, василиски, грифоны, насекомые в панцирях, змеи с огромными глазами, клыки, мозги и хрящи, скрученные кольцами. И рядом людские уродства, не менее страшные и гротесковые. Взгляд Лайонелла замер на толстом человеке.
Он посмотрел на Эрла. Тот оцепенел.
— Бедный старый Хьюго, — сказал Лайонелл. — Эрл, вам не стыдно?
Эрл вздохнул.
Лайонелл сказал:
— Но Хьюго мертв… Так же мертв, как любой экспонат здесь. Верно, Эрл? — он взглянул на Джин: — Верно?
— Как мне кажется, верно, — сказала Джин смущенно. Ей не доставляло удовольствия мучить Эрла.
— Конечно, он мертв, — Эрл задыхался.
Джин подошла к маленькому выключателю, контролирующему магнитное поле.
Эрл закричал пронзительно:
— Вы ведьма! Ведьма!
Джин переключила тумблер. Прозвучало мелодичное жужжание. Шипение. Запах озона. Прошла минута. Дуновение. Куб открылся, издав чмокающий звук. В комнату вплыл Хьюго.
Он дернул руками, его вытошнило, из горла вырвался писк.
Лайонелл повернулся к двум свидетелям:
— Этот человек жив.
Они взволнованно пробормотали:
— Да, да!
Лайонелл повернулся к Хьюго:
— Скажи им, как тебя зовут.
Хьюго прошептал что-то тихо и, прижав локти к туловищу, дернул атрофированными маленькими ножками. Он попытался принять позу эмбриона.
Лайонелл спросил свидетелей:
— Этот человек в здравом уме?
Те уклонились от прямого ответа:
— Мы едва ли можем определить это вот так, экспромтом.
Они заговорили разом, зазвучала тарабарщина: тесты, цефалографы, рефлексы… Лайонелл подождал с минуту. Хьюго плакал и пускал пузыри, словно ребенок.
— Ну, он в здравом уме?
Доктора ответили:
— У него сильнейший шок. Обычно глубокое замораживание повреждает синапсы…
Лайонелл спросил сардонически:
— Так все-таки он в здравом уме?
— Ну… нет.
Лайонелл кивнул:
— В таком случае… вы видите нового хозяина Станции Эберкромби.
Эрл запротестовал:
— Вы не можете это провернуть, Лайонелл. Он уже давно сошел с ума, а вы были вне Станции!
Лайонелл ухмыльнулся со зверским видом:
— Ты хочешь, чтобы я передал дело в Адмиралтейский суд в Столице?
Эрл замолчал. Лайонелл поглядел на докторов, которые оживленно перешептывались.
— Поговорите с ним, — сказал он. — Удостоверьтесь, в здравом уме он или нет.
Доктора покорно занялись Хьюго, который теперь мяукал. В конце концов они пришли к неудобному, но определенному решению:
— Несомненно, этот человек не способен отвечать за свои поступки.
Эрл ухитрился вырваться из рук Хаммонда и завопил:
— Уходите все прочь!
— Поосторожнее, — сказал Лайонелл. — Я не думаю, что ты понравился Хаммонду.
— Я не люблю Хаммонда, — сказал со злобой Эрл. — Я не люблю никого, — голос его зазвучал глухо, словно из ямы. — Я даже не люблю себя, — он посмотрел на куб, в котором содержал Хьюго.
Джин почувствовала, что Эрла охватывает безумие. Она открыла рот, чтобы крикнуть, но он уже приступил к делу. Время остановилось. Казалось, Эрл передвигался медленно, но остальные замерли совершенно, словно влипли в желе. Время вернулось к Джин!
— Я хочу отсюда, — выдохнула она, поняв, что собрался сделать полубезумный Эрл.
А он бежал вдоль рядов своих монстров. Магнитные подошвы гремели по полу. Он бежал и ударял по выключателям. Закончив, он встал в дальнем конце комнаты. За спиной его мертвые экспонаты пробуждались к жизни.
Хаммонд опомнился и устремился к Эрлу. Черная рука, шарящая в воздухе наугад, поймала Эрла за ногу. Послышался хруст. Хаммонд завопил от ужаса.
Джин рванулась к двери и отшатнулась, сжавшись в комочек. Перед ней стояло восьмифутовое гориллообразное существо с мордой французского пуделя. Эрл дернул тумблер, освободивший чудовище из магнитной каталепсии. Черные глаза монстра сверкали, изо рта капало, лапы смыкались и размыкались. Джин начала пятиться.
Сзади раздавались страшные звуки. Она услышала, как Эрл внезапно тяжело задышал от ужаса, но не могла отвести взгляда от гориллы, которая вплывала в комнату. Черные собачьи глаза словно вонзались в мозг Джин. Она не могла двигаться! Огромная черная рука, шарящая в воздухе, прошлась близ плеча Джин и дотронулась до гориллообразной твари.
Все превратилось в бедлам, наполненный пронзительными воплями. Джин прижалась к стене. По кабинету пронеслось свиваясь и развиваясь зеленое кольцеобразное существо. Оно крушило полки, перегородки, витрины, запускало в воздух книги, минералы, бумаги, механизмы, шкафы. Следом летела горилла, одна из лап ее болталась свободно. Катился шквал из паучьих ног, чешуйчатых тел, мускулистых хвостов, а за ним человеческое туловище — Хаммонд в компании с грифоном из мира, заслуженно названного «Очаг заразы»
Джин метнулась к двери, надеясь укрыться в алькове. Снаружи, в доке, стояла космическая яхта Эрла. Она протиснулась через люк.
В дверь яростно царапался один из докторов.
Джин заорала:
— Скорей сюда! Скорей сюда!
Доктор забросил свое тело в лодку.
Джин притаилась у люка, готовая захлопнуть его при первой опасности… Она вздохнула. Все ее надежды, все планы, все будущее взорвалось. Вместо двух миллионов — катастрофа, крах, смерть…
Она повернулась к доктору:
— Где ваш напарник?
— Мертв! О, Боже, Боже, что мы можем сделать…
Губы Джин сморщились от отвращения, но тут же она подумала об этом человеке в новом свете. Незаинтересованный свидетель. Он свидетельствовал за деньги. Он мог подтвердить, что по крайней мере тридцать секунд Лайонелл был хозяином Станции Эберкромби. Этих тридцати секунд вполне хватило, чтобы выполнить условия документа. Уже не имело значения, был ли Хьюго в здравом уме или нет, потому что Хьюго умер за тридцать секунд до того, как металлическая игрушка с острыми как садовые ножницы конечностями поймала горло Лайонелла.
Впрочем, лучше увериться сразу.
— Слушайте, — сказала Джин. — Это может оказаться важным. Предположим, вы свидетельствуете в суде. Кто погиб первым, Хьюго или Лайонелл?
Доктор с минуту молчал, затем произнес:
— Ну, Хьюго! Я видел его со сломанной шеей, когда Лайонелл был еще жив.
— Вы уверены?
— О, да, — он старался прийти в себя. — Мы должны что-то предпринять.
— О'кей, — сказала Джин. — Что?
— Я не знаю.
Из кабинета донесся булькающий звук и мгновением позже — вопль женщины.
— Боже, — сказала Джин. — Они добрались до спальни… Что они сделают со Станцией… — она потеряла контроль над собой и ее вырвало в лодку.
К ним приближалась коричневая пуделиная морда с красными пятнами крови.
Джин смотрела на нее, словно загипнотизированная. Она заметила, что рука твари полностью оторвалась. Затем горилла рванулась вперед. Джин попятилась и захлопнула люк. Тяжелое тело врезалось в металлический борт.
Джин и свидетель оказались закрытыми в космической лодке Эрла. Доктор слабел. Джин сказала:
— Не умирайте, парень. Ради меня. Вы стоите денег…
Снаружи доносились удары, грохот, затем приглушенные выстрелы протоновых ружей. Стреляли с монотонной регулярностью.
Но вот наступила полная тишина.
Джин осторожно приоткрыла люк. Альков был пуст. В воздухе дрейфовало изуродованное тело гориллообразной твари.
Джин отважилась выйти в альков и заглянуть в кабинет. В тридцати футах от нее стоял Веббард, тяжело дыша. Он был похож на капитана пиратов на мостике своего корабля. Лицо его было белым, словно вата. Вокруг носа и рта тянулись царапины. В руках у Веббарда были два больших протоновых ружья с дулами, разогретыми до белого каления. Он увидел Джин и глаза его засверкали:
— Вы! Это все из-за вас! Вы здесь вынюхивали и высматривали!
Веббард вскинул ружья.
— Нет! — закричала Джин. — Это не моя вина!
До нее донесся слабый голос Лайонелла.
— Положите пушки, Веббард, — держась за горло, Лайонелл втолкнул себя в кабинет. — Это новая владелица Станции, — прокаркал он сардонически. — Вы не хотите прикончить своего босса, не так ли?
Веббард заморгал от изумления:
— Мистер Лайонелл?
— Да, — сказал Лайонелл. — Я снова дома… И прошу вышвырнуть весь этот хлам.
Джин глядела на банковскую книжку. На пластике, почти на всю ширину ленты горели цифры: 2.000.000.
Майкрофт смотрел в окно и курил трубку.
— Вам надо обдумать один вопрос, — сказал он наконец. — Как пристроить ваши деньги? Вы не можете сделать это сами, другие стороны будут настаивать на том, чтобы иметь дело с дееспособной личностью, то есть с опекуном или попечителем.
— Я мало знаю о таких вещах, — сказала Джин. — Я… предложила бы, чтобы об этом позаботились вы.
Майкрофт потянулся к пепельнице и выбил трубку.
— Вы не хотите? — спросила Джин.
Майкрофт с перекошенной отстраненной улыбкой произнес:
— Да, я хочу… Я буду просто счастлив управлять состоянием в два миллиона долларов. Тогда фактически я становлюсь вашим законным попечителем, пока вы не достигнете определенного возраста. Нам надо добиться постановление суда. Оно будет состоять в том, что контроль над деньгами уходит из ваших рук, однако мы можем включить в договор пункты, которые гарантируют вам доход с капитала. Я думаю, это то, что вам нужно. Он составит… ну, скажем, пятьдесят тысяч в год после уплаты налогов.
— Это меня удовлетворяет, — произнесла Джин апатично. — Я не слишком-то чем-либо сейчас интересуюсь… Что-то вроде разочарования.
Майкрофт кивнул:
— Это вполне возможно, я знаю.
Джин продолжала:
— У меня есть деньги. Я всегда хотела их иметь, и вот имею. И теперь… — она вытянула руки и приподняла брови, — это всего лишь цифра в банковской книжке… Завтра утром я встану и скажу себе: «Что я хочу сделать? Хочу купить дом? Хочу набрать на тысячу долларов одежды? Хочу отправиться в двухлетний тур?» И ответ будет: «Нет, черт с ним со всем».
— То, что вам нужно, — сказал Майкрофт, — это друзья, хорошие девушки вашего возраста.
Рот Джин шевельнулся в улыбке, скорее болезненной.
— Боюсь, у нас не окажется никаких общих интересов… Мысль, наверное, хороша, но работать она не будет, — Джин сидела неподвижно в кресле, опустив глаза и приоткрыв рот.
Майкрофт заметил, что когда обстановка была непринужденной, рот этот казался очень приятным, даже благородным.
Она сказала низким голосом:
— Я не могу отделаться от мысли, что где-то во Вселенной у меня должны быть отец и мать…
Майкрофт потеребил подбородок:
— Люди, которые бросают ребенка, не стоят того, чтобы о них думать, Джин.
— Я знаю, — сказала она унылым голосом. — О, мистер Майкрофт, я так чертовски одинока… — Джин заплакала, уткнув лицо в ладони.
Майкрофт нерешительно положил руку на ее плечо, потрепал неловко.