«Старение — это состояние, когда жизненные соки молодости истощаются. Хормагаунт желает пополнить эти жизненные эликсиры из наиболее очевидного источника — людей, которые еще молоды. Это очень дорогостоящий процесс, если не иметь в своем распоряжении множества молодых людей. В этом случае хормагаунт поступает так…»
   Дальше в инструкции было написано:
   «Из тел живых детей хормагаунт должен добыть определенные органы и железы, приготовить из них экстракты, из которых в конце концов получит небольшой восковидный комочек. Если его имплантировать в гипофиз, хормагаунт перестает стареть».
   Герсен отложил письмо в сторону и стал рассматривать обрывок, вырванный из рук Хоскинса. Там было написано:
   «Завитки, или точнее полоски, разной плотности. Они, на первый взгляд, расположены хаотически, хотя на практике это сделано для того, чтобы они были неощутимы. Критическим является расстояние между ними, которое должно меняться как корень из первых одиннадцати простых чисел. Наличие шести или более таких полосок в любой определенной области будет подтверждать…»
   Герсен решил, что это непонятно, но крайне интригующе: что же такое важное знал мистер Хоскинс, что это можно было обменять на секрет вечной молодости? Он перечитал жуткие инструкции желающим стать хормагаунтом, раздумывая, правда ли это. Затем сжег оба письма.
   Приземлившись в Авенте, он позвонил Зауму по видеофону.
   — Я вернулся.
   Заум поднял брови.
   — Так быстро?
   — Незачем было задерживаться.
   Через тридцать минут Герсен и Заум встретились в вестибюле космопорта.
   — Где мистер Хоскинс? — поинтересовался Заум, подозрительно разглядывая Герсена.
   — Вам понадобится гроб. Он мертв уже некоторое время. С тех пор, как мы покинули Паршивую Планету, как вы ее называете.
   — Он успел — как все это произошло?
   — Он заключил какую-то сделку с человеком по имени Билли Уиндл, но они в чем-то не сошлись. Уиндл был очень разочарован и убил мистера Хоскинса. Мне удалось забрать труп.
   Заум окинул Герсена подозрительным взглядом.
   — Они обменивались какими-либо бумагами? Другими словами, получил Уиндл от Хоскинса какую-нибудь информацию?
   — Нет.
   — Вы в этом уверены?
   — Абсолютно.
   Заум все еще был обеспокоен.
   — Вам больше нечего рассказать?
   — А разве этого мало? Вы хотели Хоскинса — вы его получили.
   Заум облизал губы и искоса поглядел на Герсена.
   — Вы не нашли при нем никаких бумаг?
   — Нет. И я хочу задать вам один вопрос.
   Заум глубоко и недовольно вздохнул.
   — Ладно, если смогу, отвечу.
   — Вы упомянули Кокора Хеккуса. Как он замешан в этом деле?
   Заум помедлил с ответом, почесывая подбородок:
   — У Кокора Хеккуса много имен. Нам сообщили, что одно из них — Билли Уиндл.
   Герсен грустно кивнул:
   — Этого я и боялся… Я упустил свой шанс, а второго может и не быть… Вы знаете, что такое хормагаунт?
   — Что-что?
   — Хормагаунт. Похоже, что это бессмертное существо, живущее на Фамбере.
   Заум ответил размеренным голосом:
   — Я не знаю, что такое хормагаунт, и все мои познания о Фамбере ограничиваются детской считалкой — «Если Сириус в путь тебя провожал, тогда по склону края лети, и Фамбер засияет тебе впереди».
   — Вы забыли вторую строчку — «И к северу ты Ахернар держал».
   — Не имеет значения, — отрезал Заум. — Как найти страну Оз я тоже не знаю. — Он тяжело вздохнул. — Я подозреваю, что вы не сказали мне всю правду. Но…
   — Но что?
   — Будьте откровенны…
   — В самом деле?
   — И будьте уверены, что если вы нарушили планы Кокора Хеккуса, вы встретитесь с ним снова. Он никогда не благодарит за добро и никогда не прощает зло.


2


   «Можно спросить, каким образом из такого множества воров, похитителей, пиратов, работорговцев и убийц по обе стороны границы можно выделить пять индивидуумов и назвать их „Лордами Тьмы“. Автор, хотя и признает в определенной степени произвольность выбора, тем не менее может с чистой совестью назвать критерии, согласно которым именно эту пятерку следует считать злейшими врагами человечества и верховными повелителями сил зла.
   Во-первых: все Лорды Тьмы отмечены определенным величием. Вспомните, каким образом Кокор Хеккус заслужил свое прозвище «Машина Смерти», или плантацию Аттеля Малагате на планете Грабхор (цивилизацию — по его определению), или грандиозный монумент самому себе, воздвигнутый Ленсом Ларком, или Дворец Любви Виоля Фалюша.
   Ясно, что это не деяния заурядных людей и не результат заурядных пороков (хотя и говорят, что Фалюш тщеславен, а в некоторых поступках Кокора Хеккуса существует легкое жуткое сходство с экспериментами ребенка, обрывающего лапки у мухи).
   Во-вторых: эти люди обладают творческим гением; ими движут не злоба, жадность, извращенность или мизантропия, а некие глубокие внутренние потребности, по большей части туманные и неясные. Почему Алан Говард Трисанг прославляет хаос? Каковы цели безжалостного Малагате или поразительного яркого Кокора Хеккуса?
   В-третьих: каждый из Лордов Тьмы окружен тайной; каждый настаивает на анонимности и безликости. Эти люди неизвестны даже их ближайшим помощникам, ни один из них не имеет ни друзей, ни возлюбленных.
   В-четвертых: все они обладают качеством, казалось бы, противоположным вышеназванному — абсолютной гордыней.
   Каждый из них считает отношения между собой и остальным человечеством схваткой равных.
   В-пятых: в конце концов достаточно вспомнить историческую встречу в 1500 году в таверне Смейда, где эти пятеро, хотя и неохотно, признали себя равными и разграничили области своих интересов».
   (Из введения к книге Корила Корфена «Лорды Тьмы», Элусидариан Пресс, Нью-Вексфорд, Алоизиус, Вега)
   Такой была вторая встреча Герсена с Кокором Хеккусом. Последствием ее был долгий период депрессии, когда Герсен проводил время на эспланаде Авенты, глазел на Волшебный Океан. Он подумывал о возвращении на Гроб Биссома, но это казалось почти наверняка бесполезным — Кокор Хеккус не стал бы там оставаться. Герсену было необходимо искать другой путь.
   Это было легче решить, чем выполнить. О Кокоре Хеккусе рассказывали множество историй, от которых волосы вставали дыбом, но конкретной информации практически не было. Упоминание о Фамбере было новостью, но Герсен не придавал ему большого значения — вряд ли это было чем-то большим, чем детской фантазией.
   Время шло — неделя, две недели. Кокор Хеккус упоминался в газетах как возможный похититель бизнесмена с Конуса, Пи Кассиопеи VIII. Герсен был слегка удивлен — Лорды Тьмы редко занимались похищениями ради выкупа.
   Двумя днями позже появилось сообщение о новом похищении, на этот раз в горах Хаклюз на Орло, Пи Кассиопеи VII; жертва — богатый торговец пряностями. И опять по слухам был замешан Кокор Хеккус; фактически только его предполагаемое участие и делало зауряднее преступление достойным упоминания в прессе.
   Третья встреча Герсена с Кокором Хеккусом явилась непосредственным, хотя и окольным результатом этих похищений: а сами похищения явились сложным результатом успеха Герсена в Скузе.
   Цепь событий началась со случайности. Однажды утром Герсен сидел на эспланаде; пожилой человек с бледно-голубым тоном кожи, одетый в черный пиджак и бежевые брюки, характерные для представителей среднего класса, присел на скамейку рядом с ним. Через несколько минут он пробормотал ругательство, обронил газету и, повернувшись к Герсену, стал бурно негодовать по поводу воцарившегося беззакония.
   — Еще одно похищение! Еще один невинный человек увезен на Обменный Пункт! Почему они не могут это прекратить? Куда смотрит полиция? Они предлагают людям соблюдать меры предосторожности! Какое позорное положение!
   Герсен выразил чистосердечное согласие, но заметил, что он не знает другого эффективного решения этой проблемы кроме запрета на частные космические корабли.
   — А почему бы и нет? — требовательно заявил старик. — У меня нет космического корабля и мне он не нужен. В лучшем случае корабли служат безделью и разврату, в худшем — становятся орудиями преступления, обычно похищения. Посмотрите-ка, — он хлопнул рукой по газете, — десять похищений, и все — с помощью космических кораблей.
   — Десять? — удивился Герсен. — Так много?
   — Десять за последние две недели, и все солидные состоятельные люди. Деньги уплывают в Глушь для обогащения мерзавцев, это потеря для всех нас.
   Он продолжал возмущаться, что моральные ценности деградируют, что почтение к закону и порядку упало до самой низкой точки, что только самые бестолковые или невезучие преступники попадают в руки закона. Для примера он указал на человека, которого он видел только вчера и которого знал как помощника пресловутого Кокора Хеккуса, ответственного по меньшей мере за одно похищение.
   Герсен выразил изумление. Уверен ли его собеседник в этом факте?
   — Разумеется, уверен! Тут не может быть и тени сомнения! Я никогда не забываю лиц, даже если прошло восемнадцать лет.
   Интерес Герсена начал ослабевать; старик, однако, продолжал говорить. Герсен решил, что он наверняка — или почти наверняка — не является агентом Кокора Хеккуса.
   — В Понтерфракте, на Алоизиусе, где я служил Старшим Регистратором в Инквизиции он предстал перед судом Гульдонерии и вел себя исключительно нагло, учитывая тяжесть предъявленных ему обвинений.
   — А в чем его обвиняли? — спросил Герсен.
   — Подкуп с целью организации ограбления, незаконное владение антикварными ценностями и оскорбительное поведение. Его наглость была оправдана, так как он не понес никакого наказания, кроме устного порицания. Очевидно, Кокор Хеккус оказал давление на судей.
   — И вы вчера видели этого человека?
   — Совершенно точно. Он прошел мимо меня, направляясь на север, к Парусному Пляжу. Если чисто случайно я наткнулся на одного безнаказанного преступника, то представьте, сколько их бродит вокруг.
   — Положение серьезное, — заявил Герсен. Этого человека следует взять под наблюдение. Вы не помните его имени?
   — Нет. А если бы и помнил — что толку. Это наверняка не то имя, что он носит сейчас.
   — У него есть какие-нибудь особые приметы?
   Старик нахмурился.
   — Пожалуй, нет. У него довольно большие уши и нос. Глаза круглые и близко посаженные. Он моложе меня. Хотя я слышал, что люди на Фомальгауте взрослеют поздно из-за своей особой пищи, от которой желчь свертывается.
   — Ага. Так он сандускер?
   — Он на этом настаивал, причем в довольно экстравагантной манере, которую я могу описать как тщеславие.
   Герсен вежливо рассмеялся.
   — У вас замечательная память. Вы думаете, что этот сандускер-преступник живет в районе Парусного Пляжа?
   — А почему бы и нет? Там как раз собираются такие непутевые люди.
   — Это верно.
   Отпустив еще пару реплик, Герсен поднялся и откланялся.
   Слайдвей был параллелен эспланаде, тянулся далеко к северу, сворачивал в туннель Лосассо и заканчивался на площади Мериш в центре Парусного Пляжа. Герсен довольно прилично знал этот район; стоя на площади и глядя на мелнойские высоты, он мог видеть дом, где некогда обитал Хильдемар Даске. И мысли Герсена на мгновение стали меланхоличными… Он заставил себя вернуться к сегодняшним делам. Отыскать безымянного сандускера будет потруднее, чем было найти Хильдемара Даске, которого было достаточно увидеть однажды, чтобы запомнить на всю жизнь.
   Вокруг площади были невысокие строения с толстыми стенами, сложенными из кораллобетона, окрашенного в белый, лавандовый, бледно-голубой или розовый цвет. В ярком свете Ригеля они сияли и переливались разными цветами и оттенками, так что окна и двери по контрасту казались совершенно черными провалами. Вдоль одной из сторон площади тянулся ряд магазинов и лавок, явно рассчитанных на туристов. Парусный Пляж, с его анклавами инопланетных жителей, каждый со своими типичными ресторанами и лавками, был уникален. Другого такого места было не сыскать во всей Ойкумене, разве что в одном-двух районах Земли.
   В киоске Герсен купил «Путеводитель по Парусному Пляжу», но там не упоминался квартал сандускеров. Он вернулся к киоску. Продавщица была маленькой, толстой, почти шарообразной женщиной с кожей, окрашенной в бледно-зеленый цвет: возможно, она была из крокинольских Импов.
   Герсен поинтересовался.
   — Где тут живут сандускеры?
   Женщина задумалась.
   — Да их тут не так много. Спуститесь по Ард-стрит, и там найдете парочку. Их попросили там поселиться, чтобы ветер относил вонь от их стряпни в сторону моря.
   — А где их продуктовый магазин?
   — Если это можно назвать продуктами. Я называю это дрянью. Вы сами не сандускер? Я вижу, что нет. Он там же, на Ард-стрит. Свернете вниз вон там
   — видите парочку в черных плащах? Это и будет Ард-стрит. И берегите нос.
   Герсен вернул «Путеводитель», который тут же занял прежнее место в витрине. Он пересек площадь, прошел мимо двух бледных людей в черных плащах и свернул на Ард-стрит. Это была скорее аллея, полого сбегающая к воде. В первом квартале были расположены, в основном, частные и игорные дома, источающие довольно приятный аромат ладана. Потом тянулся длинный убогий квартал, переполненный ребятишками с длинными золотыми цепочками в ушах, одетыми лишь в красные или зеленые рубашонки до пупа. Затем, уже у самой воды, Ард-стрит расширялась и заканчивалась небольшой площадью. Герсен внезапно оценил мудрость совета, данного продавщицей. Воздух был действительно перенасыщен запахами, горько-сладкая органическая вонь просто разъедала ноздри. Герсен поморщился и направился в лавку, откуда исходили эти ароматы. Набрав полную грудь воздуха, он нагнулся и вошел внутрь. Справа и слева стояли деревянные бочонки, содержащие пасты и жидкости с погруженными в них предметами. Над головой висели связки каких-то сморщенных сине-зеленых штуковин размером с кулак. Позади, за прилавком, заваленным липкими розовыми сосисками, стоял парень лет двадцати с клоунским лицом, одетый в расписную красно-коричневую рубашку и с головой, повязанной черным бархатным платком. Он лениво опирался на прилавок и без особого интереса наблюдал за тем, как Герсен пробирается мимо бочек.
   — Вы сандускер? — спросил Герсен.
   — А то кто же? — Это было сказано с непонятной для Герсена интонацией, включавшей множество оттенков: грустную гордость, причудливую угрозу, показное смирение.
   Парень спросил:
   — Хотите поесть?
   Герсен покачал головой.
   — Я не принадлежу к вашей церкви.
   — Хо-хо! — воскликнул парень. — Так вы знаете Сандуск?
   — Только понаслышке.
   Продавец ухмыльнулся.
   — Вы не должны верить в эту дурацкую байку, будто мы, сандускеры — религиозные фанатики, которые едят всякую мерзость вместо того, чтобы бичевать себя. Это совершенное вранье. Послушайте, вы честный человек?
   Герсен задумался.
   — Обычно да.
   Парень подошел к одной из бочек, нагнулся и достал комок блестящей коричневой пасты.
   — Попробуйте! Судите сами! Используйте вкус, а не обоняние!
   Герсен обреченно пожал плечами и попробовал. Во рту сначала защипало, затем словно что-то взорвалось. Язык прилип к гортани.
   — Ну как? — спросил юнец.
   — Если это возможно, — с трудом выдавил Герсен, — на вкус это еще омерзительнее, чем на запах.
   Парень вздохнул.
   — Таково общее мнение.
   Герсен вытер губы тыльной стороной ладони.
   — Вы знаете всех сандускеров в округе?
   — Ага.
   — Я ищу высокого человека со слегка косящими глазами, без указательного пальца на левой руке и с волосами, напоминающими хвост кометы.
   Продавец ухмыльнулся.
   — А как его зовут?
   — Я не знаю.
   — Смахивает на Пауэлла Дарлинга. Он вернулся на Сандуск.
   — Ясно. Впрочем, неважно. Деньги пойдут в провинциальную казну.
   — Жаль. А что за деньги?
   — Я ищу двух сандускеров, которые оказали услугу эксцентрично богатой старухе. Второго, как мне сказали, тут тоже нет.
   — А кто второй?
   — Мне сказали, что он улетел с Альфанора месяц назад.
   — В самом деле? Кто бы это мог быть?
   — Его имени я тоже не знаю. Человек средних лет, с большим носом, оттопыренными ушами и близко посаженными глазами.
   — Это может быть Долвер Каунд, но он пока здесь.
   — Что? Вы уверены.
   — Угу. Спуститесь к набережной и постучите во вторую дверь слева.
   — Спасибо.
   — У нас принято платить за деликатесы, которые вы пробуете.
   Герсен расстался с монетой и вышел из лавки. Воздух на Ард-стрит показался ему чистым и свежим.
   Набережная была перпендикулярна Ард-стрит; в шести метрах ниже на берег набегали волны океана, прозрачные и сияющие, как сапфир, в лучах Ригеля. Герсен свернул налево и остановился у второй двери — входа в небольшой коттедж, все из того же кораллобетона.
   Герсен постучал в дверь. Внутри послышались неуверенные шаги. Дверь отворилась, и Долвер Каунд выглянул наружу. Он был старше и тяжелее, чем думал Герсен, у него было красное круглое лицо и синюшные губы.
   — Да?
   — Я войду внутрь, если позволите, — Герсен шагнул вперед.
   Каунд неразборчиво запротестовал, но посторонился. Герсен оглядел комнату. Они были одни. Мебель была убогой, на полу лежал потертый пурпурно-красный ковер, на плитке разогревался обед. Ноздри Герсена непроизвольно дернулись.
   Каунд, опомнившись, сделал глубокий вдох и выпятил грудь.
   — Что означает это вторжение? Кого или что вы ищите?
   Герсен окинул его мрачным взглядом.
   — Долвер Каунд, в течение восемнадцати лет вы скрываетесь от заслуженного возмездия.
   — Что-что?
   Герсен вытащил идентификационную пластину, похожую на удостоверение МПКК, с фотографией под прозрачной семилучевой звездой. Он приложил ее ко лбу и звезда вспыхнула. Долвер Каунд следил за ним, разинув рот.
   — Я сотрудник Карающей Руки Нового Правосудия в Понтерфракте, на Алоизиусе, Вега Три. Восемнадцать лет назад вам удалось обмануть правосудие. Сейчас я объявляю вас арестованным. Вы должны вернуться для нового слушания дела.
   Каунд закричал высоким голосом, заикаясь от возбуждения:
   — У вас нет никакого права! Здесь не ваша территория! И я вообще не тот человек, которого вы ищите!
   — Нет? А кого я должен арестовывать? Кокора Хеккуса?
   Каунд облизал губы и глянул на дверь.
   — Уходите. И не возвращайтесь. Я не желаю иметь с вами дело.
   — Как насчет Кокора Хеккуса?
   — Не называйте при мне таких людей!
   — Либо вы, либо он должны предстать перед судом. В данный момент он недоступен. Вам придется пойти со мной. Даю вам десять минут на сборы.
   — Чушь! Анекдот! Чистый бред!
   Герсен вытащил оружие и смерил Каунда тяжелым взглядом. Каунд внезапно подобрел и замямлил:
   — Подождите! Давайте поговорим, разберемся, где вы ошиблись. Присядьте! Таков наш обычай. Выпьете?
   — Варева сандускеров? Спасибо, нет!
   — Я могу предложить что-нибудь попроще — аурак из Морской провинции!
   — Отлично, — кивнул Герсен.
   Каунд подошел к полке, достал бутылку, поднос, пару рюмок и налил выпивку. Герсен потянулся, зевнул, притворяясь невнимательным. Каунд медленно поставил поднос на стол и взял одну из рюмок. Герсен взял другую и стал разглядывать прозрачную жидкость, ища легкие завихрения, показывающие присутствие другой жидкости или зерен нерастворившегося порошка. Каунд спокойно следил за его действиями. Он ожидал подозрений, подумал Герсен, и ждет, что я потребую поменяться рюмками.
   — Выпьем! — произнес Каунд и поднял рюмку. Герсен с интересом следил за ним. Каунд поставил рюмку на стол, не выпив ни капли.
   — Вам не хочется выпить? — Герсен взял его рюмку и дал ему свою. — Пейте первым.
   — Я не могу выпить раньше гостя. Мне будет стыдно.
   — А я не могу выпить раньше хозяина. Но это не имеет значения — мы выпьем по дороге на Алоизиус. Поскольку вы не хотите собирать вещи, давайте пойдем.
   Лицо Каунда сморщилось от страха.
   — Я никуда с вами не пойду. Вы не можете меня заставить. Я старый больной человек. Неужели у вас нет жалости?
   — Вы или Кокор Хеккус — таковы мои инструкции.
   Каунд посмотрел на дверь.
   — Не произносите этого имени! — прохрипел он сдавленным голосом.
   — Расскажите, что вы знаете о нем!
   — Никогда!
   — Тогда пошли. Попрощайтесь с Ригелем — отныне вашим солнцем станет Вега.
   — Я ничего не сделал! Почему вы мне не верите?
   — Расскажите все, что вы знаете о Кокоре Хеккусе. Мы предпочитаем схватить его, а не вас.
   Каунд глубоко вздохнул и закрыл глаза.
   — Так тому и быть, — прошептал он наконец. — Если я расскажу все, что знаю, вы оставите меня в покое.
   — Я ничего не обещаю.
   Каунд вздохнул.
   — Я знаю очень мало… — и в течение двух часов доказывал, что лишь случайно был связан с Кокором Хеккусом. — Меня ложно обвинили; даже суд гульдонерии меня оправдал.
   — Все живые члены этого суда арестованы; мы предпринимаем массированное возмездие. Теперь говорите правду. Я далеко не удовлетворен.
   Каунд рухнул в кресло и заявил, что готов говорить. Однако он пожелал сначала взять записки и бумаги. Он полез за ними в ящик стола, но вытащил оружие. Герсен, который ожидал этого с лучеметом наготове, парализовал ему руку и выбил оружие. Каунд медленно повернулся, глаза его округлились и были полны слез. Осторожно поддерживая левой рукой онемевшую правую, он, пошатываясь, добрался до кресла и начал рассказывать без дальнейших уверток. Информация буквально потоком извергалась из него, как будто полностью рухнули все запреты. Да, восемнадцать лет назад он помогал Кокору Хеккусу в некоторых операциях на Алоизиусе и в других местах. Кокор Хеккус желал заполучить ряд произведений искусства. Они ограбили замок Крири, аббатство Боделси и музей Хоула. Во время последней операции Каунда захватили Дети Правосудия. Но Кокор Хеккуса принял меры, и его отпустили, ограничившись порицанием. С тех пор его сотрудничество с Хеккусом стало менее активным и десять лет назад сошло на нет.
   Герсен потребовал подробностей. Каунд беспомощно развел руками.
   — Как он выглядит? Человек как человек. Ничего особо примечательного. Он среднего роста, в хорошей форме, неопределенного возраста. Говорит он мягким голосом, хотя, когда он злится, кажется, что его голос доносится сквозь трубу из иного мира. Он странный человек, вежливый, когда ему этого хочется, но обычно безразличный. Он обожает произведения искусства, особенно старинные, и сложные машины. Вы знаете, как он получил свое имя?
   — Никогда не слышал эту историю.
   — Оно означает «Машина Смерти» на языке далекого мира, затерянного в Глуши. Этот мир был заселен давным-давно, потом потерян и позабыт, покуда Кокор Хеккус не открыл его вновь. Чтобы наказать жителей вражеского города он построил гигантского механического палача, который топором разрубал людей надвое. Но еще ужаснее топора был вопль, который стальной великан испускал при каждом ударе. С тех пор Кокора Хеккуса так и зовут… Вот все, что мне известно.
   — Жаль, что вы не можете сказать мне, как его найти, — заметил Герсен. — Один из вас обязан предстать перед судом в Понтерфракте.
   Каунд откинулся назад, как сломанная кукла.
   — Я сказал вам все, — пробормотал он. — Чего вы добьетесь, мстя мне? Ценности ведь не вернутся.
   — Справедливость должна восторжествовать. Если вы не в силах отдать Кокора Хеккуса мне в руки, вы должны отвечать за ваши совместные преступления.
   — Как я могу добыть вам Хеккуса? — проблеял Каунд. — Я и имя-то его произносить боюсь.
   — Кто его сообщники?
   — Я не знаю. Я не видел его десять лет. Тогда… — Каунд замолк.
   — Ну!
   Каунд облизал свои синие губы.
   — Это может быть неинтересно властям Понтерфракта.
   — Об этом я буду судить.
   Каунд глубоко вздохнул.
   — Я не могу сказать вам этого.
   — Почему?
   Каунд безнадежно махнул рукой.
   — Я не желаю, чтобы меня убили каким-нибудь жутким способом.
   — А что, по-вашему, ожидает вас в Понтерфракте?
   — Нет! Больше я ничего не скажу.
   — Вы за последний час наговорили уже достаточно.
   — Все, что я вам рассказал, общеизвестно, — возразил Каунд.
   Герсен поднялся на ноги и улыбнулся.
   — Пошли.
   Каунд не пошевелился. Наконец, он тихо произнес:
   — Я знал трех человек, работавших с Кокором Хеккусом. Это Эрвин Штранк, Роб Кастиллиган и человек по имени Хомбаро. Штранк родился в скоплении Ригеля, не знаю, правда, на какой планете. Кастиллиган — уроженец Бонифаса, планеты Веги. Я ничего не знаю о Хомбаро.
   — Вы видели их в последнее время?
   — Безусловно, нет.
   — У вас есть их фотографии?
   Каунд заявил, что нету, и с унылым пренебрежением следил за тем, как Герсен обшаривает его комнату в поисках скрытых тайников. Через пару минут он сказал с отвращением:
   — Если бы вы знали что-нибудь о сандускерах, то вы не тратили бы время зря. Мы интересуемся будущим, а не прошлым.
   Герсен бросил поиски. Каунд, прищурившись, глядел на него; пока Герсен искал, у него было время подумать.
   — Могу я поинтересоваться, каков ваш ранг?
   — Специальный агент.
   — Вы не уроженец Алоизиуса. Где ваша горловая дырка?