Мэг испуганно посмотрела на него.
— Ты имеешь в виду…
— Погоди. После этого кто-то явился в твою квартиру и выложил бумажными буквами на каминном коврике слово «жив». Это произошло в феврале, после того как ты в конце концов решила повидать адвоката. Ты написала профессору, но получила ответ, что он не может заниматься личной перепиской, и доведенная до отчаяния договорилась о встрече с мистером Пинкоттом, но, вернувшись домой, обнаружила на коврике буквы и снова не пошла к нему.
— Я не могла…
Билл поднял руку.
— Вот-вот. Именно этого от тебя и добивались. Потом настал июль. Ты потеряла работу и снова попыталась связаться с профессором, и снова безуспешно, и снова решила посоветоваться с мистером Пинкоттом. На сей раз ты даже не договаривалась о встрече, верно?
— У меня не было времени…
— Но прежде чем оно у тебя появилось, кто-то положил в твой почтовый ящик конверт, в котором не было ничего, кроме кленового листа с выколотым на нем словом «жив».
И ты снова отказалась от визита к мистеру Пинкотту.
— Билл…
— Погоди-погоди. Перейдем к теперешним событиям.
Я убеждаю тебя повидать Пинкотта. Гэрратт уговаривает тебя сделать то же самое и заверяет, что его люди поддержат твое ходатайство о признании смерти Робина. И каков же результат? Кто-то является в твою квартиру среди ночи и кладет визитную карточку Робина на полированный столик, предварительно скинув с него все книги и переставив его прямо под лампу, где ты просто не сможешь не заметить эту самую карточку. Очень впечатляюще, как в бульварных романах. Теперь, Мэг, подумай как следует! Что за всем этим кроется? Кто-то не хочет, чтобы ты получила доказательства смерти Робина. Почему? Что ты сделаешь в первую очередь, получив их? Пойдешь в банк и вскроешь вместе с управляющим пакет, который Робин оставил на хранение, строго оговорив условия его выдачи. Вот где собака зарыта. Ни ты, ни я не знаем, что находится в пакете, но кто-то знает, и этот кто-то готов любой ценой не допустить его вскрытия.
Мэг устало посмотрела на него.
— Но разве ты не видишь, что все это указывает именно на Робина? Кто-то знает, что находится в пакете? Разумеется, сам Робин. Кто-то не хочет, чтобы пакет вскрыли? Робин не хочет, чтобы знали о его делах, пока он жив.
У человека, приходившего в мою квартиру, был ключ — ключ Робина. У него была старая карточка Робина, которую тот носил в записной книжке.
— Постой, Мэг, я еще не закончил. Вспомни сегодняшнюю попытку завладеть пакетом. Возможно, она была настоящей, а возможно, и нет, своего рода мистификацией. Смотря что было известно пытавшемуся об условиях выдачи. Человек осведомленный не мог рассчитывать на то, что получит пакет благодаря подписи на отпечатанном письме. Но автор письма мог и не знать условий — я допускаю это, хотя и считаю маловероятным. Возможно, ему было не так уж важно завладеть бумагами, ему нужно было еще раз убедить тебя в том, что Робин еще жив, и заставить так же думать управляющего банком. Иными словами, это была очередная акция устрашения, в духе предыдущих.
— Но ведь и это указывает на Робина, — заметила Мэг.
— Нет, это еще не факт, — возразил Билл. — Если бы Робин беспокоился из-за пакета и хотел убедиться, что его не передадут никому другому, пока он жив, ему проще всего было самому явиться к управляющему. Потому я и не верю, что это Робин. Веская причина, а?
— Он хотел, чтобы я… не была уверена… ни в чем… — еле слышно произнесла Мэг.
— Но почему?
Мэг закрыла лицо руками и заговорила еще тише — Биллу казалось, будто он слышит ее мысли.
— Робин так разозлился, когда я сказала… что разведусь с ним. Он предупредил, что это будет нелегко…
Билл посмотрел на нее. Глаза ее были опущены, и потом он позволил себе вложить в свой взгляд всю свою любовь и гнев. Неужели то, что она прошептала, — правда? Он не сомневался, что Робин О'Хара способен на самую изощренную месть. Изобретательности ему было не занимать. Мэг угрожала ему разводом, а он сказал, что развестись с ним будет нелегко, и оказался прав. Покуда его судьба не выяснена, Мэг связана с ним. Если бы она доказала, что Робин жив, то могла бы развестись с ним.
Если бы она доказала, что он мертв, то стала бы свободной. Но Робин предпочитал держать ее в мучительной неопределенности. Да, это было в его духе.
— Нет, Мэг, — заговорил Билл. — Если бы Робину понадобился пакет, он бы пришел к управляющему, а если бы он хотел, чтобы мистер Лейн держал язык за зубами, то взял бы с него слово молчать о его визите. Я не верю, что все это устроил Робин. Зачем бы он стал печатать письмо на машинке, вместо того чтобы написать от руки? Нет, кто-то хотел внушить тебе и управляющему сомнения в смерти Робина.
Мэг опустила руки и посмотрела на него.
— По-твоему, тот, кто проделал такой трюк, рискнул бы подойти прямо к банку, чтобы встретить посыльного и забрать у него ответ? Нет, это был Робин.
Как ужасно бояться, что Робин жив! Если бы кто-нибудь сказал ей два года назад: «Ты будешь испытывать страх при мысли, что он жив», это звучало бы как чудовищная ложь, нелепость…
Билл покачал головой.
— Твои доводы неубедительны, Мэг. Зачем Робину было отправлять в банк посыльного, если он мог прийти туда сам? Конечно он мог послать кого-то за пакетом, если по какой-то причине был не в состоянии сам за ним пойти, но раз он, по-твоему, подошел прямо к банку, значит, мог зайти туда и взять пакет. Что касается риска для проделавшего этот трюк, то я его не вижу. Ведь управляющий отправил клерка следом за посыльным, и если тот человек предвидел такой вариант, то самым безопасным местом для того, чтобы забрать у мальчика ответ, была бы как раз площадка возле банка. Ведь этого никто не ожидал, а следивший за посыльным не мог выйти из банка сразу же, поскольку должен был держаться от мальчика на некотором расстоянии.
— Робин тоже мог все это предвидеть, — сказала Мэг. — Это бесполезно, Билл. Думаю, ты прав почти во всем.
Вряд ли кто-то на самом деле рассчитывал получить пакет.
Конечно это трюк, но его проделал Робин. Он хотел убедиться, что пакет без него не вскроют, и хотел и дальше держать меня в неведении насчет того, жив он или мертв.
И хватит это обсуждать. Лучше начни ругать меня — ты говорил, что злишься, но не объяснил почему.
Лицо Билла изменилось. Мэг права — продолжать разговор об этом не имело смысла, а кроме того, он должен заставить ее перестать упрямиться.
— А ты сама не догадываешься? Эту голодовку необходимо прекратить. Тебе нужны деньги на жизнь. Называй это займом или как тебе угодно. Если это так тебе важно, я обещаю содрать их с профессора.
— Ладно, — улыбнулась Мэг. — И не ругай меня больше… я сама собиралась попросить у тебя в долг пять фунтов. Конечно, ты можешь попробовать… мм… содрать их с дяди Генри, но предупреждаю, это будет нелегко. Иногда мне кажется, что в дядиной рассеянности есть определенная система, так как она всегда обостряется, когда кто-то начинает говорить о деньгах — особенно если это его деньги и их хотят одолжить.
Билл нахмурился.
— Но ведь пять фунтов это гроши!
Мэг покачала головой.
— Я знаю, что ты охотно дал бы мне пятьдесят, независимо от того, вернет их тебе дядя Генри или нет. Но мне нужно не больше пяти фунтов, так как я решила поехать в Ледстоу. Я бы вообще не стала занимать деньги, но, откровенно говоря, у меня нет даже полукроны, поэтому мне приходится попросить у тебя денег на дорогу.
— Не нравится мне, что ты поедешь в Ледстоу, — сказал Билл.
— Мне тоже.
— Тогда не езди.
Мэг печально улыбнулась.
— У меня нет иного выхода.
Глава 13
— Вот такие делишки, — закончил Билл Кавердейл, обращаясь к полковнику Гэрратту, который сидел спиной к нему, роясь в ящике письменного стола.
Последовала пауза, в течение которой Гэрратт извлек из недр ящика папку, бросил ее на пол и продолжил поиски.
— Полагаю, вы меня не слушали? — вскоре осведомился Билл из глубины наименее неудобного кресла.
Гэрратт обернулся, злорадно усмехаясь.
— Слышал каждое слово. И если хочешь знать мое мнение, то это абсолютная чепуха!
— Почему? — допытывался Билл.
Гэрратт развернулся к нему вместе со стулом и наклонил его назад под весьма рискованным углом.
— Почему? Потому что это чепуха. И ты сам бы это понял, если не был ослеплен этой молодой особой. Господи! Меченые газеты, которые суют в почтовый ящик и которые потом растворяются в воздухе, визитные карточки среди ночи, листья с выколотыми на них таинственными посланиями, буквы на каминном коврике! Твоей приятельнице нужен муж, который присматривал бы за ней, так что лучше поскорее сыграй свадьбу и увези ее куда-нибудь для перемены обстановки. Надеюсь, что она прекратит все эти истерики, иначе можешь поставить крест на своей работе.
Билл с трудом сдержал гнев.
— По-вашему, Мэг была тем джентльменом в синем костюме и в шляпе-котелке, который этим утром отправил посыльного в банк? У нее есть алиби, так как я говорил с ней, когда позвонил управляющий. Или вы намерены доказать, что она была тем типом, который следовал за мной на Миннеттс-роу и отстрелил мне кусочек уха? Боюсь, это тоже не получится, потому что ей бы не хватило времени надеть брюки и отправиться за мной следом — а в том, что на стрелявшем были брюки, я готов поклясться.
Конечно, Мэг могла надеть их под вечернее платье и была в них все время и в ресторане, и в театре — под юбками, которые теперь носят девушки, достаточно места для пары мужских брюк!
Гэрратт скорчил гримасу.
— Кажется, ты говорил, что там было темно?
— Верно. Но не настолько, чтобы не разглядеть брюки. Никто не мог бы бежать с такой скоростью в длинной шифоновой юбке и туфлях на высоких каблуках.
— Эти туфли и юбка были на миссис О'Хара? Можешь оставаться при своем мнении, так как я и не думаю, что это она стреляла в тебя. Зачем бы ей? — Он пожал плечами. — Возможно, ты досадил кому-то, кто тоже положил на нее глаз, а может быть, это был какой-то пьяница, или… — Гэрратт закатил глаза, со стуком опустил на пол передние ножки стула и снова повернулся к столу.
Билл присел на край стола, глядя на него.
— Хотите сказать, что я заразился от Мэг истерией? Еще бы, ведь это необычайно прилипчивое состояние! Думайте что угодно, только я хотел бы знать, почему вы так думаете. По-вашему, я намазал себе ухо красной краской и залепил? Ладно, не хотите говорить — не надо. Но как я заметил, у вас нет никаких объяснений по поводу истории с банком. По-моему, все упирается в этот проклятый пакет.
Гэрратт внезапно кивнул и отвел взгляд. Не дождавшись ответа, Билл заговорил снова:
— Едва ли вас интересует мое мнение, но все-таки я скажу. О'Хара поместил пакет в банк за неделю до своего исчезновения.
Гэрратт снова посмотрел на пего..
— Ты уверен?
— Абсолютно. Вы же сами сказали, что он вроде бы напал на какой-то важный след, но не очень-то об этом распространялся. По-видимому, не хотел делить ни с кем свою славу, если операция завершится успешно. Я думаю, пакет содержит его записи по этому делу и все доказательства, какие ему удалось собрать. Есть какой-нибудь способ получить этот пакет?
Гэрратт покачал головой.
— Только после официального признания смерти О'Хара. Его жена обращалась к адвокату?
— Она не хочет этого делать, — ответил Билл.
Гэрратт сквозь зубы выругался.
— Почему?
— В отличие от нас с вами, Мэг думает, что О'Хара жив. Если это так, он бы не хотел, чтобы пакет вскрыли.
— Полная чушь! — фыркнул Гэрратт. — О'Хара мертв.
— Мэг так не считает. Она думает, что он скрывается по каким-то личным причинам — в частности, чтобы помешать ей развестись с ним. Предположим, что это правда и что у О'Хара при всем при том есть причины… мм… оставаться мертвым — что-то, связанное с шайкой Стервятника, которую он выслеживал. В таком случае ему совсем ни к чему, чтобы пакет вскрыли, и мог устроить очередной трюк, чтобы помешать Мэг встретиться с адвокатом и получить официальное свидетельство его смерти. Если это все, по-вашему, полная чушь, то вам придется допустить, что пакетом интересуется кто-то еще. Кто бы это мог быть? Человек, которого выслеживал О'Хара, скажем так, здешний помощничек Стервятника. Если ваше предположение верно, и этот человек убил О'Хара, то он не может допустить, чтобы документы из пакета попали в руки властей. Допустим, он знал, что в случае официального признания смерти О'Хара, пакет передадут его жене, — как он поступил бы тогда? Постарался бы внушить Мэг, что Робин жив. Неужели вы не понимаете, Гэрратт, что этому типу ничего не грозит, покуда Мэг сомневается в смерти своего мужа? В этом и состоит моя версия — я не верю, что О'Хара жив, но думаю, что кому-то выгодно заставить нас в это поверить.
— Проблески здравого смысла, — сухо заметил Гэрратт. — Хватай-ка ты свою Мэг за шкирку и тащи ее к адвокату, а потом названивай ему по двадцать раз в день, пока ему не станет тошно слышать в трубке твой голос.
Вот тогда он наверняка начнет шевелиться. Нам позарез нужен этот пакет. Вскрыв его, мы узнаем, кто из нас прав. — Он усмехнулся. — Вот будет смеху, если в нем окажется только завещание О'Хара. Вряд ли он оставил что-то, кроме долгов.
Билл склонился вперед, опираясь на стол ладонью.
— Скажите, Гэрратт, чем занимался Стервятник?
— Шантажом. И делал это мастерски, — ответил Гэрратт. — Использовал шантаж для организации забастовок и политических кризисов, извлекая из них немалую выгоду.
Это было его основным… мм… бизнесом. Впрочем, он не брезговал и вульгарными преступлениями — наркотики, фальшивые деньги и прочее. Мы подключились из-за, так сказать, политического компонента в его делишках. Стервятник покончил с собой, но дело его живет. У его подельников широкий размах, на международном уровне. Когда в какой-то стране становится слишком жарко, вся свора перебирается в другую. Франция устроила облаву, так что теперь наша очередь. Перекрыть все норы нам пока не удается.
— Так вы думаете…
— Я думаю, что О'Хара напал на какой-то след. Из-за глупой самонадеянности решил действовать в одиночку.
Но у него не было шансов, и с ним расправились.
— А пакет?
— Возможно, там хранится нечто важное — судя по всем этим фокусам. Ты уж присматривай за миссис О'Хара, пока мы с этим не разберемся, только не слушай всякую болтовню о том, будто О'Хара жив. Если он сунулся в это осиное гнездо, то наверняка пропал.
Билл встал и направился к двери, но полковник остановил его.
— Насчет этой Делорн…
Билл обернулся.
— Да?
— Я получил рапорт о ней. Есть кое-какие факты. Она уже не слишком молода. Из тех актрисуль, которые больше околачиваются в театральных агентствах, чем играют на сцене. Вроде бы какое-то время была за границей. Несколько дней в прошлом августе выступала в шоу в Блэкпуле, Пьеро, Коломбина, всякое такое… Но уволилась, с кем-то поскандалив. Это единственный ее ангажемент, о котором есть сведения. При ней всегда какой-нибудь обожатель. Уже год с лишним она арендует квартирку в Олеандр-Меншинс, но редко там бывает. Горничной у нее нет — приходящая служанка делает уборку, когда хозяйка дома. Вполне добропорядочная женщина, обслуживающая несколько квартир в доме. Неплохо бы побеседовать с ней об О'Хара. — Гэрратт поморщился. — Служанка, возможно, его помнит — Делла Делорн вряд ли. Не хочешь попытать счастья? Может, и расколешь.
Билл улыбнулся.
— Это скорее по вашей части, Гэрратт, — ответил он и быстро вышел, пока не грянула буря.
Глава 14
Мэг отправилась в Ледстоу в тот же день. Она, послала телеграмму и села в поезд, отказавшись от предложения Билла отвезти ее на машине. По сути, Мэг спасалась бегством — от Билла, от телефона, по которому звонил управляющий банком, от квартиры, ключ от которой имеется у кого-то еще. Если бы Билл продолжал навещать ее и вел себя как кроткий агнец, она бы, в конце концов, расплакалась на его плече и их отношения зашли бы в тупик.
Раз уж необходимо строить из себя дуру и плакать на чьем-то плече, лучше пусть это будет плечо дяди Генри. Ей не хотелось ехать в Ледстоу, но там ей будет спокойно.
Мэг добралась в Ледстоу уже к вечеру, успев неоднократно пожалеть о том, что отказалась ехать на машине Билла. В Ледлингтоне ей пришлось сорок пять минут ждать пригородного поезда до Брэнта, а оттуда, после двадцатиминутного ожидания, ехать еще более медленным поездом до Дипинга, который находится в трех с половиной милях от Ледстоу. Из Дипинга в Ледстоу ходит автобус, которого опять же пришлось ждать. Так как от Ледлингтона до Ледстоу было всего семь миль, Мэг начала жалеть, что не отправилась прямо от Ледлингтона пешком, но у нее были тяжелый чемодан и шляпная коробка, не слишком подходящие для семимильной прогулки.
Наконец автобус прибыл, но кондуктор долго не мог сообразить, куда пристроить ее чемодан, потом разрешил поставить его на широкую ступеньку.
Автобус остановился у пивной «Зеленый человек»[2].
Здесь снова возникла проблема с транспортом. Жена хозяина пивной, румяная толстуха, предложила в качестве провожатого Уильяма — неуклюжего веснушчатого подростка с огненно-рыжими волосами и в ярко-голубом свитере, которого ради Мэг вызвали из сада с его тачкой.
Разгорелся спор по поводу тачки, которая была полна навоза. Уильям заявил, что если они не хотели, чтобы он возился с навозом, то сразу бы и сказали. А что теперь?
Брякнуть шляпную коробку леди прямо в навоз? Так со шляпными коробками не обращаются, и тачки тоже для чемоданов и коробок не предназначены.
Постепенно вокруг Мэг и ее багажа собралась целая толпа: хозяин гостиницы, мистер Хиггинс, такой же толстый и румяный, как его жена; мисс Йоумен, сестра миссис Хиггинс, зашедшая поболтать, и старуха с редкими седыми волосами, прикрытыми мужской шапкой, которая оказалась бабушкой Уильяма. У нее был писклявый голос и невероятное количество блистательных идей.
— Вывали навоз на грядку с кабачками, — посоветовала она.
— А туда-то зачем, мама? — всполошился хозяин, — Кабачки уже кончились или вот-вот кончатся.
— Не кончатся, пока не наступят заморозки, — возразила старуха. — Делай, как я говорю, Уильям, а мать даст тебе газету, и ты постелишь ее на дно тачки, чтобы коробка не испачкалась.
Мисс Йоумен стояла на верхней ступеньке с высокомерным видом. Она носила тугой корсет, длинную юбку и аккуратную челку. Кончик ее тонкого носа неодобрительно подергивался.
Уильям исчез и вскоре вернулся, с угрюмым видом волоча деревянную тачку, от которой пахло свинарником.
Старуха достала несколько газетных листов — в основном «Ньюс оф уорлд» — и стала наблюдать за их укладкой, то и дело давая советы. Хозяин и Уильям погрузили багаж под аккомпанемент ехидного хихиканья мисс Йоумен, и Мэг зашагала следом за тачкой по аллее, огибавшей кладбище.
Они остановились у запертых ворот, точно так же, как незадачливый Билл. После нескончаемого путешествия эти ворота казались ей спасительной соломинкой. И когда выяснилось, что им придется ждать, пока о ее прибытии сообщат в дом, Мэг едва не расплакалась, переполненная праведного гнева.
— Почему они держат ворота на замке? — спросила она Уильяма.
Мальчишка пожал плечами.
— А кто их знает…
Ожидание казалось бесконечным. Мэг попыталась вовлечь Уильяма в разговор.
— Тебе нравится работать в саду?
Уильям покачал рыжей головой.
— Они всегда держат ворота запертыми?
— Не знаю.
— А ты знаешь мальчика, который пошел сказать, что я приехала?
Уильям снова покачал головой и откинул рыжую прядь, свесившуюся ему на глаза.
— Этот мальчик и эта старуха — они местные?
Ее провожатый покачал головой в третий раз.
Мэг оставила попытки что-то узнать и просто смотрела на Уильяма. Она никогда не видела мальчиков с таким количеством веснушек и с такой румяной кожей. Даже уши и затылок у него были красными.
С каждой минутой становилось все темнее. Мэг с сожалением думала о мире, в котором обитала прежде. В том мире ей не приходилось ждать у запертых ворот, пока мальчишка-садовник не сбегает в дом и не спросит, впустить ли ее. Не приходилось тащиться пешком следом за тачкой, в которой возили навоз. Там она приезжала на машине, ее встречали и угощали чаем. Мысль о горячем чае, на который едва ли можно было рассчитывать, особенно действовала на нервы. Сумерки неотвратимо сгущались, старуха вернулась в свою сторожку, Уильям молча стоял рядом, а исходивший от тачки запах навоза возносился до самых небес.
На подъездной аллее появилась фигура, и сердце Мэг радостно дрогнуло. Оно было очень добрым и очень любящим, ее сердце, поэтому тот факт, что дядя Генри решил сам подойти к воротам и впустить ее, растопил ее гнев.
Конечно дядя — добрый человек, хотя он так часто забывал о ее существовании.
— Старый джентльмен идет, — с благоговением произнес Уильям.
Фигуру, приближающуюся к ним, даже в сумерках нельзя было спутать ни с чьей иной. Сутулые плечи, слегка прихрамывающая походка, черная широкополая шляпа, длинное пальто со старомодной накидкой — это мог быть только он. Генри Постлетуэйт.
Когда он подошел к воротам, Мэг увидела седую бороду, торчащую из-под темного шарфа, и вспомнила, как Билл рассказывал ей, что профессор отрастил бороду. Как же неопрятно она выглядит! Нужно убедить его избавиться от нее.
Достав ключ из кармана пальто, Генри Постлетуэйт отпер ворота, открыл левую створку, и Мэг бросилась в его объятия.
— Почему ты держишь ворота на запоре, дядя Генри?
Неужели дом осаждают? И разве ты не ожидал меня? Может быть, ты не получил мою телеграмму или забыл вскрыть ее? Думаю, мне пора снова присматривать за тобой. Ты не рад мне? — Она поцеловала его в щеку, но на самом деле поцелуй достался шарфу.
Генри Постлетуэйт рассеянно похлопал ее по плечу с видом человека, который чувствует, что от него ожидают соответствующего проявления любви и старается не обмануть ожиданий.
— Конечно рад… дорогая, — зазвучал его мягкий голос, и Мэг узнала эти паузы посреди фразы. Он собирался закрыть ворота, но Мэг повисла у него на руке.
— Уильям привез мой багаж, который мне нужен даже в случае осады. Поехали, Уильям.
— Да-да… — кивнул профессор.
Тачка, казалось, удивила его. Он шагнул в сторону, пропуская ее, и последовал за ней вместе с Мэг по мрачной и заросшей аллее. Поддеревьями было уже совсем темно, по Уильям знал дорогу. Тачка со скрипом катилась вперед, и Мэг думала, что даже в полном мраке могла бы следовать за ней, ориентируясь по запаху. Она стиснула руку профессора под складками накидки.
— Ты так и не объяснил мне, почему запирают ворота.
Чтобы никто тебе не мешал?
— Да-да… поэтому я сюда переехал.
— По-моему, мешать здесь просто некому. Книга, должно быть, продвигается с быстротой молнии.
— Да, она продвигается неплохо… но мне не должны мешать.
Он давал ей понять, что она не должна мешать ему.
Мэг почувствовала жгучую обиду. Слышать такое после стольких лет, прожитых вместе!
— Ты знаешь, что я тебе не помешаю, — быстро сказала она.
— Да-да… — не слишком уверенно отозвался он.
Мэг отпустила его руку. Дядя отдалился от нее после брака с Робином, но она надеялась, что теперь все изменится. Он сам пригласил ее приехать, и ей казалось, что возвращаются прежние времена. Но вернуться в прошлое невозможно.
Они вышли из-под деревьев, и Мэг увидела озеро и дом на его дальней стороне, там светилось незанавешенное окно. Она могла различить только смутный силуэт острова. Там нигде не было света. Внезапно освещенное окно тоже исчезло, словно глаз под опущенным веком. Кто-то опустил штору, и все погрузилось во мрак.
Медленно и молча они шли по берегу озера. Впрочем, походка Генри Постлетуэйта никогда не отличалась энергичностью. Он стал прихрамывать уже много лет назад, но Мэг казалось, что хромота усилилась. Она хотела спросить дядю о его здоровье, но чувствовала, что он пребывает вне пределов досягаемости. Ее охватила невероятная тоска по Биллу. В том, что дядя Генри погрузился в свои мысли, не было ничего нового, но она ощутила острое чувство одиночества. Мэг вспомнились унылые строки Мэттью Арнолда[3]:
Да, в море жизни смертных миллионы
Подобны одиноким островкам.
Это мрачнейшее стихотворение заканчивалось на якобы утешительной ноте:
По воле Божьей наши берега
Соленою водой разделены.
Слезы обожгли глаза Мэг. Как глупо думать о Билле!
Ведь она приехала сюда, чтобы быть подальше от него, так какой смысл жалеть, что его нет здесь? Чем больше Мэг тосковала по Биллу, тем сильнее убеждалась, что поступила правильно, уехав из Лондона. Если Робин жив, между ней и Биллом не будет ничего, кроме тысяч миль соленой воды. И зачем только она вспомнила это стихотворение?
Очевидно, ее навели на такие мысли остров, озеро и отчаянная потребность вернуться в Лондон. Нет, не в Лондон… к Биллу… Мэг погрузилась в свои мысли так же глубоко, как профессор — в свои. Никто из них не произнес ни слова, пока они шли к дому.
— Ты имеешь в виду…
— Погоди. После этого кто-то явился в твою квартиру и выложил бумажными буквами на каминном коврике слово «жив». Это произошло в феврале, после того как ты в конце концов решила повидать адвоката. Ты написала профессору, но получила ответ, что он не может заниматься личной перепиской, и доведенная до отчаяния договорилась о встрече с мистером Пинкоттом, но, вернувшись домой, обнаружила на коврике буквы и снова не пошла к нему.
— Я не могла…
Билл поднял руку.
— Вот-вот. Именно этого от тебя и добивались. Потом настал июль. Ты потеряла работу и снова попыталась связаться с профессором, и снова безуспешно, и снова решила посоветоваться с мистером Пинкоттом. На сей раз ты даже не договаривалась о встрече, верно?
— У меня не было времени…
— Но прежде чем оно у тебя появилось, кто-то положил в твой почтовый ящик конверт, в котором не было ничего, кроме кленового листа с выколотым на нем словом «жив».
И ты снова отказалась от визита к мистеру Пинкотту.
— Билл…
— Погоди-погоди. Перейдем к теперешним событиям.
Я убеждаю тебя повидать Пинкотта. Гэрратт уговаривает тебя сделать то же самое и заверяет, что его люди поддержат твое ходатайство о признании смерти Робина. И каков же результат? Кто-то является в твою квартиру среди ночи и кладет визитную карточку Робина на полированный столик, предварительно скинув с него все книги и переставив его прямо под лампу, где ты просто не сможешь не заметить эту самую карточку. Очень впечатляюще, как в бульварных романах. Теперь, Мэг, подумай как следует! Что за всем этим кроется? Кто-то не хочет, чтобы ты получила доказательства смерти Робина. Почему? Что ты сделаешь в первую очередь, получив их? Пойдешь в банк и вскроешь вместе с управляющим пакет, который Робин оставил на хранение, строго оговорив условия его выдачи. Вот где собака зарыта. Ни ты, ни я не знаем, что находится в пакете, но кто-то знает, и этот кто-то готов любой ценой не допустить его вскрытия.
Мэг устало посмотрела на него.
— Но разве ты не видишь, что все это указывает именно на Робина? Кто-то знает, что находится в пакете? Разумеется, сам Робин. Кто-то не хочет, чтобы пакет вскрыли? Робин не хочет, чтобы знали о его делах, пока он жив.
У человека, приходившего в мою квартиру, был ключ — ключ Робина. У него была старая карточка Робина, которую тот носил в записной книжке.
— Постой, Мэг, я еще не закончил. Вспомни сегодняшнюю попытку завладеть пакетом. Возможно, она была настоящей, а возможно, и нет, своего рода мистификацией. Смотря что было известно пытавшемуся об условиях выдачи. Человек осведомленный не мог рассчитывать на то, что получит пакет благодаря подписи на отпечатанном письме. Но автор письма мог и не знать условий — я допускаю это, хотя и считаю маловероятным. Возможно, ему было не так уж важно завладеть бумагами, ему нужно было еще раз убедить тебя в том, что Робин еще жив, и заставить так же думать управляющего банком. Иными словами, это была очередная акция устрашения, в духе предыдущих.
— Но ведь и это указывает на Робина, — заметила Мэг.
— Нет, это еще не факт, — возразил Билл. — Если бы Робин беспокоился из-за пакета и хотел убедиться, что его не передадут никому другому, пока он жив, ему проще всего было самому явиться к управляющему. Потому я и не верю, что это Робин. Веская причина, а?
— Он хотел, чтобы я… не была уверена… ни в чем… — еле слышно произнесла Мэг.
— Но почему?
Мэг закрыла лицо руками и заговорила еще тише — Биллу казалось, будто он слышит ее мысли.
— Робин так разозлился, когда я сказала… что разведусь с ним. Он предупредил, что это будет нелегко…
Билл посмотрел на нее. Глаза ее были опущены, и потом он позволил себе вложить в свой взгляд всю свою любовь и гнев. Неужели то, что она прошептала, — правда? Он не сомневался, что Робин О'Хара способен на самую изощренную месть. Изобретательности ему было не занимать. Мэг угрожала ему разводом, а он сказал, что развестись с ним будет нелегко, и оказался прав. Покуда его судьба не выяснена, Мэг связана с ним. Если бы она доказала, что Робин жив, то могла бы развестись с ним.
Если бы она доказала, что он мертв, то стала бы свободной. Но Робин предпочитал держать ее в мучительной неопределенности. Да, это было в его духе.
— Нет, Мэг, — заговорил Билл. — Если бы Робину понадобился пакет, он бы пришел к управляющему, а если бы он хотел, чтобы мистер Лейн держал язык за зубами, то взял бы с него слово молчать о его визите. Я не верю, что все это устроил Робин. Зачем бы он стал печатать письмо на машинке, вместо того чтобы написать от руки? Нет, кто-то хотел внушить тебе и управляющему сомнения в смерти Робина.
Мэг опустила руки и посмотрела на него.
— По-твоему, тот, кто проделал такой трюк, рискнул бы подойти прямо к банку, чтобы встретить посыльного и забрать у него ответ? Нет, это был Робин.
Как ужасно бояться, что Робин жив! Если бы кто-нибудь сказал ей два года назад: «Ты будешь испытывать страх при мысли, что он жив», это звучало бы как чудовищная ложь, нелепость…
Билл покачал головой.
— Твои доводы неубедительны, Мэг. Зачем Робину было отправлять в банк посыльного, если он мог прийти туда сам? Конечно он мог послать кого-то за пакетом, если по какой-то причине был не в состоянии сам за ним пойти, но раз он, по-твоему, подошел прямо к банку, значит, мог зайти туда и взять пакет. Что касается риска для проделавшего этот трюк, то я его не вижу. Ведь управляющий отправил клерка следом за посыльным, и если тот человек предвидел такой вариант, то самым безопасным местом для того, чтобы забрать у мальчика ответ, была бы как раз площадка возле банка. Ведь этого никто не ожидал, а следивший за посыльным не мог выйти из банка сразу же, поскольку должен был держаться от мальчика на некотором расстоянии.
— Робин тоже мог все это предвидеть, — сказала Мэг. — Это бесполезно, Билл. Думаю, ты прав почти во всем.
Вряд ли кто-то на самом деле рассчитывал получить пакет.
Конечно это трюк, но его проделал Робин. Он хотел убедиться, что пакет без него не вскроют, и хотел и дальше держать меня в неведении насчет того, жив он или мертв.
И хватит это обсуждать. Лучше начни ругать меня — ты говорил, что злишься, но не объяснил почему.
Лицо Билла изменилось. Мэг права — продолжать разговор об этом не имело смысла, а кроме того, он должен заставить ее перестать упрямиться.
— А ты сама не догадываешься? Эту голодовку необходимо прекратить. Тебе нужны деньги на жизнь. Называй это займом или как тебе угодно. Если это так тебе важно, я обещаю содрать их с профессора.
— Ладно, — улыбнулась Мэг. — И не ругай меня больше… я сама собиралась попросить у тебя в долг пять фунтов. Конечно, ты можешь попробовать… мм… содрать их с дяди Генри, но предупреждаю, это будет нелегко. Иногда мне кажется, что в дядиной рассеянности есть определенная система, так как она всегда обостряется, когда кто-то начинает говорить о деньгах — особенно если это его деньги и их хотят одолжить.
Билл нахмурился.
— Но ведь пять фунтов это гроши!
Мэг покачала головой.
— Я знаю, что ты охотно дал бы мне пятьдесят, независимо от того, вернет их тебе дядя Генри или нет. Но мне нужно не больше пяти фунтов, так как я решила поехать в Ледстоу. Я бы вообще не стала занимать деньги, но, откровенно говоря, у меня нет даже полукроны, поэтому мне приходится попросить у тебя денег на дорогу.
— Не нравится мне, что ты поедешь в Ледстоу, — сказал Билл.
— Мне тоже.
— Тогда не езди.
Мэг печально улыбнулась.
— У меня нет иного выхода.
Глава 13
— Вот такие делишки, — закончил Билл Кавердейл, обращаясь к полковнику Гэрратту, который сидел спиной к нему, роясь в ящике письменного стола.
Последовала пауза, в течение которой Гэрратт извлек из недр ящика папку, бросил ее на пол и продолжил поиски.
— Полагаю, вы меня не слушали? — вскоре осведомился Билл из глубины наименее неудобного кресла.
Гэрратт обернулся, злорадно усмехаясь.
— Слышал каждое слово. И если хочешь знать мое мнение, то это абсолютная чепуха!
— Почему? — допытывался Билл.
Гэрратт развернулся к нему вместе со стулом и наклонил его назад под весьма рискованным углом.
— Почему? Потому что это чепуха. И ты сам бы это понял, если не был ослеплен этой молодой особой. Господи! Меченые газеты, которые суют в почтовый ящик и которые потом растворяются в воздухе, визитные карточки среди ночи, листья с выколотыми на них таинственными посланиями, буквы на каминном коврике! Твоей приятельнице нужен муж, который присматривал бы за ней, так что лучше поскорее сыграй свадьбу и увези ее куда-нибудь для перемены обстановки. Надеюсь, что она прекратит все эти истерики, иначе можешь поставить крест на своей работе.
Билл с трудом сдержал гнев.
— По-вашему, Мэг была тем джентльменом в синем костюме и в шляпе-котелке, который этим утром отправил посыльного в банк? У нее есть алиби, так как я говорил с ней, когда позвонил управляющий. Или вы намерены доказать, что она была тем типом, который следовал за мной на Миннеттс-роу и отстрелил мне кусочек уха? Боюсь, это тоже не получится, потому что ей бы не хватило времени надеть брюки и отправиться за мной следом — а в том, что на стрелявшем были брюки, я готов поклясться.
Конечно, Мэг могла надеть их под вечернее платье и была в них все время и в ресторане, и в театре — под юбками, которые теперь носят девушки, достаточно места для пары мужских брюк!
Гэрратт скорчил гримасу.
— Кажется, ты говорил, что там было темно?
— Верно. Но не настолько, чтобы не разглядеть брюки. Никто не мог бы бежать с такой скоростью в длинной шифоновой юбке и туфлях на высоких каблуках.
— Эти туфли и юбка были на миссис О'Хара? Можешь оставаться при своем мнении, так как я и не думаю, что это она стреляла в тебя. Зачем бы ей? — Он пожал плечами. — Возможно, ты досадил кому-то, кто тоже положил на нее глаз, а может быть, это был какой-то пьяница, или… — Гэрратт закатил глаза, со стуком опустил на пол передние ножки стула и снова повернулся к столу.
Билл присел на край стола, глядя на него.
— Хотите сказать, что я заразился от Мэг истерией? Еще бы, ведь это необычайно прилипчивое состояние! Думайте что угодно, только я хотел бы знать, почему вы так думаете. По-вашему, я намазал себе ухо красной краской и залепил? Ладно, не хотите говорить — не надо. Но как я заметил, у вас нет никаких объяснений по поводу истории с банком. По-моему, все упирается в этот проклятый пакет.
Гэрратт внезапно кивнул и отвел взгляд. Не дождавшись ответа, Билл заговорил снова:
— Едва ли вас интересует мое мнение, но все-таки я скажу. О'Хара поместил пакет в банк за неделю до своего исчезновения.
Гэрратт снова посмотрел на пего..
— Ты уверен?
— Абсолютно. Вы же сами сказали, что он вроде бы напал на какой-то важный след, но не очень-то об этом распространялся. По-видимому, не хотел делить ни с кем свою славу, если операция завершится успешно. Я думаю, пакет содержит его записи по этому делу и все доказательства, какие ему удалось собрать. Есть какой-нибудь способ получить этот пакет?
Гэрратт покачал головой.
— Только после официального признания смерти О'Хара. Его жена обращалась к адвокату?
— Она не хочет этого делать, — ответил Билл.
Гэрратт сквозь зубы выругался.
— Почему?
— В отличие от нас с вами, Мэг думает, что О'Хара жив. Если это так, он бы не хотел, чтобы пакет вскрыли.
— Полная чушь! — фыркнул Гэрратт. — О'Хара мертв.
— Мэг так не считает. Она думает, что он скрывается по каким-то личным причинам — в частности, чтобы помешать ей развестись с ним. Предположим, что это правда и что у О'Хара при всем при том есть причины… мм… оставаться мертвым — что-то, связанное с шайкой Стервятника, которую он выслеживал. В таком случае ему совсем ни к чему, чтобы пакет вскрыли, и мог устроить очередной трюк, чтобы помешать Мэг встретиться с адвокатом и получить официальное свидетельство его смерти. Если это все, по-вашему, полная чушь, то вам придется допустить, что пакетом интересуется кто-то еще. Кто бы это мог быть? Человек, которого выслеживал О'Хара, скажем так, здешний помощничек Стервятника. Если ваше предположение верно, и этот человек убил О'Хара, то он не может допустить, чтобы документы из пакета попали в руки властей. Допустим, он знал, что в случае официального признания смерти О'Хара, пакет передадут его жене, — как он поступил бы тогда? Постарался бы внушить Мэг, что Робин жив. Неужели вы не понимаете, Гэрратт, что этому типу ничего не грозит, покуда Мэг сомневается в смерти своего мужа? В этом и состоит моя версия — я не верю, что О'Хара жив, но думаю, что кому-то выгодно заставить нас в это поверить.
— Проблески здравого смысла, — сухо заметил Гэрратт. — Хватай-ка ты свою Мэг за шкирку и тащи ее к адвокату, а потом названивай ему по двадцать раз в день, пока ему не станет тошно слышать в трубке твой голос.
Вот тогда он наверняка начнет шевелиться. Нам позарез нужен этот пакет. Вскрыв его, мы узнаем, кто из нас прав. — Он усмехнулся. — Вот будет смеху, если в нем окажется только завещание О'Хара. Вряд ли он оставил что-то, кроме долгов.
Билл склонился вперед, опираясь на стол ладонью.
— Скажите, Гэрратт, чем занимался Стервятник?
— Шантажом. И делал это мастерски, — ответил Гэрратт. — Использовал шантаж для организации забастовок и политических кризисов, извлекая из них немалую выгоду.
Это было его основным… мм… бизнесом. Впрочем, он не брезговал и вульгарными преступлениями — наркотики, фальшивые деньги и прочее. Мы подключились из-за, так сказать, политического компонента в его делишках. Стервятник покончил с собой, но дело его живет. У его подельников широкий размах, на международном уровне. Когда в какой-то стране становится слишком жарко, вся свора перебирается в другую. Франция устроила облаву, так что теперь наша очередь. Перекрыть все норы нам пока не удается.
— Так вы думаете…
— Я думаю, что О'Хара напал на какой-то след. Из-за глупой самонадеянности решил действовать в одиночку.
Но у него не было шансов, и с ним расправились.
— А пакет?
— Возможно, там хранится нечто важное — судя по всем этим фокусам. Ты уж присматривай за миссис О'Хара, пока мы с этим не разберемся, только не слушай всякую болтовню о том, будто О'Хара жив. Если он сунулся в это осиное гнездо, то наверняка пропал.
Билл встал и направился к двери, но полковник остановил его.
— Насчет этой Делорн…
Билл обернулся.
— Да?
— Я получил рапорт о ней. Есть кое-какие факты. Она уже не слишком молода. Из тех актрисуль, которые больше околачиваются в театральных агентствах, чем играют на сцене. Вроде бы какое-то время была за границей. Несколько дней в прошлом августе выступала в шоу в Блэкпуле, Пьеро, Коломбина, всякое такое… Но уволилась, с кем-то поскандалив. Это единственный ее ангажемент, о котором есть сведения. При ней всегда какой-нибудь обожатель. Уже год с лишним она арендует квартирку в Олеандр-Меншинс, но редко там бывает. Горничной у нее нет — приходящая служанка делает уборку, когда хозяйка дома. Вполне добропорядочная женщина, обслуживающая несколько квартир в доме. Неплохо бы побеседовать с ней об О'Хара. — Гэрратт поморщился. — Служанка, возможно, его помнит — Делла Делорн вряд ли. Не хочешь попытать счастья? Может, и расколешь.
Билл улыбнулся.
— Это скорее по вашей части, Гэрратт, — ответил он и быстро вышел, пока не грянула буря.
Глава 14
Мэг отправилась в Ледстоу в тот же день. Она, послала телеграмму и села в поезд, отказавшись от предложения Билла отвезти ее на машине. По сути, Мэг спасалась бегством — от Билла, от телефона, по которому звонил управляющий банком, от квартиры, ключ от которой имеется у кого-то еще. Если бы Билл продолжал навещать ее и вел себя как кроткий агнец, она бы, в конце концов, расплакалась на его плече и их отношения зашли бы в тупик.
Раз уж необходимо строить из себя дуру и плакать на чьем-то плече, лучше пусть это будет плечо дяди Генри. Ей не хотелось ехать в Ледстоу, но там ей будет спокойно.
Мэг добралась в Ледстоу уже к вечеру, успев неоднократно пожалеть о том, что отказалась ехать на машине Билла. В Ледлингтоне ей пришлось сорок пять минут ждать пригородного поезда до Брэнта, а оттуда, после двадцатиминутного ожидания, ехать еще более медленным поездом до Дипинга, который находится в трех с половиной милях от Ледстоу. Из Дипинга в Ледстоу ходит автобус, которого опять же пришлось ждать. Так как от Ледлингтона до Ледстоу было всего семь миль, Мэг начала жалеть, что не отправилась прямо от Ледлингтона пешком, но у нее были тяжелый чемодан и шляпная коробка, не слишком подходящие для семимильной прогулки.
Наконец автобус прибыл, но кондуктор долго не мог сообразить, куда пристроить ее чемодан, потом разрешил поставить его на широкую ступеньку.
Автобус остановился у пивной «Зеленый человек»[2].
Здесь снова возникла проблема с транспортом. Жена хозяина пивной, румяная толстуха, предложила в качестве провожатого Уильяма — неуклюжего веснушчатого подростка с огненно-рыжими волосами и в ярко-голубом свитере, которого ради Мэг вызвали из сада с его тачкой.
Разгорелся спор по поводу тачки, которая была полна навоза. Уильям заявил, что если они не хотели, чтобы он возился с навозом, то сразу бы и сказали. А что теперь?
Брякнуть шляпную коробку леди прямо в навоз? Так со шляпными коробками не обращаются, и тачки тоже для чемоданов и коробок не предназначены.
Постепенно вокруг Мэг и ее багажа собралась целая толпа: хозяин гостиницы, мистер Хиггинс, такой же толстый и румяный, как его жена; мисс Йоумен, сестра миссис Хиггинс, зашедшая поболтать, и старуха с редкими седыми волосами, прикрытыми мужской шапкой, которая оказалась бабушкой Уильяма. У нее был писклявый голос и невероятное количество блистательных идей.
— Вывали навоз на грядку с кабачками, — посоветовала она.
— А туда-то зачем, мама? — всполошился хозяин, — Кабачки уже кончились или вот-вот кончатся.
— Не кончатся, пока не наступят заморозки, — возразила старуха. — Делай, как я говорю, Уильям, а мать даст тебе газету, и ты постелишь ее на дно тачки, чтобы коробка не испачкалась.
Мисс Йоумен стояла на верхней ступеньке с высокомерным видом. Она носила тугой корсет, длинную юбку и аккуратную челку. Кончик ее тонкого носа неодобрительно подергивался.
Уильям исчез и вскоре вернулся, с угрюмым видом волоча деревянную тачку, от которой пахло свинарником.
Старуха достала несколько газетных листов — в основном «Ньюс оф уорлд» — и стала наблюдать за их укладкой, то и дело давая советы. Хозяин и Уильям погрузили багаж под аккомпанемент ехидного хихиканья мисс Йоумен, и Мэг зашагала следом за тачкой по аллее, огибавшей кладбище.
Они остановились у запертых ворот, точно так же, как незадачливый Билл. После нескончаемого путешествия эти ворота казались ей спасительной соломинкой. И когда выяснилось, что им придется ждать, пока о ее прибытии сообщат в дом, Мэг едва не расплакалась, переполненная праведного гнева.
— Почему они держат ворота на замке? — спросила она Уильяма.
Мальчишка пожал плечами.
— А кто их знает…
Ожидание казалось бесконечным. Мэг попыталась вовлечь Уильяма в разговор.
— Тебе нравится работать в саду?
Уильям покачал рыжей головой.
— Они всегда держат ворота запертыми?
— Не знаю.
— А ты знаешь мальчика, который пошел сказать, что я приехала?
Уильям снова покачал головой и откинул рыжую прядь, свесившуюся ему на глаза.
— Этот мальчик и эта старуха — они местные?
Ее провожатый покачал головой в третий раз.
Мэг оставила попытки что-то узнать и просто смотрела на Уильяма. Она никогда не видела мальчиков с таким количеством веснушек и с такой румяной кожей. Даже уши и затылок у него были красными.
С каждой минутой становилось все темнее. Мэг с сожалением думала о мире, в котором обитала прежде. В том мире ей не приходилось ждать у запертых ворот, пока мальчишка-садовник не сбегает в дом и не спросит, впустить ли ее. Не приходилось тащиться пешком следом за тачкой, в которой возили навоз. Там она приезжала на машине, ее встречали и угощали чаем. Мысль о горячем чае, на который едва ли можно было рассчитывать, особенно действовала на нервы. Сумерки неотвратимо сгущались, старуха вернулась в свою сторожку, Уильям молча стоял рядом, а исходивший от тачки запах навоза возносился до самых небес.
На подъездной аллее появилась фигура, и сердце Мэг радостно дрогнуло. Оно было очень добрым и очень любящим, ее сердце, поэтому тот факт, что дядя Генри решил сам подойти к воротам и впустить ее, растопил ее гнев.
Конечно дядя — добрый человек, хотя он так часто забывал о ее существовании.
— Старый джентльмен идет, — с благоговением произнес Уильям.
Фигуру, приближающуюся к ним, даже в сумерках нельзя было спутать ни с чьей иной. Сутулые плечи, слегка прихрамывающая походка, черная широкополая шляпа, длинное пальто со старомодной накидкой — это мог быть только он. Генри Постлетуэйт.
Когда он подошел к воротам, Мэг увидела седую бороду, торчащую из-под темного шарфа, и вспомнила, как Билл рассказывал ей, что профессор отрастил бороду. Как же неопрятно она выглядит! Нужно убедить его избавиться от нее.
Достав ключ из кармана пальто, Генри Постлетуэйт отпер ворота, открыл левую створку, и Мэг бросилась в его объятия.
— Почему ты держишь ворота на запоре, дядя Генри?
Неужели дом осаждают? И разве ты не ожидал меня? Может быть, ты не получил мою телеграмму или забыл вскрыть ее? Думаю, мне пора снова присматривать за тобой. Ты не рад мне? — Она поцеловала его в щеку, но на самом деле поцелуй достался шарфу.
Генри Постлетуэйт рассеянно похлопал ее по плечу с видом человека, который чувствует, что от него ожидают соответствующего проявления любви и старается не обмануть ожиданий.
— Конечно рад… дорогая, — зазвучал его мягкий голос, и Мэг узнала эти паузы посреди фразы. Он собирался закрыть ворота, но Мэг повисла у него на руке.
— Уильям привез мой багаж, который мне нужен даже в случае осады. Поехали, Уильям.
— Да-да… — кивнул профессор.
Тачка, казалось, удивила его. Он шагнул в сторону, пропуская ее, и последовал за ней вместе с Мэг по мрачной и заросшей аллее. Поддеревьями было уже совсем темно, по Уильям знал дорогу. Тачка со скрипом катилась вперед, и Мэг думала, что даже в полном мраке могла бы следовать за ней, ориентируясь по запаху. Она стиснула руку профессора под складками накидки.
— Ты так и не объяснил мне, почему запирают ворота.
Чтобы никто тебе не мешал?
— Да-да… поэтому я сюда переехал.
— По-моему, мешать здесь просто некому. Книга, должно быть, продвигается с быстротой молнии.
— Да, она продвигается неплохо… но мне не должны мешать.
Он давал ей понять, что она не должна мешать ему.
Мэг почувствовала жгучую обиду. Слышать такое после стольких лет, прожитых вместе!
— Ты знаешь, что я тебе не помешаю, — быстро сказала она.
— Да-да… — не слишком уверенно отозвался он.
Мэг отпустила его руку. Дядя отдалился от нее после брака с Робином, но она надеялась, что теперь все изменится. Он сам пригласил ее приехать, и ей казалось, что возвращаются прежние времена. Но вернуться в прошлое невозможно.
Они вышли из-под деревьев, и Мэг увидела озеро и дом на его дальней стороне, там светилось незанавешенное окно. Она могла различить только смутный силуэт острова. Там нигде не было света. Внезапно освещенное окно тоже исчезло, словно глаз под опущенным веком. Кто-то опустил штору, и все погрузилось во мрак.
Медленно и молча они шли по берегу озера. Впрочем, походка Генри Постлетуэйта никогда не отличалась энергичностью. Он стал прихрамывать уже много лет назад, но Мэг казалось, что хромота усилилась. Она хотела спросить дядю о его здоровье, но чувствовала, что он пребывает вне пределов досягаемости. Ее охватила невероятная тоска по Биллу. В том, что дядя Генри погрузился в свои мысли, не было ничего нового, но она ощутила острое чувство одиночества. Мэг вспомнились унылые строки Мэттью Арнолда[3]:
Да, в море жизни смертных миллионы
Подобны одиноким островкам.
Это мрачнейшее стихотворение заканчивалось на якобы утешительной ноте:
По воле Божьей наши берега
Соленою водой разделены.
Слезы обожгли глаза Мэг. Как глупо думать о Билле!
Ведь она приехала сюда, чтобы быть подальше от него, так какой смысл жалеть, что его нет здесь? Чем больше Мэг тосковала по Биллу, тем сильнее убеждалась, что поступила правильно, уехав из Лондона. Если Робин жив, между ней и Биллом не будет ничего, кроме тысяч миль соленой воды. И зачем только она вспомнила это стихотворение?
Очевидно, ее навели на такие мысли остров, озеро и отчаянная потребность вернуться в Лондон. Нет, не в Лондон… к Биллу… Мэг погрузилась в свои мысли так же глубоко, как профессор — в свои. Никто из них не произнес ни слова, пока они шли к дому.