Вентворт Патриция. Сокровище Беневентов

   Полагаю, вас что-то угнетает и угнетает давно, какая-то мысль пугает вас и не дает вам полностью оправиться от болезни. Вы упомянули об этом в разговоре с миссис Кин, но сказали ей не все.
   Миссис Хаборд все еще прижимала к губам дрожащую руку, но при этих словах рука ее опустилась, и пальцы сжали подлокотник кресла.
   Испуганным голосом она пролепетала:
   — Элен Кин… Это она вас прислала? А я-то думала…
   — Нет, она тут ни при чем. Вы попросили ее зайти к вам потому, что были очень больны и вас что-то тяготило, но когда она пришла, вы рассказали ей очень мало.
   — Она пришла… села… и не поверила ни одному слову из того, что я говорила, — с обидой в голосе рассказывала миссис Хаборд. — Она пришла потому, что это ее христианский долг, и еще потому, что я за ней послала. Она высоко вознеслась, а я скатилась вниз — а ведь мы вместе ходили в школу… Я знаю ее достаточно хорошо, я знаю, что долг… долг для нее самое главное, она всегда готова его исполнить. Но если говорить о снисхождении и сострадании — эти чувства не для нее, это вам каждый подтвердит. Она сидела здесь, словно ледяная статуя, смотрела на меня холодными глазами и утверждала, что я несу чушь.
   Поэтому я не стала продолжать.
   — Это когда она сказала, что то, что рассказывали об Алане Томпсоне, — не правда?
   Голос миссис Хаборд внезапно стал резким.
   — Я не говорила, что все в этих историях — не правда.
   Внешность обманчива, а красота глупа и тщеславна, и то, как бегали за ним юные девушки, кому угодно могло бы вскружигь голову. И, если уж па то пошло, не только девушки, но это меня не касается. Но то, что меня угнетает и о чем я рассказала Элен Кин — истинная правда, и у нее нет ни малейшей причины мне не верить. Так значит, это не она вас послала?
   Мисс Силвер слегка покачала головой. Ее голос, ее взгляд, ее манеры подействовали успокаивающе. Дыхание миссис Хаборд стало более ровным, а ее пальцы перестали стискивать подлокотники кресла. Вот теперь можно было действовать более открыто, и мисс Силвер сказала:
   — Я не имею чести быть знакомой с миссис Кин. Это мистер Панчен попросил меня встретиться с вами. Он очень переживает за своего приемного сына, и для него было бы большим облегчением узнать, что его обвиняют незаслуженно. Его покойная жена приняла эту позорную историю очень близко к сердцу, и он чувствует, что обязан сделать все возможное, чтобы вернуть сыну доброе имя. Я знаю, что ходят разговоры, будто Алан Томпсон, прежде чем исчезнуть, украл у сестер Беневент деньги и бриллиантовую брошь и что вы сказали миссис Кин, что он невиновен.
   Миссис Хаборд покраснела.
   — Я говорила ей, но она не поверила!
   — Еще вы сказали, что он вообще не покидал Андерхилл.
   Миссис Хаборд заплакала.
   — Лучше бы я этого не говорила. Я и не стала бы, если бы она поверила хоть одному слову. Потому что если он и сбежал, то не из-за броши. Не брал он брошь мисс Кары, я видела ее потом, в ящике трюмо в комнате мисс Оливии — знаете, такое старинное, на подставке, с кучей маленьких. ящичков, и средний всегда был заперт. Но на этот раз в нем торчал ключ, и тряпка, которой я вытирала пыль, зацепилась за него и вытянула ящик. Там была та самая брошь, которую якобы взял Алан — веточка с алмазными цветами и листьями. Мисс Кара часто надевала ее по вечерам, и брошь ей очень шла. Так эта вещица лежала в ящике у мисс Оливии и там же — монетка мистера Алана, которую ему подарила мисс Кара.
   — Что за монетка?
   Голос миссис Хаборд стал тише.
   — Какая-то старинная, по виду золотая. И в ней было отверстие, в которое было вставлено колечко, чтобы ее можно было носить на цепочке — он так и делал. Цепочку ему тоже дала мисс Кара. И монетка, и цепочка, тоже лежали в ящике. Ох, мэм, вот они-то меня и напугали! Он бы никогда их не оставил!
   — Почему вы так думаете, миссис Хаборд?
   — Мисс Кара сказала ему, что это талисман — на счастье. Однажды, когда я убиралась у него в комнате, он показал мне монетку — достал ее из-под рубашки и все мне рассказал. «Посмотри, что мне дала мисс Кара! — сказал он. — Этой монетке сотни лет и она — настоящий талисман! Пока я буду ее носить, мне во всем будет везти, и мне не страшны ни раны, ни яды. Здорово иметь такую, не правда ли, — на тот случай, если кто-нибудь захочет всадить в меня нож или подсыпать чего-нибудь в чай». «Помилуйте, мистер Алан! — ответила я. — Кто же на это решится!» И знаете, и месяца не прошло, как что-то стряслось с машиной, на которой он ехал, она врезалась в стену в самом начале Хилл-лейн, а он вернулся домой без единой царапины. «Ну, что я вам говорил, миссис Хаборд? — сказал он. — Монетка мисс Кары — отличный талисман! Я, можно сказать, был обречен, а на мне ни царапины. Теперь я с ней не расстанусь». Конечно, это просто суеверие, но было видно, что он верит в то, что говорит. А дней через пять мне говорят, что он сбежал, взяв с собой бог знает сколько денег и ту брошь мисс Кары.
   О деньгах я ничего не могу сказать, кроме того, что хранить в доме большие деньги — самому напрашиваться на неприятности! Но брошь он точно не брал, я видела ее собственными глазами в ящике у мисс Оливии, а уж десять дней прошло, как он исчез, и его монетка вместе с цепочкой тоже лежали там, я уж вам говорила. А неделю спустя обе хозяйки уехали за границу. Но как мог мистер Алан забыть свою монету?
   Мисс Силвер переспросила:
   — Как? Ну скажем, он был пойман с поличным, его могли заставить вернуть украденное, в том числе и брошь.
   Старые леди могли не затевать судебное разбирательство, при условии, что он вернет брошь, и если эта монета с цепочкой тоже представляет ценность, то потребовали вернуть и их тоже. Все могло произойти именно так, миссис Хаборд.
   Миссис Хаборд фыркнула.
   — Могло, но не произошло! В любом случае мисс Кара про это не знала. За день до того, как они уехали за границу, я шла по коридору и услышала их голоса в комнате мистера Алана — дверь была приоткрыта. Мисс Кара плакала, а мисс Оливия ее отчитывала. Да так, что я подумала: ну и ну, стыдно ведь, как-никак сестра. «Разве можно так себя не уважать, — кричала она. — Ты оплакиваешь сбежавшего вора! Вульгарного воришку, обокравшего людей, которые всецело ему доверяли!» А мисс Кара ответила: «Если бы он сказал, что ему нужна эта брошь, я бы ему ее отдала. Я все бы ему отдала, что бы он ни попросил». И мисс Оливия сказала очень жестко: «Да, ты давала ему слишком много, и что из этого вышло? Ты сама подала ему эту мысль, а когда он понял, что зашел слишком далеко, он сбежал с тем, что смог забрать. Так что можешь проститься со своей брошью и с талисманом, с которым ты так всегда носилась — ты никогда больше не увидишь их».
   А мисс Кара зарыдала еще горше, и как только у нее сердце не разорвалось, не знаю… и сказала, что ей ничего не жаль, только бы он вернулся.
   — И что ответила мисс Оливия?
   Голос миссис Хаборд понизился до зловещего шепота:
   — Она сказала; «Ты никогда его не увидишь».

Глава 9

 
   Кандида прожила в доме тетушек немногим больше недели, когда однажды, вернувшись из Ретли, обнаружила в своей комнате мисс Кару Беневент. Зашла речь о том, чтобы ей с Дереком пойти в кино, но так получилось, что в тот день Кандида пошла на ленч со Стивеном, а когда Дерек наконец появился, она решила, что будет лучше, если они отправятся домой, а не в кино. Ей совсем не нравилось то, что происходит, о чем она и сказала Дереку, когда они под дождем возвращались на машине в Андерхилл.
   — Они думают, что я ходила на ленч с вами.
   Он чарующе улыбнулся.
   — Дорогая, я не могу распоряжаться их мыслями!
   — Нет, можете! Вы ничего не говорите прямо, но Вы так все устроили, как будто мы встречаемся не просто так, и я требую, чтобы вы это прекратили.
   — Радость моя, вам остается только сказать: «Дорогие тетушки, я не могу вам лгать. Я ходила на ленч не с Дереком, а он — не со мной», — Дерек произнес эту фразу нарочито-серьезным тоном, но, не выдержав, рассмеялся. — Так и скажите, если хотите устроить грандиозный скандал. Лично я обеими руками за мирную и спокойную жизнь.
   — Я не собираюсь поддерживать вашу ложь.
   — А кто лжет, дорогая? Не я и не вы. Вы не планировали на сегодня ленч со Стивеном, правда? Ну а как бы вы сказали им, что собираетесь это сделать? Это расстроило бы старых леди, да и вас — после беседы с ними. Надо радоваться, что все сложилось так удачно. По-моему, вы слишком хорошо воспитаны, чтобы бегать за молодым человеком и напрашиваться на приглашение.
   Кандида взглянула на Дерека, не скрывая своего возмущения. Он ей нравился — не мог не нравиться, — но иногда ей хотелось надавать ему пощечин, и это желание обуревало ею по несколько раз в день.
   — Не притворяйтесь идиотом — вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.
   Дерек пожал плечами.
   — О, как вам будет угодно. Мы приезжаем домой и сообщаем: «Дорогие тетушки, Кандида вкусила ленч в обществе Стивена, а я»… Интересно, а где в таком случае его вкушал я? Как вы думаете, сумею ли я убедить их в том, что у меня случился провал в памяти, как у тех бедняг, которые попадали в сомнительные заведения лет на семь, а возвратившись, с улыбкой говорили, что ничего не помнят?
   — Я так не думаю.
   Дерек рассмеялся.
   — Вот и я тоже. Кроме того, лучше держать эту версию про запас, на крайний случай, не правда ли? Ну сами подумайте: какой смысл в подобном скандале? Это будет неприятно им, это будет неприятно мне, а если бы у вас было доброе, истинно женское сердце, то и вам тоже.
   Щеки Кандиды вспыхнули.
   — Значит, мир любой ценой?!
   — И спокойная жизнь. Вы абсолютно правы!
   Кандида смотрела в окно, за которым моросил дождь.
   Низкое серое небо и ровная серая дорога, голые ветви кустов в живых изгородях и поля, все краски которых были смыты дождем, монотонность скуки и уныния. Что толку злиться? Дерек обращал на ее злость не больше внимания, чем на струящиеся с крыши машины потоки воды. Как вода с крыши машины, как с гуся вода. Было в нем что-то такое, что не позволяло ничему прорваться внутрь: веселая бравада и сияющая улыбка, они надежно защищали то, что было в его душе что бы там ни было. Повинуясь внезапному импульсу, Кандида спросила:
   — Дерек, вы действительно… вы на самом деле их любите?
   Секунду-другую Дерек смотрел на нее, и его темные глаза улыбались.
   — Наших милых старушек? Разумеется! За кого вы меня принимаете?
   — Сама не знаю — в этом вся беда. И потом, я же спросила «на самом ли деле»…
   Дерек рассмеялся.
   — Дорогая, не слишком ли вы настойчивы? Давайте представим себе, что я — хитроумный злодей, вроде того парня, что служил у них прежде, этого Алана Томпсона, и что сбежал со всеми деньгами, которые смог найти и несколькими фамильными драгоценностями. Ну хорошо, предположим, что я ничем не лучше его. И вот вы спросили меня, люблю ли я тетушек. Что я, по-вашему, должен был ответить? Клясться в этом при каждом удобном случае? Я бы был круглым идиотом, если бы этого не делал… Но безнаказанно сбежать — это было бы слишком большой удачей для мошенника и вдобавок дурака. Поэтому, когда говорю вам, что я действительно их люблю, вы поверите мне не больше, чем я поверил бы сам себе — вот и все.
   — Я думаю, что вы любите мисс Кару, — сказала Кандида задумчиво.
   Дерек кивнул.
   — Ну, так оно и есть, что бы вы там ни думали. Они обе очень добры ко мне.
   — Вам не нравится, когда мисс Оливия ею командует, — продолжала Кандида, как будто не слыша его слов.
   Дерек шутливо загородился от нее рукой.
   — О, выключите скорей рентгеновскую установку! Это нечестно — видеть других насквозь.
   — Она ею командует, — продолжала Кандида. — Мне Тоже это не нравится.
   Разговор прекратился — они уже въезжали в ворота усадьбы Андерхилл.
   Миновав пустой холл, Кандида взбежала наверх. Было три часа дня, и казалось, что в доме никого нет. Старые леди, должно быть, отдыхали, а слуги были у себя. Кандида шла по извилистому коридору к своей комнате, но, подойдя к двери, услышала, что за ней кто-то тихо плачет, всхлипывая и тяжело вздыхая. Дверь была приоткрыта и, помедлив минуту, Кандида открыла ее пошире и заглянула внутрь.
   Мисс Кара стояла у холодного камина, крепко сцепив пальцы, и по ее щекам текли слезы. Она прошептала «Алан…» почти беззвучно и, должно быть, услышав, как Кандида вошла в комнату, вздрогнула, обернулась и опустила руки, но в следующую минуту спрятала в них лицо.
   — Тетя Кара… что случилось?
   Руки снова упали, и мисс Кара пристально посмотрела на девушку.
   — Я думала… я думала… Я думала о нем… И когда вы вошли… я на минуту решила…
   Она была похожа на ребенка, которому нанесли жестокую обиду.
   Кандида обняла бедную дрожащую женщину, пытаясь ее успокоить.
   — Тетя, милая!
   Эти слова, сказанные молодым, ласковым голосом, словно прорвали какую-то плотину, и мисс Кара заплакала совсем по-детски: безудержно, навзрыд. Кандида заперла дверь, а затем усадила мисс Кару на стул и опустилась рядом на колени. Все, что она могла сделать сейчас, — это отыскать платок, который пыталась на ощупь найти мисс Кара, и тихо шептать те самые почти неслышные слова, которыми обычно успокаивают плачущих детей.
   Когда плач почти стих, мисс Кара начала говорить.
   Слова, обрывки фраз и имя, имя столь долгое время бывшее запретным. Она повторяла его снова и снова, с неизбывной безутешностью в голосе:
   — Алан… Алан… Алан… — и чуть помолчав:
   — Если бы я только знала… где он сейчас…
   — Вы ничего больше о нем не слышали? — осторожно спросила Кандида.
   Ответ пришел словно затихающее эхо:
   — Ни разу…
   — Вы очень его любили?
   Маленькая, хрупкая ладонь, похожая на птичью лапку, сжала ее руку.
   — Я так сильно… его любила. Но он уехал… Это была его комната… Когда вы вошли, я подумала…
   — Почему он уехал?
   Мисс Кара покачала головой.
   — О, моя милая, если бы я знала! Ему незачем было это делать — на самом деле незачем. Оливия сказала, что он забрал деньги и мою бриллиантовую веточку, но я бы отдала ему все что угодно. И он это знал. Понимаете, Оливия знала не все. Я никогда не говорила ей… я никому не говорила… если я расскажу вам, вы ведь не скажете ей… не станете надо мной смеяться?
   Она сильнее сжала руку девушки.
   — О нет, конечно нет.
   — У меня никогда не было от нее секретов, но она не поймет. Она намного умнее меня и всегда говорила мне, что я должна делать. Но даже самые умные люди не всегда все понимают, верно? Оливия не поймет, как можно любить кого-то. Когда Алан уехал, она сказала только, что он неблагодарный мальчишка, и она больше не желает о нем слышать. Но вы ведь не перестанете любить человека только потому, что он сделал что-то не так. Она не понимает этого, совсем не понимает.
   — Мне очень жаль, мисс Кара.
   — Вы так добры. Кандида тоже была добрая — моя сестра Кандида. Она любила вашего деда и уехала вместе с ним, и папуля запретил нам даже упоминать ее имя. Тогда я ее не понимала, но теперь понимаю. Я бы уехала с Аланом куда угодно, если бы он только захотел этого, куда угодно, — ее голос упал до дрожащего шепота. — Вы знаете, мы собирались пожениться. Я никому об этом не рассказывала, но вы так добры. Конечно, это не был бы настоящий брак — у нас слишком большая разница в возрасте, больше тридцати лет. Да, это был бы неравный брак. Но если бы он стал моим мужем, я бы получила право на то, что называют завещанием по доверенности, и могла бы оставить ему вполне приличную сумму. Я помню, что адвокат говорил мне об этом после смерти папули. Он говорил: «Мисс Кара, если вы выйдете замуж, то, в соответствии с завещанием вашего деда, вы имеете право обеспечить содержание своему мужу независимо от того, будут у вас дети или нет». А Оливия сказала: «Тогда она может воспользоваться своим правом, чтобы обеспечить меня». А адвокат ответил: «Боюсь, что нет, мисс Оливия. Завещание по доверенности может быть использовано только в пользу мужа. Если мисс Кара так и не выйдет замуж, большая часть наследства перейдет к следующей по старшинству сестре, к миссис Сейл или к ее наследникам, а ваша доля наследства не изменится». У меня очень хорошая память и я запомнила все точно, слово в слово.
   Оливия тогда жутко разозлилась. Она дождалась, пока адвокат уйдет, и сказала, что наш дед не имел права оставлять подобное завещание. И что толку в том, что у меня есть деньги, если я не знаю, как ими распорядиться и что у нее больше прав, чем у детей Кандиды. О боже, она говорила такие ужасные вещи! Видите ли, наша сестра Кандида умерла раньше, чем папуля, и Оливия сказала, что надеется, что и ее дети тоже умрут, и тогда она получит то, что по праву принадлежит ей. Конечно, она просто от обиды так сказала, но все равно, как можно говорить такие ужасные вещи!
   Кандиде показалось, что ее коснулась какая-то ледышка но это не могло быть прикосновение мисс Кары — ее пальцы жгли словно угли. Потом они выпустили запястье Кандиды и взметнулись вверх, чтобы прикоснуться к тщательно уложенным волосам, неестественно темным на фоне увядшего морщинистого личика. Она перестала плакать, и, хотя глаза ее покраснели, а тщательно напудренное лицо уже не выглядело таким ухоженным, мисс Кара, похоже, немного успокоилась.
   — Так хорошо, когда есть возможность с кем-нибудь поговорить, — сказала она, удовлетворенно вздохнув. — Вы ведь не скажете Оливии, правда?

Глава 10

 
   На следующий день, когда закончился очередной урок вождения, Кандида увидела у дверей гаража Стивена и его машину.
   — Садитесь — небольшая прогулка, — сказал он коротко.
   — Но Стивен…
   Он захлопнул дверь и тронулся с места прежде, чем она смогла придумать хоть что-то убедительное насчет того, что ей необходимо пораньше вернуться домой. Когда Кандида все же что-то пролепетала, они уже пробирались по одной из самых узких улочек Ретли, и он резонно ответил: «Я не могу разговаривать, когда веду машину». Искоса на него взглянув, Кандида заметила, что он необычайно серьезен.
   И хотя она еще сердилась, досада не могла одолеть восхищения. Приятно, когда мужчина способен действовать решительно — конечно, если требуют обстоятельства. Она кротко положила руки на колени, и в ее синих глазах затеплилась улыбка. Между тем они выехали из города, и по обеим сторонам дороги потянулись поля. Кандида снова посмотрела на Стивена. Его лицо было все таким же серьезным, и тогда она невинным голоском произнесла:
   — Ну что, теперь уже можно спросить? Куда мы направляемся?
   — Куда-нибудь, где мы сможем поговорить.
   — Я хотела сказать, но вы мне не позволили, что мне нужно вернуться домой, и как можно скорее.
   — Не сейчас. Мне необходимо с вами поговорить.
   — А разве сейчас мы не разговариваем?
   — Нет. Когда я говорю, что хочу поговорить, я имею в виду без дюжины посторонних глаз в этом проклятом кафе, или не тогда, когда мои мысли сосредоточены на дороге!
   — Но на дороге нет никого кроме нас, не так ли?
   Стивен сердито рассмеялся.
   — Но кто-то может появиться в любой момент! Боюсь, вы вполне способны настолько меня отвлечь, что я не замечу, как на меня мчатся целых три автобуса!
   — Это комплимент? Мне следует вас поблагодарить?
   — Нет, не комплимент, так что не стоит благодарности!
   Я собираюсь припарковаться здесь.
   По обеим сторонам дороги были широкие, поросшие травой обочины — приезжие иностранцы поражались такой безалаберности. На этой земле можно было бы вырастить что-нибудь более съедобное, чем трава. Свернув на эту зеленую полосу, Стивен остановил машину. Затем обернулся к своей спутнице.
   — Ну вот, теперь мы можем продолжить разговор.
   Кандида посмотрела на него внимательно. У Стивена был решительный вид — решительный и целеустремленный, Его волосы были взъерошены, а голубые глаза сверкали. Ей почему-то вдруг стало смешно.
   — Ну, раз уж вы так решили…
   — Что это вы сегодня такая паинька? Не нравится мне это, и не надейтесь, что этим меня удастся подкупить.
   И вообще, в чем дело? Нормально поговорить в кафе невозможно — вам это известно ничуть не хуже, чем мне!
   — Так о чем вы хотели нормально поговорить?
   — О вас. Как долго вы собираетесь жить у ваших тетушек?
   — Еще не знаю. А что?
   — Я не хочу, чтобы вы там жили.
   Его нахмуренные брови почти слились в одну линию, глаза посуровели — даже слишком. Кандида удивленно приподняла бровь.
   — Милый Стивен, если вы не хотите со мной встречаться, вас никто не заставляет.
   Рука Стивена коснулась ее колена.
   — Подождите, я совсем не об этом! Я серьезно!
   Сердце ее вдруг дрогнуло. Кандида не хотела знать, что он имел в виду, она не хотела относиться ко всему этому серьезно. Она хотела наслаждаться этой восхитительной игрой: выпад — защита, победа — отступление, этим ни к чему не обязывающим флиртом. Она не была готова к чему-то большему. Но стоило ей посмотреть на Стивена, как она поняла: то, что он собирался ей сказать, он скажет непременно, поэтому они сюда и приехали. Ее охватила радость, и в то же время она сильно разозлилась на себя за то, что этот разговор так ей приятен. Эта злость зазвучала даже в ее голосе.
   — Ну хорошо, продолжайте.
   — Я хочу, чтобы вы уехали оттуда.
   — Почему?
   — Мне не нравится, что вы там живете.
   — Но почему вам это не нравится?
   — Я думаю, вам лучше оттуда уехать.
   Ее лицо горело. Он впервые видел Кандиду такой сердитой: чуть растрепавшиеся волосы блестели, щеки полыхали от гнева, синие глаза стали еще синее. И вдруг сияние померкло. Румянец исчез, Кандида резко побледнела и очень тихо сказала:
   — Вы должны объяснить мне почему.
   Стивен и не подозревал, что говорить об этом будет так трудно. Нужные слова так легко находятся, пока разговор происходит в ваших мыслях, но в реальной жизни все иначе, они не желают слетать с языка. Стивену пришлось себя пересилить, чтобы эти слова все-таки прозвучали.
   — Мне не нравится этот дом. Мне не нравится, что вы там живете. Я хочу, чтобы вы уехали.
   — Вы до сих пор не объяснили мне почему.
   И Стивен ответил неожиданно дрогнувшим голосом:
   — Неужели вы думаете, что я хочу чтобы вы покинули Ретли? Вы же знаете, что нет. Если вы уедете, я отправлюсь следом — и это вам хорошо известно. А если неизвестно, то вы намного глупее, чем я думал.
   У Стивена и в мыслях не было говорить что-либо подобное, но то, что он хотел сказать, не шло у него с языка.
   «Да еще зачем-то положил ей руку на колено, идиот», — мелькнуло у него в голове. Он спешно отдернул руку.
   Совсем другая, побледневшая Кандида, ответила:
   — Нет, если я и глупа, то не настолько. Просто я хочу знать, почему вы против того, чтобы я жила в усадьбе Андерхилл.
   Вопрос был поставлен предельно четко и тут наконец Стивен заставил себя сказать все как есть:
   — Я думаю, что это небезопасно.
   Помолчав, Кандида сказала:
   — Я не понимаю, что вы имеете в виду.
   В том-то и была проблема, что он и сам не до конца понимал что… Если бы он действительно что-то твердо знал, то не сидел бы перед ней словно косноязычный дурак, но все его аргументы были жалки: смутные отголоски из прошлого, странные обрывки слухов и стойкое ощущение тревоги, оставшееся после посещения усадьбы Андерхилл. Ему с самого начала не нравился этот дом, но эти необъяснимые ощущения не слишком его волновали, пока усадьба была всего лишь очередным заказом. Что не нравилось? Сама атмосфера Авдерхилла, эти подвалы, куда его проводила мисс Оливия — было там что-то такое, что немедленно вызывало неодолимую неприязнь. Возможно, из-за упорного нежелания мисс Оливии Беневент пускать его туда или из-за того, что ему так и не позволили как следует изучить подвалы, чтобы убедиться, что в фундаменте имеются трещины. Стивен вышел оттуда взбешенным и расстроенным, и заявил, что прежде, чем определить, возможна ли реставрация, он должен провести более детальное обследование. С тех пор эта история, все тянулась и тянулась. У Стивена было еще два объекта по соседству, и если бы не они, он давно должен был покинуть Ретли. Стивен нахмурился.
   Кандида снова повторила то, что уже говорила, почти не изменив порядок слов, но чуть более настойчиво:
   — Стивен, что вы имеете в виду?
   — Разве у вас никогда не бывает странных предчувствий?
   Относительно какого-то человека или события?
   — Иногда бывают.
   — Вот и у меня есть предчувствие относительно вашего пребывания в усадьбе.
   Теперь Кандида тоже нахмурилась.
   — Предчувствие или предубеждение?
   — Предубеждение? С какой стати?
   — Его могла вызвать мисс Оливия.
   — Мисс Оливия?
   — Иногда она бывает… очень резкой.
   Стивен рассмеялся.
   — С каким-то там архитектором? Уж не думаете ли вы, что я придаю этому хоть какое-то значение!
   — Почему бы и нет.
   — Нет. Кандида, я не хочу больше ничего говорить.
   Неужели вы не понимаете, что не все можно выразить словами и четко объяснить?
   Кандида ощутила внезапное желание поступить именно так, как он требует.
   — Мне некуда ехать, и они прекрасно это знают.
   — Как такое могло случиться?
   — Барбара арендовала дом, в котором мы жили. Я не могла оплатить аренду, и туда въехали другие жильцы. Чтобы уехать из Андерхилла, мне нужно будет сперва найти работу.
   — Вы уже начали ее искать?
   — Пока нет. Они хотят, чтобы я осталась и занималась историей семьи — похоже, они поняли, что эта работа не скоро будет закончена, если рассчитывать только на Дерека.