Страница:
— Неужели вы думаете, что я соглашусь еще раз провести ночь в этой комнате? Ни за что! Я сказала тете, что не стану там спать, и я не стану! Я переночую у нее, и она может сколько угодно гадать что и почему!
— Но… Джозеф.
— У нее своя комната, так было всегда! И к тому же на ее двери есть засов! Уж там-то со мной ничего не случится!
Глава 15
Когда Кандида легла, прошло немало времени, прежде чем она отважилась выключить свет. Как только она собиралась его выключить, словно эхо, начинали звучать в памяти слова Нелли о прикосновении ледяной руки и о плачущем в темноте существе. Это было ужасно глупо, но ей казалось, что, если она вытащит руку из-под одеяла и повернет выключатель ночника, начнется что-то невообразимое. Кандида босиком подошла к книжным полкам, которые заполняли всю нишу между камином и окном. Надо что-нибудь почитать, отвлечься, и тогда она сумеет наконец заснуть.
Она сняла с полки томик стихов и раскрыла его наугад.
…напрягшись слух и зренье —
Совы белеет оперенье на колокольне.
Эти строчки напомнили о холодном лунном свете, о замерзших просторах и вызывали в памяти другую строку:
Но зябко ей в наряде пышном…
Совсем не то, что Кандида бы хотела почитать сейчас.
Она перевернула несколько страниц и прочла четыре последних строчки:
Я видел в сумерках: их алчущие рты
Распахнуты — о, жуткое знаменье!
Тут я очнулся, и не сразу понял,
Что распростерт на склоне промерзшего холма.
Кандида захлопнула книгу и поставила ее обратно на полку. Если Теннисон и Ките могут предложить только замерзших сов и жуткие знаменья, не говоря уж об алчущих ртах, она обойдется и без них.
Потом ей попался на глаза сборник рассказов и девушка выбрала один о коралловом острове. С грелкой в ногах и теплым светом ночника над левым плечом нетрудно перенестись в тропики и словно наяву представлять голубую воду, радугу и экзотические цветы. После двух или трех рассказов, действие которых происходило в тех широтах, где температура никогда не опускается ниже двадцати пяти градусов, Кандида даже отпихнула в сторону грелку. Вскоре после этого она уже почти спала, и книга выскользнула из ее пальцев. Звук упавшей на пол книги почти разбудил девушку — настолько, что она даже протянула руку и выключила свет, а затем погрузилась в один из тех смутных снов, от которых на утро не остается и следа.
Много позже она снова вернулась в то состояние, когда сны запоминаются, и оказалась участницей одного из них — очень неприятного. Обширная пустошь с пронизывающим ветром, угрюмые предрассветные сумерки. Порывы ветра доносили чьи-то голоса, но разобрать слова было невозможно. Но даже не зная, о чем они говорили, Кандида понимала, что не должна слышать эту беседу. Там, во сне, она бросилась бежать, чтобы укрыться от ветра, но зацепилась за что-то и упала, а ветер пронесся над ней и пропал.
Там, во сне, небо было скорее серым, а не темным, и по небу летели облака. Но когда она открыла глаза, вокруг была непроглядная тьма. Кандида поняла, что она в своей комнате, на кровати, дверь в коридор находилась справа, окна — слева от нее, а напротив — огромный выступ камина и ниша с книгами. Девушка знала, где все это расположено, но в этой темноте их не было видно, только прямоугольники окон слегка проступали на более плотном мраке стены. Снаружи, сбоку от холма, тьма не была такой всепоглощающей — там, по крайней мере, присутствовало воспоминание о свете и уверенное его ожидание, но дома этот свет не коснется. Он не попадет в комнату, потому что мрак заполнил ее до краев.
Кандида так и лежала в темноте, дрожа от страха. Мгновения проходили, но каждое тянулось все медленнее предыдущего, ужас наваливался на нее, еще немного — и он ее раздавит. Ей нужно было только вытащить руку из-под одеяла и повернуть выключатель — тогда комнату заполнит золотистый свет ночника. Тьма не устоит перед светом.
Нужно всего лишь протянуть руку… Но Кандида не могла расцепить пальцы, стиснутые на груди, там, где сердце было готово остановиться от страха.
А затем, абсолютно внезапно, послышался звук и возник свет.
Звук был почти неразличимым. Что-то двигалось, но невозможно было определить, что именно. Сначала послышался шорох, а затем возник свет — тонкая, похожая на проволочку серебристая полоска в темноте ниши.
Темные ряды стоящих на полках книг, которые Кандида все равно не смогла бы разглядеть, и разделяющая их продольная полоска света. Наваждение длилось всего несколько секунд — от одного удара сердца до другого. Кандида снова услышала шорох, но на этот раз поняла, в чем дело — книжные полки в нише скрывали дверь и теперь кто-то ее открывал. И тут ужас, не дававший ей шевельнуться, отступил, теперь ей хотелось закрыться рукой от ищущего света и притвориться спящей. Кандида быстро отвернулась, спрятав лицо в подушке и натянув на голову простыню.
Она успела как раз вовремя — свеча была уже в комнате.
Сквозь полусомкнутые веки Кандида могла ее видеть, потому что простыня сбилась, а подушка была слегка примята. Она сразу догадалась, что это свеча — свет мигал и подрагивал. Значит, кто-то вошел через нишу в комнату, пересек ее, вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
Кандида больше не боялась — она была рассержена.
Кто-то решил подшутить над ней и над Нелли. Комната Нелли тоже располагалась в старой части дома. Тайные ходы в стенах домов в семнадцатом веке были делом обычным, причин прятаться у людей хватало: религиозные распри, войны, заговоры, бунты. Поворот колеса судьбы — и ты наверху, еще один поворот — и ты катишься вниз.
Совсем не помешает иметь надежное убежище, где можно спрятаться самому… или спрятать сокровище. А действительно, не скрывается ли за одной из этих потайных дверей Сокровище Беневентов? Но больше Кандиду интересовало, кто это крался ночью через ее комнату. Неведомое существо, так напугавшее Нелли, скорее всего, окажется бедной мисс Карой: наверное, это она бродила во сне по дому, возможно в поисках своего юного возлюбленного. Но сегодня это вряд ли была мисс Кара, а если даже и она, то на сей раз она точно не спала. Кандида вспомнила, что страдавшая лунатизмом, Мэри Коппингер, девочка из ее школы, тоже ходила во сне, но свеча ей была не нужна. Однажды Кандида пошла за ней и увидела, как Мэри уверенно спустилась по темной лестнице и вошла в класс, будто прекрасно видела, куда надо идти, сама же Кандида пробиралась ощупью. Когда она вошла в класс, Мэри сидела за своей партой. Свет из окон позволял рассмотреть, что она делает. Девочка подняла крышку парты, достала оттуда книжку, закрыла крышку и вернулась в спальню. Наутро она ничего не помнила, а книга лежала у нее под подушкой — это был учебник французской грамматики, Мэри взяла ее потому, что боялась завтрашнего экзамена. Бедной мисс Каре тоже было чего бояться, и то, что беспокоило ее, было куда серьезней, чем школьный экзамен.
Ладно, в любом случае, тот, кто наведался сегодня в ее комнату, лунатиком не был. Может, это вообще была не женщина, да, совсем необязательно, что это женщина вошла через стену и вышла через дверь. Кто бы это ни был, двигался он почти неслышно.
А что? Это вполне мог быть Джозеф. Он двигался бесшумно, как кошка, свойство весьма ценное для дворецкого если он, конечно, не бродит по тайным ходам и не расхаживает по чужим спальням среди ночи. Все это мгновенно промелькнуло в ее сознании, и в следующую секунду Кандида уже осторожно открывала свою дверь. В коридоре, разумеется, света не было, равно как никаких признаков движения, но справа, за поворотом был не то чтобы свет, но тьма казалась там менее густой и был заметен угол стены.
Осмелев от злости, Кандида прямо босиком бросилась туда. Коридор поворачивал налево, и девушка осторожно заглянула за угол — там, за следующим поворотом, было заметно слабое мерцание, которое внезапно пропало. Кандида двинулась в ту сторону, вытянув вперед руки и осторожно ощупывая босыми ногами пол. Она прожила в этом доме уже две недели, но непредсказуемые повороты в здешних коридорах все еще могли сыграть с ней дурную шутку.
Еще здесь имелись чуланы, по размерам не уступавшие комнатам, и комнаты, которые легко было перепутать с чуланами. Заблудиться в Андерхилле было очень просто, тем более что ночью в коридорах никогда не горел свет — мисс Оливия умела экономить на мелочах.
Вытянутая рука Кандиды вдруг наткнулась на что-то твердое, словно скала, оно преградило девушке путь, но это явно была не стена. Пальцы Кандиды нащупали резное дерево, и тут она поняла, что это — огромный резной шкаф, стоявший на верхней площадке ведущей из холла лестницы. Очень древний, очень черный и громоздкий, он был тут абсолютно не на месте — площадка была узкой, и шкаф занимал ее почти полностью. Отсюда расходились три коридора: один — тот, по которому она пришла, другой вел в то крыло, где жили слуги, и последний, самый широкий — к апартаментам мисс Оливии и мисс Кары, двум абсолютно одинаковым комнатам, разделенным ванной. Если тот, кого она выслеживала, был Джозефом, то он, скорее всего, уже далеко — доступ в крыло для слуг перекрывался дверью. Кандида обошла шкаф и заглянула за него — ни света, ни каких-либо шорохов и движений. Не было никакого смысла идти дальше. Да и злость уже почти исчезла. Но все-таки Кандида прошла немного по направлению к комнатам мисс Оливии и мисс Кары — перед ней был темный коридор, темный и совершенно пустой. Кандида поняла, что окончательно упустила свой шанс узнать что-нибудь о ночном госте, зато забрела в одной ночной рубашке и босиком туда, где ей совсем не следует находиться. Ей живо представилась жуткая картина: мисс Оливия открывает свою дверь и зажигает свет. О том, что она тогда скажет или сделает, Кандида предпочитала не думать. Зачем думать, если это не должно случиться. Ни в коем случае!
Кандида развернулась и пошла обратно, держась ближе к середине лестнице. Ее босые ноги, несмотря на лежащий на полу ковер, уже давно замерзли, а по спине ползли мурашки. Миновав очередной поворот, девушка нащупала выключатель и зажгла свет. На минутку. Потом она вернется и выключит его, но без света она точно заблудится и не сможет попасть в свою комнату.
Войдя внутрь, она заперла дверь, придвинула кресло вплотную к книжным полкам и забралась в постель. Было двадцать минут четвертого, и грелка все еще оставалась слегка теплой. Посмотрев на придвинутое к полкам кресло, Кандида припомнила поговорку о том, что поздно запирать конюшню, когда лошади уже убежали. Но ведь есть и другая поговорка: «лучше поздно, чем никогда».
Глава 16
Следующие два дня Стивен был очень занят. Полковник Гатлинг одолевал его просьбами, которые весьма напоминали приказы командира нерасторопному подчиненному. Вознамерившись разрушить все, кроме самой первой постройки, особняка семнадцатого века, он очень настойчиво интересовался, когда можно будет начать работы, как много времени на них потребуется, сколько все это будет стоить и нужно ли будет получать «эти идиотские разрешения». А потом еще позвонил дядя Стивена и велел ему перезвонить в замок и договориться о встрече с лордом Ретборо. Стивен послушно перезвонил и вскоре оказался втянутым в долгую беседу с весьма обеспокоенным пожилым лордом.
— Видите ли, Эверсли, никто, понимаете, никто, не в состоянии сохранить подобное сооружение для следующих поколений. Мы живем там довольно долго и всегда старались делать все возможное, чтобы его сохранить, но теперь ситуация стала невыносимой. Даже содержание самого Замка — он устало махнул рукой, — даже это теперь невозможно. Оба моих сына убиты на войне, но остался внук, и я не желаю перевешивать этот камень на его шею. А теперь о том, что я хочу сделать. Мне недавно предложили одну авантюру — отдать его одному из этих новых колледжей.
Лично мне это кажется полной дичью, но мой дед переделал водопровод — если конечно можно назвать викторианский водопровод современным, — а мой отец провел электричество, поэтому, может, оно и к лучшему, нельзя же отставать от прогрессивных предков. Джонатан пойдет по моим стопам в нарушении традиций: он собирается устроить в поместье большое фермерское хозяйство и непременно с применением новейших достижений науки. В этом году он заканчивает сельскохозяйственный колледж и въедлив, как горчица — от своего ни за что не отступится. Чего я хочу от вас: мне нужен проект дома, в котором можно жить, не боясь разориться от непомерных трат на содержание. Мы выбрали место для строительства и хотим, чтобы вы на него взглянули.
Учитывая, что у Стивена было еще два небольших подряда, всяких дел хватило до самого вечера. Но едва он с энтузиазмом доложил о своих удачах дяде и положил трубку, тяжелые мысли снова его одолели, не став ни на йоту легче. За работой он заставлял себя забыть от этом бремени, но стоило ему лишь немного расслабиться, как тревога накатывала вновь. Самая тяжелая и самая невыносимая ноша в мире: страх, который невозможно облечь в конкретную форму, а потому невозможно обосновать, а затем принять или отвергнуть.
В комнате, которую Стивену отвели в гостинице, был удобный стул и, что еще важнее, специально для него привезенный обширный стол, за которым можно было работать, но работа его сейчас не привлекала. Стивен встал, взял в руки книгу и тут же бросил ее, подошел к окну и некоторое время смотрел, как зажигаются фонари на рыночной площади. Эта булыжная мостовая была тяжким испытанием для любых колес, да и сам рынок шумел, словно старая фабрика.
За спиной его зазвонил телефон. Стивен стремительно обернулся, почувствовав, как сильно забилось сердце. Он не смог бы назвать ни одной причины, по которой Кандида стала бы ему звонить, зато сколько угодно — почему она не стала бы этого делать. Когда они расстались, Кандида была очень сердита и они не договорились о новой встрече. Ради встречи с ней он был готов отдать все на свете. Поняв это, Стивен ощутил, что утрата невосполнима. С замиранием сердца он снял трубку. Голос был женским, но звонила не Кандида. Звонила кузина Луиза.
— О, это действительно вы? То есть это мистер Эверсли?
— Да, это я.
— О, мой милый мальчик, как приятно слышать твой голос! Звонить в гостиницу — это всегда так утомительно, ты не находишь? Никогда нельзя быть уверенным, что подошел именно тот, с кем ты хотел поговорить!
— Так вы просто ошиблись, но…
В ее удивительно высоком и звонком голосе мелькнула обида.
— О нет. Именно с тобой я и хотела поговорить, очень даже хотела. Я боялась, что не застану тебя на месте. Знаешь, миссис Мейхью завтра устраивает один из своих музыкальных вечеров в доме настоятеля. Эти вечера действительно бывают очень хороши и к тому же проходят в великолепном старом особняке. Миссис Мейхью просила меня привести Мод Силвер, а сегодня утром она звонит мне и устраивает выволочку: как я посмела утаить от нее, что у меня в гостях молодой кузен… В общем, она будет очень рада, если ты тоже сможешь прийти.
— Но Луиза…
— Мой милый мальчик, ни слова больше! Конечно я объяснила ей, что на самом деле ты приехал не ко мне, но она сказала, что это не важно и все же надеется, что я возьму тебя с собой. Там будет лорд Ретборо — он ведь играет на скрипке. Не при стечении народа, а так, для себя, конечно, но зато он настоящий меломан. И кажется, он весьма высокого мнения о тебе.
— Очень польщен, — ответил Стивен, — но вы же знаете, что я ужасно занят.
Голос Луизы зазвучал более доверительно.
— Слишком занят, чтобы встретиться с друзьями? Там будут обе мисс Беневент, и я почти уверена, что наконец увижусь там с Кандидой Сейл. Я так любила ее бабушку…
Ну и перспективка: сидеть (а может даже и стоять) в толпе и смотреть на сидящую в другом конце зала, среди кучи незнакомцев, Кандиду, да вдобавок еще слушать выступление местных дарований! Кандида будет недосягаема, мисс Бланк сорвет высокую ноту, а мистер Дэш будет угрюмо пилить на своей виолончели! Во всем этом не было ни малейшего смысла, но Стивен прекрасно понимал, что все равно туда потащится, что не упустит возможности хотя бы посмотреть на нее. Он просто не мог больше выносить разлуку. Если Кандида все еще на него сердится, он по крайней мере будет об этом знать и ему удастся снова на нее разозлиться — пока же это получалось очень плохо. Один-единственный взгляд все ему скажет, все, что ему так необходимо.
— Это очень любезно с вашей стороны, кузина Луиза, — и, разумеется, со стороны миссис Мейхью.
Стивен напрасно опасался — приглашенных на музыкальный вечер оказалось не так уж много. Миссис Мейхью оказалась женщиной весьма благоразумной и ее главной целью было доставить удовольствие друзьям. Поэтому на этих приемах гостей было в меру: она не пыталась набить их словно сардин в банку или заставить их перекрикивать друг друга в гуле толпы. Стивен пришел к заключению, что женщина она замечательная, с безупречными манерами и немалым опытом в светской жизни.
— Лорд Ретборо мне о вас много рассказывал, мистер Эверсли. Все его помыслы только о новом доме, проект которого вы для него разработали. Его можно понять старые дома достойны всяческого почтения, но никто не осмелится утверждать, что сумел бы достойно их содержать.
Они двинулись дальше, и Луиза Арнольд представляла его то одному, то другому. Но потом они с мисс Силвер присоединились к одной компании, уже занявшей свои места. Выступления музыкантов должны были начаться, когда все рассядутся, и поэтому оживленные разговоры пока не стихали. Стивен прислушивался к рассуждениям одного из каноников, высокого, худощавого старика, который, похоже, говорил интересные вещи — если бы можно было расслышать хоть слово. Он собирался рассказать что-то об архитектуре собора, но из-за тихого голоса и легкой шепелявости расслышать можно было очень немногое. Стивен стал ждать удобного случая, чтобы сбежать.
Удобный случай подвернулся, когда в зале появились мисс Оливия и мисс Кара: они пожимали руки миссис Мейхью и настоятелю, представляя им свою внучатую племянницу. На этот раз сестры были одеты по-разному. Мисс Оливия была в наряде из фиолетовой парчи с палантином из брюссельских кружев, на ее шее сияло ожерелье из очень крупных аметистов, на запястьях — парные браслеты. Корсаж платья поражал богатой отделкой. Стивену вспомнились картинки в книге старых французских сказок, он только никак не мог определить, кем бы оказалась мисс Оливия, доброй феей-крестной или злой колдуньей. Скорее все-таки феей-крестной, потому что злой колдунье полагалась свита из жаб и летучих мышей. Мисс Кара, державшаяся позади сестры, выглядела маленькой и сморщенной в своем черном бархатном платье и шали из плотных испанских кружев. На ней было одно из ранневикторианских ожерелий из мелкого жемчуга, собранного в маленькие плоские розеточки.
Кандида была в белом платье — подарок тетушек, но Стивен и не думал об этом. Он просто увидел, как она прекрасна и то, что, заметив его, она улыбнулась. На щеках Кандиды играл румянец, волосы сияли в теплом свете электрических ламп. Вся обида, вся горечь от ссоры сразу улетучились. С Кандидой в комнату вошла красота. Взгляд, которым они обменялись, был долгим, но Стивен понял, что поговорить им удастся не скоро: процессию возглавляла мисс Оливия, мисс Кара шла чуть позади слева, Кандида — справа, а Дерек замыкал шествие. Несколько вежливых поклонов, учтивые фразы: «Как приятно видеть вас, леди Карадок! Позвольте представить вам мою внучатую племянницу, Кандиду Сейл… Каноник Вершуйл, мы так давно не виделись! Это наша внучатая племянница». И так далее, и тому подобное.
Кандида улыбалась епископу — грузному старику с добрым лицом и внушительной фигурой — и его жене, у которых было семнадцать внуков, от этой четы веяло покоем и кротостью. Все были с Кандидой очень любезны, а кое-кто даже помнил Кандиду Беневент и сколько шуму наделала в свое время ее свадьба с Джоном Сейлом. Кандиде прежде приходилось бывать на танцевальных вечеринках, но на большой светский прием и в таком красивом старинном особняке она попала впервые. Да еще ей купили новое платье — специально для этого приема. Тетушки проявили невероятную щедрость. Они отвели Кандиду в маленький магазинчик эксклюзивного платья, и там мисс Оливия передала ее с рук на руки мадам Лурье, «которая точно определит, что вам нужно». Весьма пугающее вступление, но полностью оправдавшееся результатом. На свет божий было извлечено белое платье, и, выйдя из примерочной, Кандида услышала: «Сидит хорошо» — это сказала мисс Оливия а мисс Кара воскликнула: «О, моя дорогая, вы прелесть!» У Кандиды же просто не было слов. Она честно пыталась что-нибудь придумать, но достойных слов не находилось. Платье так ее преобразило, как может преобразить шедевр портновского искусства. Кандида покраснела и перевела счастливый, полный горячей признательности взгляд на тетушек. Однако услышав цену, просто обмерла.
Но тетушки и бровью не повели. Они величаво кивнули и мисс Оливия сказала:
— Очень хорошо. Можете записать это на мой счет, мадам.
Кандида и Стивен смогли встретиться лишь тогда, когда прибыли последние из приглашенных. Вот-вот должен был начаться первый номер программы. Мисс Оливия и мисс Кара уже заняли свои места. Луиза Арнольд, сидевшая сзади, наклонилась и произнесла: «Моя кузина. Мод Силвер».
Воспользовавшись тем, что все были сосредоточены на том, чтобы сесть поудобнее, Стивен осторожно взял Кандиду под руку и увел прочь. Это было сделано очень ловко: он занял два стула сзади, в нише у окна, достаточно далеко от тетушек и кузины Луизы. Они добрались туда как раз вовремя, приятно взбудораженные этим бегством. И тут высокий юный клирик приятным и даже несколько легкомысленным голосом объявил, что мистер и миссис Хейвард, а также мисс Стори сыграют сочиненное мистером Хейвардом Трио А-мажор. Раздались вежливые аплодисменты. Истинные любители камерной музыки затихли в предвкушении наслаждения, а те, кто таковыми себя не считал, приготовились к двадцати минутам невыносимой скуки.
Трио, написанное мистером Хейвардом, оказалось не таким уж плохим. Стивен с удивлением поймал себя на том, что ему пришлась по вкусу эта музыка. В ней сочетались энергия и мелодичность, в ней звучал триумф, что очень соответствовало его настроению. Все три исполнителя играли очень хорошо. Стивену даже захотелось вытащить руку из-за локтя Кандиды, чтобы поаплодировать, но их стулья стояли так близко, что плечо девушки было почти притиснуто к его. Это была настоящая пытка, но зато они были вместе и Кандида больше на него не сердилась. Они сидели бок о бок и молчали, а комнату заполняла музыка.
Когда выступление закончилось, публика разразилась шквалом аплодисментов.
«Кандида!» — позвал Стивен, и она обернулась. Сидевшие впереди поднялись и заслонили их от любопытных взглядов — на минуту они как будто остались только вдвоем.
Стивен коснулся ее руки и сказал:
— Вы больше на меня не сердитесь?
— Нет.
Его голос стал тихим и отрывистым.
— Не делайте этого больше. Когда вы сердитесь, со мной такое творится…
— И что же именно?
— Да черт знает что.
— Почему?
— Вы прекрасно знаете почему.
— Откуда мне это знать, если вы мне ничего не сказали?
— Я же вам сказал — творится черт знает что. Кандида… но вы же знаете? Неужели не знаете?
Кандида отвела взгляд. На губах мелькнула улыбка.
— Стивен, вам все-таки придется сказать это вслух.
Люди, сидевшие перед ними, ушли, и момент был упущен. Стивен сказал гневным шепотом:
— Я не могу… только не здесь. Кандида, вы же знаете, что я до смерти в вас влюблен!
— Откуда же мне знать, если вы мне ничего не сказали?
Стивен так волновался, что с большим трудом вникал в то, что ему говорят. Но тут же почувствовал, что рука, которой он касался, дрожала.
— Вы хотите, чтобы я вам сказал?
— Конечно.
Их уединение кончилось — объявили перерыв на четверть часа. Все разбрелись по залу, болтали с друзьями.
Стивен помог Кандиде встать со стула и отвел занавеску, прикрывавшую оконную нишу.
— Давайте посмотрим на собор при лунном свете. Это должно быть прекрасное зрелище.
И занавеска опущена, и они снова вдвоем, а весь остальной мир исчез. Луна и собор были тут же забыты. Вообще-то ими любовались прежде многие, но нынче было явно не до них. Луна освещала холодными лучами камни собора, и холодный камень горделиво демонстрировал всю свою красу, которую даровали ему руки мастеров, но глаза Стивена и Кандиды были заняты иным.
Мисс Луиза Арнольд и мисс Силвер остались на своих местах — так же, как и тетушки Кандиды. Луиза всегда была рада перемолвиться словечком-другим со старыми друзьями. Что может быть лучше?! Отдав артистам должную дань восхищения, она прекратила аплодировать и наклонилась вперед, коснувшись руки мисс Кары.
— Милая Кара! Как же давно мы не виделись! Вы были больны?
Кара Беневент обернулась как-то слишком поспешно.
— О нет, Луиза… Я вполне здорова.
— Не может быть, — не слишком тактично заявила мисс Арнольд.
Признаться, она была страшно удивлена и даже испугана: теперь никто бы не принял мисс Кару за младшую из сестер. Она всегда была невысокой и худенькой, но сейчас она выглядела крайне истощенной и сморщенной. Скулы были обтянуты желтоватой кожей, нос заострился. И этот безысходный черный цвет! Ни черный бархат, ни черное кружево не считались знаком траура даже в те дни, когда подобные ритуалы соблюдались куда рьяней, но этот строгий покрой, эти по-монашески простые складки платья, эти тяжелые испанские кружева производили поистине погребальное впечатление.
— Но… Джозеф.
— У нее своя комната, так было всегда! И к тому же на ее двери есть засов! Уж там-то со мной ничего не случится!
Глава 15
Когда Кандида легла, прошло немало времени, прежде чем она отважилась выключить свет. Как только она собиралась его выключить, словно эхо, начинали звучать в памяти слова Нелли о прикосновении ледяной руки и о плачущем в темноте существе. Это было ужасно глупо, но ей казалось, что, если она вытащит руку из-под одеяла и повернет выключатель ночника, начнется что-то невообразимое. Кандида босиком подошла к книжным полкам, которые заполняли всю нишу между камином и окном. Надо что-нибудь почитать, отвлечься, и тогда она сумеет наконец заснуть.
Она сняла с полки томик стихов и раскрыла его наугад.
…напрягшись слух и зренье —
Совы белеет оперенье на колокольне.
Эти строчки напомнили о холодном лунном свете, о замерзших просторах и вызывали в памяти другую строку:
Но зябко ей в наряде пышном…
Совсем не то, что Кандида бы хотела почитать сейчас.
Она перевернула несколько страниц и прочла четыре последних строчки:
Я видел в сумерках: их алчущие рты
Распахнуты — о, жуткое знаменье!
Тут я очнулся, и не сразу понял,
Что распростерт на склоне промерзшего холма.
Кандида захлопнула книгу и поставила ее обратно на полку. Если Теннисон и Ките могут предложить только замерзших сов и жуткие знаменья, не говоря уж об алчущих ртах, она обойдется и без них.
Потом ей попался на глаза сборник рассказов и девушка выбрала один о коралловом острове. С грелкой в ногах и теплым светом ночника над левым плечом нетрудно перенестись в тропики и словно наяву представлять голубую воду, радугу и экзотические цветы. После двух или трех рассказов, действие которых происходило в тех широтах, где температура никогда не опускается ниже двадцати пяти градусов, Кандида даже отпихнула в сторону грелку. Вскоре после этого она уже почти спала, и книга выскользнула из ее пальцев. Звук упавшей на пол книги почти разбудил девушку — настолько, что она даже протянула руку и выключила свет, а затем погрузилась в один из тех смутных снов, от которых на утро не остается и следа.
Много позже она снова вернулась в то состояние, когда сны запоминаются, и оказалась участницей одного из них — очень неприятного. Обширная пустошь с пронизывающим ветром, угрюмые предрассветные сумерки. Порывы ветра доносили чьи-то голоса, но разобрать слова было невозможно. Но даже не зная, о чем они говорили, Кандида понимала, что не должна слышать эту беседу. Там, во сне, она бросилась бежать, чтобы укрыться от ветра, но зацепилась за что-то и упала, а ветер пронесся над ней и пропал.
Там, во сне, небо было скорее серым, а не темным, и по небу летели облака. Но когда она открыла глаза, вокруг была непроглядная тьма. Кандида поняла, что она в своей комнате, на кровати, дверь в коридор находилась справа, окна — слева от нее, а напротив — огромный выступ камина и ниша с книгами. Девушка знала, где все это расположено, но в этой темноте их не было видно, только прямоугольники окон слегка проступали на более плотном мраке стены. Снаружи, сбоку от холма, тьма не была такой всепоглощающей — там, по крайней мере, присутствовало воспоминание о свете и уверенное его ожидание, но дома этот свет не коснется. Он не попадет в комнату, потому что мрак заполнил ее до краев.
Кандида так и лежала в темноте, дрожа от страха. Мгновения проходили, но каждое тянулось все медленнее предыдущего, ужас наваливался на нее, еще немного — и он ее раздавит. Ей нужно было только вытащить руку из-под одеяла и повернуть выключатель — тогда комнату заполнит золотистый свет ночника. Тьма не устоит перед светом.
Нужно всего лишь протянуть руку… Но Кандида не могла расцепить пальцы, стиснутые на груди, там, где сердце было готово остановиться от страха.
А затем, абсолютно внезапно, послышался звук и возник свет.
Звук был почти неразличимым. Что-то двигалось, но невозможно было определить, что именно. Сначала послышался шорох, а затем возник свет — тонкая, похожая на проволочку серебристая полоска в темноте ниши.
Темные ряды стоящих на полках книг, которые Кандида все равно не смогла бы разглядеть, и разделяющая их продольная полоска света. Наваждение длилось всего несколько секунд — от одного удара сердца до другого. Кандида снова услышала шорох, но на этот раз поняла, в чем дело — книжные полки в нише скрывали дверь и теперь кто-то ее открывал. И тут ужас, не дававший ей шевельнуться, отступил, теперь ей хотелось закрыться рукой от ищущего света и притвориться спящей. Кандида быстро отвернулась, спрятав лицо в подушке и натянув на голову простыню.
Она успела как раз вовремя — свеча была уже в комнате.
Сквозь полусомкнутые веки Кандида могла ее видеть, потому что простыня сбилась, а подушка была слегка примята. Она сразу догадалась, что это свеча — свет мигал и подрагивал. Значит, кто-то вошел через нишу в комнату, пересек ее, вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
Кандида больше не боялась — она была рассержена.
Кто-то решил подшутить над ней и над Нелли. Комната Нелли тоже располагалась в старой части дома. Тайные ходы в стенах домов в семнадцатом веке были делом обычным, причин прятаться у людей хватало: религиозные распри, войны, заговоры, бунты. Поворот колеса судьбы — и ты наверху, еще один поворот — и ты катишься вниз.
Совсем не помешает иметь надежное убежище, где можно спрятаться самому… или спрятать сокровище. А действительно, не скрывается ли за одной из этих потайных дверей Сокровище Беневентов? Но больше Кандиду интересовало, кто это крался ночью через ее комнату. Неведомое существо, так напугавшее Нелли, скорее всего, окажется бедной мисс Карой: наверное, это она бродила во сне по дому, возможно в поисках своего юного возлюбленного. Но сегодня это вряд ли была мисс Кара, а если даже и она, то на сей раз она точно не спала. Кандида вспомнила, что страдавшая лунатизмом, Мэри Коппингер, девочка из ее школы, тоже ходила во сне, но свеча ей была не нужна. Однажды Кандида пошла за ней и увидела, как Мэри уверенно спустилась по темной лестнице и вошла в класс, будто прекрасно видела, куда надо идти, сама же Кандида пробиралась ощупью. Когда она вошла в класс, Мэри сидела за своей партой. Свет из окон позволял рассмотреть, что она делает. Девочка подняла крышку парты, достала оттуда книжку, закрыла крышку и вернулась в спальню. Наутро она ничего не помнила, а книга лежала у нее под подушкой — это был учебник французской грамматики, Мэри взяла ее потому, что боялась завтрашнего экзамена. Бедной мисс Каре тоже было чего бояться, и то, что беспокоило ее, было куда серьезней, чем школьный экзамен.
Ладно, в любом случае, тот, кто наведался сегодня в ее комнату, лунатиком не был. Может, это вообще была не женщина, да, совсем необязательно, что это женщина вошла через стену и вышла через дверь. Кто бы это ни был, двигался он почти неслышно.
А что? Это вполне мог быть Джозеф. Он двигался бесшумно, как кошка, свойство весьма ценное для дворецкого если он, конечно, не бродит по тайным ходам и не расхаживает по чужим спальням среди ночи. Все это мгновенно промелькнуло в ее сознании, и в следующую секунду Кандида уже осторожно открывала свою дверь. В коридоре, разумеется, света не было, равно как никаких признаков движения, но справа, за поворотом был не то чтобы свет, но тьма казалась там менее густой и был заметен угол стены.
Осмелев от злости, Кандида прямо босиком бросилась туда. Коридор поворачивал налево, и девушка осторожно заглянула за угол — там, за следующим поворотом, было заметно слабое мерцание, которое внезапно пропало. Кандида двинулась в ту сторону, вытянув вперед руки и осторожно ощупывая босыми ногами пол. Она прожила в этом доме уже две недели, но непредсказуемые повороты в здешних коридорах все еще могли сыграть с ней дурную шутку.
Еще здесь имелись чуланы, по размерам не уступавшие комнатам, и комнаты, которые легко было перепутать с чуланами. Заблудиться в Андерхилле было очень просто, тем более что ночью в коридорах никогда не горел свет — мисс Оливия умела экономить на мелочах.
Вытянутая рука Кандиды вдруг наткнулась на что-то твердое, словно скала, оно преградило девушке путь, но это явно была не стена. Пальцы Кандиды нащупали резное дерево, и тут она поняла, что это — огромный резной шкаф, стоявший на верхней площадке ведущей из холла лестницы. Очень древний, очень черный и громоздкий, он был тут абсолютно не на месте — площадка была узкой, и шкаф занимал ее почти полностью. Отсюда расходились три коридора: один — тот, по которому она пришла, другой вел в то крыло, где жили слуги, и последний, самый широкий — к апартаментам мисс Оливии и мисс Кары, двум абсолютно одинаковым комнатам, разделенным ванной. Если тот, кого она выслеживала, был Джозефом, то он, скорее всего, уже далеко — доступ в крыло для слуг перекрывался дверью. Кандида обошла шкаф и заглянула за него — ни света, ни каких-либо шорохов и движений. Не было никакого смысла идти дальше. Да и злость уже почти исчезла. Но все-таки Кандида прошла немного по направлению к комнатам мисс Оливии и мисс Кары — перед ней был темный коридор, темный и совершенно пустой. Кандида поняла, что окончательно упустила свой шанс узнать что-нибудь о ночном госте, зато забрела в одной ночной рубашке и босиком туда, где ей совсем не следует находиться. Ей живо представилась жуткая картина: мисс Оливия открывает свою дверь и зажигает свет. О том, что она тогда скажет или сделает, Кандида предпочитала не думать. Зачем думать, если это не должно случиться. Ни в коем случае!
Кандида развернулась и пошла обратно, держась ближе к середине лестнице. Ее босые ноги, несмотря на лежащий на полу ковер, уже давно замерзли, а по спине ползли мурашки. Миновав очередной поворот, девушка нащупала выключатель и зажгла свет. На минутку. Потом она вернется и выключит его, но без света она точно заблудится и не сможет попасть в свою комнату.
Войдя внутрь, она заперла дверь, придвинула кресло вплотную к книжным полкам и забралась в постель. Было двадцать минут четвертого, и грелка все еще оставалась слегка теплой. Посмотрев на придвинутое к полкам кресло, Кандида припомнила поговорку о том, что поздно запирать конюшню, когда лошади уже убежали. Но ведь есть и другая поговорка: «лучше поздно, чем никогда».
Глава 16
Следующие два дня Стивен был очень занят. Полковник Гатлинг одолевал его просьбами, которые весьма напоминали приказы командира нерасторопному подчиненному. Вознамерившись разрушить все, кроме самой первой постройки, особняка семнадцатого века, он очень настойчиво интересовался, когда можно будет начать работы, как много времени на них потребуется, сколько все это будет стоить и нужно ли будет получать «эти идиотские разрешения». А потом еще позвонил дядя Стивена и велел ему перезвонить в замок и договориться о встрече с лордом Ретборо. Стивен послушно перезвонил и вскоре оказался втянутым в долгую беседу с весьма обеспокоенным пожилым лордом.
— Видите ли, Эверсли, никто, понимаете, никто, не в состоянии сохранить подобное сооружение для следующих поколений. Мы живем там довольно долго и всегда старались делать все возможное, чтобы его сохранить, но теперь ситуация стала невыносимой. Даже содержание самого Замка — он устало махнул рукой, — даже это теперь невозможно. Оба моих сына убиты на войне, но остался внук, и я не желаю перевешивать этот камень на его шею. А теперь о том, что я хочу сделать. Мне недавно предложили одну авантюру — отдать его одному из этих новых колледжей.
Лично мне это кажется полной дичью, но мой дед переделал водопровод — если конечно можно назвать викторианский водопровод современным, — а мой отец провел электричество, поэтому, может, оно и к лучшему, нельзя же отставать от прогрессивных предков. Джонатан пойдет по моим стопам в нарушении традиций: он собирается устроить в поместье большое фермерское хозяйство и непременно с применением новейших достижений науки. В этом году он заканчивает сельскохозяйственный колледж и въедлив, как горчица — от своего ни за что не отступится. Чего я хочу от вас: мне нужен проект дома, в котором можно жить, не боясь разориться от непомерных трат на содержание. Мы выбрали место для строительства и хотим, чтобы вы на него взглянули.
Учитывая, что у Стивена было еще два небольших подряда, всяких дел хватило до самого вечера. Но едва он с энтузиазмом доложил о своих удачах дяде и положил трубку, тяжелые мысли снова его одолели, не став ни на йоту легче. За работой он заставлял себя забыть от этом бремени, но стоило ему лишь немного расслабиться, как тревога накатывала вновь. Самая тяжелая и самая невыносимая ноша в мире: страх, который невозможно облечь в конкретную форму, а потому невозможно обосновать, а затем принять или отвергнуть.
В комнате, которую Стивену отвели в гостинице, был удобный стул и, что еще важнее, специально для него привезенный обширный стол, за которым можно было работать, но работа его сейчас не привлекала. Стивен встал, взял в руки книгу и тут же бросил ее, подошел к окну и некоторое время смотрел, как зажигаются фонари на рыночной площади. Эта булыжная мостовая была тяжким испытанием для любых колес, да и сам рынок шумел, словно старая фабрика.
За спиной его зазвонил телефон. Стивен стремительно обернулся, почувствовав, как сильно забилось сердце. Он не смог бы назвать ни одной причины, по которой Кандида стала бы ему звонить, зато сколько угодно — почему она не стала бы этого делать. Когда они расстались, Кандида была очень сердита и они не договорились о новой встрече. Ради встречи с ней он был готов отдать все на свете. Поняв это, Стивен ощутил, что утрата невосполнима. С замиранием сердца он снял трубку. Голос был женским, но звонила не Кандида. Звонила кузина Луиза.
— О, это действительно вы? То есть это мистер Эверсли?
— Да, это я.
— О, мой милый мальчик, как приятно слышать твой голос! Звонить в гостиницу — это всегда так утомительно, ты не находишь? Никогда нельзя быть уверенным, что подошел именно тот, с кем ты хотел поговорить!
— Так вы просто ошиблись, но…
В ее удивительно высоком и звонком голосе мелькнула обида.
— О нет. Именно с тобой я и хотела поговорить, очень даже хотела. Я боялась, что не застану тебя на месте. Знаешь, миссис Мейхью завтра устраивает один из своих музыкальных вечеров в доме настоятеля. Эти вечера действительно бывают очень хороши и к тому же проходят в великолепном старом особняке. Миссис Мейхью просила меня привести Мод Силвер, а сегодня утром она звонит мне и устраивает выволочку: как я посмела утаить от нее, что у меня в гостях молодой кузен… В общем, она будет очень рада, если ты тоже сможешь прийти.
— Но Луиза…
— Мой милый мальчик, ни слова больше! Конечно я объяснила ей, что на самом деле ты приехал не ко мне, но она сказала, что это не важно и все же надеется, что я возьму тебя с собой. Там будет лорд Ретборо — он ведь играет на скрипке. Не при стечении народа, а так, для себя, конечно, но зато он настоящий меломан. И кажется, он весьма высокого мнения о тебе.
— Очень польщен, — ответил Стивен, — но вы же знаете, что я ужасно занят.
Голос Луизы зазвучал более доверительно.
— Слишком занят, чтобы встретиться с друзьями? Там будут обе мисс Беневент, и я почти уверена, что наконец увижусь там с Кандидой Сейл. Я так любила ее бабушку…
Ну и перспективка: сидеть (а может даже и стоять) в толпе и смотреть на сидящую в другом конце зала, среди кучи незнакомцев, Кандиду, да вдобавок еще слушать выступление местных дарований! Кандида будет недосягаема, мисс Бланк сорвет высокую ноту, а мистер Дэш будет угрюмо пилить на своей виолончели! Во всем этом не было ни малейшего смысла, но Стивен прекрасно понимал, что все равно туда потащится, что не упустит возможности хотя бы посмотреть на нее. Он просто не мог больше выносить разлуку. Если Кандида все еще на него сердится, он по крайней мере будет об этом знать и ему удастся снова на нее разозлиться — пока же это получалось очень плохо. Один-единственный взгляд все ему скажет, все, что ему так необходимо.
— Это очень любезно с вашей стороны, кузина Луиза, — и, разумеется, со стороны миссис Мейхью.
Стивен напрасно опасался — приглашенных на музыкальный вечер оказалось не так уж много. Миссис Мейхью оказалась женщиной весьма благоразумной и ее главной целью было доставить удовольствие друзьям. Поэтому на этих приемах гостей было в меру: она не пыталась набить их словно сардин в банку или заставить их перекрикивать друг друга в гуле толпы. Стивен пришел к заключению, что женщина она замечательная, с безупречными манерами и немалым опытом в светской жизни.
— Лорд Ретборо мне о вас много рассказывал, мистер Эверсли. Все его помыслы только о новом доме, проект которого вы для него разработали. Его можно понять старые дома достойны всяческого почтения, но никто не осмелится утверждать, что сумел бы достойно их содержать.
Они двинулись дальше, и Луиза Арнольд представляла его то одному, то другому. Но потом они с мисс Силвер присоединились к одной компании, уже занявшей свои места. Выступления музыкантов должны были начаться, когда все рассядутся, и поэтому оживленные разговоры пока не стихали. Стивен прислушивался к рассуждениям одного из каноников, высокого, худощавого старика, который, похоже, говорил интересные вещи — если бы можно было расслышать хоть слово. Он собирался рассказать что-то об архитектуре собора, но из-за тихого голоса и легкой шепелявости расслышать можно было очень немногое. Стивен стал ждать удобного случая, чтобы сбежать.
Удобный случай подвернулся, когда в зале появились мисс Оливия и мисс Кара: они пожимали руки миссис Мейхью и настоятелю, представляя им свою внучатую племянницу. На этот раз сестры были одеты по-разному. Мисс Оливия была в наряде из фиолетовой парчи с палантином из брюссельских кружев, на ее шее сияло ожерелье из очень крупных аметистов, на запястьях — парные браслеты. Корсаж платья поражал богатой отделкой. Стивену вспомнились картинки в книге старых французских сказок, он только никак не мог определить, кем бы оказалась мисс Оливия, доброй феей-крестной или злой колдуньей. Скорее все-таки феей-крестной, потому что злой колдунье полагалась свита из жаб и летучих мышей. Мисс Кара, державшаяся позади сестры, выглядела маленькой и сморщенной в своем черном бархатном платье и шали из плотных испанских кружев. На ней было одно из ранневикторианских ожерелий из мелкого жемчуга, собранного в маленькие плоские розеточки.
Кандида была в белом платье — подарок тетушек, но Стивен и не думал об этом. Он просто увидел, как она прекрасна и то, что, заметив его, она улыбнулась. На щеках Кандиды играл румянец, волосы сияли в теплом свете электрических ламп. Вся обида, вся горечь от ссоры сразу улетучились. С Кандидой в комнату вошла красота. Взгляд, которым они обменялись, был долгим, но Стивен понял, что поговорить им удастся не скоро: процессию возглавляла мисс Оливия, мисс Кара шла чуть позади слева, Кандида — справа, а Дерек замыкал шествие. Несколько вежливых поклонов, учтивые фразы: «Как приятно видеть вас, леди Карадок! Позвольте представить вам мою внучатую племянницу, Кандиду Сейл… Каноник Вершуйл, мы так давно не виделись! Это наша внучатая племянница». И так далее, и тому подобное.
Кандида улыбалась епископу — грузному старику с добрым лицом и внушительной фигурой — и его жене, у которых было семнадцать внуков, от этой четы веяло покоем и кротостью. Все были с Кандидой очень любезны, а кое-кто даже помнил Кандиду Беневент и сколько шуму наделала в свое время ее свадьба с Джоном Сейлом. Кандиде прежде приходилось бывать на танцевальных вечеринках, но на большой светский прием и в таком красивом старинном особняке она попала впервые. Да еще ей купили новое платье — специально для этого приема. Тетушки проявили невероятную щедрость. Они отвели Кандиду в маленький магазинчик эксклюзивного платья, и там мисс Оливия передала ее с рук на руки мадам Лурье, «которая точно определит, что вам нужно». Весьма пугающее вступление, но полностью оправдавшееся результатом. На свет божий было извлечено белое платье, и, выйдя из примерочной, Кандида услышала: «Сидит хорошо» — это сказала мисс Оливия а мисс Кара воскликнула: «О, моя дорогая, вы прелесть!» У Кандиды же просто не было слов. Она честно пыталась что-нибудь придумать, но достойных слов не находилось. Платье так ее преобразило, как может преобразить шедевр портновского искусства. Кандида покраснела и перевела счастливый, полный горячей признательности взгляд на тетушек. Однако услышав цену, просто обмерла.
Но тетушки и бровью не повели. Они величаво кивнули и мисс Оливия сказала:
— Очень хорошо. Можете записать это на мой счет, мадам.
Кандида и Стивен смогли встретиться лишь тогда, когда прибыли последние из приглашенных. Вот-вот должен был начаться первый номер программы. Мисс Оливия и мисс Кара уже заняли свои места. Луиза Арнольд, сидевшая сзади, наклонилась и произнесла: «Моя кузина. Мод Силвер».
Воспользовавшись тем, что все были сосредоточены на том, чтобы сесть поудобнее, Стивен осторожно взял Кандиду под руку и увел прочь. Это было сделано очень ловко: он занял два стула сзади, в нише у окна, достаточно далеко от тетушек и кузины Луизы. Они добрались туда как раз вовремя, приятно взбудораженные этим бегством. И тут высокий юный клирик приятным и даже несколько легкомысленным голосом объявил, что мистер и миссис Хейвард, а также мисс Стори сыграют сочиненное мистером Хейвардом Трио А-мажор. Раздались вежливые аплодисменты. Истинные любители камерной музыки затихли в предвкушении наслаждения, а те, кто таковыми себя не считал, приготовились к двадцати минутам невыносимой скуки.
Трио, написанное мистером Хейвардом, оказалось не таким уж плохим. Стивен с удивлением поймал себя на том, что ему пришлась по вкусу эта музыка. В ней сочетались энергия и мелодичность, в ней звучал триумф, что очень соответствовало его настроению. Все три исполнителя играли очень хорошо. Стивену даже захотелось вытащить руку из-за локтя Кандиды, чтобы поаплодировать, но их стулья стояли так близко, что плечо девушки было почти притиснуто к его. Это была настоящая пытка, но зато они были вместе и Кандида больше на него не сердилась. Они сидели бок о бок и молчали, а комнату заполняла музыка.
Когда выступление закончилось, публика разразилась шквалом аплодисментов.
«Кандида!» — позвал Стивен, и она обернулась. Сидевшие впереди поднялись и заслонили их от любопытных взглядов — на минуту они как будто остались только вдвоем.
Стивен коснулся ее руки и сказал:
— Вы больше на меня не сердитесь?
— Нет.
Его голос стал тихим и отрывистым.
— Не делайте этого больше. Когда вы сердитесь, со мной такое творится…
— И что же именно?
— Да черт знает что.
— Почему?
— Вы прекрасно знаете почему.
— Откуда мне это знать, если вы мне ничего не сказали?
— Я же вам сказал — творится черт знает что. Кандида… но вы же знаете? Неужели не знаете?
Кандида отвела взгляд. На губах мелькнула улыбка.
— Стивен, вам все-таки придется сказать это вслух.
Люди, сидевшие перед ними, ушли, и момент был упущен. Стивен сказал гневным шепотом:
— Я не могу… только не здесь. Кандида, вы же знаете, что я до смерти в вас влюблен!
— Откуда же мне знать, если вы мне ничего не сказали?
Стивен так волновался, что с большим трудом вникал в то, что ему говорят. Но тут же почувствовал, что рука, которой он касался, дрожала.
— Вы хотите, чтобы я вам сказал?
— Конечно.
Их уединение кончилось — объявили перерыв на четверть часа. Все разбрелись по залу, болтали с друзьями.
Стивен помог Кандиде встать со стула и отвел занавеску, прикрывавшую оконную нишу.
— Давайте посмотрим на собор при лунном свете. Это должно быть прекрасное зрелище.
И занавеска опущена, и они снова вдвоем, а весь остальной мир исчез. Луна и собор были тут же забыты. Вообще-то ими любовались прежде многие, но нынче было явно не до них. Луна освещала холодными лучами камни собора, и холодный камень горделиво демонстрировал всю свою красу, которую даровали ему руки мастеров, но глаза Стивена и Кандиды были заняты иным.
Мисс Луиза Арнольд и мисс Силвер остались на своих местах — так же, как и тетушки Кандиды. Луиза всегда была рада перемолвиться словечком-другим со старыми друзьями. Что может быть лучше?! Отдав артистам должную дань восхищения, она прекратила аплодировать и наклонилась вперед, коснувшись руки мисс Кары.
— Милая Кара! Как же давно мы не виделись! Вы были больны?
Кара Беневент обернулась как-то слишком поспешно.
— О нет, Луиза… Я вполне здорова.
— Не может быть, — не слишком тактично заявила мисс Арнольд.
Признаться, она была страшно удивлена и даже испугана: теперь никто бы не принял мисс Кару за младшую из сестер. Она всегда была невысокой и худенькой, но сейчас она выглядела крайне истощенной и сморщенной. Скулы были обтянуты желтоватой кожей, нос заострился. И этот безысходный черный цвет! Ни черный бархат, ни черное кружево не считались знаком траура даже в те дни, когда подобные ритуалы соблюдались куда рьяней, но этот строгий покрой, эти по-монашески простые складки платья, эти тяжелые испанские кружева производили поистине погребальное впечатление.