– Это кажется вам подозрительным? – осведомилась Свиридова с сарказмом, который даже не пыталась скрыть.
   – Это кажется мне любопытным, – кротко согласился Кошкин.
   Елена почувствовала глухое раздражение. Положительно, въедливого милиционера ничто не может выбить из колеи. У нее уже была наготове очередная шпилька для неприятного мента, который явно слишком много о себе воображал, но тут грохнула дверь, и в гостиную ввалился счастливый Садовников.
   – Олег Петрович, вы должны взглянуть! – выпалил он. На Елену лейтенант даже не посмотрел.
   Голубоглазый капитан со шрамом собрал свои бумажки, пробормотал извинение и шагнул к двери.
   Вдвоем с Садовниковым они вышли на улицу. Вокруг дома, привлеченные новостью о громком убийстве, уже начали собираться зеваки, хотя время было, мягко говоря, не слишком раннее.
   По пути Садовников рассказал капитану о находке их молодого коллеги.
   – Молодец, глазастый парень, – буркнул Кошкин. И более ничего не сказал.
   На лестнице, ведущей на крышу, он осмотрел пятно и велел вызвать экспертов. Судя по всему, это была действительно кровь, но эксперты смогут определить точнее. Прежде чем уйти, капитан повернулся к Садовникову:
   – Как насчет жильцов? Может, кто чего видел?
   – Так ведь дом сносят, Олег Петрович, – отозвался лейтенант. – Все жильцы уже переселены. Тут строительная компания будет возводить хоромы – для богатых. Район-то – ого-го!
   – Значит, свидетелей нет, – констатировал Кошкин. – Плохо.
   Он поморщился и снова потер нывший висок. Ночь обещала быть очень длинной – ведь он еще даже не закончил опрос первого свидетеля.
   – И потом, мы пока не знаем, снайпера ли это кровь, – напирал Садовников. – Может, тут бомжи какие-нибудь кантовались, которые сбежали до нашего прихода.
   Кошкин покачал головой:
   – Если бы тут водились бомжи, снайпер бы их убил. Ему лишние свидетели ни к чему.
   – Резонно, – тотчас же согласился лейтенант. – Думаете, все-таки кровь снайпера?
   Прежде чем ответить, Кошкин внимательно посмотрел себе под ноги.
   – Я думаю, – сказал он наконец, – что люди, которые стоят за этим убийством, решили подстраховаться. Когда снайпер свою задачу выполнил, они с ним разделались, чтобы не оставлять следов.
   – А труп увезли?
   – Схватываешь на лету, – усмехнулся капитан.
   Спускаясь по лестнице обратно, он высказал еще одно соображение:
   – У них наверняка была машина. Таскать труп на себе по Москве, сам понимаешь, радости мало.
   – Это точно! – весело отозвался лейтенант.
   – Поищите с ребятами возле дома следы шин, – распорядился Кошкин. – Может, еще что обнаружится… любопытное.
   Вдвоем с Садовниковым капитан дошел до выхода, так и не заметив приоткрытой двери квартиры на совершенно темном этаже. Когда незваные гости исчезли из виду, в щели мелькнул чей-то глаз. Дверь со скрипом затворилась. Внутри явно кто-то был – кто-то, кого упустили опер'а, занятые поиском улик.

7

   В этой комнате было темно, но даже в темноте чувствовалось, что на кровати кто-то лежит. Войдя, Елена протянула руку к выключателю, но ее опередил слабый, еле слышный голос, донесшийся из темноты:
   – Нет, не надо. Не включай…
   И, услышав его, Елена почувствовала, как у нее сжимается сердце. Она никогда не считала себя сентиментальным человеком, но сейчас ей было искренне жаль Машу.
   Бедная Маша Григорьева, что же ей довелось сегодня пережить…
   – Как ты? – тихо спросила Елена.
   На кровати кто-то завозился. До Елены донесся вздох.
   – Плохо, Лена, – честно ответила невидимая в темноте собеседница. – Очень плохо.
   – Я понимаю, Маша, – поспешно проговорила Елена. – Ведь все при тебе произошло. Конечно, это… это очень тяжело.
   Маша отвернулась к стене, закусив губы.
   Оставь меня в покое, слышишь? Оставь меня в покое! Уходи! Мне не нужно ваше фальшивое сочувствие. Мне ничего не нужно…
   По щекам у нее текли слезы. Маша всхлипнула и обеими руками вцепилась в подушку.
   Все казалось так просто, и вдруг Антон…
   – Значит, ты согласна?
   Какое у него было лицо, боже мой, какое лицо… Даже сейчас она не могла спокойно вспоминать о той минуте.
   – Да.
   Маша ответила не сразу, но он не заметил этого.
   – Знаешь, сегодня – самый лучший вечер в моей жизни, – сказал Антон и улыбнулся своей непередаваемой, открытой улыбкой, которую она помнила еще со школы.
   А потом зазвенело стекло… И она, похолодев, поняла, что это случилось.
   – Антон! Не-е-е-ет!
   Крики женщин. Какие-то перекошенные лица. В дверь уже лезут дюжие охранники… Марина Завойская в ужасе застыла на пороге, зажимая себе рот рукой, чтобы не закричать.
   – Что произошло?
   – Твою м-мать!
   Первый охранник оттащил Машу от тела. Его товарищ, совершенно потеряв голову, заорал:
   – Что ты с ним сделала, сука?
   – Спокойно, Вадим, – одернул его первый охранник. Маша обмякла в его руках.
   Третий охранник тем временем пытался нащупать пульс на шее хозяина.
   – Мы разговаривали! Я ничего не делала! – Маша сама не заметила, как сорвалась на крик. – Мы просто говорили, а потом…
   Она не выдержала и разрыдалась.
   – Может, еще жив? – пролепетал четвертый охранник, самый молодой из всех. – «Скорую» надо вызвать!
   Но тот, что осматривал Антона, поднялся и покачал головой.
   – Вызвать «Скорую» можно, – четко разделяя слова, промолвил он. – Только ему она уже ни к чему.
   И все было кончено. Ни к чему ваши сожаления, ни к чему все воспоминания, ни к чему…
   – Ничего ты не понимаешь, – устало сказала Маша Елене. – И не можешь понять.

8

   «И все-таки я не понимаю, – думал Олег Кошкин. – Зачем Антон Пономарев вообще приехал сюда? Для чего так рисковать, являясь на какой-то вечер одноклассников, когда всем было известно, что на него открыта самая настоящая охота? Что-то тут не так, что-то явно не так…»
   Капитан хотел пройти мимо Алексея Свиридова, который был на голову ниже его, но хозяин, судя по всему, вовсе не собирался его пропускать. Глаза Алексея горели, ноздри воинственно раздувались.
   – Я протестую! – заверещал Свиридов. – Это произвол! Вы допрашиваете мою жену, как какую-то преступницу!
   Кошкин отвлекся от своих мыслей и взглянул на него:
   – Это она вам так сказала?
   – Нет, но… – Алексей несколько сбавил обороты. – В конце концов, чего вы от нас хотите? Дело совершенно ясное! Пономарева застрелил снайпер, налицо заказное убийство, и наверняка все произошло из-за его темных делишек! При чем тут моя жена и ее гости? По какому праву вы задерживаете их здесь, не даете им уйти?
   Кошкин покачнулся на носках. Так, сейчас начнутся разборки по поводу того, кто тут главный…
   – При всем моем уважении к вашей жене, товарищ Свиридов, – тихо, но веско заговорил он, – в вашей квартире произошло убийство, и я обязан опросить всех свидетелей. Сделать это гораздо проще сразу же после происшествия, когда свидетели еще не разъехались. Кроме того, со временем люди забывают разные мелкие подробности, а так я могу быть уверен, что они ничего не упустят.
   От его взгляда не укрылось, что Алексей явно занервничал. Понять бы, почему. Или он все преувеличивает и от всего происшедшего у хозяина квартиры просто голова кругом? Что ж, вполне вероятно в данных обстоятельствах, но…
   – Вы о чем? – Свиридов сглотнул. – Какие подробности вы имеете в виду?
   Кошкин скользнул взглядом по его лицу. Выдержал паузу.
   – Пройдемте, товарищ Свиридов. – Голос капитана сделался вкрадчивым, почти бархатным.
   – Куда? – в тоске спросил Алексей.
   Кошкин открыл дверь в гостиную. С улыбкой обернулся.
   – Сюда. Заодно и поговорим.
   – По-моему, нам не о чем разговаривать, – бросил Алексей, но все же двинулся вслед за ним.
   – А по-моему, есть.
   По лицу хозяина дома было видно, что в это мгновение ему не хочется разговаривать ни с одним человеком на свете. Но тем не менее он отчего-то подчинился. Кошкин умел разговаривать с людьми так, что прекословить ему становилось невозможно. Сам он не мог объяснить, как это выходило, но факт был налицо.
   – Бессмыслица какая-то, – пробурчал Свиридов, не глядя на настырного мента. – Просто нелепость. – Он глубоко вздохнул. – Ну хорошо, что вы хотите от меня услышать?
   – Только правду, и ничего, кроме правды.
   Кошкин сел за стол и вновь разложил свои бумаги. Алексей хотел было сесть напротив, но передумал и опустился на дальний диван. Создавалось впечатление, что он хочет, чтобы между ним и Кошкиным оставалось как можно больше свободного пространства.
   – Начнем с идеи вечера встречи. Это ваша супруга захотела устроить его?
   – Ну да.
   – Почему?
   Кошкин вертел в пальцах ручку. Взгляд его стал напряженным. «Ну-ка, что ты мне скажешь, господин бизнесмен?» – читалось в нем.
   – Прошло ровно пятнадцать лет с тех пор, как они окончили школу, – бодро отрапортовал Алексей. – Елена была уверена, что такая дата достойна того, чтобы ее отметить.
   Логично, подумал Кошкин. Очень логично. Особенно если учесть, что бывшие одноклассники не встречались ни на пятилетие, ни на десятилетие окончания школы. Однако он не стал упоминать об этом, а спросил:
   – И Елена Сергеевна позвала всех своих бывших одноклассников к себе, верно?
   – Верно.
   Алексей чуял, что его ждет подвох, и не ошибся в своих ожиданиях. Но все же слова Кошкина поразили его.
   – А почему именно к себе? Не проще ли было бы снять какой-нибудь ресторан? Все-таки в квартире неудобно проводить столь людное мероприятие.
   От Кошкина не укрылось, что Алексей сделался на четверть тона бледнее, когда услышал вопрос. Почему? В самом деле, чего ради проводить вечер встречи в квартире, когда для такой цели есть более подходящие места?
   – Видите ли, э… мы как-то не подумали… – промямлил Алексей. – То есть Лена сразу же решила…
   – Ясно. – Это было одно из любимых словечек капитана.
   Кошкин, словно не замечая растерянности своего собеседника, мягко продолжал:
   – Конечно, снять на вечер целый зал в ресторане стоит денег, но ради такой даты… все же пятнадцать лет… И потом, вы ведь преуспевающий бизнесмен, верно? Для вас организовать застолье в ресторане – сущие пустяки.
   Алексей молчал.
   – Ну так как?
   Свиридов подался вперед и облизнул губы. В горле у него пересохло.
   – Понимаете, Иван Петрович… – заискивающе начал он.
   – Олег Петрович, – поправил его милиционер.
   – Да-да, Олег Петрович. Извините. – «Чтоб тебе провалиться», – тоскливо помыслил Алексей. – Но в ресторане все-таки своеобразная атмосфера… А Леночка хотела, чтобы все было по-домашнему просто… без пафоса, знаете ли. Все-таки бывшие одноклассники… столько лет провели вместе…
   Он жалко улыбнулся.
   – И поэтому вы решили организовать вечер у себя дома, – подытожил Кошкин, словно не видя его мучений. – Так?
   – А… Д-да, – пробормотал Свиридов.
   – Ну так и надо было сразу же сказать. – Кошкин быстро что-то записал. – Еще один вопрос. Вы до сегодняшнего вечера никогда не встречали Пономарева, верно?
   – Не встречал.
   – И никогда не слышали о нем?.. – скорее вопросительно, чем утвердительно заметил капитан.
   – Нет, не приходилось.
   Кошкин поглядел на руки Свиридова и заметил, что они дрожат. Тем не менее капитан сказал:
   – Это все, что я хотел знать. Вы свободны… пока.
   Алексей вздрогнул, услышав последнее слово.
   Почему? Чего он боится? Свиридов в панике, что видно невооруженным глазом… Но, конечно, бесполезно сейчас его расспрашивать, правды он все равно не скажет.
   В комнату вошел Садовников. Волоча ноги, Алексей кое-как дотащился до двери, затворил ее за собой и прислушался.
   В гостиной меж тем лейтенант докладывал Кошкину:
   – Значит, так, Олег Петрович. Насчет машины: была, родименькая. Свидетели, двое собачников, видели.
   – Что за машина?
   – Внешне раздолбанная в хлам, но с места рванула так, что любо-дорого смотреть. Кстати, именно поэтому ее и заметили.
   – Старая история: под древний капот ставится хороший мотор, – проворчал Кошкин. – Что насчет пассажиров?
   – Четверо, товарищ капитан. Шофер, и еще двое вели пьяного. Усадили его в машину и поехали.
   – Да не пьяного, а мертвого, – раздраженно бросил капитан. – Это и был наш снайпер. Номер машины?
   – Было слишком далеко. Свидетельница говорит, что вроде в нем семерка была. А может, ей просто показалось.
   – Н-да, негусто… – Кошкин крепко о чем-то задумался.
   Стоя возле двери, Алексей почувствовал, что у него колет сердце. В коридоре показался милиционер с пачкой снимков.
   – Вы что тут, гражданин? – подозрительно осведомился он.
   Алексей скрипнул зубами. Ничего себе! В собственном доме! Приходится выслушивать такие вопросы! Но Свиридов взял себя в руки и ответил мирно:
   – Ничего. Извините.
   Когда дверь отворилась, Кошкин поднял голову. Вошел Федор Протасов, один из его коллег, и доложил, что принес готовые снимки убитого Пономарева.
   – Вот фотографии, которые вы просили, товарищ капитан.
   – Спасибо, Федя. – Капитан кивнул. – Можешь идти.
   Протасов поколебался, но все же сказал:
   – Там телевизионщики приехали, Олег Петрович.
   Садовников с любопытством глянул на шефа.
   – Пошли их к черту, – буркнул Кошкин, на которого известие о прибытии прессы не произвело ровным счетом никакого впечатления.
   – Слушаюсь, – козырнул Федя. – Да, товарищ капитан… Тут у двери какой-то хмырь лысый стоял. Подслушивал, не иначе.
   – Это хозяин квартиры. Ничего страшного.
   – Хозяин квартиры? – хмыкнул Садовников, когда Протасов ушел.
   – Очень правдивый и откровенный человек. – Глаза Кошкина блеснули таким озорством, которое трудно было ожидать от этого замкнутого, кажущегося непроницаемым человека.
   И Садовников решился:
   – Олег Петрович, а что вы вообще об этом деле думаете?
   Кошкин недовольно поморщился.
   – Шось тут нэ тэ, как говорит наш хохол Фоменко. Короче, что-то тут не так. Знаешь, Коля, – внезапно сказал он, – проверь-ка ты Алексея Свиридова по нашим каналам. В особенности поищи его возможные связи с Пономаревым.
   – Вы подозреваете, что Свиридов причастен к убийству? – Садовников во все глаза смотрел на своего начальника.
   – Не знаю. Но что-то он уж слишком нервничал, когда я допрашивал его. Не нравится мне это. И все остальное тоже не нравится. У Свиридовых денег куры не клюют. На кой черт устраивать вечер встречи дома, когда можно было просто снять ресторан? А ведь как раз напротив их квартиры располагается отличная точка для снайпера – нежилой дом, с крыши которого открывается наилучший обзор. Убить человека в таких условиях – раз плюнуть. Очень много совпадений, Коля. Чересчур много.
   – Да, подозрительно. – Садовников немного поколебался. – Олег Петрович, а телевизионщики…
   Кошкин с улыбкой поглядел на него:
   – Что, хочешь на экране покрасоваться? Ну, скажи им что-нибудь.
   – А что именно? – с готовностью откликнулся Садовников.
   – Да что всегда говорят. Произошло убийство, ведется следствие…
   Садовников шагнул к двери.
   – И данные на Свиридова мне как можно скорее представь, хорошо? Я хочу знать, что он за гусь.
   – Сделаем, Олег Петрович! – весело ответил лейтенант.

9

   – Убийство криминального авторитета всколыхнуло общественность. Милиция пока отказывается от комментариев…
   Бойкая журналистка вела прямой эфир, стоя возле дома, где располагалась квартира Свиридовых. Николай Ведерников отвернулся от экрана. Его уже тошнило от всего этого.
   – Вранье, – мрачно обронил ветеринар, – никого оно не всколыхнуло. Наоборот, каждый решил: туда Пономареву и дорога. – Он повернулся к Сергею, в чьих руках находился пульт: – Выключи, а? Надоело всякую муть слушать.
   – Отстань, – отмахнулся Соколов.
   На экране телевизора было видно, как из подъезда вышел Садовников. Корреспондентка с микрофоном наготове бросилась ему наперерез.
   – Вы ведете следствие? Скажите, каковы предварительные результаты?
   Садовников кашлянул и приосанился.
   – Произошло убийство, мы собираем сведения.
   Лейтенант двинулся к милицейской машине, но журналистка не отставала.
   – Убийство заказное? – напирала она.
   – У нас нет в этом никаких сомнений.
   Последние слова долетели до слуха Елены на пороге кухни. Отчего-то ей не хотелось встречаться с Кошкиным, и она старалась не заходить в комнаты. Однако на кухне она столкнулась с Алексеем, который, держась за сердце, искал что-то в шкафчике, где находилась аптечка с лекарствами. Таким Елена мужа никогда не видела.
   – Алексей! – вырвалось у нее.
   – Они знают, Лена, – вместо ответа просипел бизнесмен. – Они что-то знают.
   – Боже мой, Леша, что они могут знать?
   – Ну не знают, так подозревают! Какая разница!
   – Леша, успокойся, пожалуйста. Ничего ведь еще не произошло.
   – Я же говорил тебе! – теперь Алексей почти кричал. – Предупреждал, что ничего не получится!
   Он в ярости шагнул к ней:
   – Ты хоть представляешь себе, в какое дерьмо мы вляпались по твоей милости?
   – Леша, но… – Гордость подсказала Елене, что сейчас самое удобное – искренне возмутиться. И она перешла в наступление: – Я ни в чем не виновата! Почему ты кричишь на меня?
   – Не виновата, значит? – Лицо Алексея перекосилось от бешенства. – А кто же тогда виноват, а? Кто придумал этот дурацкий вечер встречи? Кого, скажи мне, кого ты рассчитывала обмануть?
   – Леша, перестань! – Елена почти плакала. – Я же хотела как лучше! Я ведь старалась только для тебя!
   Но муж не слушал ее, нервно ходил по кухне, в отчаянии хватаясь за голову.
   – Зачем, зачем я согласился с тобой? Боже мой! Я ведь мог попросить отсрочку! А теперь все пропало! Нас подозревают в убийстве! Ты хоть понимаешь, что это значит?
   – В убийстве? – пролепетала Елена. – Леша, этого не может быть!
   – Оставь меня!
   Алексей отшатнулся. Ты… ты… – Он почти шипел. – Меня от тебя тошнит, понятно? От тебя и от твоих никчемных, дурацких идей!
   С опозданием подняв голову, Свиридов заметил, что в дверях стоит Лариса, которая с острым любопытством прислушивается к каждому их слову.
   – Я вам не помешала? – со змеиной вкрадчивостью произнесла Обельченко.
   Лица супругов Свиридовых говорили сами за себя.

10

   Олег Петрович Кошкин размышлял.
   Кого вызвать следующим, кого? Кто может дать ему ниточку к тому, что же на самом деле произошло в этой красивой, богатой, внушающей зависть квартире? Он вспомнил лица участников вечеринки, их глаза, полные у кого паники, а у кого деланого безразличия. Попробовать, что ли, побеседовать с женщинами? Они от природы более разговорчивы и с ним, Кошкиным, почему-то легко идут на контакт. Но сейчас дамы охвачены ужасом, еще переживают произошедшее, и вряд ли от них будет большой толк как от свидетелей. Значит, надо вызвать мужчину. Кого? Усатого одноклассника с желчным лицом и складками возле рта? Или малого с цепким взглядом, кажется, журналиста? Но капитан не любил журналистов, и на то у него были свои причины.
   Нет, сказал он себе, нужен кто-то, кто не побоится подробно рассказать обо всех присутствующих, кто-то, стоящий как бы в стороне от них. И в памяти Кошкина всплыло умное загорелое лицо, аккуратный, хоть и не слишком шикарный, костюм. Мужчина сидел отдельно, вспомнил капитан, и только поглядывал с сочувствием на рыдающую полную женщину, которая, похоже, совсем недавно родила. Все остальные собирались в группы, жались друг к другу, а этот…
   – Федя! Позови-ка сюда того, знаешь, загорелого… Из комнаты, где свидетели сидят.
   Человек, которого Кошкин пожелал увидеть, явился через минуту. Держался он спокойно и уверенно, и капитану его манера понравилась. Он уже устал от всплесков чужих эмоций. К тому же и день сегодня выдался не самый простой.
   – Ваше имя?
   – Рубинштейн Лев Самойлович, – представился мужчина и протянул Кошкину свой паспорт. Затем добавил все с тем же спокойствием, которое, кажется, мало что могло нарушить: – На всякий случай хочу отметить, что я являюсь гражданином иностранного государства и мой допрос должен быть согласован с консульством.
   В лице Кошкина не дрогнул ни единый мускул.
   – Это не допрос, Лев Самойлович, – мягко сказал он, откладывая бумаги в сторону, – а просто дружеская беседа.
   – В самом деле?
   – Мне просто хотелось бы услышать внятный рассказ о том, что произошло на сегодняшнем несчастном вечере встречи, после чего я сразу же вас отпущу, – пояснил Кошкин. И, словно считая дело решенным, развернул паспорт. – Значит, вы бразилец?
   – Гражданин Бразилии, – довольно сухо поправил Рубинштейн. Но все же сел, что означало согласие на беседу.
   – Тогда давайте перейдем к делу, – кивнул Кошкин, возвращая ему паспорт. – Когда именно вы появились в квартире?
   Лев вздохнул.
   – Так получилось, что я приехал раньше назначенного часа. Самолет почему-то приземлился вовремя, – с улыбкой заметил он.
   – Насколько мне известно, первыми прибыли Марина Завойская с мужем. А вы…
   – Да, верно, – подтвердил собеседник. – Я приехал сразу же после них.
   – Вот с этого момента давайте поподробнее, пожалуйста, – тихо попросил Кошкин.
   Лев пожал плечами, как бы показывая, что ему нечего скрывать. Итак, он прилетел в Москву и сразу же отправился к Свиридовым. По дороге купил хозяйке огромный букет цветов, потому что… Словом, ее приглашение его тронуло. И вообще, ему хотелось сделать Елене приятное.
   Он говорил – и словно вновь переносился в пятый час вечера, когда все еще начиналось…
   – Прекрасная Елена, ты ли это? – весело спросил Лев, целуя руку хозяйке.
   – Лева! – Елена рассмеялась и тряхнула головой так, что затанцевали бриллиантовые сережки в ушах. – Ну надо же! Вот так сюрприз! Все-таки ты сумел выбраться?
   – С трудом успел на самолет, – важно объявил Рубинштейн.
   – Ну и как там тебе, в Бразилии? – Она говорила, а глаза уже осмотрели и взвесили на невидимых, но очень чувствительных денежных весах стоимость его простого костюма и стареньких часов – талисмана, который Лев носил уже много лет, не снимая. – Я еле-еле смогла тебя разыскать! Хорошо хоть, твоя бабушка дала мне номер твоего телефона.
   – В Бразилии все прекрасно, Леночка, и по-прежнему много диких обезьян, – поддерживая принятый шутливый тон, объявил Лев. – Ой, ничего, что я по старой памяти тебя называю так фамильярно? Может, надо Елена Сергеевна?
   – Ну что ты, Лева, ей-богу… – пожурила его хозяйка. – Все-таки в одном классе учились, неловко даже.
   – Да… Странная штука память. – Лев вздохнул. – Я ведь школу терпеть не мог, а теперь почему-то вспоминается только хорошее.
   – Это потому, что мы тогда были моложе, – заметила Елена.
   – И лучше. Юность все окрашивает в радужные тона. – Глаза Льва ностальгически засияли. – Помнишь старого дурака, который у нас вел НВП?
   – Начальную военную подготовку? – с лукавством в голосе расшифровала Елена.
   – Ох, как же он нас задолбал своими противогазами!
   – И автоматами, – весело подхватила респектабельная хозяйка дома. – Я уж не знала, куда от него деться.
   – А нашу классную руководительницу помнишь?
   – Аллу Сергеевну? – Елена повела плечом. – Еще бы!
   Конечно, она прекрасно все помнила. У нее всегда была отличная память.
   – Жутко противная тетка. – Лев поморщился. – Постоянно меня по математике резала. Хотя считал я как раз очень хорошо, – с улыбкой добавил он.
   «Нет, ну зачем, зачем обо всем этом рассказывать? Ведь мне даже не известно, жива ли еще Алла Сергеевна, которую я когда-то терпеть не мог…» На лицо Льва набежало облачко.
   – Наверное, вам неинтересны все эти ностальгические подробности, – сухо сказал Рубинштейн капитану Кошкину.
   – Почему же? – миролюбиво возразил тот. – Люди встречаются, вспоминают то, что их когда-то объединяло. Это вполне естественно. Что было дальше?
   Лев Самойлович как-то неопределенно повел плечом.
   – Подошел ее муж. Лена нас познакомила. А потом я увидел Марину.
   Рубинштейн поморщился, как от физической боли.
   «Боже мой, ведь только ради нее он прилетел сюда! Еще надеялся на что-то, как последний дурак… Его поманили миражом, и он бросил дела, бросил все… только потому, что хотел вновь увидеть ее, ту, которую помнил такой тоненькой, изящной, такой очаровательной на выпускном вечере… на вечере, когда ему так жали ботинки, отчего он так и не решился пригласить ее танцевать… не решился, и, может быть, поэтому его жизнь теперь не такая, какой могла бы быть, и сожаление об упущенной возможности не оставляло его ни днем, ни ночью…
   Нет, ни в коем случае менту нельзя все это рассказывать. То, что он почувствовал, когда увидел Марину, было ужасно, просто ужасно. Толстая, дурно одетая, застенчиво улыбающаяся, с этим ее отвратительным спутником жизни, мелким тиранчиком…»
   – Странно даже вспомнить, что когда-то Марина мне очень нравилась, – мрачно произнес Рубинштейн.
   – Почему?
   – Она была такая воздушная, милая, трогательная… – Лев Самойлович покачал головой. – Надо же, что жизнь делает с людьми! Если бы мне не сказали, что передо мной именно она, я бы не узнал ее, честное слово…