ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 14 сент. 1835 г., из села Михайловского.
   Какой он был живой! Да чего, уж впоследствии, когда он приезжал сюда из Петербурга, едва ли уж не женатый, сидит как-то в гостиной, шутит, смеется; на столе свечи горят; он прыг с дивана, да через стол, и свечи-то опрокинул... Мы ему говорим: "Пушкин, что вы шалите так, пора остепениться", -- а он смеется только.
   М. И. ОСИПОВА в передаче М. И. СЕМЕВСКОГО. СПб. Ведом., 1866, № 139.
   Мой ангел, как мне жаль, что я вас уже не застал, и как обрадовала меня Евпраксия Николаевна, сказав, что вы опять собираетесь приехать в наши края! Приезжайте, ради бога; хоть к 23-му. У меня для вас три короба признаний, объяснений и всякой всячины. Можно будет, на досуге, и влюбиться, Я пишу к вам, а наискось от меня сидите вы сами во образе Марии Ивановны (младшей ее сестры). Вы не поверите, как она напоминает прежнее время и путешествия в Опочку и прочая. Простите мне мою дружескую болтовню. Целую ваши ручки. ПУШКИН -- А. И. БЕКЛЕШОВОЙ (урожд. ОСИПОВОЙ), середина сентября 1835 г., из
   села Михайловского.
   Поэт по приезде сюда был очень весел, хохотал и прыгал по-прежнему, но теперь, кажется, впал опять в хандру. Он ждал Сашеньку (Ал. Ив. Беклешову) с нетерпением, надеясь, кажется, что пылкость ее чувств и отсутствие ее мужа разогреет его состаревшие физические и моральные силы.
   Бар. ЕВПР. Н. ВРЕВСКАЯ -- брату А. Н. ВУЛЬФУ, 4 окт. 1835 г. П-н и его
   совр-ки, XIX -- XX, 107.
   Ты не можешь вообразить, как живо работает воображение, когда сидим одни между четырех стен, или ходим по лесам, когда никто не мешает нам думать, думать до того, что голова закружится. А о чем я думаю? Вот о чем: чем нам жить будет? Отец не оставит мне имения; он его уже споловину промотал; ваше имение на волоске от погибели. Царь не позволяет мне ни записаться в помещики, ни в журналисты. Писать книги для денег, видит бог, не могу. У нас ни гроша верного дохода, а верного расхода 30.000. Все держится на мне да на тетке (Ек. Ив. Загряжской, тетке Нат. Ник-ны). Но ни я, ни тетка не вечны. Что из этого будет, бог знает. Покамест, грустно. Был я у Вревских третьего дня и там ночевал. Вревская (Евпраксия Николаевна, урожденная Вульф) очень добрая и милая бабенка, но толста, как Мефодий, наш псковский архиерей. И незаметно, что она уж не брюхата: все та же, как когда ты ее видела. Я взял у них Вальтер-Скотта и перечитываю его. Сегодня погода пасмурная. Осень начинается. Авось засяду. Я много хожу, много езжу верхом, на клячах, которые очень тому рады, ибо им за то дают овес, к которому они не привыкли. Ем я печеный картофель, как маймист (петербургское название чухон), и яйца всмятку, как Людовик XVIII. Вот мой обед. Ложусь в 9 часов, встаю в 7.
   ПУШКИН -- H. Н. ПУШКИНОЙ, 21 сент. 1835 г., из села Михайловского.
   Вообрази, что до сих пор не написал я ни строчки, а все потому, что неспокоен. В Михайловском нашел я все по-старому, кроме того что нет уж в нем няни моей, и что около знакомых старых сосен поднялась, во время моего отсутствия, молодая сосновая семья, на которую досадно мне смотреть, как иногда досадно мне видеть молодых кавалергардов на балах, на которых уже не пляшу. Но делать нечего; все кругом меня говорит, что я старею, иногда даже чистым русским языком. Например, вчера мне встретилась знакомая баба, которой не мог я не сказать, что она переменилась. А она мне: да и ты, мой кормилец, состарился и подурнел. Хотя могу я сказать вместе с покойной няней моей: хорош никогда не был, а молод был. В Тригорском стало просторнее -Евпраксия Ник. и Ал. Ив. замужем, но Пр. Ал. все та же, и я очень люблю ее. Веду себя скромно и порядочно. Гуляю пешком и верхом, читаю романы В. Скотта, от которых в восхищении, да охаю о тебе.
   ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 25 сент. 1835 г., из Тригорского.
   Государь обещал мне Газету, а там запретил: заставляет меня жить в Петербурге, а не дает мне способов жить моими трудами. Я теряю время и силы душевные, бросаю за окошки деньги трудовые и не вижу ничего в будущем. Отец мотает имение без удовольствия, как без расчета; твои теряют все. Что из этого будет? Господь ведает. Ты мне прислала записку от m-me Kern; дура вздумала переводить Занда и просит, чтоб я сосводничал ее со Смирдиным. Черт побери обоих! Я поручил Ан. Ник. отвечать ей за меня, что если перевод ее будет так же верен, как она сама верный список с m-me Sand, то успех ее несомнителен, а что со Смирдиным дела я никакого не имею. Я провожу время очень однообразно. Утром дела не делаю, а так, из пустова в порожнее переливаю. Вечером езжу в Тригорское, роюсь в старых книгах да орехи грызу. А ни стихов, ни прозы писать и не думаю.
   ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, конец сентября 1835 г., из Михайловского.
   Со вчерашнего дня начал я писать (чтоб не сглазить только). Погода у нас портится, кажется, осень наступает не на шутку. Авось распишусь.
   ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 2 октября 1835 г., из села Михайловского.
   (Голубово<1>, имение бар. Б. А. Вревского, женившегося в 1831 г. на Евпраксии Вульф). В устройстве сада и постройках принимал Пушкин, по фамильному преданию, самое горячее участие: сам копал грядки, рассадил множество деревьев, что, как известно, было его страстью; рассаживал он и цветы и принимал даже участие в рытье пруда.
   В. П. ОСТРОВСКИЙ, Мир Божий. 1898, IX, 206.
   <1>В 16 верстах от Тригорского. Рус. Вест., 1869, № 11, с. 91. "На самом деле имение Вревских Голубово находилось от Тригорского в 35 -- 40 верстах", -- пишет мне П. М. Устимович.
   В свой приезд осенью 1835 г. Пушкин много времени проводил в Голубове, принимая участие даже в хозяйственных хлопотах (по семейным преданиям, голубовский сад разбивался под его руководством).
   М. Л. ГОФМАН. Из Пушкинских мест. П-н и его совр-ки, XIX -- XX, 104.
   Я сделал визит поэту, который вот уже три недели поселился в Михайловском и несколько уже раз был у нас в Голубове. Я застал его в час по полудни еще в халате, что-то пишущим, -- может быть, свою историю Петра Великого, потому что вокруг него были кипы огромных рукописей. В Тригорском и Голубове мы играем в шахматы, а так как я играю очень плохо, он мне дает вперед офицера. Однажды он нам рассказал о счастливом времени, которое провел в Твери, и это единственный раз, когда я его видел таким разговорчивым.
   Бар. Б. А. ВРЕВСКИЙ -- А. Н. ВУЛЬФУ, 4 октября 1835 г. П-н и его совр-ки,
   XIX -- XX, 106 (фр.).
   Такой бесплодной осени отроду мне не выдавалось. Пишу, через пень колоду валю. Для вдохновения нужно сердечное спокойствие, а я совсем не спокоен.
   ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, первая половина октября 1835 г., из села
   Михайловского.
   Пушкин, когда узнал, что я опять брюхата, насмешливо улыбнулся и сказал: "как это смешно!" -- на что я ответила, что с его приездом то же будет и с его женою, и отгадала, потому что она уже брюхата.
   Бар. ЕВПР. Н.ВРЕВСКАЯ -- брату своему А. Н. ВУЛЬФУ. П-н и его совр-ки,
   XIX -- XX, 107 (фр.-рус.).
   Александр вчера возвратился, потому что до смерти соскучился в Тригорском. Г-жа Осипова постоянно хворает, и Аннета (АН. Ник. Вульф) оплакивают свою кузину Netty (умершую от родов), в Голубове. Г-жа Вревская (Евпраксия Ник-на) все время окружена детьми, которые без умолку кричат и горланят с утра до вечера, и он говорит: "поверить не можешь, что за скучный дом".
   О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, 24 октября 1835 г., из Петербурга, П-н и его
   совр-ки, XVII -- XVIII, 184 (фр.-рус.).
   Гоголь при разговоре, между прочим, заметил, что первую идею к "Ревизору" подал ему Пушкин, рассказав о Павле Петровиче Свиньине, как он, в Бессарабии, выдавал себя за какого-то петербургского важного чиновника и только зашедши уж далеко (стал было брать прошения от колодников), был остановлен. -- "После слышал я, -- прибавил он, -- еще несколько подобных проделок, напр., о каком-то Волкове".
   О. М. БОДЯНСКИЙ. Дневник. Рус. Стар., 1889, окт., 134.
   Пушкин рассказал Гоголю про случай, бывший в городе Устюжне Новгородской губ., о каком-то проезжем господине, выдавшем себя за чиновника министерства и обобравшем всех городских жителей. Кроме того, Пушкин, сам будучи в Оренбурге, узнал, что о нем получена гр. В. А. Перовским секретная бумага, в которой Перовский предостерегался, чтоб был осторожен, так как история Пугачевского бунта была только предлогом, а поездка Пушкина имела целью обревизовать секретно действия оренбургских чиновников. На этих двух данных задуман был "Ревизор", коего Пушкин называл себя всегда крестным отцом<1>.
   Гр. В. А. СОЛОГУБ. Из воспоминаний. Рус. Арх., 1865, стр. 744.
   <1>Обычно принимают, что "Ревизор" писался Гоголем в течение 1834 -1835 гг. (Тихонравов, Шенрок, Кирпичников), -- следовательно, Пушкин должен был дать Гоголю сюжет в начале 1834 г. Однако нигде, ни в письмах Гоголя за эти годы, ни в воспоминаниях о нем, мы не встречаем ни одного несомненного свидетельства, говорящего о работе Гоголя именно над "Ревизором". О "Ревизоре" мы имеем только одно бесспорное свидетельство -- сообщение Гоголя Погодину от 6 декабря 1835 г. об окончании пьесы "третьего дня", т. е. 4 декабря. А за два месяца перед тем, 7 октября 1835 г., Гоголь, прося Пушкина возвратить данную ему на прочтение комедию свою "Женитьба", писал ему: "Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь смешной или несмешной, но русский чисто анекдот. Рука дрожит написать тем временем комедию. Если ж сего не случится, то у меня пропадет даром время, и я не знаю, что делать тогда с моими обстоятельствами. Я, кроме моего скверного жалования университетского 600 рублей, никаких не имею теперь мест. Сделайте же милость, дайте сюжет, духом будет комедия из пяти актов, и клянусь, -куда смешнее черта! Ради бога, ум и желудок мой оба голодают" (Письма Гоголя, ред. Шенрока, I, 354). Если Гоголь в это время, как думают, уже оканчивал своего "Ревизора", то письмо его к Пушкину совершенно непонятно. "Женитьбу" Гоголь был "не намерен давать в театр" (Письма, I, 385). Раз он оканчивал "Ревизора", то гораздо естественнее было ему ждать "насыщения желудка" от этой, уже заканчиваемой комедии, чем от новой, для которой у него не было еще даже сюжета. И как могла у него "дрожать рука написать комедию" в то время, когда он как раз был занят писанием комедии? Мы считаем очень вероятным, что только в ответ на просьбу Гоголя от 7 октября Пушкин подарил ему уже бывший у него готовым сюжет "Ревизора" (не так давно найденная в бумагах Пушкина программа: "Криспин (Свиньин) приезжает в губернию на ярмарку, его принимают за... Губернатор честный дурак, губернаторша с ним проказит. Криспин сватается за дочь"). Гоголь, за время своего профессорства изголодавшийся по творческой работе, с одушевлением взялся за обработку сюжета. В связи с этим появилась надежда и на улучшение материального состояния. 10 ноября Гоголь пишет матери: "Сестры растут и учатся. Я тоже надеюсь кое-что получить приятное. Итак, не более, как годка через два, я приду в такую возможность, что, может быть, приглашу вас в Петербург посмотреть на них" (Письма, I, 355). Работа была исключительная по своей интенсивности. Нужно еще иметь в виду, что Пушкин воротился в Петербург 23 октября, значит, только в конце октября мог дать Гоголю просимый сюжет. А уже 4 декабря, как мы видели, пьеса была готова, -действительно, "духом" была готова, как обещал Гоголь Пушкину. Против нашей догадки самый сильный, бесспорно, довод, -- что такая быстрота писания совершенно несвойственна Гоголю. Но в письмах своих Гоголь чрезвычайно скуп на сообщения о процессе своего творчества (особенно в первый период литературной своей деятельности), и мы очень мало знаем о том, как у него зарождались и писались его произведения. Однако в одном позднем письме к Жуковскому (от 1850 г -- Письма, IV, 292) Гоголь пишет: "Покуда писатель молод, он пишет много и скоро".
   Известно, что Гоголь взял у Пушкина мысль "Ревизора" и "Мертвых душ", но менее известно, что Пушкин не совсем охотно уступил ему свое достояние. В кругу своих домашних Пушкин говорил, смеясь: -- "С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя". П. В. АННЕНКОВ. Гоголь в Риме. Литературные воспоминания. СПб., 1909, стр.
   20.
   Я застал мою бедную мать в крайне тяжелом положении; она приехала из Павловска искать квартиру, и неожиданно ею овладела сильнейшая слабость у г-жи Княжниной, у которой она остановилась. Врачи не имеют никакой надежды. В этих печальных обстоятельствах я еще имею горе видеть мою бедную Наташу предметом ненависти света. Повсюду говорят, что это ужасно: она так изящно одевается, а ее свекру и свекрови нечего есть, и свекровь ее умирает у чужих людей. Вызнаете, как обстоит дело. Нельзя серьезно говорить о нищете человека, имеющего 1200 душ. Это у отца есть кое-что, это у меня ничего нет. И во всяком случае, Наташа тут не при чем; за это должен ответить я. Если бы мать моя захотела поселиться у меня, Наташа, разумеется, приняла бы ее, но холодный дом, наполненный ребятишками и запруженный народом, мало подходит для больной ... Что до меня, то у меня желчь, и голова моя идет кругом. -Поверьте мне, милая m-me Осипова, жизнь, какою бы она ни была "сладкою привычкою", содержит в себе горечь, которая в конце концов делает ее отвратительною, и свет -- это скверное озеро грязи. Я предпочитаю Тригорское. ПУШКИН -- П. А. ОСИПОВОЙ в исходе октября 1835 г., из Петербурга (фр.-рус.).
   Жена Александра опять беременна. Вообрази, что на нее, бедняжку, напали, отчего и почему мать у ней не остановилась по приезде из Павловского?.. На месте моей невестки я поступила бы так же: их дом, правда, большой, но расположение комнат неудобное, и потом -- две ее сестры и трое детей, и потом, -- как бы к этому отнесся Александр, которого не было в Петербурге, и потом моя мать не захотела бы этого. Г-жа Княжнина -- ее друг детства; это лучше, чем невестка, и моя невестка нс лицемерка, -- мать моя ее стеснила бы, это тоже очень просто. По этому поводу стали кричать, -почему у нее ложа в театре и почему она так элегантно одевается, тогда как родители ее мужа так плохо одеты, -- одним словом, нашли очень заманчивым ее ругать... Впрочем, Александр и его жена имеют довольно и приверженцев. О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, 9 ноября 1835 г. П-н и его совр-ки, XVII -- XVIII,
   186 (фр.-рус.)...
   Болезнь матери моей заставила меня воротиться в город... Мое семейство умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую. Из этого следует, что мы хорошо сделали, что женились.
   ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, исход октября 1835 г., из Петербурга.
   Потом я встретила Пушкина с женой у матери, которая начинала хворать: Наталья Николаевна сидела в креслах у постели больной и рассказывала о светских удовольствиях, а Пушкин, стоя за ее креслом, разводя руками, сказал шутя: "Это последние штуки Натальи Николаевны: посылаю ее в деревню". Она, однако, не поехала, кажется, потому, что в ту же зиму Надежде Осиповне сделалось хуже, и я его раз встретила у родителей одного. Это было как раз во время обеда, в четыре часа. Старики потчевали его то тем, то другим из кушаньев, но он от всего отказывался и, восхищаясь аппетитом батюшки, улыбнулся, когда отец сказал ему и мне, предлагая гуся с кислой капустою: "c'est un plat ecossais (это шотландское блюдо)", -- заметив при этом, что никогда ничего не ест до обеда, а обедает в шесть часов.
   А. П. КЕРН. П-н и его совр-ки, V, 150.
   Когда я начал читать Пушкину первые главы из "Мертвых душ", в том виде, как они были прежде, то Пушкин, который всегда смеялся при моем чтении (он же был охотник до смеха), начал понемногу становиться все сумрачнее, сумрачнее, а наконец сделался совершенно мрачен. Когда же чтение кончилось, он произнес голосом тоски: "Боже, как грустна наша Россия!" Меня это изумило. Пушкин, который так знал Россию, не заметил, что все это карикатура и моя собственная выдумка!
   Н. В. ГОГОЛЬ. Четыре письма к разным лицам по поводу "Мертвых душ". Выбр.
   места из переписки с друзьями, XVIII.
   Аннета Керн переводит Жорж Занда. Не для удовольствия, а для заработка. Она просила Александра замолвить за нее словечко Смирдину, но Александр не церемонится, когда дело идет об отказе. Он ей сказал, что совсем не знает Смирдина. О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, 9 ноября 1835 г. П-н и его совр-ки, XVII -- XVIII,
   188 (фр.).
   Александр дает розги своему мальчику, которому только два года; он также тузит свою Машу (дочь), впрочем, он нежный отец. -- Знаешь, что? Он очень порядочный и дела понимает, хотя неделовой... Александр не может быть без Соболевского.
   О. С. ПАВЛИЩЕВА -- Н. И. ПАВЛИЩЕВУ, 22 ноября 1835 г. П-н и его совр-ки,
   XVII -- XVIII, 193 -- 194 (фр. -рус.).
   Пушкин был строгий отец, фаворитом его был сын, а с дочерью Машей, большой крикуньей, часто и прилежно употреблял розгу. П. В. АННЕНКОВ со слов НАТ. НИК. ПУШКИНОЙ (?). Б. Модзалевский, Пушкин, 336.
   Пушкин воображал себя практиком.
   П. И. БАРТЕНЕВ. Из записной книжки. Р. А., 1906, III, 619.
   В Пушкине замечательно было соединение необычайной заботливости к своим выгодам с такою же точно непредусмотрительностью и растратой своего добра. В этом заключается и весь характер его.
   П. В. АННЕНКОВ. Материалы, 182.
   Моя невестка и ее сестры выезжают каждый день; я их вижу редко.
   О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, 6 декабря 1835 г. Пушкин и его совр-ки, XVII -
   XVIII, 197 (фр.).
   Гостиная моих родителей получила в 1836 г., по возвращении их из-за границы, более великосветский характер. Мне весьма памятно тогдашнее впечатление, что подобная же перемена произошла и в обстановке Пушкина с приездом в дом Баташева в 1835 г.
   Кн. ПАВЕЛ ВЯЗЕМСКИЙ. Сочинения, 565.
   Я не могла найти минуты, чтобы поговорить с Александром о делах, я не хотела делать этого в присутствии родителей, а он приходил всякий раз, когда мы сидели за столом. Он присутствовал при нашем обеде и потом тотчас уходил. Соболевский находился в курсе всех наших семейных дел: Александр ничего не скрывает от него и, благодаря ему, читал письма, которые ты ему писал. Часто у него не хватало терпения, тогда Соболевский давал себе труд прочитать их ему до конца и заставлял его обратить на них внимание; это случилось два раза, как он мне сказал.
   Александр чрезвычайно рассеян: он слишком думает о своем хозяйстве, о своих ребятах и о туалетах своей жены.
   Жена Коссаковского не любит Александра; она вздумала говорить с ним о его стихах, он отвечал сухо; она насмешливо сказала ему: "Знаете ли, что ваш Годунов может показаться интересным в России?" -- "Сударыня, так же, как вы можете сойти за хорошенькую женщину в доме вашей матушки". С тех пор она равнодушно на него смотреть не могла.
   О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, 20 декабря 1835 г. П-н и его совр-ки, XVII -
   XVIII, 199 -- 203 (фр.).
   Однажды, часа в три, я зашел в книжный магазин Смирдина, который помещался тогда на Невском проспекте, в бельэтаже дома Лютеранской церкви. В одно почти время со мною вошли в магазин два человека: один большого роста, с весьма важными и смелыми приемами, полный, с рыжеватой эспаньолкой, одетый франтовски. Другой среднего роста, одетый без всяких претензий, даже небрежно, с курчавыми белокурыми (sic!) волосами, с несколько арабским профилем, толстыми выдававшимися губами и с необыкновенно живыми и умными глазами. Когда я взглянул на последнего, сердце мое так и замерло. Я узнал в нем Пушкина, по известному портрету Кипренского. Я преодолел робость, подошел к прилавку, у которого Пушкин остановился, и начал внимательно и в подробности рассматривать поэта. Прежде всего меня поразили огромные ногти Пушкина, походившие более на когти. Выражение лица его показалось мне очень симпатическим, а улыбка чрезвычайно приятной и даже добродушной. Он спросил у Смирдина не помню какую-то книгу и, перелистывая ее, обратился к своему спутнику с каким-то замечанием. Спутник, заложив руку за жилет, отвечал громко и не смотря на Пушкина, и потом, с улыбкой обратившись к Смирдину, начал с некоторою торжественностью:
   К Смирдину как ни придешь... -
   и остановился.
   Смирдин заюлил и начал ухмыляться. Пушкин взглянул на своего спутника с полуулыбкой и покачал головою. Я думал, глядя на господина с рыжей эспаньолкой: "как счастлив этот господин, обращающийся с великим человеком так небрежно и просто, тогда как у меня от одного взгляда на Пушкина замирает дыхание. Кто же такой этот счастливец, так близкий к Пушкину?" С этим вопросом обратился я к Смирдину, когда Пушкин вышел из лавки.
   -- Это С. А. Соболевский, -- отвечал Смирдин, -- прекраснейший человек и друг Александра Сергеевича. Он пишет на всех удивительнейшие эпиграммы в стихах-с. После я уже узнал, что стих, произнесенный Соболевским у Смирдина, был первый стих известного экспромта Пушкина:
   К Смирдину как ни зайдешь...
   Ничего не купишь,
   Иль Сенковского найдешь,
   Иль в Булгарина наступишь.
   Я и не смел думать о знакомстве с Пушкиным, да и какое право имел я на знакомство с ним? Я только завидовал моему приятелю Дирину, который познакомился с ним по случаю своего отдаленного родства с Вильгельмом Кюхельбекером. Родные Дирина получали через III Отделение письма от ссыльного Кюхельбекера, в которых всегда почти упоминалось о Пушкине, и Дирин носил обыкновенно эти письма показывать Пушкину. Дирин занимался тогда переводом сочинения Сильвио Пеллико "Об обязанностях человека" и сообщил об этом Пушкину, который одобрил его мысль и обещал ему даже написать предисловие к его переводу.
   Дирин был в восхищении от приемов Пушкина, от его приветливости и внимательности. Пушкин действительно, по словам всех литераторов, имевших с ним сношения, был очень прост, любезен и до утонченности вежлив в обхождении, никому не давая чувствовать своего авторитета. Якубович гордился тем, что Пушкин всегда выпрашивал у него стихов для своих изданий.
   Через несколько лет после смерти Дирина я как-то завел речь о нем и об его отношениях к Пушкину с П. А. Плетневым.
   -- А знаете ли, почему Пушкин был так внимателен и вежлив к нему?
   -- Почему же? Ведь он был со всеми таков.
   -- Нет, -- отвечал Плетнев, -- с ним он был особенно внимателен -- и вот почему. Я как-то раз утром зашел к Пушкину и застаю его в передней провожающим Дирина. Излишняя внимательность его и любезность к Дирину несколько удивили меня, и, когда Дирин вышел, я спросил Пушкина о причине ее.
   -- С такими людьми, братец, излишняя любезность не вредит, -- отвечал, улыбаясь, Пушкин.
   -- С какими людьми? -- спросил я с удивлением.
   -- Да ведь он носит ко мне письма от Кюхельбекера... Понимаешь? Он служит в III Отделении.
   Я расхохотался и объяснил Пушкину его заблуждение. Дирин, разумеется, ничего не знал о подозрении Пушкина; он пришел бы от этого в отчаяние, но Пушкин после этого обнаружил к нему действительное участие, что доказывает и предисловие к его переводу Сильвио Пеллико. И. И. ПАНАЕВ. Литературные воспоминания. Полн. собр. соч. СПб., 1888, т. VI,
   стр. 40 -- 42.
   Года протекали. Время ли отозвалось пресыщением порывов сильной страсти, или частые беременности вызвали некоторое охлаждение в чувствах Ал. Сер-ча, -- но чутким сердцем жена следила, как с каждым днем ее значение стушевывалось в его кипучей жизни. Его тянуло в водоворот сильных ощущений... Пушкин только с зарей возвращался домой, проводя ночи то за картами, то в веселых кутежах в обществе женщин известной категории. Сам ревнивый до безумия, он даже мысленно не останавливался на сердечной тоске, испытываемой тщетно ожидавшей его женою, и часто, смеясь, посвящал ее в свои любовные похождения.
   А. П. АРАПОВА. Новое Время, 1907, № 11413.
   Пушкины едут на несколько лет в деревню. Муж, сказывают, в пух проигрался. Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- А. И. ТУРГЕНЕВУ, 29 дек 1835 г. Ост. Арх.. III, 282.
   По словам Арк. Ос. Россет, Пушкин, играя в банк, заложит, бывало, руки в карманы и припевает солдатскую песню с заменою слова солдат.
   Пушкин бедный человек,
   Ему негде взять,
   Из-за эвтава безделья
   Не домой ему идтить.
   П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1899, II, 356.
   (1834 -- 1836). В числе гулявшей по Невскому публики почасту можно было приметить и А. С. Пушкина, но он, останавливая и привлекая на себя взоры всех и каждого, не поражал своим костюмом, напротив, шляпа его далеко не отличалась новизною, а длинная бекешь его тоже старенькая. Я не погрешу перед потомством, если скажу, что на его бекеши сзади на талии недоставало одной пуговки. Отсутствие этой пуговки меня каждый раз смущало, когда я встречал А. С-ча и видел это. Ясно, что около него не было ухода. Прогуливался он то с графом Нессельроде, бывшим министром иностр. дел, то с Воронцовым-Дашковым, которого, по улыбающейся фигуре, белому жилету и галстуху, называли вечным именинником. Тут же почасту гулял и отец Пушкина, Сергей Львович. Красноватое его лицо и, кажись, рябоватое было далеко не привлекательно, но то замечательно, что я никогда не встречал его вместе с сыном.
   Н. М. КОЛМАКОВ. Очерки и воспоминания. Рус. Стар., 1891, т. 70, стр. 665.
   Пушкин был характера весьма серьезного и склонен, как Байрон, к мрачной душевной грусти, чтоб умерять, уравновешивать эту грусть, он чувствовал потребность смеха; ему не надобно было причины, нужна была только придирка к смеху! В ярком смехе его почти всегда мне слышалось нечто насильственное, и будто бы ему самому при этом невесело на душе. Неожиданное, небывалое, фантастически-уродливое, не в натуре, а в рассказе, всего скорее возбуждало в нем этот смех; и когда кто-либо другой не удовлетворял его потребности в этом отношении, так он сам, при удивительной и, можно сказать, ненарушимой стройности своей умственной организации, принимался слагать в уме странные стихи, -- умышленную, но гениальную бессмыслицу! Сколько мне известно, он подобных стихов никогда не доверял бумаге. Но чтоб самому их не сочинять, он всегда желал иметь около себя человека милого, умного, с решительною наклонностью к фантастическому: -- "скажешь ему: пожалуйста, соври что-нибудь! И он тотчас соврет, чего никак не придумаешь, не вообразишь!" Бар. Е. Ф. РОЗЕН. Ссылка на мертвых. Сын Отечества, 1847, кн. 6, отд. III,