Страница:
— Оформить развод, выписать мужа с ребенком — слава Богу, есть куда, — заплатить ему отступного…
— Павел не возьмет, — сказала Таня.
— Ну и дурак. Но предложить все-таки надо на квартиру надежного покупателя подыскать. Уйдет много времени. Я, конечно, не отказываюсь ссудить тебе, сколько потребуется, но…
— У меня есть дача под Москвой. Правда, оформлена на брата. Для покупки требовалась московская прописка, а у него тогда была…
Шеров посмотрел на Таню с некоторым удивлением.
— Надо же, не знал. А думал, что все о тебе знаю. Где дача, какая?
Таня рассказала. Шеров присвистнул.
— Боярская слобода. В этом местечке сейчас даже за времянку тысяч двадцать дадут. Завтра же едем смотреть. Может, сам куплю.
— Посмотреть-то можно. Но для всякой там купли-продажи брата вызывать надо.
Шеров, не вставая, протянул руку назад, снял с беломраморной крышки серванта трубку с кнопками и свисающим вниз кусочком провода и протянул Тане.
— Индукционный аппарат. Последний писк, — пояснил он.
— Ленинград — восемь один два?
Шеров кивнул. Таня принялась нажимать кнопки.
— Адочка? Здравствуй, милая… Да, я, из Москвы. Все хорошо. Как вы?..
Приеду, расскажу. Слушай, Никита дома?.. Что? В Москве? Где, у кого, не знаешь?.. Погоди, сейчас запишу… — Она посмотрела на Шерова и изобразила, будто пишет в воздухе. Он тут же принес бумагу и паркеровскую ручку. — Юрий Огнев? Это который артист? Номер… — Она записала номер телефона Огнева. — Еще как ты сказала? Квасов Николай? Телефона не знаешь? Другие варианты есть? Что? С Лариной созванивался перед отъездом, обещал встретиться в Москве? А ты подслушивала?.. Ладно, шучу. Пока.
Таня нажала кнопку отбоя, положила трубку на стол и откинулась в кресле, заложив руки за голову.
— Брат в Москве, — сказала она. — Хорошо бы отловить его и переговорить.
— Лови, — сказал Шеров. — Мне тоже приятно будет возобновить знакомство. Я и видел-то его один раз.
— Только Ада не знает, где он остановился. Дала три варианта. Начнем с самого простого и самого вероятного. Звоним Огневу.
— Это кто? — спросил Шеров.
— Его любовник, — спокойно ответила Таня и, поймав удивленный взгляд Шерова, пояснила:
— Он же у нас пидор.
— М-да, — сказал Шеров. — Общаясь с тобой, узнаешь много неожиданного. А Кока мне говорил, что у него бурный роман с Лариной, артисткой.
— Это для отвода глаз, — сказала Таня. — Хотя он, если захочет, может и с бабой. Это у них называется «белый».
Она вновь взяла трубку и набрала номер Огнева.
— Слушаю! — раздался в трубке нервный, срывающийся голос.
— Будьте добры Юрия Сергеевича, — вежливо попросила Таня.
— Да слушаю я!
— Здравствуйте, Юра. Это говорит Таня, сестра Никиты Захаржевского. Мне он срочно нужен. Я знаю, что он в Москве, я сейчас тоже в Москве.
— Ничего я не знаю! С самого утра укатил на моей машине, сказал, что будет завтра, ничего не объяснил, я места себе не нахожу… Только я не верю, что он будет завтра! Мы поссорились вчера, он нахамил мне, ударил, я видеть его не желаю!
— И вы не догадываетесь, куда он мог поехать?
— Догадываюсь, только вам не скажу! Впрочем, нет, скажу — поехал трахаться с какой-нибудь бабой сисястой!
Таня поняла; что Огнев изрядно пьян.
— И вы не знаете, как бы мне эту самую бабу найти?
— Вы что, издеваетесь?! — взвизгнул Огнев и бросил трубку.
— Вот так, — вздохнув, сказала Таня. — Первый номер пустой. Будем искать Николая Квасова без телефона или Татьяну Ларину без адреса.
— Погоди-ка, — встрепенулся Шеров. — Ты сказала, Николай Квасов? Фигуры типа Огнева меня интересуют мало, а вот Николай Квасов — очень знакомое звукосочетание. Конечно, в Москве Квасовых вагон с прицепом, но посмотрим, вдруг тот?
Шеров пошел в кабинет и поманил за собой Таню. Кабинет напоминал музейный зал — размерами, антикварной мебелью из карельской березы, расписным плафоном и вообще всем, включая монументальный чернильный прибор из четырнадцати предметов.
Особенно удивил Таню огромный серый телевизор, к нижней панели которого была зачем-то приделана клавиатура от пишущей машинки.
— Это что? — спросила она Шерова.
— Персональный компьютер, — с гордостью ответил он. Тане это ничего не сказало, и Шеров пояснил:
— Гениальное устройство для хранения и обработки информации. Дорогой черт, но в деловых руках окупается мгновенно. Как-нибудь покажу, на что он способен. Ты ахнешь.
Он подошел к большому и красивому, как все здесь, картотечному шкафу, немного подумал и выдвинул один из ящиков.
— Компьютер компьютером, а по старинке ловчее, — сказал он, просовывая вдоль вынутых из ящика карточек вязальную спицу. — Алфавитно-систематический принцип. Помнишь?
Таня кивнула. Шеров аккуратной стопкой выложил оставшиеся на спице карточки, отсчитал с краю несколько дырочек, вновь просунул спицу и резко поднял ее. На ней осталось висеть три карточки.
— Вот, пожалуйста, известные мне Квасовы Николаи, проживающие в Москве.
Выбирай.
Квасов, Николай Константинович, 1920 г. р., генерал-полковник, начальник Академии тыла и транспорта.
Квасов, Николай Андреевич, 1954 г. р., референт, Комитет народного контроля.
Квасов, Николай Мефодиевич, 1938 г. р., директор, Центр техобслуживания ВАЗ.
— Не похоже, — сказала Таня, еще раз просмотрела карточки и все же отложила вторую. — Вот эту, пожалуй, посмотрим. Вот это что значит?
— Выпускник МГИМО 1976 года, — пояснил Шеров.
— Никиткин институт, Никиткин год. Тепло, тепло, — сказала Таня. — А вот тут что за закорючка?
— Склонен к нестандартным сексуальным проявлениям, — бесстрастно произнес Шеров.
— В яблочко! — воскликнула Таня. — Звоним.
— Знаю я этого Кольку Квасова, — сказал Шеров. — На побегушках у моего доброго приятеля Шитова. Шустрый парнишка.
— Рабочий или домашний? — спросила Таня.
— Рабочий, конечно. Это же трудовой чиновник, не то что Огнев.
Таня поспешно набрала указанный номер.
— Комитет народного контроля, приемная председателя, — ответил приятный молодой баритон.
— Будьте добры Николая Андреевича Квасова.
— Я у телефона. Чем могу быть полезен?
— Здравствуйте, Николай Андреевич. Я Татьяна, сестра Никиты Захаржевского.
Видите ли, мне сказали, что он в Москве, а он мне срочно нужен…
— Ах, вы та самая Танечка? Мне Никита много о вас рассказывал. Да, он здесь, утром заглянул ко мне, попросил взять кое-что… ну, в нашем буфете, вы понимаете. Обещал заехать в шесть часов. На всякий случай оставил номер, по которому его можно застать до шести. Вам дать?
— Да, будьте любезны.
— Записывайте…
Квасов продиктовал номер телефона и очень мило попрощался с Таней, взяв с нее слово непременно позвонить ему в конце недели. Судя по всему, отмеченная склонность Квасова к нестандартным сексуальным проявлениям не исключала, как и у родимого брательника, проявлений стандартных.
Не тратя времени даром, Таня тут же набрала записанный номер. Трубку снял Никита.
— Алло!
— Ну, здорово, братец милый! Узнал?
— Это ты, надо же… — Особой радости в голосе брата она не услышала — Как узнала? Впрочем, неудивительно…
— Да, я отличаюсь настойчивостью в достижении цели.
— Оттуда звонишь, или уже снова в седле?
— Оттуда — это, надо понимать, из «скворечника»? Нет, не оттуда. Из города от хорошего друга.
— Понятно.
— Я, конечно, очень рада слышать твой сладкий голосок, но звоню-то я по делу.
— Да?
— Видишь ли, после известных тебе событий я решила обосноваться в Москве.
— Это окончательно?
— Вполне.
— И что?
— И требуется некоторая помощь с твоей стороны. Мой друг может подыскать мне хорошую квартиру и помочь с пропиской. Только это требует определенных затрат. Понятное дело, я не собираюсь просить у тебя. Таких денег у тебя нет и никогда не будет. Речь идет о другом. Подмосковную дачку помнишь? Впрочем, глупый вопрос — такое не забывается. Так вот, теперь есть возможность ее хорошо продать. Если получится очень хорошо, то и тебе кое-что подкину…
Он гаденько хихикнул в трубку.
— А лысого промежду тут не хочешь ли? По всем документам она моя, и фига ты у меня ее получишь. Если жить негде, так и быть, я же не изверг какой, хоть завтра въезжай, только сегодня не смей. Но насчет продать и не думай.
Совсем распоясался, петух проколотый! Неужто запамятовал, как миксер работает? Напомнить?
— Ты не расслышал, наверное. Я продаю свою дачу и предлагаю тебе за оформление тысячу рублей. Соглашайся скорее, пока есть покупатели.
— Имел я в виду твоих покупателей!
Смелый, да? Совсем страх потерял за два последних года. Решил, видно, что сестренка теперь уже не та. Что политичнее будет — сразу поставить его на место или дать пожить в приятном заблуждении? Пожалуй, последнее.
— Не будь говном, — примирительно сказала Таня. — Если тебе вдруг так приспичило иметь дачу, так к лету я сумею выдать тебе двенадцать, а хочешь, пятнадцать тысяч и купи на них домик на лоне природы. Пусть поскромнее, но зато уж действительно твой. Да я бы тебе и эту дачу отдала, только мне деньги нужны.
Ты же знаешь, какой у меня облом получился…
— Ну и что?.. Да, наслышан. Покойный следователь докладывал. Немалые трудовые сбережения плюс энное количество дури с дрянью. Сочувствую. Кстати, саму-то как отмазали?
— Что значит «отмазали»? И не кажется ли тебе, что это вообще не твое дело?
— Ах, не мое дело? Конечно, не мое, слава Богу…
— Короче, так, — жестко заявила Таня. — Мне нужны деньги, и все тут.
— Ну знаешь, это твои проблемы, — столь же неприязненно отозвался Никита. — У тебя есть шикарная квартира с обстановкой…
— Возиться долго.
— Долго? Ну, нажми на дядю Коку, на Поля пусть почешутся. К тому же, как я понимаю, на сцену вновь вышел прежний благодетель с неограниченными возможностями…
— А вот это тебя не касается. Для твоей же пользы советую попридержать язык.
— Молчу, молчу, не дурак.
— Приятно слышать. Только имей в виду, какие бы у меня ни были друзья, богатые или бедные, я ни у кого не хочу быть в долгу.
— Ах, не хочешь быть в долгу? — Это он произнес уже совсем по-хамски. — Очень благородно, только я-то тут при чем?
— Напомнить тебе, что было при покупке? — не выдержала Таня. — А что ты потом обещал, когда Ваньку-идиота мне в кавалеры пристраивал?
— Ах, обещал? Да мало ли что я обещал?
— Вот как ты заговорил? Я должна это понимать так, что ты отказываешься от данного мне обещания? — ледяным тоном осведомилась Таня.
Давно надо было так, чем в объяснения с этим козлом вдаваться, к совести несуществующей взывать.
Он молча сопел в трубку.
— И это твое последнее слово, братец? Советую еще раз хорошенько подумать.
Видно, он наконец перепугался, стал буквально блеять в трубку:
— Нет, нет, я не отказываюсь, но… Таня эффектно бросила трубку. Пусть побздит, гнида. Нет, все-таки здорово он ее разозлил! Что бы такое придумать, чтобы завтра сам к ней прибежал, нет, на коленях приполз, умоляя продать дачу, и даже отказался бы от доли, предложенной Таней в начале разговора?! Эти деньги ей и самой пригодятся.
— Вот ведь пиздрила зловонный! — в сердцах высказалась Таня.
Щеров, сидевший в глубоком кресле, поднял на нее насмешливые глаза.
— Что за словечки, а? Юность бурную вспомнила?
— Да ну его, сволочь!
— Не захотел помочь родной сестре? — участливо спросил Шеров.
— Это бы ладно, — сказала Таня. — Я бы, может, тоже, не стала ему помогать.
Главное, что он не хочет отдать мне мое, хотя и знает, что это мое. И данное слово назад берет. Я такого не прощаю никому.
— И теперь прикидываешь, как его получше прищучить?
— Да, прикидываю.
— Знаешь, — сказал Шеров, — я тут невольно все твои разговоры слушал, и наметился у меня один вариантик, как братца твоего примерно наказать. Только мы его оформим как интеллектуальную игру, вроде теста для тебя. Я дам тебе две наводки, а до остального ты додумаешься сама. Если не додумаешься, я подскажу, только тогда пять тысяч с дачки — мои. Согласна?
У Тани загорелись глаза. Такими штучками она с детства увлекалась.
— Согласна. Но если додумаюсь, то столько же сверх цены — мое.
— Ладно… Наводка первая. Ты звонила в четыре места. В связи с этим ты задашь мне один вопрос, на который я в состоянии дать совершенно точный ответ.
Подумай, какой вопрос ты мне задашь. Даю три минуты на размышление. Пойду помогу Архимеду заварить еще кофе, а ты пока думай.
Он вышел, а Таня закурила и сосредоточилась. Так. Она звонила в четыре места. Домой, Огневу, Квасову и… А, собственно, куда? Откуда с ней разговаривал Никита? Пожалуй, это и есть тот самый вопрос. Она встала, потянулась и вышла на кухню Шеров действительно возился с кофе.
— Ты что тут? — спросил он.
— Вопрос готов, — сказала Таня. — Куда я звонила в четвертый раз?
Правильно?
— Умница! — воскликнул Шеров. — Чтобы прищемить зверю хвост, сначала надо узнать, где этот зверь сидит… Теперь ты последи за кофе, а я позвоню одному знакомому и узнаю ответ. Номер ты записала?
— Да. Последний на листочке. Листочек на столе.
— Кстати, можем добавить интересу. Пока я буду узнавать, ты хорошенько вспомни содержание всех разговоров и напиши на бумажке свой вариант ответа. Я приду сюда, и мы поменяемся бумажками. Если совпадет — получишь лишний балл.
— Маловато будет, — усмехнулась Таня.
— Ну, два балла. Только чур, не подслушивать. Не возвращался он довольно долго. Таня успела выпить чашку кофе, выкурить сигарету, полистать синий томик Мандельштама. И, естественно, написать свой вариант. Появившись на кухне, Шеров сказал:
— Немного затянулось, извини. Пришлось вместо одного звонка сделать три.
Давай свою бумажку.
Взамен он отдал ей свою записочку. Таня прочитала: "Гостиница «Россия», н.
1352, Ларина Т. В." и посмотрела на Шерова.
Он развернул Танину записку. Там было одно слово: «Ларина».
Шеров развел руками.
— Нет слов… А теперь главное. Ты сделала четыре звонка и в каждом случае получила какую-то информацию. Ты восприняла ее как последовательную цепочку: узнав одно, ты узнала другое, вследствие этого узнала третье, и так далее.
Теперь представь себе все это не как цепочку, а как кусочки головоломки, которую нужно собрать и получить целостную картину. Когда все, повторяю, все кусочки сложатся в единую картину, нужно будет проанализировать ее и произвести логически вытекающее из нее действие, которое уязвит твоего братца самым неприятным образом и очень тонко, но в то же время убедительно покажет ему всю серьезность наших намерений и при этом не подставит никого из нас под удар. Я ненадолго отлучусь. Ты пока подумай, я тоже подумаю, а потом сопоставим наши решения и выработаем единый план.
Ровно через час Шеров вернулся. Таня сидела на кухне и с аппетитом уплетала яичницу с баночной ветчиной.
— Придумала? — спросил Шеров. Таня кивнула.
— Кому звоним, что говорим?
Она придвинула ему лежащий на столе листок бумаги с коротким текстом: «Юрий Сергеевич! Приезжайте сегодня вечером на дачу Захаржевского. Вас ждет незабываемое зрелище. Кто говорит? Ваш искренний поклонник и доброжелатель».
— Так, — моргнув, сказал Шеров. — Вообще-то я имел в виду не совсем это.
Кстати, откуда ты взяла, что там будет зрелище?
— Как ты учил, сопоставила факты. Братец приехал в Москву с Лариной и торчит у нее в гостинице — это раз. Послал на фиг своего Огнева — это два.
Взвился, как ошпаренный, когда я о даче заговорила — это три. Заказал продукты в Народном контроле, хотя к его услугам если не лучшие, то очень неплохие столичные ресторации — это четыре. Из этого можно предположить, что братец мой задумал вечерок типа «гранд-интим», с эротической кухней и прочими ништяками.
Это в его духе. А где такой вечерок устраивать, как не на даче? Ведь не в номере же запершись, пайку ведомственную хавать — это как-то совсем уж не комильфо…
Хотелось бы, чтобы в разгар веселья явился Огнев и закатил что-нибудь этакое…
Приятный сюрприз для братца и для Лариной тоже. Как я полагаю, Никитушка не откровенничал с нею о своих астических наклонностях… Но даже если я что-то не так вычислила и товарищ Огнев поцелует замок у пустой дачи, большой беды не будет. Еще что-нибудь придумаем.
— С тобой на пару мы покорим весь мир! — воскликнул Шеров. — Теперь давай немного подредактируем текст и…
— Уже! — сказала Таня, качая головой.
— Что? — не понял Шеров.
— Звоночек уже имел место.
— Зачем же ты сама? Он ведь мог узнать тебя по голосу.
— А кто сказал, что я сама? Архимеда попросила.
— Отсюда?
— Зачем отсюда? Снабдила двушками и отправила к автомату на углу…
Через полчаса Шеров вошел в гостиную, где Таня, лежа на диване, смотрела по видику какой-то боевик с мордобоем.
— Интересно? — спросил он.
— Не-а, — ответила Таня, посмотрела на него и ахнула.
Он был одет в драный ватник, из-под которого выглядывала тельняшка.
— Ты что, Папик?
— Да вот, тряхнуть стариной захотелось, — смущенно сказал он и протянул ей байковые бабские панталоны.
III
Таня, конечно, не предполагала, что запущенная ею цепочка событий совьется в столь крутую петлю: получив звонок от безымянного «поклонника», Огнев тут же рванул на вокзал, на ближайшей электричке добрался до дачи, увидел собственную «ниву», ярко освещенное окно, припав к которому наблюдал, как непристойно счастливый Никита, насвистывая и пританцовывая, со смаком творит основу грядущего праздника на двоих. Что творилось в этот момент в его помраченном сознании — одному Богу известно. Но, должно быть, он окончательно съехал с катушек, когда увидел, как Никита перед зеркалом примеряет золотое кольцо.
(Потом в доме нашли два таких кольца, из чего можно было без труда представить, что замышлял он там отнюдь не рядовой интим.) Должно быть, тогда уже все задумал, не бросился с кулаками на коварного изменника, не стал выяснять отношения, а выждал, когда тот отъедет из виду, отпер дачу, от которой имел, оказывается, свой ключ, устроил в ней дикий, отвратительный погром, а в довершение всех подвигов забрался в главную спальню на втором этаже (неплохо знакомую и Тане) и хватил себя по горлу опасной бритвой, добавив к созданному им натюрморту последний штрих — собственную «мертвую натуру».
Понятное дело, у Никитушки, когда он эту картину увидел, тоже все проводки закоротило — несостоявшуюся невесту свою избил так, что ее потом еле в больнице откачали, набросился на пришедших под утро ментов, а когда те его маленечко усмирили, стал орать, что это он убил Юрия Огнева. Ну, и соответственно…
Конечно, не присутствуя при событиях, Таня не могла быть на сто процентов уверена, что Никита и в самом деле не пришил своего чересчур неуравновешенного друга, но такой вариант Таню не устраивал. Жалеть этих тварей — что одного, что другого — не приходилось, но за всеми этими уголовными страстями дача уплывала из ее рук надолго, если не навсегда. Хочешь — не хочешь, а брата надо отмазывать, да побыстрее. Позвонила дяде Коке, изложила ситуацию, он обещал пособить. Шеров, естественно, тоже. Оставалось надеяться, что идиотская ситуация разрешится быстро, пока не уплыла квартира на Кутузовском. Покамест Таня жила у Шерова. Артем Мордухаевич получил из шеровских денег пять тысяч задатка и согласился ждать остальное ровно один месяц.
Наутро после «вечера длинных звонков», еще не зная о развернувшейся на даче кровавой драме, Таня села вместе с Шеровым в поданную к подъезду черную «волгу» и отправилась на новое свое место работы — в постоянное представительство Украинской Советской Социалистической Республики, где, как она с немалым удивлением узнала накануне, Вадим Ахметович долго и плодотворно трудился в должности заместителя постпреда по торговле. Впрочем, по зрелому размышлению Таня удивляться перестала: в стране, где любое предпринимательство уголовно наказуемо, каждому деловому человеку необходимо прикрытие в виде надежной государственной службы. А служба Вадима Ахметовича была в этом плане идеальной — место и ответственное, оправдывающее определенный стиль и уровень жизни, разъезды и прочее, и притом не слишком руководящее, избавленное от тотального взаимного рентгена, неотъемлемого атрибута любой высокой должности. Опять-таки место работы — Москва, а каналы отчетности — в Киеве. В общем, если бы не было такого местечка, его следовало бы изобрести. Кстати, а кто сказал, что его не изобрели?
Случайных людей, как сразу заметила Таня, в постпредстве не держали. Два номенклатурщика, бровастых и бравых, внешне не сильно схожих меж собой, но удивительным образом напоминавших молодого Леонида Ильича. Одного, собственно постпреда, звали Иван Иванович Рубанчук, второго, его зама — Иван Соломонович Рубинчик. В приемной, куда выходили двери их шикарных кабинетов, восседала монументальная секретарша с простым хохляцким именем Лиана Авессаломовна.
Познакомилась Таня и с Валерией Романовной, директором расположенной в постпредстве гостиницы, и с громадным, бритым наголо шофером Илларионом, откликающимся на имя Ларик. С Архимедом ее знакомить было не надо. Оказалось, что и он тут подъедается в должности делопроизводителя, а по совместительству — мужа бойкой Валерии Романовны.
— Ну вот, — сказал он, приложив фиолетовый штамп к Таниному заявлению о приеме на работу в должности экспедитора с окладом сто пять рублей, скрепленному подписями Рубанчука и Рубинчика. — Поздравляю. Трудовую давай.
— Да вот как-то… — замялась Таня. Скорее всего, ее трудовая книжка благополучно покоится в недрах областного Управления культуры.
Прокол! Ну да всего не упомнишь.
— Ладно, — успокоил ее Архимед. — Не проблема.
Остальные проблемы тоже разрешились без труда. Через пару недель отпустили, во всем разобравшись, из следственного изолятора дурака Никиту, который первым делом позвонил ей (телефончик, по просьбе Шерова, передал Никите следователь) и выразил готовность немедленно решить вопрос с дачей. Пришел он какой-то странный, тихий, пришибленный, глазки так и бегают. Таня приготовила ему душистую ванну, накормила, напоила, попыталась разговорить на известные темы, но он упорно отмалчивался.
Дача, естественно, требовала ремонта и частичной замены обстановки, так что Шеров дал за нее несколько меньше, чем рассчитывала получить Таня. Добрав разницу у Николая Николаевича под залог будущей реализации ленинградского жилья, она вручила деньги Артему Мордухаевичу и уже в апреле въехала в свеженькую, сверкающую квартирку напротив Бородинской панорамы. Вскоре подоспели и денежки от Николая Николаевича, и Таня смогла обставить ее по своему вкусу. С Павлом, как она и предполагала, никаких проблем не возникло — из их имущества он не захотел ничего и выдвинул одно требование: чтобы Таня оставила ребенка ему, фактически и юридически. Что-то побудило ее передать ему записку: «Я отпускаю тебя, Большой Брат». Ей очень хотелось присовокупить к записке голубой алмаз, подаренный ей Павлом еще до свадьбы. Но золотой медальончик с алмазом куда-то делся — не было его ни в ленинградской квартире, ни среди вещей, переправленных в Москву.
За организационными хлопотами как-то незаметно прошла весна. Таня устраивалась в новой жизни, а Шеров развернул полномасштабную реконструкцию дачи — возводил третий этаж, копал бассейн.
Жизнь ее обрела постепенно размеренность и своеобразный московский шик: ванны с шампанским вместо пенки, еженедельные театральные премьеры и абонемент в Большой, наряды из ателье для дипкорпуса, сауны, массажи, спецмагазины со спецтоваром, спецбуфеты со спецпродуктами, поездки на закрытую конноспортивную базу, где в ее распоряжение был выделен вороной ахалтекинец-семилетка — именно верхом на Агате ее запечатлел модный художник Илья Омлетов… Чистую радость от роскоши отравляло какое-то жалкое, противное восприятие этих благ со стороны привилегированного круга: радовались они не самим вещам, сколько принципиальной недоступности этих вещей для простых смертных. Самым важным для них было не то, что вещи эти вкусны, удобны, красивы, даже не то, что они дороги — а то, что они дефицитны. Скажите, разве наслаждение хорошим, скажем, коньяком уменьшится, если этот коньяк свободно продавать в Елисеевском, чтобы каждый, имея деньги, мог позволить себе аналогичное удовольствие? Оказывается, еще как. Уж не это ли одна из причин, по которым в лавках так голо — и с каждым годом становится все голей?
Летом Таня съездила на болгарские Золотые Пески а на обратном пути Шеров встретил ее в Ужгороде снял с поезда и отвез в горную курортную деревеньку.
Места, которые они проезжали, представлялись Тане прямо-таки райскими. Вскоре брусчатую дорожку, круто вьющуюся меж отвесных стен и пропастей, за километр до въезда перегородил толстый полосатый шлагбаум. Шофер бибикнул, и из будочки неспешно вышел разъевшийся, исполненный непрошибаемого достоинства гаишник.
Впрочем, разглядев в подъехавшей «волге» Вадима Ахметовича, блюститель весьма шустро откозырял и дал отмашку. Шлагбаум стремительно взмыл в безоблачное небо.
В непростой этой деревеньке погостили они недолго, дней десять, наслаждаясь чистейшим воздухом, ходили по горным тропам стрелять куропаток, собирать опят, полазать по руинам средневекового замка, ловили в прудах зеркальных карпов.
— Павел не возьмет, — сказала Таня.
— Ну и дурак. Но предложить все-таки надо на квартиру надежного покупателя подыскать. Уйдет много времени. Я, конечно, не отказываюсь ссудить тебе, сколько потребуется, но…
— У меня есть дача под Москвой. Правда, оформлена на брата. Для покупки требовалась московская прописка, а у него тогда была…
Шеров посмотрел на Таню с некоторым удивлением.
— Надо же, не знал. А думал, что все о тебе знаю. Где дача, какая?
Таня рассказала. Шеров присвистнул.
— Боярская слобода. В этом местечке сейчас даже за времянку тысяч двадцать дадут. Завтра же едем смотреть. Может, сам куплю.
— Посмотреть-то можно. Но для всякой там купли-продажи брата вызывать надо.
Шеров, не вставая, протянул руку назад, снял с беломраморной крышки серванта трубку с кнопками и свисающим вниз кусочком провода и протянул Тане.
— Индукционный аппарат. Последний писк, — пояснил он.
— Ленинград — восемь один два?
Шеров кивнул. Таня принялась нажимать кнопки.
— Адочка? Здравствуй, милая… Да, я, из Москвы. Все хорошо. Как вы?..
Приеду, расскажу. Слушай, Никита дома?.. Что? В Москве? Где, у кого, не знаешь?.. Погоди, сейчас запишу… — Она посмотрела на Шерова и изобразила, будто пишет в воздухе. Он тут же принес бумагу и паркеровскую ручку. — Юрий Огнев? Это который артист? Номер… — Она записала номер телефона Огнева. — Еще как ты сказала? Квасов Николай? Телефона не знаешь? Другие варианты есть? Что? С Лариной созванивался перед отъездом, обещал встретиться в Москве? А ты подслушивала?.. Ладно, шучу. Пока.
Таня нажала кнопку отбоя, положила трубку на стол и откинулась в кресле, заложив руки за голову.
— Брат в Москве, — сказала она. — Хорошо бы отловить его и переговорить.
— Лови, — сказал Шеров. — Мне тоже приятно будет возобновить знакомство. Я и видел-то его один раз.
— Только Ада не знает, где он остановился. Дала три варианта. Начнем с самого простого и самого вероятного. Звоним Огневу.
— Это кто? — спросил Шеров.
— Его любовник, — спокойно ответила Таня и, поймав удивленный взгляд Шерова, пояснила:
— Он же у нас пидор.
— М-да, — сказал Шеров. — Общаясь с тобой, узнаешь много неожиданного. А Кока мне говорил, что у него бурный роман с Лариной, артисткой.
— Это для отвода глаз, — сказала Таня. — Хотя он, если захочет, может и с бабой. Это у них называется «белый».
Она вновь взяла трубку и набрала номер Огнева.
— Слушаю! — раздался в трубке нервный, срывающийся голос.
— Будьте добры Юрия Сергеевича, — вежливо попросила Таня.
— Да слушаю я!
— Здравствуйте, Юра. Это говорит Таня, сестра Никиты Захаржевского. Мне он срочно нужен. Я знаю, что он в Москве, я сейчас тоже в Москве.
— Ничего я не знаю! С самого утра укатил на моей машине, сказал, что будет завтра, ничего не объяснил, я места себе не нахожу… Только я не верю, что он будет завтра! Мы поссорились вчера, он нахамил мне, ударил, я видеть его не желаю!
— И вы не догадываетесь, куда он мог поехать?
— Догадываюсь, только вам не скажу! Впрочем, нет, скажу — поехал трахаться с какой-нибудь бабой сисястой!
Таня поняла; что Огнев изрядно пьян.
— И вы не знаете, как бы мне эту самую бабу найти?
— Вы что, издеваетесь?! — взвизгнул Огнев и бросил трубку.
— Вот так, — вздохнув, сказала Таня. — Первый номер пустой. Будем искать Николая Квасова без телефона или Татьяну Ларину без адреса.
— Погоди-ка, — встрепенулся Шеров. — Ты сказала, Николай Квасов? Фигуры типа Огнева меня интересуют мало, а вот Николай Квасов — очень знакомое звукосочетание. Конечно, в Москве Квасовых вагон с прицепом, но посмотрим, вдруг тот?
Шеров пошел в кабинет и поманил за собой Таню. Кабинет напоминал музейный зал — размерами, антикварной мебелью из карельской березы, расписным плафоном и вообще всем, включая монументальный чернильный прибор из четырнадцати предметов.
Особенно удивил Таню огромный серый телевизор, к нижней панели которого была зачем-то приделана клавиатура от пишущей машинки.
— Это что? — спросила она Шерова.
— Персональный компьютер, — с гордостью ответил он. Тане это ничего не сказало, и Шеров пояснил:
— Гениальное устройство для хранения и обработки информации. Дорогой черт, но в деловых руках окупается мгновенно. Как-нибудь покажу, на что он способен. Ты ахнешь.
Он подошел к большому и красивому, как все здесь, картотечному шкафу, немного подумал и выдвинул один из ящиков.
— Компьютер компьютером, а по старинке ловчее, — сказал он, просовывая вдоль вынутых из ящика карточек вязальную спицу. — Алфавитно-систематический принцип. Помнишь?
Таня кивнула. Шеров аккуратной стопкой выложил оставшиеся на спице карточки, отсчитал с краю несколько дырочек, вновь просунул спицу и резко поднял ее. На ней осталось висеть три карточки.
— Вот, пожалуйста, известные мне Квасовы Николаи, проживающие в Москве.
Выбирай.
Квасов, Николай Константинович, 1920 г. р., генерал-полковник, начальник Академии тыла и транспорта.
Квасов, Николай Андреевич, 1954 г. р., референт, Комитет народного контроля.
Квасов, Николай Мефодиевич, 1938 г. р., директор, Центр техобслуживания ВАЗ.
— Не похоже, — сказала Таня, еще раз просмотрела карточки и все же отложила вторую. — Вот эту, пожалуй, посмотрим. Вот это что значит?
— Выпускник МГИМО 1976 года, — пояснил Шеров.
— Никиткин институт, Никиткин год. Тепло, тепло, — сказала Таня. — А вот тут что за закорючка?
— Склонен к нестандартным сексуальным проявлениям, — бесстрастно произнес Шеров.
— В яблочко! — воскликнула Таня. — Звоним.
— Знаю я этого Кольку Квасова, — сказал Шеров. — На побегушках у моего доброго приятеля Шитова. Шустрый парнишка.
— Рабочий или домашний? — спросила Таня.
— Рабочий, конечно. Это же трудовой чиновник, не то что Огнев.
Таня поспешно набрала указанный номер.
— Комитет народного контроля, приемная председателя, — ответил приятный молодой баритон.
— Будьте добры Николая Андреевича Квасова.
— Я у телефона. Чем могу быть полезен?
— Здравствуйте, Николай Андреевич. Я Татьяна, сестра Никиты Захаржевского.
Видите ли, мне сказали, что он в Москве, а он мне срочно нужен…
— Ах, вы та самая Танечка? Мне Никита много о вас рассказывал. Да, он здесь, утром заглянул ко мне, попросил взять кое-что… ну, в нашем буфете, вы понимаете. Обещал заехать в шесть часов. На всякий случай оставил номер, по которому его можно застать до шести. Вам дать?
— Да, будьте любезны.
— Записывайте…
Квасов продиктовал номер телефона и очень мило попрощался с Таней, взяв с нее слово непременно позвонить ему в конце недели. Судя по всему, отмеченная склонность Квасова к нестандартным сексуальным проявлениям не исключала, как и у родимого брательника, проявлений стандартных.
Не тратя времени даром, Таня тут же набрала записанный номер. Трубку снял Никита.
— Алло!
— Ну, здорово, братец милый! Узнал?
— Это ты, надо же… — Особой радости в голосе брата она не услышала — Как узнала? Впрочем, неудивительно…
— Да, я отличаюсь настойчивостью в достижении цели.
— Оттуда звонишь, или уже снова в седле?
— Оттуда — это, надо понимать, из «скворечника»? Нет, не оттуда. Из города от хорошего друга.
— Понятно.
— Я, конечно, очень рада слышать твой сладкий голосок, но звоню-то я по делу.
— Да?
— Видишь ли, после известных тебе событий я решила обосноваться в Москве.
— Это окончательно?
— Вполне.
— И что?
— И требуется некоторая помощь с твоей стороны. Мой друг может подыскать мне хорошую квартиру и помочь с пропиской. Только это требует определенных затрат. Понятное дело, я не собираюсь просить у тебя. Таких денег у тебя нет и никогда не будет. Речь идет о другом. Подмосковную дачку помнишь? Впрочем, глупый вопрос — такое не забывается. Так вот, теперь есть возможность ее хорошо продать. Если получится очень хорошо, то и тебе кое-что подкину…
Он гаденько хихикнул в трубку.
— А лысого промежду тут не хочешь ли? По всем документам она моя, и фига ты у меня ее получишь. Если жить негде, так и быть, я же не изверг какой, хоть завтра въезжай, только сегодня не смей. Но насчет продать и не думай.
Совсем распоясался, петух проколотый! Неужто запамятовал, как миксер работает? Напомнить?
— Ты не расслышал, наверное. Я продаю свою дачу и предлагаю тебе за оформление тысячу рублей. Соглашайся скорее, пока есть покупатели.
— Имел я в виду твоих покупателей!
Смелый, да? Совсем страх потерял за два последних года. Решил, видно, что сестренка теперь уже не та. Что политичнее будет — сразу поставить его на место или дать пожить в приятном заблуждении? Пожалуй, последнее.
— Не будь говном, — примирительно сказала Таня. — Если тебе вдруг так приспичило иметь дачу, так к лету я сумею выдать тебе двенадцать, а хочешь, пятнадцать тысяч и купи на них домик на лоне природы. Пусть поскромнее, но зато уж действительно твой. Да я бы тебе и эту дачу отдала, только мне деньги нужны.
Ты же знаешь, какой у меня облом получился…
— Ну и что?.. Да, наслышан. Покойный следователь докладывал. Немалые трудовые сбережения плюс энное количество дури с дрянью. Сочувствую. Кстати, саму-то как отмазали?
— Что значит «отмазали»? И не кажется ли тебе, что это вообще не твое дело?
— Ах, не мое дело? Конечно, не мое, слава Богу…
— Короче, так, — жестко заявила Таня. — Мне нужны деньги, и все тут.
— Ну знаешь, это твои проблемы, — столь же неприязненно отозвался Никита. — У тебя есть шикарная квартира с обстановкой…
— Возиться долго.
— Долго? Ну, нажми на дядю Коку, на Поля пусть почешутся. К тому же, как я понимаю, на сцену вновь вышел прежний благодетель с неограниченными возможностями…
— А вот это тебя не касается. Для твоей же пользы советую попридержать язык.
— Молчу, молчу, не дурак.
— Приятно слышать. Только имей в виду, какие бы у меня ни были друзья, богатые или бедные, я ни у кого не хочу быть в долгу.
— Ах, не хочешь быть в долгу? — Это он произнес уже совсем по-хамски. — Очень благородно, только я-то тут при чем?
— Напомнить тебе, что было при покупке? — не выдержала Таня. — А что ты потом обещал, когда Ваньку-идиота мне в кавалеры пристраивал?
— Ах, обещал? Да мало ли что я обещал?
— Вот как ты заговорил? Я должна это понимать так, что ты отказываешься от данного мне обещания? — ледяным тоном осведомилась Таня.
Давно надо было так, чем в объяснения с этим козлом вдаваться, к совести несуществующей взывать.
Он молча сопел в трубку.
— И это твое последнее слово, братец? Советую еще раз хорошенько подумать.
Видно, он наконец перепугался, стал буквально блеять в трубку:
— Нет, нет, я не отказываюсь, но… Таня эффектно бросила трубку. Пусть побздит, гнида. Нет, все-таки здорово он ее разозлил! Что бы такое придумать, чтобы завтра сам к ней прибежал, нет, на коленях приполз, умоляя продать дачу, и даже отказался бы от доли, предложенной Таней в начале разговора?! Эти деньги ей и самой пригодятся.
— Вот ведь пиздрила зловонный! — в сердцах высказалась Таня.
Щеров, сидевший в глубоком кресле, поднял на нее насмешливые глаза.
— Что за словечки, а? Юность бурную вспомнила?
— Да ну его, сволочь!
— Не захотел помочь родной сестре? — участливо спросил Шеров.
— Это бы ладно, — сказала Таня. — Я бы, может, тоже, не стала ему помогать.
Главное, что он не хочет отдать мне мое, хотя и знает, что это мое. И данное слово назад берет. Я такого не прощаю никому.
— И теперь прикидываешь, как его получше прищучить?
— Да, прикидываю.
— Знаешь, — сказал Шеров, — я тут невольно все твои разговоры слушал, и наметился у меня один вариантик, как братца твоего примерно наказать. Только мы его оформим как интеллектуальную игру, вроде теста для тебя. Я дам тебе две наводки, а до остального ты додумаешься сама. Если не додумаешься, я подскажу, только тогда пять тысяч с дачки — мои. Согласна?
У Тани загорелись глаза. Такими штучками она с детства увлекалась.
— Согласна. Но если додумаюсь, то столько же сверх цены — мое.
— Ладно… Наводка первая. Ты звонила в четыре места. В связи с этим ты задашь мне один вопрос, на который я в состоянии дать совершенно точный ответ.
Подумай, какой вопрос ты мне задашь. Даю три минуты на размышление. Пойду помогу Архимеду заварить еще кофе, а ты пока думай.
Он вышел, а Таня закурила и сосредоточилась. Так. Она звонила в четыре места. Домой, Огневу, Квасову и… А, собственно, куда? Откуда с ней разговаривал Никита? Пожалуй, это и есть тот самый вопрос. Она встала, потянулась и вышла на кухню Шеров действительно возился с кофе.
— Ты что тут? — спросил он.
— Вопрос готов, — сказала Таня. — Куда я звонила в четвертый раз?
Правильно?
— Умница! — воскликнул Шеров. — Чтобы прищемить зверю хвост, сначала надо узнать, где этот зверь сидит… Теперь ты последи за кофе, а я позвоню одному знакомому и узнаю ответ. Номер ты записала?
— Да. Последний на листочке. Листочек на столе.
— Кстати, можем добавить интересу. Пока я буду узнавать, ты хорошенько вспомни содержание всех разговоров и напиши на бумажке свой вариант ответа. Я приду сюда, и мы поменяемся бумажками. Если совпадет — получишь лишний балл.
— Маловато будет, — усмехнулась Таня.
— Ну, два балла. Только чур, не подслушивать. Не возвращался он довольно долго. Таня успела выпить чашку кофе, выкурить сигарету, полистать синий томик Мандельштама. И, естественно, написать свой вариант. Появившись на кухне, Шеров сказал:
— Немного затянулось, извини. Пришлось вместо одного звонка сделать три.
Давай свою бумажку.
Взамен он отдал ей свою записочку. Таня прочитала: "Гостиница «Россия», н.
1352, Ларина Т. В." и посмотрела на Шерова.
Он развернул Танину записку. Там было одно слово: «Ларина».
Шеров развел руками.
— Нет слов… А теперь главное. Ты сделала четыре звонка и в каждом случае получила какую-то информацию. Ты восприняла ее как последовательную цепочку: узнав одно, ты узнала другое, вследствие этого узнала третье, и так далее.
Теперь представь себе все это не как цепочку, а как кусочки головоломки, которую нужно собрать и получить целостную картину. Когда все, повторяю, все кусочки сложатся в единую картину, нужно будет проанализировать ее и произвести логически вытекающее из нее действие, которое уязвит твоего братца самым неприятным образом и очень тонко, но в то же время убедительно покажет ему всю серьезность наших намерений и при этом не подставит никого из нас под удар. Я ненадолго отлучусь. Ты пока подумай, я тоже подумаю, а потом сопоставим наши решения и выработаем единый план.
Ровно через час Шеров вернулся. Таня сидела на кухне и с аппетитом уплетала яичницу с баночной ветчиной.
— Придумала? — спросил Шеров. Таня кивнула.
— Кому звоним, что говорим?
Она придвинула ему лежащий на столе листок бумаги с коротким текстом: «Юрий Сергеевич! Приезжайте сегодня вечером на дачу Захаржевского. Вас ждет незабываемое зрелище. Кто говорит? Ваш искренний поклонник и доброжелатель».
— Так, — моргнув, сказал Шеров. — Вообще-то я имел в виду не совсем это.
Кстати, откуда ты взяла, что там будет зрелище?
— Как ты учил, сопоставила факты. Братец приехал в Москву с Лариной и торчит у нее в гостинице — это раз. Послал на фиг своего Огнева — это два.
Взвился, как ошпаренный, когда я о даче заговорила — это три. Заказал продукты в Народном контроле, хотя к его услугам если не лучшие, то очень неплохие столичные ресторации — это четыре. Из этого можно предположить, что братец мой задумал вечерок типа «гранд-интим», с эротической кухней и прочими ништяками.
Это в его духе. А где такой вечерок устраивать, как не на даче? Ведь не в номере же запершись, пайку ведомственную хавать — это как-то совсем уж не комильфо…
Хотелось бы, чтобы в разгар веселья явился Огнев и закатил что-нибудь этакое…
Приятный сюрприз для братца и для Лариной тоже. Как я полагаю, Никитушка не откровенничал с нею о своих астических наклонностях… Но даже если я что-то не так вычислила и товарищ Огнев поцелует замок у пустой дачи, большой беды не будет. Еще что-нибудь придумаем.
— С тобой на пару мы покорим весь мир! — воскликнул Шеров. — Теперь давай немного подредактируем текст и…
— Уже! — сказала Таня, качая головой.
— Что? — не понял Шеров.
— Звоночек уже имел место.
— Зачем же ты сама? Он ведь мог узнать тебя по голосу.
— А кто сказал, что я сама? Архимеда попросила.
— Отсюда?
— Зачем отсюда? Снабдила двушками и отправила к автомату на углу…
Через полчаса Шеров вошел в гостиную, где Таня, лежа на диване, смотрела по видику какой-то боевик с мордобоем.
— Интересно? — спросил он.
— Не-а, — ответила Таня, посмотрела на него и ахнула.
Он был одет в драный ватник, из-под которого выглядывала тельняшка.
— Ты что, Папик?
— Да вот, тряхнуть стариной захотелось, — смущенно сказал он и протянул ей байковые бабские панталоны.
III
Таня, конечно, не предполагала, что запущенная ею цепочка событий совьется в столь крутую петлю: получив звонок от безымянного «поклонника», Огнев тут же рванул на вокзал, на ближайшей электричке добрался до дачи, увидел собственную «ниву», ярко освещенное окно, припав к которому наблюдал, как непристойно счастливый Никита, насвистывая и пританцовывая, со смаком творит основу грядущего праздника на двоих. Что творилось в этот момент в его помраченном сознании — одному Богу известно. Но, должно быть, он окончательно съехал с катушек, когда увидел, как Никита перед зеркалом примеряет золотое кольцо.
(Потом в доме нашли два таких кольца, из чего можно было без труда представить, что замышлял он там отнюдь не рядовой интим.) Должно быть, тогда уже все задумал, не бросился с кулаками на коварного изменника, не стал выяснять отношения, а выждал, когда тот отъедет из виду, отпер дачу, от которой имел, оказывается, свой ключ, устроил в ней дикий, отвратительный погром, а в довершение всех подвигов забрался в главную спальню на втором этаже (неплохо знакомую и Тане) и хватил себя по горлу опасной бритвой, добавив к созданному им натюрморту последний штрих — собственную «мертвую натуру».
Понятное дело, у Никитушки, когда он эту картину увидел, тоже все проводки закоротило — несостоявшуюся невесту свою избил так, что ее потом еле в больнице откачали, набросился на пришедших под утро ментов, а когда те его маленечко усмирили, стал орать, что это он убил Юрия Огнева. Ну, и соответственно…
Конечно, не присутствуя при событиях, Таня не могла быть на сто процентов уверена, что Никита и в самом деле не пришил своего чересчур неуравновешенного друга, но такой вариант Таню не устраивал. Жалеть этих тварей — что одного, что другого — не приходилось, но за всеми этими уголовными страстями дача уплывала из ее рук надолго, если не навсегда. Хочешь — не хочешь, а брата надо отмазывать, да побыстрее. Позвонила дяде Коке, изложила ситуацию, он обещал пособить. Шеров, естественно, тоже. Оставалось надеяться, что идиотская ситуация разрешится быстро, пока не уплыла квартира на Кутузовском. Покамест Таня жила у Шерова. Артем Мордухаевич получил из шеровских денег пять тысяч задатка и согласился ждать остальное ровно один месяц.
Наутро после «вечера длинных звонков», еще не зная о развернувшейся на даче кровавой драме, Таня села вместе с Шеровым в поданную к подъезду черную «волгу» и отправилась на новое свое место работы — в постоянное представительство Украинской Советской Социалистической Республики, где, как она с немалым удивлением узнала накануне, Вадим Ахметович долго и плодотворно трудился в должности заместителя постпреда по торговле. Впрочем, по зрелому размышлению Таня удивляться перестала: в стране, где любое предпринимательство уголовно наказуемо, каждому деловому человеку необходимо прикрытие в виде надежной государственной службы. А служба Вадима Ахметовича была в этом плане идеальной — место и ответственное, оправдывающее определенный стиль и уровень жизни, разъезды и прочее, и притом не слишком руководящее, избавленное от тотального взаимного рентгена, неотъемлемого атрибута любой высокой должности. Опять-таки место работы — Москва, а каналы отчетности — в Киеве. В общем, если бы не было такого местечка, его следовало бы изобрести. Кстати, а кто сказал, что его не изобрели?
Случайных людей, как сразу заметила Таня, в постпредстве не держали. Два номенклатурщика, бровастых и бравых, внешне не сильно схожих меж собой, но удивительным образом напоминавших молодого Леонида Ильича. Одного, собственно постпреда, звали Иван Иванович Рубанчук, второго, его зама — Иван Соломонович Рубинчик. В приемной, куда выходили двери их шикарных кабинетов, восседала монументальная секретарша с простым хохляцким именем Лиана Авессаломовна.
Познакомилась Таня и с Валерией Романовной, директором расположенной в постпредстве гостиницы, и с громадным, бритым наголо шофером Илларионом, откликающимся на имя Ларик. С Архимедом ее знакомить было не надо. Оказалось, что и он тут подъедается в должности делопроизводителя, а по совместительству — мужа бойкой Валерии Романовны.
— Ну вот, — сказал он, приложив фиолетовый штамп к Таниному заявлению о приеме на работу в должности экспедитора с окладом сто пять рублей, скрепленному подписями Рубанчука и Рубинчика. — Поздравляю. Трудовую давай.
— Да вот как-то… — замялась Таня. Скорее всего, ее трудовая книжка благополучно покоится в недрах областного Управления культуры.
Прокол! Ну да всего не упомнишь.
— Ладно, — успокоил ее Архимед. — Не проблема.
Остальные проблемы тоже разрешились без труда. Через пару недель отпустили, во всем разобравшись, из следственного изолятора дурака Никиту, который первым делом позвонил ей (телефончик, по просьбе Шерова, передал Никите следователь) и выразил готовность немедленно решить вопрос с дачей. Пришел он какой-то странный, тихий, пришибленный, глазки так и бегают. Таня приготовила ему душистую ванну, накормила, напоила, попыталась разговорить на известные темы, но он упорно отмалчивался.
Дача, естественно, требовала ремонта и частичной замены обстановки, так что Шеров дал за нее несколько меньше, чем рассчитывала получить Таня. Добрав разницу у Николая Николаевича под залог будущей реализации ленинградского жилья, она вручила деньги Артему Мордухаевичу и уже в апреле въехала в свеженькую, сверкающую квартирку напротив Бородинской панорамы. Вскоре подоспели и денежки от Николая Николаевича, и Таня смогла обставить ее по своему вкусу. С Павлом, как она и предполагала, никаких проблем не возникло — из их имущества он не захотел ничего и выдвинул одно требование: чтобы Таня оставила ребенка ему, фактически и юридически. Что-то побудило ее передать ему записку: «Я отпускаю тебя, Большой Брат». Ей очень хотелось присовокупить к записке голубой алмаз, подаренный ей Павлом еще до свадьбы. Но золотой медальончик с алмазом куда-то делся — не было его ни в ленинградской квартире, ни среди вещей, переправленных в Москву.
За организационными хлопотами как-то незаметно прошла весна. Таня устраивалась в новой жизни, а Шеров развернул полномасштабную реконструкцию дачи — возводил третий этаж, копал бассейн.
Жизнь ее обрела постепенно размеренность и своеобразный московский шик: ванны с шампанским вместо пенки, еженедельные театральные премьеры и абонемент в Большой, наряды из ателье для дипкорпуса, сауны, массажи, спецмагазины со спецтоваром, спецбуфеты со спецпродуктами, поездки на закрытую конноспортивную базу, где в ее распоряжение был выделен вороной ахалтекинец-семилетка — именно верхом на Агате ее запечатлел модный художник Илья Омлетов… Чистую радость от роскоши отравляло какое-то жалкое, противное восприятие этих благ со стороны привилегированного круга: радовались они не самим вещам, сколько принципиальной недоступности этих вещей для простых смертных. Самым важным для них было не то, что вещи эти вкусны, удобны, красивы, даже не то, что они дороги — а то, что они дефицитны. Скажите, разве наслаждение хорошим, скажем, коньяком уменьшится, если этот коньяк свободно продавать в Елисеевском, чтобы каждый, имея деньги, мог позволить себе аналогичное удовольствие? Оказывается, еще как. Уж не это ли одна из причин, по которым в лавках так голо — и с каждым годом становится все голей?
Летом Таня съездила на болгарские Золотые Пески а на обратном пути Шеров встретил ее в Ужгороде снял с поезда и отвез в горную курортную деревеньку.
Места, которые они проезжали, представлялись Тане прямо-таки райскими. Вскоре брусчатую дорожку, круто вьющуюся меж отвесных стен и пропастей, за километр до въезда перегородил толстый полосатый шлагбаум. Шофер бибикнул, и из будочки неспешно вышел разъевшийся, исполненный непрошибаемого достоинства гаишник.
Впрочем, разглядев в подъехавшей «волге» Вадима Ахметовича, блюститель весьма шустро откозырял и дал отмашку. Шлагбаум стремительно взмыл в безоблачное небо.
В непростой этой деревеньке погостили они недолго, дней десять, наслаждаясь чистейшим воздухом, ходили по горным тропам стрелять куропаток, собирать опят, полазать по руинам средневекового замка, ловили в прудах зеркальных карпов.