Страница:
Основным приспособлением в кухне была огромная чугунная плита, привезенная в разобранном виде из форта Релайанс. Кузнецу Рэю оставалось только собрать ее, что не составило особого труда и не отняло много времени. Но дымоходы и трубы как от кухонной плиты, так и от печки в зале потребовали гораздо больших забот и изобретательности. Трубы из листового железа н-е годились, так как не могли бы устоять против ветров периода равноденствия; необходимо было применить какой-нибудь более прочный материал. После нескольких неудачных проб Джаспер Гобсон решил отказаться от дерева и взамен этого найти что-либо другое. Если б под руками был камень, то затруднение устранили бы легко. Но, как уже было сказано, в окрестностях мыса Батерст камень полностью — и по совершенно необъяснимой причине — отсутствовал.
Зато песчаные берега моря — об этом тоже говорилось — были покрыты миллионами раковин.
— Ну что ж, Мак-Нап, — сказал лейтенант Гобсон, — мы сделаем наши печные трубы из раковин.
— Из раковин?! — вскричал плотник.
— Да, да, Мак-Нап, — ответил Джаспер Гобсон. — Сначала истолчем их, потом пережжем и превратим в известь. А из этой извести наделаем брикетов и сложим из них трубы, как из обыкновенных кирпичей.
— Идет, — ответил плотник, — из раковин так из раковин!
Идея лейтенанта Гобсона была превосходной, и к исполнению ее тотчас же приступили. Берег был буквально усыпан неисчислимым количеством известковых раковин: из подобных раковин частично образованы известняки нижнего слоя третичных отложений. Мак-Нап распорядился набрать несколько тонн этих ракушек; затем смастерили особую печь, чтобы путем переплавки удалить входящую в состав раковин углекислую соль. В конце концов получилась почти такая же известь, какую употребляют каменщики.
Эта операция заняла весь день. Сказать, что Джаспер Гобсон и Мак-Нап получили этим простейшим способом хорошую, жирную, свободную от посторонних примесей, легко делимую при смачивании, густую и способную быстро затвердевать массу, — было бы преувеличением. Однако какой бы ни была эта известь, когда из нее сформовали кирпичики, они оказались вполне пригодными для кладки труб. Через несколько дней над крышей вознеслись две конические трубы, толщина которых служила залогом того, что они устоят против сильнейших порывов ветра.
Миссис Барнет поздравила лейтенанта и плотника Мак-Напа с быстрым и успешным завершением этого трудного дела.
— Лишь бы только они у вас не дымили! — прибавила она смеясь.
— Дымить они будут, сударыня, — с философским спокойствием ответил Джаспер Гобсон, — обязательно будут, можете в этом не сомневаться — ведь трубы всегда дымят!
Итак, в какой-нибудь месяц была осуществлена большая работа. На 6 августа назначили торжественное вселение в новый дом. Пока Мак-Нап и его помощники без передышки трудились, пока миссис Джолиф хлопотала у кухонной плиты, сержант Лонг, капрал Джолиф и охотники Марбр и Сэбин во главе с Джаспером Гобсоном вдоль и поперек исходили окрестности мыса Батерст. К своему полному удовлетворению, они убедились, что и пушного и пернатого населения здесь вполне достаточно. Регулярная охота еще не началась, и охотники только обследовали местность. Однако им удалось захватить живьем несколько пар оленей, которых решено было приручить. Самки вскоре должны были дать приплод, а также начать снабжать форт молоком. Животных поспешили водворить в обнесенный частоколом загон, устроенный шагах в пятидесяти от дома. Жена Мак-Напа, индианка, знала толк в уходе за оленями, и на нее были возложены заботы о них.
Что касается миссис Барнет, то с помощью Мэдж она взялась за внутреннее устройство жилья, и вскоре благотворная деятельность этой умной и доброй женщины сказалась в тысяче мелочей, о которых, по всей вероятности, никогда не вспомнили бы Джаспер Гобсон и его товарищи.
Обследовав территорию на пространстве многих миль вокруг, лейтенант обнаружил, что облюбованный им край представлял собою обширный полуостров площадью около ста пятидесяти квадратных миль. Перешеек, мили в четыре шириной, связывал его с американским континентом: на западе перешеек соприкасался с заливом Уошберн, на востоке — с бухтой, врезанной в континент. Границы полуострова, который лейтенант назвал полуостровом Викторией, были таким образом точно установлены.
Затем Джаспер Гобсон решил выяснить, чем богаты озеро и море. Вскоре он узнал, что в неглубоких водах озера в изобилии водятся форель, щука и другие пресноводные рыбы, а это был факт немаловажный. Речка давала приют поднимавшимся вверх по ее течению лососям, а также стайкам суетливых корюшек и еще каких-то мелких рыбешек. Но море оказалось гораздо менее населенным, чем озеро. Правда, время от времени в отдалении проплывали громадные киты, кашалоты и дельфины, спасавшиеся, по всей вероятности, от гарпуна китобоев Берингова пролива; и не исключено было, что в один прекрасный день море выбросит на берег какое-нибудь из этих гигантских млекопитающих. Пожалуй, только таким способом колонисты мыса Батерст и могли бы им завладеть. Западную часть побережья посещали многочисленные стада тюленей, но Джаспер Гобсон запретил своим спутникам заниматься сейчас бесполезной охотой. Позднее видно будет, встретится ли в них вообще какая-нибудь надобность.
Итак, 6 августа колонисты мыса Батерст вступили во владение своим новым жилищем. Они давно подбирали для него удачное название и после долгих споров сошлись на одном, которое было принято единодушно.
Этот дом, или, вернее, форт, — самый северный из всех принадлежавших тогда компании на американском побережье, — был наречен фортом Надежды.
И если, к ущербу современной картографии, его нельзя найти на новейших картах арктических областей, то лишь потому, что страшная участь ожидала его в весьма недалеком будущем.
Зато песчаные берега моря — об этом тоже говорилось — были покрыты миллионами раковин.
— Ну что ж, Мак-Нап, — сказал лейтенант Гобсон, — мы сделаем наши печные трубы из раковин.
— Из раковин?! — вскричал плотник.
— Да, да, Мак-Нап, — ответил Джаспер Гобсон. — Сначала истолчем их, потом пережжем и превратим в известь. А из этой извести наделаем брикетов и сложим из них трубы, как из обыкновенных кирпичей.
— Идет, — ответил плотник, — из раковин так из раковин!
Идея лейтенанта Гобсона была превосходной, и к исполнению ее тотчас же приступили. Берег был буквально усыпан неисчислимым количеством известковых раковин: из подобных раковин частично образованы известняки нижнего слоя третичных отложений. Мак-Нап распорядился набрать несколько тонн этих ракушек; затем смастерили особую печь, чтобы путем переплавки удалить входящую в состав раковин углекислую соль. В конце концов получилась почти такая же известь, какую употребляют каменщики.
Эта операция заняла весь день. Сказать, что Джаспер Гобсон и Мак-Нап получили этим простейшим способом хорошую, жирную, свободную от посторонних примесей, легко делимую при смачивании, густую и способную быстро затвердевать массу, — было бы преувеличением. Однако какой бы ни была эта известь, когда из нее сформовали кирпичики, они оказались вполне пригодными для кладки труб. Через несколько дней над крышей вознеслись две конические трубы, толщина которых служила залогом того, что они устоят против сильнейших порывов ветра.
Миссис Барнет поздравила лейтенанта и плотника Мак-Напа с быстрым и успешным завершением этого трудного дела.
— Лишь бы только они у вас не дымили! — прибавила она смеясь.
— Дымить они будут, сударыня, — с философским спокойствием ответил Джаспер Гобсон, — обязательно будут, можете в этом не сомневаться — ведь трубы всегда дымят!
Итак, в какой-нибудь месяц была осуществлена большая работа. На 6 августа назначили торжественное вселение в новый дом. Пока Мак-Нап и его помощники без передышки трудились, пока миссис Джолиф хлопотала у кухонной плиты, сержант Лонг, капрал Джолиф и охотники Марбр и Сэбин во главе с Джаспером Гобсоном вдоль и поперек исходили окрестности мыса Батерст. К своему полному удовлетворению, они убедились, что и пушного и пернатого населения здесь вполне достаточно. Регулярная охота еще не началась, и охотники только обследовали местность. Однако им удалось захватить живьем несколько пар оленей, которых решено было приручить. Самки вскоре должны были дать приплод, а также начать снабжать форт молоком. Животных поспешили водворить в обнесенный частоколом загон, устроенный шагах в пятидесяти от дома. Жена Мак-Напа, индианка, знала толк в уходе за оленями, и на нее были возложены заботы о них.
Что касается миссис Барнет, то с помощью Мэдж она взялась за внутреннее устройство жилья, и вскоре благотворная деятельность этой умной и доброй женщины сказалась в тысяче мелочей, о которых, по всей вероятности, никогда не вспомнили бы Джаспер Гобсон и его товарищи.
Обследовав территорию на пространстве многих миль вокруг, лейтенант обнаружил, что облюбованный им край представлял собою обширный полуостров площадью около ста пятидесяти квадратных миль. Перешеек, мили в четыре шириной, связывал его с американским континентом: на западе перешеек соприкасался с заливом Уошберн, на востоке — с бухтой, врезанной в континент. Границы полуострова, который лейтенант назвал полуостровом Викторией, были таким образом точно установлены.
Затем Джаспер Гобсон решил выяснить, чем богаты озеро и море. Вскоре он узнал, что в неглубоких водах озера в изобилии водятся форель, щука и другие пресноводные рыбы, а это был факт немаловажный. Речка давала приют поднимавшимся вверх по ее течению лососям, а также стайкам суетливых корюшек и еще каких-то мелких рыбешек. Но море оказалось гораздо менее населенным, чем озеро. Правда, время от времени в отдалении проплывали громадные киты, кашалоты и дельфины, спасавшиеся, по всей вероятности, от гарпуна китобоев Берингова пролива; и не исключено было, что в один прекрасный день море выбросит на берег какое-нибудь из этих гигантских млекопитающих. Пожалуй, только таким способом колонисты мыса Батерст и могли бы им завладеть. Западную часть побережья посещали многочисленные стада тюленей, но Джаспер Гобсон запретил своим спутникам заниматься сейчас бесполезной охотой. Позднее видно будет, встретится ли в них вообще какая-нибудь надобность.
Итак, 6 августа колонисты мыса Батерст вступили во владение своим новым жилищем. Они давно подбирали для него удачное название и после долгих споров сошлись на одном, которое было принято единодушно.
Этот дом, или, вернее, форт, — самый северный из всех принадлежавших тогда компании на американском побережье, — был наречен фортом Надежды.
И если, к ущербу современной картографии, его нельзя найти на новейших картах арктических областей, то лишь потому, что страшная участь ожидала его в весьма недалеком будущем.
14. НЕСКОЛЬКО ЭКСКУРСИЙ
Меблировка нового дома не заставила себя долго ждать. Сплошные нары, устроенные в большой зале, были вполне пригодны для спанья. Плотник Мак-Нап соорудил огромный стол, толстоногий, топорный и неуклюжий, но зато такой, что уж никогда не подломится под тяжестью яств. Вокруг стола разместились не менее массивные, устойчивые скамьи; слово «мебель», подразумевающее движимое имущество, было к ним мало применимо, ибо сдвинуть их с места не представлялось возможным. Несколько более легких стульев и два поместительных шкафа дополняли убранство залы.
Помещение в глубине дома также было готово. Плотные перегородки разделяли его на шесть кабинок, из которых только две крайние были светлые; на каждую приходилось по одному окну, последнему в переднем и заднем фасаде дома. В каждой комнатке стояли кровать и стол. Миссис Барнет и Мэдж занимали комнату с видом на озеро. Джаспер Гобсон предложил Томасу Блэку вторую светлую комнатку, выходившую окном во двор, и астроном незамедлительно в ней водворился. Сам же лейтенант, в ожидании пока его люди разместятся в отдельных помещениях, довольствовался полутемной каморкой рядом со столовой, кое-как освещавшейся через проделанный в стене глазок. Миссис Джолиф, миссис Мак-Нап и миссис Рэй устроились со своими мужьями в остальных комнатах. Это были три дружные, любящие четы, и разлучать их было бы жестоко. Кстати, в колонии вскоре должен был появиться новый зимовщик. Однажды плотник Мак-Нап, расхрабрившись, обратился к миссис Барнет с вопросом, не окажет ли она ему честь быть крестной матерью его ребенка, который должен был родиться в конце года. Понятно, миссис Барнет с готовностью согласилась.
Сани были полностью разгружены, и все предметы домашнего обихода внесены в комнаты. На чердаке, куда можно было попасть по лесенке из сеней, сложили инструменты, а также продовольствие и боевые припасы, в которых не предвиделось скорой надобности. Зимнюю одежду, сапоги и куртки, шкуры и меха убрали в огромные шкафы, подальше от сырости.
Следующей заботой лейтенанта была заготовка топлива на зиму. На лесистых холмах нарубили большой запас дров, ибо зимою могли ударить такие морозы, что неделями нельзя будет высунуться наружу. Лейтенант решил даже воспользоваться тем, что тюлени еще выходили на берег, и натопить как можно больше жира; с полярной стужей следовало бороться самыми решительными средствами. По его приказу и под его наблюдением были сделаны особые, вбирающие в себя комнатную влагу конденсаторы; эти аппараты были так устроены, что накапливающийся в них зимою лед всегда легко можно было вытряхнуть.
Вопрос отопления, безусловно очень важный, сильно заботил лейтенанта Гобсона.
— Сударыня, — не раз говорил он путешественнице, — я сын севера и имею кое-какой опыт на сей счет, а главное, я столько читал всевозможных рассказов о зимовках! Уверяю вас, когда предстоит провести зиму в полярных условиях, нет такой предосторожности, которая оказалась бы лишней. Надо предвидеть все, ибо одно-единственное упущение может повлечь за собою непоправимые беды.
— Я верю вам, мистер Гобсон, — отвечала миссис Барнет, — и вижу, что стужа встретит в вашем лице грозного противника. Но разве вопрос продовольствия вы не считаете таким же важным?
— Он важен в равной мере, сударыня, и я приму все меры, чтобы сэкономить взятый нами запас. На днях, как только совсем устроимся, мы начнем охоту на годных в пищу животных. Что касается охоты на пушных зверей, то к ней мы приступим позже, и склады компании пустыми не останутся. Время охоты на куниц, горностаев, лисиц и прочих пушных зверей пока не пришло: они еще не оделись в зимние шубы, и если убивать их сейчас, то шкурки пойдут на двадцать пять процентов дешевле их настоящей стоимости. Нет, позаботимся прежде о кладовых форта Надежды. Пусть охотники займутся оленями, лосями и вапити, если только они заходят на наши отдаленные берега. Прокормить двадцать человек и шестьдесят собак — это, знаете, не шутка!
Как видим, лейтенант был человек методический. Он действовал обдуманно, и товарищи беспрекословно ему подчинялись; поэтому он мог не сомневаться, что доведет свое трудное дело до благополучного конца.
Погода в те дни стояла прекрасная. Снежный период должен был начаться не ранее, чем через пять недель. Когда работа над главным домом была завершена, плотники по распоряжению Джаспера Гобсона приступили к постройке обширного помещения для собак. Этот «dog-house» note 3 был выстроен у подошвы мыса; он вплотную примыкал к откосу, шагах в сорока от правой стены дома. Помещения для солдат предполагалось расположить по левую руку, против псарни, а склады и пороховой погреб — также в пределах ограды, но перед домом.
Из предосторожности, быть может излишней, Джаспер Гобсон хотел выстроить эту ограду до наступления зимы. Сплошной, глубоко вбитый в землю частокол из заостренных бревен должен был защитить факторию не только от вторжения крупных животных, но и от нападения людей, в случае если индейский или какой-либо другой отряд охотников предпринял бы враждебные действия. Лейтенант не забыл следов, оставленных неизвестными людьми на побережье, меньше чем в двухстах милях от форта Надежды. Он хорошо знал, что кочующие охотники способны на любое насилие, и считал необходимым на всякий случай оградить форт от возможного покушения. Линия этих наружных укреплений должна была идти вокруг всей фактории, а в двух передних, обращенных к котловине, углах частокола мастер Мак-Нап взялся выстроить две деревянные башенки, в которых могла бы укрыться охрана форта.
Если бы еще немного приналечь, — а рьяные помощники Мак-Напа умели работать без передышки, — то можно было надеяться, что все эти постройки будут закончены до прихода зимы.
За это время Джаспер Гобсон предпринял несколько охотничьих вылазок. Поход на тюленей был на несколько дней отложен, и охотники занялись преследованием жвачных животных, мясо которых, сушеное и консервированное, должно было в зимние месяцы обеспечить питанием жителей форта.
Начиная с 8 августа Сэбин и Марбр ежедневно обходили окрестности на пространстве многих миль, иногда одни, иногда в сопровождении опытных охотников — лейтенанта Гобсона и сержанта Лонга. Неутомимая миссис Полина Барнет нередко отправлялась вместе с ними, захватив ружье, которым отлично владела; она ни в чем не уступала своим товарищам по охоте.
Эти походы, продолжавшиеся весь август, были как нельзя более удачны, и запасы провизии на чердаке росли на глазах. Надо сказать, что Марбр и Сэбин в совершенстве знали все применяемые на севере охотничьи уловки, а это было крайне важно, особенно в отношении на редкость пугливых оленей. Как осторожно пробирались они по лесу, стараясь зайти против ветра, чтобы обмануть тонкий нюх этих животных! Иногда они их подманивали, размахивая над зарослью карликовых берез оленьими рогами — великолепным трофеем предыдущих охот, и олени, или «карибу», как их называют индейцы, привлеченные мнимым присутствием своего сородича, подходили на расстояние выстрела, который, конечно, не раздавался впустую. Случалось также, что птица-доносчица, хорошо известная Марбру и Сэбину небольшая дневная сова величиной с голубя, сообщала охотникам, куда скрылись олени. Она оповещала их пронзительным криком, похожим на крик младенца, оправдывая этим данное ей индейцами прозвище «вестницы». Оленей было убито штук пятьдесят. Их мясо, нарезанное длинными и тонкими полосами, составило весьма основательный запас продовольствия, а кожа после дубления должна была пойти ка обувь.
Но не одни только карибу послужили для пополнения довольствия форта. Не меньше способствовали этому и полярные зайцы, необыкновенно расплодившиеся на всей окрестной территории. Они оказались не такими трусами, как их европейские сородичи, и самым нелепым образом подставляли себя под выстрелы. Крупные длинноухие черноглазые грызуны с белоснежным, словно лебяжий пух, мехом весили от десяти до пятнадцати фунтов. Охотники настреляли великое множество этих славящихся своим удивительно, сочным мясом зверьков. Сотни зайцев были закопчены впрок, а из остальных искусница миссис Джолиф готовила весьма соблазнительные паштеты.
Пока накапливались запасы на будущее время, ежедневное пропитание также не оставалось в небрежении. На стол каждый день подавали полярных зайцев, и проголодавшиеся охотники, не хуже мастеровых Мак-Напа, отдавали должное доброму куску свежей и вкусной зайчатины. В кухне, где священнодействовала миссис Джолиф, эти грызуны подвергались всевозможным кулинарным превращениям; проворная женушка капрала, к великому удовольствию супруга, превосходила самое себя, а он всячески добивался непрестанных похвал по ее адресу, на которые, впрочем, никто не скупился.
Водоплавающие птицы также немало украшали ежедневный рацион. Главным образом то были селившиеся у берегов озера утки, но, кроме них, были и другие птицы, о которых стоит упомянуть. Эти принадлежавшие к породе куропаток пернатые большими стаями садились среди чахлых ив; на языке орнитологов для них существует множество имен. Но когда миссис Барнет спросила однажды у Сэбина, как называются эти птицы, он ответил:
— Сударыня, индейцы зовут их «ивовыми тетеревами», а мы, охотники-европейцы, зовем их «глухарями».
На самом деле эти птицы всего более походили на белых куропаток, только хвост у них был иной: длинный, с черными крапинками на конце. То была великолепная дичь, которая на весело потрескивающем огне быстро превращалась в превкусное жаркое.
В добавление к этим различным сортам мяса воды озера и речки также вносили посильную лепту. Трудно было найти лучшего рыболова, чем молчаливый и невозмутимый сержант Лонг. Ловил ли он рыбу на живца, или наудачу забрасывал удочку с пустым крючком, — никто не мог соперничать с ним в ловкости и терпении, разве только Мэдж, верная служанка миссис Барнет. Эти два ученика знаменитого Исаака Уолтона часами сидели рядышком с удочками в руках, подстерегая добычу и не произнося ни звука; но благодаря им свежей рыбы всегда было вдосталь, и либо озеро, либо речка ежедневно поставляли к столу форта великолепных представителей семейства лососевых.
Во время экскурсий, которые совершались почти ежедневно до самого конца августа, охотники часто сталкивались с крайне опасными хищными животными. Джаспер Гобсон не без некоторой тревоги обнаружил, что вокруг водится множество медведей. Редко проходил день без того, чтобы в отдалении не показалось два-три страшных хищника. Этих непрошенных гостей не раз приходилось угощать пулями. То вдруг являлась компания бурых медведей, коренных обитателей Проклятой Земли, то — целое семейство гигантских полярных медведей, которых первые же морозы, без всякого сомнения, должны были привести в еще большем числе в окрестности мыса Батерст. Ведь из рассказов зимовщиков известно, что путешественникам и китоловам по нескольку раз в день приходится отражать атаки этих свирепых хищников.
Марбр и Сэбин не раз замечали также стаи волков, которые, почуяв охотников, быстрее ветра пускались наутек. То и дело доносился их «лай», особенно когда они преследовали оленя или вапити. Это были большие, в три фута высотой, с длинными хвостами серые волки, шерсть которых должна была побелеть с наступлением зимы. Богатая животными местность давала им легкую добычу, и волки расплодились здесь во множестве. В лесу можно было встретить их норы с несколькими выходами; в них они прятались, как лисицы. Теперь волки были сыты по горло, и, едва завидев охотников, они обращались в бегство с характерной для их породы трусостью. Но зимой — в голодное время — эти животные могли стать страшными уже одним своим количеством, а о том, что они никуда не уйдут, свидетельствовали их многочисленные логовища.
Однажды охотники принесли в форт Надежды довольно противного с виду зверя, каких ни миссис Полина Барнет, ни астроном Томас Блэк никогда дотоле не видели. То было какое-то длинностопное животное, похожее на американскую росомаху, — свирепый хищник с коренастым туловищем, на коротких лапах с загнутыми когтями и с могучими челюстями; в его глазах постоянно светится дикая злоба, а спина выгибается, как у животных кошачьей породы.
— Что это за гадкий зверь? — спросила миссис Барнет.
— Сударыня, — ответил склонный к обстоятельным объяснениям Сэбин, — шотландец назвал бы его «квикхэтч», индеец — «олеку-хау-джью», канадец — «каркажу»…
— А по-вашему, это кто? — спросила миссис Барнет.
— А по-моему, это просто росомаха, — объявил очень довольный своим замысловатым ответом охотник.
Действительно, «росомаха», или «лабрадорский барсук», и есть настоящее зоологическое наименование этого удивительного четвероногого. Росомаха — очень опасный ночной хищник; она живет в дуплах деревьев и расселинах скал и беспощадно истребляет бобров, мускусных крыс и других грызунов; она — отъявленный враг лисиц и волков, у которых смело отнимает добычу. Этот весьма хитрый, очень сильный, с замечательным обонянием зверь встречается в самых высоких широтах; его короткий, почти черный зимою мех занимает в экспорте компании далеко не последнее место.
Благодаря охотничьим экскурсиям флора полуострова была обследована не менее подробно, чем фауна. Но растения, не имеющие возможности, подобно зверям, переселяться на зимнее время в более теплые края, естественно, были менее разнообразны, чем животные. Здесь главным образом встречались сосны и ели, гуще всего разросшиеся на склонах холмов вдоль восточного берега озера. Джаспер Гобсон заметил также несколько «такамахаксов» — это особого вида очень высокие душистые тополя; их листья, желтые весною, приобретают осенью ярко-зеленый цвет. Но тополя попадались редко, так же как и чахлая лиственница, которую не способны были оживить косые лучи солнца. Черная ель привилась здесь лучше, особенно в узких теснинах, где она была защищена от северного ветра. Присутствие этого дерева всех очень обрадовало, так как из его почек приготовляется пользующееся большим почетом пиво, известное в Северной Америке под названием «елового». Богатый сбор этих почек был сложен в погребе форта Надежды.
Из других деревьев, присущих странам с очень холодным климатом, здесь встречалась еще карликовая береза в два фута высотой и попадались целые рощицы кедров, доставившие на зиму превосходное топливо.
Однако среди дикорастущих на скупой северной почве растений годных в пищу было очень мало. Миссис Джолиф, которую сильно интересовала «полезная» ботаника, нашла только два растения, достойные того, чтобы идти в пищу.
Одно из них, луковичное, очень трудно было распознать, ибо листья у него опадают именно тогда, когда оно входит в пору цветения; оно оказалось диким луком-пореем. Было собрано много луковиц этого порея величиной с яйцо; должным образом приготовленные, они подавались к столу в качестве овощей.
Другое растение, повсеместно известное на севере Америки под названием «лабрадорского чая», в изобилии росло на склонах котловины между рощицами ив и зарослями кустарника, составляя любимую пищу полярных зайцев. Из этого чая, заваренного крутым кипятком и сдобренного несколькими каплями бренди или джина, получается прекрасный напиток; это растение собрали и насушили в большом количестве, что дало возможность экономить запас китайского чая, привезенного из форта Релайанс.
Чтобы восполнить недостаток овощей, Джаспер Гобсон захватил в экспедицию разные семена, которые предполагалось посеять, когда придет время. Главным образом это были щавель и ложечник, очень ценимые в высоких широтах за свои противоцинготные свойства. Можно было надеяться, что эти семена взойдут будущим летом, если только удастся найти место, защищенное от пронизывающего северного ветра, как пламя сжигавшего здесь всякую растительность.
Впрочем, в аптеке нового форта не было недостатка в противоцинготных средствах. Компания снабдила экспедицию несколькими ящиками лимонов и бутылями лимонного сока — драгоценной эссенцией, без которой не может обойтись ни одна полярная экспедиция. Но этот запас, как и все прочие, необходимо было расходовать экономно, ибо неблагоприятная погода могла на долгое время прервать сообщение между фортом Надежды и факториями Юга.
Помещение в глубине дома также было готово. Плотные перегородки разделяли его на шесть кабинок, из которых только две крайние были светлые; на каждую приходилось по одному окну, последнему в переднем и заднем фасаде дома. В каждой комнатке стояли кровать и стол. Миссис Барнет и Мэдж занимали комнату с видом на озеро. Джаспер Гобсон предложил Томасу Блэку вторую светлую комнатку, выходившую окном во двор, и астроном незамедлительно в ней водворился. Сам же лейтенант, в ожидании пока его люди разместятся в отдельных помещениях, довольствовался полутемной каморкой рядом со столовой, кое-как освещавшейся через проделанный в стене глазок. Миссис Джолиф, миссис Мак-Нап и миссис Рэй устроились со своими мужьями в остальных комнатах. Это были три дружные, любящие четы, и разлучать их было бы жестоко. Кстати, в колонии вскоре должен был появиться новый зимовщик. Однажды плотник Мак-Нап, расхрабрившись, обратился к миссис Барнет с вопросом, не окажет ли она ему честь быть крестной матерью его ребенка, который должен был родиться в конце года. Понятно, миссис Барнет с готовностью согласилась.
Сани были полностью разгружены, и все предметы домашнего обихода внесены в комнаты. На чердаке, куда можно было попасть по лесенке из сеней, сложили инструменты, а также продовольствие и боевые припасы, в которых не предвиделось скорой надобности. Зимнюю одежду, сапоги и куртки, шкуры и меха убрали в огромные шкафы, подальше от сырости.
Следующей заботой лейтенанта была заготовка топлива на зиму. На лесистых холмах нарубили большой запас дров, ибо зимою могли ударить такие морозы, что неделями нельзя будет высунуться наружу. Лейтенант решил даже воспользоваться тем, что тюлени еще выходили на берег, и натопить как можно больше жира; с полярной стужей следовало бороться самыми решительными средствами. По его приказу и под его наблюдением были сделаны особые, вбирающие в себя комнатную влагу конденсаторы; эти аппараты были так устроены, что накапливающийся в них зимою лед всегда легко можно было вытряхнуть.
Вопрос отопления, безусловно очень важный, сильно заботил лейтенанта Гобсона.
— Сударыня, — не раз говорил он путешественнице, — я сын севера и имею кое-какой опыт на сей счет, а главное, я столько читал всевозможных рассказов о зимовках! Уверяю вас, когда предстоит провести зиму в полярных условиях, нет такой предосторожности, которая оказалась бы лишней. Надо предвидеть все, ибо одно-единственное упущение может повлечь за собою непоправимые беды.
— Я верю вам, мистер Гобсон, — отвечала миссис Барнет, — и вижу, что стужа встретит в вашем лице грозного противника. Но разве вопрос продовольствия вы не считаете таким же важным?
— Он важен в равной мере, сударыня, и я приму все меры, чтобы сэкономить взятый нами запас. На днях, как только совсем устроимся, мы начнем охоту на годных в пищу животных. Что касается охоты на пушных зверей, то к ней мы приступим позже, и склады компании пустыми не останутся. Время охоты на куниц, горностаев, лисиц и прочих пушных зверей пока не пришло: они еще не оделись в зимние шубы, и если убивать их сейчас, то шкурки пойдут на двадцать пять процентов дешевле их настоящей стоимости. Нет, позаботимся прежде о кладовых форта Надежды. Пусть охотники займутся оленями, лосями и вапити, если только они заходят на наши отдаленные берега. Прокормить двадцать человек и шестьдесят собак — это, знаете, не шутка!
Как видим, лейтенант был человек методический. Он действовал обдуманно, и товарищи беспрекословно ему подчинялись; поэтому он мог не сомневаться, что доведет свое трудное дело до благополучного конца.
Погода в те дни стояла прекрасная. Снежный период должен был начаться не ранее, чем через пять недель. Когда работа над главным домом была завершена, плотники по распоряжению Джаспера Гобсона приступили к постройке обширного помещения для собак. Этот «dog-house» note 3 был выстроен у подошвы мыса; он вплотную примыкал к откосу, шагах в сорока от правой стены дома. Помещения для солдат предполагалось расположить по левую руку, против псарни, а склады и пороховой погреб — также в пределах ограды, но перед домом.
Из предосторожности, быть может излишней, Джаспер Гобсон хотел выстроить эту ограду до наступления зимы. Сплошной, глубоко вбитый в землю частокол из заостренных бревен должен был защитить факторию не только от вторжения крупных животных, но и от нападения людей, в случае если индейский или какой-либо другой отряд охотников предпринял бы враждебные действия. Лейтенант не забыл следов, оставленных неизвестными людьми на побережье, меньше чем в двухстах милях от форта Надежды. Он хорошо знал, что кочующие охотники способны на любое насилие, и считал необходимым на всякий случай оградить форт от возможного покушения. Линия этих наружных укреплений должна была идти вокруг всей фактории, а в двух передних, обращенных к котловине, углах частокола мастер Мак-Нап взялся выстроить две деревянные башенки, в которых могла бы укрыться охрана форта.
Если бы еще немного приналечь, — а рьяные помощники Мак-Напа умели работать без передышки, — то можно было надеяться, что все эти постройки будут закончены до прихода зимы.
За это время Джаспер Гобсон предпринял несколько охотничьих вылазок. Поход на тюленей был на несколько дней отложен, и охотники занялись преследованием жвачных животных, мясо которых, сушеное и консервированное, должно было в зимние месяцы обеспечить питанием жителей форта.
Начиная с 8 августа Сэбин и Марбр ежедневно обходили окрестности на пространстве многих миль, иногда одни, иногда в сопровождении опытных охотников — лейтенанта Гобсона и сержанта Лонга. Неутомимая миссис Полина Барнет нередко отправлялась вместе с ними, захватив ружье, которым отлично владела; она ни в чем не уступала своим товарищам по охоте.
Эти походы, продолжавшиеся весь август, были как нельзя более удачны, и запасы провизии на чердаке росли на глазах. Надо сказать, что Марбр и Сэбин в совершенстве знали все применяемые на севере охотничьи уловки, а это было крайне важно, особенно в отношении на редкость пугливых оленей. Как осторожно пробирались они по лесу, стараясь зайти против ветра, чтобы обмануть тонкий нюх этих животных! Иногда они их подманивали, размахивая над зарослью карликовых берез оленьими рогами — великолепным трофеем предыдущих охот, и олени, или «карибу», как их называют индейцы, привлеченные мнимым присутствием своего сородича, подходили на расстояние выстрела, который, конечно, не раздавался впустую. Случалось также, что птица-доносчица, хорошо известная Марбру и Сэбину небольшая дневная сова величиной с голубя, сообщала охотникам, куда скрылись олени. Она оповещала их пронзительным криком, похожим на крик младенца, оправдывая этим данное ей индейцами прозвище «вестницы». Оленей было убито штук пятьдесят. Их мясо, нарезанное длинными и тонкими полосами, составило весьма основательный запас продовольствия, а кожа после дубления должна была пойти ка обувь.
Но не одни только карибу послужили для пополнения довольствия форта. Не меньше способствовали этому и полярные зайцы, необыкновенно расплодившиеся на всей окрестной территории. Они оказались не такими трусами, как их европейские сородичи, и самым нелепым образом подставляли себя под выстрелы. Крупные длинноухие черноглазые грызуны с белоснежным, словно лебяжий пух, мехом весили от десяти до пятнадцати фунтов. Охотники настреляли великое множество этих славящихся своим удивительно, сочным мясом зверьков. Сотни зайцев были закопчены впрок, а из остальных искусница миссис Джолиф готовила весьма соблазнительные паштеты.
Пока накапливались запасы на будущее время, ежедневное пропитание также не оставалось в небрежении. На стол каждый день подавали полярных зайцев, и проголодавшиеся охотники, не хуже мастеровых Мак-Напа, отдавали должное доброму куску свежей и вкусной зайчатины. В кухне, где священнодействовала миссис Джолиф, эти грызуны подвергались всевозможным кулинарным превращениям; проворная женушка капрала, к великому удовольствию супруга, превосходила самое себя, а он всячески добивался непрестанных похвал по ее адресу, на которые, впрочем, никто не скупился.
Водоплавающие птицы также немало украшали ежедневный рацион. Главным образом то были селившиеся у берегов озера утки, но, кроме них, были и другие птицы, о которых стоит упомянуть. Эти принадлежавшие к породе куропаток пернатые большими стаями садились среди чахлых ив; на языке орнитологов для них существует множество имен. Но когда миссис Барнет спросила однажды у Сэбина, как называются эти птицы, он ответил:
— Сударыня, индейцы зовут их «ивовыми тетеревами», а мы, охотники-европейцы, зовем их «глухарями».
На самом деле эти птицы всего более походили на белых куропаток, только хвост у них был иной: длинный, с черными крапинками на конце. То была великолепная дичь, которая на весело потрескивающем огне быстро превращалась в превкусное жаркое.
В добавление к этим различным сортам мяса воды озера и речки также вносили посильную лепту. Трудно было найти лучшего рыболова, чем молчаливый и невозмутимый сержант Лонг. Ловил ли он рыбу на живца, или наудачу забрасывал удочку с пустым крючком, — никто не мог соперничать с ним в ловкости и терпении, разве только Мэдж, верная служанка миссис Барнет. Эти два ученика знаменитого Исаака Уолтона часами сидели рядышком с удочками в руках, подстерегая добычу и не произнося ни звука; но благодаря им свежей рыбы всегда было вдосталь, и либо озеро, либо речка ежедневно поставляли к столу форта великолепных представителей семейства лососевых.
Во время экскурсий, которые совершались почти ежедневно до самого конца августа, охотники часто сталкивались с крайне опасными хищными животными. Джаспер Гобсон не без некоторой тревоги обнаружил, что вокруг водится множество медведей. Редко проходил день без того, чтобы в отдалении не показалось два-три страшных хищника. Этих непрошенных гостей не раз приходилось угощать пулями. То вдруг являлась компания бурых медведей, коренных обитателей Проклятой Земли, то — целое семейство гигантских полярных медведей, которых первые же морозы, без всякого сомнения, должны были привести в еще большем числе в окрестности мыса Батерст. Ведь из рассказов зимовщиков известно, что путешественникам и китоловам по нескольку раз в день приходится отражать атаки этих свирепых хищников.
Марбр и Сэбин не раз замечали также стаи волков, которые, почуяв охотников, быстрее ветра пускались наутек. То и дело доносился их «лай», особенно когда они преследовали оленя или вапити. Это были большие, в три фута высотой, с длинными хвостами серые волки, шерсть которых должна была побелеть с наступлением зимы. Богатая животными местность давала им легкую добычу, и волки расплодились здесь во множестве. В лесу можно было встретить их норы с несколькими выходами; в них они прятались, как лисицы. Теперь волки были сыты по горло, и, едва завидев охотников, они обращались в бегство с характерной для их породы трусостью. Но зимой — в голодное время — эти животные могли стать страшными уже одним своим количеством, а о том, что они никуда не уйдут, свидетельствовали их многочисленные логовища.
Однажды охотники принесли в форт Надежды довольно противного с виду зверя, каких ни миссис Полина Барнет, ни астроном Томас Блэк никогда дотоле не видели. То было какое-то длинностопное животное, похожее на американскую росомаху, — свирепый хищник с коренастым туловищем, на коротких лапах с загнутыми когтями и с могучими челюстями; в его глазах постоянно светится дикая злоба, а спина выгибается, как у животных кошачьей породы.
— Что это за гадкий зверь? — спросила миссис Барнет.
— Сударыня, — ответил склонный к обстоятельным объяснениям Сэбин, — шотландец назвал бы его «квикхэтч», индеец — «олеку-хау-джью», канадец — «каркажу»…
— А по-вашему, это кто? — спросила миссис Барнет.
— А по-моему, это просто росомаха, — объявил очень довольный своим замысловатым ответом охотник.
Действительно, «росомаха», или «лабрадорский барсук», и есть настоящее зоологическое наименование этого удивительного четвероногого. Росомаха — очень опасный ночной хищник; она живет в дуплах деревьев и расселинах скал и беспощадно истребляет бобров, мускусных крыс и других грызунов; она — отъявленный враг лисиц и волков, у которых смело отнимает добычу. Этот весьма хитрый, очень сильный, с замечательным обонянием зверь встречается в самых высоких широтах; его короткий, почти черный зимою мех занимает в экспорте компании далеко не последнее место.
Благодаря охотничьим экскурсиям флора полуострова была обследована не менее подробно, чем фауна. Но растения, не имеющие возможности, подобно зверям, переселяться на зимнее время в более теплые края, естественно, были менее разнообразны, чем животные. Здесь главным образом встречались сосны и ели, гуще всего разросшиеся на склонах холмов вдоль восточного берега озера. Джаспер Гобсон заметил также несколько «такамахаксов» — это особого вида очень высокие душистые тополя; их листья, желтые весною, приобретают осенью ярко-зеленый цвет. Но тополя попадались редко, так же как и чахлая лиственница, которую не способны были оживить косые лучи солнца. Черная ель привилась здесь лучше, особенно в узких теснинах, где она была защищена от северного ветра. Присутствие этого дерева всех очень обрадовало, так как из его почек приготовляется пользующееся большим почетом пиво, известное в Северной Америке под названием «елового». Богатый сбор этих почек был сложен в погребе форта Надежды.
Из других деревьев, присущих странам с очень холодным климатом, здесь встречалась еще карликовая береза в два фута высотой и попадались целые рощицы кедров, доставившие на зиму превосходное топливо.
Однако среди дикорастущих на скупой северной почве растений годных в пищу было очень мало. Миссис Джолиф, которую сильно интересовала «полезная» ботаника, нашла только два растения, достойные того, чтобы идти в пищу.
Одно из них, луковичное, очень трудно было распознать, ибо листья у него опадают именно тогда, когда оно входит в пору цветения; оно оказалось диким луком-пореем. Было собрано много луковиц этого порея величиной с яйцо; должным образом приготовленные, они подавались к столу в качестве овощей.
Другое растение, повсеместно известное на севере Америки под названием «лабрадорского чая», в изобилии росло на склонах котловины между рощицами ив и зарослями кустарника, составляя любимую пищу полярных зайцев. Из этого чая, заваренного крутым кипятком и сдобренного несколькими каплями бренди или джина, получается прекрасный напиток; это растение собрали и насушили в большом количестве, что дало возможность экономить запас китайского чая, привезенного из форта Релайанс.
Чтобы восполнить недостаток овощей, Джаспер Гобсон захватил в экспедицию разные семена, которые предполагалось посеять, когда придет время. Главным образом это были щавель и ложечник, очень ценимые в высоких широтах за свои противоцинготные свойства. Можно было надеяться, что эти семена взойдут будущим летом, если только удастся найти место, защищенное от пронизывающего северного ветра, как пламя сжигавшего здесь всякую растительность.
Впрочем, в аптеке нового форта не было недостатка в противоцинготных средствах. Компания снабдила экспедицию несколькими ящиками лимонов и бутылями лимонного сока — драгоценной эссенцией, без которой не может обойтись ни одна полярная экспедиция. Но этот запас, как и все прочие, необходимо было расходовать экономно, ибо неблагоприятная погода могла на долгое время прервать сообщение между фортом Надежды и факториями Юга.
15. В ПЯТНАДЦАТИ МИЛЯХ ОТ МЫСА БАТЕРСТ
Наступили первые дни сентября. Хорошая погода могла продержаться в лучшем случае еще недели три, и затем возведение построек по необходимости пришлось бы прекратить. Надо было торопиться. К счастью, работа шла полным ходом. Мастер Мак-Нап и его помощники выказывали чудеса расторопности: еще несколько ударов молотка — и помещение для собак будет совсем готово; частокол охватил уже почти всю окружность форта, оставалось сделать лишь ворота, открывавшие доступ во двор. Этот частокол из заостренных бревен в пятнадцать футов высотой с внутренней стороны был укреплен своего рода равелином, или земляной насыпью. Возведенный на высшей точке мыса бастион должен был увенчать всю систему укреплений. Как видим, лейтенант Джаспер Гобсон применил не только принцип сплошной оборонительной линии, но и принцип отдельных укреплений, что было очевидным прогрессом в искусстве Вобанов и Кормонтеней. Но и без бастиона частокол уже достаточно обеспечивал безопасность нового форта как от злоумышления людей, так я от нападения животных.
Четвертое сентября Джаспер Гобсон назначил днем охоты на тюленей. Необходимо было до наступления зимы запастись одновременно и горючим и осветительным материалом.
Тюленье лежбище находилось в пятнадцати милях от форта. Джаспер Гобсон предложил миссис Барнет отправиться вместе с отрядом охотников. Путешественница согласилась. Предстоящее избиение само по себе было для нее малопривлекательно, но любознательная женщина не могла не соблазниться возможностью осмотреть край, познакомиться с окрестностями мыса Батерст и в особенности изучить дальнюю часть побережья, замыкавшуюся на горизонте высокими скалами.
В экспедицию лейтенант Гобсон взял сержанта Лонга и солдат Петерсена, Хоупа и Келлета.
Вышли в восемь часов утра. Двое саней, запряженных шестью собаками и предназначенных для перевозки тюленьих туш, сопровождали отряд.
Так как сани были пока порожние, то часть пути решили сделать на собаках. Небо было ясное, но на горизонте скопились низкие облака, и сквозь них едва просвечивали лучи солнца, желтоватый диск которого в это время года уже скрывался по ночам на несколько часов.
Эта часть побережья — к западу от мыса Батерст — представляла собой совершенно плоскую равнину, всего на несколько метров возвышавшуюся над уровнем Ледовитого океана. Столь необычный рельеф местности привлек внимание лейтенанта Гобсона, и вот почему.
Приливы в арктических морях бывают довольно сильными, по крайней мере их такими считают. Путешественники, которым довелось их наблюдать, — Парри, Франклин, оба Росса, Мак-Клюр, Мак-Клинток, — утверждают, что Ледовитый океан во время сизигий note 4 поднимается на двадцать — двадцать пять футов выше обычного уровня. Если наблюдения этих исследователей верны, — а сомневаться в их правильности не было никаких оснований, — то лейтенанту Гобсону оставалось только недоумевать, почему океан, поднявшись под влиянием луны, все же не заливает этого почти не возвышающегося над его уровнем берега, хотя никакие препятствия — ни дюны, ни неровности почвы — не встают на пути его волн, и как получается, что приливы не затопляют полуострова вплоть до самых отдаленных точек горизонта и воды озера не смешиваются с водами океана? А этого явно не происходило в то время и, очевидно, не происходило никогда.
Четвертое сентября Джаспер Гобсон назначил днем охоты на тюленей. Необходимо было до наступления зимы запастись одновременно и горючим и осветительным материалом.
Тюленье лежбище находилось в пятнадцати милях от форта. Джаспер Гобсон предложил миссис Барнет отправиться вместе с отрядом охотников. Путешественница согласилась. Предстоящее избиение само по себе было для нее малопривлекательно, но любознательная женщина не могла не соблазниться возможностью осмотреть край, познакомиться с окрестностями мыса Батерст и в особенности изучить дальнюю часть побережья, замыкавшуюся на горизонте высокими скалами.
В экспедицию лейтенант Гобсон взял сержанта Лонга и солдат Петерсена, Хоупа и Келлета.
Вышли в восемь часов утра. Двое саней, запряженных шестью собаками и предназначенных для перевозки тюленьих туш, сопровождали отряд.
Так как сани были пока порожние, то часть пути решили сделать на собаках. Небо было ясное, но на горизонте скопились низкие облака, и сквозь них едва просвечивали лучи солнца, желтоватый диск которого в это время года уже скрывался по ночам на несколько часов.
Эта часть побережья — к западу от мыса Батерст — представляла собой совершенно плоскую равнину, всего на несколько метров возвышавшуюся над уровнем Ледовитого океана. Столь необычный рельеф местности привлек внимание лейтенанта Гобсона, и вот почему.
Приливы в арктических морях бывают довольно сильными, по крайней мере их такими считают. Путешественники, которым довелось их наблюдать, — Парри, Франклин, оба Росса, Мак-Клюр, Мак-Клинток, — утверждают, что Ледовитый океан во время сизигий note 4 поднимается на двадцать — двадцать пять футов выше обычного уровня. Если наблюдения этих исследователей верны, — а сомневаться в их правильности не было никаких оснований, — то лейтенанту Гобсону оставалось только недоумевать, почему океан, поднявшись под влиянием луны, все же не заливает этого почти не возвышающегося над его уровнем берега, хотя никакие препятствия — ни дюны, ни неровности почвы — не встают на пути его волн, и как получается, что приливы не затопляют полуострова вплоть до самых отдаленных точек горизонта и воды озера не смешиваются с водами океана? А этого явно не происходило в то время и, очевидно, не происходило никогда.