Страница:
— А госпоже Каскабель? — спросила девушка.
— Корнелии?.. О, это другое дело!.. Она очень умная женщина и может дать прекрасный совет. А при случае и кулаки ее пригодятся!.. У меня от нее тайн нет, к тому же она знает, что месье Серж — граф Наркин… ссыльный…
— Так значит?..
— Да, я ей скажу!.. Этой женщине можно вверить хоть государственную тайну… Она скорее язык себе отрежет, чем выдаст ее!.. Да, я ей скажу!
— Пора, однако, вернуться к «Красотке», чтобы не заметили нашего отсутствия…
— Ты права, милая Кайета. Пойдем!
— Только сдерживайтесь при Ортике и Киршеве!
— Это будет очень трудно; но не бойся, я буду с ними очень мил и любезен! Ах, разбойники!.. Они грязнят нас своим прикосновением!.. Так вот почему они сказали, что не поедут в Ригу! Они делают нам честь проводить нас до Перми!.. Ах, мошенники!.. Ах, убийцы!..
— Так-то вы себя сдерживаете? — обратилась к нему индеанка.
— Нет, милая Кайета, не бойся!.. Видишь ли, это у меня все стояло поперек горла!.. Я задыхался!.. А теперь я буду спокоен!.. Я даже успокоился совсем!.. Пойдем в лагерь!.. Ах, канальи!..
Они пошли по дороге к месту стоянки и больше не разговаривали… Каждый был поглощен своими мыслями… Такое совершенно исключительное путешествие заканчивалось благополучно, — и вдруг этот гнусный заговор!..
Каскабель остановился.
— Знаешь, что я тебе скажу? — обратился он к Кайете.
— Что?
— Я решил не говорить об этом Корнелии.
— Почему?..
— Видишь ли… Я заметил, что женщина хранит хорошо только тот секрет, которого она не знает!.. Так что лучше промолчим!
Минуту спустя Кайета вошла в «Красотку», а Каскабель, проходя мимо Киршева, дружески кивнул ему. Но при этом он не утерпел, чтобы не процедить сквозь зубы:
— Что за разбойничья рожа!
Два часа спустя, когда вернулись охотники, Ортик принес на плечах великолепную лань. Каскабель любезно поздравил его с удачной охотой. Сергей Васильевич и Жан принесли пару зайцев и нескольких куропаток. Корнелия смогла приготовить роскошный ужин, и все отдали честь ее кулинарному искусству. Каскабель был неподражаем. Он держал себя так, как будто и не подозревал, что за его столом сидят двое убийц, у которых уже был составлен план уничтожения его семьи! Он был непринужденно весел и говорлив. Когда Гвоздик принес бутылку вина, он выпил за возвращение в Европу, за Россию и за Францию.
На другой день, 10 июля, «Красотка» поехала по направлению к Перми. Можно было надеяться, что теперь и дорога будет не трудная, да и вряд ли что задержит путешественников. «Красотка» спускалась правым берегом Вишеры, вдоль Урала. По дороге попадались деревни, местечки и отдельные хутора. Жители всюду радушно встречали путников. Дичи было много. Хотя погода стояла жаркая, но легкий северо-восточный ветер смягчал зной. Олени весело шли, покачивая своими красивыми головами. Сергею Васильевичу удалось купить на заводе пару лошадей, и они помогали оленям, что позволяло «Красотке» делать около сорока километров в день.
Вообще, первые шаги на территории Европы были для путников очень удачны, и Каскабель был бы вполне счастлив, если бы не мысль, что он везет с собой двоих негодяев.
— Легко ли знать, что их шайка следит за нами, как стая шакалов за караваном! Уж не буду я Цезарем Каскабелем, если не придумаю, как их провести!
Действительно, было обидно, что этот гнусный заговор расстраивал искусную комбинацию Каскабеля. Бумаги его были в порядке. Сергей Васильевич назван в них артистом его труппы, и русские власти не стали бы к нему придираться. Прибыв в Пермь, Сергей Васильевич мог бы легко пробраться в Вальское, побыть у своего отца и через некоторое время мог бы проехать Россию и укрыться во Франции, где был бы в полной безопасности. Следовательно, не надо было бы и разлучаться с ним и с Кайетой!.. А там, кто знает, — быть может, Жан… Нет, самой страшной казни мало было для этих негодяев, ставших на их дороге!..
С этих пор иногда на Каскабеля начали находить припадки какой-то непонятной для его спутников злобы.
Когда Корнелия спрашивала его:
— Цезарь, что с тобой?
Он угрюмо отвечал:
— Ничего.
— Так почему же ты злишься?
— Потому, что если бы я не злился, то я бы совсем взбесился.
Корнелия терялась. Она никак не могла объяснить себе странное поведение мужа.
Прошло четыре дня. «Красотка» достигла небольшого городка Соликамска, в двухстах пятидесяти километрах к юго-западу от Урала.
Очевидно, сообщники Ортика были уже здесь, но из осторожности ни он, ни Киршев не виделись с ними.
Ростов и другие разбойники были действительно здесь. Ночью они должны были выехать в Пермь, находившуюся отсюда в двухстах километрах к западу. А там уже ничто не могло помешать выполнению их гнусного заговора.
Наутро с зарей покинули Соликамск. Если ничто не задержит, то через три дня «Красотка» будет в Перми. Там должен состояться целый ряд представлений перед отъездом на Нижегородскую ярмарку. По крайней мере, такова была программа этого «артистического турне».
А месье Серж устроится так, чтобы по ночам ему можно было отправляться в поместье отца.
Можно себе прсдставить, с каким нетерпением, вполне, конечно, попятным, ждал он этого момента. С тех пор как его спасли, в продолжение тринадцати месяцев этого необыкновенного путешествия от границы Аляски до Европы он не имел известий о своем отце. Старому графу было уже много лет и, кто знает, застанет ли Сергей Васильевич его в живых?..
— Что вы!.. Что вы, месье Серж, — повторял Каскабель. — Ваш батюшка жив и здоров и, очевидно, чувствует себя прекрасно!.. Знаете ли, из меня вышел бы прекрасный ясновидящий!.. Я могу читать в прошлом и в будущем!.. И вот я представляю себе, как граф Наркин ждет вас… И вы его увидите через несколько дней!..
Еще немного — и Каскабель не задумался бы поклясться, что все именно так и случится, если бы только его не мучила мысль о предательстве Ортика.
Он думал про себя:
«Я не злой, но если бы я мог перегрызть им зубами горло, я бы ни на минуту не задумался…»
По мере приближения к Перми Кайета тревожилась все больше и больше. Что решил Каскабель? Каким образом расстроит он план Ортика, не скомпрометировав в то же время Сергея Васильевича? Ей казалось это невозможным, и она еле могла скрывать свое беспокойство. А Жан, не знавший причины ее волнения, мучился, видя, что она чем-то расстроена.
20 июля утром переправились через Каму, и около пяти часов вечера Сергей Васильевич и его спутники остановились на большой площади в Перми, где они должны были пробыть несколько дней.
Час спустя Ортик увиделся со своими сообщниками, и Ростов написал письмо, которое Сергей Васильевич должен был получить в этот же вечер. В этом письме приглашали Сергея Васильевича явиться по важному делу в один из кабачков, причем говорилось, что если Сергей Васильевич не придет на свидание, то его арестуют в одну из его ночных прогулок по дороге в Вальское.
Когда Ростов принес это письмо в повозку, то Сергея Васильевича не было: он уже уехал в Вальское. Каскабель был один в этот момент и решил притвориться очень удивленным при виде этого письма. Он его взял, обещав вручить по принадлежности, и никому не сказал про это письмо.
Отсутствие Сергея Васильевича подействовало неприятно на Ортика. Ему хотелось бы начать свой шантаж раньше, чем Наркины, отец и сын, увидятся. Но он решил скрыть свою досаду и только за ужином спросил, как бы вскользь:
— Разве Сергея Васильевича нет?..
— Он пошел хлопотать о разрешении на наши представления, — отвечал Каскабель.
— А когда он вернется?
— Вероятно, попозже.
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
— Корнелии?.. О, это другое дело!.. Она очень умная женщина и может дать прекрасный совет. А при случае и кулаки ее пригодятся!.. У меня от нее тайн нет, к тому же она знает, что месье Серж — граф Наркин… ссыльный…
— Так значит?..
— Да, я ей скажу!.. Этой женщине можно вверить хоть государственную тайну… Она скорее язык себе отрежет, чем выдаст ее!.. Да, я ей скажу!
— Пора, однако, вернуться к «Красотке», чтобы не заметили нашего отсутствия…
— Ты права, милая Кайета. Пойдем!
— Только сдерживайтесь при Ортике и Киршеве!
— Это будет очень трудно; но не бойся, я буду с ними очень мил и любезен! Ах, разбойники!.. Они грязнят нас своим прикосновением!.. Так вот почему они сказали, что не поедут в Ригу! Они делают нам честь проводить нас до Перми!.. Ах, мошенники!.. Ах, убийцы!..
— Так-то вы себя сдерживаете? — обратилась к нему индеанка.
— Нет, милая Кайета, не бойся!.. Видишь ли, это у меня все стояло поперек горла!.. Я задыхался!.. А теперь я буду спокоен!.. Я даже успокоился совсем!.. Пойдем в лагерь!.. Ах, канальи!..
Они пошли по дороге к месту стоянки и больше не разговаривали… Каждый был поглощен своими мыслями… Такое совершенно исключительное путешествие заканчивалось благополучно, — и вдруг этот гнусный заговор!..
Каскабель остановился.
— Знаешь, что я тебе скажу? — обратился он к Кайете.
— Что?
— Я решил не говорить об этом Корнелии.
— Почему?..
— Видишь ли… Я заметил, что женщина хранит хорошо только тот секрет, которого она не знает!.. Так что лучше промолчим!
Минуту спустя Кайета вошла в «Красотку», а Каскабель, проходя мимо Киршева, дружески кивнул ему. Но при этом он не утерпел, чтобы не процедить сквозь зубы:
— Что за разбойничья рожа!
Два часа спустя, когда вернулись охотники, Ортик принес на плечах великолепную лань. Каскабель любезно поздравил его с удачной охотой. Сергей Васильевич и Жан принесли пару зайцев и нескольких куропаток. Корнелия смогла приготовить роскошный ужин, и все отдали честь ее кулинарному искусству. Каскабель был неподражаем. Он держал себя так, как будто и не подозревал, что за его столом сидят двое убийц, у которых уже был составлен план уничтожения его семьи! Он был непринужденно весел и говорлив. Когда Гвоздик принес бутылку вина, он выпил за возвращение в Европу, за Россию и за Францию.
На другой день, 10 июля, «Красотка» поехала по направлению к Перми. Можно было надеяться, что теперь и дорога будет не трудная, да и вряд ли что задержит путешественников. «Красотка» спускалась правым берегом Вишеры, вдоль Урала. По дороге попадались деревни, местечки и отдельные хутора. Жители всюду радушно встречали путников. Дичи было много. Хотя погода стояла жаркая, но легкий северо-восточный ветер смягчал зной. Олени весело шли, покачивая своими красивыми головами. Сергею Васильевичу удалось купить на заводе пару лошадей, и они помогали оленям, что позволяло «Красотке» делать около сорока километров в день.
Вообще, первые шаги на территории Европы были для путников очень удачны, и Каскабель был бы вполне счастлив, если бы не мысль, что он везет с собой двоих негодяев.
— Легко ли знать, что их шайка следит за нами, как стая шакалов за караваном! Уж не буду я Цезарем Каскабелем, если не придумаю, как их провести!
Действительно, было обидно, что этот гнусный заговор расстраивал искусную комбинацию Каскабеля. Бумаги его были в порядке. Сергей Васильевич назван в них артистом его труппы, и русские власти не стали бы к нему придираться. Прибыв в Пермь, Сергей Васильевич мог бы легко пробраться в Вальское, побыть у своего отца и через некоторое время мог бы проехать Россию и укрыться во Франции, где был бы в полной безопасности. Следовательно, не надо было бы и разлучаться с ним и с Кайетой!.. А там, кто знает, — быть может, Жан… Нет, самой страшной казни мало было для этих негодяев, ставших на их дороге!..
С этих пор иногда на Каскабеля начали находить припадки какой-то непонятной для его спутников злобы.
Когда Корнелия спрашивала его:
— Цезарь, что с тобой?
Он угрюмо отвечал:
— Ничего.
— Так почему же ты злишься?
— Потому, что если бы я не злился, то я бы совсем взбесился.
Корнелия терялась. Она никак не могла объяснить себе странное поведение мужа.
Прошло четыре дня. «Красотка» достигла небольшого городка Соликамска, в двухстах пятидесяти километрах к юго-западу от Урала.
Очевидно, сообщники Ортика были уже здесь, но из осторожности ни он, ни Киршев не виделись с ними.
Ростов и другие разбойники были действительно здесь. Ночью они должны были выехать в Пермь, находившуюся отсюда в двухстах километрах к западу. А там уже ничто не могло помешать выполнению их гнусного заговора.
Наутро с зарей покинули Соликамск. Если ничто не задержит, то через три дня «Красотка» будет в Перми. Там должен состояться целый ряд представлений перед отъездом на Нижегородскую ярмарку. По крайней мере, такова была программа этого «артистического турне».
А месье Серж устроится так, чтобы по ночам ему можно было отправляться в поместье отца.
Можно себе прсдставить, с каким нетерпением, вполне, конечно, попятным, ждал он этого момента. С тех пор как его спасли, в продолжение тринадцати месяцев этого необыкновенного путешествия от границы Аляски до Европы он не имел известий о своем отце. Старому графу было уже много лет и, кто знает, застанет ли Сергей Васильевич его в живых?..
— Что вы!.. Что вы, месье Серж, — повторял Каскабель. — Ваш батюшка жив и здоров и, очевидно, чувствует себя прекрасно!.. Знаете ли, из меня вышел бы прекрасный ясновидящий!.. Я могу читать в прошлом и в будущем!.. И вот я представляю себе, как граф Наркин ждет вас… И вы его увидите через несколько дней!..
Еще немного — и Каскабель не задумался бы поклясться, что все именно так и случится, если бы только его не мучила мысль о предательстве Ортика.
Он думал про себя:
«Я не злой, но если бы я мог перегрызть им зубами горло, я бы ни на минуту не задумался…»
По мере приближения к Перми Кайета тревожилась все больше и больше. Что решил Каскабель? Каким образом расстроит он план Ортика, не скомпрометировав в то же время Сергея Васильевича? Ей казалось это невозможным, и она еле могла скрывать свое беспокойство. А Жан, не знавший причины ее волнения, мучился, видя, что она чем-то расстроена.
20 июля утром переправились через Каму, и около пяти часов вечера Сергей Васильевич и его спутники остановились на большой площади в Перми, где они должны были пробыть несколько дней.
Час спустя Ортик увиделся со своими сообщниками, и Ростов написал письмо, которое Сергей Васильевич должен был получить в этот же вечер. В этом письме приглашали Сергея Васильевича явиться по важному делу в один из кабачков, причем говорилось, что если Сергей Васильевич не придет на свидание, то его арестуют в одну из его ночных прогулок по дороге в Вальское.
Когда Ростов принес это письмо в повозку, то Сергея Васильевича не было: он уже уехал в Вальское. Каскабель был один в этот момент и решил притвориться очень удивленным при виде этого письма. Он его взял, обещав вручить по принадлежности, и никому не сказал про это письмо.
Отсутствие Сергея Васильевича подействовало неприятно на Ортика. Ему хотелось бы начать свой шантаж раньше, чем Наркины, отец и сын, увидятся. Но он решил скрыть свою досаду и только за ужином спросил, как бы вскользь:
— Разве Сергея Васильевича нет?..
— Он пошел хлопотать о разрешении на наши представления, — отвечал Каскабель.
— А когда он вернется?
— Вероятно, попозже.
Глава тринадцатая
ДОЛГИЙ ДЕНЬ
Пермская губерния расположена как раз поперек Уральского хребта. Западная часть ее находится в Европе, а восточная — в Азии. На северо-западе она граничит с Вологодской губернией, на востоке с Тобольской, на западе с Вятской и на юге с Оренбургской. Благодаря такому расположению она отличается смешанным населением, представляющим собою смесь азиатских и европейских типов.
В Перми около шести тысяч жителей. [52]Она расположена на реке Каме. До начала XVIII столетия это был небольшой посад, но в 1723 году здесь были открыты залежи медной руды, и в 1781 году посад был объявлен городом.
В описываемое время Пермь едва оправдывала название губернского города. Улицы были узкие и грязные, дома небольшие и неудобные, а о гостиницах и говорить нечего.
Но, в сущности говоря, красота города и комфорт мало интересовали семью Каскабель; у нее был собственный передвижной дом, который она предпочитала всем гостиницам мира и не променяла бы его на самые лучшие отели Нью-Йорка и Парижа.
— Вы только подумайте, «Красотка» совершила путь от Сакраменто до Перми! Представьте себе это!.. А потом укажите мне какой-нибудь отель Парижа, Лондона, Вены или Нью-Йорка, который мог бы сделать подобное путешествие!
Что можно было ответить на такие веские аргументы?
Итак, в этот день в Перми прибавился еще один дом. С разрешения начальства «Красотка» расположилась на площади. Бумаги оказались в порядке, и власти не нашли в них ничего подозрительного.
Прибытие «Красотки» возбудило общее любопытство. Французские акробаты, приехавшие из глубины Америки в повозке, запряженной оленями!.. Когда и где это было видано?.. Сенсация была полная!
Каскабель надеялся, что выручка здесь будет прекрасная. Пермская ярмарка была в полном разгаре и должна была продлиться еще несколько дней. Но нельзя было терять времени, потому что здесь и в Нижнем Новгороде надо было заработать побольше денег на проезд во Францию.
С самого раннего утра все уже были на ногах. Жан, Сандр, Гвоздик и оба матроса старались, готовясь к представлению. Что касается Сергея Васильевича, то, несмотря на обещание, он не вернулся. Это очень беспокоило Каскабеля и, по-видимому, злило Ортика.
Афиша была составлена заранее, на русском языке, под редакцией Сергея Васильевича. В ней объявлялось следующее:
Во всяком случае, балаган был удобнее палатки, и Каскабель просил у полицмейстера разрешения воспользоваться этой постройкой на время пребывания труппы в городе. Это ему было разрешено.
Беспокоило Каскабеля лишь то обстоятельство, что в последние дни пути от Урала до Перми труппе некогда было заниматься упражнениями, и члены артистов стали, быть может, менее гибкими. Но, с другой стороны, артист должен быть каждую минуту готов служить своему искусству.
Репетировать пьесу было не нужно. Она шла без суфлера столько раз, что Каскабель о ней не думал.
Между тем, Ортик едва мог скрыть свое беспокойство по поводу долгого отсутствия Сергея Васильевича. Так как вчерашнее свидание не состоялось, то пришлось известить сообщников, что надо обождать сутки. Он задавал себе вопрос, почему Сергей Васильевич не вернулся, хотя Каскабель сказал, что он его ждет… Быть может, ему пришлось остаться в Вальском? Это было возможно, потому что туда-то он, наверное, попал. Ортику пришлось сдерживать свое нетерпение. Все-таки он не утерпел и спросил у Каскабеля, не имеет ли он сведений от Сергея Васильевича.
— Нет, — отвечал Каскабель.
— Мне казалось, что вы ожидали Сергея Васильевича еще вчера вечером?..
— Да, но, вероятно, его что-нибудь задержало!.. Будет очень обидно, если он пропустит первое представление!.. Оно будет блестяще!.. Вы увидите сами, Ортик!..
Каскабель говорил равнодушно об отсутствии Сергея Васильевича, но внутренне он думал совсем иное и очень беспокоился.
Накануне, пообещав вернуться к утру, Сергей Васильевич отправился в Вальское. До имения было шесть верст. Пройти это расстояние ничего не стоило. А раз он не вернулся, то могло существовать три предположения: первое — что он был арестован на пути в Вальское, второе — он мог найти старика отца в таком плохом состоянии, что ему пришлось остаться при нем, и третье — что он был арестован на обратном пути. Трудно было допустить, что сообщники Ортика заманили его в какую-нибудь засаду. Когда Кайета заметила Каскабелю, что это возможно, он ответил:
— Нет, этот негодяй Ортик не волновался бы так!.. И не спрашивал бы меня о месье Серже, если бы он был уже в их власти!.. Ах, негодяй!.. Я до тех пор не успокоюсь, пока не увижу его и его приятеля Киршева на виселице.
При всем старании Каскабель все же плохо скрывал свое беспокойство. Корнелия заметила это и сказала:
— Слушай, Цезарь!.. Ты слишком волнуешься!.. Надо быть благоразумным!
— Легко говорить, но не легко это исполнить. Ведь месье Серж еще вчера должен был вернуться, а его до сих пор нет!..
— Да, но ведь никто не может подозревать, что он — граф Наркин.
— Нет… никто, конечно, никто, если только…
— Что это значит?.. Если только?.. Ты начинаешь говорить, точно Гвоздик!.. Что ты хочешь этим сказать?.. Ведь, кроме тебя и меня, никто не знает этой тайны… Уж не думаешь ли ты, что я могла предать его?..
— Ты?.. Конечно, нет!.. И не я!..
— Так, значит…
— Так, значит, в Перми есть люди, которые знали его раньше, и они могли его узнать!.. Могло показаться странным, что среди нашей труппы есть русский!.. Возможно, конечно, что я преувеличиваю, но моя любовь к нему не позволяет мне быть равнодушным!.. Мне надо…
— Смотри, Цезарь, будь осторожен. Ты сам можешь возбудить подозрения, — сказала Корнелия. — Особенно остерегайся расспрашивать о нем посторонних людей! Я тоже очень беспокоюсь и предпочла бы, чтобы месье Серж был уже здесь. Но я думаю, что он просто задержался у отца, и теперь, днем, не решается уйти из имения. Но вечером он вернется! Так что не делай глупостей, Цезарь! Побольше хладнокровия! Помни, что тебе предстоит сегодня играть лучшую роль!
Действительно, совет был очень благоразумен. Оставалось лишь непонятным, почему Каскабель решил скрыть от жены о заговоре матросов. Быть может, он был прав, опасаясь, что Корнелия не сумеет сдержать себя в присутствии Ортика и Киршева, узнав об их гнусном замысле.
Каскабель замолчал и ушел в цирк, чтобы присмотреть за приготовлениями. Корнелия, со своей стороны, занялась осмотром костюмов, париков и других принадлежностей, необходимых для спектакля.
Тем временем оба русских, которым, по их словам, надо было урегулировать свое положение, уходили несколько раз хлопотать об этом, как они сказали Корнелии.
Целый день Каскабель и Гвоздик усердно вытирали запылившиеся скамейки парка, подметали арену и приводили все в порядок, а Жан и Сандр переносили из «Красотки» принадлежности для разных упражнений в силе и ловкости. Затем им надо было заняться приготовлением обстановки для пантомимы, или, как выразился импресарио, «всех новых декораций для великолепной драматической пантомимы «Разбойники Черного леса».
Жан был очень печален. Он не знал, что Сергей Васильевич был граф Наркин, политический ссыльный, которому нельзя было остаться на родине. Для него — месье Серж был просто богатый помещик, вернувшийся в свое имение, куда он решил взять свою приемную дочь. Горе его смягчилось бы, если бы он знал, что жить в России месье Серж не может и что, повидавшись с графом, своим отцом, он уедет; и еще больше — если бы он знал, что месье Серж думает укрыться во Франции и что вместе с ним поедет и Кайета. Значит, разлука была бы отсрочена на несколько недель, и это время юноша мог бы прожить возле нее!
— Да, — повторял себе Жан, — месье Серж останется в Перми, а с ним и Кайета!.. Через несколько дней мы уедем, и я ее больше не увижу!.. Милая, дорогая Кайета, ты будешь счастлива в доме твоего приемного отца, а я…
Сердце бедного юноши разрывалось на части.
Однако было уже около девяти часов утра, а Сергея Васильевича все еще не было. Теперь его можно было ожидать, как говорила Корнелия, лишь ночью или поздно вечером.
— Значит, он не будет на представлении. Ну что же, тем лучше!.. Да ему и не придется жалеть об этом!.. Хорошенькое будет представленьице, нечего сказать!.. И это — для дебюта семейства Каскабель в Перми!.. Со всеми этими треволнениями у меня мускулы станут, как тряпки!.. Моя роль, моя лучшая роль Фракассара пропадает!.. И Корнелия не в своей тарелке, что она там ни говори!.. Жан думает о своей милой Кайете. Сандр и Наполеона грустят из-за предстоящей разлуки!.. На кого мы все будем похожи вечером!.. Кажется, один Гвоздик только способен поддержать честь и славу труппы!
Так как Каскабелю не сиделось на одном месте, он решил пойти по городу, послушать, нет ли новостей. В таком городе, как Пермь, все узнается очень быстро. Наркины были здесь слишком известны. Если бы Сергей Васильевич был арестован, то слух об этом моментально разнесся бы по городу… Это было бы темой всех разговоров. Арестованный сидел бы уже в местной тюрьме!
Каскабель оставил Гвоздика убирать цирк, а сам отправился бродить по городу, вдоль Камы, где рабочие работали на барках. Но как он ни прислушивался везде, — ничего не слышал, что могло бы иметь отношение к графу Наркину.
Это его, однако, не убедило, и он пошел по дороге, ведущей в Вальское.
Как только вдали показывалась какая-нибудь группа людей, ему казалось, что это арестованный Сергей Васильевич под конвоем казаков.
Каскабель так волновался, что не думал ни о жене, ни о детях, ни о себе, забывая, что если Сергея Васильевича арестуют, то и они все будут сильно скомпрометированы. Не было ничего легче властям узнать, при каких условиях граф Наркин вернулся на родину и кто были те сердобольные люди, которые помогли ему вернуться. А это могло бы очень дорого стоить семье Каскабель!
Пока Каскабель ходил в тревоге по городу и по дороге в Вальское, в цирк пришел какой-то человек и спросил его. Это было около десяти часов утра.
В эту минуту Гвоздик был один и поднял там своей уборкой столб пыли. Увидев этого человека, который оказался простым крестьянином, Гвоздик подошел к нему. Но так как Гвоздик не говорил по-русски, а крестьянин по-французски, то они не могли понять друг друга. Крестьянин сказал, что ему надо видеть Каскабеля и что раньше, чем идти в «Красотку», он зашел сюда, думая найти его здесь. Гвоздик хлопал глазами, ничего не понимая.
Тогда крестьянин сделал то, с чего он должен был начать. Он подал письмо, адресованное Каскабелю.
На этот раз Гвоздик понял. Письмо, носящее громкое имя Каскабель, могло предназначаться главе семьи, если только не госпоже Каскабель, или Жану, или Сандру, или Наполеоне.
Гвоздик взял письмо и жестом показал, что он передаст его своему хозяину. Потом он торжественно проводил мужика до выхода, так и не поняв, откуда тот пришел и кем был послан.
Четверть часа спустя, когда Гвоздик собирался идти в «Красотку», в балаган пришел Каскабель, еще более взволнованный, чем раньше.
— Хозяин! — сказал Гвоздик.
— В чем дело?..
— У меня есть письмо!
— Письмо?..
— Да, его сейчас принесли…
— Мне?
— Да, вам.
— Кто принес?
— Мужик.
— Какой мужик?..
— Если только это был мужик!..
Но Каскабель уже схватил письмо, которое ему протягивал Гвоздик, и, узнав почерк Сергея Васильевича, так побледнел, что слуга вскричал:
— Что с вами, хозяин?..
— Ничего!
Ничего?.. На самом деле этот сильный, энергичный человек был близок к обмороку.
Что говорил Сергей Васильевич в этом письме?.. Почему он писал?.. Очевидно, он хотел объяснить причину отсутствия?.. Быть может, он арестован?..
Каскабель вскрыл письмо, протер себе глаза, одним духом прочел его и вдруг вскрикнул. Лицо его перекосилось, глаза закатились. Он хотел говорить и не мог, только какие-то хриплые звуки вырывались из его горла!..
Гвоздик, подумав, что Каскабель может задохнуться, бросился развязывать ему галстук…
Но акробат вскочил одним прыжком, оттолкнув свой стул так, что тот полетел в самый дальний угол цирка, и начал бегать, как сумасшедший, по балагану. Вдруг ни с того ни с сего он подбежал к Гвоздику и дал ему такой пинок ногой в традиционное место, что тот решил, что его хозяин рехнулся.
— Что с вами, хозяин? — крикнул Гвоздик. — Ведь это не спектакль!
— Нет-с… это спектакль!.. И такого у нас еще ни разу не было!.. Да-с!..
Ошеломленный, Гвоздик только потирал себе ушибленное место.
Вдруг бурное настроение Каскабеля сразу улеглось. Он подошел к Гвоздику и с таинственным видом сказал ему:
— Гвоздик, ты можешь молчать?..
— Конечно, хозяин!.. Я ни разу не выдал тех секретов, которые мне были доверены, если только…
— Тсс!.. Довольно!.. Видишь ты это письмо?
— Письмо мужика?..
— Да!.. Если ты только кому-нибудь скажешь, что я его получил…
— Хорошо!
— Жану, Сандру и Наполеоне…
— Хорошо!
— А в особенности Корнелии, моей жене, — клянусь тебе, что я сдеру с тебя кожу и сделаю из нее чучело…
— С живого?
— С живого, чтобы ты это лучше чувствовал!
— Корнелия ревнива!.. А видишь ли, Гвоздик, быть красивым мужчиной что-нибудь да значит… Одна прелестная женщина… русская княгиня… Ты понимаешь?.. Она мне пишет!.. Назначает тайное свидание!.. Тебе это не угрожает… с твоим-то носом!..
— Да, конечно, — уныло отвечал Гвоздик, — если только…
Что он хотел этим сказать, так никто и не узнал.
В Перми около шести тысяч жителей. [52]Она расположена на реке Каме. До начала XVIII столетия это был небольшой посад, но в 1723 году здесь были открыты залежи медной руды, и в 1781 году посад был объявлен городом.
В описываемое время Пермь едва оправдывала название губернского города. Улицы были узкие и грязные, дома небольшие и неудобные, а о гостиницах и говорить нечего.
Но, в сущности говоря, красота города и комфорт мало интересовали семью Каскабель; у нее был собственный передвижной дом, который она предпочитала всем гостиницам мира и не променяла бы его на самые лучшие отели Нью-Йорка и Парижа.
— Вы только подумайте, «Красотка» совершила путь от Сакраменто до Перми! Представьте себе это!.. А потом укажите мне какой-нибудь отель Парижа, Лондона, Вены или Нью-Йорка, который мог бы сделать подобное путешествие!
Что можно было ответить на такие веские аргументы?
Итак, в этот день в Перми прибавился еще один дом. С разрешения начальства «Красотка» расположилась на площади. Бумаги оказались в порядке, и власти не нашли в них ничего подозрительного.
Прибытие «Красотки» возбудило общее любопытство. Французские акробаты, приехавшие из глубины Америки в повозке, запряженной оленями!.. Когда и где это было видано?.. Сенсация была полная!
Каскабель надеялся, что выручка здесь будет прекрасная. Пермская ярмарка была в полном разгаре и должна была продлиться еще несколько дней. Но нельзя было терять времени, потому что здесь и в Нижнем Новгороде надо было заработать побольше денег на проезд во Францию.
С самого раннего утра все уже были на ногах. Жан, Сандр, Гвоздик и оба матроса старались, готовясь к представлению. Что касается Сергея Васильевича, то, несмотря на обещание, он не вернулся. Это очень беспокоило Каскабеля и, по-видимому, злило Ортика.
Афиша была составлена заранее, на русском языке, под редакцией Сергея Васильевича. В ней объявлялось следующее:
СЕМЕЙСТВО КАСКАБЕЛЬ
ФРАНЦУЗСКАЯ ТРУППА,
ВОЗВРАТИВШАЯСЯ ИЗ АМЕРИКИ
ГИМНАСТИКА, ЖОНГЛЕРСТВО,
ЭКВИЛИБРИСТИКА,
ПАРФОРСНЫЕ УПРАЖНЕНИЯ!!
Т АНЦЫ И ГРАЦИЯ!!!
| Г-н Каскабель | силач. |
| Г-жа Каскабель | силачка (Grand Prix на всемирном конкурсе в Чикаго). |
| Г-н Жан | эквилибрист. |
| Г-н Сандр | клоун. |
| M-elle Наполеона | танцы на проволоке. |
| Г-н Жирофль | паяц. |
| Жако | дрессированный попугай. |
| Джон Булль | дрессированная обезьяна. |
| Ваграм и Маренго | дрессированные собаки. |
!!! ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНО!!!
«РАЗБОЙНИКИ ЧЕРНОГО ЛЕСА»
пантомима с обручением, свадьбой, приключениями и развязкой.
!!! ГРОМАДНЫЙ УСПЕХ!!!
выдержала 3 170 представлений во Франции и за границей.
Примечание.Само собою разумеется, слова в этой пантомиме заменены жестами; это шедевр драматического искусства понятен даже страдающим глухотой.
Для удобства публики вход бесплатный. Цена за место уплачивается только тогда, когда оно занято.
Цена места 40 копеек!
Обыкновенно Каскабель давал свои представления на открытом воздухе или в палатке, но оказалось, что после заезжего цирка на площади остался дощатый балаган. Хотя он был сколочен кое-как, и в щели проникал ветер и дождь, но все-таки он был достаточно прочен и мог вместить около двухсот пятидесяти зрителей.Во всяком случае, балаган был удобнее палатки, и Каскабель просил у полицмейстера разрешения воспользоваться этой постройкой на время пребывания труппы в городе. Это ему было разрешено.
Беспокоило Каскабеля лишь то обстоятельство, что в последние дни пути от Урала до Перми труппе некогда было заниматься упражнениями, и члены артистов стали, быть может, менее гибкими. Но, с другой стороны, артист должен быть каждую минуту готов служить своему искусству.
Репетировать пьесу было не нужно. Она шла без суфлера столько раз, что Каскабель о ней не думал.
Между тем, Ортик едва мог скрыть свое беспокойство по поводу долгого отсутствия Сергея Васильевича. Так как вчерашнее свидание не состоялось, то пришлось известить сообщников, что надо обождать сутки. Он задавал себе вопрос, почему Сергей Васильевич не вернулся, хотя Каскабель сказал, что он его ждет… Быть может, ему пришлось остаться в Вальском? Это было возможно, потому что туда-то он, наверное, попал. Ортику пришлось сдерживать свое нетерпение. Все-таки он не утерпел и спросил у Каскабеля, не имеет ли он сведений от Сергея Васильевича.
— Нет, — отвечал Каскабель.
— Мне казалось, что вы ожидали Сергея Васильевича еще вчера вечером?..
— Да, но, вероятно, его что-нибудь задержало!.. Будет очень обидно, если он пропустит первое представление!.. Оно будет блестяще!.. Вы увидите сами, Ортик!..
Каскабель говорил равнодушно об отсутствии Сергея Васильевича, но внутренне он думал совсем иное и очень беспокоился.
Накануне, пообещав вернуться к утру, Сергей Васильевич отправился в Вальское. До имения было шесть верст. Пройти это расстояние ничего не стоило. А раз он не вернулся, то могло существовать три предположения: первое — что он был арестован на пути в Вальское, второе — он мог найти старика отца в таком плохом состоянии, что ему пришлось остаться при нем, и третье — что он был арестован на обратном пути. Трудно было допустить, что сообщники Ортика заманили его в какую-нибудь засаду. Когда Кайета заметила Каскабелю, что это возможно, он ответил:
— Нет, этот негодяй Ортик не волновался бы так!.. И не спрашивал бы меня о месье Серже, если бы он был уже в их власти!.. Ах, негодяй!.. Я до тех пор не успокоюсь, пока не увижу его и его приятеля Киршева на виселице.
При всем старании Каскабель все же плохо скрывал свое беспокойство. Корнелия заметила это и сказала:
— Слушай, Цезарь!.. Ты слишком волнуешься!.. Надо быть благоразумным!
— Легко говорить, но не легко это исполнить. Ведь месье Серж еще вчера должен был вернуться, а его до сих пор нет!..
— Да, но ведь никто не может подозревать, что он — граф Наркин.
— Нет… никто, конечно, никто, если только…
— Что это значит?.. Если только?.. Ты начинаешь говорить, точно Гвоздик!.. Что ты хочешь этим сказать?.. Ведь, кроме тебя и меня, никто не знает этой тайны… Уж не думаешь ли ты, что я могла предать его?..
— Ты?.. Конечно, нет!.. И не я!..
— Так, значит…
— Так, значит, в Перми есть люди, которые знали его раньше, и они могли его узнать!.. Могло показаться странным, что среди нашей труппы есть русский!.. Возможно, конечно, что я преувеличиваю, но моя любовь к нему не позволяет мне быть равнодушным!.. Мне надо…
— Смотри, Цезарь, будь осторожен. Ты сам можешь возбудить подозрения, — сказала Корнелия. — Особенно остерегайся расспрашивать о нем посторонних людей! Я тоже очень беспокоюсь и предпочла бы, чтобы месье Серж был уже здесь. Но я думаю, что он просто задержался у отца, и теперь, днем, не решается уйти из имения. Но вечером он вернется! Так что не делай глупостей, Цезарь! Побольше хладнокровия! Помни, что тебе предстоит сегодня играть лучшую роль!
Действительно, совет был очень благоразумен. Оставалось лишь непонятным, почему Каскабель решил скрыть от жены о заговоре матросов. Быть может, он был прав, опасаясь, что Корнелия не сумеет сдержать себя в присутствии Ортика и Киршева, узнав об их гнусном замысле.
Каскабель замолчал и ушел в цирк, чтобы присмотреть за приготовлениями. Корнелия, со своей стороны, занялась осмотром костюмов, париков и других принадлежностей, необходимых для спектакля.
Тем временем оба русских, которым, по их словам, надо было урегулировать свое положение, уходили несколько раз хлопотать об этом, как они сказали Корнелии.
Целый день Каскабель и Гвоздик усердно вытирали запылившиеся скамейки парка, подметали арену и приводили все в порядок, а Жан и Сандр переносили из «Красотки» принадлежности для разных упражнений в силе и ловкости. Затем им надо было заняться приготовлением обстановки для пантомимы, или, как выразился импресарио, «всех новых декораций для великолепной драматической пантомимы «Разбойники Черного леса».
Жан был очень печален. Он не знал, что Сергей Васильевич был граф Наркин, политический ссыльный, которому нельзя было остаться на родине. Для него — месье Серж был просто богатый помещик, вернувшийся в свое имение, куда он решил взять свою приемную дочь. Горе его смягчилось бы, если бы он знал, что жить в России месье Серж не может и что, повидавшись с графом, своим отцом, он уедет; и еще больше — если бы он знал, что месье Серж думает укрыться во Франции и что вместе с ним поедет и Кайета. Значит, разлука была бы отсрочена на несколько недель, и это время юноша мог бы прожить возле нее!
— Да, — повторял себе Жан, — месье Серж останется в Перми, а с ним и Кайета!.. Через несколько дней мы уедем, и я ее больше не увижу!.. Милая, дорогая Кайета, ты будешь счастлива в доме твоего приемного отца, а я…
Сердце бедного юноши разрывалось на части.
Однако было уже около девяти часов утра, а Сергея Васильевича все еще не было. Теперь его можно было ожидать, как говорила Корнелия, лишь ночью или поздно вечером.
— Значит, он не будет на представлении. Ну что же, тем лучше!.. Да ему и не придется жалеть об этом!.. Хорошенькое будет представленьице, нечего сказать!.. И это — для дебюта семейства Каскабель в Перми!.. Со всеми этими треволнениями у меня мускулы станут, как тряпки!.. Моя роль, моя лучшая роль Фракассара пропадает!.. И Корнелия не в своей тарелке, что она там ни говори!.. Жан думает о своей милой Кайете. Сандр и Наполеона грустят из-за предстоящей разлуки!.. На кого мы все будем похожи вечером!.. Кажется, один Гвоздик только способен поддержать честь и славу труппы!
Так как Каскабелю не сиделось на одном месте, он решил пойти по городу, послушать, нет ли новостей. В таком городе, как Пермь, все узнается очень быстро. Наркины были здесь слишком известны. Если бы Сергей Васильевич был арестован, то слух об этом моментально разнесся бы по городу… Это было бы темой всех разговоров. Арестованный сидел бы уже в местной тюрьме!
Каскабель оставил Гвоздика убирать цирк, а сам отправился бродить по городу, вдоль Камы, где рабочие работали на барках. Но как он ни прислушивался везде, — ничего не слышал, что могло бы иметь отношение к графу Наркину.
Это его, однако, не убедило, и он пошел по дороге, ведущей в Вальское.
Как только вдали показывалась какая-нибудь группа людей, ему казалось, что это арестованный Сергей Васильевич под конвоем казаков.
Каскабель так волновался, что не думал ни о жене, ни о детях, ни о себе, забывая, что если Сергея Васильевича арестуют, то и они все будут сильно скомпрометированы. Не было ничего легче властям узнать, при каких условиях граф Наркин вернулся на родину и кто были те сердобольные люди, которые помогли ему вернуться. А это могло бы очень дорого стоить семье Каскабель!
Пока Каскабель ходил в тревоге по городу и по дороге в Вальское, в цирк пришел какой-то человек и спросил его. Это было около десяти часов утра.
В эту минуту Гвоздик был один и поднял там своей уборкой столб пыли. Увидев этого человека, который оказался простым крестьянином, Гвоздик подошел к нему. Но так как Гвоздик не говорил по-русски, а крестьянин по-французски, то они не могли понять друг друга. Крестьянин сказал, что ему надо видеть Каскабеля и что раньше, чем идти в «Красотку», он зашел сюда, думая найти его здесь. Гвоздик хлопал глазами, ничего не понимая.
Тогда крестьянин сделал то, с чего он должен был начать. Он подал письмо, адресованное Каскабелю.
На этот раз Гвоздик понял. Письмо, носящее громкое имя Каскабель, могло предназначаться главе семьи, если только не госпоже Каскабель, или Жану, или Сандру, или Наполеоне.
Гвоздик взял письмо и жестом показал, что он передаст его своему хозяину. Потом он торжественно проводил мужика до выхода, так и не поняв, откуда тот пришел и кем был послан.
Четверть часа спустя, когда Гвоздик собирался идти в «Красотку», в балаган пришел Каскабель, еще более взволнованный, чем раньше.
— Хозяин! — сказал Гвоздик.
— В чем дело?..
— У меня есть письмо!
— Письмо?..
— Да, его сейчас принесли…
— Мне?
— Да, вам.
— Кто принес?
— Мужик.
— Какой мужик?..
— Если только это был мужик!..
Но Каскабель уже схватил письмо, которое ему протягивал Гвоздик, и, узнав почерк Сергея Васильевича, так побледнел, что слуга вскричал:
— Что с вами, хозяин?..
— Ничего!
Ничего?.. На самом деле этот сильный, энергичный человек был близок к обмороку.
Что говорил Сергей Васильевич в этом письме?.. Почему он писал?.. Очевидно, он хотел объяснить причину отсутствия?.. Быть может, он арестован?..
Каскабель вскрыл письмо, протер себе глаза, одним духом прочел его и вдруг вскрикнул. Лицо его перекосилось, глаза закатились. Он хотел говорить и не мог, только какие-то хриплые звуки вырывались из его горла!..
Гвоздик, подумав, что Каскабель может задохнуться, бросился развязывать ему галстук…
Но акробат вскочил одним прыжком, оттолкнув свой стул так, что тот полетел в самый дальний угол цирка, и начал бегать, как сумасшедший, по балагану. Вдруг ни с того ни с сего он подбежал к Гвоздику и дал ему такой пинок ногой в традиционное место, что тот решил, что его хозяин рехнулся.
— Что с вами, хозяин? — крикнул Гвоздик. — Ведь это не спектакль!
— Нет-с… это спектакль!.. И такого у нас еще ни разу не было!.. Да-с!..
Ошеломленный, Гвоздик только потирал себе ушибленное место.
Вдруг бурное настроение Каскабеля сразу улеглось. Он подошел к Гвоздику и с таинственным видом сказал ему:
— Гвоздик, ты можешь молчать?..
— Конечно, хозяин!.. Я ни разу не выдал тех секретов, которые мне были доверены, если только…
— Тсс!.. Довольно!.. Видишь ты это письмо?
— Письмо мужика?..
— Да!.. Если ты только кому-нибудь скажешь, что я его получил…
— Хорошо!
— Жану, Сандру и Наполеоне…
— Хорошо!
— А в особенности Корнелии, моей жене, — клянусь тебе, что я сдеру с тебя кожу и сделаю из нее чучело…
— С живого?
— С живого, чтобы ты это лучше чувствовал!
- Тебе это не угрожает… с твоим-то носом!
Цезарь Каскабель положил ему руку на плечо и, приняв фатоватый вид, начал ему говорить:— Корнелия ревнива!.. А видишь ли, Гвоздик, быть красивым мужчиной что-нибудь да значит… Одна прелестная женщина… русская княгиня… Ты понимаешь?.. Она мне пишет!.. Назначает тайное свидание!.. Тебе это не угрожает… с твоим-то носом!..
— Да, конечно, — уныло отвечал Гвоздик, — если только…
Что он хотел этим сказать, так никто и не узнал.
Глава четырнадцатая
РАЗВЯЗКА, ЗАСЛУЖИВШАЯ АПЛОДИСМЕНТЫ ЗРИТЕЛЕЙ
Пьеса, носившая заманчивое название «Разбойники Черного леса», была замечательным произведением, и, сделанная в духе несколько устарелых требований драматического искусства, она, тем не менее, производила на зрителей громадное впечатление.
Впрочем, нельзя было требовать от Цезаря Каскабеля, чтобы он ставил пьесы на злобу дня, где на сцене жизнь представлена до последней мелочи, и если порок и не торжествует, то добродетель недостаточно вознаграждена. Нет! В пьесе «Разбойники Черного леса» в заключение добродетель, согласно традициям, вознаграждалась, а порок был по заслугам наказан. В тот момент, когда все казалось погибшим, являлись жандармы, хватали за шиворот преступника, и зал дрожал от аплодисментов.
Если бы эта пьеса была написана, то, вероятно, это было бы сделано по всем правилам грамматики. Но она не была написана, и ее могли исполнять на подмостках всего мира. Это большое преимущество всех мимических пьес, не говоря уж о том, что это дает возможность избежать грамматических ошибок.
Выше было сказано, что нельзя было требовать от Цезаря Каскабеля… и т. д. Действительно, Цезарь Каскабель был автором этого шедевра. Очевидно, это был шедевр, так как давался три тысячи сто семидесятый раз. До сих пор самый большой успех имела лишь пьеса «Медведь и Часовой», дававшаяся в цирке Франкони. Но, конечно, в литературном смысле она была много ниже «Разбойников Черного леса».
К тому же пьеса эта была приноровлена к талантам каждого из артистов труппы Каскабель, так что такой ансамбль вряд ли мог иметь какой-нибудь другой директор постоянной или кочующей труппы.
Нынешние драматурги говорят: «Зрителя надо заставить смеяться или плакать, иначе он заснет». Если дело только в этом, то в «Разбойниках Черного леса» можно было смеяться до слез и наплакаться вволю. Там не было ни одной сцены, при виде которой зрителю пришла бы охота зевнуть. Если бы даже ему и вздумалось зевать, ну хотя бы от несварения желудка, то все-таки этот зевок должен был бы неизменно окончиться или взрывом смеха или рыданием.
Пьеса была составлена прекрасно. Действия шли логически одно за другим. Казалось, что «все это было на самом деле».
Это была драматическая история двух влюбленных, которые обожали друг друга. Наполеона играла молодую девушку, а Сандр молодого человека. К несчастью, Сандр беден, а мать Наполеоны, высокомерная Корнелия, не желает слышать об этой свадьбе.
Впрочем, нельзя было требовать от Цезаря Каскабеля, чтобы он ставил пьесы на злобу дня, где на сцене жизнь представлена до последней мелочи, и если порок и не торжествует, то добродетель недостаточно вознаграждена. Нет! В пьесе «Разбойники Черного леса» в заключение добродетель, согласно традициям, вознаграждалась, а порок был по заслугам наказан. В тот момент, когда все казалось погибшим, являлись жандармы, хватали за шиворот преступника, и зал дрожал от аплодисментов.
Если бы эта пьеса была написана, то, вероятно, это было бы сделано по всем правилам грамматики. Но она не была написана, и ее могли исполнять на подмостках всего мира. Это большое преимущество всех мимических пьес, не говоря уж о том, что это дает возможность избежать грамматических ошибок.
Выше было сказано, что нельзя было требовать от Цезаря Каскабеля… и т. д. Действительно, Цезарь Каскабель был автором этого шедевра. Очевидно, это был шедевр, так как давался три тысячи сто семидесятый раз. До сих пор самый большой успех имела лишь пьеса «Медведь и Часовой», дававшаяся в цирке Франкони. Но, конечно, в литературном смысле она была много ниже «Разбойников Черного леса».
К тому же пьеса эта была приноровлена к талантам каждого из артистов труппы Каскабель, так что такой ансамбль вряд ли мог иметь какой-нибудь другой директор постоянной или кочующей труппы.
Нынешние драматурги говорят: «Зрителя надо заставить смеяться или плакать, иначе он заснет». Если дело только в этом, то в «Разбойниках Черного леса» можно было смеяться до слез и наплакаться вволю. Там не было ни одной сцены, при виде которой зрителю пришла бы охота зевнуть. Если бы даже ему и вздумалось зевать, ну хотя бы от несварения желудка, то все-таки этот зевок должен был бы неизменно окончиться или взрывом смеха или рыданием.
Пьеса была составлена прекрасно. Действия шли логически одно за другим. Казалось, что «все это было на самом деле».
Это была драматическая история двух влюбленных, которые обожали друг друга. Наполеона играла молодую девушку, а Сандр молодого человека. К несчастью, Сандр беден, а мать Наполеоны, высокомерная Корнелия, не желает слышать об этой свадьбе.