Страница:
— Русский?.. Да… я русский…
— Вы на Аляске, в нескольких километрах от Ситки.
— Аляска… — прошептал больной, и черты его исказились ужасом. — Аляска… Аляска… Русские владения! — взволнованно повторил он.
— Нет… владения американские! — послышался с порога голос Жана, который вернулся в этот момент. И, отворив маленькое окошко, Жан указал на американский флаг, реявший на одном из фортов.
Действительно, уже три дня Аляска не была русской. Три дня назад был подписан акт, передающий эту провинцию Северо-Американским Штатам.
Нечего было больше бояться русских пограничников. Труппа была снова на американской земле.
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
— Вы на Аляске, в нескольких километрах от Ситки.
— Аляска… — прошептал больной, и черты его исказились ужасом. — Аляска… Аляска… Русские владения! — взволнованно повторил он.
— Нет… владения американские! — послышался с порога голос Жана, который вернулся в этот момент. И, отворив маленькое окошко, Жан указал на американский флаг, реявший на одном из фортов.
Действительно, уже три дня Аляска не была русской. Три дня назад был подписан акт, передающий эту провинцию Северо-Американским Штатам.
Нечего было больше бояться русских пограничников. Труппа была снова на американской земле.
Глава одиннадцатая
СИТКА
Город Ситка, или Новоархангельск, расположенный на острове Баранова, среди архипелага островков у западного берега, был не только главным городом острова, но и столицей всей уступленной американцам провинции. В сущности, это единственный крупный город в этом районе, где лишь изредка попадаются небольшие деревни, пожалуй, даже скорее посты или фактории. В большинстве случаев они принадлежат американским компаниям, а некоторые из них — английской Компании Гудзонова залива. Понятно, что сообщение между этими постами очень затруднительно, в особенности во время долгой и суровой зимы.
Еще несколько лет назад Ситка представляла собой лишь торговый центр, посещаемый только скупщиками и продавцами мехов.
Но теперь, благодаря новым открытиям в полярных областях, она, в особенности при новом управлении, обещала развиться в большой и богатый город.
Уже в это время в Ситке было много больших, построек: клуб, общественный сад, рестораны, кафе, гостиницы, школа, больница и несколько дач на холмах вокруг города. На горизонте тянулись хвойные леса, а за ними — горная цепь, теряющаяся в тумане. Над всем этим господствовала вершина горы Эдкомб, находящейся на острове Крузе, к северу от острова Баранова, и поднимающейся почти на 3000 метров над уровнем моря.
В сущности, климат Ситки не очень суров, и термометр не опускается ниже семи-восьми градусов по Цельсию. [39]Но хотя этот город и лежит на пятьдесят шестой параллели, все же вернее было бы назвать его «городом воды», потому что дожди в Ситке идут постоянно, если только взамен их не падает снег. Следовательно, нечего удивляться тому, что «Красотка», переправившись со всеми своими обитателями и пожитками на пароме через канал, въехала в Ситку под проливным дождем. И все-таки Каскабель не роптал на это. Ведь он приехал именно в тот день, когда паспорт был уже не нужен!
— Много бывало счастливых случайностей в моей жизни, — говорил он, — но на этот раз произошло что-то из ряду вон выходящее! Дверь была захлопнута перед самым носом, и вдруг — она широко отворяется…
Действительно, трактат о передаче Аляски был подписан как будто нарочно для того, чтобы «Красотка» свободно перешла границу. На американской земле не было уже ни несговорчивых чиновников, ни строгих требований русского правительства.
Теперь следовало доставить раненого в больницу или в гостиницу, где доктор мог бы осмотреть его. Но когда раненому предложили это, он сказал Каскабелю:
— Я чувствую себя немного лучше, и если я вас не стесню…
— Нас стеснить! — ответила Корнелия. — Что за мысль пришла вам в голову?
— Будьте здесь, как дома, — прибавил Каскабель.
— Я думаю, что мне гораздо лучше остаться с людьми, которые меня приютили и сделали мне столько добра…
— Отлично, сударь! Но мне кажется, что доктор необходим, — сказал Каскабель.
— Нельзя ли пригласить его сюда?
— Разумеется, можно! Я лично поеду и приведу самого лучшего.
«Красотка» остановилась при въезде в город, у большого бульвара; сюда-то и пришел доктор Гарри. Внимательно осмотрев больного, он объявил, что рана не опасна, так как удар скользнул вдоль ребра. Ни один важный орган не был поврежден, и благодаря примочкам из холодной воды и настоя трав, собранных молодой индеанкой, рана начала уже зарубцовываться. Раненый скоро сможет встать и теперь он начнет понемногу есть. Но если бы Кайеты не было близко во время нападения и если бы потеря крови не была остановлена Корнелией Каскабель, то раненый умер бы уже через несколько часов после нападения.
Доктор Гарри выразил предположение, что нападение это было делом рук шайки Карпова. Этот Карпов, русский или, скорее, сибиряк, собрал шайку из беглых каторжан и грабил проезжих в окрестностях Ситки. За поимку шайки была назначена награда, но эти негодяи умели ловко избегать преследования.
А между тем частые преступления, грабежи и убийства нагнали на жителей страх, особенно в южной части провинции. Путешественники, торговцы, служащие меховых компаний постоянно подвергались нападениям этой шайки. По всей вероятности, и в данном преступлении виноваты были те же негодяи.
Уходя, доктор Гарри еще раз успокоил семью насчет состояния здоровья раненого.
Отправляясь в Ситку, Каскабель прежде всего рассчитывал на отдых в течение нескольких дней, отдых, вполне заслуженный после путешествия. Кроме того, он предполагал сделать здесь два-три хороших сбора, так как кошелек его немного отощал.
Каскабель не сомневался, что слава о его труппе долетела и до обитателей Аляски, что в Ситке ждут не дождутся посмотреть на их ловкость и уменье.
Но после разговора с русским планы относительно представлений были оставлены.
Этот русский, — Корнелия решила почему-то, что он князь, — познакомился со всеми членами семьи и с молодой индеанкой, спасшей ему жизнь. Теперь он знал, что это семья бедных бродячих артистов, кочевавших по Америке.
Однажды вечером, когда собралась вся семья, он рассказал им свою историю, то есть все, что он нашел возможным им рассказать. По-французски он говорил совершенно свободно, как на родном языке, и только мягкое произношение буквы «о» придавало его акценту своеобразный оттенок.
Все, что он рассказал, было очень просто — ничего необыкновенного, ничего романтического.
Звали русского Сергей Васильевич, и с этого дня, с его разрешения, вся семья Каскабель стала звать его месье Серж. Из родителей его был жив лишь отец, живший в своем имении в Пермской губернии. Имея склонность к путешествиям, Сергей Васильевич уехал из России три года тому назад. Посетив владения Компании Гудзонова залива, он намеревался предпринять путешествие по Аляске, от реки Юкон до Северного моря, как вдруг с ним случилась беда, — и вот при каких обстоятельствах.
Вечером 4 июня Сергей Васильевич со своим слугою Иваном расположились на ночлег на самой границе. Едва они успели заснуть, как на них напали два негодяя. Сергей Васильевич и Иван вскочили и хотели защищаться, но было уже поздно… Несчастный Иван упал, пораженный пулей в висок.
— Это был преданный и честный слуга, — сказал Сергей Васильевич. — Десять лет мы не разлучались; мне жаль его как друга.
Сам он, раненный кинжалом в грудь, упал и лишился чувств. Что было дальше, ему неизвестно, так как только теперь, когда сознание вернулось к нему, он узнал, кто приютил его.
Когда Каскабель сообщил ему, что доктор приписывает это нападение разбойнику Карпову или его сотоварищам, Сергей Васильевич не удивился, так как и он слышал об этой шайке.
— Теперь вы видите, — продолжал раненый, — моя история малоинтересна. Ваша, вероятно, гораздо интереснее. Объехав Аляску, я хотел вернуться в Россию с тем, чтобы уже больше не покидать отчего дома. А вы? Расскажите мне, каким образом вы, французы, очутились в этой части Америки? Почему вы так далеко от вашей страны?
— Мы — акробаты, сударь, и наша профессия заставляет нас бродить по свету, — отвечал Каскабель.
— Это верно, но я все-таки удивляюсь, что вижу вас так далеко от Франции.
— Жан, расскажи, почему мы здесь и каким путем пробираемся в Европу, — обратился Каскабель к старшему сыну.
Жан принялся подробно рассказывать обо всех приключениях семьи Каскабель с самого отъезда из Сакраменто. Чтобы и Кайета могла понимать его, Жан говорил по-английски, и иногда Сергей Васильевич объяснял ей на наречии шинук то, что ускользало от ее понимания. Молодая индеанка слушала с большим вниманием.
Таким образом она узнала, что семья эта — акробаты. Узнала, как обокрали их в ущелье Сьерра-Невады, как, лишенные средств, они должны были изменить свой первоначальный план и вместо того, чтобы ехать в Нью-Йорк, к Атлантическому океану, были принуждены повернуть в противоположную сторону — на запад. Проехав Калифорнию, Орегон, штат Вашингтон и Колумбию, они очутились на границе Аляски, где, к счастью, формальности задержали их, да, именно — к счастью, потому что это дало им возможность прийти на помощь Сергею Васильевичу. Теперь семья уже в Ситке. Отдохнув здесь, они могут двинуться в дальнейший путь.
Когда раненый услышал, что путь этот будет лежать через Сибирь, у него на лице выразилось недоумение, даже скорее смущение, но на это никто не обратил внимания.
— Итак, — сказал он, когда Жан окончил свой рассказ, — вы предполагаете ехать отсюда к Берингову проливу?
— Да, месье Серж, — ответил Жан. — А когда пролив замерзнет, мы его переедем.
— Но это будет очень длинное и тяжелое путешествие, Каскабель.
— Длинное — это правда, тяжелое — что делать? — отвечал Каскабель. — Мы уже привыкли к труду.
— Но при таких условиях вам не добраться до России в этом году.
— Да мы на это и не рассчитываем, — отвечал Жан, — ведь тронуться через пролив раньше октября нельзя.
— Затея ваша и смела и рискованна, — заметил Сергей Васильевич.
— Пожалуй, — ответил Каскабель, — но у нас нет выбора. А между тем мы решили вернуться во Францию, и мы вернемся туда. К тому же нам придется ехать через Пермь и Нижний, как раз во время ярмарок, и я надеюсь, что семейство Каскабель не ударит лицом в грязь.
— Возможно! Но как велики ваши средства?
— Мы кое-что заработали доругой, да и здесь, в Ситке, можно дать два-три представления, тем более, что город будет праздновать присоединение к Штатам.
— С каким бы удовольствием я разделил содержимое своего кошелька с вами, друзья мои, но, к несчастью, меня обокрали.
— Вас не обокрали, месье Серж! — улыбнулась Корнелия.
— Все цело, до копейки, — прибавил Цезарь и принес пояс, в котором хранились деньги Сергея Васильевича.
— В таком случае, друзья мои, я надеюсь, что вы не откажетесь принять…
— Решительно откажемся, — ответил Каскабель. — Вы собираетесь помочь нам, рискуя попасть в безвыходное положение…
— Неужели вы отказываетесь разделить со мною эти деньги?..
— Безусловно!
— Довольно разговаривать! — заявила Корнелия. — Доктор предписал больному полный покой, а доктора надо слушаться.
— Я с удовольствием буду вас слушаться, но только позвольте мне задать вам один вопрос… или, вернее, обратиться к вам с просьбой.
— К вашим услугам.
— Разрешите мне ехать с вами к Берингову проливу.
— С нами?
— Да, ведь я же хотел ехать по Аляске.
— С большим удовольствием. Мы очень рады.
— При одном условии, — прибавила Корнелия.
— И это условие?..
— Стараться выздороветь… и не противоречить!
— Тогда я тоже ставлю условие: так как я буду с вами путешествовать, то желаю платить свою долю издержек.
— Как вам будет угодно, — отвечал Каскабель.
Таким образом все уладилось к общему удовольствию.
Глава семьи не хотел отказаться от задумки дать несколько представлений на большой площади города, так как это дало бы ему возможность пополнить свои финансы. Вся провинция праздновала присоединение, и «Красотка» вряд ли могла выбрать более удачный момент для своего появления в Ситке.
Само собой разумеется, что Каскабель заявил о нападении на Сергея Васильевича, и местное начальство сделало распоряжение о немедленных розысках и поимке шайки Карпова.
17 июня Сергей Васильевич смог выйти в первый раз. Ему было гораздо лучше, и благодаря внимательному лечению доктора Гарри рана закрылась.
Теперь он мог познакомиться и с остальными членами труппы. Собаки ласково терлись о его ноги, Жак пронзительно кричал: «Как ваше здоровье?» Этому научил его Сандр. Джон Булль гримасничал изо всех сил, и даже старые Вермут и Гладиатор весело заржали, когда получили по куску сахара. С этих пор Сергей Васильевич стал членом семьи Каскабель, как и Кайета. Он обратил внимание на серьезный характер и ясный ум Жана. Сандр и Наполеона очаровали его своей юной грацией и живостью. Гвоздик забавлял его своим добродушием и простотой. Что касается Цезаря и Корнелии Каскабель, то Сергей Васильевич сразу понял, что он попал к хорошим, честным людям.
Теперь все были заняты приготовлением к отъезду. Предстояло проехать две тысячи километров от Ситки до Берингова пролива, — надо было запастись всем необходимым.
Дорога не представляла опасности ни со стороны диких зверей, ни со стороны кочующих индейцев. Но фактории [40]здесь попадались редко, и дорогой ничего, кроме дичи, нельзя было достать.
Само собой разумеется, обо всем советовались с Сергеем Васильевичем.
— Для нас хорошо уже то, что предстоящее путешествие мы совершим не зимой, — сказал Каскабель.
— Это правда большое счастье, — ответил Сергей Васильевич, — так как зимы на Аляске очень суровы.
— К тому же месье Серж как отличный географ будет указывать нам путь, — прибавил Жан.
— Знание географии мало помогает, если путешествуешь по незнакомой стране, — возразил Сергей Васильевич. — Но, во-первых, мой друг, вы до сих пор отлично пользовались вашими картами, и с моей помощью, я надеюсь, мы найдем дорогу; а во-вторых, у меня появилась одна мысль, которой я с вами поделюсь потом.
Деньги пока были, поэтому сделали запасы муки, масла, рису, табаку, чаю. Купили также несколько окороков ветчины, солонины, сухарей и всевозможных консервов. Хотя в воде недостатка дорогою не могло быть, но все-таки она всегда вкуснее, если в нее прибавить немного сахару и коньяку или, скорее, водки, которую так любят русские. Так что купили сахару и водки и даже захватили с собою прекрасного ванкуверского каменного угля, хотя леса по дороге было достаточно.
За это время переделали немного второе отделение в «Красотке» и устроили там койку для Сергея Васильевича. Приобрели также несколько одеял из заячьего меха, которые зимою в ходу у индейцев.
Кроме того, Сергей Васильевич счел нужным приобрести несколько стеклянных безделушек и бус, ярких бумажных платков, дешевых ножей и ножниц — на тот случай, если придется обращаться за чем-нибудь к индейцам, у которых эти предметы очень ценятся. А так как можно было рассчитывать на хорошую охоту, то взяли достаточное количество пороху и дроби. Сергей Васильевич купил даже два ружья и карабин и заранее радовался возможности охотиться с Жаном.
Кроме того, следовало не упускать из виду, что шайка Карпова бродит в окрестностях Ситки, и надо было приготовиться достойно встретить этих негодяев, если им вздумается напасть на «Красотку».
— Если они явятся к нам, то самое лучшее, чем мы можем их встретить, — сказал Каскабель, — это послать им пулю в грудь.
— А еще лучше — прямо в лоб, — глубокомысленно заявил Гвоздик.
Благодаря торговым сношениям Ситки с Колумбией и разными портами Тихого океана, обитатели «Красотки» имели возможность приобрести все необходимое для далекого путешествия по пустынной местности, и притом сравнительно недорого.
Наконец, все приготовления были закончены, и отъезд был назначен на 26 июня. Спешить было ни к чему, потому что, пока Берингов пролив весь не замерзнет, нельзя было и думать о переправе на азиатский берег. Но мало ли что могло задержать путешественников в дороге, да и лучше было приехать раньше в порт Кларенс, на берег пролива, чтобы там дождаться благоприятного времени.
Что же делала в это время Кайета? Она усердно помогала Корнелии в ее хлопотах. А та привязалась к ней, как к дочери, и полюбила ее не меньше, чем Наполеону. Да и все полюбили кроткую девушку. Кайета чувствовала себя наверху блаженства. Она не могла и мечтать о таком счастье в палатках своего кочующего племени.
Но час разлуки близился. Девушка направлялась в Ситку, чтобы поступить в услужение. Теперь она прибыла туда, и ей надо было искать себе место.
— А все-таки, — говорил иногда Каскабель, — а все-таки мне кажется, что из нашей перепелочки, — он так называл ее, — вышла бы прелестная танцовщица, да, пожалуй, еще и превосходная наездница. Я уверен, что она будет сидеть на лошади, как настоящий центавр. [41]
Каскабель не шутя воображал, что центавры были отличными наездниками, и было бы напрасным трудом разубеждать его в этом.
Сергей Васильевич замечал, что Жан Каскабель при этих разговорах неодобрительно покачивал головой, видимо, не разделяя акробатических стремлений своего отца.
Все очень беспокоились о том, какое существование ждет в Ситке Кайету. Накануне отъезда, вечером, все были очень печальны, как вдруг вошел Сергей Васильевич, держа девушку за руку.
— Друзья мои, — обратился он к Каскабелю и его жене, — до сих пор у меня не было дочери, но с этой минуты Кайета — моя дочь. Она согласилась считать меня своим отцом, и я прошу у вас места для нее в «Красотке».
Крики радости были ответом на эти слова.
— Какой вы хороший человек! — обратился Каскабель к Сергею Васильевичу, протягивая ему руку.
— Что я сделал особенного? — ответил русский. — Разве вы забыли, что для меня сделала Кайета? Я ей обязан жизнью, и вполне естественно, что я заменю ей отца.
— А я буду ей дядей! — подхватил Каскабель. — Вот мы с вами и разделим между собою привязанность нашей перепелочки!
Еще несколько лет назад Ситка представляла собой лишь торговый центр, посещаемый только скупщиками и продавцами мехов.
Но теперь, благодаря новым открытиям в полярных областях, она, в особенности при новом управлении, обещала развиться в большой и богатый город.
Уже в это время в Ситке было много больших, построек: клуб, общественный сад, рестораны, кафе, гостиницы, школа, больница и несколько дач на холмах вокруг города. На горизонте тянулись хвойные леса, а за ними — горная цепь, теряющаяся в тумане. Над всем этим господствовала вершина горы Эдкомб, находящейся на острове Крузе, к северу от острова Баранова, и поднимающейся почти на 3000 метров над уровнем моря.
В сущности, климат Ситки не очень суров, и термометр не опускается ниже семи-восьми градусов по Цельсию. [39]Но хотя этот город и лежит на пятьдесят шестой параллели, все же вернее было бы назвать его «городом воды», потому что дожди в Ситке идут постоянно, если только взамен их не падает снег. Следовательно, нечего удивляться тому, что «Красотка», переправившись со всеми своими обитателями и пожитками на пароме через канал, въехала в Ситку под проливным дождем. И все-таки Каскабель не роптал на это. Ведь он приехал именно в тот день, когда паспорт был уже не нужен!
— Много бывало счастливых случайностей в моей жизни, — говорил он, — но на этот раз произошло что-то из ряду вон выходящее! Дверь была захлопнута перед самым носом, и вдруг — она широко отворяется…
Действительно, трактат о передаче Аляски был подписан как будто нарочно для того, чтобы «Красотка» свободно перешла границу. На американской земле не было уже ни несговорчивых чиновников, ни строгих требований русского правительства.
Теперь следовало доставить раненого в больницу или в гостиницу, где доктор мог бы осмотреть его. Но когда раненому предложили это, он сказал Каскабелю:
— Я чувствую себя немного лучше, и если я вас не стесню…
— Нас стеснить! — ответила Корнелия. — Что за мысль пришла вам в голову?
— Будьте здесь, как дома, — прибавил Каскабель.
— Я думаю, что мне гораздо лучше остаться с людьми, которые меня приютили и сделали мне столько добра…
— Отлично, сударь! Но мне кажется, что доктор необходим, — сказал Каскабель.
— Нельзя ли пригласить его сюда?
— Разумеется, можно! Я лично поеду и приведу самого лучшего.
«Красотка» остановилась при въезде в город, у большого бульвара; сюда-то и пришел доктор Гарри. Внимательно осмотрев больного, он объявил, что рана не опасна, так как удар скользнул вдоль ребра. Ни один важный орган не был поврежден, и благодаря примочкам из холодной воды и настоя трав, собранных молодой индеанкой, рана начала уже зарубцовываться. Раненый скоро сможет встать и теперь он начнет понемногу есть. Но если бы Кайеты не было близко во время нападения и если бы потеря крови не была остановлена Корнелией Каскабель, то раненый умер бы уже через несколько часов после нападения.
Доктор Гарри выразил предположение, что нападение это было делом рук шайки Карпова. Этот Карпов, русский или, скорее, сибиряк, собрал шайку из беглых каторжан и грабил проезжих в окрестностях Ситки. За поимку шайки была назначена награда, но эти негодяи умели ловко избегать преследования.
А между тем частые преступления, грабежи и убийства нагнали на жителей страх, особенно в южной части провинции. Путешественники, торговцы, служащие меховых компаний постоянно подвергались нападениям этой шайки. По всей вероятности, и в данном преступлении виноваты были те же негодяи.
Уходя, доктор Гарри еще раз успокоил семью насчет состояния здоровья раненого.
Отправляясь в Ситку, Каскабель прежде всего рассчитывал на отдых в течение нескольких дней, отдых, вполне заслуженный после путешествия. Кроме того, он предполагал сделать здесь два-три хороших сбора, так как кошелек его немного отощал.
Каскабель не сомневался, что слава о его труппе долетела и до обитателей Аляски, что в Ситке ждут не дождутся посмотреть на их ловкость и уменье.
Но после разговора с русским планы относительно представлений были оставлены.
Этот русский, — Корнелия решила почему-то, что он князь, — познакомился со всеми членами семьи и с молодой индеанкой, спасшей ему жизнь. Теперь он знал, что это семья бедных бродячих артистов, кочевавших по Америке.
Однажды вечером, когда собралась вся семья, он рассказал им свою историю, то есть все, что он нашел возможным им рассказать. По-французски он говорил совершенно свободно, как на родном языке, и только мягкое произношение буквы «о» придавало его акценту своеобразный оттенок.
Все, что он рассказал, было очень просто — ничего необыкновенного, ничего романтического.
Звали русского Сергей Васильевич, и с этого дня, с его разрешения, вся семья Каскабель стала звать его месье Серж. Из родителей его был жив лишь отец, живший в своем имении в Пермской губернии. Имея склонность к путешествиям, Сергей Васильевич уехал из России три года тому назад. Посетив владения Компании Гудзонова залива, он намеревался предпринять путешествие по Аляске, от реки Юкон до Северного моря, как вдруг с ним случилась беда, — и вот при каких обстоятельствах.
Вечером 4 июня Сергей Васильевич со своим слугою Иваном расположились на ночлег на самой границе. Едва они успели заснуть, как на них напали два негодяя. Сергей Васильевич и Иван вскочили и хотели защищаться, но было уже поздно… Несчастный Иван упал, пораженный пулей в висок.
— Это был преданный и честный слуга, — сказал Сергей Васильевич. — Десять лет мы не разлучались; мне жаль его как друга.
Сам он, раненный кинжалом в грудь, упал и лишился чувств. Что было дальше, ему неизвестно, так как только теперь, когда сознание вернулось к нему, он узнал, кто приютил его.
Когда Каскабель сообщил ему, что доктор приписывает это нападение разбойнику Карпову или его сотоварищам, Сергей Васильевич не удивился, так как и он слышал об этой шайке.
— Теперь вы видите, — продолжал раненый, — моя история малоинтересна. Ваша, вероятно, гораздо интереснее. Объехав Аляску, я хотел вернуться в Россию с тем, чтобы уже больше не покидать отчего дома. А вы? Расскажите мне, каким образом вы, французы, очутились в этой части Америки? Почему вы так далеко от вашей страны?
— Мы — акробаты, сударь, и наша профессия заставляет нас бродить по свету, — отвечал Каскабель.
— Это верно, но я все-таки удивляюсь, что вижу вас так далеко от Франции.
— Жан, расскажи, почему мы здесь и каким путем пробираемся в Европу, — обратился Каскабель к старшему сыну.
Жан принялся подробно рассказывать обо всех приключениях семьи Каскабель с самого отъезда из Сакраменто. Чтобы и Кайета могла понимать его, Жан говорил по-английски, и иногда Сергей Васильевич объяснял ей на наречии шинук то, что ускользало от ее понимания. Молодая индеанка слушала с большим вниманием.
Таким образом она узнала, что семья эта — акробаты. Узнала, как обокрали их в ущелье Сьерра-Невады, как, лишенные средств, они должны были изменить свой первоначальный план и вместо того, чтобы ехать в Нью-Йорк, к Атлантическому океану, были принуждены повернуть в противоположную сторону — на запад. Проехав Калифорнию, Орегон, штат Вашингтон и Колумбию, они очутились на границе Аляски, где, к счастью, формальности задержали их, да, именно — к счастью, потому что это дало им возможность прийти на помощь Сергею Васильевичу. Теперь семья уже в Ситке. Отдохнув здесь, они могут двинуться в дальнейший путь.
Когда раненый услышал, что путь этот будет лежать через Сибирь, у него на лице выразилось недоумение, даже скорее смущение, но на это никто не обратил внимания.
— Итак, — сказал он, когда Жан окончил свой рассказ, — вы предполагаете ехать отсюда к Берингову проливу?
— Да, месье Серж, — ответил Жан. — А когда пролив замерзнет, мы его переедем.
— Но это будет очень длинное и тяжелое путешествие, Каскабель.
— Длинное — это правда, тяжелое — что делать? — отвечал Каскабель. — Мы уже привыкли к труду.
— Но при таких условиях вам не добраться до России в этом году.
— Да мы на это и не рассчитываем, — отвечал Жан, — ведь тронуться через пролив раньше октября нельзя.
— Затея ваша и смела и рискованна, — заметил Сергей Васильевич.
— Пожалуй, — ответил Каскабель, — но у нас нет выбора. А между тем мы решили вернуться во Францию, и мы вернемся туда. К тому же нам придется ехать через Пермь и Нижний, как раз во время ярмарок, и я надеюсь, что семейство Каскабель не ударит лицом в грязь.
— Возможно! Но как велики ваши средства?
— Мы кое-что заработали доругой, да и здесь, в Ситке, можно дать два-три представления, тем более, что город будет праздновать присоединение к Штатам.
— С каким бы удовольствием я разделил содержимое своего кошелька с вами, друзья мои, но, к несчастью, меня обокрали.
— Вас не обокрали, месье Серж! — улыбнулась Корнелия.
— Все цело, до копейки, — прибавил Цезарь и принес пояс, в котором хранились деньги Сергея Васильевича.
— В таком случае, друзья мои, я надеюсь, что вы не откажетесь принять…
— Решительно откажемся, — ответил Каскабель. — Вы собираетесь помочь нам, рискуя попасть в безвыходное положение…
— Неужели вы отказываетесь разделить со мною эти деньги?..
— Безусловно!
— Довольно разговаривать! — заявила Корнелия. — Доктор предписал больному полный покой, а доктора надо слушаться.
— Я с удовольствием буду вас слушаться, но только позвольте мне задать вам один вопрос… или, вернее, обратиться к вам с просьбой.
— К вашим услугам.
— Разрешите мне ехать с вами к Берингову проливу.
— С нами?
— Да, ведь я же хотел ехать по Аляске.
— С большим удовольствием. Мы очень рады.
— При одном условии, — прибавила Корнелия.
— И это условие?..
— Стараться выздороветь… и не противоречить!
— Тогда я тоже ставлю условие: так как я буду с вами путешествовать, то желаю платить свою долю издержек.
— Как вам будет угодно, — отвечал Каскабель.
Таким образом все уладилось к общему удовольствию.
Глава семьи не хотел отказаться от задумки дать несколько представлений на большой площади города, так как это дало бы ему возможность пополнить свои финансы. Вся провинция праздновала присоединение, и «Красотка» вряд ли могла выбрать более удачный момент для своего появления в Ситке.
Само собой разумеется, что Каскабель заявил о нападении на Сергея Васильевича, и местное начальство сделало распоряжение о немедленных розысках и поимке шайки Карпова.
17 июня Сергей Васильевич смог выйти в первый раз. Ему было гораздо лучше, и благодаря внимательному лечению доктора Гарри рана закрылась.
Теперь он мог познакомиться и с остальными членами труппы. Собаки ласково терлись о его ноги, Жак пронзительно кричал: «Как ваше здоровье?» Этому научил его Сандр. Джон Булль гримасничал изо всех сил, и даже старые Вермут и Гладиатор весело заржали, когда получили по куску сахара. С этих пор Сергей Васильевич стал членом семьи Каскабель, как и Кайета. Он обратил внимание на серьезный характер и ясный ум Жана. Сандр и Наполеона очаровали его своей юной грацией и живостью. Гвоздик забавлял его своим добродушием и простотой. Что касается Цезаря и Корнелии Каскабель, то Сергей Васильевич сразу понял, что он попал к хорошим, честным людям.
Теперь все были заняты приготовлением к отъезду. Предстояло проехать две тысячи километров от Ситки до Берингова пролива, — надо было запастись всем необходимым.
Дорога не представляла опасности ни со стороны диких зверей, ни со стороны кочующих индейцев. Но фактории [40]здесь попадались редко, и дорогой ничего, кроме дичи, нельзя было достать.
Само собой разумеется, обо всем советовались с Сергеем Васильевичем.
— Для нас хорошо уже то, что предстоящее путешествие мы совершим не зимой, — сказал Каскабель.
— Это правда большое счастье, — ответил Сергей Васильевич, — так как зимы на Аляске очень суровы.
— К тому же месье Серж как отличный географ будет указывать нам путь, — прибавил Жан.
— Знание географии мало помогает, если путешествуешь по незнакомой стране, — возразил Сергей Васильевич. — Но, во-первых, мой друг, вы до сих пор отлично пользовались вашими картами, и с моей помощью, я надеюсь, мы найдем дорогу; а во-вторых, у меня появилась одна мысль, которой я с вами поделюсь потом.
Деньги пока были, поэтому сделали запасы муки, масла, рису, табаку, чаю. Купили также несколько окороков ветчины, солонины, сухарей и всевозможных консервов. Хотя в воде недостатка дорогою не могло быть, но все-таки она всегда вкуснее, если в нее прибавить немного сахару и коньяку или, скорее, водки, которую так любят русские. Так что купили сахару и водки и даже захватили с собою прекрасного ванкуверского каменного угля, хотя леса по дороге было достаточно.
За это время переделали немного второе отделение в «Красотке» и устроили там койку для Сергея Васильевича. Приобрели также несколько одеял из заячьего меха, которые зимою в ходу у индейцев.
Кроме того, Сергей Васильевич счел нужным приобрести несколько стеклянных безделушек и бус, ярких бумажных платков, дешевых ножей и ножниц — на тот случай, если придется обращаться за чем-нибудь к индейцам, у которых эти предметы очень ценятся. А так как можно было рассчитывать на хорошую охоту, то взяли достаточное количество пороху и дроби. Сергей Васильевич купил даже два ружья и карабин и заранее радовался возможности охотиться с Жаном.
Кроме того, следовало не упускать из виду, что шайка Карпова бродит в окрестностях Ситки, и надо было приготовиться достойно встретить этих негодяев, если им вздумается напасть на «Красотку».
— Если они явятся к нам, то самое лучшее, чем мы можем их встретить, — сказал Каскабель, — это послать им пулю в грудь.
— А еще лучше — прямо в лоб, — глубокомысленно заявил Гвоздик.
Благодаря торговым сношениям Ситки с Колумбией и разными портами Тихого океана, обитатели «Красотки» имели возможность приобрести все необходимое для далекого путешествия по пустынной местности, и притом сравнительно недорого.
Наконец, все приготовления были закончены, и отъезд был назначен на 26 июня. Спешить было ни к чему, потому что, пока Берингов пролив весь не замерзнет, нельзя было и думать о переправе на азиатский берег. Но мало ли что могло задержать путешественников в дороге, да и лучше было приехать раньше в порт Кларенс, на берег пролива, чтобы там дождаться благоприятного времени.
Что же делала в это время Кайета? Она усердно помогала Корнелии в ее хлопотах. А та привязалась к ней, как к дочери, и полюбила ее не меньше, чем Наполеону. Да и все полюбили кроткую девушку. Кайета чувствовала себя наверху блаженства. Она не могла и мечтать о таком счастье в палатках своего кочующего племени.
Но час разлуки близился. Девушка направлялась в Ситку, чтобы поступить в услужение. Теперь она прибыла туда, и ей надо было искать себе место.
— А все-таки, — говорил иногда Каскабель, — а все-таки мне кажется, что из нашей перепелочки, — он так называл ее, — вышла бы прелестная танцовщица, да, пожалуй, еще и превосходная наездница. Я уверен, что она будет сидеть на лошади, как настоящий центавр. [41]
Каскабель не шутя воображал, что центавры были отличными наездниками, и было бы напрасным трудом разубеждать его в этом.
Сергей Васильевич замечал, что Жан Каскабель при этих разговорах неодобрительно покачивал головой, видимо, не разделяя акробатических стремлений своего отца.
Все очень беспокоились о том, какое существование ждет в Ситке Кайету. Накануне отъезда, вечером, все были очень печальны, как вдруг вошел Сергей Васильевич, держа девушку за руку.
— Друзья мои, — обратился он к Каскабелю и его жене, — до сих пор у меня не было дочери, но с этой минуты Кайета — моя дочь. Она согласилась считать меня своим отцом, и я прошу у вас места для нее в «Красотке».
Крики радости были ответом на эти слова.
— Какой вы хороший человек! — обратился Каскабель к Сергею Васильевичу, протягивая ему руку.
— Что я сделал особенного? — ответил русский. — Разве вы забыли, что для меня сделала Кайета? Я ей обязан жизнью, и вполне естественно, что я заменю ей отца.
— А я буду ей дядей! — подхватил Каскабель. — Вот мы с вами и разделим между собою привязанность нашей перепелочки!
Глава двенадцатая
ОТ СИТКИ ДО ФОРТА ЮКОН
26 июня на рассвете «Красотка» «снялась с якоря и вышла в открытое море», по выражению ее хозяина, любившего морские термины.
Отъезжающих сопровождали лучшие пожелания многочисленных зрителей и друзей, приобретенных за те несколько дней, которые труппа провела у городских ворот.
Ситка окружена была высоким палисадом, и ворота открывались лишь для имеющих разрешение на въезд и выезд.
Это сделано было русской администрацией во избежание наплыва индейцев, которые селятся в окрестностях Ситки.
Хижины индейцев имеют совсем первобытный вид. Низенькая дверь ведет в единственную комнату, по большей части круглую. Освещается она отверстием в потолке, которое служит одновременно и для выхода дыма. Такие хижины составляют нечто вроде предместья Ситки.
После захода солнца ни один индеец не имел права оставаться в городе.
Запрещение это было сделано ввиду постоянных столкновений краснокожих с белыми.
По выезде из Ситки «Красотка» должна была несколько раз переехать на паромах через узкие проливы, пока не достигла наконец твердой земли.
Маршрут был тщательно изучен Сергеем Васильевичем и Жаном по новым картам большого масштаба, приобретенным в Ситке. Кайета, хорошо знавшая страну, дала со своей стороны несколько ценных указаний. Умная девушка быстро научилась разбирать карту и поняла ее значение.
На общем совете было решено, что «Красотка» будет двигаться по берегу реки Юкон. Надо было достигнуть сначала форта Юкон, а затем ехать долиной реки того же названия, так как дорога вдоль морского побережья довольно тяжела вследствие гористости местности.
Скоро скалистые берега скрылись из глаз, и только вершина горы св. Ильи виднелась еще несколько дней на горизонте.
Чтобы не переутомлять лошадей, установили точные часы пути и отдыха. Было бы большим несчастьем, если бы хоть одна из них пала, так как старые Вермут и Гладиатор до сих пор дружно везли тяжелую повозку.
В шесть часов утра трогались в дорогу, с двенадцати до двух делали привал для обеда, затем до шести часов продолжали путь, а в шесть часов останавливались на ночлег. Таким образом в день проезжали от пяти до шести миль.
Если бы даже пришлось ехать и ночью, то это было бы очень легко, так как, по выражению Каскабеля, «на Аляске солнце не залеживается в постели».
— Не успеет лечь, как сейчас же и встает, — говорил он. — Светит по двадцать три часа в сутки, и за это не требует даже приплаты.
Действительно, время близилось к летнему солнцестоянию, когда в северных широтах солнце заходит в одиннадцать часов сорок четыре минуты вечера, а восходит в четверть первого. Таким образом солнечный диск скрывается за горизонтом всего на тридцать две минуты.
В эти полчаса заря еще не успевает померкнуть, как начинается рассвет.
Было очень жарко и даже иногда душно, так что из предосторожности приходилось в самые жаркие часы останавливаться на отдых. Кто бы мог поверить, что на границе полярного крута бывает такая жара? Но это было так.
Корнелия часто жаловалась на зной и духоту.
— Скоро вы пожалеете об этом времени, — сказал ей раз Сергей Васильевич.
— Я пожалею о такой жаре?.. Никогда!..
— Это правда, мама, — прибавил Жан, — ведь по ту сторону Берингова пролива нас ждет в Сибири сильная стужа.
— Да, но хорошо разведенный огонь поможет нам бороться с холодом, — вмешался Каскабель.
— Совершенно верно, мой друг, но не забудьте, что морозы будут стоять несколько месяцев.
Наконец, 3 июля, «Красотка» выбралась из каменистой местности на широкую равнину, на которой кое-где виднелись леса.
В этот день «Красотке» пришлось обогнуть небольшое озеро, по имени Диз, из которого вытекает река Льюис, один из главных притоков Юкона.
Кайета узнала реку.
— Это Каргут, — сказала она, — то есть «маленькая речка», которая несет свои воды большому Юкону.
Дорогой артисты не теряли времени и не переставали упражняться в развитии и укреплении своих мускулов, гибкости членов и ловкости рук. Днем было слишком жарко, но зато вечером лагерь превращался в арену. Единственные зрители, Сергей Васильевич и Кайета, аплодировали артистам от души.
Супруги Каскабель поднимали тяжести, жонглировали гирями, Сандр изощрялся, изображая гуттаперчевого мальчика; Наполеона смело ходила по натянутому канату или грациозно порхала, танцуя; Гвоздик буквально вылезал из кожи, стараясь насмешить воображаемую публику.
Жан, подчиняясь требованию своего отца, жонглировал, хотя и неохотно, с изумительной ловкостью стаканами, шарами, ножами, кольцами, палками и т. п. Он предпочел бы не отрываться от книг или учить Кайету французскому языку.
Одному был рад Жан: что его отец отказался от мысли сделать из Кайеты цирковую артистку. С тех пор, как Кайета была удочерена Сергеем Васильевичем, человеком состоятельным и образованным, будущее ее было обеспечено. Но как ни радовался этому юноша, все-таки сердце его сжималось при мысли, что, приехав к Берингову проливу, Кайета их покинет. А если бы из нее сделали балерину, то она могла бы остаться в труппе.
Он радовался, что ей выпадает лучшая доля. Разве у него самого не было страстного желания изменить свое положение? Он чувствовал, что не создан для профессии балаганного артиста, и не раз невольно краснел, когда восхищенная публика неистово аплодировала его ловкости и искусству.
Однажды вечером, прогуливаясь с Сергеем Васильевичем, он откровенно высказал все, что у него было в мыслях. Он сознался, что ему хотелось бы занять в обществе более серьезное положение, чем положение комедианта… Но как это сделать? Возможно, что со временем, после долгих скитаний, его родителям удастся скопить небольшие средства к жизни, но тогда для него будет уже слишком поздно учиться чему-либо, что дало бы ему возможность избрать себе другой жизненный путь.
— Я нисколько не краснею за своих родителей, — прибавил он. — Нет, я не могу быть настолько неблагодарным. Все, что было в их силах, они сделали для меня. Они очень хорошие люди. Но я чувствую, что из меня могло бы выйти что-нибудь лучше, чем циркач.
— Я вполне понимаю тебя, мой друг, — отвечал ему Сергей Васильевич, — но я должен тебе сказать, что никакое ремесло не может быть позорным, если только честно относиться к своим обязанностям. Подумай хорошенько и скажи сам, знаешь ли ты кого-нибудь на свете, кто был бы так же честен, как твои родители?
— Нет, не знаю.
— Мой совет тебе: уважай их так, как уважаю их я. Это хорошо, что ты хочешь уйти из той среды, куда тебя бросили обстоятельства, но как знать, что ожидает тебя в будущем? Не теряй мужества и рассчитывай на меня. Я никогда не забуду того, что сделала для меня твоя семья, никогда! Возможно, что придет время, когда я буду иметь возможность сделать что-нибудь для вас.
Пока Сергей Васильевич говорил так, Жан наблюдал за ним и заметил, как затуманился взор его и как сразу голос его дрогнул. Казалось, он вспомнил о чем-то, что его опечалило…
Наступила минута молчания.
Жан обождал немного, думая, что Сергей Васильевич будет продолжать говорить, затем обратился к нему со следующими словами:
— Отчего бы вам не поехать с нами и дальше, из порта Кларенс, месье Серж? Ведь все равно вы хотите вернуться в Россию к вашему отцу?..
— Это невозможно, Жан. Я не окончил своих исследований в Западной Америке.
— А Кайета будет с вами? — спросил юноша нерешительно.
Это было сказано таким печальным тоном, что Сергей Васильевич был глубоко растроган.
— Конечно, раз я решил заботиться о ней.
— Вы возьмете ее с собой и тогда, когда вернетесь к себе домой?
Отъезжающих сопровождали лучшие пожелания многочисленных зрителей и друзей, приобретенных за те несколько дней, которые труппа провела у городских ворот.
Ситка окружена была высоким палисадом, и ворота открывались лишь для имеющих разрешение на въезд и выезд.
Это сделано было русской администрацией во избежание наплыва индейцев, которые селятся в окрестностях Ситки.
Хижины индейцев имеют совсем первобытный вид. Низенькая дверь ведет в единственную комнату, по большей части круглую. Освещается она отверстием в потолке, которое служит одновременно и для выхода дыма. Такие хижины составляют нечто вроде предместья Ситки.
После захода солнца ни один индеец не имел права оставаться в городе.
Запрещение это было сделано ввиду постоянных столкновений краснокожих с белыми.
По выезде из Ситки «Красотка» должна была несколько раз переехать на паромах через узкие проливы, пока не достигла наконец твердой земли.
Маршрут был тщательно изучен Сергеем Васильевичем и Жаном по новым картам большого масштаба, приобретенным в Ситке. Кайета, хорошо знавшая страну, дала со своей стороны несколько ценных указаний. Умная девушка быстро научилась разбирать карту и поняла ее значение.
На общем совете было решено, что «Красотка» будет двигаться по берегу реки Юкон. Надо было достигнуть сначала форта Юкон, а затем ехать долиной реки того же названия, так как дорога вдоль морского побережья довольно тяжела вследствие гористости местности.
Скоро скалистые берега скрылись из глаз, и только вершина горы св. Ильи виднелась еще несколько дней на горизонте.
Чтобы не переутомлять лошадей, установили точные часы пути и отдыха. Было бы большим несчастьем, если бы хоть одна из них пала, так как старые Вермут и Гладиатор до сих пор дружно везли тяжелую повозку.
В шесть часов утра трогались в дорогу, с двенадцати до двух делали привал для обеда, затем до шести часов продолжали путь, а в шесть часов останавливались на ночлег. Таким образом в день проезжали от пяти до шести миль.
Если бы даже пришлось ехать и ночью, то это было бы очень легко, так как, по выражению Каскабеля, «на Аляске солнце не залеживается в постели».
— Не успеет лечь, как сейчас же и встает, — говорил он. — Светит по двадцать три часа в сутки, и за это не требует даже приплаты.
Действительно, время близилось к летнему солнцестоянию, когда в северных широтах солнце заходит в одиннадцать часов сорок четыре минуты вечера, а восходит в четверть первого. Таким образом солнечный диск скрывается за горизонтом всего на тридцать две минуты.
В эти полчаса заря еще не успевает померкнуть, как начинается рассвет.
Было очень жарко и даже иногда душно, так что из предосторожности приходилось в самые жаркие часы останавливаться на отдых. Кто бы мог поверить, что на границе полярного крута бывает такая жара? Но это было так.
Корнелия часто жаловалась на зной и духоту.
— Скоро вы пожалеете об этом времени, — сказал ей раз Сергей Васильевич.
— Я пожалею о такой жаре?.. Никогда!..
— Это правда, мама, — прибавил Жан, — ведь по ту сторону Берингова пролива нас ждет в Сибири сильная стужа.
— Да, но хорошо разведенный огонь поможет нам бороться с холодом, — вмешался Каскабель.
— Совершенно верно, мой друг, но не забудьте, что морозы будут стоять несколько месяцев.
Наконец, 3 июля, «Красотка» выбралась из каменистой местности на широкую равнину, на которой кое-где виднелись леса.
В этот день «Красотке» пришлось обогнуть небольшое озеро, по имени Диз, из которого вытекает река Льюис, один из главных притоков Юкона.
Кайета узнала реку.
— Это Каргут, — сказала она, — то есть «маленькая речка», которая несет свои воды большому Юкону.
Дорогой артисты не теряли времени и не переставали упражняться в развитии и укреплении своих мускулов, гибкости членов и ловкости рук. Днем было слишком жарко, но зато вечером лагерь превращался в арену. Единственные зрители, Сергей Васильевич и Кайета, аплодировали артистам от души.
Супруги Каскабель поднимали тяжести, жонглировали гирями, Сандр изощрялся, изображая гуттаперчевого мальчика; Наполеона смело ходила по натянутому канату или грациозно порхала, танцуя; Гвоздик буквально вылезал из кожи, стараясь насмешить воображаемую публику.
Жан, подчиняясь требованию своего отца, жонглировал, хотя и неохотно, с изумительной ловкостью стаканами, шарами, ножами, кольцами, палками и т. п. Он предпочел бы не отрываться от книг или учить Кайету французскому языку.
Одному был рад Жан: что его отец отказался от мысли сделать из Кайеты цирковую артистку. С тех пор, как Кайета была удочерена Сергеем Васильевичем, человеком состоятельным и образованным, будущее ее было обеспечено. Но как ни радовался этому юноша, все-таки сердце его сжималось при мысли, что, приехав к Берингову проливу, Кайета их покинет. А если бы из нее сделали балерину, то она могла бы остаться в труппе.
Он радовался, что ей выпадает лучшая доля. Разве у него самого не было страстного желания изменить свое положение? Он чувствовал, что не создан для профессии балаганного артиста, и не раз невольно краснел, когда восхищенная публика неистово аплодировала его ловкости и искусству.
Однажды вечером, прогуливаясь с Сергеем Васильевичем, он откровенно высказал все, что у него было в мыслях. Он сознался, что ему хотелось бы занять в обществе более серьезное положение, чем положение комедианта… Но как это сделать? Возможно, что со временем, после долгих скитаний, его родителям удастся скопить небольшие средства к жизни, но тогда для него будет уже слишком поздно учиться чему-либо, что дало бы ему возможность избрать себе другой жизненный путь.
— Я нисколько не краснею за своих родителей, — прибавил он. — Нет, я не могу быть настолько неблагодарным. Все, что было в их силах, они сделали для меня. Они очень хорошие люди. Но я чувствую, что из меня могло бы выйти что-нибудь лучше, чем циркач.
— Я вполне понимаю тебя, мой друг, — отвечал ему Сергей Васильевич, — но я должен тебе сказать, что никакое ремесло не может быть позорным, если только честно относиться к своим обязанностям. Подумай хорошенько и скажи сам, знаешь ли ты кого-нибудь на свете, кто был бы так же честен, как твои родители?
— Нет, не знаю.
— Мой совет тебе: уважай их так, как уважаю их я. Это хорошо, что ты хочешь уйти из той среды, куда тебя бросили обстоятельства, но как знать, что ожидает тебя в будущем? Не теряй мужества и рассчитывай на меня. Я никогда не забуду того, что сделала для меня твоя семья, никогда! Возможно, что придет время, когда я буду иметь возможность сделать что-нибудь для вас.
Пока Сергей Васильевич говорил так, Жан наблюдал за ним и заметил, как затуманился взор его и как сразу голос его дрогнул. Казалось, он вспомнил о чем-то, что его опечалило…
Наступила минута молчания.
Жан обождал немного, думая, что Сергей Васильевич будет продолжать говорить, затем обратился к нему со следующими словами:
— Отчего бы вам не поехать с нами и дальше, из порта Кларенс, месье Серж? Ведь все равно вы хотите вернуться в Россию к вашему отцу?..
— Это невозможно, Жан. Я не окончил своих исследований в Западной Америке.
— А Кайета будет с вами? — спросил юноша нерешительно.
Это было сказано таким печальным тоном, что Сергей Васильевич был глубоко растроган.
— Конечно, раз я решил заботиться о ней.
— Вы возьмете ее с собой и тогда, когда вернетесь к себе домой?