Страница:
— Какого же племени?
— Одного из тех, которые бродят на севере и западе континента. Мне безразлично, начинать ли с той или другой стороны света, а потому я испрашиваю вашего разрешения следовать с вашим караваном до встречи с индасами.
— Охотно разрешаю, мистер Мерит, — отвечала Долли, — и я сейчас распоряжусь, чтобы достали, если можно, двух добавочных верблюдов.
— Одного будет достаточно, сударыня, для моего слуги и для меня, тем более что я намереваюсь ехать на этом животном, а Джин Ги удовольствуется тем, что пойдет пешком.
— Вам известно, что мы выступаем завтра?
— Завтра? Хорошо!.. Я не задержу вас, миссис Брэникен. Но условимся, что я не буду заниматься ничем, что может касаться поисков капитана Джона. Это дело ваше, я же ищу только мою шляпу.
Джоз Мерит после этого откланялся, заявив, что столь интеллигентная, энергичная и благородная женщина заслуживает того, чтобы отыскать мужа, как и сам он заслуживал сокровища, приобретение которого украсит его коллекцию исторических шляп.
Джину Ги пришлось спешно собрать те немногие вещи, которые удалось спасти после встречи с овцами. Что же касается верблюда, которым должен был пользоваться джентльмен, то Флинту удалось достать его, за что он и удостоился услышать слова: «Хорошо!.. О, очень хорошо!» — от крайне признательного ему Мерита.
На следующий день, 26 октября, дан был сигнал к отправлению. Том Марикс и Годфрей ехали впереди. Долли и Джейн занимали свои места в палатке, имея Заха Френа с одной, а Лена Боркера — с другой стороны. Затем величественно выступал Джоз Мерит, восседавший между двумя горбами своего верблюда, в сопровождении Джина Ги. Замыкали шествие остальные вьючные верблюды и негры охранной стражи.
Оставив с правой стороны Оверлэндскую телеграфную линию, так же как и станцию Алис-Спрингс, экспедиция в шесть часов утра скрылась за одним из выступающих отрогов горной цепи Мак-Доннель-Рэн-жес. Жара в октябре в Австралии очень сильная. И потому Том Марикс советовал передвигаться лишь в продолжение первых дневных часов, от четырех до девяти утра, и после полудня от четырех до восьми часов вечера. Даже ночи стояли очень душные, и необходимы были более продолжительные остановки, пока караван не привыкнет ко всем тяготам путешествия.
Это еще не была пустыня с ее бесплодными, бесконечными равнинами, совершенно высохшими ручьями, колодцами с горьковато-соленой водой, а то и совсем иссякшими. У подошвы гор пролегала та местность, куда врезаются отроги горных цепей Мак-Доннеля и Стрэнгуэйс-Рэнжес и по которой протянута телеграфная линия.
Караван вынужден был, однако, оставить это направление, чтобы податься на запад, почти по параллели, которая сходится с тропиком Козерога. Джильс придерживался в 1872 году почти того же пути; направление, взятое Стюартом, пересекало его на расстоянии 25 миль к северу от станции Алис-Спрингс.
Верблюды медленно передвигались по этой сильно изрезанной местности, которую лишь кое-где орошали редкие ручейки. Это давало возможность людям находить проточную, свежую воду под сенью деревьев; животные также пользовались водопоем, чтобы утолять жажду на несколько часов.
Следуя по редкой опушке этих кустарников, охотникам удалось убить несколько кроликов. Как известно, кролики в Австралии играют ту же роль, что саранча в Африке. Эти плодовитые грызуны, если своевременно не будет обращено на них должного внимания, перегрызут решительно все. Персонал каравана относился к ним до того времени с некоторым пренебрежением, так как достаточно было настоящей дичи. Всегда можно будет воспользоваться этим пресным мясом, когда будет ощущаться недостаток в зайцах, куропатках, дрофах, диких утках, голубях и иной крупной и мелкой дичи. Но в этой пограничной местности приходилось довольствоваться тем, что попадалось, то есть кроликами, которых здесь было множество.
Вечером 31 октября Годфрей, Джоз Мерит и Зах Френ собрались вместе, и разговор зашел об этих представителях отряда грызунов, уничтожение которых просто необходимо.
На вопрос Годфрея, всегда ли водились кролики в Австралии, Том Марик-с объяснил ему:
— Нет, любезный друг. Они ввезены сюда только тридцать лет тому назад. Хороший подарок сделали нам, нечего сказать! Эти зверьки настолько расплодились, что совершенно разоряют наши поля. В некоторых округах их так много, что нельзя заниматься скотоводством. Все поля сплошь в норках, как решето, а трава съедена до корня. Это настоящее разорение, и я склонен думать, что не колонисты съедят кроликов, а кролики сожрут колонистов.
— Но разве не прибегали к более энергичным средствам, чтобы избавиться от них? — спросил Зах Френ.
— Средства-то употреблялись всякие, но они не достигали цели, — отвечал Том Марикс, — количество их увеличивается, вместо того чтобы уменьшаться. Я знаю одного землевладельца, которому пришлось израсходовать сорок тысяч фунтов стерлингов на уничтожение кроликов, разорявших его поместье. Правительство назначило премию за каждого убитого кролика, как в Индии за голову тигра и змеи. Но что ни делают, тут, как на гидре, головы вырастают снова и в большем числе, по мере того как их сносят.
Прибегали к стрихнину: подохли сотни тысяч кроликов, но это едва не вызвало чумы в стране. Никакие меры не помогли.
— Мне пришлось слышать, — сказал Годфрей, — что один французский ученый, Пастер, предложил уничтожать этих грызунов, прививая им куриную холеру. Правда ли это?
— Да, быть может, эта мера окажется действенной. Но следовало испытать ее, а это не было сделано, хотя для того назначена специальная премия в двадцать тысяч фунтов стерлингов. Все это привело к тому, что Квинсленд и Новый Южный Уэльс соорудили заборы на протяжении восьмисот миль, чтобы оградить восточную часть континента от нашествия кроликов. Это истинное бедствие.
— Настоящее бедствие! — подтвердил Джоз Meрит. — Совсем как желтая раса, которая кончит тем, что завоюет всю вселенную. Китайцы — кролики будущего!
К счастью, Джина Ги не было поблизости, иначе он не преминул бы выразить протест на такое обидное для обитателей Поднебесной империи сравнение; по крайней мере он ограничился бы тем, что пожал плечами, смеясь характерным, свойственным его расе смехом.
— Итак, — сказал Зах Френ, — австралийцы отказываются продолжать борьбу?
— А как же им бороться? — спросил, в свою очередь, Том Марикс.
— Я думаю, существует верное средство уничтожить кроликов, — сказал Джоз Мерит.
— Какое? — спросил Годфрей.
— Надо исходатайствовать у английского парламента следующий закон: в Соединенном королевстве и зависящих от него колониях разрешается носить лишь касторовые шляпы. А так как касторовые шляпы не что иное, как шляпы, выделанные из кроличьих шкурок, то… хорошо! О! Очень хороню!
Этим выражением Джоз Мерит и закончил свою фразу.
Как бы то ни было, но пока парламент не издал этого закона, оставалось лишь питаться убитыми по пути кроликами. Имея в виду, что хоть таким путем несколько уменьшится их количество в Австралии, участники экспедиции усердно охотились за ними.
Что касается остальных животных, то их нельзя было употреблять в пищу; замечены были некоторые экземпляры млекопитающих, весьма интересные для естествоиспытателей, совершенно особой породы. Один из них принадлежал к семейству ехидн, с трубчатыми губами и иглами на теле, как у ежа; главная пища его — насекомые, которых он хватает с помощью нитевидного языка, выставляемого наружу из норы. Другой экземпляр был утконос, с челюстями утки, рыжевато-коричневым волосом на тощем теле в фут длиной. Самки этих двух пород отличаются той особенностью, что кладут яйца, но кормят вылупляющихся из яиц детенышей молоком.
Однажды Годфрей проследил и подстрелил одного «ярри», род очень дикого кенгуру; раненный, он укрылся в ближайшей чаще. Юнга не очень сокрушался об этом, так как, по объяснению Тома Марикса, это млекопитающее интересно лишь потому, что охота на него очень затруднительна, а вовсе не по вкусу своего мяса. То же самое повторилось с одним «бунгари» — большим животным, которое крадется между высокими ветками деревьев, цепляясь своими кошачьими когтями и балансируя длинным хвостом. Это ночное животное так ловко прячется среди веток, что его там весьма трудно разыскать.
Том Марикс заметил между прочим, что бунгари очень вкусная дичь, которую предпочитают кенгуру, в особенности если изжарена она на угольях. Очевидно было, однако, что по мере удаления на запад каравану предстояло рассчитывать исключительно лишь на собственный запас провизии.
Несмотря на изрезанность местности, Тому Мариксу удавалось пока выдерживать в среднем переходы от 12 до 14 миль в сутки, то есть не нарушать тех средних величин, на которых основан был весь расчет экспедиции. Зной был уже очень силен, от 30° до 35° в тени; путники, однако, выдерживали его. Правда, в продолжение дня встречались еще кое-где купы деревьев, под сенью которых можно было разбивать лагерь, тем более что не было еще недостатка в воде, хотя уровень ее в ручейках значительно уже понизился. Ежедневные привалы от девяти часов утра до четырех пополудни достаточно восстанавливали силы людей и животных.
Местность была необитаемая. Последние поселения остались позади. Не видно было ни паддоксов, ни огороженных пространств, ни многочисленных овечьих стад, которые не могли найти здесь достаточного количества подножного корма, среди короткой и спаленной солнцем травы. Изредка встречались лишь одиночные туземцы, направлявшиеся к станциям Оверлэндской линии.
Седьмого ноября, направившись после полудня на разведку, Годфрей по возвращении в лагерь сообщил о том, что видел какого-то человека на лошади. Всадник этот следовал по узкой тропинке у гранитного подножия кряжа Мак-Доннель. Заметив караван, всадник пришпорил коня и вскоре подъехал к нему. Персонал каравана только что закончил приготовления к привалу у двух или трех тощих эвкалиптов, не дававших почти никакой тени. Там же извивался маленький ручеек, поддерживаемый ключами центральной горной цепи, но вода в нем вся была высосана корнями эвкалиптов.
Годфрей подвел этого человека к миссис Брэникен. Она велела прежде всего поднести ему стакан виски. Это был австралиец, белый, в возрасте приблизительно тридцати пяти лет, один из тамошних наездников, привычных к дождю, который стекает с их лоснящегося лица, как с вощеной клеенки, привычных к солнцу, которое не действует на их совершенно опаленную кожу. По служебному положению человек этот был развозчиком писем и телеграмм; он исполнял свои служебные обязанности весьма усердно, сохраняя неизменно хорошее расположение духа, перемещаясь по провинции, развозя письма и новости от одной станции к другой, от одной деревни до другой. Он возвращался теперь из Эму-Спрингс, поста, расположенного на южном склоне кряжа Блюфф, проехав по той местности, которая тянется вплоть до массива Мак-Доннель. Этого курьера можно было бы отнести к симпатичному типу французских почтальонов. Терпеливо перенося голод и жажду, уверенный в том, что везде будет желанным посетителем, даже и в том случае, если в сумке его не найдется ни одного письма для вручения, решительный, храбрый, сильный, с револьвером за поясом, с ружьем через плечо, верхом на коне, он путешествовал днем и ночью, не опасаясь лихих встреч.
Миссис Брэникен с удовольствием беседовала с ним, расспрашивала его о племенах туземцев, с которыми ему приходилось иметь дело.
Славный малый отвечал на все вопросы охотно и просто. Ему пришлось, как и всем, слышать о катастрофе с «Франклином»; тем не менее ему неизвестно было, что из Аделаиды выступила экспедиция, организованная миссис Брэникен для исследования центральных местностей Австралийского материка. Миссис Брэникен сообщила ему также и о том, что на основании указаний Гарри Фельтона капитан Джон уже девять лет содержался в плену у одного из племен индасов.
— Не приходилось ли вам при ваших разъездах иметь сношения с туземцами этого племени? — спросила она его.
— Нет, сударыня, хотя индасы эти иногда и приближались к земле Александра и мне приходилось часто слышать о них.
— Быть может, вы в состоянии указать нам, где они теперь находятся? — спросил Зах Френ.
— Это трудно сказать по отношению к кочевникам. В продолжение одного сезона они здесь, а на следующий уже в ином месте.
— Где же были они в последний раз? — повторила вопрос миссис Брэникен, настаивавшая на более точном ответе.
— Эти индасы бродили полгода тому назад в северо-восточной Австралии, по течению реки Фицрой. Племена земли Тасмана посещают преимущественно эти местности. Но знаете ли вы, что для того, чтобы попасть в эти местности, необходимо пройти по пустыням, и не мне, конечно, предупреждать вас о том, каким опасностям придется подвергаться. Впрочем, можно всего достигнуть при храбрости и энергии. А потому вооружитесь тем и другим, миссис Брэникен. Желаю вам счастливого пути.
Курьер выпил еще один стакан виски и с признательностью принял несколько коробок консервов, которые опущены были им в седельный вьюк. Сев на своего коня, он скрылся, обогнув последнюю гору Мак-Доннель.
Два дня спустя караван, оставив позади крайние отроги этой горной цепи, в которой возвышается гора Либиха, очутился наконец на границе пустыни, на расстоянии ста тридцати миль к северо-западу от станции Алис-Спрингс.
Глава девятая. ДНЕВНИК МИССИС БРЭНИКЕН
— Одного из тех, которые бродят на севере и западе континента. Мне безразлично, начинать ли с той или другой стороны света, а потому я испрашиваю вашего разрешения следовать с вашим караваном до встречи с индасами.
— Охотно разрешаю, мистер Мерит, — отвечала Долли, — и я сейчас распоряжусь, чтобы достали, если можно, двух добавочных верблюдов.
— Одного будет достаточно, сударыня, для моего слуги и для меня, тем более что я намереваюсь ехать на этом животном, а Джин Ги удовольствуется тем, что пойдет пешком.
— Вам известно, что мы выступаем завтра?
— Завтра? Хорошо!.. Я не задержу вас, миссис Брэникен. Но условимся, что я не буду заниматься ничем, что может касаться поисков капитана Джона. Это дело ваше, я же ищу только мою шляпу.
Джоз Мерит после этого откланялся, заявив, что столь интеллигентная, энергичная и благородная женщина заслуживает того, чтобы отыскать мужа, как и сам он заслуживал сокровища, приобретение которого украсит его коллекцию исторических шляп.
Джину Ги пришлось спешно собрать те немногие вещи, которые удалось спасти после встречи с овцами. Что же касается верблюда, которым должен был пользоваться джентльмен, то Флинту удалось достать его, за что он и удостоился услышать слова: «Хорошо!.. О, очень хорошо!» — от крайне признательного ему Мерита.
На следующий день, 26 октября, дан был сигнал к отправлению. Том Марикс и Годфрей ехали впереди. Долли и Джейн занимали свои места в палатке, имея Заха Френа с одной, а Лена Боркера — с другой стороны. Затем величественно выступал Джоз Мерит, восседавший между двумя горбами своего верблюда, в сопровождении Джина Ги. Замыкали шествие остальные вьючные верблюды и негры охранной стражи.
Оставив с правой стороны Оверлэндскую телеграфную линию, так же как и станцию Алис-Спрингс, экспедиция в шесть часов утра скрылась за одним из выступающих отрогов горной цепи Мак-Доннель-Рэн-жес. Жара в октябре в Австралии очень сильная. И потому Том Марикс советовал передвигаться лишь в продолжение первых дневных часов, от четырех до девяти утра, и после полудня от четырех до восьми часов вечера. Даже ночи стояли очень душные, и необходимы были более продолжительные остановки, пока караван не привыкнет ко всем тяготам путешествия.
Это еще не была пустыня с ее бесплодными, бесконечными равнинами, совершенно высохшими ручьями, колодцами с горьковато-соленой водой, а то и совсем иссякшими. У подошвы гор пролегала та местность, куда врезаются отроги горных цепей Мак-Доннеля и Стрэнгуэйс-Рэнжес и по которой протянута телеграфная линия.
Караван вынужден был, однако, оставить это направление, чтобы податься на запад, почти по параллели, которая сходится с тропиком Козерога. Джильс придерживался в 1872 году почти того же пути; направление, взятое Стюартом, пересекало его на расстоянии 25 миль к северу от станции Алис-Спрингс.
Верблюды медленно передвигались по этой сильно изрезанной местности, которую лишь кое-где орошали редкие ручейки. Это давало возможность людям находить проточную, свежую воду под сенью деревьев; животные также пользовались водопоем, чтобы утолять жажду на несколько часов.
Следуя по редкой опушке этих кустарников, охотникам удалось убить несколько кроликов. Как известно, кролики в Австралии играют ту же роль, что саранча в Африке. Эти плодовитые грызуны, если своевременно не будет обращено на них должного внимания, перегрызут решительно все. Персонал каравана относился к ним до того времени с некоторым пренебрежением, так как достаточно было настоящей дичи. Всегда можно будет воспользоваться этим пресным мясом, когда будет ощущаться недостаток в зайцах, куропатках, дрофах, диких утках, голубях и иной крупной и мелкой дичи. Но в этой пограничной местности приходилось довольствоваться тем, что попадалось, то есть кроликами, которых здесь было множество.
Вечером 31 октября Годфрей, Джоз Мерит и Зах Френ собрались вместе, и разговор зашел об этих представителях отряда грызунов, уничтожение которых просто необходимо.
На вопрос Годфрея, всегда ли водились кролики в Австралии, Том Марик-с объяснил ему:
— Нет, любезный друг. Они ввезены сюда только тридцать лет тому назад. Хороший подарок сделали нам, нечего сказать! Эти зверьки настолько расплодились, что совершенно разоряют наши поля. В некоторых округах их так много, что нельзя заниматься скотоводством. Все поля сплошь в норках, как решето, а трава съедена до корня. Это настоящее разорение, и я склонен думать, что не колонисты съедят кроликов, а кролики сожрут колонистов.
— Но разве не прибегали к более энергичным средствам, чтобы избавиться от них? — спросил Зах Френ.
— Средства-то употреблялись всякие, но они не достигали цели, — отвечал Том Марикс, — количество их увеличивается, вместо того чтобы уменьшаться. Я знаю одного землевладельца, которому пришлось израсходовать сорок тысяч фунтов стерлингов на уничтожение кроликов, разорявших его поместье. Правительство назначило премию за каждого убитого кролика, как в Индии за голову тигра и змеи. Но что ни делают, тут, как на гидре, головы вырастают снова и в большем числе, по мере того как их сносят.
Прибегали к стрихнину: подохли сотни тысяч кроликов, но это едва не вызвало чумы в стране. Никакие меры не помогли.
— Мне пришлось слышать, — сказал Годфрей, — что один французский ученый, Пастер, предложил уничтожать этих грызунов, прививая им куриную холеру. Правда ли это?
— Да, быть может, эта мера окажется действенной. Но следовало испытать ее, а это не было сделано, хотя для того назначена специальная премия в двадцать тысяч фунтов стерлингов. Все это привело к тому, что Квинсленд и Новый Южный Уэльс соорудили заборы на протяжении восьмисот миль, чтобы оградить восточную часть континента от нашествия кроликов. Это истинное бедствие.
— Настоящее бедствие! — подтвердил Джоз Meрит. — Совсем как желтая раса, которая кончит тем, что завоюет всю вселенную. Китайцы — кролики будущего!
К счастью, Джина Ги не было поблизости, иначе он не преминул бы выразить протест на такое обидное для обитателей Поднебесной империи сравнение; по крайней мере он ограничился бы тем, что пожал плечами, смеясь характерным, свойственным его расе смехом.
— Итак, — сказал Зах Френ, — австралийцы отказываются продолжать борьбу?
— А как же им бороться? — спросил, в свою очередь, Том Марикс.
— Я думаю, существует верное средство уничтожить кроликов, — сказал Джоз Мерит.
— Какое? — спросил Годфрей.
— Надо исходатайствовать у английского парламента следующий закон: в Соединенном королевстве и зависящих от него колониях разрешается носить лишь касторовые шляпы. А так как касторовые шляпы не что иное, как шляпы, выделанные из кроличьих шкурок, то… хорошо! О! Очень хороню!
Этим выражением Джоз Мерит и закончил свою фразу.
Как бы то ни было, но пока парламент не издал этого закона, оставалось лишь питаться убитыми по пути кроликами. Имея в виду, что хоть таким путем несколько уменьшится их количество в Австралии, участники экспедиции усердно охотились за ними.
Что касается остальных животных, то их нельзя было употреблять в пищу; замечены были некоторые экземпляры млекопитающих, весьма интересные для естествоиспытателей, совершенно особой породы. Один из них принадлежал к семейству ехидн, с трубчатыми губами и иглами на теле, как у ежа; главная пища его — насекомые, которых он хватает с помощью нитевидного языка, выставляемого наружу из норы. Другой экземпляр был утконос, с челюстями утки, рыжевато-коричневым волосом на тощем теле в фут длиной. Самки этих двух пород отличаются той особенностью, что кладут яйца, но кормят вылупляющихся из яиц детенышей молоком.
Однажды Годфрей проследил и подстрелил одного «ярри», род очень дикого кенгуру; раненный, он укрылся в ближайшей чаще. Юнга не очень сокрушался об этом, так как, по объяснению Тома Марикса, это млекопитающее интересно лишь потому, что охота на него очень затруднительна, а вовсе не по вкусу своего мяса. То же самое повторилось с одним «бунгари» — большим животным, которое крадется между высокими ветками деревьев, цепляясь своими кошачьими когтями и балансируя длинным хвостом. Это ночное животное так ловко прячется среди веток, что его там весьма трудно разыскать.
Том Марикс заметил между прочим, что бунгари очень вкусная дичь, которую предпочитают кенгуру, в особенности если изжарена она на угольях. Очевидно было, однако, что по мере удаления на запад каравану предстояло рассчитывать исключительно лишь на собственный запас провизии.
Несмотря на изрезанность местности, Тому Мариксу удавалось пока выдерживать в среднем переходы от 12 до 14 миль в сутки, то есть не нарушать тех средних величин, на которых основан был весь расчет экспедиции. Зной был уже очень силен, от 30° до 35° в тени; путники, однако, выдерживали его. Правда, в продолжение дня встречались еще кое-где купы деревьев, под сенью которых можно было разбивать лагерь, тем более что не было еще недостатка в воде, хотя уровень ее в ручейках значительно уже понизился. Ежедневные привалы от девяти часов утра до четырех пополудни достаточно восстанавливали силы людей и животных.
Местность была необитаемая. Последние поселения остались позади. Не видно было ни паддоксов, ни огороженных пространств, ни многочисленных овечьих стад, которые не могли найти здесь достаточного количества подножного корма, среди короткой и спаленной солнцем травы. Изредка встречались лишь одиночные туземцы, направлявшиеся к станциям Оверлэндской линии.
Седьмого ноября, направившись после полудня на разведку, Годфрей по возвращении в лагерь сообщил о том, что видел какого-то человека на лошади. Всадник этот следовал по узкой тропинке у гранитного подножия кряжа Мак-Доннель. Заметив караван, всадник пришпорил коня и вскоре подъехал к нему. Персонал каравана только что закончил приготовления к привалу у двух или трех тощих эвкалиптов, не дававших почти никакой тени. Там же извивался маленький ручеек, поддерживаемый ключами центральной горной цепи, но вода в нем вся была высосана корнями эвкалиптов.
Годфрей подвел этого человека к миссис Брэникен. Она велела прежде всего поднести ему стакан виски. Это был австралиец, белый, в возрасте приблизительно тридцати пяти лет, один из тамошних наездников, привычных к дождю, который стекает с их лоснящегося лица, как с вощеной клеенки, привычных к солнцу, которое не действует на их совершенно опаленную кожу. По служебному положению человек этот был развозчиком писем и телеграмм; он исполнял свои служебные обязанности весьма усердно, сохраняя неизменно хорошее расположение духа, перемещаясь по провинции, развозя письма и новости от одной станции к другой, от одной деревни до другой. Он возвращался теперь из Эму-Спрингс, поста, расположенного на южном склоне кряжа Блюфф, проехав по той местности, которая тянется вплоть до массива Мак-Доннель. Этого курьера можно было бы отнести к симпатичному типу французских почтальонов. Терпеливо перенося голод и жажду, уверенный в том, что везде будет желанным посетителем, даже и в том случае, если в сумке его не найдется ни одного письма для вручения, решительный, храбрый, сильный, с револьвером за поясом, с ружьем через плечо, верхом на коне, он путешествовал днем и ночью, не опасаясь лихих встреч.
Миссис Брэникен с удовольствием беседовала с ним, расспрашивала его о племенах туземцев, с которыми ему приходилось иметь дело.
Славный малый отвечал на все вопросы охотно и просто. Ему пришлось, как и всем, слышать о катастрофе с «Франклином»; тем не менее ему неизвестно было, что из Аделаиды выступила экспедиция, организованная миссис Брэникен для исследования центральных местностей Австралийского материка. Миссис Брэникен сообщила ему также и о том, что на основании указаний Гарри Фельтона капитан Джон уже девять лет содержался в плену у одного из племен индасов.
— Не приходилось ли вам при ваших разъездах иметь сношения с туземцами этого племени? — спросила она его.
— Нет, сударыня, хотя индасы эти иногда и приближались к земле Александра и мне приходилось часто слышать о них.
— Быть может, вы в состоянии указать нам, где они теперь находятся? — спросил Зах Френ.
— Это трудно сказать по отношению к кочевникам. В продолжение одного сезона они здесь, а на следующий уже в ином месте.
— Где же были они в последний раз? — повторила вопрос миссис Брэникен, настаивавшая на более точном ответе.
— Эти индасы бродили полгода тому назад в северо-восточной Австралии, по течению реки Фицрой. Племена земли Тасмана посещают преимущественно эти местности. Но знаете ли вы, что для того, чтобы попасть в эти местности, необходимо пройти по пустыням, и не мне, конечно, предупреждать вас о том, каким опасностям придется подвергаться. Впрочем, можно всего достигнуть при храбрости и энергии. А потому вооружитесь тем и другим, миссис Брэникен. Желаю вам счастливого пути.
Курьер выпил еще один стакан виски и с признательностью принял несколько коробок консервов, которые опущены были им в седельный вьюк. Сев на своего коня, он скрылся, обогнув последнюю гору Мак-Доннель.
Два дня спустя караван, оставив позади крайние отроги этой горной цепи, в которой возвышается гора Либиха, очутился наконец на границе пустыни, на расстоянии ста тридцати миль к северо-западу от станции Алис-Спрингс.
Глава девятая. ДНЕВНИК МИССИС БРЭНИКЕН
При слове «пустыня» невольно рисуется в воображении Сахара, с ее необозримыми равнинами, пересеченными свежими и зеленеющими оазисами. Однако нет ничего общего между центральными местностями Австралийского материка и северными местностями Африки, разве лишь общий недостаток воды в обеих пустынях. «Вода удалилась в тень», — говорят туземцы, и путешественнику приходится бродить от одного колодца к другому. Хотя песок — где в виде дюн, где на поверхности земли в виде толстого слоя, покрывает большую часть Австралийского материка, тем не менее почва не может считаться бесплодной. Кустарники, разукрашенные цветочками, там и сям растительность — камедные деревья, акации и эвкалипты, — все это придает австралийской пустыне не столь унылый вид, какой имеет пустыня Сахара. Деревья, кустарники не носят ни плодов, ни листьев, которые могли бы служить пищей для караванов, а потому приходится брать с собой все необходимое для пропитания, и животная жизнь в этих пустынях изредка лишь проявляется перелетом птиц.
Миссис Брэниквн обстоятельно вела дневник во время экспедиции. Передача некоторых выдержек из этого дневника позволит читателю лучше уяснить себе все подробности этого тяжелого перехода, чем пересказ в форме обыкновенной повести. Вместе с тем это рельефнее обрисует нравственный облик Долли: ее благородную натуру, силу характера, несокрушимую энергию, поддерживавшую ее даже в такую минуту, когда большинство ее спутников совершенно падали духом. Эти выдержки из дневника миссис Брэникен показывают, наконец, на что способна женщина, когда посвящает себя исполнению долга.
10 ноября. — Мы выступили с нашего привала у горы Либиха в четыре часа утра. Курьер дал нам ценные указания. Они соответствуют указаниям бедного Фельтона. Несомненно, надо искать племя индасов на северо-западе, а в особенности по течению реки Фиц-рой. Предстоит пройти около восьмисот миль. Но мы пройдем их! Я пойду, даже если бы я осталась одна и мне предстояло попасть в плен к этому племени. По крайней мере я буду разделять неволю вместе с Джоном. Мы направляемся к северо-западу, придерживаясь маршрута полковника Варбуртона. Маршруты наши почти одинаковы до реки Фицрой. Лишь бы только не пришлось нам испытать тех же затруднений, которые пришлось испытать ему, и лишиться по пути некоторых спутников наших, гибнувших от лишений! К несчастью, обстоятельства складываются для нас менее благоприятно. Полковник Варбуртон выступил из Алис-Спрингс в апреле, что соответствует октябрю в Америке, следовательно, в конце лета, а наш караван выступил в ноябре, то есть в начале лета. Жара чрезвычайная — 33° по Цельсию в тени. А мы можем рассчитывать на тень лишь когда солнце скроется на время за облаком или же когда попадутся нам купы деревьев.
Порядок движения каравана, принятый Томом Ма-риксом, весьма практичен. Совершенно правильное соответствие между продолжительностью переходов и остановок: первый переход — от четырех до восьми часов утра с последующим отдыхом до четырех часов пополудни; второй переход — от четырех часов дня до восьми часов вечера с отдыхом в продолжение всей ночи. Мы избегаем таким образом переходов во время знойных полуденных часов. Но сколько потерянного времени, сколько запозданий! При полном даже отсутствии затруднений мы можем прибыть к берегам Фицроя едва через три месяца. Я весьма довольна деятельностью Тома Марикса. Зах Френ и он — люди решительные, на которых я могу положиться при всяких обстоятельствах. Годфрей пугает меня страстностью своей натуры. Он всегда впереди и часто скрывается из наших глаз. Мне очень трудно удерживать его около себя, хотя этот ребенок любит меня, как будто бы был мой сын. Том Марикс выговаривал ему за его чрезмерную смелость. Надеюсь, он подчинится.
Лен Боркер постоянно в арьергарде и как будто предпочитает общество черных нашему. Он издавна знаком с их вкусами, побуждениями и привычками. Он весьма полезен нам при встречах с туземцами, ибо достаточно владеет их языком, чтобы понять их и быть понятным ими. Хорошо было бы, если бы муж моей бедной Джейн действительно исправился, но я опасаюсь!.. Взгляд глаз его не изменился, по-прежнему неискренний, скользящий.
13 ноября. — Ничего нового не произошло в продолжение этих трех дней. Присутствие Джейн приносит мне много облегчения и утешения.
Какие беседы ведем мы с ней в нашей палатке! Она совершенно разделяет теперь мои убеждения и не сомневается в том, что мы отыщем Джона. Бедная, она всегда в грустном настроении!
Я не спрашиваю ее о прошлом. Мне понятно, что она не может быть совершенно откровенной. Иногда мне кажется, что она собирается сказать что-то… Можно подумать, что Лен Боркер постоянно следит за ней. С приближением его она тотчас же уходит в себя и выражение ее лица меняется. Она боится его! Несомненно, этот человек поработил ее и она последует за ним хоть на край света.
По-видимому, Джейн расположена к Годфрею, однако, когда он приближается к нашей палатке поговорить, она не решается не только говорить с ним, но даже отвечать ему… Она глядит тогда в сторону, понурив голову. Можно подумать, что она страдает в его присутствии.
Мы проходим сегодня, в первый переход наш, по болотистой местности, на которой есть даже несколько луж с почти соленой водой. Том Map икс сообщил нам, что болота эти — остатки прежних озер, когда-то образовавших море вместе с озерами Эйр и Торренс. По счастью, у нас был запас воды, сделанный на последнем привале, и наши верблюды напились вдоволь.
Подобные лагуны встречаются, как оказывается, не только в таких котловинах, но также и на более высоких местах.
Почва влажная, и, проникая в верхний слой песка, ноги верблюдов вытаскивают из него липкую грязь, а иногда случается, что у них из-под ног летят брызги жидкой грязи.
С большими затруднениями прошли мы по этим болотам, которые тянутся на десять миль по направлению к северо-западу.
Мы встречали уже и змей со времени выступления нашего из Аделаиды. Они довольно распространены в Австралии, а в особенности их много на поверхности этих лагун, усеянных мелкой порослью и кустарниками. Одна из этих ядовитых змей, длиной не менее трех футов, коричневого цвета, которая называется Trimesurus ikaheca, укусила одного человека нашей охраны. Том Map икс тотчас же прижег ранку на руке этого человека щепоткой пороха, которую зажег, высыпав на ранку. Человек этот, белый, даже не вскрикнул. Я держала ему руку во время операции. Он поблагодарил меня. Я распорядилась дать ему удвоенную порцию виски. Мы надеемся, что ранка благополучно заживет.
Нужно осторожно продвигаться вперед. Нельзя считать себя убереженным от укуса змей, находясь даже на верблюжьей спине.
Я все опасаюсь какой-нибудь неосторожности Годфрея и дрожу, когда черные кричат: «Виндоха», что означает змея на туземном наречии.
Вечером при разбивке лагеря на ночь двое туземцев снова убили большую змею. Том Марикс утверждает, что если две трети змей, водящихся в Австралии, ядовиты, то среди них только пять видов опасны для человека. Убитая только что змея имеет в длину около двенадцати футов. Это род боа. Наши австралийцы собирались приготовить ее к ужину. Им предоставлена была полная свобода, и они поступили так: вырыв яму в песке, один из них расположил в ней несколько раскаленных на огне камней, на которые положил пахучие листья. Затем отрезали у змеи хвост и голову и положили ее на самое дно ямы, прикрыв теми же листьями, на которые накладываются раскаленные камни. Поверх всего насыпается земля и утрамбовывается ногами, чтобы пар во время жаренья не мог выходить наружу. Мы присутствовали при этой кулинарной операции не без брезгливости; но должны были признать, что когда изжаренная змея была вытащена из этой своеобразной печи, то ее мясо превосходно пахло. Хотя Том Марикс и заверил Джейн и меня, что печень этих змей весьма лакомое блюдо, признавая, однако, само мясо безвкусным, мы все-таки не решились испробовать этого лакомства.
Оно близко напоминает по вкусу самую нежную дичь, например рябчика.
— Рябчики!.. Хорошо!.. О!.. Очень хороню! Очень вкусны рябчики! — воскликнул тогда Джоз Мерит.
Попросив небольшой кусочек печени на пробу, он снова повторил порцию и готов был бы уничтожить всю печень! Такова уж британская бесцеремонность. Что касается Джина Ги, то он не заставил просить себя. Он даже повеселел, съев добрый кусок дымящегося мяса с видом настоящего гурмана.
— Ай, ай! — воскликнул он после этого, глубоко вздохнув. — Будь здесь еще несколько устриц и бутылка вина из Тао-Чина, можно было вообразить себя в Те-Кун-Юан.
При этом Джину Ги угодно было сообщить мне, что это был знаменитый чайный домик «Железный Лук» в Пекине; Подавляя чувство отвращения, Годфрей и Зах Френ тоже попробовали остатки змеи и нашли ее съедобной. Я предпочла поверить им на слово.
Само собой разумеется, что туземцы съели ее всю, до последнего кусочка, вылизав остатки жира.
Ночью сон наш был встревожен страшным воем стада «динго», бродивших неподалеку. «Динго» — австралийский шакал, напоминает собаку и волка. Мех у него желтоватый. К счастью, звери эти удовольствовались тем, что выли, но не нападали на лагерь. При большом числе они были бы опасны.
19 ноября. — Зной все усиливается, ручейки на нашем пути почти высохли. Необходимо раскапывать их дно, чтобы наполнять наши бочонки. Вскоре нам останутся лишь колодцы.
Мне приходится признать совершенно необъяснимую, как бы прирожденную взаимную антипатию между Леном Боркером и Годфреем. Они никогда не говорят друг с другом. Заметно, что они, насколько возможно, взаимно избегают друг друга.
Как-то раз я заговорила об этом с Годфреем.
— Ты не любишь, значит, Лена Боркера? — спросила я его.
— Нет, не люблю, — отвечал он мне, — и не требуйте от меня, чтобы я полюбил его.
— Но он приходится мне родней, — продолжала я. — Он родственник мой, Годфрей, а так как ты любишь меня…
— Я люблю вас, но никогда не буду любить его. Дорогой Годфрей, какая ттайная причина заставляет его говорить так?
27 ноября. — Сегодня расстилаются перед нами широкие пространства, унылые степи, покрытые колючкой, справедливо названной травой-дикобразом. Приходится пробираться между пучками травы, высотой иногда в пять футов над землей, острые концы которых легко могут поранить верблюдов. Пучки этой травы окрашены особым цветом, и достаточно одного взгляда на них, чтобы признать негодными в качестве подножного корма. Верблюды не отказываются от этой травы, когда она желтого или зеленого цвета, но теперь она совершенно иная, и они избегают уколоться о ее стебли. В подобных условиях очень затруднительно двигаться вперед. Приходится, однако, мириться с этим, так как нам предстоит проходить сотни миль по равнинам, покрытым такой колючкой. Это единственное в пустыне растение, которое может еще произрастать на этой бесплодной почве. Зной постоянно усиливается, никакой тени. Пешие чрезвычайно страдают от зноя. И возможно ли поверить тому, как утверждает полковник Варбуртон, что пять месяцев назад ртуть опускалась много ниже 0°, ручейки покрывались льдом в один дюйм толщины! К тому времени ручьи были полны водой, теперь же, как ни углублять их русло, не найти ни капли воды. Том Марикс распорядился, чтобы те из стражи, которым даны верблюды, временно уступали свои места пешим. Мера эта принята для удовлетворения требований туземцев. Мне неприятно было, что Лен Боркер выступил при этом в качестве их уполномоченного. Несомненно, нельзя не пожалеть этих людей: действительно, тяжело идти пешком во время зноя, нестерпимого даже ранним утром и поздним вечером, постоянно рискуя наколоться. Однако не дело Лена Боркера возбуждать черных против белых. Он впутывается не в свое дело. Я прошу его быть осторожнее.
Миссис Брэниквн обстоятельно вела дневник во время экспедиции. Передача некоторых выдержек из этого дневника позволит читателю лучше уяснить себе все подробности этого тяжелого перехода, чем пересказ в форме обыкновенной повести. Вместе с тем это рельефнее обрисует нравственный облик Долли: ее благородную натуру, силу характера, несокрушимую энергию, поддерживавшую ее даже в такую минуту, когда большинство ее спутников совершенно падали духом. Эти выдержки из дневника миссис Брэникен показывают, наконец, на что способна женщина, когда посвящает себя исполнению долга.
10 ноября. — Мы выступили с нашего привала у горы Либиха в четыре часа утра. Курьер дал нам ценные указания. Они соответствуют указаниям бедного Фельтона. Несомненно, надо искать племя индасов на северо-западе, а в особенности по течению реки Фиц-рой. Предстоит пройти около восьмисот миль. Но мы пройдем их! Я пойду, даже если бы я осталась одна и мне предстояло попасть в плен к этому племени. По крайней мере я буду разделять неволю вместе с Джоном. Мы направляемся к северо-западу, придерживаясь маршрута полковника Варбуртона. Маршруты наши почти одинаковы до реки Фицрой. Лишь бы только не пришлось нам испытать тех же затруднений, которые пришлось испытать ему, и лишиться по пути некоторых спутников наших, гибнувших от лишений! К несчастью, обстоятельства складываются для нас менее благоприятно. Полковник Варбуртон выступил из Алис-Спрингс в апреле, что соответствует октябрю в Америке, следовательно, в конце лета, а наш караван выступил в ноябре, то есть в начале лета. Жара чрезвычайная — 33° по Цельсию в тени. А мы можем рассчитывать на тень лишь когда солнце скроется на время за облаком или же когда попадутся нам купы деревьев.
Порядок движения каравана, принятый Томом Ма-риксом, весьма практичен. Совершенно правильное соответствие между продолжительностью переходов и остановок: первый переход — от четырех до восьми часов утра с последующим отдыхом до четырех часов пополудни; второй переход — от четырех часов дня до восьми часов вечера с отдыхом в продолжение всей ночи. Мы избегаем таким образом переходов во время знойных полуденных часов. Но сколько потерянного времени, сколько запозданий! При полном даже отсутствии затруднений мы можем прибыть к берегам Фицроя едва через три месяца. Я весьма довольна деятельностью Тома Марикса. Зах Френ и он — люди решительные, на которых я могу положиться при всяких обстоятельствах. Годфрей пугает меня страстностью своей натуры. Он всегда впереди и часто скрывается из наших глаз. Мне очень трудно удерживать его около себя, хотя этот ребенок любит меня, как будто бы был мой сын. Том Марикс выговаривал ему за его чрезмерную смелость. Надеюсь, он подчинится.
Лен Боркер постоянно в арьергарде и как будто предпочитает общество черных нашему. Он издавна знаком с их вкусами, побуждениями и привычками. Он весьма полезен нам при встречах с туземцами, ибо достаточно владеет их языком, чтобы понять их и быть понятным ими. Хорошо было бы, если бы муж моей бедной Джейн действительно исправился, но я опасаюсь!.. Взгляд глаз его не изменился, по-прежнему неискренний, скользящий.
13 ноября. — Ничего нового не произошло в продолжение этих трех дней. Присутствие Джейн приносит мне много облегчения и утешения.
Какие беседы ведем мы с ней в нашей палатке! Она совершенно разделяет теперь мои убеждения и не сомневается в том, что мы отыщем Джона. Бедная, она всегда в грустном настроении!
Я не спрашиваю ее о прошлом. Мне понятно, что она не может быть совершенно откровенной. Иногда мне кажется, что она собирается сказать что-то… Можно подумать, что Лен Боркер постоянно следит за ней. С приближением его она тотчас же уходит в себя и выражение ее лица меняется. Она боится его! Несомненно, этот человек поработил ее и она последует за ним хоть на край света.
По-видимому, Джейн расположена к Годфрею, однако, когда он приближается к нашей палатке поговорить, она не решается не только говорить с ним, но даже отвечать ему… Она глядит тогда в сторону, понурив голову. Можно подумать, что она страдает в его присутствии.
Мы проходим сегодня, в первый переход наш, по болотистой местности, на которой есть даже несколько луж с почти соленой водой. Том Map икс сообщил нам, что болота эти — остатки прежних озер, когда-то образовавших море вместе с озерами Эйр и Торренс. По счастью, у нас был запас воды, сделанный на последнем привале, и наши верблюды напились вдоволь.
Подобные лагуны встречаются, как оказывается, не только в таких котловинах, но также и на более высоких местах.
Почва влажная, и, проникая в верхний слой песка, ноги верблюдов вытаскивают из него липкую грязь, а иногда случается, что у них из-под ног летят брызги жидкой грязи.
С большими затруднениями прошли мы по этим болотам, которые тянутся на десять миль по направлению к северо-западу.
Мы встречали уже и змей со времени выступления нашего из Аделаиды. Они довольно распространены в Австралии, а в особенности их много на поверхности этих лагун, усеянных мелкой порослью и кустарниками. Одна из этих ядовитых змей, длиной не менее трех футов, коричневого цвета, которая называется Trimesurus ikaheca, укусила одного человека нашей охраны. Том Map икс тотчас же прижег ранку на руке этого человека щепоткой пороха, которую зажег, высыпав на ранку. Человек этот, белый, даже не вскрикнул. Я держала ему руку во время операции. Он поблагодарил меня. Я распорядилась дать ему удвоенную порцию виски. Мы надеемся, что ранка благополучно заживет.
Нужно осторожно продвигаться вперед. Нельзя считать себя убереженным от укуса змей, находясь даже на верблюжьей спине.
Я все опасаюсь какой-нибудь неосторожности Годфрея и дрожу, когда черные кричат: «Виндоха», что означает змея на туземном наречии.
Вечером при разбивке лагеря на ночь двое туземцев снова убили большую змею. Том Марикс утверждает, что если две трети змей, водящихся в Австралии, ядовиты, то среди них только пять видов опасны для человека. Убитая только что змея имеет в длину около двенадцати футов. Это род боа. Наши австралийцы собирались приготовить ее к ужину. Им предоставлена была полная свобода, и они поступили так: вырыв яму в песке, один из них расположил в ней несколько раскаленных на огне камней, на которые положил пахучие листья. Затем отрезали у змеи хвост и голову и положили ее на самое дно ямы, прикрыв теми же листьями, на которые накладываются раскаленные камни. Поверх всего насыпается земля и утрамбовывается ногами, чтобы пар во время жаренья не мог выходить наружу. Мы присутствовали при этой кулинарной операции не без брезгливости; но должны были признать, что когда изжаренная змея была вытащена из этой своеобразной печи, то ее мясо превосходно пахло. Хотя Том Марикс и заверил Джейн и меня, что печень этих змей весьма лакомое блюдо, признавая, однако, само мясо безвкусным, мы все-таки не решились испробовать этого лакомства.
Оно близко напоминает по вкусу самую нежную дичь, например рябчика.
— Рябчики!.. Хорошо!.. О!.. Очень хороню! Очень вкусны рябчики! — воскликнул тогда Джоз Мерит.
Попросив небольшой кусочек печени на пробу, он снова повторил порцию и готов был бы уничтожить всю печень! Такова уж британская бесцеремонность. Что касается Джина Ги, то он не заставил просить себя. Он даже повеселел, съев добрый кусок дымящегося мяса с видом настоящего гурмана.
— Ай, ай! — воскликнул он после этого, глубоко вздохнув. — Будь здесь еще несколько устриц и бутылка вина из Тао-Чина, можно было вообразить себя в Те-Кун-Юан.
При этом Джину Ги угодно было сообщить мне, что это был знаменитый чайный домик «Железный Лук» в Пекине; Подавляя чувство отвращения, Годфрей и Зах Френ тоже попробовали остатки змеи и нашли ее съедобной. Я предпочла поверить им на слово.
Само собой разумеется, что туземцы съели ее всю, до последнего кусочка, вылизав остатки жира.
Ночью сон наш был встревожен страшным воем стада «динго», бродивших неподалеку. «Динго» — австралийский шакал, напоминает собаку и волка. Мех у него желтоватый. К счастью, звери эти удовольствовались тем, что выли, но не нападали на лагерь. При большом числе они были бы опасны.
19 ноября. — Зной все усиливается, ручейки на нашем пути почти высохли. Необходимо раскапывать их дно, чтобы наполнять наши бочонки. Вскоре нам останутся лишь колодцы.
Мне приходится признать совершенно необъяснимую, как бы прирожденную взаимную антипатию между Леном Боркером и Годфреем. Они никогда не говорят друг с другом. Заметно, что они, насколько возможно, взаимно избегают друг друга.
Как-то раз я заговорила об этом с Годфреем.
— Ты не любишь, значит, Лена Боркера? — спросила я его.
— Нет, не люблю, — отвечал он мне, — и не требуйте от меня, чтобы я полюбил его.
— Но он приходится мне родней, — продолжала я. — Он родственник мой, Годфрей, а так как ты любишь меня…
— Я люблю вас, но никогда не буду любить его. Дорогой Годфрей, какая ттайная причина заставляет его говорить так?
27 ноября. — Сегодня расстилаются перед нами широкие пространства, унылые степи, покрытые колючкой, справедливо названной травой-дикобразом. Приходится пробираться между пучками травы, высотой иногда в пять футов над землей, острые концы которых легко могут поранить верблюдов. Пучки этой травы окрашены особым цветом, и достаточно одного взгляда на них, чтобы признать негодными в качестве подножного корма. Верблюды не отказываются от этой травы, когда она желтого или зеленого цвета, но теперь она совершенно иная, и они избегают уколоться о ее стебли. В подобных условиях очень затруднительно двигаться вперед. Приходится, однако, мириться с этим, так как нам предстоит проходить сотни миль по равнинам, покрытым такой колючкой. Это единственное в пустыне растение, которое может еще произрастать на этой бесплодной почве. Зной постоянно усиливается, никакой тени. Пешие чрезвычайно страдают от зноя. И возможно ли поверить тому, как утверждает полковник Варбуртон, что пять месяцев назад ртуть опускалась много ниже 0°, ручейки покрывались льдом в один дюйм толщины! К тому времени ручьи были полны водой, теперь же, как ни углублять их русло, не найти ни капли воды. Том Марикс распорядился, чтобы те из стражи, которым даны верблюды, временно уступали свои места пешим. Мера эта принята для удовлетворения требований туземцев. Мне неприятно было, что Лен Боркер выступил при этом в качестве их уполномоченного. Несомненно, нельзя не пожалеть этих людей: действительно, тяжело идти пешком во время зноя, нестерпимого даже ранним утром и поздним вечером, постоянно рискуя наколоться. Однако не дело Лена Боркера возбуждать черных против белых. Он впутывается не в свое дело. Я прошу его быть осторожнее.