Страница:
Но Камильк-паше не суждено было здесь погибнуть.
Нашлись люди, французы — надо воздать им должное, — которым показалась отвратительной эта ужасная бойня. Смельчакам удалось спасти нескольких пленников. Один из спасителей, моряк с торгового корабля, отправился ночью к рифам, где рассчитывал найти несчастных, и подобрал тяжелораненого Камильк-пашу. Он перенес его в надежное место, ухаживал за ним, выходил его. Мог ли Камильк-паша когда-нибудь забыть такую услугу? Нет. О том, как и при каких обстоятельствах он отблагодарил своего спасителя, и будет впоследствии рассказано в этой правдивой и удивительной истории…
Итак, три месяца спустя Камильк-паша был уже на ногах.
Бонапарт проиграл сражение у Акки. Турецкая армия под начальством дамасского паши Абдаллы 4 апреля перешли Иордан, а английская эскадра сэра Вильяма Сиднея крейсировала в водах Сирии.
Несмотря на то что Бонапарт послал дивизии Клебера и Жюно note 31 и даже сам прибыл на место битвы, разбив турок в сражении при горе Табор, было уже слишком поздно; когда Наполеон явился вновь угрожать Акке, туда уже прибыло двенадцать тысяч человек подкрепления. К тому же вспыхнула чума. 20 мая Бонапарт вынужден был снять осаду.
После этого Камильк-паша решил вернуться в Сирию. Возвращаться в Египет в такое тревожное время было бы величайшей неосторожностью. Следовало выждать, и Камильк-паша дожидался в течение пяти лет. Благодаря своему богатству он мог жить на широкую ногу в различных провинциях, где еще можно было уберечься от алчности египетского правительства.
Как раз в эти годы в центре внимания оказался сын одного аги note 32, храбрость его была замечена в 1799 году, в битве при Абукире.
Речь идет о Мухаммеде-Али, который пользовался уже таким влиянием, что сумел подстрекнуть мамелюков note 33 к возмущению против султана Хозрев-паши, заставил их свергнуть Куршида, преемника Хозрева, и наконец в 1806 году объявил себя вице-королем с согласия правительства Блистательной Порты.
За два года до этого умер Джаззар, покровитель Камильк-паши. Почувствовав себя одиноким в этой стране, Камильк-паша решил, что теперь может без риска вернуться в Каир.
Тогда ему было двадцать семь лет. Недавно полученное наследство сделало его одним из самых богатых людей Египта. Не чувствуя никакого влечения к женитьбе, будучи человеком малообщительным и предпочитая одиночество, он сохранил живой интерес исключительно к военному искусству и только ожидал благоприятного случая применить на деле свои военные способности. Энергия, свойственная его возрасту, била через край, она должна была найти выход и она нашла его в далеких и продолжительных путешествиях.
Но так как Камильк-паша не имел прямых наследников, возникал вопрос, кому же со временем перейдет его несметное богатство. Не существовало ли наследников по боковой линии, которые могли бы им воспользоваться?
Был у Камильк-паши двоюродный брат, шестью годами моложе его, некий Мурад, родившийся в 1786 году. Придерживаясь разных политических взглядов, они не встречались, хотя оба жили в Каире. Камильк-паша был предан интересам Оттоманской империи и преданность свою, как мы знаем, сумел доказать. Мурад же боролся как на словах, так и на деле против турецкого влияния и стал горячим приверженцем Мухаммеда-Али, когда тот начал плести интриги против турецкого султана Махмуда.
И вот этот самый Мурад, который был столь же беден, насколько был богат Камильк-паша, в качестве единственного родственника последнего мог бы рассчитывать на состояние своего двоюродного брата, но только в том случае, если бы между ними произошло примирение. Однако этого не могло случиться. Напротив, озлобление, даже ненависть со всеми ее последствиями должны были только углубить пропасть между двумя последними представителями рода.
В течение восемнадцати лет — с 1806 по 1824 год — правление Мухаммеда-Али не было потревожено никакими внешними войнами. Вместе с тем Мухаммеду-Али приходилось бороться против возрастающего влияния и угрожающих действий мамелюков, бывших сообщников, которым он был обязан троном. Массовая резня, учиненная по всему Египту в 1811 году, избавила Мухаммеда-Али от внутренней опасности. С тех пор для вице-короля наступили спокойные годы. Его отношения с Диваном note 34 оставались превосходными, по крайней мере внешне. На самом же деле султан Махмуд не доверял своему вассалу Мухаммеду-Али — и не без основания.
Камильк-паша часто служил мишенью для злых нападок Мурада. Пользуясь расположением Мухаммеда-Али, Мурад не переставал подстрекать вице-короля против богатого египтянина. Он напоминал своему господину, что Камильк-паша — сторонник Махмуда, друг турок, что за них он проливал кровь. По словам Мурада, Камильк-паша — человек опасный, внушающий подозрение… может быть, шпион… Такое огромное богатство, сосредоточенное в одних руках, представляет угрозу… Мурад говорил все, что следовало сказать, чтобы пробудить жадность в честолюбивом и безвольном властителе.
По Камильк-пашу это ничуть не тревожило. Он жил в Каире настолько уединенно, что было бы нелегко расставить ему сети и запутать его в них. Если он покидал Египет, то лишь для длительных путешествий на собственной шхуне, которой командовал капитан Зо, человек на пять лет моложе его и беспредельно ему преданный… Совершая поездки по морям Азии, Африки и Европы, он влачил бесцельное существование, высокомерно безразличный ко всему человечеству.
Читатель может спросить, не забыл ли Камильк-паша моряка-француза, который спас ему жизнь. Забыл?.. Нет, ни в коем случае. Такие услуги не забываются. Но был ли вознагражден этот моряк? Кажется, нет. Быть может, Камильк-паша думал отблагодарить его позже и ждал случая, который привел бы его во время очередной морской прогулки во французские воды? Кто бы мог на это ответить?..
В 1812 году Камильк-паше стало ясно, что в Каире он находится под неусыпным наблюдением. Несколько раз вице-король не давал разрешения на задуманные им путешествия. Над свободой Камильк-паши нависла угроза, и все это было следствием беспрерывного наушничества его двоюродного брата!
В 1823 году Мурад, в возрасте тридцати семи лет, решил жениться, но брак не упрочил его благосостояния. Женился он на молодой феллашке note 35, почти невольнице. Поэтому нет ничего удивительного, что он, всячески используя свое влияние на Мухаммеда-Али и его сына Ибрагима, делал все возможное, чтобы восстановить их еще больше против Камильк-паши.
Между тем в Египте начиналась военная страда, и снова должно было обнажиться оружие. В 1824 году Греция восстала против султана Махмуда, и тот призвал своего вассала на помощь против мятежников. Ибрагим-паша во главе флота в сто двадцать судов направился в Морею и высадился там со своим войском.
Это событие вернуло Камильк-паше интерес к жизни; он порывался уже броситься после двадцатилетнего перерыва в новые опасные экспедиции, броситься с тем большим пылом, что речь шла о поддержке прав Порты, нарушенных восстанием Пелопоннеса. Он хотел было стать в ряды армии Ибрагима, но получил отказ; хотел служить в качестве офицера в войсках султана — снова отказ. Не было ли это следствием рокового вмешательства известного нам лица, заинтересованного в том, чтобы не терять из виду родственника-миллионера?
Борьба греков за независимость завершилась победой этой героической нации. После трехлетней жестокой осады Греции поисками Ибрагима-паши, в 1827 году в битве при Наварине, соединенные силы французского, английского и русского флота уничтожили турецкую эскадру и заставили вице-короля отозвать в Египет уцелевшие суда и армию. Ибрагим-паша возвратился в Каир в сопровождении Мурада, проделавшего вместе с ним пелопоннесскую кампанию.
С этого времени положение Камильк-паши ухудшилось. Ненависть Мурада еще больше возросла, когда в начале 1820 года молодая феллашка родила ему сына. Увеличилась семья, но не состояние. Мурад решил во что бы то ни стало завладеть богатством Камильк-паши. Вице-король безусловно не откажет ему в содействии. Такого сорта любезности — не новость для Египта. Впрочем, подобные дела творятся не только в восточных странах…
Пусть читатель запомнит, что сына Мурада звали Сауком.
Правильно оценив создавшееся положение, Камильк-паша понял, что у него есть лишь один выход: собрать все свое богатство, большую часть которого составляли алмазы и драгоценные камни, и вывезти его из Египта. Это было проделано чрезвычайно осторожно и ловко с помощью нескольких иностранцев, которые жили в Александрии и пользовались полным доверием богатого египтянина, Соблюдение строжайшей тайны способствовало успеху операции. Кто были иностранцы? К какой национальности они принадлежали? Об этом знал один Камильк-паша.
Трех небольших бочонков с двойными стенками, окованных железными обручами и похожих на те, в которых хранят испанские вина, как раз хватило, чтобы наполнить их сокровищами Камильк-паши. С величайшими предосторожностями они были погружены на неаполитанский корабль; а затем на борту этого же корабля вместе с капитаном Зо занял место и их владелец, чудом избежавший тысячи опасностей: шпионы следовали за ним по пятам из Каира до Александрии и следили за каждым его шагом, пока он там находился.
Пять дней спустя неаполитанский корабль остановился в Ладикии, а оттуда Камильк-паша направился в Алеппо note 36 — город, где он решил обосноваться. Теперь, когда он находился в Сирии, под покровительством своего бывшего начальника генерала Абдаллы, ставшего к тому времени пашой Акки, следовало ли ему опасаться козней Мурада? Разве мог Мухаммед-Али, как бы он ни был могуществен, разыскать его в далекой провинции, подвластной Блистательной Порте? Однако это оказалось возможным. В том самом 1830 году Мухаммед-Али порвал отношения с султаном. Расторгнуть узы вассальной зависимости, связывавшие его с Махмудом, присоединить Сирию к своим владениям в Египте, стать, быть может, властителем Оттоманской империи — такие далеко идущие замыслы не казались слишком смелыми честолюбивому вице-королю. Найти предлог было нетрудно.
Феллахи, притесняемые агентами Мухаммеда-Али, стали искать убежища в Сирии под покровительством Абдаллы. Вице-король потребовал выдачи беглецов. Паша Акки отказал. Тогда Мухаммед-Али стал настойчиво добиваться у султана разрешения усмирить Абдаллу с помощью оружия. Сначала Махмуд ответил, что феллахи — турецкие подданные и потому он не желает выдавать их вице-королю Египта. Но спустя некоторое время, когда произошло восстание скутарийского паши, Махмуд, чтобы обеспечить если не помощь, то хотя бы нейтралитет Мухаммеда-Али, пошел ему навстречу.
Различные обстоятельства, в том числе эпидемия холеры на пристанях в Леванте, задержали выступление Ибрагима-паши, ставшего во главе двадцати двух военных судов и армии в тридцать две тысячи человек. Таким образом, у Камильк-паши было достаточно времени, чтобы задуматься над опасностями, которыми ему грозила высадка египтян в Сирии.
Камильк-паше шел тогда пятьдесят второй год, но он прожил такую беспокойную жизнь, что казался не по возрасту старым. Разочарованный, утомленный, доведенный почти до отчаяния, он хотел только одного — покоя. Он надеялся обрести его в тихом Алеппо, но события опять повернулись против него.
Благоразумно ли было оставаться в Алеппо в то время, когда Ибрагим собирался вторгнуться в Сирию? Разумеется, пока дело касалось только паши, управляющего городом и провинцией Акка. Но, покончив с владычеством Абдаллы, остановит ли вице-король свою победоносную армию? Удовлетворится ли его честолюбие наказанием непокорного паши? Не воспользуется ли он случаем, чтобы попытаться окончательно покорить Сирию — постоянный предмет его вожделений? И после взятия Акки не будут ли солдаты Ибрагима угрожать Дамаску, Сидону, Алеппо? Все это внушало серьезную тревогу.
На этот раз Камильк-паша принял окончательное решение. Ясно было, что Мурад гонится не за ним лично, а за его состоянием, желая во что бы то ни стало завладеть его богатством, если бы даже ему и пришлось поступиться львиной долей в пользу вице-короля. Значит, сокровища должны исчезнуть, должны быть надежно спрятаны в таком укромном месте, которого никто бы не нашел! А дальше все будет зависеть от хода событий. Если позднее Камильк-паша решит навсегда покинуть Восток, несмотря на всю свою привязанность к нему, или если в Сирии обстановка изменится к лучшему и он снова сможет там поселиться, тогда он извлечет свои сокровища из известного ему одному тайника…
Капитан Зо одобрил план Камильк-паши и придумал способ осуществить его таким образом, чтобы тайна никогда по была раскрыта. Была куплена шхуна-бриг, экипаж подобрали из людей разных национальностей. Матросы прежде не знали друг друга и не имели между собой ничего общего. Среди прочих припасов погрузили на борт три бочонка. Разумеется, никому и в голову не могло прийти, чем они были наполнены. 13 апреля Камильк-паша сел в Ладикии на шхуну и вышел в море.
Мы уже знаем, что Камильк-паша твердо решил найти остров, местонахождение которого было бы известно лишь ему одному и капитану. Прежде всего нужно было сбить с толку экипаж, чтобы ни один матрос не в состоянии был определить направление и маршрут, которого придерживалась шхуна. На протяжении пятнадцатимесячного плавания капитан Зо непрерывно менял курс. Покинула ли шхуна Средиземное море или снова вернулась в его воды? Не заходила ли она в другие моря, омывающие страны Старого Света? В европейских ли водах был обнаружен новый островок?..
Известно было только одно: шхуна-бриг последовательно попадала в разные широты и в разные климатические пояса, так что лучший моряк не определил бы, где находилась она в данный момент. Снабженная продовольствием на два-три года, шхуна приставала к берегу только в тех случаях, когда надо было запастись водой, а затем опять удалялась в открытое море, и лишь капитану Зо было известно, где именно набирали воду.
Мы уже знаем, как долго находился в плавании Камильк-паша, прежде чем ему удалось найти нужный остров, показавшийся в ту самую минуту, когда он собирался уже бросить в море свои сокровища.
Таковы события, связанные с историей Египта и Сирии, о которых нам пришлось упомянуть. Больше нам не придется к этому возвращаться. Повествование наше окажется более фантастическим, чем можно было предположить по такому серьезному началу. Но рассказ должен строиться на прочной основе, что автор и сделал или, по крайней мере, пытался сделать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
В то время как Камильк-паша, облокотившись на перила мостика, внимательно смотрел вдаль, капитан стоял впереди и со свойственной опытному моряку осторожностью вел шхуну по направлению к острову, не нанесенному ни на какие географические карты.
В самом деле, здесь таилась опасность. Очень трудно разглядеть коварные рифы под спокойной гладью моря. Ведь здесь не было и не могло быть никаких указаний на фарватер. Казалось, что к острову можно подойти совершенно свободно — рифов не было видно. Боцман, бросавший лот, не обнаружил ничего, что внушало бы опасения.
Вот какое зрелище открылось взорам на расстоянии одной мили в ранний утренний час, когда солнце, высвободившись из густого предрассветного тумана, осветило островок косыми лучами.
Островок был маленький, такой маленький, что на него не позарилось бы ни одно государство, разве что жадная захватчица Англия! А подтверждением того, что эта груда скал была еще неизвестна морякам и гидрографам, не была еще нанесена на новейшие карты, и служил как раз тот факт, что Великобритания не успела превратить его во второй Гибралтар, чтобы установить контроль над окружающими водами. Действительно, островок был совсем недавнего происхождения и лежал в стороне от обычных судоходных линий.
По внешнему виду он представлял собой довольно однообразную плоскую возвышенность, периметр которой едва достигал трехсот туазов. Он имел форму неправильного овала в сто пятьдесят туазов длиной и от шестидесяти до восьмидесяти в ширину. Однако это не было беспорядочное скопление скал, причудливо нагроможденных одна на другую и как бы оспаривающих законы равновесия. Несомненно, островок возник на поверхности моря вследствие спокойного и постепенного подъема земной коры. Его происхождение объяснялось не внезапными подземными толчками, а медленным всплыванием из морских глубин. Берега его не были изборождены ни глубокими бухтами, ни мелкими заливчиками. Он нисколько не походил на одну из тех морских раковин, на создание которых природа расточает тысячи фантазий, тысячи причуд, а напоминал скорее либо верхнюю створку устрицы, либо — и это, пожалуй, вернее — панцирь черепахи. Панцирь этот округлялся, повышаясь к центру таким образом, что его высшая точка находилась и ста пятидесяти футах note 40 над уровнем моря.
Были ли на острове деревья? Ни одного. Признаки растительности? Никаких. Следы человеческого пребывания? Нигде. Островок не был и не мог быть обитаем — в этом не приходилось сомневаться. И уж если Камильк-паша решил укрыть свои сокровища в земных недрах, то лучшего места, более укромного, более безопасного, чем этот островок с бесплодной каменистой почвой, невозможно было бы и найти.
«Островок как будто нарочно создан для этого!» — подумал капитан Зо.
Тем временем шхуна медленно двигалась, постепенно убирая паруса. Когда до острова осталось не более одного кабельтова note 41, капитан приказал отдать якорь. И тотчас, отделившись от крамбола note 42, увлекая цепь через клюз note 43, якорь забрал глубину в двадцать восемь саженей.
Скалистые уступы острова — во всяком случае, с этой стороны — были очень крутыми. Судно могло бы подойти еще ближе, быть может, пристать к самому берегу, не рискуя сесть на мель, и все же лучше было держаться от него на некотором расстоянии.
Когда шхуна стала на якорь и боцман приказал убрать последние паруса, капитан Зо вновь поднялся на мостик.
— Прикажете спустить большую шлюпку, ваша светлость? — спросил он.
— Нет… ялик note 44. Я предпочитаю высадиться только вдвоем.
— Как вам будет угодно.
Через минуту капитан с двумя легкими веслами в руках сидел на носу ялика, а Камильк-паша устроился на корме. Еще несколько мгновений, и маленькая лодка причалила к тому месту, которое показалось капитану наиболее удобным для высадки. В расщелине скалы основательно закрепили четырехрогий якорек, и Камильк-паша вступил во владение островом.
В честь этого события не взвился развернутый флаг и не прогремел пушечный выстрел! Во владение островом вступало не государство, а частное лицо, высадившееся на этой земле с намерением покинуть ее через три-четыре часа.
Камильк-паша и капитан Зо с самого начала заметили, что боковые склоны острова не покоились на песчаном основании, а выступали прямо из моря под углом от пятидесяти до шестидесяти градусов. Следовательно, своим возникновением островок и в самом деле был обязан поднятию морского дна.
Они приступили к обследованию острова. Идя кругом по его краям и растаптывая нечто вроде кристаллического кварца, они поняли, что его еще не касалась нога человека, — на девственной почве, вернее, породе не было никаких следов. Ни в какой части побережья не было заметно разрушений, производимых морскими волнами благодаря содержащимся в них кислотам, не видно было неприхотливых растений вроде лишайника, морского мха или морского укропа, семена которых обычно заносятся ветром в расщелины скал, и никаких ракушек, ни живых, ни мертвых.
На сухой кристаллической поверхности виднелись только лужицы, сохранившиеся еще во впадинах от последних дождей, и кое-где птичий помет, оставленный морскими чайками, единственными представителями животного мира в этих краях.
Обойдя островок кругом, Камильк-паша и капитан направились к самому центру закругленной возвышенности. Нигде не замечалось ни малейших признаков давнишнего или недавнего пребывания человека на этих скалах. Повсюду удивительная, если можно так выразиться, кристальная чистота: ни одной царапины, ни единого пятнышка…
Когда пришельцы поднялись на центральный закругленный выступ, они очутились на площадке примерно в полтораста футов над уровнем океана. Усевшись рядом, они принялись внимательно разглядывать открывшийся их взорам горизонт.
На безбрежном водном пространстве отражались солнечные лучи, и не было видно ни кусочка суши. Значит, этот остров не принадлежал к числу атоллов note 45, группирующихся обычно в большем или меньшем количестве один подле другого. Капитан Зо, глядя в подзорную трубу, тщетно высматривал какой-нибудь парус. Море было совершенно пустынно, и шхуна-бриг не подвергалась риску быть замеченной в течение нескольких часов, которые она должна была провести на якоре в полукабельтове от берега.
— Ты хорошо знаешь, каково наше местоположение сегодня? — спросил Камильк-паша.
— Разумеется, ваша светлость, — ответил капитан Зо. — Впрочем, для большей точности я проверю координаты.
— Да, это очень важно… Но все же я не могу понять, почему этот островок не нанесен на карту.
— Мне кажется, потому, что он недавнего происхождения. Во всяком случае, для вас еще лучше, что его нет на карте. Мы можем быть уверены, что найдем его на том же месте в любой день, когда вы захотите сюда вернуться.
— Да, капитан, когда пройдут эти смутные времена! Что мне до того, если мои сокровища еще долгие годы будут погребены под этими скалами! Разве здесь они не будут в большей безопасности, чем в моем доме в Алеппо? Сюда-то уж не явятся, чтобы меня ограбить, ни вице-король, ни его сын Ибрагим, ни этот негодяй Мурад!.. Отдать драгоценности Мураду! Да я лучше брошу их в морскую пучину!
— Это была бы самая печальная необходимость! — ответил капитан. — Ведь море не возвращает того, что ему доверено… Все же нам посчастливилось, что мы открыли островок. Он, конечно, сохранит ваши богатства и честно их вам вернет.
— Пойдем, — сказал Камильк-паша, поднимаясь. — Надо покончить с этим делом как можно быстрее, пока нашу шхуну никто не заметил…
— Слушаюсь!
— Ты уверен, что на борту никто не знает, где мы сейчас находимся?
— Никто, уверяю вас, ваша светлость.
— И даже — в каком мы море?
— Больше того — в каком мы полушарии, в Старом или в Новом Свете. Уже пятнадцать месяцев, как мы бороздим моря и океаны, а за пятнадцать месяцев корабль может покрыть громадные расстояния между континентами.
Камильк-паша и капитан Зо спустились к месту, где их ждал ялик.
Садясь в лодку, капитан спросил:
— Ваша светлость! Покончив с этим делом, мы повернем в Сирию?
— Нет. Я возвращусь в Алеппо не раньше, чем солдаты Ибрагима будут выведены из провинции и страна под властью Махмуда вновь обретет спокойствие.
— А не думаете ли вы, что провинция может быть навсегда присоединена к владениям вице-короля?
— Нет! Клянусь пророком, нет! — вскричал Камильк-паша, выведенный этим предположением из свойственной ему флегматичности. — Быть может, на какой-то промежуток времени, — думаю, что недолгий, — Сирия и будет присоединена к владениям Мухаммеда-Али. Пути аллаха неисповедимы! Но чтобы она вообще не вернулась под власть султана… Аллах не допустит этого!
— Где же, ваша светлость, вы найдете теперь убежище?
— Нигде… нигде! Раз мои сокровища будут в безопасности среди этих скал, пусть они здесь и останутся! А мы, капитан, продолжим наше плавание, как это делаем уже давно…
— К вашим услугам.
Вскоре Камильк-паша и его спутник вернулись на борт шхуны.
Около девяти часов капитан произвел свое первое наблюдение за солнцем, чтобы определить долготу; в полдень, в тот момент, когда небесное светило пересечет меридиан, предстояло сделать второе наблюдение, и тогда капитану будут известны координаты — и долгота и широта. Он приказал принести секстант, определил высоту и таким образом, как и обещал Камильк-паше, выполнил измерение тщательно и быстро. Записав результат, капитан спустился в каюту, чтобы сделать предварительные выкладки для определения географического положения острова. Окончательные данные будут получены после измерения широты.
Нашлись люди, французы — надо воздать им должное, — которым показалась отвратительной эта ужасная бойня. Смельчакам удалось спасти нескольких пленников. Один из спасителей, моряк с торгового корабля, отправился ночью к рифам, где рассчитывал найти несчастных, и подобрал тяжелораненого Камильк-пашу. Он перенес его в надежное место, ухаживал за ним, выходил его. Мог ли Камильк-паша когда-нибудь забыть такую услугу? Нет. О том, как и при каких обстоятельствах он отблагодарил своего спасителя, и будет впоследствии рассказано в этой правдивой и удивительной истории…
Итак, три месяца спустя Камильк-паша был уже на ногах.
Бонапарт проиграл сражение у Акки. Турецкая армия под начальством дамасского паши Абдаллы 4 апреля перешли Иордан, а английская эскадра сэра Вильяма Сиднея крейсировала в водах Сирии.
Несмотря на то что Бонапарт послал дивизии Клебера и Жюно note 31 и даже сам прибыл на место битвы, разбив турок в сражении при горе Табор, было уже слишком поздно; когда Наполеон явился вновь угрожать Акке, туда уже прибыло двенадцать тысяч человек подкрепления. К тому же вспыхнула чума. 20 мая Бонапарт вынужден был снять осаду.
После этого Камильк-паша решил вернуться в Сирию. Возвращаться в Египет в такое тревожное время было бы величайшей неосторожностью. Следовало выждать, и Камильк-паша дожидался в течение пяти лет. Благодаря своему богатству он мог жить на широкую ногу в различных провинциях, где еще можно было уберечься от алчности египетского правительства.
Как раз в эти годы в центре внимания оказался сын одного аги note 32, храбрость его была замечена в 1799 году, в битве при Абукире.
Речь идет о Мухаммеде-Али, который пользовался уже таким влиянием, что сумел подстрекнуть мамелюков note 33 к возмущению против султана Хозрев-паши, заставил их свергнуть Куршида, преемника Хозрева, и наконец в 1806 году объявил себя вице-королем с согласия правительства Блистательной Порты.
За два года до этого умер Джаззар, покровитель Камильк-паши. Почувствовав себя одиноким в этой стране, Камильк-паша решил, что теперь может без риска вернуться в Каир.
Тогда ему было двадцать семь лет. Недавно полученное наследство сделало его одним из самых богатых людей Египта. Не чувствуя никакого влечения к женитьбе, будучи человеком малообщительным и предпочитая одиночество, он сохранил живой интерес исключительно к военному искусству и только ожидал благоприятного случая применить на деле свои военные способности. Энергия, свойственная его возрасту, била через край, она должна была найти выход и она нашла его в далеких и продолжительных путешествиях.
Но так как Камильк-паша не имел прямых наследников, возникал вопрос, кому же со временем перейдет его несметное богатство. Не существовало ли наследников по боковой линии, которые могли бы им воспользоваться?
Был у Камильк-паши двоюродный брат, шестью годами моложе его, некий Мурад, родившийся в 1786 году. Придерживаясь разных политических взглядов, они не встречались, хотя оба жили в Каире. Камильк-паша был предан интересам Оттоманской империи и преданность свою, как мы знаем, сумел доказать. Мурад же боролся как на словах, так и на деле против турецкого влияния и стал горячим приверженцем Мухаммеда-Али, когда тот начал плести интриги против турецкого султана Махмуда.
И вот этот самый Мурад, который был столь же беден, насколько был богат Камильк-паша, в качестве единственного родственника последнего мог бы рассчитывать на состояние своего двоюродного брата, но только в том случае, если бы между ними произошло примирение. Однако этого не могло случиться. Напротив, озлобление, даже ненависть со всеми ее последствиями должны были только углубить пропасть между двумя последними представителями рода.
В течение восемнадцати лет — с 1806 по 1824 год — правление Мухаммеда-Али не было потревожено никакими внешними войнами. Вместе с тем Мухаммеду-Али приходилось бороться против возрастающего влияния и угрожающих действий мамелюков, бывших сообщников, которым он был обязан троном. Массовая резня, учиненная по всему Египту в 1811 году, избавила Мухаммеда-Али от внутренней опасности. С тех пор для вице-короля наступили спокойные годы. Его отношения с Диваном note 34 оставались превосходными, по крайней мере внешне. На самом же деле султан Махмуд не доверял своему вассалу Мухаммеду-Али — и не без основания.
Камильк-паша часто служил мишенью для злых нападок Мурада. Пользуясь расположением Мухаммеда-Али, Мурад не переставал подстрекать вице-короля против богатого египтянина. Он напоминал своему господину, что Камильк-паша — сторонник Махмуда, друг турок, что за них он проливал кровь. По словам Мурада, Камильк-паша — человек опасный, внушающий подозрение… может быть, шпион… Такое огромное богатство, сосредоточенное в одних руках, представляет угрозу… Мурад говорил все, что следовало сказать, чтобы пробудить жадность в честолюбивом и безвольном властителе.
По Камильк-пашу это ничуть не тревожило. Он жил в Каире настолько уединенно, что было бы нелегко расставить ему сети и запутать его в них. Если он покидал Египет, то лишь для длительных путешествий на собственной шхуне, которой командовал капитан Зо, человек на пять лет моложе его и беспредельно ему преданный… Совершая поездки по морям Азии, Африки и Европы, он влачил бесцельное существование, высокомерно безразличный ко всему человечеству.
Читатель может спросить, не забыл ли Камильк-паша моряка-француза, который спас ему жизнь. Забыл?.. Нет, ни в коем случае. Такие услуги не забываются. Но был ли вознагражден этот моряк? Кажется, нет. Быть может, Камильк-паша думал отблагодарить его позже и ждал случая, который привел бы его во время очередной морской прогулки во французские воды? Кто бы мог на это ответить?..
В 1812 году Камильк-паше стало ясно, что в Каире он находится под неусыпным наблюдением. Несколько раз вице-король не давал разрешения на задуманные им путешествия. Над свободой Камильк-паши нависла угроза, и все это было следствием беспрерывного наушничества его двоюродного брата!
В 1823 году Мурад, в возрасте тридцати семи лет, решил жениться, но брак не упрочил его благосостояния. Женился он на молодой феллашке note 35, почти невольнице. Поэтому нет ничего удивительного, что он, всячески используя свое влияние на Мухаммеда-Али и его сына Ибрагима, делал все возможное, чтобы восстановить их еще больше против Камильк-паши.
Между тем в Египте начиналась военная страда, и снова должно было обнажиться оружие. В 1824 году Греция восстала против султана Махмуда, и тот призвал своего вассала на помощь против мятежников. Ибрагим-паша во главе флота в сто двадцать судов направился в Морею и высадился там со своим войском.
Это событие вернуло Камильк-паше интерес к жизни; он порывался уже броситься после двадцатилетнего перерыва в новые опасные экспедиции, броситься с тем большим пылом, что речь шла о поддержке прав Порты, нарушенных восстанием Пелопоннеса. Он хотел было стать в ряды армии Ибрагима, но получил отказ; хотел служить в качестве офицера в войсках султана — снова отказ. Не было ли это следствием рокового вмешательства известного нам лица, заинтересованного в том, чтобы не терять из виду родственника-миллионера?
Борьба греков за независимость завершилась победой этой героической нации. После трехлетней жестокой осады Греции поисками Ибрагима-паши, в 1827 году в битве при Наварине, соединенные силы французского, английского и русского флота уничтожили турецкую эскадру и заставили вице-короля отозвать в Египет уцелевшие суда и армию. Ибрагим-паша возвратился в Каир в сопровождении Мурада, проделавшего вместе с ним пелопоннесскую кампанию.
С этого времени положение Камильк-паши ухудшилось. Ненависть Мурада еще больше возросла, когда в начале 1820 года молодая феллашка родила ему сына. Увеличилась семья, но не состояние. Мурад решил во что бы то ни стало завладеть богатством Камильк-паши. Вице-король безусловно не откажет ему в содействии. Такого сорта любезности — не новость для Египта. Впрочем, подобные дела творятся не только в восточных странах…
Пусть читатель запомнит, что сына Мурада звали Сауком.
Правильно оценив создавшееся положение, Камильк-паша понял, что у него есть лишь один выход: собрать все свое богатство, большую часть которого составляли алмазы и драгоценные камни, и вывезти его из Египта. Это было проделано чрезвычайно осторожно и ловко с помощью нескольких иностранцев, которые жили в Александрии и пользовались полным доверием богатого египтянина, Соблюдение строжайшей тайны способствовало успеху операции. Кто были иностранцы? К какой национальности они принадлежали? Об этом знал один Камильк-паша.
Трех небольших бочонков с двойными стенками, окованных железными обручами и похожих на те, в которых хранят испанские вина, как раз хватило, чтобы наполнить их сокровищами Камильк-паши. С величайшими предосторожностями они были погружены на неаполитанский корабль; а затем на борту этого же корабля вместе с капитаном Зо занял место и их владелец, чудом избежавший тысячи опасностей: шпионы следовали за ним по пятам из Каира до Александрии и следили за каждым его шагом, пока он там находился.
Пять дней спустя неаполитанский корабль остановился в Ладикии, а оттуда Камильк-паша направился в Алеппо note 36 — город, где он решил обосноваться. Теперь, когда он находился в Сирии, под покровительством своего бывшего начальника генерала Абдаллы, ставшего к тому времени пашой Акки, следовало ли ему опасаться козней Мурада? Разве мог Мухаммед-Али, как бы он ни был могуществен, разыскать его в далекой провинции, подвластной Блистательной Порте? Однако это оказалось возможным. В том самом 1830 году Мухаммед-Али порвал отношения с султаном. Расторгнуть узы вассальной зависимости, связывавшие его с Махмудом, присоединить Сирию к своим владениям в Египте, стать, быть может, властителем Оттоманской империи — такие далеко идущие замыслы не казались слишком смелыми честолюбивому вице-королю. Найти предлог было нетрудно.
Феллахи, притесняемые агентами Мухаммеда-Али, стали искать убежища в Сирии под покровительством Абдаллы. Вице-король потребовал выдачи беглецов. Паша Акки отказал. Тогда Мухаммед-Али стал настойчиво добиваться у султана разрешения усмирить Абдаллу с помощью оружия. Сначала Махмуд ответил, что феллахи — турецкие подданные и потому он не желает выдавать их вице-королю Египта. Но спустя некоторое время, когда произошло восстание скутарийского паши, Махмуд, чтобы обеспечить если не помощь, то хотя бы нейтралитет Мухаммеда-Али, пошел ему навстречу.
Различные обстоятельства, в том числе эпидемия холеры на пристанях в Леванте, задержали выступление Ибрагима-паши, ставшего во главе двадцати двух военных судов и армии в тридцать две тысячи человек. Таким образом, у Камильк-паши было достаточно времени, чтобы задуматься над опасностями, которыми ему грозила высадка египтян в Сирии.
Камильк-паше шел тогда пятьдесят второй год, но он прожил такую беспокойную жизнь, что казался не по возрасту старым. Разочарованный, утомленный, доведенный почти до отчаяния, он хотел только одного — покоя. Он надеялся обрести его в тихом Алеппо, но события опять повернулись против него.
Благоразумно ли было оставаться в Алеппо в то время, когда Ибрагим собирался вторгнуться в Сирию? Разумеется, пока дело касалось только паши, управляющего городом и провинцией Акка. Но, покончив с владычеством Абдаллы, остановит ли вице-король свою победоносную армию? Удовлетворится ли его честолюбие наказанием непокорного паши? Не воспользуется ли он случаем, чтобы попытаться окончательно покорить Сирию — постоянный предмет его вожделений? И после взятия Акки не будут ли солдаты Ибрагима угрожать Дамаску, Сидону, Алеппо? Все это внушало серьезную тревогу.
На этот раз Камильк-паша принял окончательное решение. Ясно было, что Мурад гонится не за ним лично, а за его состоянием, желая во что бы то ни стало завладеть его богатством, если бы даже ему и пришлось поступиться львиной долей в пользу вице-короля. Значит, сокровища должны исчезнуть, должны быть надежно спрятаны в таком укромном месте, которого никто бы не нашел! А дальше все будет зависеть от хода событий. Если позднее Камильк-паша решит навсегда покинуть Восток, несмотря на всю свою привязанность к нему, или если в Сирии обстановка изменится к лучшему и он снова сможет там поселиться, тогда он извлечет свои сокровища из известного ему одному тайника…
Капитан Зо одобрил план Камильк-паши и придумал способ осуществить его таким образом, чтобы тайна никогда по была раскрыта. Была куплена шхуна-бриг, экипаж подобрали из людей разных национальностей. Матросы прежде не знали друг друга и не имели между собой ничего общего. Среди прочих припасов погрузили на борт три бочонка. Разумеется, никому и в голову не могло прийти, чем они были наполнены. 13 апреля Камильк-паша сел в Ладикии на шхуну и вышел в море.
Мы уже знаем, что Камильк-паша твердо решил найти остров, местонахождение которого было бы известно лишь ему одному и капитану. Прежде всего нужно было сбить с толку экипаж, чтобы ни один матрос не в состоянии был определить направление и маршрут, которого придерживалась шхуна. На протяжении пятнадцатимесячного плавания капитан Зо непрерывно менял курс. Покинула ли шхуна Средиземное море или снова вернулась в его воды? Не заходила ли она в другие моря, омывающие страны Старого Света? В европейских ли водах был обнаружен новый островок?..
Известно было только одно: шхуна-бриг последовательно попадала в разные широты и в разные климатические пояса, так что лучший моряк не определил бы, где находилась она в данный момент. Снабженная продовольствием на два-три года, шхуна приставала к берегу только в тех случаях, когда надо было запастись водой, а затем опять удалялась в открытое море, и лишь капитану Зо было известно, где именно набирали воду.
Мы уже знаем, как долго находился в плавании Камильк-паша, прежде чем ему удалось найти нужный остров, показавшийся в ту самую минуту, когда он собирался уже бросить в море свои сокровища.
Таковы события, связанные с историей Египта и Сирии, о которых нам пришлось упомянуть. Больше нам не придется к этому возвращаться. Повествование наше окажется более фантастическим, чем можно было предположить по такому серьезному началу. Но рассказ должен строиться на прочной основе, что автор и сделал или, по крайней мере, пытался сделать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой неизвестный остров превращается в несгораемый сейф
Капитан Зо приказал уменьшить парусность и отдал распоряжение рулевому. С северо-востока дул слабый утренний бриз. Шхуна-бриг шла к острову только под фоком note 37, марселем note 38 и контра-бизанью note 39, убрав остальные паруса. Если бы море засвежело, шхуна могла бы укрыться у подножия островка.В то время как Камильк-паша, облокотившись на перила мостика, внимательно смотрел вдаль, капитан стоял впереди и со свойственной опытному моряку осторожностью вел шхуну по направлению к острову, не нанесенному ни на какие географические карты.
В самом деле, здесь таилась опасность. Очень трудно разглядеть коварные рифы под спокойной гладью моря. Ведь здесь не было и не могло быть никаких указаний на фарватер. Казалось, что к острову можно подойти совершенно свободно — рифов не было видно. Боцман, бросавший лот, не обнаружил ничего, что внушало бы опасения.
Вот какое зрелище открылось взорам на расстоянии одной мили в ранний утренний час, когда солнце, высвободившись из густого предрассветного тумана, осветило островок косыми лучами.
Островок был маленький, такой маленький, что на него не позарилось бы ни одно государство, разве что жадная захватчица Англия! А подтверждением того, что эта груда скал была еще неизвестна морякам и гидрографам, не была еще нанесена на новейшие карты, и служил как раз тот факт, что Великобритания не успела превратить его во второй Гибралтар, чтобы установить контроль над окружающими водами. Действительно, островок был совсем недавнего происхождения и лежал в стороне от обычных судоходных линий.
По внешнему виду он представлял собой довольно однообразную плоскую возвышенность, периметр которой едва достигал трехсот туазов. Он имел форму неправильного овала в сто пятьдесят туазов длиной и от шестидесяти до восьмидесяти в ширину. Однако это не было беспорядочное скопление скал, причудливо нагроможденных одна на другую и как бы оспаривающих законы равновесия. Несомненно, островок возник на поверхности моря вследствие спокойного и постепенного подъема земной коры. Его происхождение объяснялось не внезапными подземными толчками, а медленным всплыванием из морских глубин. Берега его не были изборождены ни глубокими бухтами, ни мелкими заливчиками. Он нисколько не походил на одну из тех морских раковин, на создание которых природа расточает тысячи фантазий, тысячи причуд, а напоминал скорее либо верхнюю створку устрицы, либо — и это, пожалуй, вернее — панцирь черепахи. Панцирь этот округлялся, повышаясь к центру таким образом, что его высшая точка находилась и ста пятидесяти футах note 40 над уровнем моря.
Были ли на острове деревья? Ни одного. Признаки растительности? Никаких. Следы человеческого пребывания? Нигде. Островок не был и не мог быть обитаем — в этом не приходилось сомневаться. И уж если Камильк-паша решил укрыть свои сокровища в земных недрах, то лучшего места, более укромного, более безопасного, чем этот островок с бесплодной каменистой почвой, невозможно было бы и найти.
«Островок как будто нарочно создан для этого!» — подумал капитан Зо.
Тем временем шхуна медленно двигалась, постепенно убирая паруса. Когда до острова осталось не более одного кабельтова note 41, капитан приказал отдать якорь. И тотчас, отделившись от крамбола note 42, увлекая цепь через клюз note 43, якорь забрал глубину в двадцать восемь саженей.
Скалистые уступы острова — во всяком случае, с этой стороны — были очень крутыми. Судно могло бы подойти еще ближе, быть может, пристать к самому берегу, не рискуя сесть на мель, и все же лучше было держаться от него на некотором расстоянии.
Когда шхуна стала на якорь и боцман приказал убрать последние паруса, капитан Зо вновь поднялся на мостик.
— Прикажете спустить большую шлюпку, ваша светлость? — спросил он.
— Нет… ялик note 44. Я предпочитаю высадиться только вдвоем.
— Как вам будет угодно.
Через минуту капитан с двумя легкими веслами в руках сидел на носу ялика, а Камильк-паша устроился на корме. Еще несколько мгновений, и маленькая лодка причалила к тому месту, которое показалось капитану наиболее удобным для высадки. В расщелине скалы основательно закрепили четырехрогий якорек, и Камильк-паша вступил во владение островом.
В честь этого события не взвился развернутый флаг и не прогремел пушечный выстрел! Во владение островом вступало не государство, а частное лицо, высадившееся на этой земле с намерением покинуть ее через три-четыре часа.
Камильк-паша и капитан Зо с самого начала заметили, что боковые склоны острова не покоились на песчаном основании, а выступали прямо из моря под углом от пятидесяти до шестидесяти градусов. Следовательно, своим возникновением островок и в самом деле был обязан поднятию морского дна.
Они приступили к обследованию острова. Идя кругом по его краям и растаптывая нечто вроде кристаллического кварца, они поняли, что его еще не касалась нога человека, — на девственной почве, вернее, породе не было никаких следов. Ни в какой части побережья не было заметно разрушений, производимых морскими волнами благодаря содержащимся в них кислотам, не видно было неприхотливых растений вроде лишайника, морского мха или морского укропа, семена которых обычно заносятся ветром в расщелины скал, и никаких ракушек, ни живых, ни мертвых.
На сухой кристаллической поверхности виднелись только лужицы, сохранившиеся еще во впадинах от последних дождей, и кое-где птичий помет, оставленный морскими чайками, единственными представителями животного мира в этих краях.
Обойдя островок кругом, Камильк-паша и капитан направились к самому центру закругленной возвышенности. Нигде не замечалось ни малейших признаков давнишнего или недавнего пребывания человека на этих скалах. Повсюду удивительная, если можно так выразиться, кристальная чистота: ни одной царапины, ни единого пятнышка…
Когда пришельцы поднялись на центральный закругленный выступ, они очутились на площадке примерно в полтораста футов над уровнем океана. Усевшись рядом, они принялись внимательно разглядывать открывшийся их взорам горизонт.
На безбрежном водном пространстве отражались солнечные лучи, и не было видно ни кусочка суши. Значит, этот остров не принадлежал к числу атоллов note 45, группирующихся обычно в большем или меньшем количестве один подле другого. Капитан Зо, глядя в подзорную трубу, тщетно высматривал какой-нибудь парус. Море было совершенно пустынно, и шхуна-бриг не подвергалась риску быть замеченной в течение нескольких часов, которые она должна была провести на якоре в полукабельтове от берега.
— Ты хорошо знаешь, каково наше местоположение сегодня? — спросил Камильк-паша.
— Разумеется, ваша светлость, — ответил капитан Зо. — Впрочем, для большей точности я проверю координаты.
— Да, это очень важно… Но все же я не могу понять, почему этот островок не нанесен на карту.
— Мне кажется, потому, что он недавнего происхождения. Во всяком случае, для вас еще лучше, что его нет на карте. Мы можем быть уверены, что найдем его на том же месте в любой день, когда вы захотите сюда вернуться.
— Да, капитан, когда пройдут эти смутные времена! Что мне до того, если мои сокровища еще долгие годы будут погребены под этими скалами! Разве здесь они не будут в большей безопасности, чем в моем доме в Алеппо? Сюда-то уж не явятся, чтобы меня ограбить, ни вице-король, ни его сын Ибрагим, ни этот негодяй Мурад!.. Отдать драгоценности Мураду! Да я лучше брошу их в морскую пучину!
— Это была бы самая печальная необходимость! — ответил капитан. — Ведь море не возвращает того, что ему доверено… Все же нам посчастливилось, что мы открыли островок. Он, конечно, сохранит ваши богатства и честно их вам вернет.
— Пойдем, — сказал Камильк-паша, поднимаясь. — Надо покончить с этим делом как можно быстрее, пока нашу шхуну никто не заметил…
— Слушаюсь!
— Ты уверен, что на борту никто не знает, где мы сейчас находимся?
— Никто, уверяю вас, ваша светлость.
— И даже — в каком мы море?
— Больше того — в каком мы полушарии, в Старом или в Новом Свете. Уже пятнадцать месяцев, как мы бороздим моря и океаны, а за пятнадцать месяцев корабль может покрыть громадные расстояния между континентами.
Камильк-паша и капитан Зо спустились к месту, где их ждал ялик.
Садясь в лодку, капитан спросил:
— Ваша светлость! Покончив с этим делом, мы повернем в Сирию?
— Нет. Я возвращусь в Алеппо не раньше, чем солдаты Ибрагима будут выведены из провинции и страна под властью Махмуда вновь обретет спокойствие.
— А не думаете ли вы, что провинция может быть навсегда присоединена к владениям вице-короля?
— Нет! Клянусь пророком, нет! — вскричал Камильк-паша, выведенный этим предположением из свойственной ему флегматичности. — Быть может, на какой-то промежуток времени, — думаю, что недолгий, — Сирия и будет присоединена к владениям Мухаммеда-Али. Пути аллаха неисповедимы! Но чтобы она вообще не вернулась под власть султана… Аллах не допустит этого!
— Где же, ваша светлость, вы найдете теперь убежище?
— Нигде… нигде! Раз мои сокровища будут в безопасности среди этих скал, пусть они здесь и останутся! А мы, капитан, продолжим наше плавание, как это делаем уже давно…
— К вашим услугам.
Вскоре Камильк-паша и его спутник вернулись на борт шхуны.
Около девяти часов капитан произвел свое первое наблюдение за солнцем, чтобы определить долготу; в полдень, в тот момент, когда небесное светило пересечет меридиан, предстояло сделать второе наблюдение, и тогда капитану будут известны координаты — и долгота и широта. Он приказал принести секстант, определил высоту и таким образом, как и обещал Камильк-паше, выполнил измерение тщательно и быстро. Записав результат, капитан спустился в каюту, чтобы сделать предварительные выкладки для определения географического положения острова. Окончательные данные будут получены после измерения широты.