Страница:
— Украсть?
— Да! Украсть! И присвоить себе то, что принадлежит одному мне!
— Господин Антифер, — возразил Бен-Омар, приведенный в полное замешательство столь энергичным натиском, — поверьте… как только я получил бы от вас это письмо… я тотчас же сообщил бы вам цифры…
— Ага! Значит, вы признаете, что они у вас?..
Нотариус был приперт к стене. Как ни был он изобретателен по части различных уверток и уловок, сейчас он почувствовал себя зажатым в тиски, понял, что надо сдаваться, ибо уже наступил момент, когда не оставалось ничего иного. Такую возможность они предусмотрели накануне с Сауком, а потому, когда дядюшка Антифер крикнул нотариусу: «Довольно! Играйте в открытую, господин Бен-Омар! Хватит вилять и лавировать, пора пришвартовываться!» — Бен-Омар покорно произнес: «Хорошо!»
И, открыв портфель, вытащил пергамент, испещренный крупными буквами.
Это было завещание Камильк-паши, написанное, как мы уже знаем, на французском языке.
Дядюшка Антифер впился в документ.
Прочитав завещание громким голосом от начала и до конца, чтобы Жильдас Трегомен не проронил ни слова, дядюшка Антифер вынул из кармана записную книжку и прежде всего записал долготу острова — те самые четыре цифры, за каждую из которых он отдал бы, не задумываясь, по пальцу правой руки. Потом, словно почувствовав себя опять капитаном, определяющим широту местности, он закричал:
— Внимание, лодочник!
— Есть внимание! — ответил Жильдас Трегомен, также вынув записную книжку из недр своей широчайшей куртки.
— Бери на прикол!
Нечего и говорить, что эта драгоценная долгота — 54o 57' к востоку от парижского меридиана — была «приколота» с исключительной добросовестностью.
Пергамент был возвращен нотариусу; тот снова спрятал его в портфель и передал мнимому главному клерку Назиму.
Разговор дошел до самой решительной стадии; теперь уже дело касалось непосредственных интересов Бен-Омара и Саука. Дядюшке Антиферу, знающему меридиан и параллель острова, оставалось только скрестить эти две линии на карте, чтобы определить положение острова на точке их пересечения. Именно этим он и хотел заняться без промедления. Что ж! Вполне законное желание! Он поднялся и, слегка поклонившись, сделал совершенно недвусмысленный жест, указывающий гостям на выход. Без сомнения, Бен-Омару и Сауку дали понять, что их присутствие больше нежелательно.
Трегомен, улыбаясь, следил за этой немой сценой, которую превосходно разыграл его друг. Тем не менее ни нотариус, ни Назим и не думали подниматься с места. Хозяин дома хотел выставить их из комнаты, но они или не понимали этого, или делали вид, что не понимают. Растерявшийся нотариус читал в суровом взгляде Саука приказание задать Антиферу еще один вопрос.
Не смея ослушаться приказа, Бен-Омар сказал:
— Теперь, когда я выполнил поручение, возложенное на меня завещанием Камильк-паши…
— …нам остается только вежливо проститься друг с другом, — закончил его фразу Пьер-Серван-Мало, — и, так как первый поезд отходит в десять тридцать семь…
— В десять двадцать три со вчерашнего дня, — поправил Жильдас Трегомен.
— Ты прав, в десять часов двадцать три минуты, и я не хотел бы, дорогой господин Бен-Омар, подвергать вас, равно как и вашего почтенного клерка Назима, опасности пропустить курьерский поезд…
Саук нетерпеливо отбивал такт ногой и посматривал на свои часы. Можно было подумать, будто он действительно беспокоится, как бы не опоздать на поезд.
— Если вам еще нужно сдать багаж, — продолжал дядюшка Антифер, — на это тоже уйдет порядочно времени…
— К тому же, — добавил Жильдас Трегомен, — на вокзале такая толчея…
Наконец к Бен-Омару вернулся дар слова. Слегка приподнявшись и потупив глаза, он произнес:
— Простите, но мне кажется, что мы еще не совсем договорились…
— Напротив, господин Бен-Омар, напротив! Мне, например, больше не о чем вас спрашивать.
— Нет, остался еще один вопрос, и я должен предложить его вам, господин Антифер…
— Меня это очень удивляет, господин Бен-Омар, но, в конце концов… раз вы так хотите… прошу вас…
— Я вам сообщил долготу, указанную в завещании Камильк-паши…
— Точно так! И мой друг Трегомен и я — мы оба занесли ее в наши книжки.
— Теперь вам остается сообщить мне широту, которая указана в письме…
— В письме, адресованном моему отцу?..
— Именно в нем…
— Простите, господин Бен-Омар! — нахмурив брови, возразил дядюшка Антифер. — Вам было поручено доставить мне долготу?..
— Да, и это поручение я выполнил…
— …так же охотно, как и усердно, могу подтвердить. Что же касается меня, то ни в завещании, ни в письме меня не уполномочивали показывать кому бы то ни было цифры широты, сообщенные моему отцу!
— Однако…
— Однако, если у вас есть какое-нибудь указание по этому поводу, давайте обсудим его…
— Мне кажется… — возразил нотариус, — между людьми, уважающими друг друга…
— Вам напрасно это кажется, господин Бен-Омар. Ни о каком уважении между нами не может быть и речи.
По-видимому, нервное возбуждение, охватившее дядюшку Антифера, неминуемо должно было перейти в гнев. Во избежание бури Жильдас Трегомен поспешил открыть дверь, дабы облегчить неловкое положение посетителей. Но Саук словно прирос к стулу. Впрочем, ему, как подчиненному и иноземцу, не понимающему по-французски, и нельзя было сдвинуться с места, по крайней мере, пока не прикажет ему мнимый хозяин.
Бен-Омар встал, потер себе лоб, поправил очки на носу и тоном человека, покорившегося обстоятельствам, произнес:
— Простите, господин Антифер, я вижу, что вы решили не говорить мне…
— Да, решил, господин Бен-Омар, и тем более твердо, что в своем письме Камильк-паша наказывал моему отцу хранить абсолютную тайну, а мой отец, в свою очередь, то же самое завещал и мне.
— Хорошо, господин Антифер, — ответил на это Бен-Омар, — не разрешите ли тогда дать вам добрый совет?
— Интересно. Какой?
— Не пускать это дело в ход.
— Почему?..
— Потому что вы можете встретить на вашем пути одного человека, который заставит вас раскаяться…
— Кто же это?
— Саук, родной сын двоюродного брата Камильк-паши, лишенный из-за вас наследства! А он не такой человек, чтобы…
— А вы знаете этого родного сына двоюродного брата, господин Бен-Омар?
— Нет… — ответил нотариус, — но я знаю, что это очень опасный противник…
— Так вот, если вы когда-нибудь его встретите, этого Саука, передайте ему от моего имени, что я плюю на него и на всех сауков в Египте!
Назим даже не поморщился. А Пьер-Серван-Мало, выйдя на лестничную площадку, закричал:
— Нанон!
Нотариус направился к двери. Саук, идя за ним следом, по пути, как бы нечаянно, опрокинул стул — в нем клокотала злоба, он испытывал дикое желание дать Бен-Омару в спину, чтобы тот пересчитал ступеньки лестницы.
Но на пороге Бен-Омар вдруг остановился и, не глядя на дядюшку Антифера, сказал:
— А не кажется ли вам, что вы не приняли во внимание один из параграфов завещания Камильк-паши?..
— Какой?
— Тот, по которому мне вменяется в обязанность сопровождать вас вплоть до того часа, когда вы вступите во владение наследством, то есть быть с вами, пока не будут открыты три бочонка…
— Хорошо, вы будете меня сопровождать, господин Бен-Омар.
— Так нужно же мне знать, куда вы поедете!..
— Вы это узнаете, когда мы прибудем на место.
— А если это место на краю света?
— Значит, оно будет на краю света.
— Пусть так… Но знайте, что я не могу обойтись без моего главного клерка…
— Как вам будет угодно. Путешествовать в его обществе доставит мне не меньше удовольствия, чем в вашем.
Потом, перегнувшись через лестничные перила, он опять закричал:
— Нанон!..
По голосу можно было понять, что терпение дядюшки Антифера истощилось.
— Нанон!! Нанон появилась.
— Посвети этим господам! — приказал дядюшка Антифер.
— Посветить? Среди бела дня?.. — удивилась Нанон.
— А я тебе говорю — посвети!
После такого недвусмысленно выраженного требования освободить хозяина от своего присутствия, Сауку и Бен-Омару ничего больше не оставалось, как покинуть негостеприимный дом, двери которого с треском за ними захлопнулись.
Вот когда дядюшку Антифера охватила неистовая радость, такая радость, какую вряд ли ему приходилось когда-нибудь испытывать в своей жизни! И уж если бы он не порадовался в этот день, то когда же еще мог представиться подобный случай?
Наконец-то пресловутая долгота была у него в руках! Долгота, которую он ждал с таким нетерпением! Все, о чем он прежде мог только мечтать, скоро превратится в действительность. Получение несметного богатства зависит сейчас только от него самого, от той поспешности, с какой он отправится на поиски острова…
— Сто миллионов… сто миллионов! — повторял он.
— Это то же самое, что тысяча раз по сто тысяч франков, — заметил Жильдас Трегомен.
В эту минуту дядюшка Антифер, не в силах более сдерживаться, подпрыгнул сначала на одной ноге, потом на другой, затем присел на корточки, поднялся и, завертевшись волчком, стал откалывать быстрый и залихватский танец, какой трудно было бы найти в обширном репертуаре матросских танцев, отличающихся такой веселой выразительностью.
Затем, вовлекая в это кружение своего громадного друга, он заставил его двигаться с такой стремительностью, что весь дом сотрясался до самого основания.
При этом дядюшка Антифер так неистово орал, что дрожали стекла:
У меня есть дол, дол, дол!
У меня есть го, го, го!
У меня есть та, та, та!
Долгота!
Долгота!
Долгота!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
Как счастлива была молодая чета, получив разрешение монсеньера note 79 на вступление в брак двоюродных брата и сестры! С каким нетерпением — Жюэль, в отличие от Эногат, даже не старался этого скрыть — ждали они пятого апреля — даты, вырванной у дядюшки в минуту его нерешительности.
С каким упоением занимались они приготовлением к свадьбе, приданым невесты и ее нарядами, обдумывали меблировку и убранство уютной комнаты в первом этаже, куда щедрый Трегомен ежедневно приносил новые безделушки, некогда приобретенные им у прибрежных жителей Ранса!.. Среди этих вещиц была и маленькая статуэтка богоматери, украшавшая в свое время каюту «Прекрасной Амелии». Трегомен без малейших колебаний решил подарить ее новобрачным! Разве он не был их наперсником, и могли ли они найти лучшего, более верного хранителя своих надежд, своих планов на будущее? И раз двадцать на день по любому поводу этот добряк повторял:
— Дорого бы я дал, чтобы свадьба была уже позади, чтобы вы покончили со всеми формальностями и у мэра и у кюре! note 80
— Но почему, мой милый Трегомен?.. — тревожно спрашивала девушка.
— Он стал таким чудаком, этот старина Антифер, — как оседлает своего конька, так и поскачет за своими миллионами!..
Жюэль был согласен с Трегоменом. Когда целиком зависишь от дядюшки, — превосходного человека, но все же… слегка тронутого, — ни за что нельзя поручиться, пока окончательное «да» не будет произнесено в присутствии мэра.
Ведь у моряков жизнь складывается не так, как у других людей. Время у них не терпит! Либо ты останешься холостяком вроде капитана каботажного плавания и хозяина габары, либо женись немедленно, если позволяют обстоятельства и есть на то разрешение. А Жюэль должен был уйти в плавание в качестве помощника капитана на трехмачтовой шхуне торгового дома Ле Байиф. И тогда — подумать только — сколько месяцев, сколько лет он будет носиться по морям и океанам в тысячах лье от родного дома, оторванный от жены и от детей, если бог благословит их союз! А это вполне возможно. Семьи моряков обычно бывают многодетными. Разумеется, Эногат, как дочь моряка, свыклась с мыслью, что длительные плавания Жюэля будут надолго разлучать ее с мужем, и она даже не представляла себе, что может быть иначе. Тем больше оснований не терять ни одного дня, раз предстоят неизбежные и долгие разлуки!..
Вот об этом-то и беседовали на обратном пути молодой капитан и его невеста, покончив в то утро с деловыми визитами. Каково же было их изумление, когда они увидели двух возбужденно жестикулировавших и явно чем-то встревоженных иностранцев, вышедших из знакомого нам дома на улице От-Салль! Что понадобилось этим людям от дядюшки Антифера? У Жюэля мелькнуло подозрение, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
Подозрение скоро сменилось уверенностью: с верхнего этажа раздавались шум и пение какой-то импровизированной песни, припев которой был слышен у самого конца крепостной стены.
Неужели дядюшка окончательно рехнулся? Неужели этим завершилась одержимость злополучной долготой? Мозговое повреждение?.. Если не мания величия, то по меньшей мере мания богатства?..
— Что здесь происходит, тетя? — спросил Жюэль у Нанон.
— Ваш дядя танцует, дети.
— Но не может же от этого сотрясаться весь дом?
— Но там еще Трегомен…
— Как! Трегомен тоже танцует?!
— Должно быть, он боялся перечить дядюшке, — решила Эногат.
Все трое поднялись наверх. Тут уж им стало ясно, что Антифер действительно помешался, когда они увидели его в бешеной пляске и услышали, как он кричит во весь голос:
У меня есть дол, дол, дол!
У меня есть го, го, го!
У меня есть та, та, та!
С ним вместе пел красный, пылающий, близкий к апоплексическому удару добряк Трегомен:
Да, да, да! Есть у него долгота!..
Да, да, да! Есть у него долгота!
И тогда Жюэля осенило: так вот почему выходили из дома те два иностранца!.. Значит, злосчастный посланец Камильк-паши все-таки появился… При этой мысли молодой человек побледнел и остановил Антифера, не дав ему закончить очередной пируэт:
— Дядя, вы получили…
— Да, племянничек, получил!
— Он получил, — подтвердил Жильдас Трегомен и в изнеможении упал на стул, сломавшийся под такой тяжестью.
Спустя несколько минут, когда Антифер слегка отдышался, Эногат и Жюэль узнали обо всем, что произошло со вчерашнего дня: о приходе Бен-Омара со своим главным клерком, о попытке вымогательства письма Камильк-паши, о содержании завещания, о точном определении долготы для установления координат острова, в недрах которого зарыты сокровища… Дядюшке Антиферу оставалось только наклониться, чтобы их взять!
— Но, дядя, если уже известно, где находится это самое гнездышко, им ничего не стоит опустошить его раньше вас!
— Позволь, позволь, племянничек! — воскликнул дядюшка Антифер, пожав плечами. — Неужели ты считаешь меня дурачком, способным отдать им ключ от сейфа с драгоценностями?
Жильдас Трегомен, со своей стороны, подкрепил это заявление выразительным жестом отрицания:
— …от сейфа, в котором хранятся сто миллионов!
Пресловутые «сто миллионов» так раздули щеки Пьера-Сервана-Мало, что, казалось, он вот-вот задохнется.
По-видимому, он надеялся, что эта новость будет встречена криками восторга, но его постигло жестокое разочарование. Как! Золотой дождь, которому могла бы позавидовать Даная note 81, ливень из алмазов и драгоценных камней падал на этот жалкий домишко на улице От-Салль, а они и руки не протянули, чтобы подхватить его, и не ломали крышу, чтобы не потерять ни капли!
Да, это истинная правда! Торжественное заявление о ста миллионах было встречено ледяным молчанием.
— Ах, так! — вскричал дядюшка Антифер, поочередно обводя взглядом сестру, племянника, племянницу и своего друга. — Почему у вас такие постные лица! Разве задул встречный ветер?
Несмотря на грозный окрик, физиономии присутствующих нисколько не повеселели.
— Как, — продолжал дядюшка Антифер, — я сообщаю вам, что теперь я богат, как Крез note 82, что я вернулся из Эльдорадо note 83 на корабле, доверху нагруженном сокровищами, что ни у какого набоба не наберется столько золота, а вам даже в голову не приходит поздравить меня?..
Молчание. Потупленные взоры. Нахмуренные лица.
— А ты что скажешь, Нанон?..
— Да, братец, это хорошие деньги…
— «Хорошие деньги»!.. Стоит лишь захотеть — и в течение целого года вы можете тратить каждый день по триста тысяч франков на еду!.. А ты, Эногат, ты тоже считаешь, что это хорошие деньги?
— Боже мой, дядя! — ответила молодая девушка. — К чему такое богатство?..
— О, я знаю. Я хорошо знаю этот припев: «Не в деньгах счастье!» И вы такого же мнения, господин капитан дальнего плавания, и вы так думаете? — в упор спросил племянника дядюшка Антифер.
— По-моему, — ответил Жюэль, — этот египтянин должен был заодно оставить вам в наследство и титул паши, потому что столько денег и никакого титула…
— Хе-хе… Антифер-паша… — произнес, улыбаясь, Трегомен.
— А ты помалкивай, лодочник! — прикрикнул на него Антифер таким тоном, словно приказывал брать рифы note 84 на парусах. — Не вздумаешь ли еще ты меня высмеивать, бывший капитан «Прекрасной Амелии»?
— Я — тебя, моего достойного друга? Упаси меня боже! — ответил Трегомен. — И, если тебя так радуют твои сто миллионов франков, я приношу тебе сто миллионов поздравлений…
Действительно, почему вся семья так холодно отнеслась к событию, вызвавшему у хозяина дома ликование? Может быть, он теперь уже и не мечтал о блестящих партиях для племянницы и племянника?.. Может быть, он уже отказался от мысли запретить или отсрочить свадьбу Жюэля и Эногат, хоть он и получил долгожданную долготу раньше 5 апреля? По правде говоря, все это очень тревожило Эногат и Жюэля, Нанон и Жильдаса Трегомена.
Трегомен решил вызвать своего друга на объяснение… Лучше узнать сразу, каковы его намерения. По крайней мере, можно будет поспорить с этим ужасным человеком и заставить его прислушаться к здравому смыслу. Нельзя же позволить ему вариться в собственном соку!
— Послушай, старина, — мягко сказал Трегомен, — предположим, что эти миллионы уже у тебя…
— Предположим?.. А зачем мне предполагать?..
— Хорошо, будем считать, что они уже у тебя… И вот ты, такой простой человек, привыкший к скромной жизни, скажи, пожалуйста, что ты намерен с ними делать?
— Все, что мне заблагорассудится, — сухо ответил дядюшка Антифер.
— Ведь я надеюсь, ты не собираешься купить Сен-Мало?..
— И Сен-Мало, и Сен-Серван, и Динар, а если захочу, то в придачу еще и этот дурацкий ручей Ранс, в который вода заходит только во время прилива!
Дядюшка Антифер отлично знал, что, отозвавшись так пренебрежительно о Рансе, он заденет за живое человека, который в продолжение двадцати лет поднимался и спускался по этой прекрасной реке.
— Пусть так! — стиснув зубы, ответил Трегомен. — Но ведь ты при всем желании не сможешь съесть лишний кусок или выпить лишнюю рюмку. Разве что ты себе купишь второй желудок…
— Я куплю все, что мне вздумается, запомни это, моряк пресных вод! И, если мне противоречат, если я встречаю отпор даже в моей семье… — Это было сказано в сторону обрученных. — Я проем мои сто миллионов, я промотаю их, обращу их в дым, в пыль!.. И Жюэль и Эногат не получат ни франка из пятидесяти миллионов, которые я хотел завещать и ему и ей…
— Проще сказать — сто миллионов им обоим.
— Почему?
— Потому что они будут мужем и женой!..
Жгучий вопрос наконец всплыл на поверхность.
— Эй, лодочник! — зычным голосом закричал дядюшка Антифер. — Взберись-ка ты лучше на бом-брамсель note 85 и погляди на горизонт!
Это было всегдашней манерой дядюшки Антифера отправлять Трегомена «проветриваться»; он выражался, конечно, фигурально, потому что водрузить такую громадину на верхнюю площадку какой-либо мачты было бы невозможно без помощи судового ворота.
Ни Нанон, ни Жюэль, ни Эногат не посмели вмешаться в разговор. По бледному лицу молодого капитана можно было заметить, что он с трудом сдерживает гнев.
Но Жильдас Трегомен был не такой человек, чтобы покинуть своих друзей в открытом море на произвол судьбы. И, вместо того чтобы удалиться, он еще ближе подступил к дядюшке Антиферу:
— Но ты же дал слово…
— Какое слово?
— Разрешить им обвенчаться.
— Да, если я не получу долготы. А так как долгота получена…
— …то тем больше оснований обеспечить им счастливую жизнь.
— Превосходно, лодочник, превосходно! Вот потому-то Эногат и выйдет замуж за принца…
— Если таковой найдется!
— А Жюэль женится на принцессе…
— Свободных давно уже нет! — возразил Жильдас Трегомен, исчерпав все свои доводы.
— Всегда найдутся, если дашь в приданое пятьдесят миллионов!
— Ищи, ищи…
— И поищу. И найду… хотя бы в Готонском альманахе!
Он хотел сказать — в «Готском альманахе» note 86, этот твердолобый упрямец, одержимый вздорной мыслью смешать кровь властительных особ с кровью Антиферов.
И потому, не желая продолжать разговор, который мог кончиться не в его пользу, и решив не сдавать своих позиций в вопросе о браке, он намекнул — разумеется, более чем прозрачно! — что хочет остаться один в своей комнате и запрещает тревожить его до обеда.
Жильдас Трегомен благоразумно рассудил, что сейчас не время возражать ему, и все спустились вниз.
Сказать по правде, вся маленькая семья была в большом горе. Из прекрасных глаз молодой девушки градом лились слезы, и это привело в полное отчаяние Жильдаса Трегомена.
— Малютка моя, я не выношу, когда плачут, — сказал он, — право… даже от горя!
— Но, дорогой мой друг, — сказала Эногат, — ведь все потеряно! Дядюшка не уступит! Это колоссальное богатство совсем его сбило с толку.
— Да, да, — поддержала ее Нанон, — уж если моему брату взбредет что-нибудь в голову…
Жюэль молча ходил взад и вперед по комнате, скрестив на груди руки и сжав кулаки.
— В конце концов, — воскликнул он, — дядя мне не хозяин! Я могу жениться и без его разрешения… Я совершеннолетний!
— Но Эногат не совершеннолетняя, — напомнил Жильдас Трегомен. — И, как опекун, он может ей запретить…
— Да… и все мы от него зависим! — прибавила Нанон, опустив голову.
— Вот мое мнение, — сказал Жильдас Трегомен, — лучше всего ему не противоречить. Не исключена возможность, что эта мания пройдет у него сама по себе, особенно если мы сделаем вид, что готовы ему во всем потакать.
— Кажется, вы правы, господин Трегомен, — сказала Эногат. — Я тоже думаю, что большего мы добьемся мягкостью, нежели сопротивлением.
— И самое главное, — добавил Жильдас Трегомен, — пока что у него их нет, этих ста миллионов!..
— Да, — согласился Жюэль. — Правда, ему уже известно, на какой они находятся широте и долготе, но не так-то легко их получить. Понадобится еще много времени.
— Много… — прошептала молодая девушка.
— Увы! Да, дорогая моя Эногат. И это все задержит… Ах, несносный дядя!
— И проклятые бестии, которые явились от этого проклятого паши, — ворчала Нанон. — Мне бы сразу им дать метлой…
— Все равно они с ним договорятся! — сказал Жюэль. — Уж он-то не отстанет, этот Бен-Омар, — ведь ему причитаются комиссионные!
— Значит, дядя уедет? — спросила Эногат.
— Вполне возможно, — ответил Жильдас Трегомен, — потому что теперь ему известны координаты острова!
— Я поеду с ним, — решительно заявил Жюэль.
— Ты, Жюэль?.. — вскричала молодая девушка.
— Да. Это необходимо. Я хочу быть с ним, чтобы помешать ему сделать какую-нибудь глупость… Наконец, чтобы поторопить его, если он задержится в дальних краях.
— Ты прав, ты прав, мой мальчик, — одобрил Трегомен.
— Кто знает, куда он попадет, гоняясь за этими сокровищами, и какие опасности ждут его на пути!
Эногат хотя и опечалилась, но хорошо понимала, что Жюэль принял разумное решение. И, может быть, благодаря Жюэлю путешествие дядюшки будет менее длительным?
— Да! Украсть! И присвоить себе то, что принадлежит одному мне!
— Господин Антифер, — возразил Бен-Омар, приведенный в полное замешательство столь энергичным натиском, — поверьте… как только я получил бы от вас это письмо… я тотчас же сообщил бы вам цифры…
— Ага! Значит, вы признаете, что они у вас?..
Нотариус был приперт к стене. Как ни был он изобретателен по части различных уверток и уловок, сейчас он почувствовал себя зажатым в тиски, понял, что надо сдаваться, ибо уже наступил момент, когда не оставалось ничего иного. Такую возможность они предусмотрели накануне с Сауком, а потому, когда дядюшка Антифер крикнул нотариусу: «Довольно! Играйте в открытую, господин Бен-Омар! Хватит вилять и лавировать, пора пришвартовываться!» — Бен-Омар покорно произнес: «Хорошо!»
И, открыв портфель, вытащил пергамент, испещренный крупными буквами.
Это было завещание Камильк-паши, написанное, как мы уже знаем, на французском языке.
Дядюшка Антифер впился в документ.
Прочитав завещание громким голосом от начала и до конца, чтобы Жильдас Трегомен не проронил ни слова, дядюшка Антифер вынул из кармана записную книжку и прежде всего записал долготу острова — те самые четыре цифры, за каждую из которых он отдал бы, не задумываясь, по пальцу правой руки. Потом, словно почувствовав себя опять капитаном, определяющим широту местности, он закричал:
— Внимание, лодочник!
— Есть внимание! — ответил Жильдас Трегомен, также вынув записную книжку из недр своей широчайшей куртки.
— Бери на прикол!
Нечего и говорить, что эта драгоценная долгота — 54o 57' к востоку от парижского меридиана — была «приколота» с исключительной добросовестностью.
Пергамент был возвращен нотариусу; тот снова спрятал его в портфель и передал мнимому главному клерку Назиму.
Разговор дошел до самой решительной стадии; теперь уже дело касалось непосредственных интересов Бен-Омара и Саука. Дядюшке Антиферу, знающему меридиан и параллель острова, оставалось только скрестить эти две линии на карте, чтобы определить положение острова на точке их пересечения. Именно этим он и хотел заняться без промедления. Что ж! Вполне законное желание! Он поднялся и, слегка поклонившись, сделал совершенно недвусмысленный жест, указывающий гостям на выход. Без сомнения, Бен-Омару и Сауку дали понять, что их присутствие больше нежелательно.
Трегомен, улыбаясь, следил за этой немой сценой, которую превосходно разыграл его друг. Тем не менее ни нотариус, ни Назим и не думали подниматься с места. Хозяин дома хотел выставить их из комнаты, но они или не понимали этого, или делали вид, что не понимают. Растерявшийся нотариус читал в суровом взгляде Саука приказание задать Антиферу еще один вопрос.
Не смея ослушаться приказа, Бен-Омар сказал:
— Теперь, когда я выполнил поручение, возложенное на меня завещанием Камильк-паши…
— …нам остается только вежливо проститься друг с другом, — закончил его фразу Пьер-Серван-Мало, — и, так как первый поезд отходит в десять тридцать семь…
— В десять двадцать три со вчерашнего дня, — поправил Жильдас Трегомен.
— Ты прав, в десять часов двадцать три минуты, и я не хотел бы, дорогой господин Бен-Омар, подвергать вас, равно как и вашего почтенного клерка Назима, опасности пропустить курьерский поезд…
Саук нетерпеливо отбивал такт ногой и посматривал на свои часы. Можно было подумать, будто он действительно беспокоится, как бы не опоздать на поезд.
— Если вам еще нужно сдать багаж, — продолжал дядюшка Антифер, — на это тоже уйдет порядочно времени…
— К тому же, — добавил Жильдас Трегомен, — на вокзале такая толчея…
Наконец к Бен-Омару вернулся дар слова. Слегка приподнявшись и потупив глаза, он произнес:
— Простите, но мне кажется, что мы еще не совсем договорились…
— Напротив, господин Бен-Омар, напротив! Мне, например, больше не о чем вас спрашивать.
— Нет, остался еще один вопрос, и я должен предложить его вам, господин Антифер…
— Меня это очень удивляет, господин Бен-Омар, но, в конце концов… раз вы так хотите… прошу вас…
— Я вам сообщил долготу, указанную в завещании Камильк-паши…
— Точно так! И мой друг Трегомен и я — мы оба занесли ее в наши книжки.
— Теперь вам остается сообщить мне широту, которая указана в письме…
— В письме, адресованном моему отцу?..
— Именно в нем…
— Простите, господин Бен-Омар! — нахмурив брови, возразил дядюшка Антифер. — Вам было поручено доставить мне долготу?..
— Да, и это поручение я выполнил…
— …так же охотно, как и усердно, могу подтвердить. Что же касается меня, то ни в завещании, ни в письме меня не уполномочивали показывать кому бы то ни было цифры широты, сообщенные моему отцу!
— Однако…
— Однако, если у вас есть какое-нибудь указание по этому поводу, давайте обсудим его…
— Мне кажется… — возразил нотариус, — между людьми, уважающими друг друга…
— Вам напрасно это кажется, господин Бен-Омар. Ни о каком уважении между нами не может быть и речи.
По-видимому, нервное возбуждение, охватившее дядюшку Антифера, неминуемо должно было перейти в гнев. Во избежание бури Жильдас Трегомен поспешил открыть дверь, дабы облегчить неловкое положение посетителей. Но Саук словно прирос к стулу. Впрочем, ему, как подчиненному и иноземцу, не понимающему по-французски, и нельзя было сдвинуться с места, по крайней мере, пока не прикажет ему мнимый хозяин.
Бен-Омар встал, потер себе лоб, поправил очки на носу и тоном человека, покорившегося обстоятельствам, произнес:
— Простите, господин Антифер, я вижу, что вы решили не говорить мне…
— Да, решил, господин Бен-Омар, и тем более твердо, что в своем письме Камильк-паша наказывал моему отцу хранить абсолютную тайну, а мой отец, в свою очередь, то же самое завещал и мне.
— Хорошо, господин Антифер, — ответил на это Бен-Омар, — не разрешите ли тогда дать вам добрый совет?
— Интересно. Какой?
— Не пускать это дело в ход.
— Почему?..
— Потому что вы можете встретить на вашем пути одного человека, который заставит вас раскаяться…
— Кто же это?
— Саук, родной сын двоюродного брата Камильк-паши, лишенный из-за вас наследства! А он не такой человек, чтобы…
— А вы знаете этого родного сына двоюродного брата, господин Бен-Омар?
— Нет… — ответил нотариус, — но я знаю, что это очень опасный противник…
— Так вот, если вы когда-нибудь его встретите, этого Саука, передайте ему от моего имени, что я плюю на него и на всех сауков в Египте!
Назим даже не поморщился. А Пьер-Серван-Мало, выйдя на лестничную площадку, закричал:
— Нанон!
Нотариус направился к двери. Саук, идя за ним следом, по пути, как бы нечаянно, опрокинул стул — в нем клокотала злоба, он испытывал дикое желание дать Бен-Омару в спину, чтобы тот пересчитал ступеньки лестницы.
Но на пороге Бен-Омар вдруг остановился и, не глядя на дядюшку Антифера, сказал:
— А не кажется ли вам, что вы не приняли во внимание один из параграфов завещания Камильк-паши?..
— Какой?
— Тот, по которому мне вменяется в обязанность сопровождать вас вплоть до того часа, когда вы вступите во владение наследством, то есть быть с вами, пока не будут открыты три бочонка…
— Хорошо, вы будете меня сопровождать, господин Бен-Омар.
— Так нужно же мне знать, куда вы поедете!..
— Вы это узнаете, когда мы прибудем на место.
— А если это место на краю света?
— Значит, оно будет на краю света.
— Пусть так… Но знайте, что я не могу обойтись без моего главного клерка…
— Как вам будет угодно. Путешествовать в его обществе доставит мне не меньше удовольствия, чем в вашем.
Потом, перегнувшись через лестничные перила, он опять закричал:
— Нанон!..
По голосу можно было понять, что терпение дядюшки Антифера истощилось.
— Нанон!! Нанон появилась.
— Посвети этим господам! — приказал дядюшка Антифер.
— Посветить? Среди бела дня?.. — удивилась Нанон.
— А я тебе говорю — посвети!
После такого недвусмысленно выраженного требования освободить хозяина от своего присутствия, Сауку и Бен-Омару ничего больше не оставалось, как покинуть негостеприимный дом, двери которого с треском за ними захлопнулись.
Вот когда дядюшку Антифера охватила неистовая радость, такая радость, какую вряд ли ему приходилось когда-нибудь испытывать в своей жизни! И уж если бы он не порадовался в этот день, то когда же еще мог представиться подобный случай?
Наконец-то пресловутая долгота была у него в руках! Долгота, которую он ждал с таким нетерпением! Все, о чем он прежде мог только мечтать, скоро превратится в действительность. Получение несметного богатства зависит сейчас только от него самого, от той поспешности, с какой он отправится на поиски острова…
— Сто миллионов… сто миллионов! — повторял он.
— Это то же самое, что тысяча раз по сто тысяч франков, — заметил Жильдас Трегомен.
В эту минуту дядюшка Антифер, не в силах более сдерживаться, подпрыгнул сначала на одной ноге, потом на другой, затем присел на корточки, поднялся и, завертевшись волчком, стал откалывать быстрый и залихватский танец, какой трудно было бы найти в обширном репертуаре матросских танцев, отличающихся такой веселой выразительностью.
Затем, вовлекая в это кружение своего громадного друга, он заставил его двигаться с такой стремительностью, что весь дом сотрясался до самого основания.
При этом дядюшка Антифер так неистово орал, что дрожали стекла:
У меня есть дол, дол, дол!
У меня есть го, го, го!
У меня есть та, та, та!
Долгота!
Долгота!
Долгота!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
в которой одна точка в географическом атласе дядюшки Антифера тщательно подчеркнута красным карандашом
В то время как Пьер-Серван-Мало Антифер в паре со своим другом Жильдасом Трегоменом отплясывал бешеную фарандолу note 76, Эногат и Жюэль направились в мэрию и оттуда в церковь. В мэрии старый толстый чиновник из отдела регистрации гражданских актов, специалист по брачным делам, фабрикующий медовые месяцы, показал им в витрине объявлений уже составленное по всей форме оглашение помолвки. В кафедральном соборе викарий note 77 обещал им мессу note 78 с хорошими певчими, проповедью, органом и колокольным звоном — все великолепие, предусмотренное свадебным церемониалом.Как счастлива была молодая чета, получив разрешение монсеньера note 79 на вступление в брак двоюродных брата и сестры! С каким нетерпением — Жюэль, в отличие от Эногат, даже не старался этого скрыть — ждали они пятого апреля — даты, вырванной у дядюшки в минуту его нерешительности.
С каким упоением занимались они приготовлением к свадьбе, приданым невесты и ее нарядами, обдумывали меблировку и убранство уютной комнаты в первом этаже, куда щедрый Трегомен ежедневно приносил новые безделушки, некогда приобретенные им у прибрежных жителей Ранса!.. Среди этих вещиц была и маленькая статуэтка богоматери, украшавшая в свое время каюту «Прекрасной Амелии». Трегомен без малейших колебаний решил подарить ее новобрачным! Разве он не был их наперсником, и могли ли они найти лучшего, более верного хранителя своих надежд, своих планов на будущее? И раз двадцать на день по любому поводу этот добряк повторял:
— Дорого бы я дал, чтобы свадьба была уже позади, чтобы вы покончили со всеми формальностями и у мэра и у кюре! note 80
— Но почему, мой милый Трегомен?.. — тревожно спрашивала девушка.
— Он стал таким чудаком, этот старина Антифер, — как оседлает своего конька, так и поскачет за своими миллионами!..
Жюэль был согласен с Трегоменом. Когда целиком зависишь от дядюшки, — превосходного человека, но все же… слегка тронутого, — ни за что нельзя поручиться, пока окончательное «да» не будет произнесено в присутствии мэра.
Ведь у моряков жизнь складывается не так, как у других людей. Время у них не терпит! Либо ты останешься холостяком вроде капитана каботажного плавания и хозяина габары, либо женись немедленно, если позволяют обстоятельства и есть на то разрешение. А Жюэль должен был уйти в плавание в качестве помощника капитана на трехмачтовой шхуне торгового дома Ле Байиф. И тогда — подумать только — сколько месяцев, сколько лет он будет носиться по морям и океанам в тысячах лье от родного дома, оторванный от жены и от детей, если бог благословит их союз! А это вполне возможно. Семьи моряков обычно бывают многодетными. Разумеется, Эногат, как дочь моряка, свыклась с мыслью, что длительные плавания Жюэля будут надолго разлучать ее с мужем, и она даже не представляла себе, что может быть иначе. Тем больше оснований не терять ни одного дня, раз предстоят неизбежные и долгие разлуки!..
Вот об этом-то и беседовали на обратном пути молодой капитан и его невеста, покончив в то утро с деловыми визитами. Каково же было их изумление, когда они увидели двух возбужденно жестикулировавших и явно чем-то встревоженных иностранцев, вышедших из знакомого нам дома на улице От-Салль! Что понадобилось этим людям от дядюшки Антифера? У Жюэля мелькнуло подозрение, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
Подозрение скоро сменилось уверенностью: с верхнего этажа раздавались шум и пение какой-то импровизированной песни, припев которой был слышен у самого конца крепостной стены.
Неужели дядюшка окончательно рехнулся? Неужели этим завершилась одержимость злополучной долготой? Мозговое повреждение?.. Если не мания величия, то по меньшей мере мания богатства?..
— Что здесь происходит, тетя? — спросил Жюэль у Нанон.
— Ваш дядя танцует, дети.
— Но не может же от этого сотрясаться весь дом?
— Но там еще Трегомен…
— Как! Трегомен тоже танцует?!
— Должно быть, он боялся перечить дядюшке, — решила Эногат.
Все трое поднялись наверх. Тут уж им стало ясно, что Антифер действительно помешался, когда они увидели его в бешеной пляске и услышали, как он кричит во весь голос:
У меня есть дол, дол, дол!
У меня есть го, го, го!
У меня есть та, та, та!
С ним вместе пел красный, пылающий, близкий к апоплексическому удару добряк Трегомен:
Да, да, да! Есть у него долгота!..
Да, да, да! Есть у него долгота!
И тогда Жюэля осенило: так вот почему выходили из дома те два иностранца!.. Значит, злосчастный посланец Камильк-паши все-таки появился… При этой мысли молодой человек побледнел и остановил Антифера, не дав ему закончить очередной пируэт:
— Дядя, вы получили…
— Да, племянничек, получил!
— Он получил, — подтвердил Жильдас Трегомен и в изнеможении упал на стул, сломавшийся под такой тяжестью.
Спустя несколько минут, когда Антифер слегка отдышался, Эногат и Жюэль узнали обо всем, что произошло со вчерашнего дня: о приходе Бен-Омара со своим главным клерком, о попытке вымогательства письма Камильк-паши, о содержании завещания, о точном определении долготы для установления координат острова, в недрах которого зарыты сокровища… Дядюшке Антиферу оставалось только наклониться, чтобы их взять!
— Но, дядя, если уже известно, где находится это самое гнездышко, им ничего не стоит опустошить его раньше вас!
— Позволь, позволь, племянничек! — воскликнул дядюшка Антифер, пожав плечами. — Неужели ты считаешь меня дурачком, способным отдать им ключ от сейфа с драгоценностями?
Жильдас Трегомен, со своей стороны, подкрепил это заявление выразительным жестом отрицания:
— …от сейфа, в котором хранятся сто миллионов!
Пресловутые «сто миллионов» так раздули щеки Пьера-Сервана-Мало, что, казалось, он вот-вот задохнется.
По-видимому, он надеялся, что эта новость будет встречена криками восторга, но его постигло жестокое разочарование. Как! Золотой дождь, которому могла бы позавидовать Даная note 81, ливень из алмазов и драгоценных камней падал на этот жалкий домишко на улице От-Салль, а они и руки не протянули, чтобы подхватить его, и не ломали крышу, чтобы не потерять ни капли!
Да, это истинная правда! Торжественное заявление о ста миллионах было встречено ледяным молчанием.
— Ах, так! — вскричал дядюшка Антифер, поочередно обводя взглядом сестру, племянника, племянницу и своего друга. — Почему у вас такие постные лица! Разве задул встречный ветер?
Несмотря на грозный окрик, физиономии присутствующих нисколько не повеселели.
— Как, — продолжал дядюшка Антифер, — я сообщаю вам, что теперь я богат, как Крез note 82, что я вернулся из Эльдорадо note 83 на корабле, доверху нагруженном сокровищами, что ни у какого набоба не наберется столько золота, а вам даже в голову не приходит поздравить меня?..
Молчание. Потупленные взоры. Нахмуренные лица.
— А ты что скажешь, Нанон?..
— Да, братец, это хорошие деньги…
— «Хорошие деньги»!.. Стоит лишь захотеть — и в течение целого года вы можете тратить каждый день по триста тысяч франков на еду!.. А ты, Эногат, ты тоже считаешь, что это хорошие деньги?
— Боже мой, дядя! — ответила молодая девушка. — К чему такое богатство?..
— О, я знаю. Я хорошо знаю этот припев: «Не в деньгах счастье!» И вы такого же мнения, господин капитан дальнего плавания, и вы так думаете? — в упор спросил племянника дядюшка Антифер.
— По-моему, — ответил Жюэль, — этот египтянин должен был заодно оставить вам в наследство и титул паши, потому что столько денег и никакого титула…
— Хе-хе… Антифер-паша… — произнес, улыбаясь, Трегомен.
— А ты помалкивай, лодочник! — прикрикнул на него Антифер таким тоном, словно приказывал брать рифы note 84 на парусах. — Не вздумаешь ли еще ты меня высмеивать, бывший капитан «Прекрасной Амелии»?
— Я — тебя, моего достойного друга? Упаси меня боже! — ответил Трегомен. — И, если тебя так радуют твои сто миллионов франков, я приношу тебе сто миллионов поздравлений…
Действительно, почему вся семья так холодно отнеслась к событию, вызвавшему у хозяина дома ликование? Может быть, он теперь уже и не мечтал о блестящих партиях для племянницы и племянника?.. Может быть, он уже отказался от мысли запретить или отсрочить свадьбу Жюэля и Эногат, хоть он и получил долгожданную долготу раньше 5 апреля? По правде говоря, все это очень тревожило Эногат и Жюэля, Нанон и Жильдаса Трегомена.
Трегомен решил вызвать своего друга на объяснение… Лучше узнать сразу, каковы его намерения. По крайней мере, можно будет поспорить с этим ужасным человеком и заставить его прислушаться к здравому смыслу. Нельзя же позволить ему вариться в собственном соку!
— Послушай, старина, — мягко сказал Трегомен, — предположим, что эти миллионы уже у тебя…
— Предположим?.. А зачем мне предполагать?..
— Хорошо, будем считать, что они уже у тебя… И вот ты, такой простой человек, привыкший к скромной жизни, скажи, пожалуйста, что ты намерен с ними делать?
— Все, что мне заблагорассудится, — сухо ответил дядюшка Антифер.
— Ведь я надеюсь, ты не собираешься купить Сен-Мало?..
— И Сен-Мало, и Сен-Серван, и Динар, а если захочу, то в придачу еще и этот дурацкий ручей Ранс, в который вода заходит только во время прилива!
Дядюшка Антифер отлично знал, что, отозвавшись так пренебрежительно о Рансе, он заденет за живое человека, который в продолжение двадцати лет поднимался и спускался по этой прекрасной реке.
— Пусть так! — стиснув зубы, ответил Трегомен. — Но ведь ты при всем желании не сможешь съесть лишний кусок или выпить лишнюю рюмку. Разве что ты себе купишь второй желудок…
— Я куплю все, что мне вздумается, запомни это, моряк пресных вод! И, если мне противоречат, если я встречаю отпор даже в моей семье… — Это было сказано в сторону обрученных. — Я проем мои сто миллионов, я промотаю их, обращу их в дым, в пыль!.. И Жюэль и Эногат не получат ни франка из пятидесяти миллионов, которые я хотел завещать и ему и ей…
— Проще сказать — сто миллионов им обоим.
— Почему?
— Потому что они будут мужем и женой!..
Жгучий вопрос наконец всплыл на поверхность.
— Эй, лодочник! — зычным голосом закричал дядюшка Антифер. — Взберись-ка ты лучше на бом-брамсель note 85 и погляди на горизонт!
Это было всегдашней манерой дядюшки Антифера отправлять Трегомена «проветриваться»; он выражался, конечно, фигурально, потому что водрузить такую громадину на верхнюю площадку какой-либо мачты было бы невозможно без помощи судового ворота.
Ни Нанон, ни Жюэль, ни Эногат не посмели вмешаться в разговор. По бледному лицу молодого капитана можно было заметить, что он с трудом сдерживает гнев.
Но Жильдас Трегомен был не такой человек, чтобы покинуть своих друзей в открытом море на произвол судьбы. И, вместо того чтобы удалиться, он еще ближе подступил к дядюшке Антиферу:
— Но ты же дал слово…
— Какое слово?
— Разрешить им обвенчаться.
— Да, если я не получу долготы. А так как долгота получена…
— …то тем больше оснований обеспечить им счастливую жизнь.
— Превосходно, лодочник, превосходно! Вот потому-то Эногат и выйдет замуж за принца…
— Если таковой найдется!
— А Жюэль женится на принцессе…
— Свободных давно уже нет! — возразил Жильдас Трегомен, исчерпав все свои доводы.
— Всегда найдутся, если дашь в приданое пятьдесят миллионов!
— Ищи, ищи…
— И поищу. И найду… хотя бы в Готонском альманахе!
Он хотел сказать — в «Готском альманахе» note 86, этот твердолобый упрямец, одержимый вздорной мыслью смешать кровь властительных особ с кровью Антиферов.
И потому, не желая продолжать разговор, который мог кончиться не в его пользу, и решив не сдавать своих позиций в вопросе о браке, он намекнул — разумеется, более чем прозрачно! — что хочет остаться один в своей комнате и запрещает тревожить его до обеда.
Жильдас Трегомен благоразумно рассудил, что сейчас не время возражать ему, и все спустились вниз.
Сказать по правде, вся маленькая семья была в большом горе. Из прекрасных глаз молодой девушки градом лились слезы, и это привело в полное отчаяние Жильдаса Трегомена.
— Малютка моя, я не выношу, когда плачут, — сказал он, — право… даже от горя!
— Но, дорогой мой друг, — сказала Эногат, — ведь все потеряно! Дядюшка не уступит! Это колоссальное богатство совсем его сбило с толку.
— Да, да, — поддержала ее Нанон, — уж если моему брату взбредет что-нибудь в голову…
Жюэль молча ходил взад и вперед по комнате, скрестив на груди руки и сжав кулаки.
— В конце концов, — воскликнул он, — дядя мне не хозяин! Я могу жениться и без его разрешения… Я совершеннолетний!
— Но Эногат не совершеннолетняя, — напомнил Жильдас Трегомен. — И, как опекун, он может ей запретить…
— Да… и все мы от него зависим! — прибавила Нанон, опустив голову.
— Вот мое мнение, — сказал Жильдас Трегомен, — лучше всего ему не противоречить. Не исключена возможность, что эта мания пройдет у него сама по себе, особенно если мы сделаем вид, что готовы ему во всем потакать.
— Кажется, вы правы, господин Трегомен, — сказала Эногат. — Я тоже думаю, что большего мы добьемся мягкостью, нежели сопротивлением.
— И самое главное, — добавил Жильдас Трегомен, — пока что у него их нет, этих ста миллионов!..
— Да, — согласился Жюэль. — Правда, ему уже известно, на какой они находятся широте и долготе, но не так-то легко их получить. Понадобится еще много времени.
— Много… — прошептала молодая девушка.
— Увы! Да, дорогая моя Эногат. И это все задержит… Ах, несносный дядя!
— И проклятые бестии, которые явились от этого проклятого паши, — ворчала Нанон. — Мне бы сразу им дать метлой…
— Все равно они с ним договорятся! — сказал Жюэль. — Уж он-то не отстанет, этот Бен-Омар, — ведь ему причитаются комиссионные!
— Значит, дядя уедет? — спросила Эногат.
— Вполне возможно, — ответил Жильдас Трегомен, — потому что теперь ему известны координаты острова!
— Я поеду с ним, — решительно заявил Жюэль.
— Ты, Жюэль?.. — вскричала молодая девушка.
— Да. Это необходимо. Я хочу быть с ним, чтобы помешать ему сделать какую-нибудь глупость… Наконец, чтобы поторопить его, если он задержится в дальних краях.
— Ты прав, ты прав, мой мальчик, — одобрил Трегомен.
— Кто знает, куда он попадет, гоняясь за этими сокровищами, и какие опасности ждут его на пути!
Эногат хотя и опечалилась, но хорошо понимала, что Жюэль принял разумное решение. И, может быть, благодаря Жюэлю путешествие дядюшки будет менее длительным?