Страница:
Потому что просто не могло произойти!
– Полагаю, испытание можно считать оконченным? – бесстрастно осведомился Дарохранитель, и равнодушие в его голосе кольнуло Андару сильнее, чем это смогли бы сделать ехидство, превосходство или сочувствие.
– Да, эрте.
Вот теперь самым разумным было бы поклониться, но спина отказывалась гнуться. Совсем.
– Я бы предложил вам забрать своего подчиненного, но, увы, ни его собственная, ни чья-либо воля больше не помогут ему следовать за вами.
– Эрте?
– Полагаю, он мертв. А что скажете вы?
Золотозвенница опустилась на колени рядом со скрюченным телом, раздвинула складки синей мантии и стиснула зубы так сильно, что они хрустнули.
Шелковые шнуры не просто оплели всего меднозвенника редкоячеистым, но крепким коконом. Они врезались в плоть повсюду, где только смогли, передавливая крупные кровеносные сосуды. Юноша умер, еще будучи вихрем. Если бы он сумел остановиться сразу, как только почувствовал на себе путы, возможно, ему удалось бы уцелеть, но азарт сражения не позволил принять верное решение вовремя, и странная шелковая сеть затянулась туже, чем можно было себе представить. Так туго, что кожа меднозвенника начала плавно и густо наливаться синевой.
– Вы там не уснули, дорогая моя?
Он по-прежнему не насмешничал, и это было самым болезненным.
Андара поднялась, медленно расправила складки своей мантии и спросила, не поворачивая головы к креслу:
– Мне следует удалиться?
– Как вам будет угодно, – все с тем же равнодушием разрешил Дарохранитель. – С одним только условием…
Многоточие было слишком многозначительным, и золотозвенница вздрогнула. Но на то, что она услышала дальше, не хватило бы и самой лихорадочной дрожи.
– Ваши исследования, дорогая моя, крайне интересны. И столько же крайне сыры, если вы понимаете, о чем я говорю. Дело поправимое, спору нет. И вы конечно же все доведете до совершенства, но… Несколько позже. Сейчас вам нужно отдохнуть, собраться с мыслями, набраться сил. Повременить со рвением. Но не беспокойтесь о сохранности своих открытий: на время вы передадите их в надежные руки. Сегодня же. Вам все понятно?
Колени предательски подкашивались, звали свою хозяйку за собой, на пол, к ногам Дарохранителя, чтобы молить… Или умолять. Зато сознание, остающееся на редкость холодным и ясным, подсказывало Андаре, что подобное проявление слабости не приведет ни к чему, кроме бесполезных синяков и ссадин.
– Как пожелаете, эрте.
Она не стала кланяться. Пусть за эту дерзость ее ждало какое-нибудь страшное наказание, золотозвенница не испытывала страха. Ни капельки. Все внутри Андары было выжжено обидой столь отчаянной, что на другие чувства не хватало даже воображения.
Он велел все отдать…
Отдать! Часы, дни, месяцы, проведенные в мрачных кельях. Бессонные ночи, наполненные беспощадными раздумьями. Кожу, многократно сожженную едкими зельями. Слух, разодранный в клочки криками, в которых не было ничего человеческого…
Она могла жить иначе. Могла нежиться в постели до восхода солнца. Могла принимать почести, заслуженные и, что еще слаще, украденные у других. А вместо того трудилась не покладая рук. И ради чего? Чтобы однажды добровольно отдать все тому, кто не видит в ее исследованиях пользы?
Дарохранитель не мог не понимать, чего она добилась. Он все увидел яснее, чем можно было бы представить. Почему же отвернулся? Почему отмахнулся от ее драгоценного дара? От дара, который мог бы изменить весь мир?
Если бы Андара умела плакать, то рыдала бы в три ручья. Но на счастье или на беду, холодные, как сталь, глаза оставались сухими на всем протяжении пути в то крыло Наблюдательного дома, где располагались владения синих мантий. И с каждым шагом клинок отчаявшегося взгляда закалялся все больше и больше.
Она решительно переступила порог кельи, по дороге сметая полами одежды десяток склянок со стола, так некстати подвернувшегося на пути. Звон и позвал их, верных слуг, отмеченных серебряными знаками на густо-синей ткани. Всего трое, больше она никого не допускала до своих исследований. Осторожничала, да и не желала делиться славой с кем ни попадя. Была бы на то ее воля, действовала бы и вовсе в одиночку, но лишние руки…
Руки были нужны. Особенно такие сильные и умелые, как у троих мужчин, глядящих сейчас на свою повелительницу во все глаза.
– Что-то случилось, эрте? – спросил один из них, самый молодой, но все же разменявший больше лет, чем меднозвенник, запутавшийся сегодня в шелковой паутине.
– Мои старания получили награду, – улыбнулась Андара, догадываясь, что движение ее губ скорее походит на звериный оскал.
Их взгляды светились надеждой недолго. Ровно три удара сердца, а потом начали тухнуть.
– Сегодня все это заберут. – Она обвела рукой пространство кельи. – Все. Заберут от меня. Но это не страшно, правда? Я всегда смогу вернуть потерянное назад. Все смогу вернуть… Кроме вас. Потому что вас заберут тоже.
Если золотозвенница и лгала, то самую малость, а потому лица у троих мужчин в синих мантиях застыли как маски.
– Заберут куда-нибудь подальше вместе с тайной, которую вы знаете. А как обычно хоронят тайны?
Она посмотрела каждому в глаза. По очереди, медленно переводя взгляд от одного к другому.
– Но вы еще можете уйти. Пока есть время. Уйти, унося с собой сотворенное всеми нами чудо в мир, или остаться, чтобы навечно спрятать его и себя под могильной плитой. Я не буду приказывать или просить… Выбирайте сами. Но не медлите!
Они опустились на колени одновременно и склонили головы перед той, которую почитали святее Боженки, и Андара Присс со-Логарен снова улыбнулась. На этот раз почти счастливо.
– Вы знаете, что нужно взять, остальное найдется в вашей памяти. Вы можете сделать с этими знаниями все что захотите, главное, чтобы вы выжили и сохранили их. Как угодно. Любыми жертвами. И ваше деяние не останется неоплаченным!
Они собрались быстро, сложив в объемистые кожаные сумки едва ли сотую часть склянок, пузырьков и инструментов, что были на столах и в шкафах кельи. И тоже не стали кланяться, уходя, только взглянули на золотозвенницу тем самым взглядом, что даже слепец назвал бы последним. А когда за ушедшими закрылась дверь, Андара удовлетворенно сложила руки на груди, чтобы в следующую минуту засучить рукава.
Зелья и прочее необходимое для получения эссенции еще оставались здесь, но порядок действий никогда и нигде не записывался, кроме как в головах ее учеников. И в ее собственной конечно же. Зато золотозвенница знала, как прятать свои тайны.
Капля жидкости из одного флакона, капля из другого, щепоть искристого порошка, тепло свечного пламени – нехитрый рецепт, зато надежный. Андара встряхнула полученную смесь в склянке трижды, пока последние крупицы не растворились, и раздвинула мантию на груди.
Можно было и проглотить приготовленное зелье, оно все равно подействовало бы, но золотозвенница слишком часто становилась свидетельницей того, как самые сильные яды, принятые внутрь, простейшим образом извлекались обратно до того, как успевали причинить намеченный вред. А кожа тоже годится для отравления, к тому же в некоторых местах под ней кровь бежит так близко…
Когда дверь распахнулась от решительного пинка, склянка уже была опустошена, и Андара, зябко кутаясь в мантию, мысленно отсчитывала время до беспамятства, в которое собиралась удрать от стражников, и…
– Снова ты?!
Она не хотела выставлять свои чувства напоказ, но не сдержалась, увидев знакомую сивую шевелюру и глаза, всегда глядящие с этим бесконечно наглым, бесцеремонным, отвратительным всепониманием старшего брата. Он должен был гнить сейчас в тюрьме, но вместо того находился здесь, стоял посреди кельи, с каким-то странным сочетанием снисхождения и сожаления оглядывая окрестности, потревоженные недавними сборами.
– Где они, Андара?
– Кто?
Золотозвенница хотела бы удивиться делано, но в последний момент поняла, что и в самом деле не понимает, о чем идет речь. Уже не понимает.
– Твои приспешники. Ты ведь предупредила их? Ты помогла им бежать?
Ему явно не понравилось происходящее, и Андара улыбнулась, хотя не представляла, кому и в чем совсем недавно помогла.
– Что ты велела им сделать?
Его слова жужжали как надоедливые пчелы. Золотозвенница тряхнула головой, будто это могло отогнать их прочь. Тряхнула и, словно продолжая движение, повалилась на пол, внезапно ставший для нее одним целым с потолком и стенами.
Керр Крон со-Логарен не стал наклоняться и проверять, жива ли его давняя знакомая или испустила дух. Не успел: сзади, из коридора, раздались шаги и голос, приглушенный затейливым кружевом, но узнанный золотозвенником сразу же, как только прозвучали первые слова.
– Она все-таки сглупила?
– Да, – ответил Керр и, повернувшись, добавил: – Мой повелитель.
– Прискорбно. – Юноша, прячущий лицо под старомодной шляпой, переступил порог и остановился над безмятежным телом Андары.
– Вы дали ей возможность выбирать? – спросил золотозвенник.
– И она выбрала, – подтвердил Дарохранитель.
– Ее выбор может принести много бед.
– Помнится, недавно вы говорили мне, что каждый должен сказать свое слово в споре?
– Да, мой повелитель. Но сейчас…
– А разве что-то изменилось?
– Вам может быть причинен вред.
– О да. Я это сознаю, не беспокойтесь. Скажу даже больше: она уже имела возможность мне навредить. И не скажу, что не пыталась это сделать. Когда показывала, к примеру, на что способна эссенция демона.
– Мой повелитель!
– Но я поступил так, как вы. Позволил сказать свое слово тому, кому было что сказать. – Дарохранитель щелкнул пальцами над плечом. – Иди-ка сюда! И будьте добры объяснить оба, наконец, зачем понадобился весь этот маскарад.
Исполнения приказа пришлось ожидать дольше, чем это предписывали придворные правила, но один из стражников все-таки выдвинулся вперед, под яркий свет немигающих ламп, и пряди волос на настороженно склоненной голове засияли трехцветьем.
И сейчас…
Бездна открывшегося портала была бархатной. Или бархатистой? Она ведь не пеленала путешественников по рукам и ногам, как мне представлялось раньше. Нет, она ласково увлекала за собой, шелестя незримыми крыльями, струилась вдоль тела прохладными ручейками, играла в пятнашки, мимолетно дотрагиваясь и тут же отдергивая свои длани, но звонкое эхо прикосновения все длилось и длилось, оставаясь со мной…
Внутри меня.
Наверняка во многом была виновата печать демона, исковеркавшая мою плоть, безжалостно заточившая под себя то, что поддалось изменению. Во многом, но далеко не во всем.
Странное пространство портала и прежде, в первые посещения, казалось мне живым, но теперь я ощущал это в полной мере. И больше ни капельки не боялся того, что чувствую, наоборот, словно пытался впитать происходящее в себя. Полностью. Так, чтобы захлебнуться.
Память охотно делилась со мной старыми впечатлениями, раскрываясь веером то на одной, то на другой странице. И я сравнивал. Не то, что тогда на самом деле испытывал, а всего лишь факты, сухие и скучные. Но их было достаточно для простого и невероятно очевидного вывода.
Злом или добром являются для моего мира демоны, неважно, потому что дар, который они вручают людям, невозможно оценить. Они ведь приносят с собой чудеса. Да, изначально рождающиеся в дебрях нашего воображения. Но сколько таких желаний умирало и гнило бы внутри каждого из нас, если бы не существовало легенды о Ночи синих звезд и если бы мы не надеялись, пусть даже самыми потаенными глубинами своей души, однажды поймать в ладони искорку, пришедшую из неведомых далей?
Я ничего не знал о существовании демонов, пока судьба не швырнула меня в гущу нелепых и страшных событий, но все, чему меня учили, все, что мне помогали и позволяли делать с собственным телом, не стало бы возможно без участия детей иного мира. Наверное, когда-то я ненавидел это. И конечно же когда-то страстно любил. Но вереница чувств, оставшихся в прошлом, не меняет главного, а только все ближе подталкивает к простодушному вопросу…
Неужели скоро ничего чудесного в человеческом распоряжении не останется?
Можно трястись в карете по городам и весям, тратя месяцы на путешествие, которое прежде занимало несколько минут.
Можно надрываться, совершенствуя свое тело старыми, как мир, способами, чтобы совершать подвиги, а потом однажды перейти предел дозволенного и превратиться в никчемную рухлядь.
Конечно, мы не умрем, утратив шанс сотворить чудо, ведь когда-то демонов наверняка не было, а люди все равно жили и продолжали свой род. Мы будем искать новые пути возвышения и низвержения, это точно. Такова уж наша природа. Но чудеса…
Чудес больше никогда не будет.
Со временем важные подробности прошлого забудутся, и следующим поколениям уже не придется злиться и проклинать предков. Никаких имен в памяти не останется. Никаких деяний, одни только сказки, слушая которые молодежь будет крутить пальцем у виска, потому что в новом мире прежних героев и чудовищ уже не появится. Народятся свои, разумеется, куда ж денутся. Мелкие. Скучные. Обыденные. Такие, какие заслужит будущее, сонно дремлющее сейчас в моих ладонях.
Но ведь части демонов все равно некуда уходить, верно?
Объятия портала разомкнулись, с явной неохотой отпуская меня обратно в мой мир. А может, это я не хотел прощаться с очередным привычным, но одновременно невероятным и восхитительным чудом. Однако где-то кто-то по-прежнему принимал решения за меня, и оставалось лишь послушным ручейком вливаться в происходящее.
Оставалось расправить плечи, возвращая в прежнее напряженное состояние кисель мышц, за время путешествия почти отвыкших от вечной тяжести пребывания на земле. Проверить застежки одежды, чтобы те ненароком не раскрылись в самый неподходящий момент. Положить ладонь на кошель, удостоверяясь, что все вещи добрались до места назначения в целости и сохранности, повернуться и…
Ткнуться коленями в пол рядом с явно бессознательным, но отнюдь не неподвижным телом.
Ее потряхивало столь же ощутимо, как в лихорадке, только заметно реже, и каждый приступ дрожи проходил странно тяжелой волной от макушки до пяток. До каблуков туфель, елозящих по начисто выметенным каменным плитам. Пальцы скребли пол, словно ища опору или стремясь вырыть нору, в которой можно было бы укрыться. Глаза были не просто закрыты, а зажмурены с такой силой, что от их уголков в стороны расходились морщины, уместные на лице пожилой женщины, а вовсе не юной девушки.
Натти говорил, что демонов легче проводить через портал, чем людей? Увиденное свидетельствовало об обратном.
Хуже всего было то, что она не издавала ни звука, только коротко и прерывисто дышала, будто боялась сделать лишний, а тем паче глубокий вдох. Больше всего было похоже, что там, в пространстве портала, случилось нечто, до смерти напугавшее… Но вот кого из них? Демона или плоть, в которую он сейчас был заключен?
Нужно сделать выбор. Первый. Окончательный. На чьей стороне вступать в бой.
Нужно решиться. Или просто вспомнить то самое решение, с которого все и началось?
Я сгреб Лус в охапку, поднимая с пола, пусть чистого и даже не холодного, но все-таки малоприятного для лежания. Прижал к себе, чуть покачивая, как мать баюкает дитя, и стараясь попадать в такт волнам дрожи, чтобы подхватывать трепещущее тело на самом гребне и опускать вниз исключительно своей волей, а не волей невесть почему случившегося припадка.
– Успокойся, девочка. Что бы ни произошло с тобой только что, оно уже закончилось. Все. Полностью. И я не позволю ему вернуться.
Буря утихала медленно, уходя в те дали, откуда явилась, и с каждой волной, откатывающейся от берега, дыхание девушки становилось заметно глубже и ровнее. А потом карие глаза открылись, только почему-то не захотели встречаться со мной взглядом.
– Что это было?
Ресницы дрогнули.
– Что случилось в портале?
Она попыталась выкарабкаться из моих объятий. Неудачно. Конечно, я держал крепко, но это была только половина причины. Самая простая и легко устранимая, в отличие от своей второй части.
– Что там…
Я не закончил вопрос, услышав шелест воздуха за своей спиной. Дверь открылась совершенно бесшумно, а это в сочетании с тщательно убранной комнатой, предназначенной для приема путешественников, наводило на мысль, что местное хозяйство старательно содержится в порядке.
Плохая новость. Меня сейчас куда больше устроила бы компания раздолбаев вроде той, погибшей в Литто, добрая им память. Порядок – слишком двусмысленный признак для обстоятельств. Слишком неудобный. Зато есть возможность выиграть немного времени, чтобы перевести дух:
– Да помогите же, не стойте столбом! Моей супруге стало дурно в вашем хваленом портале!
Первое и самое невинное предположение оказалось ошибочным: порядок, царящий в Наблюдательном доме Руаннаса, был не просто данью уважения службе, а чем-то большим. Чем-то весьма пугающим.
Перья для письма расставлены по цвету и длине в пять разных стаканчиков, выстроенных шеренгой, как на параде. Листы бумаги сложены один на другой так точно, что кажутся единым целым. Приемные книги в шкафу толпятся корешок к корешку, строго по номерам, выведенным чернилами на потрепанной, но свежесмазанной гусиным жиром коже. Камзол застегнут на строгую линию пуговиц, несмотря на легкую духоту воздуха, с утра изрядно уже нагретого солнцем. Складки кружева на манжетах уложены одна к одной и словно только вышли из-под умелых рук гладильщицы.
Я уже встречал нечто подобное. В той, прошлой жизни. И если мне не изменяет память…
– Будьте любезны предъявить ваши бумаги, эрте.
Речь без единого изъяна. Произношение каждого звука четкое, натренированное. Как будто мужчине кучу лет подряд больше нечем было заниматься, кроме как…
– Разумеется.
Он отвинтил крышку от футляра с подорожной, аккуратно положил на стол, справа от себя. Вынул и расправил скупо исписанный лист. Вгляделся, чуть щуря водянисто-голубые глаза.
– Супружеская пара Мори со-Литто. Путешествуете по семейным надобностям?
– По ним самым.
– Можете рассказать подробнее?
Он переписал все, что было в подорожной, слово в слово, буква в букву. Не удивлюсь, если даже скопировал особенности почерка того, кто приложил руку к сему поддельному документу.
– Моя супруга исполняет волю покойного брата.
– И в чем заключается его воля?
Придумать цель шатания от одного города к другому было нетрудно. Где-то она, конечно, могла показаться странной, но только не в живущих по дедовскому укладу краях серединного Дарствия.
– Нужно доставить послания некоторым людям. Так сказать, попрощаться за умершего. В вашем городе мы надеемся найти одного из адресатов. Это возможно сделать с вашей помощью?
Он кивнул, дав рассмотреть лысину на макушке и остатки волос, причесанные не менее тщательно, чем борода.
– В наследственных книгах есть записи о многих прошлых и нынешних жителях Руаннаса. Назовите имя, которое вам нужно.
Вот и первое маленькое затруднение. Имен я не знаю. Ни единого. Зато легко могу объяснить свое неведение:
– Не мне. Супруге. Мы с ее братом… не слишком ладили. И не посвящали друг друга во многие вещи. Надеюсь, ей уже стало лучше. Она не слишком сильна телом, но я не предполагал, что даже портал окажется для нее настоящим испытанием.
– Такое случается, – сухо подтвердил сереброзвенник. – Идемте, я провожу вас к жене. К вашей очень красивой жене.
Последние слова прозвучали странно. Чужеродно. Как будто приложились к речи моего собеседника нарочно. Как будто хотели о чем-то мне сообщить, но не знали другого способа.
На мое счастье, Лус и впрямь выглядела изможденной, словно совсем недавно перенесла тяжелую болезнь. А на вопрос, может ли говорить, кивнула с таким страдальческим видом, что убедила бы в своей немощности самого придирчивого и сомневающегося наблюдателя.
– Итак, вы следуете воле ваших родственников? Похвально. Достойно всяческого уважения.
– Семейные узы всегда остаются при нас, что бы ни случилось. Такую верность нельзя не чтить, – ответил демон, и мне показалось, он вовсе не уклонялся от прямого ответа, а говорил о том, что его занимало на самом деле.
– Вы можете сейчас назвать имя человека, которого ищете? Не хочу навредить состоянию вашего здоровья, но чем скорее его услышу…
– Миттан Лек со-Руаннас, – торопливо выдохнули губы Лус.
Любопытно. Ему так не терпится встретиться со своим сородичем? Значит, должна быть веская причина. Просто обязана. И надеюсь, менее опасная, чем та, что вызвала лихорадку.
– Ты все запомнил? – обратился сереброзвенник к юноше в синей мантии, стоящему у изголовья кровати, предоставленной в распоряжение Лус.
– Да, эрте.
– Имя знакомое. Упоминание о нем должно быть где-то недалеко. В последних книгах.
Меднозвенник поклонился и отправился выполнять поручение. Неспешно, с чувством достоинства, но и не мешкая. Как хорошо вышколенный слуга или вымуштрованный солдат, и это тоже удивляло, поскольку в любом Наблюдательном доме звенья Цепи одушевления всегда задирали нос перед всеми остальными. Либо он еще слишком молод, чтобы набраться должной наглости, либо…
Обстоятельства обступали меня все плотнее, и их сужающийся круг успешно нагнетал тревогу. На ровном и пока еще довольно пустынном месте.
– Оставлю вас вдвоем. Результаты изысканий будут переданы по готовности. Без промедлений.
Он ушел, держа спину прямо, словно проглотил палку, и только тогда Лус рывком села на постели.
– Ну наконец-то! Сколько можно было где-то ходить? Тот, молодой, все время пялился на меня не отрывая глаз. Я даже боялся пошевелиться лишний раз.
Напуган? Нет, вряд ли. Скорее похоже на всплеск раздражения. Недоволен моими действиями? Так я еще ничего не сделал.
– Почему?
– Мало ли… Они же умеют находить демонов?
Ну вот, теперь ищет пути отступления. Прячется за первым попавшимся и лишь отчасти уместным объяснением. Придется чуть поколыхать почву под его ногами… В смысле под ножками кровати.
– Умеют. Но ищут, только если хотят найти. Кстати, о поисках. Имя, которое ты назвал. Кто он? Вернее, кто тот демон, что занял его тело?
Лус качнулась, и я списал это движение на слабость, потому что не хотел думать о возможном обмане.
– Я знал его. Дома. И он знал меня.
– Надеешься, что и сейчас вы оба узнаете друг друга?
– Уверен.
Его ответ мне не понравился. Своей искренностью. Я видел всего одного демона, сам будучи в измененном состоянии, но видел лишь свет, наполняющий тело. А глаза у нас были тогда одни на двоих, значит…
Он не врет, да это ему и не нужно. Он просто не говорит мне всего, что мог бы.
Остается спросить самого себя: а хочу ли я знать больше, чем успел узнать к этой минуте?
– Хорошо. Дождемся ответа и пойдем искать твоего приятеля.
Карие глаза сверкнули красноватыми огоньками.
– Ты собирался сказать вовсе не это.
Все же боится? Меня? Ерунда. Я ничем не могу ему угрожать, даже если бы очень сильно постарался. Все, что мне доступно, это уничтожить тело Лус. И это последнее, что я решился бы сделать.
– Возможно.
– Что-то случилось, пока я был здесь?
– Что-то случилось намного раньше. В портале.
Лицо Лус слегка посерело.
– Случайность. Минутная слабость.
О да. Именно слабость. Вот только откуда она взялась?
– Неужели?
– Ты не веришь мне. – Он сказал это утвердительно, с нажимом, тоном, не допускающим возражений.
А должно быть иначе? Пусть думает что хочет. Чувства, потерянные мною и пока не обретенные вновь, не имели никакого значения после того, как выбор состоялся.
Две армии. Две противоборствующие стороны. А знамя над головой может виться всего лишь одно. Или вовсе никакого.
– Я буду рядом. Обещаю.
– Тот, чье имя вы назвали, некоторое время назад скончался. Сейчас в городе живет его сын, и если пожелаете встретиться с ним… Я нарисовал, как пройти к его дому, если двигаться прямо отсюда.
– Очень любезно с вашей стороны.
Он кивнул, принимая заслуженную благодарность, шагнул в сторону, не поднимая головы, но не ушел, а дождался, пока мы покинем комнату, и когда я переступал порог, пропустив вперед Лус, тихо, но внятно произнес:
– У вас очень красивая жена.
Если его начальник выдавливал те же самые слова сквозь зубы, то этот говорил почти виновато, словно просил прощения. Дважды повторенное не могло быть случайностью, но что оно означало, мне пока было даже не предположить.
– Полагаю, испытание можно считать оконченным? – бесстрастно осведомился Дарохранитель, и равнодушие в его голосе кольнуло Андару сильнее, чем это смогли бы сделать ехидство, превосходство или сочувствие.
– Да, эрте.
Вот теперь самым разумным было бы поклониться, но спина отказывалась гнуться. Совсем.
– Я бы предложил вам забрать своего подчиненного, но, увы, ни его собственная, ни чья-либо воля больше не помогут ему следовать за вами.
– Эрте?
– Полагаю, он мертв. А что скажете вы?
Золотозвенница опустилась на колени рядом со скрюченным телом, раздвинула складки синей мантии и стиснула зубы так сильно, что они хрустнули.
Шелковые шнуры не просто оплели всего меднозвенника редкоячеистым, но крепким коконом. Они врезались в плоть повсюду, где только смогли, передавливая крупные кровеносные сосуды. Юноша умер, еще будучи вихрем. Если бы он сумел остановиться сразу, как только почувствовал на себе путы, возможно, ему удалось бы уцелеть, но азарт сражения не позволил принять верное решение вовремя, и странная шелковая сеть затянулась туже, чем можно было себе представить. Так туго, что кожа меднозвенника начала плавно и густо наливаться синевой.
– Вы там не уснули, дорогая моя?
Он по-прежнему не насмешничал, и это было самым болезненным.
Андара поднялась, медленно расправила складки своей мантии и спросила, не поворачивая головы к креслу:
– Мне следует удалиться?
– Как вам будет угодно, – все с тем же равнодушием разрешил Дарохранитель. – С одним только условием…
Многоточие было слишком многозначительным, и золотозвенница вздрогнула. Но на то, что она услышала дальше, не хватило бы и самой лихорадочной дрожи.
– Ваши исследования, дорогая моя, крайне интересны. И столько же крайне сыры, если вы понимаете, о чем я говорю. Дело поправимое, спору нет. И вы конечно же все доведете до совершенства, но… Несколько позже. Сейчас вам нужно отдохнуть, собраться с мыслями, набраться сил. Повременить со рвением. Но не беспокойтесь о сохранности своих открытий: на время вы передадите их в надежные руки. Сегодня же. Вам все понятно?
Колени предательски подкашивались, звали свою хозяйку за собой, на пол, к ногам Дарохранителя, чтобы молить… Или умолять. Зато сознание, остающееся на редкость холодным и ясным, подсказывало Андаре, что подобное проявление слабости не приведет ни к чему, кроме бесполезных синяков и ссадин.
– Как пожелаете, эрте.
Она не стала кланяться. Пусть за эту дерзость ее ждало какое-нибудь страшное наказание, золотозвенница не испытывала страха. Ни капельки. Все внутри Андары было выжжено обидой столь отчаянной, что на другие чувства не хватало даже воображения.
Он велел все отдать…
Отдать! Часы, дни, месяцы, проведенные в мрачных кельях. Бессонные ночи, наполненные беспощадными раздумьями. Кожу, многократно сожженную едкими зельями. Слух, разодранный в клочки криками, в которых не было ничего человеческого…
Она могла жить иначе. Могла нежиться в постели до восхода солнца. Могла принимать почести, заслуженные и, что еще слаще, украденные у других. А вместо того трудилась не покладая рук. И ради чего? Чтобы однажды добровольно отдать все тому, кто не видит в ее исследованиях пользы?
Дарохранитель не мог не понимать, чего она добилась. Он все увидел яснее, чем можно было бы представить. Почему же отвернулся? Почему отмахнулся от ее драгоценного дара? От дара, который мог бы изменить весь мир?
Если бы Андара умела плакать, то рыдала бы в три ручья. Но на счастье или на беду, холодные, как сталь, глаза оставались сухими на всем протяжении пути в то крыло Наблюдательного дома, где располагались владения синих мантий. И с каждым шагом клинок отчаявшегося взгляда закалялся все больше и больше.
Она решительно переступила порог кельи, по дороге сметая полами одежды десяток склянок со стола, так некстати подвернувшегося на пути. Звон и позвал их, верных слуг, отмеченных серебряными знаками на густо-синей ткани. Всего трое, больше она никого не допускала до своих исследований. Осторожничала, да и не желала делиться славой с кем ни попадя. Была бы на то ее воля, действовала бы и вовсе в одиночку, но лишние руки…
Руки были нужны. Особенно такие сильные и умелые, как у троих мужчин, глядящих сейчас на свою повелительницу во все глаза.
– Что-то случилось, эрте? – спросил один из них, самый молодой, но все же разменявший больше лет, чем меднозвенник, запутавшийся сегодня в шелковой паутине.
– Мои старания получили награду, – улыбнулась Андара, догадываясь, что движение ее губ скорее походит на звериный оскал.
Их взгляды светились надеждой недолго. Ровно три удара сердца, а потом начали тухнуть.
– Сегодня все это заберут. – Она обвела рукой пространство кельи. – Все. Заберут от меня. Но это не страшно, правда? Я всегда смогу вернуть потерянное назад. Все смогу вернуть… Кроме вас. Потому что вас заберут тоже.
Если золотозвенница и лгала, то самую малость, а потому лица у троих мужчин в синих мантиях застыли как маски.
– Заберут куда-нибудь подальше вместе с тайной, которую вы знаете. А как обычно хоронят тайны?
Она посмотрела каждому в глаза. По очереди, медленно переводя взгляд от одного к другому.
– Но вы еще можете уйти. Пока есть время. Уйти, унося с собой сотворенное всеми нами чудо в мир, или остаться, чтобы навечно спрятать его и себя под могильной плитой. Я не буду приказывать или просить… Выбирайте сами. Но не медлите!
Они опустились на колени одновременно и склонили головы перед той, которую почитали святее Боженки, и Андара Присс со-Логарен снова улыбнулась. На этот раз почти счастливо.
– Вы знаете, что нужно взять, остальное найдется в вашей памяти. Вы можете сделать с этими знаниями все что захотите, главное, чтобы вы выжили и сохранили их. Как угодно. Любыми жертвами. И ваше деяние не останется неоплаченным!
Они собрались быстро, сложив в объемистые кожаные сумки едва ли сотую часть склянок, пузырьков и инструментов, что были на столах и в шкафах кельи. И тоже не стали кланяться, уходя, только взглянули на золотозвенницу тем самым взглядом, что даже слепец назвал бы последним. А когда за ушедшими закрылась дверь, Андара удовлетворенно сложила руки на груди, чтобы в следующую минуту засучить рукава.
Зелья и прочее необходимое для получения эссенции еще оставались здесь, но порядок действий никогда и нигде не записывался, кроме как в головах ее учеников. И в ее собственной конечно же. Зато золотозвенница знала, как прятать свои тайны.
Капля жидкости из одного флакона, капля из другого, щепоть искристого порошка, тепло свечного пламени – нехитрый рецепт, зато надежный. Андара встряхнула полученную смесь в склянке трижды, пока последние крупицы не растворились, и раздвинула мантию на груди.
Можно было и проглотить приготовленное зелье, оно все равно подействовало бы, но золотозвенница слишком часто становилась свидетельницей того, как самые сильные яды, принятые внутрь, простейшим образом извлекались обратно до того, как успевали причинить намеченный вред. А кожа тоже годится для отравления, к тому же в некоторых местах под ней кровь бежит так близко…
Когда дверь распахнулась от решительного пинка, склянка уже была опустошена, и Андара, зябко кутаясь в мантию, мысленно отсчитывала время до беспамятства, в которое собиралась удрать от стражников, и…
– Снова ты?!
Она не хотела выставлять свои чувства напоказ, но не сдержалась, увидев знакомую сивую шевелюру и глаза, всегда глядящие с этим бесконечно наглым, бесцеремонным, отвратительным всепониманием старшего брата. Он должен был гнить сейчас в тюрьме, но вместо того находился здесь, стоял посреди кельи, с каким-то странным сочетанием снисхождения и сожаления оглядывая окрестности, потревоженные недавними сборами.
– Где они, Андара?
– Кто?
Золотозвенница хотела бы удивиться делано, но в последний момент поняла, что и в самом деле не понимает, о чем идет речь. Уже не понимает.
– Твои приспешники. Ты ведь предупредила их? Ты помогла им бежать?
Ему явно не понравилось происходящее, и Андара улыбнулась, хотя не представляла, кому и в чем совсем недавно помогла.
– Что ты велела им сделать?
Его слова жужжали как надоедливые пчелы. Золотозвенница тряхнула головой, будто это могло отогнать их прочь. Тряхнула и, словно продолжая движение, повалилась на пол, внезапно ставший для нее одним целым с потолком и стенами.
Керр Крон со-Логарен не стал наклоняться и проверять, жива ли его давняя знакомая или испустила дух. Не успел: сзади, из коридора, раздались шаги и голос, приглушенный затейливым кружевом, но узнанный золотозвенником сразу же, как только прозвучали первые слова.
– Она все-таки сглупила?
– Да, – ответил Керр и, повернувшись, добавил: – Мой повелитель.
– Прискорбно. – Юноша, прячущий лицо под старомодной шляпой, переступил порог и остановился над безмятежным телом Андары.
– Вы дали ей возможность выбирать? – спросил золотозвенник.
– И она выбрала, – подтвердил Дарохранитель.
– Ее выбор может принести много бед.
– Помнится, недавно вы говорили мне, что каждый должен сказать свое слово в споре?
– Да, мой повелитель. Но сейчас…
– А разве что-то изменилось?
– Вам может быть причинен вред.
– О да. Я это сознаю, не беспокойтесь. Скажу даже больше: она уже имела возможность мне навредить. И не скажу, что не пыталась это сделать. Когда показывала, к примеру, на что способна эссенция демона.
– Мой повелитель!
– Но я поступил так, как вы. Позволил сказать свое слово тому, кому было что сказать. – Дарохранитель щелкнул пальцами над плечом. – Иди-ка сюда! И будьте добры объяснить оба, наконец, зачем понадобился весь этот маскарад.
Исполнения приказа пришлось ожидать дольше, чем это предписывали придворные правила, но один из стражников все-таки выдвинулся вперед, под яркий свет немигающих ламп, и пряди волос на настороженно склоненной голове засияли трехцветьем.
И сейчас…
Бездна открывшегося портала была бархатной. Или бархатистой? Она ведь не пеленала путешественников по рукам и ногам, как мне представлялось раньше. Нет, она ласково увлекала за собой, шелестя незримыми крыльями, струилась вдоль тела прохладными ручейками, играла в пятнашки, мимолетно дотрагиваясь и тут же отдергивая свои длани, но звонкое эхо прикосновения все длилось и длилось, оставаясь со мной…
Внутри меня.
Наверняка во многом была виновата печать демона, исковеркавшая мою плоть, безжалостно заточившая под себя то, что поддалось изменению. Во многом, но далеко не во всем.
Странное пространство портала и прежде, в первые посещения, казалось мне живым, но теперь я ощущал это в полной мере. И больше ни капельки не боялся того, что чувствую, наоборот, словно пытался впитать происходящее в себя. Полностью. Так, чтобы захлебнуться.
Память охотно делилась со мной старыми впечатлениями, раскрываясь веером то на одной, то на другой странице. И я сравнивал. Не то, что тогда на самом деле испытывал, а всего лишь факты, сухие и скучные. Но их было достаточно для простого и невероятно очевидного вывода.
Злом или добром являются для моего мира демоны, неважно, потому что дар, который они вручают людям, невозможно оценить. Они ведь приносят с собой чудеса. Да, изначально рождающиеся в дебрях нашего воображения. Но сколько таких желаний умирало и гнило бы внутри каждого из нас, если бы не существовало легенды о Ночи синих звезд и если бы мы не надеялись, пусть даже самыми потаенными глубинами своей души, однажды поймать в ладони искорку, пришедшую из неведомых далей?
Я ничего не знал о существовании демонов, пока судьба не швырнула меня в гущу нелепых и страшных событий, но все, чему меня учили, все, что мне помогали и позволяли делать с собственным телом, не стало бы возможно без участия детей иного мира. Наверное, когда-то я ненавидел это. И конечно же когда-то страстно любил. Но вереница чувств, оставшихся в прошлом, не меняет главного, а только все ближе подталкивает к простодушному вопросу…
Неужели скоро ничего чудесного в человеческом распоряжении не останется?
Можно трястись в карете по городам и весям, тратя месяцы на путешествие, которое прежде занимало несколько минут.
Можно надрываться, совершенствуя свое тело старыми, как мир, способами, чтобы совершать подвиги, а потом однажды перейти предел дозволенного и превратиться в никчемную рухлядь.
Конечно, мы не умрем, утратив шанс сотворить чудо, ведь когда-то демонов наверняка не было, а люди все равно жили и продолжали свой род. Мы будем искать новые пути возвышения и низвержения, это точно. Такова уж наша природа. Но чудеса…
Чудес больше никогда не будет.
Со временем важные подробности прошлого забудутся, и следующим поколениям уже не придется злиться и проклинать предков. Никаких имен в памяти не останется. Никаких деяний, одни только сказки, слушая которые молодежь будет крутить пальцем у виска, потому что в новом мире прежних героев и чудовищ уже не появится. Народятся свои, разумеется, куда ж денутся. Мелкие. Скучные. Обыденные. Такие, какие заслужит будущее, сонно дремлющее сейчас в моих ладонях.
Но ведь части демонов все равно некуда уходить, верно?
Объятия портала разомкнулись, с явной неохотой отпуская меня обратно в мой мир. А может, это я не хотел прощаться с очередным привычным, но одновременно невероятным и восхитительным чудом. Однако где-то кто-то по-прежнему принимал решения за меня, и оставалось лишь послушным ручейком вливаться в происходящее.
Оставалось расправить плечи, возвращая в прежнее напряженное состояние кисель мышц, за время путешествия почти отвыкших от вечной тяжести пребывания на земле. Проверить застежки одежды, чтобы те ненароком не раскрылись в самый неподходящий момент. Положить ладонь на кошель, удостоверяясь, что все вещи добрались до места назначения в целости и сохранности, повернуться и…
Ткнуться коленями в пол рядом с явно бессознательным, но отнюдь не неподвижным телом.
Ее потряхивало столь же ощутимо, как в лихорадке, только заметно реже, и каждый приступ дрожи проходил странно тяжелой волной от макушки до пяток. До каблуков туфель, елозящих по начисто выметенным каменным плитам. Пальцы скребли пол, словно ища опору или стремясь вырыть нору, в которой можно было бы укрыться. Глаза были не просто закрыты, а зажмурены с такой силой, что от их уголков в стороны расходились морщины, уместные на лице пожилой женщины, а вовсе не юной девушки.
Натти говорил, что демонов легче проводить через портал, чем людей? Увиденное свидетельствовало об обратном.
Хуже всего было то, что она не издавала ни звука, только коротко и прерывисто дышала, будто боялась сделать лишний, а тем паче глубокий вдох. Больше всего было похоже, что там, в пространстве портала, случилось нечто, до смерти напугавшее… Но вот кого из них? Демона или плоть, в которую он сейчас был заключен?
Нужно сделать выбор. Первый. Окончательный. На чьей стороне вступать в бой.
Нужно решиться. Или просто вспомнить то самое решение, с которого все и началось?
Я сгреб Лус в охапку, поднимая с пола, пусть чистого и даже не холодного, но все-таки малоприятного для лежания. Прижал к себе, чуть покачивая, как мать баюкает дитя, и стараясь попадать в такт волнам дрожи, чтобы подхватывать трепещущее тело на самом гребне и опускать вниз исключительно своей волей, а не волей невесть почему случившегося припадка.
– Успокойся, девочка. Что бы ни произошло с тобой только что, оно уже закончилось. Все. Полностью. И я не позволю ему вернуться.
Буря утихала медленно, уходя в те дали, откуда явилась, и с каждой волной, откатывающейся от берега, дыхание девушки становилось заметно глубже и ровнее. А потом карие глаза открылись, только почему-то не захотели встречаться со мной взглядом.
– Что это было?
Ресницы дрогнули.
– Что случилось в портале?
Она попыталась выкарабкаться из моих объятий. Неудачно. Конечно, я держал крепко, но это была только половина причины. Самая простая и легко устранимая, в отличие от своей второй части.
– Что там…
Я не закончил вопрос, услышав шелест воздуха за своей спиной. Дверь открылась совершенно бесшумно, а это в сочетании с тщательно убранной комнатой, предназначенной для приема путешественников, наводило на мысль, что местное хозяйство старательно содержится в порядке.
Плохая новость. Меня сейчас куда больше устроила бы компания раздолбаев вроде той, погибшей в Литто, добрая им память. Порядок – слишком двусмысленный признак для обстоятельств. Слишком неудобный. Зато есть возможность выиграть немного времени, чтобы перевести дух:
– Да помогите же, не стойте столбом! Моей супруге стало дурно в вашем хваленом портале!
* * *
Короткая борода пожилого мужчины, сидящего напротив меня, была расчесана волосок к волоску. При желании можно было пересчитать их все до единого, как и завитки древесных узоров на выскобленной и до блеска натертой воском столешнице. Стена за спиной сереброзвенника была девственно пуста, но столь же старательно ухожена, как и вся комната. Как и коридор, по которому мы пришли сюда. Как и…Первое и самое невинное предположение оказалось ошибочным: порядок, царящий в Наблюдательном доме Руаннаса, был не просто данью уважения службе, а чем-то большим. Чем-то весьма пугающим.
Перья для письма расставлены по цвету и длине в пять разных стаканчиков, выстроенных шеренгой, как на параде. Листы бумаги сложены один на другой так точно, что кажутся единым целым. Приемные книги в шкафу толпятся корешок к корешку, строго по номерам, выведенным чернилами на потрепанной, но свежесмазанной гусиным жиром коже. Камзол застегнут на строгую линию пуговиц, несмотря на легкую духоту воздуха, с утра изрядно уже нагретого солнцем. Складки кружева на манжетах уложены одна к одной и словно только вышли из-под умелых рук гладильщицы.
Я уже встречал нечто подобное. В той, прошлой жизни. И если мне не изменяет память…
– Будьте любезны предъявить ваши бумаги, эрте.
Речь без единого изъяна. Произношение каждого звука четкое, натренированное. Как будто мужчине кучу лет подряд больше нечем было заниматься, кроме как…
– Разумеется.
Он отвинтил крышку от футляра с подорожной, аккуратно положил на стол, справа от себя. Вынул и расправил скупо исписанный лист. Вгляделся, чуть щуря водянисто-голубые глаза.
– Супружеская пара Мори со-Литто. Путешествуете по семейным надобностям?
– По ним самым.
– Можете рассказать подробнее?
Он переписал все, что было в подорожной, слово в слово, буква в букву. Не удивлюсь, если даже скопировал особенности почерка того, кто приложил руку к сему поддельному документу.
– Моя супруга исполняет волю покойного брата.
– И в чем заключается его воля?
Придумать цель шатания от одного города к другому было нетрудно. Где-то она, конечно, могла показаться странной, но только не в живущих по дедовскому укладу краях серединного Дарствия.
– Нужно доставить послания некоторым людям. Так сказать, попрощаться за умершего. В вашем городе мы надеемся найти одного из адресатов. Это возможно сделать с вашей помощью?
Он кивнул, дав рассмотреть лысину на макушке и остатки волос, причесанные не менее тщательно, чем борода.
– В наследственных книгах есть записи о многих прошлых и нынешних жителях Руаннаса. Назовите имя, которое вам нужно.
Вот и первое маленькое затруднение. Имен я не знаю. Ни единого. Зато легко могу объяснить свое неведение:
– Не мне. Супруге. Мы с ее братом… не слишком ладили. И не посвящали друг друга во многие вещи. Надеюсь, ей уже стало лучше. Она не слишком сильна телом, но я не предполагал, что даже портал окажется для нее настоящим испытанием.
– Такое случается, – сухо подтвердил сереброзвенник. – Идемте, я провожу вас к жене. К вашей очень красивой жене.
Последние слова прозвучали странно. Чужеродно. Как будто приложились к речи моего собеседника нарочно. Как будто хотели о чем-то мне сообщить, но не знали другого способа.
На мое счастье, Лус и впрямь выглядела изможденной, словно совсем недавно перенесла тяжелую болезнь. А на вопрос, может ли говорить, кивнула с таким страдальческим видом, что убедила бы в своей немощности самого придирчивого и сомневающегося наблюдателя.
– Итак, вы следуете воле ваших родственников? Похвально. Достойно всяческого уважения.
– Семейные узы всегда остаются при нас, что бы ни случилось. Такую верность нельзя не чтить, – ответил демон, и мне показалось, он вовсе не уклонялся от прямого ответа, а говорил о том, что его занимало на самом деле.
– Вы можете сейчас назвать имя человека, которого ищете? Не хочу навредить состоянию вашего здоровья, но чем скорее его услышу…
– Миттан Лек со-Руаннас, – торопливо выдохнули губы Лус.
Любопытно. Ему так не терпится встретиться со своим сородичем? Значит, должна быть веская причина. Просто обязана. И надеюсь, менее опасная, чем та, что вызвала лихорадку.
– Ты все запомнил? – обратился сереброзвенник к юноше в синей мантии, стоящему у изголовья кровати, предоставленной в распоряжение Лус.
– Да, эрте.
– Имя знакомое. Упоминание о нем должно быть где-то недалеко. В последних книгах.
Меднозвенник поклонился и отправился выполнять поручение. Неспешно, с чувством достоинства, но и не мешкая. Как хорошо вышколенный слуга или вымуштрованный солдат, и это тоже удивляло, поскольку в любом Наблюдательном доме звенья Цепи одушевления всегда задирали нос перед всеми остальными. Либо он еще слишком молод, чтобы набраться должной наглости, либо…
Обстоятельства обступали меня все плотнее, и их сужающийся круг успешно нагнетал тревогу. На ровном и пока еще довольно пустынном месте.
– Оставлю вас вдвоем. Результаты изысканий будут переданы по готовности. Без промедлений.
Он ушел, держа спину прямо, словно проглотил палку, и только тогда Лус рывком села на постели.
– Ну наконец-то! Сколько можно было где-то ходить? Тот, молодой, все время пялился на меня не отрывая глаз. Я даже боялся пошевелиться лишний раз.
Напуган? Нет, вряд ли. Скорее похоже на всплеск раздражения. Недоволен моими действиями? Так я еще ничего не сделал.
– Почему?
– Мало ли… Они же умеют находить демонов?
Ну вот, теперь ищет пути отступления. Прячется за первым попавшимся и лишь отчасти уместным объяснением. Придется чуть поколыхать почву под его ногами… В смысле под ножками кровати.
– Умеют. Но ищут, только если хотят найти. Кстати, о поисках. Имя, которое ты назвал. Кто он? Вернее, кто тот демон, что занял его тело?
Лус качнулась, и я списал это движение на слабость, потому что не хотел думать о возможном обмане.
– Я знал его. Дома. И он знал меня.
– Надеешься, что и сейчас вы оба узнаете друг друга?
– Уверен.
Его ответ мне не понравился. Своей искренностью. Я видел всего одного демона, сам будучи в измененном состоянии, но видел лишь свет, наполняющий тело. А глаза у нас были тогда одни на двоих, значит…
Он не врет, да это ему и не нужно. Он просто не говорит мне всего, что мог бы.
Остается спросить самого себя: а хочу ли я знать больше, чем успел узнать к этой минуте?
– Хорошо. Дождемся ответа и пойдем искать твоего приятеля.
Карие глаза сверкнули красноватыми огоньками.
– Ты собирался сказать вовсе не это.
Все же боится? Меня? Ерунда. Я ничем не могу ему угрожать, даже если бы очень сильно постарался. Все, что мне доступно, это уничтожить тело Лус. И это последнее, что я решился бы сделать.
– Возможно.
– Что-то случилось, пока я был здесь?
– Что-то случилось намного раньше. В портале.
Лицо Лус слегка посерело.
– Случайность. Минутная слабость.
О да. Именно слабость. Вот только откуда она взялась?
– Неужели?
– Ты не веришь мне. – Он сказал это утвердительно, с нажимом, тоном, не допускающим возражений.
А должно быть иначе? Пусть думает что хочет. Чувства, потерянные мною и пока не обретенные вновь, не имели никакого значения после того, как выбор состоялся.
Две армии. Две противоборствующие стороны. А знамя над головой может виться всего лишь одно. Или вовсе никакого.
– Я буду рядом. Обещаю.
* * *
Юный меднозвенник справился со своей работой быстрее, чем можно было надеяться: не успел я подтянуть шнуровку корсажа на платье Лус, заботливо распущенную для большей свободы дыхания, как нам торжественно вручили лист бумаги, спрятанный меж обтянутых тканью дощечек папки.– Тот, чье имя вы назвали, некоторое время назад скончался. Сейчас в городе живет его сын, и если пожелаете встретиться с ним… Я нарисовал, как пройти к его дому, если двигаться прямо отсюда.
– Очень любезно с вашей стороны.
Он кивнул, принимая заслуженную благодарность, шагнул в сторону, не поднимая головы, но не ушел, а дождался, пока мы покинем комнату, и когда я переступал порог, пропустив вперед Лус, тихо, но внятно произнес:
– У вас очень красивая жена.
Если его начальник выдавливал те же самые слова сквозь зубы, то этот говорил почти виновато, словно просил прощения. Дважды повторенное не могло быть случайностью, но что оно означало, мне пока было даже не предположить.