Страница:
20 января 1944 года 4-я воздушная армия получила боевую задачу: за час до подхода десанта подавить огонь артиллерии противника, расположенной на северо-западной окраине Керчи и уничтожить прожекторы. А с началом артиллерийской подготовки нужно было массированным налетом заставить замолчать вражеские батареи в районе пристани на мысе Ак-Бурну и те, которые вели стрельбу по десанту. Кроме того, надлежало прикрыть плавучие средства на переходе, в районе высадки, при возвращении на свои базы. Не исключали и действия по заявкам командиров отрядов.
В боях за Керчь авиаторы оказывали очень эффективную поддержку своим наземным войскам. Сохраняя господство в воздухе, они громили врага днем и ночью, в простых и сложных погодных условиях, проявляли волю и настойчивость при выполнении поставленных задач.
22 января в 19.00 два десантных отряда, выйдя из районов Опасная и завод имени Войкова, начали переход по Керченскому заливу в направлении Защитного Мола и Широкого Мола. Ночные бомбардировщики в составе трех самолетов Р-5, шестнадцати По-2 и четырех Б-3 подавляли артиллерийские и минометные батареи, бомбили железнодорожные эшелоны, уничтожали живую силу врага. Семь взрывов большой силы и один очаг пожара на мысе Ак-Бурну, три взрыва на северо-западной окраине Керчи, подавление огня на горе Митридат, уничтожение эшелона на станции Салым - таковы результаты их действий.
В течение ночи семь ЛаГГ-3 229-й Таманской истребительной авиационной дивизии и два бомбардировщика А-20-Ж 132-й Новороссийской дивизии постоянно прикрывали боевые порядки войск на Керченском полуострове, не допуская к ним вражеские самолеты.
Действия нашей ночной бомбардировочной авиации оказали существенную поддержку подходящим к Керчи десантам. За 20 минут до начала высадки началась мощная артиллерийская подготовка. Одновременно с максимальным напряжением работали и экипажи ночных бомбардировщиков. И это сыграло свою роль. В 23.00 обе десантные группы, высадившись на берег и опрокинув отряды береговой обороны, сразу же пошли вперед. В то же время началось наступление левофланговых частей 16-го стрелкового корпуса (369-я и 383-я стрелковые дивизии) на северную и северо-восточную часть Керчи. После короткого, но ожесточенного боя они соединились с первым десантным отрядом в районе Консервного завода и продолжали вести борьбу на улицах города.
С утра наступление войск и десанта было поддержано штурмовой авиацией. Действуя по заявкам наземного командования, экипажи грозных Ил-2 наносили удары по артиллерийским и минометным батареям противника, по танкам, уничтожали живую силу. В 8 часов 30 минут четыре группы самолетов Б-3 весьма эффективно произвели налет на позиции дальнобойной артиллерии противника, расположенной на мысе Ак-Бурну.
Всего за сутки было совершено 810 самолето-вылетов. Из них днем - 544, ночью - 266; на долю штурмовиков приходится 114, на долю истребителей - 384. Прикрывая боевые порядки войск и плавсредства, сопровождая на задание штурмовиков и бомбардировщиков, истребители провели 14 напряженных боев, в ходе которых сбили 13 вражеских самолетов (шесть Ю-87 и семь Ме-109). Наши потери - пять машин.
Вот какой надежный воздушный щит имели советские пехотинцы! Мой заместитель гонерал-майор авиации С. В. Слюсарев, находившийся в тот день на главной радиостанции наведения и лично наблюдавший за боем, дал высокую оценку действиям истребителей. Приведу два-три примера из его донесения.
В 11.05 станция РУС-2 засекла три группы вражеских бомбардировщиков в районе Садык, Семисотка. В 11.30 двадцать семь Ю-87 в сопровождении двенадцати Ме-109 появились в пяти километрах южнее Керчи, на высоте 4000 метров. Первыми их обнаружили летчики 88-го истребительного полка, ведомые майором В. И. Максименко. Доложив о местонахождении противника и его высоте, он повел своих соколов в атаку. По указанию станции наведения остальные группы наших самолетов, поднявшись до 4000 метров, стали бить "юнкерсов" на подходе к цели. Строй их сломался. Освободившись от бомбового груза, фашисты взяли курс на свою территорию. Они потеряли три машины.
В 13.41 станция наведения обнаружила вражеские самолеты в 40 километрах севернее Феодосии. Несколько минут спустя на подходе к Керчи эта группа численностью до двадцати Ю-87 была атакована истребителями 159-го авиаполка во главе с лейтенантом В. В. Собиным. В результате два "юнкерса" сразу же загорелись. Основная масса бомбардировщиков сбросила груз неприцельно. Отдельные машины пытались прорвать заслон истребителей и нанести удар, но их попытка оказалась безуспешной. Потеряв еще один самолет, гитлеровцы повернули на запад.
В 16.10 расчет РУС-2 обнаружил в районе насоленного пункта Семь Колодезей группу из двадцати трех "юнкерсов". Как раз в том районе патрулировали наши истребители: две пары ходили под облаками и две - над ними. Первыми бомбардировщиков атаковали летчики, барражировавшие внизу. "Юнкерсы" бросились к облакам, но это не спасло их. Используя "окна", их настигли и атаковали находившиеся вверху истребители Героя Советского Союза В. А. Князева. В ходе боя один "юнкерс" был сбит, другой подбит. Обоих сразил капитан Князев.
За период операции, с 23 по 29 января, авиаторы 4-й воздушной армии уничтожили 70 самолетов противника, из них три сожгли при налете на аэродром. От бомбовых и штурмовых ударов гитлеровцы потеряли 5 танков, 10 орудий полевой артиллерии, 12 минометов, 2 склада боеприпасов, 17 железнодорожных вагонов. Наши летчики подавили огонь семи зенитных и пятнадцати батарей полевой артиллерии.
Любопытны показания гитлеровских солдат и офицеров, захваченных в плен во время январских боев за Керчь.
Ефрейтор Курт свидетельствовал: "10 января 1944 года батальон в 240 человек был поднят по тревоге на подкрепление. Из района Козы был направлен в Тархан. По дороге колонну атаковали 18 советских штурмовиков, которые вначале бомбардировали, а затем обстреливали колонну с бреющего полета. Батальон понес большие потери..."
Фердинанд показал: "В ночь на 10 января советская авиация активно действовала по боевым порядкам и артиллерийским позициям нашего батальона. Советские самолеты По-2 совершают налеты на наши войска почти каждую ночь. Солдаты прозвали По-2 "железным Густавом", потому что он неуязвим для зенитной артиллерии..."
Военнопленный Бронислав говорил: "Русские имеют в Крыму полное превосходство в воздухе. Их самолеты иногда закрывают небо, как тучи. Особенно интенсивно русская авиация действовала 6 - 9 января в районе Кезы. При налете штурмовиков во время тактических занятий в роте было убито и ранено 17 человек..."
В течение февраля и марта на фронте Отдельной Приморской армии было затишье, однако бои местного значения не прекращались. Обе стороны усиленно вели воздушную разведку, пополняли войска, совершенствовали оборону. В связи с оперативной паузой, а также неблагоприятными метеоусловиями и плохим состоянием аэродромов в период начавшейся весенней распутицы 4-я воздушная армия направляла основные усилия на выполнение двух неотложных задач: прикрытие войск на Керченском полуострове, причалов в Керченском проливе и своих аэродромов; воздушная разведка обороны, железнодорожных станций и аэродромов противника.
Учитывая ухудшение обстановки на Украинских фронтах, немецко-фашистское командование 9 февраля 1944 года часть своей авиации перебросило с аэродромов Крыма на юг Украины. Из-за нехватки бомбардировщиков и сильного противодействия наших истребителей немцы стали использовать вместо "хейнкелей" и "юнкерсов" истребители ФВ-190 для ударов по нашим войскам. Подойдя к цели на высоте 2000 - 2500 метров, они резко переходили в пике, бросали бомбы и со снижением (как штурмовики) или с набором высоты (как истребители) уходили на свою территорию. Обычно они летали без прикрытия.
Опыт февральских боев показал, что "фокке-вулъфов" лучше всего сбивать, когда они выходят из пикирования. В большинстве случаев уничтожались ведущие пар. Видя гибель командира, ведомые поспешно освобождались от бомб и, бросив машину в пике, старались уйти на свою территорию бреющим полетом.
В некоторых случаях ФВ-190 атаковались и снизу сзади. Однако к этому виду атаки летчики прибегали только тогда, когда находились в невыгодном положении, то есть ниже противника. Атаки в лоб не применялись в связи с наличием на ФВ-190 сильного оружия - четырех пушек.
В февральско-мартовские дни летчики 4-й воздушной армии, выполняя боевые задачи, показывали образцы воинской доблести, стойкости, патриотизма. Высокий класс мастерства продемонстрировал заместитель командира эскадрильи 101-го гвардейского истребительного авиационного полка гвардии лейтенант С. С. Иванов. Только в течение одного дня, 15 февраля 1944 года, он сбил четыре Ме-109 и два ФВ-190.
Беспримерное мужество проявил командир звена 159-го полка истребителей лейтенант В. В. Собин. Он был бесстрашным воином, настоящим сыном Родины. Никакие трудности не могли сломить его волю к победе, к достижению цели. Фронт узнал о нем еще раньше, в дни декабрьских боев.
4 декабря 1943 года во главе четверки ЛаГГ-3 Собин провел бой с численно превосходящим противником. Схватка закончилась победой наших летчиков. Но на смену первой группе фашистских истребителей подошла вторая, и борьба разгорелась вновь.
Немцы нападали с разных сторон, но Василий Собин крепко держал свою группу, сцементировав ее волей и упорством. Каждый летчик, атакуя врага, оберегал и товарища, отсекал от него фашистов. Вот ведущий заметил, что один самолет его группы подбит и что пара Ме-109 вновь навалилась на него. Ни секунды не медля, лейтенант пошел на выручку, внезапным ударом разогнал "мессеров". Товарища спас, помог ему выйти из боя, но сам попал под огонь четырех Ме-109.
Мотор работал с перебоями. Появившееся пламя все больше разрасталось, лизало ноги, руки, лицо. Угроза взрыва бензобаков настоятельно требовала немедленного приземления. Но Василий, сконцентрировав силу и мужество, упорно шел на свою территорию. Наполовину ослепший от дыма, он посадил самолет на воду.
Стояла зима. Холодный декабрьский ветер гнал большую волну, хотя прибрежные отмели Таманского полуострова и были затянуты льдом. После посадки машина сразу же стала тонуть. Собин осмотрелся - никого. С одной стороны виднелся высокий Крымский берег, с другой - пологий Таманский. Летчик поплыл к Таманскому. Соленые брызги разъедали глаза, болели обожженные руки, но он плыл. Сначала освободился от намокшего парашюта, потом от реглана, с огромным трудом - от сапог.
Лейтенант плыл уже больше часа, когда показалась лодка. Надежда на спасение превратилась в уверенность. Но вдруг налетели "мессеры", открыли огонь, и поврежденная лодка повернула к берегу.
Собин еще целый час боролся со смертью. Вода леденила не только усталое тело - все существо. Но летчик не падал духом. На исходе второго часа после посадки его подобрала спасательная лодка.
Прошло какое-то время, и Собин возвратился в родную боевую семью истребителей, снова начал летать, сражаться с врагом... И вот последний его подвиг, совершенный 7 февраля 1944 года. К этому времени Собин был уже заместителем командира эскадрильи, имел на счету 379 боевых вылетов, 122 воздушных боя, 15 лично уничтоженных вражеских самолетов.
В этот день во главе четверки ЛаГГ-3 он прикрывал наши войска, находившиеся на Керченском полуострове. Встретив вражеских истребителей, Собин пошел в атаку. Бой длился более четверти часа. Будучи тяжело раненным, Василий продолжал сражаться и управлять своей группой, пока фашисты не повернули на запад.
Прикрываемый ведомыми, Собин пошел на аэродром. При заходе на посадку он попытался выпустить шасси, но поврежденная левая стойка не вышла. Не помог и аварийный способ выпуска. Несмотря на девять ранений в бедро, руку, ногу и голову, несмотря на тяжелое состояние, летчик решил спасти самолет. Он зашел на посадку, намереваясь приземлиться на одно колесо. Но ограниченные размеры площадки и попутный ветер не позволили сесть с прямой. Летчик прошел над аэродромом, развернулся на 130 градусов, спланировал и мягко приземлил самолет на правое колесо.
Истекая кровью, он удержал самолет и на пробеге не дал ему развернуться, а когда скорость погасла, левой рукой, раздробленной осколками снаряда, дотянулся до зажигания и выключил мотор. Затем потерял сознание. Придя в себя лишь на минуту и спросив, цел ли его самолет, он снова впал в забытье. Помощь врачей была уже не нужна.
Не единичны случаи, когда летчики, израненные в боях, умирали после посадки. Стремление спасти машину, свое оружие становилось единственной целью, и это стремление концентрировало их волю, нервы, мысли, придавало им силы на очень короткий, но исключительно сильный душевный порыв.
Когда хоронили Василия Собина, один из его друзей говорил примерно такие, идущие из самого сердца слова: "Он умер в воздухе... Задолго до того, как приземлился. Он очень любил свой полк и нас, товарищей, и это дало ему силы прийти домой..."
Это верные слова.
Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 19 августа 1944 года заместителю командира эскадрильи 88-го истребительного авиационного полка старшему лейтенанту Василию Васильевичу Собину было присвоено посмертно звание Героя Советского Союза. А приказом Министра обороны Союза ССР от 28 июня 1965 года В. В. Собин зачислен навечно в списки одной из авиационных частей.
В этом же полку был совершен героический поступок, о котором считаю необходимым рассказать. Его совершил механик по вооружению старший сержант Журавлев.
Однажды на их аэродром пришел после боя летчик другой части старший лейтенант П. И. Щеблыкин. Все, кто был на стоянке, увидели, что машина, заходящая на посадку, горит. Почему летчик не покинул ее? Вероятнее всего, он ранен, и у него не хватило сил выбраться из кабины.
На планировании, почти перед самым приземлением, на самолете стали рваться снаряды. Все бросились в конец полосы, туда, где истребитель должен остановиться после пробега. Первым к нему подбежал механик Журавлев. Он смело открыл кабину и вытащил летчика. Спустя некоторое время самолет взорвался. За спасение летчика старший сержант Журавлев получил поощрение.
Глава шестнадцатая. Победу ковал каждый
По мере продвижения наземных войск в глубь Керченского полуострова постепенно перебазировалась на новые точки и наша авиация. Для восстановления и строительства аэродромов, командного и наблюдательного пунктов сначала была высажена на плацдарм одна из рот 21-го отдельного инженерно-аэродромного батальона. Затем через пролив переправились остальные подразделения этой части и комендатура 535-го БАО. Воинам приходилось работать под огнем артиллерии противника.
Ответственным за организацию переправы грузов, техники и людей 4-й воздушной армии был назначен один из офицеров минно-саперной службы нашего тыла. В его распоряжении находилась команда в составе одиннадцати человек. Для их обслуживании выделили грузовую автомашину, а для обеспечения связи - три телефонных аппарата и 15 километров кабеля.
Движение катеров, мотоботов, барж, паромов и тендеров совершалось от косы Чушки до керченского плацдарма только по определенному фарватеру, который ежедневно проверяли: не появились ли там мины. Хотя суда ходили под прикрытием дымовой завесы, приходилось применять противоартиллерийский маневр, т. к. противник обстреливал плавсредства из минометов и орудий. Грузоемкие баржи иногда только за двое суток успевали совершать рейс, поэтому переправа огромного хозяйства армии шла медленно.
Помимо использования средств Азовской флотилии, работники нашего тыла изыскивали и дополнительные резервы. Сначала они оборудовали небольшое наливное судно емкостью около десяти тонн горючего. Затем сварили воедино две железнодорожные цистерны общей вместимостью до 28 тонн авиабензина. Они буксировались через пролив в плавучем состоянии.
У причалов на Керченском и Таманском берегах были специальные места погрузки и выгрузки. Для слива бензина нашли две емкости: одну (95 тонн) на Керченском полуострове, вторую (250 тонн) - на косе Чушка. К этим емкостям бензин перевозился в бочках. Когда же возникла необходимость ускорить процесс переброски грузов и техники, тыловики раздобыли, отремонтировали и спустили на воду моторную лодку грузоподъемностью 3 тонны.
В установленные командованием сроки на плацдарме Керченского полуострова мы сосредоточили следующие материальные средства: авиабензина различных марок - 70 тонн; авиамасел - 3253 килограмма; авиабомб - более 25 тысяч штук; снарядов для авиапушек - 97 100; патронов разного калибра - 40900; реактивных снарядов - 806. Кроме того, перебросили 36 вагонов различного авиа-ционно-технического имущества и 100 тонн продовольствия. К этому же времени на Керченский полуостров переправили до двух тысяч человек личного состава обслуживающих частей и технику, необходимую для обеспечения боевой работы авиации.
В первых числах апреля 1944 года перед фронтом Отдельной Приморской армии на Керченском полуострове действовал 5-й армейский корпус в составе до двух немецких, двух румынских (горнострелковой и кавалерийской) дивизий, учебного пехотного полка и свыше десяти отдельных батальонов. В главной оборонительной полосе указанная группировка занимала три линии траншей и десять опорных пунктов.
Опасаясь, что румынские войска окажутся недостаточно стойкими, немецкое командование отвело их с первой линии обороны на вторую и в центр Крыма. Одновременно гитлеровцы, соблюдая меры маскировки, провели мероприятия, свидетельствующие о подготовке к эвакуации. С позиций снимались тяжелые средства вооружения и отправлялись к портам южного побережья. Вывозились материальные ценности. Отправлялся в тыл "лишний" старший офицерский состав: из Симферополя - самолетами, из Севастополя - морем. Солдаты и офицеры, состоявшие на службе в керченской группировке, после отпуска оставались в тылу. Вывозились административные учреждения, часть личного состава гестапо, разведывательные органы. Проводились минирование и подготовка к взрыву крупных зданий и промышленных предприятий.
Численность самолетов противника не превышала 300. Мы имели 538 боевых машин: 146 бомбардировщиков, 236 истребителей, 21 разведчик и 136 штурмовиков. Кроме того, 4-й воздушной армии была оперативно подчинена группа ВВС Черноморского флота в составе 32 штурмовиков и 32 истребителей. Если же учесть и 8-ю воздушную армию, с которой нам предстояло взаимодействовать (157 бомбардировщиков, 209 штурмовиков, 282 истребителя, 14 разведчиков), то общее превосходство нашей авиации было более чем четырехкратным.
Из этого соотношения сил видно, что военно-воздушные силы противника не могли оказать серьезного сопротивления нашей авиации, тем более что гитлеровцы, по данным разведки, имели весьма ограниченные запасы горючего и боеприпасов. Нисколько опережая события, замечу, что с первого дня операции противник вынужден был бросить всю авиацию на главное направление наступления войск 4-го Украинского фронта, поэтому боевые действия 4-й воздушной армии на протяжении всего периода авиационного преследования, до выхода войск Отдельной Приморской армии к Севастопольскому укрепленному району, проходили в обстановке абсолютного господства наших ВВС. Только в районе Севастополя мы встретили активное противодействие вражеской истребительной авиации.
Наши воздушные разведчики выявили, что ПВО противника на Керченском полуострове имеет около 30 батарей малокалиберной зенитной артиллерии, 32 среднего калибра и свыше 20 прожекторов. В последних числах марта наблюдалось значительное ослабление зенитного огня. Вполне очевидно, что немецко-фашистское командование оттянуло часть этих средств на помощь своим войскам, воюющим на юге Украины.
Замысел операции состоял в том, чтобы одновременным наступлением 4-го Украинского фронта из северной части Крыма и Отдельной Приморской армии с восточной части Керченского полуострова в общем направлении Симферополь, Севастополь разгромить вражескую группировку, не допустить ее эвакуации. Главный удар наносили войска 51-й армии и 19-го танкового корпуса с плацдарма южнее Сиваша. Армия генерала Петрова, решая вспомогательную задачу, должна была прорвать оборону противника, разобщить его группировку и уничтожить ее по частям, не допуская к портам Крыма.
4-й воздушной армии были поставлены следующие задачи: нанести мощный бомбовый удар по вражеским штабам и командным пунктам, подавить огонь неприятельской артиллерии, не допустить подхода резервов гитлеровцев, срывать их контратаки, прикрыть с воздуха боевые порядки своих войск.
На этот раз мы решили не проводить авиационной подготовки, а авиационную поддержку осуществить двумя последовательными массированными налетами бомбардировщиков и штурмовиков. Был разработан подробный план, предусматривавший время вылета самолетов, состав групп, объекты для нанесения ударов.
Операции предшествовала тщательная разведка, которую вели летчики 536-го отдельного разведывательного авиаполка, 229-й, 329-й истребительных и 132-й ночной бомбардировочный авиадивизий. Нам удалось полностью выявить состояние оборонительных рубежей противника на керченском направлении, вскрыть интенсивность и характер движения на его коммуникациях вплоть до Севастополя, аэродромную сеть. 31 марта и 1 апреля была завершена фотосъемка основного рубежа обороны, 8 апреля - последняя фотосъемка запасных Ак-Монайских позиций. Она выполнялась летчиками 366-го отдельного разведывательного авиаполка. Размножив фотосхемы, штаб 4-й воздушной армии снабдил ими всех командиров авиационных и стрелковых частей.
К концу дня 10 апреля войска Отдельной Приморской армии заняли исходное положение и ожидали приказа на наступление. Однако когда наступило время "Ч", оказалось, что противник уже начал покидать первые траншеи оборонительной полосы. Подвижные группы наших воинов настигали врага уже на марше.
- Какая досада, - склонившись над тщательно разработанным планом использования авиации, произнес начальник штаба генерал А. З. Устинов.
Его недовольство можно было понять: теперь работу частей надо начинать не с нанесения массированных ударов, как это было предусмотрено планом, а с преследования и уничтожения отступающих колонн врага.
- А ведь могло быть все иначе, - снова произнес Александр Захарович.
- Не только могло, но и должно было начаться все по-другому, - согласился я с начальником штаба.
Он молча кивнул головой.
Дело в том, что еще во второй половине дня наши воздушные разведчики заметили интенсивное движение транспорта по дорогам от Керчи на запад, взрывы и пожары в самом городе и прилегающих к нему населенных пунктах. О явных признаках отхода гитлеровцев я доложил Военному совету Отдельной Приморской армии. Но генерал А. И. Еременко, новый командующий, заменивший на этом посту Ивана Ефимовича Петрова, усомнился в данных разведки.
- Проверить еще раз, - приказал он.
Между тем начало смеркаться. В этих условиях на задание целесообразнее всего было послать экипажи ночных бомбардировщиков из полка Е. Д. Бершанской. Так мы и сделали. При свете САБ-ов с летчицы отлично видели отступающие войска противника, о чем немедленно доложили в штаб воздушной армии. Я тут же сообщил данные генералу армии Еременко, однако и на этот раз мне не удалось убедить его в достоверности сведений, добытых воздушными разведчиками.
- Разрешите доложить свое мнение маршалу Ворошилову? - спросил я командующего. Климент Ефремович являлся представителем Ставки Верховного Главнокомандования в Отдельной Приморской армии.
- Полагаю, что мы сами способны разрешить этот вопрос, - ответил Еременко. - Посылайте еще раз разведчиков, а я прикажу направить в район оборонительной полосы противника усиленную подвижную группу.
Складывалась странная обстановка: гитлеровцы отводят свои войска из-под удара, а мы бездействуем, зря теряем драгоценное время. Вместе с тем я понимал, почему колеблется генерал Еременко: окажись сведения воздушной разведки недостаточно точными, наступление наземных войск было бы преждевременным, и все планы командования на предстоящую операцию, все расчеты пошли бы не по ранее предусмотренному варианту, а совсем по-иному.
На протяжении многих месяцев войны я убедился в высоком мастерстве воздушных разведчиков, в достоверности и объективности добываемых ими сведений. Они ни разу не подводили мой штаб. Сейчас я тоже был абсолютно уверен в правдивости данных, доставленных экипажами из полка майором Бершанской. Вот почему, вопреки возражению генерала Еременко, я все же нашел необходимым связаться по телефону с представителем Ставки и доложил ему о создавшейся ситуации.
Надо сказать, что Климент Ефремович Ворошилов любил авиацию и, будучи Наркомом обороны, много внимания уделял ее развитию и повышению боеспособности и боеготовности. И теперь он нередко бывал в наших частях, интересовался боевыми успехами, нуждами авиаторов, беседовал с летчиками, инженерами и техниками, десятки людей знал в лицо, особенно тех, кто неоднократно проявлял доблесть и героизм в боях с врагом. Бывал он и в 46-м гвардейском ночном бомбардировочном авиационном полку, которым командовала Евдокия Давыдовна Бершанская.
В боях за Керчь авиаторы оказывали очень эффективную поддержку своим наземным войскам. Сохраняя господство в воздухе, они громили врага днем и ночью, в простых и сложных погодных условиях, проявляли волю и настойчивость при выполнении поставленных задач.
22 января в 19.00 два десантных отряда, выйдя из районов Опасная и завод имени Войкова, начали переход по Керченскому заливу в направлении Защитного Мола и Широкого Мола. Ночные бомбардировщики в составе трех самолетов Р-5, шестнадцати По-2 и четырех Б-3 подавляли артиллерийские и минометные батареи, бомбили железнодорожные эшелоны, уничтожали живую силу врага. Семь взрывов большой силы и один очаг пожара на мысе Ак-Бурну, три взрыва на северо-западной окраине Керчи, подавление огня на горе Митридат, уничтожение эшелона на станции Салым - таковы результаты их действий.
В течение ночи семь ЛаГГ-3 229-й Таманской истребительной авиационной дивизии и два бомбардировщика А-20-Ж 132-й Новороссийской дивизии постоянно прикрывали боевые порядки войск на Керченском полуострове, не допуская к ним вражеские самолеты.
Действия нашей ночной бомбардировочной авиации оказали существенную поддержку подходящим к Керчи десантам. За 20 минут до начала высадки началась мощная артиллерийская подготовка. Одновременно с максимальным напряжением работали и экипажи ночных бомбардировщиков. И это сыграло свою роль. В 23.00 обе десантные группы, высадившись на берег и опрокинув отряды береговой обороны, сразу же пошли вперед. В то же время началось наступление левофланговых частей 16-го стрелкового корпуса (369-я и 383-я стрелковые дивизии) на северную и северо-восточную часть Керчи. После короткого, но ожесточенного боя они соединились с первым десантным отрядом в районе Консервного завода и продолжали вести борьбу на улицах города.
С утра наступление войск и десанта было поддержано штурмовой авиацией. Действуя по заявкам наземного командования, экипажи грозных Ил-2 наносили удары по артиллерийским и минометным батареям противника, по танкам, уничтожали живую силу. В 8 часов 30 минут четыре группы самолетов Б-3 весьма эффективно произвели налет на позиции дальнобойной артиллерии противника, расположенной на мысе Ак-Бурну.
Всего за сутки было совершено 810 самолето-вылетов. Из них днем - 544, ночью - 266; на долю штурмовиков приходится 114, на долю истребителей - 384. Прикрывая боевые порядки войск и плавсредства, сопровождая на задание штурмовиков и бомбардировщиков, истребители провели 14 напряженных боев, в ходе которых сбили 13 вражеских самолетов (шесть Ю-87 и семь Ме-109). Наши потери - пять машин.
Вот какой надежный воздушный щит имели советские пехотинцы! Мой заместитель гонерал-майор авиации С. В. Слюсарев, находившийся в тот день на главной радиостанции наведения и лично наблюдавший за боем, дал высокую оценку действиям истребителей. Приведу два-три примера из его донесения.
В 11.05 станция РУС-2 засекла три группы вражеских бомбардировщиков в районе Садык, Семисотка. В 11.30 двадцать семь Ю-87 в сопровождении двенадцати Ме-109 появились в пяти километрах южнее Керчи, на высоте 4000 метров. Первыми их обнаружили летчики 88-го истребительного полка, ведомые майором В. И. Максименко. Доложив о местонахождении противника и его высоте, он повел своих соколов в атаку. По указанию станции наведения остальные группы наших самолетов, поднявшись до 4000 метров, стали бить "юнкерсов" на подходе к цели. Строй их сломался. Освободившись от бомбового груза, фашисты взяли курс на свою территорию. Они потеряли три машины.
В 13.41 станция наведения обнаружила вражеские самолеты в 40 километрах севернее Феодосии. Несколько минут спустя на подходе к Керчи эта группа численностью до двадцати Ю-87 была атакована истребителями 159-го авиаполка во главе с лейтенантом В. В. Собиным. В результате два "юнкерса" сразу же загорелись. Основная масса бомбардировщиков сбросила груз неприцельно. Отдельные машины пытались прорвать заслон истребителей и нанести удар, но их попытка оказалась безуспешной. Потеряв еще один самолет, гитлеровцы повернули на запад.
В 16.10 расчет РУС-2 обнаружил в районе насоленного пункта Семь Колодезей группу из двадцати трех "юнкерсов". Как раз в том районе патрулировали наши истребители: две пары ходили под облаками и две - над ними. Первыми бомбардировщиков атаковали летчики, барражировавшие внизу. "Юнкерсы" бросились к облакам, но это не спасло их. Используя "окна", их настигли и атаковали находившиеся вверху истребители Героя Советского Союза В. А. Князева. В ходе боя один "юнкерс" был сбит, другой подбит. Обоих сразил капитан Князев.
За период операции, с 23 по 29 января, авиаторы 4-й воздушной армии уничтожили 70 самолетов противника, из них три сожгли при налете на аэродром. От бомбовых и штурмовых ударов гитлеровцы потеряли 5 танков, 10 орудий полевой артиллерии, 12 минометов, 2 склада боеприпасов, 17 железнодорожных вагонов. Наши летчики подавили огонь семи зенитных и пятнадцати батарей полевой артиллерии.
Любопытны показания гитлеровских солдат и офицеров, захваченных в плен во время январских боев за Керчь.
Ефрейтор Курт свидетельствовал: "10 января 1944 года батальон в 240 человек был поднят по тревоге на подкрепление. Из района Козы был направлен в Тархан. По дороге колонну атаковали 18 советских штурмовиков, которые вначале бомбардировали, а затем обстреливали колонну с бреющего полета. Батальон понес большие потери..."
Фердинанд показал: "В ночь на 10 января советская авиация активно действовала по боевым порядкам и артиллерийским позициям нашего батальона. Советские самолеты По-2 совершают налеты на наши войска почти каждую ночь. Солдаты прозвали По-2 "железным Густавом", потому что он неуязвим для зенитной артиллерии..."
Военнопленный Бронислав говорил: "Русские имеют в Крыму полное превосходство в воздухе. Их самолеты иногда закрывают небо, как тучи. Особенно интенсивно русская авиация действовала 6 - 9 января в районе Кезы. При налете штурмовиков во время тактических занятий в роте было убито и ранено 17 человек..."
В течение февраля и марта на фронте Отдельной Приморской армии было затишье, однако бои местного значения не прекращались. Обе стороны усиленно вели воздушную разведку, пополняли войска, совершенствовали оборону. В связи с оперативной паузой, а также неблагоприятными метеоусловиями и плохим состоянием аэродромов в период начавшейся весенней распутицы 4-я воздушная армия направляла основные усилия на выполнение двух неотложных задач: прикрытие войск на Керченском полуострове, причалов в Керченском проливе и своих аэродромов; воздушная разведка обороны, железнодорожных станций и аэродромов противника.
Учитывая ухудшение обстановки на Украинских фронтах, немецко-фашистское командование 9 февраля 1944 года часть своей авиации перебросило с аэродромов Крыма на юг Украины. Из-за нехватки бомбардировщиков и сильного противодействия наших истребителей немцы стали использовать вместо "хейнкелей" и "юнкерсов" истребители ФВ-190 для ударов по нашим войскам. Подойдя к цели на высоте 2000 - 2500 метров, они резко переходили в пике, бросали бомбы и со снижением (как штурмовики) или с набором высоты (как истребители) уходили на свою территорию. Обычно они летали без прикрытия.
Опыт февральских боев показал, что "фокке-вулъфов" лучше всего сбивать, когда они выходят из пикирования. В большинстве случаев уничтожались ведущие пар. Видя гибель командира, ведомые поспешно освобождались от бомб и, бросив машину в пике, старались уйти на свою территорию бреющим полетом.
В некоторых случаях ФВ-190 атаковались и снизу сзади. Однако к этому виду атаки летчики прибегали только тогда, когда находились в невыгодном положении, то есть ниже противника. Атаки в лоб не применялись в связи с наличием на ФВ-190 сильного оружия - четырех пушек.
В февральско-мартовские дни летчики 4-й воздушной армии, выполняя боевые задачи, показывали образцы воинской доблести, стойкости, патриотизма. Высокий класс мастерства продемонстрировал заместитель командира эскадрильи 101-го гвардейского истребительного авиационного полка гвардии лейтенант С. С. Иванов. Только в течение одного дня, 15 февраля 1944 года, он сбил четыре Ме-109 и два ФВ-190.
Беспримерное мужество проявил командир звена 159-го полка истребителей лейтенант В. В. Собин. Он был бесстрашным воином, настоящим сыном Родины. Никакие трудности не могли сломить его волю к победе, к достижению цели. Фронт узнал о нем еще раньше, в дни декабрьских боев.
4 декабря 1943 года во главе четверки ЛаГГ-3 Собин провел бой с численно превосходящим противником. Схватка закончилась победой наших летчиков. Но на смену первой группе фашистских истребителей подошла вторая, и борьба разгорелась вновь.
Немцы нападали с разных сторон, но Василий Собин крепко держал свою группу, сцементировав ее волей и упорством. Каждый летчик, атакуя врага, оберегал и товарища, отсекал от него фашистов. Вот ведущий заметил, что один самолет его группы подбит и что пара Ме-109 вновь навалилась на него. Ни секунды не медля, лейтенант пошел на выручку, внезапным ударом разогнал "мессеров". Товарища спас, помог ему выйти из боя, но сам попал под огонь четырех Ме-109.
Мотор работал с перебоями. Появившееся пламя все больше разрасталось, лизало ноги, руки, лицо. Угроза взрыва бензобаков настоятельно требовала немедленного приземления. Но Василий, сконцентрировав силу и мужество, упорно шел на свою территорию. Наполовину ослепший от дыма, он посадил самолет на воду.
Стояла зима. Холодный декабрьский ветер гнал большую волну, хотя прибрежные отмели Таманского полуострова и были затянуты льдом. После посадки машина сразу же стала тонуть. Собин осмотрелся - никого. С одной стороны виднелся высокий Крымский берег, с другой - пологий Таманский. Летчик поплыл к Таманскому. Соленые брызги разъедали глаза, болели обожженные руки, но он плыл. Сначала освободился от намокшего парашюта, потом от реглана, с огромным трудом - от сапог.
Лейтенант плыл уже больше часа, когда показалась лодка. Надежда на спасение превратилась в уверенность. Но вдруг налетели "мессеры", открыли огонь, и поврежденная лодка повернула к берегу.
Собин еще целый час боролся со смертью. Вода леденила не только усталое тело - все существо. Но летчик не падал духом. На исходе второго часа после посадки его подобрала спасательная лодка.
Прошло какое-то время, и Собин возвратился в родную боевую семью истребителей, снова начал летать, сражаться с врагом... И вот последний его подвиг, совершенный 7 февраля 1944 года. К этому времени Собин был уже заместителем командира эскадрильи, имел на счету 379 боевых вылетов, 122 воздушных боя, 15 лично уничтоженных вражеских самолетов.
В этот день во главе четверки ЛаГГ-3 он прикрывал наши войска, находившиеся на Керченском полуострове. Встретив вражеских истребителей, Собин пошел в атаку. Бой длился более четверти часа. Будучи тяжело раненным, Василий продолжал сражаться и управлять своей группой, пока фашисты не повернули на запад.
Прикрываемый ведомыми, Собин пошел на аэродром. При заходе на посадку он попытался выпустить шасси, но поврежденная левая стойка не вышла. Не помог и аварийный способ выпуска. Несмотря на девять ранений в бедро, руку, ногу и голову, несмотря на тяжелое состояние, летчик решил спасти самолет. Он зашел на посадку, намереваясь приземлиться на одно колесо. Но ограниченные размеры площадки и попутный ветер не позволили сесть с прямой. Летчик прошел над аэродромом, развернулся на 130 градусов, спланировал и мягко приземлил самолет на правое колесо.
Истекая кровью, он удержал самолет и на пробеге не дал ему развернуться, а когда скорость погасла, левой рукой, раздробленной осколками снаряда, дотянулся до зажигания и выключил мотор. Затем потерял сознание. Придя в себя лишь на минуту и спросив, цел ли его самолет, он снова впал в забытье. Помощь врачей была уже не нужна.
Не единичны случаи, когда летчики, израненные в боях, умирали после посадки. Стремление спасти машину, свое оружие становилось единственной целью, и это стремление концентрировало их волю, нервы, мысли, придавало им силы на очень короткий, но исключительно сильный душевный порыв.
Когда хоронили Василия Собина, один из его друзей говорил примерно такие, идущие из самого сердца слова: "Он умер в воздухе... Задолго до того, как приземлился. Он очень любил свой полк и нас, товарищей, и это дало ему силы прийти домой..."
Это верные слова.
Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 19 августа 1944 года заместителю командира эскадрильи 88-го истребительного авиационного полка старшему лейтенанту Василию Васильевичу Собину было присвоено посмертно звание Героя Советского Союза. А приказом Министра обороны Союза ССР от 28 июня 1965 года В. В. Собин зачислен навечно в списки одной из авиационных частей.
В этом же полку был совершен героический поступок, о котором считаю необходимым рассказать. Его совершил механик по вооружению старший сержант Журавлев.
Однажды на их аэродром пришел после боя летчик другой части старший лейтенант П. И. Щеблыкин. Все, кто был на стоянке, увидели, что машина, заходящая на посадку, горит. Почему летчик не покинул ее? Вероятнее всего, он ранен, и у него не хватило сил выбраться из кабины.
На планировании, почти перед самым приземлением, на самолете стали рваться снаряды. Все бросились в конец полосы, туда, где истребитель должен остановиться после пробега. Первым к нему подбежал механик Журавлев. Он смело открыл кабину и вытащил летчика. Спустя некоторое время самолет взорвался. За спасение летчика старший сержант Журавлев получил поощрение.
Глава шестнадцатая. Победу ковал каждый
По мере продвижения наземных войск в глубь Керченского полуострова постепенно перебазировалась на новые точки и наша авиация. Для восстановления и строительства аэродромов, командного и наблюдательного пунктов сначала была высажена на плацдарм одна из рот 21-го отдельного инженерно-аэродромного батальона. Затем через пролив переправились остальные подразделения этой части и комендатура 535-го БАО. Воинам приходилось работать под огнем артиллерии противника.
Ответственным за организацию переправы грузов, техники и людей 4-й воздушной армии был назначен один из офицеров минно-саперной службы нашего тыла. В его распоряжении находилась команда в составе одиннадцати человек. Для их обслуживании выделили грузовую автомашину, а для обеспечения связи - три телефонных аппарата и 15 километров кабеля.
Движение катеров, мотоботов, барж, паромов и тендеров совершалось от косы Чушки до керченского плацдарма только по определенному фарватеру, который ежедневно проверяли: не появились ли там мины. Хотя суда ходили под прикрытием дымовой завесы, приходилось применять противоартиллерийский маневр, т. к. противник обстреливал плавсредства из минометов и орудий. Грузоемкие баржи иногда только за двое суток успевали совершать рейс, поэтому переправа огромного хозяйства армии шла медленно.
Помимо использования средств Азовской флотилии, работники нашего тыла изыскивали и дополнительные резервы. Сначала они оборудовали небольшое наливное судно емкостью около десяти тонн горючего. Затем сварили воедино две железнодорожные цистерны общей вместимостью до 28 тонн авиабензина. Они буксировались через пролив в плавучем состоянии.
У причалов на Керченском и Таманском берегах были специальные места погрузки и выгрузки. Для слива бензина нашли две емкости: одну (95 тонн) на Керченском полуострове, вторую (250 тонн) - на косе Чушка. К этим емкостям бензин перевозился в бочках. Когда же возникла необходимость ускорить процесс переброски грузов и техники, тыловики раздобыли, отремонтировали и спустили на воду моторную лодку грузоподъемностью 3 тонны.
В установленные командованием сроки на плацдарме Керченского полуострова мы сосредоточили следующие материальные средства: авиабензина различных марок - 70 тонн; авиамасел - 3253 килограмма; авиабомб - более 25 тысяч штук; снарядов для авиапушек - 97 100; патронов разного калибра - 40900; реактивных снарядов - 806. Кроме того, перебросили 36 вагонов различного авиа-ционно-технического имущества и 100 тонн продовольствия. К этому же времени на Керченский полуостров переправили до двух тысяч человек личного состава обслуживающих частей и технику, необходимую для обеспечения боевой работы авиации.
В первых числах апреля 1944 года перед фронтом Отдельной Приморской армии на Керченском полуострове действовал 5-й армейский корпус в составе до двух немецких, двух румынских (горнострелковой и кавалерийской) дивизий, учебного пехотного полка и свыше десяти отдельных батальонов. В главной оборонительной полосе указанная группировка занимала три линии траншей и десять опорных пунктов.
Опасаясь, что румынские войска окажутся недостаточно стойкими, немецкое командование отвело их с первой линии обороны на вторую и в центр Крыма. Одновременно гитлеровцы, соблюдая меры маскировки, провели мероприятия, свидетельствующие о подготовке к эвакуации. С позиций снимались тяжелые средства вооружения и отправлялись к портам южного побережья. Вывозились материальные ценности. Отправлялся в тыл "лишний" старший офицерский состав: из Симферополя - самолетами, из Севастополя - морем. Солдаты и офицеры, состоявшие на службе в керченской группировке, после отпуска оставались в тылу. Вывозились административные учреждения, часть личного состава гестапо, разведывательные органы. Проводились минирование и подготовка к взрыву крупных зданий и промышленных предприятий.
Численность самолетов противника не превышала 300. Мы имели 538 боевых машин: 146 бомбардировщиков, 236 истребителей, 21 разведчик и 136 штурмовиков. Кроме того, 4-й воздушной армии была оперативно подчинена группа ВВС Черноморского флота в составе 32 штурмовиков и 32 истребителей. Если же учесть и 8-ю воздушную армию, с которой нам предстояло взаимодействовать (157 бомбардировщиков, 209 штурмовиков, 282 истребителя, 14 разведчиков), то общее превосходство нашей авиации было более чем четырехкратным.
Из этого соотношения сил видно, что военно-воздушные силы противника не могли оказать серьезного сопротивления нашей авиации, тем более что гитлеровцы, по данным разведки, имели весьма ограниченные запасы горючего и боеприпасов. Нисколько опережая события, замечу, что с первого дня операции противник вынужден был бросить всю авиацию на главное направление наступления войск 4-го Украинского фронта, поэтому боевые действия 4-й воздушной армии на протяжении всего периода авиационного преследования, до выхода войск Отдельной Приморской армии к Севастопольскому укрепленному району, проходили в обстановке абсолютного господства наших ВВС. Только в районе Севастополя мы встретили активное противодействие вражеской истребительной авиации.
Наши воздушные разведчики выявили, что ПВО противника на Керченском полуострове имеет около 30 батарей малокалиберной зенитной артиллерии, 32 среднего калибра и свыше 20 прожекторов. В последних числах марта наблюдалось значительное ослабление зенитного огня. Вполне очевидно, что немецко-фашистское командование оттянуло часть этих средств на помощь своим войскам, воюющим на юге Украины.
Замысел операции состоял в том, чтобы одновременным наступлением 4-го Украинского фронта из северной части Крыма и Отдельной Приморской армии с восточной части Керченского полуострова в общем направлении Симферополь, Севастополь разгромить вражескую группировку, не допустить ее эвакуации. Главный удар наносили войска 51-й армии и 19-го танкового корпуса с плацдарма южнее Сиваша. Армия генерала Петрова, решая вспомогательную задачу, должна была прорвать оборону противника, разобщить его группировку и уничтожить ее по частям, не допуская к портам Крыма.
4-й воздушной армии были поставлены следующие задачи: нанести мощный бомбовый удар по вражеским штабам и командным пунктам, подавить огонь неприятельской артиллерии, не допустить подхода резервов гитлеровцев, срывать их контратаки, прикрыть с воздуха боевые порядки своих войск.
На этот раз мы решили не проводить авиационной подготовки, а авиационную поддержку осуществить двумя последовательными массированными налетами бомбардировщиков и штурмовиков. Был разработан подробный план, предусматривавший время вылета самолетов, состав групп, объекты для нанесения ударов.
Операции предшествовала тщательная разведка, которую вели летчики 536-го отдельного разведывательного авиаполка, 229-й, 329-й истребительных и 132-й ночной бомбардировочный авиадивизий. Нам удалось полностью выявить состояние оборонительных рубежей противника на керченском направлении, вскрыть интенсивность и характер движения на его коммуникациях вплоть до Севастополя, аэродромную сеть. 31 марта и 1 апреля была завершена фотосъемка основного рубежа обороны, 8 апреля - последняя фотосъемка запасных Ак-Монайских позиций. Она выполнялась летчиками 366-го отдельного разведывательного авиаполка. Размножив фотосхемы, штаб 4-й воздушной армии снабдил ими всех командиров авиационных и стрелковых частей.
К концу дня 10 апреля войска Отдельной Приморской армии заняли исходное положение и ожидали приказа на наступление. Однако когда наступило время "Ч", оказалось, что противник уже начал покидать первые траншеи оборонительной полосы. Подвижные группы наших воинов настигали врага уже на марше.
- Какая досада, - склонившись над тщательно разработанным планом использования авиации, произнес начальник штаба генерал А. З. Устинов.
Его недовольство можно было понять: теперь работу частей надо начинать не с нанесения массированных ударов, как это было предусмотрено планом, а с преследования и уничтожения отступающих колонн врага.
- А ведь могло быть все иначе, - снова произнес Александр Захарович.
- Не только могло, но и должно было начаться все по-другому, - согласился я с начальником штаба.
Он молча кивнул головой.
Дело в том, что еще во второй половине дня наши воздушные разведчики заметили интенсивное движение транспорта по дорогам от Керчи на запад, взрывы и пожары в самом городе и прилегающих к нему населенных пунктах. О явных признаках отхода гитлеровцев я доложил Военному совету Отдельной Приморской армии. Но генерал А. И. Еременко, новый командующий, заменивший на этом посту Ивана Ефимовича Петрова, усомнился в данных разведки.
- Проверить еще раз, - приказал он.
Между тем начало смеркаться. В этих условиях на задание целесообразнее всего было послать экипажи ночных бомбардировщиков из полка Е. Д. Бершанской. Так мы и сделали. При свете САБ-ов с летчицы отлично видели отступающие войска противника, о чем немедленно доложили в штаб воздушной армии. Я тут же сообщил данные генералу армии Еременко, однако и на этот раз мне не удалось убедить его в достоверности сведений, добытых воздушными разведчиками.
- Разрешите доложить свое мнение маршалу Ворошилову? - спросил я командующего. Климент Ефремович являлся представителем Ставки Верховного Главнокомандования в Отдельной Приморской армии.
- Полагаю, что мы сами способны разрешить этот вопрос, - ответил Еременко. - Посылайте еще раз разведчиков, а я прикажу направить в район оборонительной полосы противника усиленную подвижную группу.
Складывалась странная обстановка: гитлеровцы отводят свои войска из-под удара, а мы бездействуем, зря теряем драгоценное время. Вместе с тем я понимал, почему колеблется генерал Еременко: окажись сведения воздушной разведки недостаточно точными, наступление наземных войск было бы преждевременным, и все планы командования на предстоящую операцию, все расчеты пошли бы не по ранее предусмотренному варианту, а совсем по-иному.
На протяжении многих месяцев войны я убедился в высоком мастерстве воздушных разведчиков, в достоверности и объективности добываемых ими сведений. Они ни разу не подводили мой штаб. Сейчас я тоже был абсолютно уверен в правдивости данных, доставленных экипажами из полка майором Бершанской. Вот почему, вопреки возражению генерала Еременко, я все же нашел необходимым связаться по телефону с представителем Ставки и доложил ему о создавшейся ситуации.
Надо сказать, что Климент Ефремович Ворошилов любил авиацию и, будучи Наркомом обороны, много внимания уделял ее развитию и повышению боеспособности и боеготовности. И теперь он нередко бывал в наших частях, интересовался боевыми успехами, нуждами авиаторов, беседовал с летчиками, инженерами и техниками, десятки людей знал в лицо, особенно тех, кто неоднократно проявлял доблесть и героизм в боях с врагом. Бывал он и в 46-м гвардейском ночном бомбардировочном авиационном полку, которым командовала Евдокия Давыдовна Бершанская.