Вертенбейкер Тимберлейк. Для блага Отечества

   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Это просто листок бумаги, на котором написано "Север". Он солгал тебе. Обманул. предал.
   Появляются САЙДВЭЙ, МЭРИ И ДАКЛИНГ.
   САЙДВЭЙ. Леди и джентельмены, собратья-актеры, мы пришли навестить вас, выразить вам глубокое сострадание и смиренно спросить, не можем ли мы вам чем-нибудь помочь?
   ЛИЗ. Убирайтесь!
   МЭРИ. Лиз, мы пришли репетировать пьесу.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Репетировать?!
   ДАКЛИНГ. Лейтенант пошел просить за вас губернатора. Гарри разрешил нам навестить вас.
   МЭРИ. Лейтенант просил меня подменить его сегодня, чтобы не терять время. Давайте начнем со сцены Мелинды и Брейзена.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Как я могу играть капитана Брейзена в кандалах?
   МЭРИ. Это театр. Мы поверим, что ты капитан Брейзен.
   АРСКОТТ. А когда появляется сержант Кайт?
   САЙДВЭЙ (кланяется Лиз). Мадам, я принес вам ваш веер.
   Протягивает "веер". ЛИЗ берет его.
   СЦЕНА 2.
   ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО НАСТАВЛЯЕТ РАЛЬФА.
   ФИЛЛИП, РАЛЬФ
   ФИЛЛИП. Мне сказали, лейтенант, вы собираетесь прервать репетиции.
   РАЛЬФ. Половина моих актеров в кандалах, сэр.
   ФИЛЛИП. Это, конечно, неприятность, но ее можно преодолеть. Но скажите, лейтенант, это единственная причина?
   РАЛЬФ. Слишком многим не по душе эта затея, сэр.
   ФИЛЛИП. Боитесь?
   РАЛЬФ. Нет, сэр, но я не хочу вызвать неудовольствие старших по званию.
   ФИЛЛИП. Нарушать условности, лейтенант, это значит наживать себе врагов. Эта пьеса многих раздражает.
   РАЛЬФ. То-то и оно...
   ФИЛЛИП. Сократ раздражал жителей Афин, и это стоило ему жизни.
   РАЛЬФ. Сэр...
   ФИЛЛИП. Могли бы вы представить себе мир без Сократа?
   РАЛЬФ. Сэр, я...
   ФИЛЛИП. В диалоге Платона "Менон" Сократ доказывает, что сын раба способен усвоить законы геометрии не хуже, чем сын его господина. Помните этот диалог? Иными словами, Сократ доказывает, что разум человека не зависит от обстоятельств его рождения.
   РАЛЬФ. Сэр, я...
   ФИЛЛИП. Присядьте, лейтенант. Просто нужно напомнить рабу, что у него есть разум. А разум предполагает наличие таланта и добродетели...
   РАЛЬФ. Я понимаю, сэр...
   ФИЛЛИП. Если обращаться с рабом, как с человеком, он избавится от страха и станет хорошим математиком. Еще немного поддержки, и из него получится выдающийся математик. Разве нельзя применить эту истину к вашим актерам?
   РАЛЬФ. К некоторым из них да, сэр. Но другие... Джон Арскотт...
   ФИЛЛИП. Он получил двести ударов плетьми за попытку бежать. Пройдет время, прежде чем он снова почувствует себя человеком.
   РАЛЬФ. Лиз Морден...
   ФИЛЛИП. Лиз Морден...
   П а у з а .
   У меня были свои причины, когда я просил вас поставить ее на роль Мелинды. Морден одна из самых трудных женщин в колонии.
   РАЛЬФ. Воистину так, сэр.
   ФИЛЛИП. Она пала так низко, что стала ничтожнее последнего раба: всех ненавидит, ни во что не верит, говорит одни непристойности.
   РАЛЬФ. К тому же временами она делается буйной.
   ФИЛЛИП. Да, да. Она послужит хорошим примером.
   РАЛЬФ. Когда ее повесят?
   ФИЛЛИП. Нет, лейтенант, если ее удастся спасти.
   РАЛЬФ. Его преподобие говорит, что давно махнул на нее рукой...
   ФИЛЛИП. Его преподобие - осел, лейтенант. Я говорю о спасении человеческого в ней.
   РАЛЬФ. Боюсь, там уже нечего спасать, сэр.
   ФИЛЛИП. Кто знает, какая душа сокрыта под грязью и лохмотьями изуродованной жизни? Я видел, как солдаты, считавшиеся безнадежными, с оторванными руками и ногами, с раскроенными черепами умудрялись выжить...
   РАЛЬФ. Ее все-таки повесят, сэр?
   ФИЛЛИП. Я не хочу, чтобы эту женщину повесили, и мне, Ральф, потребуется ваша помощь.
   РАЛЬФ. Сэр?
   ФИЛЛИП. Я оставил службу его величества, занялся земледелием. Не знаю, почему именно мне предложили возглавить эту колонию, это царство окаянных душ. Но я исполню свой долг до конца.
   РАЛЬФ. Я не совсем понимаю, сэр...
   ФИЛЛИП. В чем долг государственного мужа? В утверждении власти закона. Но граждан надо приучать к добровольному подчинению закону. Я предпочитаю управлять сознательными людьми, а не тиранить стадо животных.
   РАЛЬФ. Так точно, сэр. Но пьеса...
   ФИЛЛИП. Пьеса мало что изменит, но подобно рисунку на песке она может напомнить... всего лишь напомнить сыну раба... Вы понимаете, о чем я говорю?
   РАЛЬФ. Кажется, понимаю.
   ФИЛЛИП. Возможно, у нас ничего не выйдет. Возможно, дело кончится бунтом. Кое-кто уже пытается убедить Адмиралтейство, что я сошел с ума.
   РАЛЬФ. Сэр!
   ФИЛЛИП. Вам тоже будут угрожать. Вы ведь не хотите всю жизнь прослужить в чине младшего лейтенанта?
   РАЛЬФ. Нет, сэр.
   ФИЛЛИП. И я не могу повысить вас в звании через голову майора Росса.
   РАЛЬФ. Понимаю.
   ФИЛЛИП. Раз уж мы вышли в море, Ральф, и подняли парус, надо во что бы то ни стало удержаться на плаву. Есть более серьезная опасность, которая может опрокинуть наш корабль. Если транспорт с провиантом не придет в течение трех месяцев, у нас начнется голод. Через месяц я вынужден буду вновь уменьшить рацион...
   П а у з а .
   Гарри не здоров... Вы бы навестили его. Желаю вам успеха с пьесой, лейтенант.
   РАЛЬФ. Спасибо, сэр. Это замечательная пьеса. В начале, как вы знаете, я не был в этом уверен, но теперь.
   ФИЛЛИП. Хорошо. Очень хорошо. Я буду с нетерпением ждать премьеры. Не сомневаюсь, вас ждет успех.
   РАЛЬФ. Благодарю вас, сэр, благодарю.
   СЦЕНА 3.
   ГАРРИ БРЮЕР ВИДИТ МЕРТВЫХ.
   Палатка Гарри Брюера.
   ГАРРИ пьет и разговаривает разными голосами, принадлежащими его мучителям-призракам, отвечая им собственным голосом.
   ГАРРИ. Даклинг! Даклинг!
   Она на берегу, Гарри, ждет своего юного Хэнди Бэйкера.
   Уйди, Хэнди, сгинь!
   Мертвые никогда не уходят, Гарри.
   Я не вешал тебя.
   Ты хотел моей смерти.
   Нет!
   Ты хотел, чтобы меня повесили.
   Хорошо, я этого хотел, а теперь убирайся!
   П а у з а .
   Смерть ужасна, мистер Брюер. Там ничего нет, только тьма.
   Томас Баррет! Тебя повесили за кражу продуктов со склада.
   Мне было семнадцать лет, мистер Брюер.
   Ты скверно их прожил.
   Нет.
   Это ведь твои слова, ты сам говорил тогда утром: "Я прожил скверную жизнь".
   Я должен был сказать что-то, чтобы оправдать свою смерть. Я слышал, его преподобие говорил, что все мы погрязли в скверне. Но это так ужасно ( болтаться на веревке, с вывалившимся языком.
   Зачем ты крал продукты?
   Я хотел жить. Хотел вернуться в Англию. Мне было бы тогда всего двадцать четыре года. Я ничего не успел, даже не попробовал женщин.
   Даклинг!
   У меня были планы. Я хотел завести свою ферму, выпивать с друзьями и любить женщин с крепкими ногами и широкими бедрами.
   Не нужно было красть.
   А вы сами разве никогда не крали, мистер Брюер?
   Я - нет... То есть да, но там все было иначе. Даклинг!
   Но вас не повесили. Вы живы. Почему вы живы?
   Даклинг! Даклинг!
   Вбегает ДАКЛИНГ.
   ДАКЛИНГ. Гарри, что случилось?
   ГАРРИ. Я их вижу.
   ДАКЛИНГ. Кого?
   ГАРРИ. Мертвецов. Помоги мне.
   ДАКЛИНГ. Я была на берегу и слышала, как ты кричал. Тебе просто опять приснился страшный сон.
   ГАРРИ. Нет, я их вижу...
   П а у з а .
   Я хочу тебя... Дай мне... Дай мне...
   ДАКЛИНГ. Сейчас?
   ГАРРИ. Пожалуйста.
   ДАКЛИНГ. И тогда ты забудешь про свои кошмары?
   ГАРРИ. Да.
   ДАКЛИНГ. Иди ко мне.
   ГАРРИ. Даклинг...
   ОНА ложится, задирает юбку.
   ГАРРИ опускается на нее, потом вдруг резко отстраняется.
   ГАРРИ. Что ты делала на берегу? Ты была с ним - он сам мне сказал. Ты была с Хэнди Бэйкером!
   СЦЕНА 4.
   АБОРИГЕН РАЗМЫШЛЯЕТ О СУЩНОСТИ СНОВИДЕНИЙ.
   АБОРИГЕН. Бывает, что сон сбивается с пути и начинает бесцельно бродить по земле, как неприкаянный. Но от него нельзя избавиться. Он здесь, среди нас. Как можно подружиться с этим многолюдным, голодным, безумным сном.
   СЦЕНА 5.
   ВТОРАЯ РЕПЕТИЦИЯ.
   РАЛЬФ, МЭРИ, САЙДВЭЙ, ДЭББИ ждут.
   Майор РОСС и капитан КЭМПБЕЛЛ приводят троих преступников - ЛИЗ, ВАЙЗЕНХЭММЕРА И ЦЕЗАРЯ.
   Они по-прежнему в кандалах. РОСС подталкивает их.
   РОСС. Вот, лейтенант, еще трое мерзавцев из вашей шайки. То есть я хотел сказать, из вашей труппы.
   КЭМПБЕЛЛ. Губернатор... говорит... это самое... освободить... Ай-ай-ай! Преступников... Да уж...
   РОСС. Капитан Кэмпбелл, снимите кандалы с Вайзенхэммера и с этого дикаря.
   Показывает на Лиз.
   Она останется в цепях. Ее будут судить, и нам бы не хотелось, чтобы она в последний момент улизнула.
   РАЛЬФ. Я не могу репетировать, когда хоть один из моих актеров в кандалах, майор.
   РОСС. Хорошо. Мы скажем губернатору, что она вам не понадобилась. Пусть отправляется назад в тюрьму.
   РАЛЬФ. Нет, пусть останется. Мы как-нибудь справимся. Сайдвэй, начните со сцены, которую вы репетировали с Мелиндой в тюрьме. Прошу вас...
   ЦЕЗАРЬ. Я тоже занят в этой сцене, лейтенант.
   РАЛЬФ. Нет.
   ЛИЗ и САЙДВЭЙ. Он занят, занят.
   САЙДВЭЙ. Он играет моего слугу.
   РАЛЬФ согласно кивает.
   ЛИЗ, САЙДВЭЙ И ЦЕЗАРЬ отходят в сторону, жмутся друг к другу. они готовы начать, но чего-то ждут.
   РАЛЬФ. Остальные начнут с выхода Сильвии, переодетой Джеком Уилфилом. Где Арскотт?
   КЭМПБЕЛЛ. Э-э... Наказание... За побег... В отключке... Еще пятьдесят три удара. Э-хе-хе...
   РОСС (показывая на Цезаря). Следующим будет он. После суда над Морден.
   ЦЕЗАРЬ съеживается от страха.
   РАЛЬФ. Вы готовы, Бренэм? Вайзенхэммер? Я буду капитаном Плюмом.
   РОСС. Лейтенантик тоже хочет играть в пьесе. Может, стоит произвести его в каторжники, а? Эй, мистер Кларк, как насчет того, чтобы записаться в кандальную бригаду? Ха-ха-ха!
   П а у з а.
   РОСС и КЭМПБЕЛЛ не уходят.
   РАЛЬФ. Майор, мы начинаем репетировать.
   П а у з а.
   Никто не двигается с места.
   Нам пора начинать репетицию.
   РОСС. Вам никто не мешает, лейтенант, начинайте.
   РАЛЬФ. Майор, репетиции должны проходить в атмосфере абсолютно... интимной. Актеры еще не готовы предстать перед публикой.
   РОСС. Не готовы! Вот как!
   РАЛЬФ. Это творческий процесс. В присутствии посторонних актеры стесняются. Нужно уважать их чувства.
   РОСС. Стесняются? Ах они стесняются! Сайдвэй, а ну пойди сюда!
   РАЛЬФ. Майор... Сайдвэй, стойте.
   РОСС. На вашем месте, лейтенант, я не стал бы отменять приказы старшего по званию.
   КЭМПБЕЛЛ. Э-э-э... Субординация... Первое правило...
   РОСС. Сайдвэй!
   САЙДВЭЙ подходит к Россу.
   Сними рубаху!
   САЙДВЭЙ выполняет приказ.
   Сто ударов плетью на "Сириусе" за пререкания с офицером. Помнишь, Сайдвэй? Еще триста плетей за попытку ударить того же офицера. Я видел, как обнажились кости этого животного. Он все вокруг загадил своей паршивой кровью, обмочился мне на сапоги. А теперь он, значит, стесняется.
   Отталкивает САЙДВЭЯ.
   РОСС. Брайант, ко мне! На четвереньки!
   ДЭББИ становится на четвереньки.
   А теперь тяфкай и виляй хвостом - получишь сухарь. Что? Забыла? Разве не таким способом ты добывала себе еду на корабле. Виляй хвостом и тяфкай. Мы подождем. Бренэм!
   МЭРИ выходит вперед.
   Где твоя наколка, Бренэм? Я не вижу. Покажи!
   МЭРИ слегка приподнимает юбку.
   Давай! Сама не можешь, так я помогу!
   МЭРИ приподнимает юбку чуть выше.
   Не вижу!
   В этот момент САЙДВЭЙ поворачивается к Лиз и начинает произносить свой текст, громко, с вызовом, перекрывая все другие голоса, заполняя собой все пространство.
   САЙДВЭЙ. "Я тоже не уверен, что получу особое удовольствие от этого путешествия. Одно несомненно - даже среди дикарей не встречал я такой жестокости, какую видел здесь"!
   ЛИЗ. "Сударь, мы доставили друг другу немало огорчений. Давайте же выложим все начистоту и положим конец нашим раздорам".
   САЙДВЭЙ. "Вы, конечно, признаете, сударыня, что вы у меня в долгу. Сколько у меня за год накопилось неоплаченных вздохов, обещаний, клятв, нежданных слов, вожделений, ревнивых дум. Вы до сих пор этот счет не покрыли...".
   КЭМПБЕЛЛ. Мда... Хорошо... вот это... Вздохи... Обещания... Вожделения... Мда-а...
   РОСС. Капитан, займитесь Арскоттом.
   КЭМПБЕЛЛ уходит.
   ЛИЗ. "Но то, что вы задолжали мне, не искупят и семь лет рабства, мистер Уорди. Вспомните, как вы держались со мной год назад...".
   Доносятся крики Арскотта.
   "...Как вы держались со мной год назад...".
   ОНА не может вспомнить слова.
   САЙДВЭЙ (подсказывает). "...Когда пользуясь моей неопытностью...".
   ЛИЗ. "...Когда пользуясь моей неопытностью...".
   Падает на сцену, не в силах продолжать.
   Т и ш и н а .
   Доносятся только удары плети и крики Арскотта.
   СЦЕНА 6.
   НАУКА ВЕШАТЬ.
   ГАРРИ, ФРИМЭН, ЛИЗ.
   ЛИЗ сидит молча, уставившись в стену.
   ФРИМЭН. Я не хочу, не хочу...
   ГАРРИ. Давай, Фримэн, кончай скорее.
   ФРИМЭН (к Лиз). Мне придется обмерить тебя.
   П а у з а .
   Извини.
   ЛИЗ не двигается.
   Тебе придется встать, Лиз.
   ЛИЗ не двигается.
   Пожалуйста...
   П а у з а .
   Не бойся, я не сделаю тебе больно. Сейчас... Если я все правильно замерю, то все будет очень быстро. Пожалуйста...
   ЛИЗ не двигается.
   Она не встает, мистер Брюер. Я прийду попозже.
   ГАРРИ. Поторопись!
   ФРИМЭН. Я не могу. Не могу, пока она не встанет. Мне нужно сделать замеры, чтобы рассчитать силу падения. Если веревка будет слишком короткой, она ее не задушит. А если слишком длинной, то свернет ей голову. Это сложное дело, мистер Брюер. Я всегда старался делать свое дело хорошо.
   П а у з а .
   Но вешать женщину мне еще ни разу не доводилось.
   ГАРРИ (голосом Тома Баррета). Ты повесил мальчика.
   Ф р и м э н у.
   Ты повесил мальчика.
   ФРИМЭН. Да, мистер Брюер, и было это ужасно. Вы помните, да? Он висел целых двадцать минут, и все еще был жив. Помните, как он дергался, а все смеялись? Я не хочу, чтобы повторилось что-нибудь подобное. Пришлось кому-то схватить его за ноги и потянуть вниз. Только тогда...
   ГАРРИ. Делай свои замеры, Фримэн!
   ФРИМЭН. Слушаюсь, сэр. Только прикажите ей встать. Вас она послушает.
   ГАРРИ (кричит). А ну встань, сука!
   ЛИЗ не двигается.
   ГАРРИ. Встать!!!
   Поднимает ее силой.
   Давай, замеряй.
   ФРИМЭН (делает замеры). Лиз, лейтенант опять пошел к губернатору. Может, он еще передумает. На худой конец, ведь можно отложить казнь, до того, как мы сыграем пьесу.
   П а у з а .
   Я знаю, ты думаешь, что на моем месте никогда бы не согласилась на такое дело. Но не я, так другой кто-нибудь. А я буду все делать очень осторожно, и тебе не придется мучиться. Это несправедливо, мистер Брюер, несправедливо.
   ГАРРИ (голосом Тома Баррета). Это несправедливо. Смерть ужасна.
   В колонии почти не осталось еды. А она украла со склада, чтобы снарядить в побег Кэйбла.
   ФРИМЭН. Да, Лиз, он прав. Не нужно было красть продукты. Тем более лейтенант нам доверял. Напрасно ты, Лиз. Актеры не должны вести себя, как обычные люди, даже как обычные преступники, не должны. Но мне все равно жаль тебя, Лиз. Я уж для тебя постараюсь... Мне надо приподнять тебя. Можно, Лиз?
   Приподнимает ее.
   Такая легонькая. Понадобится длинная веревка. И лучше использовать фиговое дерево - оно самое высокое. Пора бы уж построить настоящие виселицы, мистер Брюер, давно пора. Никто не будет смеяться над тобой, Лиз. Тебе не будет стыдно. Об этом я позабочусь.
   ГАРРИ. Тогда надо было повеситься самому
   Ф р и м э н у .
   Ладно, пошли!
   ФРИМЭН. До свидания, Лиз. Ты была замечательной Мелиндой. Никто не сыграет эту роль лучше тебя.
   ЛИЗ. Мистер Брюер.
   ГАРРИ. Ты хотел моей смерти.
   Нет! Не нужно было красть!
   ФРИМЭН. Ответьте ей, мистер Брюер, пожалуйста.
   ГАРРИ. Чего тебе?
   ЛИЗ. Скажите лейтенанту Кларку, что я не крала продукты. Скажите ему, но только после... Я хочу, чтобы он знал.
   ГАРРИ. Почему ты не сказала об этом раньше?
   ЛИЗ. Скажите лейтенанту.
   ГАРРИ. Еще одна твоя жертва. еще один труп. мне было так страшно, так одиноко.
   ФРИМЭН. Мистер Брюер...
   ГАРРИ. Там темно. Там ничего нет.
   Пошел вон! Сгинь!
   ЛИЗ. Пожалуйста, скажите лейтенанту.
   ГАРРИ. Сначала страх. Потом боль в шее. Потом пустота.
   Я ничего не вижу. Темно! Темно!
   С воплем ГАРРИ падает.
   СЦЕНА 7.
   ЗНАЧЕНИЕ ПЬЕС.
   АБОРИГЕН. Сон извергнул из себя множество призраков. Кто они? Тени праотцов, явившиеся сквозь незаделанные щели в небосводе? Если утолить их желания, они уйдут обратно. Но как утолить их желания?
   МЭРИ, РАЛЬФ, ВАЙЗЕНХЭММЕР, АРСКОТТ. МЭРИ и РАЛЬФ репетируют. Остальные смотрят.
   РАЛЬФ. "Ибо клянусь честью солдата, сударыня, я шел навстречу любой опасности, чтобы быть достойным вашего уважения. А если я мечтал вернуться живым, то единственно ради счастья умереть у ваших ног".
   МЭРИ. "Можете умереть у моих ног или где вам захочется, сударь, только раньше позаботьтесь о завещании"... Я не понимаю, зачем Сильвия просит Плюма позаботиться о завещании?
   ДЭББИ. Чтобы доказать свою любовь, он хочет позаботиться о ее будущем.
   МЭРИ. Оставить завещание - значит доказать любовь?
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Нет, слово "завещание" употребляется в другом смысле. Он хочет дать ей понять, что готов на ней жениться.
   РАЛЬФ. А точнее, что отныне он берет заботу о ней на себя.
   ДЭББИ. Ваша правда, лейтенант. Женитьба - ерунда. Вот станете ли вы заботиться о ней - это вопрос.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. У Плюма слишком большие виды на будущее, чтобы вот так взять и жениться на Сильвии.
   МЭРИ. Будь я Сильвия, я бы доверилась Плюму.
   ДЭББИ. Прежде, чем с мужчиной дело иметь, надо обо всем уговориться.
   МЭРИ. А разве любовь это не уговор?
   ДЭББИ. Любовь - это обмен скоро портящимися товарами: слово мужчины в обмен на тело женщины.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Дэбби права. Если мужчина любит женщину, он должен на ней жениться.
   РАЛЬФ. Иногда мужчина не может сделать этого.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Тогда женщине лучше найти себе такого, который может.
   ДЭББИ. Если женщина сама о себе не позаботится, никто это за нее не сделает.
   МЭРИ. Какие еще заботы у женщины? Любовь - вот ее единственная забота.
   ДЭББИ. Девица любит того, кто первый смог залезть ей под юбку. Потом ее, конечно, назовут шлюхой, и она кончит жизнь на каторге, как все мы здесь. Я, лейтенант, могла бы такие пьесы написать за жизнь - про настоящих женщин, а не этих скромниц из Шрусберри.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Кстати, я тут кое-что сочинил. В пьесе есть пролог. Как там... "В те дни, когда из-за Елены к Трое враждой прониклись древние герои...". Ну и так далее. Для каторжников это пустой звук. Я написал другой пролог. Посмотрите, лейтенант.
   Протягивает Ральфу лист бумаги. Пока РАЛЬФ читает ВАЙЗЕНХЭММЕР отводит Мэри в сторону.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Зачем ты связываешься с людьми, которые тебе не чета? Мы с тобой могли бы начать новую жизнь. Ты и я. Я готов жениться на тебе. Подумай, Мэри, подумай хорошенько. У нас с тобой будет свой дом. А этот поселит тебя в какой-нибудь хибаре на краю своего сада и будет на людях называть тебя своей служанкой, а попросту своей шлюхой. Не делай этого, Мэри.
   ДЭББИ. Лейтенант, мы будем репетировать или нет? Я и Арскотт уже битый час сидим без дела.
   РАЛЬФ. А что, интересно, очень интересно. Я прочту более внимательно. Потом.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Вам не понравилось?
   РАЛЬФ. Понравилось. Но нужно еще поработать. Это все-таки не Джордж Фаркер.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Зато это затронет струны в душе каждого каторжника.
   РАЛЬФ. Мы еще поговорим об этом. В другой раз.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Может сделать пролог длиннее?
   РАЛЬФ. Я подумаю.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. А может, короче? Вам понравились две последние строчки? Мне их Мэри помогла сочинить.
   РАЛЬФ. Вот как?
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. А над первыми строчками мы бились несколько дней. Правда, Мэри?
   РАЛЬФ. Начнем в выхода Сильвии, переодетой Джеком Уилфилом. Вы, Вайзенхэммер, тоже заняты в этой сцене. Бренэм, помните, я вам вчера показывал? Какой должна быть походка джентельмена. Я приказал сделать вам бриджи. Завтра вы сможете репетировать в них.
   МЭРИ. Я подоткну юбку. Вот так.
   Принимает мужественную позу.
   "Привет вам, господа"!
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. "Ваш слуга, мой милый"!
   Целует ее.
   РАЛЬФ (сердито). В ремарке ничего не сказано о том, что Брэйзен целует Сильвию.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Плюм же ее целует. И еще там есть слова, что у мужчин в армии принято целовать друг друга. Вот я и решил, что Брэйзен сразу ее поцелует.
   РАЛЬФ. Это совершенно неправильно.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Зато совершенно в духе Брэйзена.
   РАЛЬФ. Нет. Я режиссер, и мне луче знать.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Но ведь играть эту роль мне, а не вам. Чем Брэйзен хуже Плюма? И тот, и другой капитаны. Оба соперничают из-за нее. А кто кстати будет играть Плюма в нашем спектакле?
   РАЛЬФ. Придется мне, поскольку Кэйбл не вернулся. Ваша реплика.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. А шпагу мне дадут?
   РАЛЬФ. Сомневаюсь. Давайте начнем с выхода Кайта, а то Арскотт у нас совсем заждался.
   АРСКОТТ (ужасно доволен, сразу включается). "Можно мне вас на два слова, капитан"?
   РАЛЬФ. Отлично, Арскотт, только подождите, когда вам подадут реплику. Вайзенхэммер?
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. "Он не из драчунов".
   РАЛЬФ. Вот теперь ваша реплика.
   АРСКОТТ. "Можно вас на два слова, капитан"?
   ДЭББИ. А я? Мне тоже надоело ждать. Почему вы все время репетируете сцены с Сильвией?
   РАЛЬФ. Хорошо, давайте сцену, где Роза приходит со своим братом Буллоком. Вы эту сцену помните, Арскотт?
   АРСКОТТ. Да.
   РАЛЬФ. Отлично. Вайзенхэммер, вам придется быть Буллоком.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Что? Играть две роли?
   РАЛЬФ. Майор Росс больше никого не освобождает от работ. Некоторым из вас придется играть по несколько ролей.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Но зрители будут сбиты с толку. Они решат, что Буллок это Брэйзен, а Брэйзен это Буллок.
   РАЛЬФ. Чепуха! Если они будут внимательны, то смогут отличить армейского капитана Брэйзена от деревенского увальня Буллока.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. А если не будут?
   РАЛЬФ. Тогда им и в театр ходить незачем.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Это разрушит мой выход в образе капитана Брэйзена.
   РАЛЬФ. Все. У нас нет другого выхода. Обратим это неудобство нам же на пользу. Вы сыграете двух совершенно разных людей и тем самым проявите все грани вашего таланта.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Вы полагаете, наши зрители будут достаточно проницательны, чтобы это оценить?
   РАЛЬФ. Поживем - увидим. Начинаем сцену. Брайант!
   ДЭББИ. Спросите меня, так это глупая пьеса - ваш "Офицер-вербовщик". Неужели нет пьес, где люди поинтереснее?
   МЭРИ. А мне нравится играть Сильвию. Она смелая и ничего не стыдится, не боится нарушать заведенный порядок ради любви к своему капитану.
   ДЭББИ. Она не росла в нищете, и не знает, что такое драться, чтобы выжить. Ее папаша - мировой судья. Лучше бы мне саму себя сыграть.
   АРСКОТТ. А я бы не хотел играть себя. Когда я произношу слова сержанта Кайта, я обо всем забываю. Я забываю слова судьи, который сказал мне, что я проведу остаток земной жизни здесь, среди этой выжженной травы, получая побои в награду за рабский труд. Я забываю, что здесь полно змей и пауков, один укус которых смертелен. Я даже не думаю, что сталось с Кэйблом. Я забываю о том, что я совершил. Я - Кайт. А это - Шрусберри. И вообще хватит разговоров, лейтенант. Давайте репетировать.
   ДЭББИ. Хоть бы кто-нибудь написал пьесу, где жизнь такая, как на самом деле.
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Пьеса должна нам открывать что-то новое. Если в ней все знакомо, то посмотрев ее, знаешь так же мало, как и прежде.
   ДЭББИ. Но почему все это не может происходить в наше время?
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Время действия не имеет значения. Лучше, когда пьеса о прошлом. Мне легче понять Плюма и Брэйзена, чем кое-кого из здешних офицеров.
   РАЛЬФ. Давайте все начнем. Арскотт...
   АРСКОТТ. "Поглядите, сэр, какая идет милашечка, эдакий цыпленок".
   РАЛЬФ. Теперь Уорди. Он тоже в этой сцене. Где Сайдвэй?
   МЭРИ. Он так расстроен из-за Лиз, что отказывается репетировать.
   РАЛЬФ. Я пытаюсь поговорить с губернатором, но это не повод, чтобы пропускать репетиции. Мы должны сыграть, что бы ни случилось. Мы уже пять месяцев репетируем! Дальше! "Видишь эту девчонку? А что с ней за битюг"?
   АРСКОТТ. "Не знаю, сэр".
   ВАЙЗЕНХЭММЕР. Вообще-то я не похож на деревенщину...
   РАЛЬФ. Вы же актер, Вайзенхэммер. Вот и сделайте так, чтобы было похоже.
   ДЭББИ. "Цыплята, цыплята. Молодые и нежные". Дурацкие слова! Не буду их говорить.
   РАЛЬФ. Как у автора написано, так и говорите. "Сюда, цыплята"!
   ДЭББИ. "Кому цыплят"?
   РАЛЬФ. Брайант, вы играете миловидную деревенскую кокетку, которой очень хочется понравиться капитану. Вы должны очаровать его и при этом... э-э-э... немного покраснеть.
   ДЭББИ. Вот уж чего никогда не умела, так это краснеть.
   РАЛЬФ. Я не могу репетировать эту сцену без Сайдвэя... Арскотт, давайте поработаем над вашими длинными монологами. Я их еще не слышал... И вообще мне нужен Сайдвэй. Это безответственно, в конце концов! Кто-нибудь, найдите его.
   Никто не двигается.
   АРСКОТТ. Сэр, я и без него могу прочесть первый монолог: "Разумеется, сударь, я свое дело знаю. Да будет вам известно, сударь, что я из цыган и до десяти лет бродил с табором. Там я научился врать и лицемерить".
   ДЭББИ. Ну прямо про меня написано.
   АРСКОТТ. "Потом меня отняли от матери, которую звали Клеопатрой, и продали за три пистоля одному вельможе. Я ему полюбился за красоту, и он взял меня в пажи".
   ДЭББИ. Точно про меня. Вместо этой дуры-молочницы я лучше сыграю Кайта.
   МЭРИ. Ты не можешь играть мужчину, Дэбби.
   ДЭББИ. Ты же играешь мужчину - этого, как его, Джека Уилфила.
   МЭРИ. Да, но по пьесе я знаю, что я женщина. А тебе, чтобы сыграть Кайта, нужно стать мужчиной.
   ДЭББИ. Если уж Вайзенхэммер может стать деревенским увальнем, то мне себя представить мужчиной - как два пальца...