Страница:
Агент Гимел сообщил, что шеф едет из аэропорта. Прошло немного времени, и двери скоростного лифта распахнулись, скрипнули колеса кресла-каталки и шеф «Гидры», заложив крутой вираж, лихо вырулил в коридор. Нижняя часть его тела представляла собой что-то вроде лунохода, точнее, мобильной кастрюльки из сплава титана и никеля. Поговаривали, что ноги Нихиль потерял на войне, но никто не знал на какой именно и за кого он на той войне воевал. Судя по всему, главный разведчик долгое время жил за границей, где времени даром не терял, и с некоторых пор его мозг, освобожденный от лишнего груза, регулярно выдавал гениальные развертки планов и многоступенчатых операций. В последний год, в связи с бурным ростом техники, инвалидную коляску сменил агрегат, перемещавший тщедушное тельце главного разведчика в любом направлении посредством мысленных импульсов. Его железный конь был снабжен не только встроенным компьютером с выходом на спутниковую связь и глобальную сеть, но и многими степенями защиты, включая режим парашютного катапультирования и повышенной плавучести. Так что калека чувствовал себя вполне уверенно, точь-в-точь как сказочный Черномор на шее богатыря.
Кроме того, Нихиль ухитрялся пришпоривать не только свою мобильную коляску, но и, по слухам, весь женский персонал службы, так как имел загадочное и неограниченное влияние на женский пол. Во время путешествий Нихиля обычно сопровождали две экзотические красавицы: агенты Бета и Гимел, так окрестил Нихиль польку Беату и девушку загадочного происхождения Камиллу, оранжево-смуглую, как абрикос, с черными, как смоль, кудрями. Однажды Камилла обмолвилась, что на языке ее племени, ее имя означало верблюдицу, символ красоты и плодовитости. О плодовитости, однако, речи пока не заходило, но обе девицы на редкость удачно оттеняли красоту друг друга и носили почетные номера – два и три. Однако при всей внешней раскованности окруженный красавицами Нихиль имел свои комплексы: при посторонних он не снимал своей шапочки с козырьком, словно прятал озорные рожки.
Любое умолчание, как загулявшая кошка, однажды приносит целый выводок домыслов. Все сотрудники «Гидры» знали, что макушка у шефа прикрыта металлической, похожей на миску шапочкой-кипой, которую носят на голове правоверные иудеи.
«Луноход» описал круг вокруг Ивана. Седок потирал розовые от холода ладошки и радостно приговаривал:
– Здрасте, здрасте, с возвращеньицем! Пожалуйте в кабинет…
Кабинет «волшебника от спецслужб» больше напоминал жилище средневекового мага: с камином, астролябией и множеством диковинных предметов. На его рабочем столе лежал раскрытый фолиант с пожелтевшими от времени страницами, исчерченный пентаграммами и символами планет, песочные часы и старинный семисвечник. Здесь же помещалась большая астролябия из слоновой кости и хрустальные шахматы. На этот раз натюрморт дополняли надкушенное яблоко и яркая книга. На глянцевой обложке было прочеканено золотым теснением: Герман Парнасов. «Опровержение».
– Агент «ноль-ноль» прибыл, – без энтузиазма доложил Иван.
– Агент «ноль-ноль»? – усмехнулся Нихиль. – А что так печально? Ноль, то есть «пустота», – есть прекрасное изобретение Пифагора. Ноль так же неразложим, как божественная единица, и нулевой уровень интеллекта это не так уж и плохо, ведь мудрец и дурак всегда поймут друг друга, – и Нихиль заговорщицки подмигнул Ивану.
Иван вынул из рюкзака кофр с пробирками. Через минуту на столе стояли колбочки с разноокрашенной водой, от прозрачной, ясно-голубоватой до темно-бурой, как торфяная, застоявшаяся жижа.
– Ай, крестничек, ай удружил! – похлопал в ладошки Нихиль. – Молодец, Славороссов, оправдал фамилию. Не водица, а «Богородицыны слезки». В былые годы тебе бы орден выдали, но у нас сейчас период конвертируемости, поэтому вот, прими «барашка в бумажке», не побрезгуй. А ты ничего не забыл рассказать дядюшке Нолику? – ласково осведомился шеф «Гидры».
Несколько секунд Иван колебался. Жесткий договор, подписанный им в кабинете Нихиля месяц назад, требовал рассказать обо всех случившихся неожиданностях и всех замеченных странностях во время выполнения задания.
Скулы Ивана порозовели… И Нихиль посмотрел на него еще дольше и пристальнее, словно считывая с его глаз зашифрованный текст. Иван опустил глаза и торопливо спрятал в карман увесистую пачку купюр.
Проводив агента, Нихиль, щелкнув мышкой, вывел на монитор его досье:
«Иван Славороссов, восьмидесятого года рождения, рост выше среднего, телосложение атлетическое, волосы темно-русые, глаза серые, оперативная кличка „Простак“…
Отдельно на экране прыгал «зайчик» пеленгатора, похожий на алую дрожащую точку. Это подавал сигнал «клещ». В правую ладонь и между бровей «контрактников» вшивали микрочипы, это было одним из условий приема на работу. Специальный разведывательный спутник фиксировал все передвижения объекта. О том, что даже разговоры и вся частная жизнь становятся достоянием службы, контрактникам не сообщалось. Однако именно со Славороссовым случился сбой. Спутник потерял «жемчужное зернышко», и алый зайчик вынырнул на экране только тогда, когда Славороссов покинул берег озера, словно акватория Лебяжьего была защищена мощным экраном, но тем не менее слежка за агентом принесла весомый результат, и этот результат, завернутый в серебряную фольгу, покоился на дне походного саквояжа шефа «Гидры».
Нихиль рассеянно смотрел на алый зайчик, прикидывая, когда лучше выдвинуть группу ликвидации, которую он не без юмора называл «бюро несчастных случаев». В задачу группы входило тихо, не вызывая подозрений, убирать зарвавшихся или ставших ненужными агентов. Этот белобрысый «мавр» сделал свое дело и даже больше того – заглянул туда, куда ревнивый Карла не допустил бы никого.
Участь неискреннего агента была решена нажатием черной кнопки на пульте.
Внезапно личный зайчик Славороссова на экране потускнел и погас. Так бывало всегда, когда объект заходил в стальной бункер на территории «Гидры». Бункер был единственным местом, откуда сигналы уже не поступали.
– Мерзавцы, опять курилку вскрыли, сегодня же прикажу навесить пудовый замок, – пообещал Нихиль.
Потирая ладошки, ужаленные сибирским морозом, он запер дверь и достал из кастрюльки «лунохода» округлый дымчатый кристалл. Внутри кристалла плыли тонкие серебряные и золотые спирали, мерцали и переливались полярные всполохи.
Распределив по карманам «гонорар», Иван перевел дух. Еще в поезде он решил навестить своего приятеля, шифровальщика Троянского. На флоте военных шифровальщиков зовут шаманами. Это прозвище закрепилось и за Троянским.
Ник был шифровальщиком от Бога и самым настоящим криптографом. Многоэтажные коды «Моссада» и «Интеллидженс Сервис» он щелкал как орехи и, как всякий гений, мечтал открыть нечто всеобщее: код, которым закодировал Вселенную сам Господь Бог. То, что на этом сломали не один зуб умудренные каббалисты, не останавливало его. Сам того не замечая, он все глубже погружался в туман гематрии и океан числовых рядов, описывающих все: от состава протоплазмы до ритма светил. Он был уже на дороге к помешательству и становился мало управляем, но отказаться от услуг гениального шифровальщика «Гидра» не могла.
Комната шифровальщиков располагалась в подвале, в глухом тупичке. Набрав личный код Троянского, Иван вызвал его в коридор.
Невзирая на экзотическую кличку, Шаман напоминал болезненно вытянутый одуванчик, выросший без солнечного света. Его красивое, породистое лицо было прозрачно-бледным, словно сизый свет дисплея выжег в нем живые краски. Ранняя сутулость надломила длинную гибкую спину, от этого Шаман казался старше своих тридцати с небольшим лет. Рядом с ним Славороссов, загорелый, с налитыми мышцами, затянутый в эффектный камуфляж, казался рекламным красавцем. Но оба они отлично знали, что задание на озере – низшая часть работы в великой пирамиде Нихиля, и бледный Шаман с его печатью избранности был гораздо ближе к ее загадочной вершине, чем здоровяк Славороссов.
– Спасибо, Шаман! Вот и деньжищ огреб с твоей подачи… Отдохнул даже, – похвалился Иван.
– Да, отлично выглядишь, – мимоходом заметил тот.
– На месте начальства я бы тебя выгнал в поле, – подыграл Иван. – Солнце, воздух и комары уже не жрут…
– У нас тут тоже комар носа не подточит.
Троянский глазами показал на дверь стального бункера. Короб периодически запирали личным шифром Нихиля, но сложный кодовый замок всякий раз оказывался открытым. Стальные стены не пропускали сигналов от вживленных «клещей» и подсаженных «жучков», и если служащие «Гидры» хотели посекретничать, то они уединялись в бункере, «покурить».
– Кстати, о птичках, – осторожно начал Троянский, едва щелкнула дверь «курилки», – в твоем квадрате кое-что случилось после того, как ты оттуда благополучно отбыл. Шеф тебя ни о чем не спрашивал?
– Вроде нет. Благодарил сквозь зубы только и всего… Так что произошло-то?
Троянский молча протянул уже порядком измятую газету «Русская сенсация».
«Человек-рептилия пойман в глубинах озера Лебяжьего! Радиация рождает монстров!!!»
Цветной снимок резал глаза неживыми красками. На грязном, окровавленном снегу безжизненно распластался полоз. К хвосту был привязан обрезок парашютной стропы, точно его долго тащили волоком.
«…Совершая облет участка будущей игровой зоны видный российский предприниматель Рем Мерцалов обнаружил на берегу гигантскую анаконду с человеческой головой. Врач, осмотревший уникальную находку, утверждает, что речь идет о редкой форме дегенерации, и мутант, пойманный в окрестностях озера Лебяжьего, представляет собой возврат к более ранним и примитивным формам…»
– Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам! – Шаман выдержал эффектную паузу. – Ну, что скажешь?
– Похоже на монтаж… – как можно равнодушнее ответил Славороссов. – Сибири грозит рейдерский передел, а в этих играх средства не выбирают.
– Ну-ну. Мерцалов, похоже, с тобой сговорился. Так был ли мальчик? – Шаман отвернулся к стене бункера, выкрашенной в шаровой цвет, но голос предательски дрогнул. – Ты ведь знаешь, если в команде обнаруживается «засланный казачок», убирают и того, кто давал рекомендацию. В «Гидру» привел тебя я, и, если что, на правеж к Нихилю поволокут именно меня. Давай колись! Что там было на Лебяжьем?
Иван пощелкал мобильником и показал Троянскому несколько фотографий странного кодового устройства в крышке люка.
– Ого! – почти обрадовался Шаман, разглядывая на увеличенном экране роторные барабаны.
– Ну что, твой диагноз? – спросил Иван.
– Обыкновенная колдунья… Только очень старая, должно быть, еще времен Второй мировой.
– Чего? Какая колдунья?
– Так у нас в шифровальном отделе ВМС зовут «Энигму».
– Энигма? – удивился Иван. – Загадки загадываешь?
– «Энигма» и есть «загадка», это дословный перевод. Для непонятливых объясняю, – почти обиделся Шаман. – Энигма – электрическая кодирующая машинка, вроде печатного устройства. Набираешь один текст, а на выходе получаешь совсем другой, закодированный по сложнейшему алгоритму. Такой текст без другой такой же «Энигмы» уже никогда не прочитать. Знаешь, когда в сводках с чеченского фронта я слышал слово «радиоперехват», я всякий раз хватался за пистолет и был готов крошить этих штабных сволочей, когда они блеют своими козлиными голосами, что о передвижении наших войск боевики узнали из радиопереговоров и успели подготовить очередную торжественную встречу… Это при наших-то кодировочных возможностях!
– А это что за нумера ? – Иван всмотрелся в картинки на фотографии.
– Похоже на магический шифровальный круг. Такие использовали в Гитлеровском институте Аненербе. Твои нумера ни больше ни меньше как знаменитый код Фулканелли. Этот загадочный алхимик через карты Таро и набор последовательных цифр зашифровал дату грядущего Апокалипсиса. Кстати, до этого знаменательного дня не так уж много осталось…
Шаман нервно давился дымом, как всегда, когда тема брала его за живое.
– А куда шеф летал, ты краем уха не слышал? – внезапно забеспокоился Иван.
– В Сибирь, к Мерцалову, на их будущий игровой полигон.
– На Лебяжье? – переспросил Иван.
– Откуда мне знать, – бросил Шаман. – Ну, куда сейчас?
– Расслабиться надо, – пробормотал Славороссов.
– Ну, бывай! Звони, если что, ты мой график знаешь…
Билет на вечерний самолет до Екатеринбурга Иван брал с тяжелым чувством, уже заранее зная, что хрупкий мир на Лебяжьем дал трещину. До вылета аэробуса А-310 оставалось еще несколько часов, и он наскоро собрался в поход: купил новую лодку и запас харчей. Вечером остановил проезжавшую мимо бывалую «Ниву» и рванул в аэропорт «Домодедово»…
Глава 4
27 декабря 20… г.
В то утро Рем Яхинович Мерцалов вместо утренней прогулки пожелал облететь свои сибирские владения, недавно прикупленные к крымским и московским. Из аэропорта в Лебединске до Лебяжьего и Красных Мудрачей было полчаса лету.
– Что это там, внизу? – заинтересовался Мерцалов, разглядывая озеро, с высоты похожее на черное, подернутое туманом зеркало. Ближе к берегу ветер разогнал туман, и на рыхлом снегу обнаружился глубокий извилистый след, словно вдоль берега волокли что-то тяжелое. Внезапно стюардессы-кореянки подняли истошный визг.
– Смотрите, вот оно! – едва не выпрыгнул из кресла секретарь Мерцалова.
С высоты было видно, как внизу между валунов извивался длинный змеиный хвост. Вертолет пошел на снижение, и Мерцалову удалось рассмотреть, как огромная рептилия пытается уйти в теплое озеро. Но, видимо, пресмыкающееся отморозило ходовую часть, и теперь двигалось к воде рывками с долгими остановками.
– Туда, вниз! Взять его! Вот это подарок! – Мерцалов ударил по коленям сжатыми кулаками.
Охранники Мерцалова спрыгнули в снег и побежали туда, где между камней барахтался змей. Собрав остатки сил, чудище ударом хвоста оглушило бойца, оказавшегося ближе других. Но Мерцалов недаром платил своим людям жалованье. Начальник охраны, бывший десантник, открыл парашютный ранец и вынул сложенный в несколько раз шелковый купол. Подкравшись со спины, хоронясь от гипнотических глаз змея, он накинул на его голову скользкую парашютную ткань. Чудо-юдо крепко спеленали и поволокли к вертолету. Гигантская змея не помещалась в салоне, и, недолго думая, сверток приторочили стропами к шасси вертолета и «на воздусях» доставили в резиденцию Мерцалова.
«Если хочешь спрятаться, стань под фонарем». Следуя путем парадоксов, Мерцалов приказал укрыть чудовище в особой зоне аквапарка, почти в центре столицы, под надежной охраной бдительной «Гидры».
Каждый вечер, ровно в семь часов, в покои Мерцалова являлся «зеленый человек». Доктор Иммортель был одет в длинное зеленое пальто в любое время года. Маленькие подслеповатые глазки прятались за стеклышками зеленых старомодных очков. Мшисто зеленая фетровая шляпа прикрывала макушку. Лицо отсвечивало зеленоватой бледностью, такой цвет встречается у мухомора, растущего в непроницаемой для солнца чаще.
Этот знахарь, не имеющий ни одного медицинского диплома, лечил пиявками все, начиная с запойного синдрома и вплоть до неспособности исполнять супружеский долг. Мерцалов был давно разведен, но при мысли о супружеском долге невольно веселел, ибо это был и впрямь приятный долг в отличие от возвращения банковских кредитов. Однако на самом деле пиявки были нужны ему совсем для другого: при помощи них и без того моложавый Рем Мерцалов собирался прожить аккурат до того момента, когда наука найдет пути к бессмертию. У этих древних животных, как уверял Иммортель, был ярко выражен ген, контролирующий старение. При этом сам бледнолицый лекарь был ходячей рекламой своего бизнеса. Человек без возраста, он уверял, что собственноручно ставил «водяных червяков» Керенскому и пользовал членов ВЦИК в революционном Петрограде.
В тот вечер доктор Иммортель задержался, осматривая мутанта, пойманного в мерцаловских владениях. Экзотическому пленнику была сделана рентгенотомография, и Иммортель в обстановке глубокой секретности и задумчивости принялся изучать результаты сканирования.
– Как там ваш подопечный? – поинтересовался Мерцалов, устраиваясь в специальном пиявочном кресле.
– Отменный гад! – восхитился Иммортель. – У нормального человека тридцать три позвонка, включая черепную коробку, – у этого, простите за непристойные подробности, все девяносто девять! И знаки, похожие на черные свастики, по всему хребту! Это черт знает что! Газетчики завопят, что «красно-коричневый змей поднимает голову!»
Иммортель извлек из чемоданчика биксу со свежей партией персидских пиявок, прихватил самую юркую краем накрахмаленного платка и нежно провел ею за ухом у шефа.
– Как вы думаете, откуда взялся этот уникум? – спросил Мерцалов.
– По моему мнению, это обычная дегенерация, возврат к более ранним, земноводным формам жизни, – умничал Иммортель. – Хотя в Библии прямо говорится о неких людях-нагах. Именно они первыми поселились в райском саду.
– Впервые слышу, – удивился Мерцалов.
– Возьмите любой перевод, но лучше всего церковнославянский, и вы прочтете, что Адам и Ева «были наги и не стыдились»… Первыми земной рай заселили рептилии! Я не вижу причин этого стесняться. Рождение так называемого нага, или торса – редкое явление, но ничего особенного в этом нет. Змееногие люди преспокойно живут в болотах Брахмапутры, и местное население даже оказывает им почести, оставляя молоко и сыр. Античный мир тоже почитал змееногих. В Афинском Акрополе был устроен специальный бассейн. Там жил Кекроп, змееногий мутант. Если верить Платону, он был абсолютно разумен. Ну, миленькая, кусь! Кусь! – почмокал губками Иммортель, воодушевляя уснувшую было «гостью».
– А это отличная идея! – оживился Мерцалов. – В нашем аквапарке можно будет оборудовать филиал акрополя. Если вы потесните ваших «черных вдовушек», то мы найдем место этому красавцу. Я назову его Уреус.
– А вдруг у него уже есть имя?
– Сомневаюсь, мы ведь взяли его из дикой природы, – в этом парне нет никаких следов цивилизации.
Глава 5
29 декабря 20… г.
Из-за снегопада автобус не ходил. От станции до Филимошиной избушки Иван шагал по снежным наметам, скорее бежал, срывая тренированную «дыхалку». Пробежав несколько километров по целине, он внезапно попал на след, пробитый широкими мощными колесами. Изучив след, Иван решил, что машина прошла от ближайшего городка Змеиногорска и туда же вернулась. Под горой замаячила хибара Филимоши. Кривая труба не дымила, и все строение имело обреченный, брошенный вид. Рядом с воротами темнела глубокая колея, продавленная колесами. Во время снегопада здесь долго стояла машина, оставив прореху в невысоком, пухлом сугробе. В разгромленных сенцах не осталось ни одной целой посудины, словно налетчики что-то яростно искали. Под ногами Ивана хрустели куски перламутрового льда, раскрошенные ударом молотка. Странный след отпечатался на рассыпанном печном пепле: острые копытца, словно по избе прошлось стадо муфлонов. Точно такие отпечатки оставлял на заснеженном крыльце «Гидры» титановый скакун Нихиля. Иван догадался, что сельский философ Филимоша решил скрыть «подобное в подобном» и успел заморозить кристалл в глыбе льда, но не сумел обмануть нападавших.
В нетопленной избе жалобно мяукала кошка. Иван щелкнул выключателем, но провода оказались обрезаны. Мимоходом Иван задел самоходную метлу, и она пошла с урчанием и щелканьем. Иван поднял с пола и рассмотрел странную механическую игрушку: на зубчатое колесо был намотан ворот из длинной аптечной резины, и агрегат все еще был полон нерастраченной энергии.
– Филимон, – позвал Иван. В ответ гулко ухнула промерзшая мгла.
Иван торопливо щелкнул фонариком. Луч уперся в спутанные волосы Филимоши. Хозяин нависал над столом заледенелой макушкой, уронив голову на грудь и немного подавшись вперед, словно сзади его все еще держали за предплечья. Тело было примотано скотчем к спинке стула. Филимошу заморозили заживо: облили «живой водой» и оставили умирать в выстуженной избе.
Иван перерезал путы, потом перенес легонькое тело в ледник на задах дома, соорудил лежанку из валежника и уложил на бок, как уснувшего ребенка. После тщательно припер дверь от бродячего зверья.
Увязая в высоком снегу, он пошел к Лебяжьему. На берегу разложил лодку, свинтил весла и раздавил в воде таблетку химического компрессора. Он не сразу понял, что произошло, и лишь по мертвой тишине догадался: с озера исчезли лебеди. Он долго плыл в мерклом пустом тумане, почти на ощупь угадывая путь к избушке Волчьей Прялки, пока не ткнулся в дощатый причал.
В лунном сумраке из воды торчали покосившиеся обгорелые мостки и покачивалась чудом уцелевшая лодка. На месте сказочного граненого пятистенка лежало стылое пепелище да торчала печная труба.
– Анфея! – без надежды кричал в темноту Иван. – Отзовись, Анфея…
В сосняке качнулись и заходили заснеженные ветви. На человеческий голос вылетел филин, сделал круг над головой Ивана, задевая шапку мягкими бесшумными крыльями, и, разочарованный, вернулся назад.
Может быть, Берегини укрылись в биосфере? Но почему единственная лодка оказалась у мостков?
Ближе к рассвету Иван десантировался на остров, но то ли перепутал брод, то ли сбился с пути, но тропинки к люку-колодцу он так и не нашел. До света он кружил по острову, потом вернулся к лодке, но погрузиться не успел. Над озером послышался шум вертолета. Машина намотала широкий круг и уверенно пошла к острову. Парное марево надежно скрывало Ивана от наблюдателей, и он чувствовал себя в безопасности. Вертолет проплыл над его головой, разрубая винтом молочное облако, и вдруг выжидающе замер, развернулся боком, и из открывшейся двери полыхнули автоматные очереди. Пули прошили плотную белую завесу и, чиркая по камням, выбили фейерверк острых кремниевых осколков. Молниеносным броском Иван перекатился за валун и занял оборону.
На него, именно на него, была объявлена охота. Туман, густая чаща и даже каменный грот были прозрачны для его преследователей, оснащенных, по-видимому, аппаратурой ночного боя. На острове он был как на ладони. Укрыться, забиться в щель не удастся: его возьмут с «борта». На лбу остро засвербел «жучок» – клещ, запрятанный в волосяную сумку между бровей. Иван только теперь вспомнил о крошечной операции, которую прошел перед рывком на Лебяжье, хотя «клещи» и раньше давали о себе знать покалываньем между бровей и чесоткой в правой ладони. Установка микрошпиона была условием выхода в поле. Память об операции была, видимо, заблокирована в его сознании, и лишь состояние смертельной опасности достало из мозга нужную информацию.
Вертолет развернулся и пошел в резкий реверс на его долговременную огневую точку.
Да, грустно знать, что у тебя на лбу мишень, видная даже из космоса! А что, если через «клеща» служба прослушивала каждый его шаг, и он, сам того не желая, вывел «Гидру» на Филимошу! Это прозрение стало последней каплей ярости.
Иван выхватил из чехла «Сайгу», рывком перевел в автоматический режим и, когда из тумана выплыла алюминиевая туша и зависла над ним клепаным брюхом, дал очередь в днище бензобака. Плеснуло пламя, двигатель сразу утратил давящий начальственный рокот, накручивая сиплые обороты и оставляя за собой дымный след, подраненная машина повалила за озеро, в Змеиногорск. Кашляя и теряя высоту, вертолет накренился и, задев брюхом сопку, рухнул за ней. Ухнул взрыв, и в небо черным помелом взметнулся дым.
– Суки, – неистовствовал Нихиль, наблюдая за ловлей рубинового зайчика сразу на нескольких мониторах, – в упор достать не могут!
Иван вынул охотничий нож, крестообразно надрезал кожу между бровей и выдавил «клеща». Затем из правой ладони вытащил второго. Он уложил обоих шпионов на плоскую спину валуна и прицелился прикладом «Сайги»…
Яркая точка на мониторе Нихиля вдруг замигала, запрыгали разноцветные искорки, разбились на шнуры и зигзаги. Алый зайчик мигнул на прощанье и померк. Так бывало всегда, когда температура внешней поверхности тела «клещеносца» стремительно падала.
– Гол!!! Достали все-таки! – Нихиль хлопнул в ладоши и откинулся в кресле, как азартный болельщик. – «…И зайчики кровавые в глазах!» – пропел он оперным басом.
У него не было повода не доверять аппаратуре. Он знал: за тысячи километров отсюда агент «ноль-ноль» лежит мертвым на холодной уральской скале.
Довольный Нихиль изъял из расклада карту «Джокер» и бросил ее в камин на тлеющие угли.
Глава 6
«Кому фартит в картах, тому не катит в делах амурных» – этот неумолимый закон космического равновесия Нихиль проверил на себе. Во время последнего виртуального свидания он проговорился Ксении Мерцаловой о том, что возглавляет частную службу ее отца. Ксения быстро навела справки о своем избраннике, и напрасно бывший Черномор скрипел ей по ночам о своей любви, как одинокий коростель в сумерках болот. «Пурпурная блудница» молчала, и брошенный Карла с ревнивой тоской наблюдал за ее успехами на голубом экране. Всеми правдами, а скорее, «неправдами», Ксения выиграла конкурс на должность телеведущей Евровидения. Прямой эфир ежегодного конкурса был назначен на новогоднюю ночь, и в щербатом мозгу обиженного Черномора родился совершенный план мести.
Кроме того, Нихиль ухитрялся пришпоривать не только свою мобильную коляску, но и, по слухам, весь женский персонал службы, так как имел загадочное и неограниченное влияние на женский пол. Во время путешествий Нихиля обычно сопровождали две экзотические красавицы: агенты Бета и Гимел, так окрестил Нихиль польку Беату и девушку загадочного происхождения Камиллу, оранжево-смуглую, как абрикос, с черными, как смоль, кудрями. Однажды Камилла обмолвилась, что на языке ее племени, ее имя означало верблюдицу, символ красоты и плодовитости. О плодовитости, однако, речи пока не заходило, но обе девицы на редкость удачно оттеняли красоту друг друга и носили почетные номера – два и три. Однако при всей внешней раскованности окруженный красавицами Нихиль имел свои комплексы: при посторонних он не снимал своей шапочки с козырьком, словно прятал озорные рожки.
Любое умолчание, как загулявшая кошка, однажды приносит целый выводок домыслов. Все сотрудники «Гидры» знали, что макушка у шефа прикрыта металлической, похожей на миску шапочкой-кипой, которую носят на голове правоверные иудеи.
«Луноход» описал круг вокруг Ивана. Седок потирал розовые от холода ладошки и радостно приговаривал:
– Здрасте, здрасте, с возвращеньицем! Пожалуйте в кабинет…
Кабинет «волшебника от спецслужб» больше напоминал жилище средневекового мага: с камином, астролябией и множеством диковинных предметов. На его рабочем столе лежал раскрытый фолиант с пожелтевшими от времени страницами, исчерченный пентаграммами и символами планет, песочные часы и старинный семисвечник. Здесь же помещалась большая астролябия из слоновой кости и хрустальные шахматы. На этот раз натюрморт дополняли надкушенное яблоко и яркая книга. На глянцевой обложке было прочеканено золотым теснением: Герман Парнасов. «Опровержение».
– Агент «ноль-ноль» прибыл, – без энтузиазма доложил Иван.
– Агент «ноль-ноль»? – усмехнулся Нихиль. – А что так печально? Ноль, то есть «пустота», – есть прекрасное изобретение Пифагора. Ноль так же неразложим, как божественная единица, и нулевой уровень интеллекта это не так уж и плохо, ведь мудрец и дурак всегда поймут друг друга, – и Нихиль заговорщицки подмигнул Ивану.
Иван вынул из рюкзака кофр с пробирками. Через минуту на столе стояли колбочки с разноокрашенной водой, от прозрачной, ясно-голубоватой до темно-бурой, как торфяная, застоявшаяся жижа.
– Ай, крестничек, ай удружил! – похлопал в ладошки Нихиль. – Молодец, Славороссов, оправдал фамилию. Не водица, а «Богородицыны слезки». В былые годы тебе бы орден выдали, но у нас сейчас период конвертируемости, поэтому вот, прими «барашка в бумажке», не побрезгуй. А ты ничего не забыл рассказать дядюшке Нолику? – ласково осведомился шеф «Гидры».
Несколько секунд Иван колебался. Жесткий договор, подписанный им в кабинете Нихиля месяц назад, требовал рассказать обо всех случившихся неожиданностях и всех замеченных странностях во время выполнения задания.
Скулы Ивана порозовели… И Нихиль посмотрел на него еще дольше и пристальнее, словно считывая с его глаз зашифрованный текст. Иван опустил глаза и торопливо спрятал в карман увесистую пачку купюр.
Проводив агента, Нихиль, щелкнув мышкой, вывел на монитор его досье:
«Иван Славороссов, восьмидесятого года рождения, рост выше среднего, телосложение атлетическое, волосы темно-русые, глаза серые, оперативная кличка „Простак“…
Отдельно на экране прыгал «зайчик» пеленгатора, похожий на алую дрожащую точку. Это подавал сигнал «клещ». В правую ладонь и между бровей «контрактников» вшивали микрочипы, это было одним из условий приема на работу. Специальный разведывательный спутник фиксировал все передвижения объекта. О том, что даже разговоры и вся частная жизнь становятся достоянием службы, контрактникам не сообщалось. Однако именно со Славороссовым случился сбой. Спутник потерял «жемчужное зернышко», и алый зайчик вынырнул на экране только тогда, когда Славороссов покинул берег озера, словно акватория Лебяжьего была защищена мощным экраном, но тем не менее слежка за агентом принесла весомый результат, и этот результат, завернутый в серебряную фольгу, покоился на дне походного саквояжа шефа «Гидры».
Нихиль рассеянно смотрел на алый зайчик, прикидывая, когда лучше выдвинуть группу ликвидации, которую он не без юмора называл «бюро несчастных случаев». В задачу группы входило тихо, не вызывая подозрений, убирать зарвавшихся или ставших ненужными агентов. Этот белобрысый «мавр» сделал свое дело и даже больше того – заглянул туда, куда ревнивый Карла не допустил бы никого.
Участь неискреннего агента была решена нажатием черной кнопки на пульте.
Внезапно личный зайчик Славороссова на экране потускнел и погас. Так бывало всегда, когда объект заходил в стальной бункер на территории «Гидры». Бункер был единственным местом, откуда сигналы уже не поступали.
– Мерзавцы, опять курилку вскрыли, сегодня же прикажу навесить пудовый замок, – пообещал Нихиль.
Потирая ладошки, ужаленные сибирским морозом, он запер дверь и достал из кастрюльки «лунохода» округлый дымчатый кристалл. Внутри кристалла плыли тонкие серебряные и золотые спирали, мерцали и переливались полярные всполохи.
Распределив по карманам «гонорар», Иван перевел дух. Еще в поезде он решил навестить своего приятеля, шифровальщика Троянского. На флоте военных шифровальщиков зовут шаманами. Это прозвище закрепилось и за Троянским.
Ник был шифровальщиком от Бога и самым настоящим криптографом. Многоэтажные коды «Моссада» и «Интеллидженс Сервис» он щелкал как орехи и, как всякий гений, мечтал открыть нечто всеобщее: код, которым закодировал Вселенную сам Господь Бог. То, что на этом сломали не один зуб умудренные каббалисты, не останавливало его. Сам того не замечая, он все глубже погружался в туман гематрии и океан числовых рядов, описывающих все: от состава протоплазмы до ритма светил. Он был уже на дороге к помешательству и становился мало управляем, но отказаться от услуг гениального шифровальщика «Гидра» не могла.
Комната шифровальщиков располагалась в подвале, в глухом тупичке. Набрав личный код Троянского, Иван вызвал его в коридор.
Невзирая на экзотическую кличку, Шаман напоминал болезненно вытянутый одуванчик, выросший без солнечного света. Его красивое, породистое лицо было прозрачно-бледным, словно сизый свет дисплея выжег в нем живые краски. Ранняя сутулость надломила длинную гибкую спину, от этого Шаман казался старше своих тридцати с небольшим лет. Рядом с ним Славороссов, загорелый, с налитыми мышцами, затянутый в эффектный камуфляж, казался рекламным красавцем. Но оба они отлично знали, что задание на озере – низшая часть работы в великой пирамиде Нихиля, и бледный Шаман с его печатью избранности был гораздо ближе к ее загадочной вершине, чем здоровяк Славороссов.
– Спасибо, Шаман! Вот и деньжищ огреб с твоей подачи… Отдохнул даже, – похвалился Иван.
– Да, отлично выглядишь, – мимоходом заметил тот.
– На месте начальства я бы тебя выгнал в поле, – подыграл Иван. – Солнце, воздух и комары уже не жрут…
– У нас тут тоже комар носа не подточит.
Троянский глазами показал на дверь стального бункера. Короб периодически запирали личным шифром Нихиля, но сложный кодовый замок всякий раз оказывался открытым. Стальные стены не пропускали сигналов от вживленных «клещей» и подсаженных «жучков», и если служащие «Гидры» хотели посекретничать, то они уединялись в бункере, «покурить».
– Кстати, о птичках, – осторожно начал Троянский, едва щелкнула дверь «курилки», – в твоем квадрате кое-что случилось после того, как ты оттуда благополучно отбыл. Шеф тебя ни о чем не спрашивал?
– Вроде нет. Благодарил сквозь зубы только и всего… Так что произошло-то?
Троянский молча протянул уже порядком измятую газету «Русская сенсация».
«Человек-рептилия пойман в глубинах озера Лебяжьего! Радиация рождает монстров!!!»
Цветной снимок резал глаза неживыми красками. На грязном, окровавленном снегу безжизненно распластался полоз. К хвосту был привязан обрезок парашютной стропы, точно его долго тащили волоком.
«…Совершая облет участка будущей игровой зоны видный российский предприниматель Рем Мерцалов обнаружил на берегу гигантскую анаконду с человеческой головой. Врач, осмотревший уникальную находку, утверждает, что речь идет о редкой форме дегенерации, и мутант, пойманный в окрестностях озера Лебяжьего, представляет собой возврат к более ранним и примитивным формам…»
– Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам! – Шаман выдержал эффектную паузу. – Ну, что скажешь?
– Похоже на монтаж… – как можно равнодушнее ответил Славороссов. – Сибири грозит рейдерский передел, а в этих играх средства не выбирают.
– Ну-ну. Мерцалов, похоже, с тобой сговорился. Так был ли мальчик? – Шаман отвернулся к стене бункера, выкрашенной в шаровой цвет, но голос предательски дрогнул. – Ты ведь знаешь, если в команде обнаруживается «засланный казачок», убирают и того, кто давал рекомендацию. В «Гидру» привел тебя я, и, если что, на правеж к Нихилю поволокут именно меня. Давай колись! Что там было на Лебяжьем?
Иван пощелкал мобильником и показал Троянскому несколько фотографий странного кодового устройства в крышке люка.
– Ого! – почти обрадовался Шаман, разглядывая на увеличенном экране роторные барабаны.
– Ну что, твой диагноз? – спросил Иван.
– Обыкновенная колдунья… Только очень старая, должно быть, еще времен Второй мировой.
– Чего? Какая колдунья?
– Так у нас в шифровальном отделе ВМС зовут «Энигму».
– Энигма? – удивился Иван. – Загадки загадываешь?
– «Энигма» и есть «загадка», это дословный перевод. Для непонятливых объясняю, – почти обиделся Шаман. – Энигма – электрическая кодирующая машинка, вроде печатного устройства. Набираешь один текст, а на выходе получаешь совсем другой, закодированный по сложнейшему алгоритму. Такой текст без другой такой же «Энигмы» уже никогда не прочитать. Знаешь, когда в сводках с чеченского фронта я слышал слово «радиоперехват», я всякий раз хватался за пистолет и был готов крошить этих штабных сволочей, когда они блеют своими козлиными голосами, что о передвижении наших войск боевики узнали из радиопереговоров и успели подготовить очередную торжественную встречу… Это при наших-то кодировочных возможностях!
– А это что за нумера ? – Иван всмотрелся в картинки на фотографии.
– Похоже на магический шифровальный круг. Такие использовали в Гитлеровском институте Аненербе. Твои нумера ни больше ни меньше как знаменитый код Фулканелли. Этот загадочный алхимик через карты Таро и набор последовательных цифр зашифровал дату грядущего Апокалипсиса. Кстати, до этого знаменательного дня не так уж много осталось…
Шаман нервно давился дымом, как всегда, когда тема брала его за живое.
– А куда шеф летал, ты краем уха не слышал? – внезапно забеспокоился Иван.
– В Сибирь, к Мерцалову, на их будущий игровой полигон.
– На Лебяжье? – переспросил Иван.
– Откуда мне знать, – бросил Шаман. – Ну, куда сейчас?
– Расслабиться надо, – пробормотал Славороссов.
– Ну, бывай! Звони, если что, ты мой график знаешь…
Билет на вечерний самолет до Екатеринбурга Иван брал с тяжелым чувством, уже заранее зная, что хрупкий мир на Лебяжьем дал трещину. До вылета аэробуса А-310 оставалось еще несколько часов, и он наскоро собрался в поход: купил новую лодку и запас харчей. Вечером остановил проезжавшую мимо бывалую «Ниву» и рванул в аэропорт «Домодедово»…
Глава 4
Люди-наги
Убить дракона может только дракон.Законы Лао
27 декабря 20… г.
В то утро Рем Яхинович Мерцалов вместо утренней прогулки пожелал облететь свои сибирские владения, недавно прикупленные к крымским и московским. Из аэропорта в Лебединске до Лебяжьего и Красных Мудрачей было полчаса лету.
– Что это там, внизу? – заинтересовался Мерцалов, разглядывая озеро, с высоты похожее на черное, подернутое туманом зеркало. Ближе к берегу ветер разогнал туман, и на рыхлом снегу обнаружился глубокий извилистый след, словно вдоль берега волокли что-то тяжелое. Внезапно стюардессы-кореянки подняли истошный визг.
– Смотрите, вот оно! – едва не выпрыгнул из кресла секретарь Мерцалова.
С высоты было видно, как внизу между валунов извивался длинный змеиный хвост. Вертолет пошел на снижение, и Мерцалову удалось рассмотреть, как огромная рептилия пытается уйти в теплое озеро. Но, видимо, пресмыкающееся отморозило ходовую часть, и теперь двигалось к воде рывками с долгими остановками.
– Туда, вниз! Взять его! Вот это подарок! – Мерцалов ударил по коленям сжатыми кулаками.
Охранники Мерцалова спрыгнули в снег и побежали туда, где между камней барахтался змей. Собрав остатки сил, чудище ударом хвоста оглушило бойца, оказавшегося ближе других. Но Мерцалов недаром платил своим людям жалованье. Начальник охраны, бывший десантник, открыл парашютный ранец и вынул сложенный в несколько раз шелковый купол. Подкравшись со спины, хоронясь от гипнотических глаз змея, он накинул на его голову скользкую парашютную ткань. Чудо-юдо крепко спеленали и поволокли к вертолету. Гигантская змея не помещалась в салоне, и, недолго думая, сверток приторочили стропами к шасси вертолета и «на воздусях» доставили в резиденцию Мерцалова.
«Если хочешь спрятаться, стань под фонарем». Следуя путем парадоксов, Мерцалов приказал укрыть чудовище в особой зоне аквапарка, почти в центре столицы, под надежной охраной бдительной «Гидры».
Каждый вечер, ровно в семь часов, в покои Мерцалова являлся «зеленый человек». Доктор Иммортель был одет в длинное зеленое пальто в любое время года. Маленькие подслеповатые глазки прятались за стеклышками зеленых старомодных очков. Мшисто зеленая фетровая шляпа прикрывала макушку. Лицо отсвечивало зеленоватой бледностью, такой цвет встречается у мухомора, растущего в непроницаемой для солнца чаще.
Этот знахарь, не имеющий ни одного медицинского диплома, лечил пиявками все, начиная с запойного синдрома и вплоть до неспособности исполнять супружеский долг. Мерцалов был давно разведен, но при мысли о супружеском долге невольно веселел, ибо это был и впрямь приятный долг в отличие от возвращения банковских кредитов. Однако на самом деле пиявки были нужны ему совсем для другого: при помощи них и без того моложавый Рем Мерцалов собирался прожить аккурат до того момента, когда наука найдет пути к бессмертию. У этих древних животных, как уверял Иммортель, был ярко выражен ген, контролирующий старение. При этом сам бледнолицый лекарь был ходячей рекламой своего бизнеса. Человек без возраста, он уверял, что собственноручно ставил «водяных червяков» Керенскому и пользовал членов ВЦИК в революционном Петрограде.
В тот вечер доктор Иммортель задержался, осматривая мутанта, пойманного в мерцаловских владениях. Экзотическому пленнику была сделана рентгенотомография, и Иммортель в обстановке глубокой секретности и задумчивости принялся изучать результаты сканирования.
– Как там ваш подопечный? – поинтересовался Мерцалов, устраиваясь в специальном пиявочном кресле.
– Отменный гад! – восхитился Иммортель. – У нормального человека тридцать три позвонка, включая черепную коробку, – у этого, простите за непристойные подробности, все девяносто девять! И знаки, похожие на черные свастики, по всему хребту! Это черт знает что! Газетчики завопят, что «красно-коричневый змей поднимает голову!»
Иммортель извлек из чемоданчика биксу со свежей партией персидских пиявок, прихватил самую юркую краем накрахмаленного платка и нежно провел ею за ухом у шефа.
– Как вы думаете, откуда взялся этот уникум? – спросил Мерцалов.
– По моему мнению, это обычная дегенерация, возврат к более ранним, земноводным формам жизни, – умничал Иммортель. – Хотя в Библии прямо говорится о неких людях-нагах. Именно они первыми поселились в райском саду.
– Впервые слышу, – удивился Мерцалов.
– Возьмите любой перевод, но лучше всего церковнославянский, и вы прочтете, что Адам и Ева «были наги и не стыдились»… Первыми земной рай заселили рептилии! Я не вижу причин этого стесняться. Рождение так называемого нага, или торса – редкое явление, но ничего особенного в этом нет. Змееногие люди преспокойно живут в болотах Брахмапутры, и местное население даже оказывает им почести, оставляя молоко и сыр. Античный мир тоже почитал змееногих. В Афинском Акрополе был устроен специальный бассейн. Там жил Кекроп, змееногий мутант. Если верить Платону, он был абсолютно разумен. Ну, миленькая, кусь! Кусь! – почмокал губками Иммортель, воодушевляя уснувшую было «гостью».
– А это отличная идея! – оживился Мерцалов. – В нашем аквапарке можно будет оборудовать филиал акрополя. Если вы потесните ваших «черных вдовушек», то мы найдем место этому красавцу. Я назову его Уреус.
– А вдруг у него уже есть имя?
– Сомневаюсь, мы ведь взяли его из дикой природы, – в этом парне нет никаких следов цивилизации.
Глава 5
Ледяной дом
Древний змий закусил свой чешуйчатый хвост,
Чей-то лик побледнел от нахлынувшей боли…С. Яшин
29 декабря 20… г.
Из-за снегопада автобус не ходил. От станции до Филимошиной избушки Иван шагал по снежным наметам, скорее бежал, срывая тренированную «дыхалку». Пробежав несколько километров по целине, он внезапно попал на след, пробитый широкими мощными колесами. Изучив след, Иван решил, что машина прошла от ближайшего городка Змеиногорска и туда же вернулась. Под горой замаячила хибара Филимоши. Кривая труба не дымила, и все строение имело обреченный, брошенный вид. Рядом с воротами темнела глубокая колея, продавленная колесами. Во время снегопада здесь долго стояла машина, оставив прореху в невысоком, пухлом сугробе. В разгромленных сенцах не осталось ни одной целой посудины, словно налетчики что-то яростно искали. Под ногами Ивана хрустели куски перламутрового льда, раскрошенные ударом молотка. Странный след отпечатался на рассыпанном печном пепле: острые копытца, словно по избе прошлось стадо муфлонов. Точно такие отпечатки оставлял на заснеженном крыльце «Гидры» титановый скакун Нихиля. Иван догадался, что сельский философ Филимоша решил скрыть «подобное в подобном» и успел заморозить кристалл в глыбе льда, но не сумел обмануть нападавших.
В нетопленной избе жалобно мяукала кошка. Иван щелкнул выключателем, но провода оказались обрезаны. Мимоходом Иван задел самоходную метлу, и она пошла с урчанием и щелканьем. Иван поднял с пола и рассмотрел странную механическую игрушку: на зубчатое колесо был намотан ворот из длинной аптечной резины, и агрегат все еще был полон нерастраченной энергии.
– Филимон, – позвал Иван. В ответ гулко ухнула промерзшая мгла.
Иван торопливо щелкнул фонариком. Луч уперся в спутанные волосы Филимоши. Хозяин нависал над столом заледенелой макушкой, уронив голову на грудь и немного подавшись вперед, словно сзади его все еще держали за предплечья. Тело было примотано скотчем к спинке стула. Филимошу заморозили заживо: облили «живой водой» и оставили умирать в выстуженной избе.
Иван перерезал путы, потом перенес легонькое тело в ледник на задах дома, соорудил лежанку из валежника и уложил на бок, как уснувшего ребенка. После тщательно припер дверь от бродячего зверья.
Увязая в высоком снегу, он пошел к Лебяжьему. На берегу разложил лодку, свинтил весла и раздавил в воде таблетку химического компрессора. Он не сразу понял, что произошло, и лишь по мертвой тишине догадался: с озера исчезли лебеди. Он долго плыл в мерклом пустом тумане, почти на ощупь угадывая путь к избушке Волчьей Прялки, пока не ткнулся в дощатый причал.
В лунном сумраке из воды торчали покосившиеся обгорелые мостки и покачивалась чудом уцелевшая лодка. На месте сказочного граненого пятистенка лежало стылое пепелище да торчала печная труба.
– Анфея! – без надежды кричал в темноту Иван. – Отзовись, Анфея…
В сосняке качнулись и заходили заснеженные ветви. На человеческий голос вылетел филин, сделал круг над головой Ивана, задевая шапку мягкими бесшумными крыльями, и, разочарованный, вернулся назад.
Может быть, Берегини укрылись в биосфере? Но почему единственная лодка оказалась у мостков?
Ближе к рассвету Иван десантировался на остров, но то ли перепутал брод, то ли сбился с пути, но тропинки к люку-колодцу он так и не нашел. До света он кружил по острову, потом вернулся к лодке, но погрузиться не успел. Над озером послышался шум вертолета. Машина намотала широкий круг и уверенно пошла к острову. Парное марево надежно скрывало Ивана от наблюдателей, и он чувствовал себя в безопасности. Вертолет проплыл над его головой, разрубая винтом молочное облако, и вдруг выжидающе замер, развернулся боком, и из открывшейся двери полыхнули автоматные очереди. Пули прошили плотную белую завесу и, чиркая по камням, выбили фейерверк острых кремниевых осколков. Молниеносным броском Иван перекатился за валун и занял оборону.
На него, именно на него, была объявлена охота. Туман, густая чаща и даже каменный грот были прозрачны для его преследователей, оснащенных, по-видимому, аппаратурой ночного боя. На острове он был как на ладони. Укрыться, забиться в щель не удастся: его возьмут с «борта». На лбу остро засвербел «жучок» – клещ, запрятанный в волосяную сумку между бровей. Иван только теперь вспомнил о крошечной операции, которую прошел перед рывком на Лебяжье, хотя «клещи» и раньше давали о себе знать покалываньем между бровей и чесоткой в правой ладони. Установка микрошпиона была условием выхода в поле. Память об операции была, видимо, заблокирована в его сознании, и лишь состояние смертельной опасности достало из мозга нужную информацию.
Вертолет развернулся и пошел в резкий реверс на его долговременную огневую точку.
Да, грустно знать, что у тебя на лбу мишень, видная даже из космоса! А что, если через «клеща» служба прослушивала каждый его шаг, и он, сам того не желая, вывел «Гидру» на Филимошу! Это прозрение стало последней каплей ярости.
Иван выхватил из чехла «Сайгу», рывком перевел в автоматический режим и, когда из тумана выплыла алюминиевая туша и зависла над ним клепаным брюхом, дал очередь в днище бензобака. Плеснуло пламя, двигатель сразу утратил давящий начальственный рокот, накручивая сиплые обороты и оставляя за собой дымный след, подраненная машина повалила за озеро, в Змеиногорск. Кашляя и теряя высоту, вертолет накренился и, задев брюхом сопку, рухнул за ней. Ухнул взрыв, и в небо черным помелом взметнулся дым.
– Суки, – неистовствовал Нихиль, наблюдая за ловлей рубинового зайчика сразу на нескольких мониторах, – в упор достать не могут!
Иван вынул охотничий нож, крестообразно надрезал кожу между бровей и выдавил «клеща». Затем из правой ладони вытащил второго. Он уложил обоих шпионов на плоскую спину валуна и прицелился прикладом «Сайги»…
Яркая точка на мониторе Нихиля вдруг замигала, запрыгали разноцветные искорки, разбились на шнуры и зигзаги. Алый зайчик мигнул на прощанье и померк. Так бывало всегда, когда температура внешней поверхности тела «клещеносца» стремительно падала.
– Гол!!! Достали все-таки! – Нихиль хлопнул в ладоши и откинулся в кресле, как азартный болельщик. – «…И зайчики кровавые в глазах!» – пропел он оперным басом.
У него не было повода не доверять аппаратуре. Он знал: за тысячи километров отсюда агент «ноль-ноль» лежит мертвым на холодной уральской скале.
Довольный Нихиль изъял из расклада карту «Джокер» и бросил ее в камин на тлеющие угли.
Глава 6
Адажио маньяка
Палач танцует радостно на острие меча!С. Яшин
«Кому фартит в картах, тому не катит в делах амурных» – этот неумолимый закон космического равновесия Нихиль проверил на себе. Во время последнего виртуального свидания он проговорился Ксении Мерцаловой о том, что возглавляет частную службу ее отца. Ксения быстро навела справки о своем избраннике, и напрасно бывший Черномор скрипел ей по ночам о своей любви, как одинокий коростель в сумерках болот. «Пурпурная блудница» молчала, и брошенный Карла с ревнивой тоской наблюдал за ее успехами на голубом экране. Всеми правдами, а скорее, «неправдами», Ксения выиграла конкурс на должность телеведущей Евровидения. Прямой эфир ежегодного конкурса был назначен на новогоднюю ночь, и в щербатом мозгу обиженного Черномора родился совершенный план мести.