— Тебе нельзя так много пить, — донесся до ее затуманенного сознания голос Донована. — Пора завязывать. Давай-ка я тебе помогу.
   Сара заставила себя открыть глаза. Донован стоял, склонившись над ней и держа в руке одну из ее ночных рубашек — коротенькую розовую ночнушку до колен фасона “бэби-долл”. Он помог ей снять одежду и натянуть сорочку. А потом уложил ее в постель.
   — Я вызову доктора Уэстфолла, — сказал Донован, когда дело было сделано.
   Знакомая сцена. Неизбежный этап, который обычно следовал за избиением. Донован никогда не раскаивался и не просил прощения, но он неизменно проявлял обеспокоенность и начинал обращаться с ней как с больным, умственно отсталым ребенком.
   Больше ей ничто не угрожает. На какое-то время.
   Когда доктор позвонил у входа, Донован, поджидавший у домофона, нажал на кнопку, автоматически открывавшую ворота.
   — Простите, что пришлось вытащить вас из дома в такой час, — сказал Донован, встречая доктора у парадных дверей и провожая его наверх в спальню.
   — Она опять пьет?
   — Когда я вернулся домой с работы, она была без сознания на полу в ванной. Должно быть, упала и ударилась головой.
   Осмотр доктора Уэстфолла был недолгим и формальным.
   — Я бы сказал, речь идет о небольшом сотрясении. Пожалуй, следовало бы сделать рентген.
   — В этом нет необходимости, — возразил Донован.
   — Вам виднее.
   Доктор взял Сару за подбородок и повернул лицом к свету.
   — На подбородке синяк. Вы, должно быть, ударились при падении, — сказал он Саре и отеческим жестом потрепал ее по руке. — Ничего, жить будете.
   Донован знал, что Сара ничего не скажет. А старику он в любую минуту мог заткнуть глотку деньгами. Уэстфолл был болваном, а болванами можно с легкостью вертеть как угодно.
   Выйдя вместе с доктором в коридор, Донован убедился, что дверь в спальню приоткрыта и Сара может слышать их разговор.
   — Грустно видеть, что столь прелестное существо так бездумно разрушает себя, — вздохнул доктор Уэстфолл. — Вашей жене нужна профессиональная помощь. Я просил вас подумать о реабилитационном центре. Вы подумали? У них там все анонимно.
   Донован кивнул и задумчиво прикусил нижнюю губу:
   — Боюсь, она не захочет там остаться.
   — Есть специальные лечебницы для алкоголиков. О них мы тоже говорили.
   Донован отвернулся, прижав стиснутый кулак ко лбу, из его горла вырвался сдавленный звук, похожий на рыдание:
   — Мне невыносимо думать, что Сара окажется в таком месте.
   — Возможно, в этом ее единственный шанс на спасение, — вздохнул доктор. — Боюсь, что в следующий раз она может нанести себе более серьезные повреждения…
   Донован беспомощно всплеснул руками:
   — Я думал, что ей уже стало лучше. У нее была работа в городе, она почти перестала пить. И вдруг она бросила работу, и вернулся весь этот кошмар. Жаль, что я вовремя не заметил. Я должен был заметить…
   — Не вините себя. Подобные вещи трудно предугадать заранее. — Доктор надел пальто. — Пусть продолжает принимать валиум и дарвон.
   Донован кивнул, поблагодарил доктора за приход и проводил его до двери. Возвращаясь по лестнице в спальню, он подумал о Саре и самодовольно улыбнулся. Он знал, как держать свою жену в повиновении. Если угрозы в адрес ее старика не подействуют, он поместит ее в клинику для алкоголиков. Добрый доктор его поддержит, и он без проблем упрячет ее далеко и надолго.
   К тому же он всегда может ее наказать, хотя в последнее время у Сары как будто выработался иммунитет к боли. А вообще-то, если честно, он вовсе не хотел ее бить. Он никогда не готовился к этому заранее. Не предвкушал, не планировал. Просто так получалось.
   Он же любит ее! Он никому ее не отдаст. Ни с кем не будет ее делить. Все сводится только к этому.
   Сара показалась ему маленькой, хрупкой и бледной в кровати королевских размеров. Донован сел рядом с ней, обнял ее, привлек к себе.
   — Все будет хорошо, детка. Мы все уладим. Я люблю тебя. Ты же знаешь, я люблю тебя.
   Его жена ничего не сказала. Она не подняла рук, не обняла его в ответ. Она обмякла у него на груди, как тряпичная кукла. Донован ощутил искру гнева — ну почему она не отвечает? — но заставил себя загасить ее. “Сара просто слишком утомлена, потому и не отвечает”, — сказал он себе.
* * *
   Лежа в постели, Сара слышала, как льется вода в душе. Слышала, как Донован напевает себе под нос. Через несколько минут он вошел в спальню, на ходу вытирая полотенцем свое голое, покрытое искусственным загаром тело.
   Он сел рядом с ней на край кровати.
   — Ну, как ты себя чувствуешь сегодня утром? — спросил Донован, поглаживая ее по волосам.
   После визита доктора Уэстфолла прошло четыре дня. Все это время Донован приносил ей цветы и еду на подносе.
   — Я тут подумал: не прихватить ли мне сегодня вечерком бутылочку шампанского? — продолжал он, играя ее волосами. — Могли бы поплескаться в джакузи… Давно уже мы не пускали волну, а?
   Да, вот уже два месяца, как они не занимались сексом. И чем дальше, тем более омерзительной и невыносимой становилась для нее мысль о сексе с Донованом. Ощутить на себе его тяжесть, ощутить его в себе… стоило подумать об этом, и ей становилось тошно. Нет, уж лучше быть избитой.
   Увидев, что Сара не отвечает на его предложение, он нахмурился:
   — У тебя что, месячные?
   Искушение солгать было велико. Это был своего рода выход, но если… нет, не если, когда он узнает, что она солгала, будет еще хуже. Сара держала голову низко склоненной, чтобы Донован не видел, как она судорожно сглатывает. Она помедлила, боясь, что голос задрожит и выдаст ее.
   — У меня просто болит голова, вот и все, — выговорила она наконец.
   Донован еще больше нахмурился. Головная боль шла на втором месте после месячных, с ней приходилось считаться.
   — Прими что-нибудь.
   — Приму.
   Его лицо смягчилось. Он поднялся, подошел к большому, в полный рост, зеркалу и посмотрелся в него. Его мускулы уже выглядели ненатурально, придавали ему вид какого-то киномонстра.
   На теле Донована совсем не осталось волос — только под мышками и в паху. С некоторых пор он начал обрабатывать кожу воском для удаления волос. Это началось, примерно в то самое время, когда его сексуальный интерес к ней стал угасать — Сара уже было обрадовалась, что он завел себе любовницу.
   Явно удовлетворенный увиденным, Донован отошел от зеркала и начал одеваться. Его движения были нарочито медленными, как будто он разыгрывал спектакль, как будто пытался разжечь ее. Заправив рубашку в брюки и повязав галстук, Донован вернулся к кровати и сел. Он принялся массировать ей плечи, шею, виски, проводя по ним пальцами круговыми движениями:
   — Бедная моя девочка. Ты сегодня отдохни, полежи, мне надо кое-куда съездить. А потом папочка вернется и придет тебя полечить. Тебе сразу станет лучше.
   Донован поцеловал ее в макушку, подхватил свой пиджак со спинки стула и, напевая, вышел в коридор.
   Как только муж ушел, Сара начала пить. Три часа спустя она потянулась к телефону.

15

   Раздались настойчивые звонки, но Нэш никак не мог очнуться от сна. Что-то звонит. Дверь?
   Будильник?
   Телефон?
   Чтобы вовремя сдать очередной номер в типографию, Нэш почти всю ночь провел на ногах и теперь с трудом разлепил веки. Лежа на спине на низкой складной кровати, он вслепую потянулся и зашарил по полу, пока не нащупал телефонный шнур. Он подтянул аппарат к себе, как пойманную на леску рыбу. Телефон опрокинулся, и трубка свалилась с рычага. Нэш поднял ее и поднес к уху:
   — Да.
   Сначала он решил, что связь прервалась, но потом услыхал в трубке голос:
   — Я поеду. Сара? Нэш сел.
   — Что? — переспросил он.
   — Я поеду, — повторила она. — В охотничий домик. С вами.
   Не успел Нэш придумать, что ответить, как она попросила встретить ее в баре “Серебряная шпора” на Английской авеню. Потом она повесила трубку.
   Движение в северном районе было напряженным. Нэш подъехал к “Серебряной шпоре”, моля бога, чтобы Сара ждала снаружи. Увы, ему не повезло. Пришлось оставить машину на стоянке в гараже и топать к бару два квартала пешком.
   Это была унылая забегаловка, очень тесная, узкая, как щель, зато с высоким потолком, втиснутая между магазинчиком деликатесов на углу и спортзалом. Едва Нэш открыл дверь, как его чуть не вынесло наружу волной музыки в стиле кантри. Внутри было накурено, и сквозь густой дым он с трудом заметил Сару. Она сидела на высоком табурете у стойки бара, поставив локти на прилавок, держа стакан у рта и ничего вокруг не замечая.
   Она была как будто в забытьи, и у него появился шанс рассмотреть ее хорошенько.
   Одета она была несколько странно — в своем темно-зеленом пальто (это было нормально), но вот под ним… Под расстегнутыми полами пальто виднелось что-то розовое, похожее на короткое платье до колен. А под платьем у нее были черные эластичные рейтузы со штрипками, причем штрипки болтались у голых щиколоток. Каблучками лаковых туфель она зацепилась за нижнюю перекладину табурета. На голове у нее красовалась его шапка, лихо заломленная назад и набок.
   У него на глазах Сара прикончила содержимое своего стакана, причем сразу стало ясно, что у нее в этом деле богатый опыт. Нэш проследил, как медленно и аккуратно, с пьяной педантичностью она ставит пустой стакан на стойку, и сердце у него упало: она позвонила не потому, что хотела его видеть. Она просто была пьяна.
   Все потеряло смысл.
   “Беги. Повернись кругом и беги, несчастный осел”.
   Нэш не двинулся с места. Посетители бара толкали его, протискиваясь мимо. Он смотрел, как Сара заказывает еще порцию. Бармен наполнил ее стакан и вновь поставил перед ней. Нэш неохотно подошел к ней, на каждом шагу его ноги словно прилипали к полу, в нос ударил перегар.
   — Вам неплохо было бы обзавестись каким-нибудь хобби, — сказал он, заняв пустующий табурет рядом с ней.
   Не отрываясь от своего стакана, Сара засмеялась низким, грудным смехом. Потом она повернулась и посмотрела ему прямо в лицо. Щеки у нее пылали нездоровым, воспаленным румянцем, отяжелевшие веки наполовину прикрывали глаза, напоминавшие перевернутый закат.
   — Ты, — сказала она. — Ты можешь стать моим хобби.
   Наверное, ему следовало обидеться. Вместо этого Нэш почувствовал себя заинтригованным. У него даже настроение поднялось. Все было так скверно. Так убого. Как раз то, что ему нужно. Он чувствовал себя псом, готовым выть на луну.
   Сара спросила, не хочет ли он выпить. Нэш покачал головой. Тогда она допила свой стакан, заказала пинту [24] бурбона на вынос, потом соскользнула со своего табурета и пошла впереди него через весь прокуренный бар к дверям.
   — Машина в гараже, в двух кварталах отсюда, — объяснил Нэш, когда они вышли на улицу, и даже помахал рукой в нужном направлении.
   Сара шла рядом с ним, глубоко засунув руки в карманы своего расстегнутого пальто. Зеленые полы развевались на ледяном зимнем ветру. Кто угодно другой на ее месте уже промерз бы до костей. Кто угодно другой уже лязгал бы зубами. А ей хоть бы что, она уже прошла эту стадию.
   — Погоди.
   Нэш придержал ее за локоть и заставил повернуться лицом к себе. Сара стояла, невозмутимо глядя на него, пока он пытался застегнуть на ней пальто. Дело пошло бы легче, если бы она вынула руки из карманов, но она этого не сделала.
   Пальто было двубортное. Нэш не стал возиться с внутренними пуговицами, но в конце концов сумел совладать с двумя из шести внешних:
   — Порядок.
   Он подхватил ее под локоть и потащил за собой к гаражу. Машина стояла там, где он ее оставил, колеса были на месте. Колпаки у него украли давным-давно, так что о них можно было не беспокоиться.
   Вытащив ключи из переднего кармана джинсов, Нэш отпер пассажирскую дверцу. Обычно он не открывал дверей перед женщинами, но решил, что при сложившихся обстоятельствах дело того стоит, однако Сара его опередила. Он пожал плечами, обогнул машину, отпер дверцу со своей стороны, занял водительское место и повернул ключ в замке зажигания.
   Мотор завелся, Нэш задним ходом вывел машину со стоянки, развернулся, и они пустились в путь.
   — Тебе повезло: я только вчера установил новый обогреватель, — заметил он, поворачивая рычажок в крайнее положение.
   Сара стащила с головы серую шерстяную шапочку и забросила ее на заднее сиденье.
   — Мне точно повезло: я родилась с серебряной ложкой во рту. — Она сползла пониже на сиденье, откинулась на спинку и, упираясь согнутым коленом в перчаточное отделение, вытащила из кармана пинту бурбона. — Теперь вот все никак не могу выплюнуть эту чертову ложку. — Сара отвинтила крышечку и, запрокинув голову, поднесла бутылку к губам. — А ты кто? Дай-ка я угадаю. Ты мой новый шофер, верно?
   Она еще ниже соскользнула на сиденье, отпила еще один большой глоток, завинтила крышку и сунула бутылку обратно в карман.
   Да, все пошло совсем не так, как он надеялся. Это была не та Сара, о которой мечтал Нэш. Этой крутой дамочке все было нипочем. Она была пьяней вина.
   — Давай-ка я отвезу тебя домой, — предложил Нэш, трогаясь на зеленый свет.
   — Ты сам приглашал на выходные. Вот и вези.
   — Как насчет кофе? Или чего-нибудь поесть?
   — Не хочу. Хочу как следует погудеть.
   — Погудеть? И что тебе для этого нужно? Отбойный молоток? Товарный поезд? Сверхзвуковой самолет, черт бы его драл?
   — Заткнись и крути баранку.
   — Если ты не хочешь возвращаться домой, мы могли бы просто остановиться где-нибудь и снять комнату на пару часов. Ты так накачалась, что все равно не поймешь, где находишься. На пляже или в ночлежке, какая разница?
   — У-у-у, это еще романтичнее, чем я думала!
   — А может, отвезти тебя в клинику для алкашей? Что скажешь насчет небольшого курса детоксикации? Ты в настроении? — предложил Нэш, с трудом сдерживая злость.
   — Крути баранку.
   — Или ты считаешь это за грех — разом потерять столько выпивки?
   Никакого ответа.
   — А как насчет умеренности? Слыхала такое слово?
   Сара ничего не воспринимала. Он говорил с самим собой.
   Они выехали на шоссе, идущее в восточном направлении, обогнули вытянутую оконечность озера Мичиган. По дороге Сара потребовала остановиться: ей понадобилось в туалет. Нэш велел ей забыть об этом, пояснив, что ему еще не надоело жить.
   Когда они пересекли границу штата Мичиган, остановиться пришлось дважды: один раз, чтобы сходить в туалет и заправить бак бензином, а потом — купить еще пинту виски. И куда это воздушное существо девает всю эту выпивку? Должно быть, печень у нее величиной с Калифорнию.
   Когда-то давным-давно Нэшу попалась, на глаза любопытная статья о Трумэне Капоте [25]. Однажды прославленный мэтр так напился, что его пришлось “слить с самолета”. Эти слова поразили Нэша своей образностью. Он прямо-таки видел, как это происходит. Теперь, пятнадцать лет спустя, он увидел это снова. На этот раз воочию.
   К тому времени, как они добрались до охотничьего домика Харли, Сара достигла жидкого состояния.
   Нэш решил, что с него хватит.
   Он остановил машину, выключил зажигание и уставился через лобовое стекло на деревянный домик. Вокруг на много миль не было другого дома и другой дороги. Не было уличных фонарей, антенн, громоотводов. Ни единого признака присутствия человека. Земля была укрыта нетронутым снегом толщиной в шесть, а то и в десять дюймов. Этот снег не был загрязнен выхлопом, не был затоптан ногами человека. Он лежал толстым слоем на островерхой крыше домика, на поскрипывающих раскачивающихся ветвях огромных сосен, возвышавшихся над ним. Вдалеке, за голыми, безлиственными деревьями, поблескивало ледяной синевой озеро Мичиган.
   Он находился в двухстах милях от канадской границы, в двадцати милях от ближайшего бакалейного магазинчика “С семи до одиннадцати”, в шестидесяти милях от хоть сколько-нибудь заметного населенного пункта. С Сарой Айви.
   И не мог не думать о том, что бесполезно, даже кощунственно привозить сюда женщину, которая слишком пьяна, чтобы оценить окружающую красоту. Потом ему пришла в голову еще одна мысль, — на сей раз более конструктивная. Может, это поможет ему положить конец наваждению. Может, уик-энд, проведенный наедине с Сарой Айви, излечит его раз и навсегда.
   — Пошли, Трумэн. — Нэш тряхнул ее за плечо, пытаясь вывести из пьяного ступора.
   — Не смей меня обзывать! — огрызнулась Сара, слепо шаря рукой по дверце в поисках ручки. Нажав на ручку, она толкнула дверь плечом. Дверца не поддалась. Нэш перегнулся через нее и дернул ручку вверх.
   — Действует безотказно — по опыту знаю. Сара опять толкнула дверь плечом и вывалилась наружу, прямо на снег. Нэш вздохнул, вылез из машины со своей стороны, захлопнул дверцу, обогнул радиатор, чтобы ей помочь. Она стояла на четвереньках, утопая в снегу локтями и коленями, полы пальто разметались по снегу, полупустая бутылка бурбона торчала из сугроба.
   Нэш наклонился и схватил ее за руку. Сара упрямо дернулась, и он отпустил ее. Она попыталась встать самостоятельно. Сначала поднялась ее попка, потом — постепенно — и все остальное. Наконец она выпрямилась, раскачиваясь, и победоносно посмотрела на него.
   Ее пальто опять было расстегнуто. Снег комками налип на черные рейтузы, на коленях образовались здоровенные нашлепки. Ее туфли — дурацкие лакированные туфельки — зачерпнули снег полным бортом, щиколотки стали ярко-красными от мороза. И только теперь Нэш сообразил, что ее розовое одеяние подозрительно напоминает пижамную блузу.
   Он и сам не знал, откуда взялся смех. Для него это стало полной неожиданностью. Нэш был уверен, что давно уже утратил способность вот так запросто, от души рассмеяться, но тем не менее рассмеялся. Он смеялся, пока в боку не закололо, но это была легкая, приятная боль.
   Он все еще смеялся, когда снежок угодил ему прямо в лицо. У него перехватило дух, он проглотил снег, закашлялся, поперхнулся… схватил горсть снега и бросил его в Сару. Потом Нэш сделал шаг, зацепился за скрытый под снегом корень сосны, выступающий над землей, и опрокинулся навзничь. В него полетел град снежков.
   — Не смейся надо мной! — закричала Сара. — Не смей надо мной смеяться!
   Нэш никак не мог остановиться.
   — Прекрати!
   Она наклонилась, сгребла две пригоршни снега и швырнула ему в лицо. Нэш решил, что с него хватит.
   Он поднялся на ноги и без дальнейших колебаний бросился на нее, пока она не успела перевооружиться. Он повалил ее на снег и прижал к земле всем телом — коленями, бедрами, грудью.
   Сара схватила еще одну горсть снега и запустила в него. Он покачал головой, вытер запорошенные снегом глаза, потом схватил ее за обе руки и завел их ей за голову, прижимая к земле. Приподнявшись над ней, Нэш оглядел ее одеяние до того места, где их тела все еще соприкасались.
   — Что это на тебе? Пижама?
   Тающий снег падал с его волос прямо на ее лицо.
   Сара смотрела на него с вызовом.
   — Желтые журналисты едят снег? Нэш снова засмеялся:
   — Моя любимая еда.
   Она заморгала, оглядела себя, и в ее лице проступило удивление — до нее как будто только теперь дошло, что на ней надето.
   — Да. Я в этом сплю.
   — Я так и думал.
   Они оба к этому времени дышали, коротко и часто, их дыхание смешивалось, образуя двойное облачко пара. Это было настоящее безумие.
   Нэш почувствовал, что замерзает. Неужели ей не холодно? Но в полнолуние многие сходят с ума…
   — Ты совершенно ненормальная.
   Очень медленно он опустил голову, отпустил ее руки, уперся в землю локтями по обе стороны от ее лица. Его губы коснулись ее губ.
   Ледяные.
   Холодные, как снег.
   Нос у нее тоже был холодный.
   А язык теплый.
   Нэш почувствовал, как ее руки обнимают его. Они обхватили его плечи, пальцы надавили сквозь куртку. Он провел губами по ее губам, втянул их к себе в рот. Втянул ее язык.
   Он был так возбужден, что ему стало больно. Эта сладкая боль распирала его изнутри, и он жаждал излить ее в Сару. Она застонала и принялась дергать его куртку. Он попытался подсунуть ладонь ей под спину, чтобы привлечь ближе к себе. Его пальцы встретили холодный снег.
   На минуту он забыл, где находится, забыл, что они лежат на снегу перед домом, забыл о снеге, забившемся под рубашку, в ботинки, в джинсы…
   Нэш отпустил ее, поднялся на ноги и начал стряхивать снег с одежды. Оглянувшись на Сару, он увидел, что она все еще лежит на том же месте и наблюдает за ним. Щеки у нее раскраснелись, губы рдели, даже кончик носа стал красным.
   — Вставай. Пошли в дом.
   Все его тело болезненно пульсировало желанием. Он не хотел, чтобы у него было время на раздумья.
   А Сара как будто даже не замечала, как он мучается. Она не тронулась с места.
   — Я буду летать как ангел, — сказала она.
   — Что? — Нэш оттянул пояс джинсов, чтобы хоть немного облегчить свое положение.
   — Ангел.
   Сара принялась размахивать руками и ногами словно крыльями, потом остановилась, села на снегу и заглянула себе за спину. Явно не удовлетворенная, они снова легла и забила руками и ногами.
   — Давай, — сказала она, задыхаясь. — Ты тоже будешь ангелом.
   — Черта с два.
   — Ну давай! А то я не пойду в дом.
   Боже милосердный!
   Он вытянулся на земле рядом с ней. В голове мелькнула мысль, что с его проблемой лучше было бы лечь ничком, но он лег на спину и, подражая ей, начал взмахивать руками и ногами. Снег щипал его и без того замерзшие запястья и щиколотки, а над головами у них, грозно скрипя, раскачивались стволы гигантских сосен.

16

   Взбираясь по ступеням крыльца, Сара дважды споткнулась, но как будто и не заметила этого. Когда подъем был взят, Нэш прислонил ее к стене, вытащил из кармана ключи, отпер дверь и, обхватив Сару за плечи, ввел ее внутрь. Закрыв дверь, он включил свет. Выпустив наконец Сару из объятий, он первым делом включил отопление и тяжело опустился на кедровую скамью под обогревателем.
   Нэш закрыл глаза и прислонился головой к стене. У него под ногами в подвале загудела печь. Сара совершенно его измучила, лишила последних сил.
   До него донеслись ее шаги.
   — Ванная вон там, — сонно проговорил он, не открывая глаз, и мотнул головой.
   Ее опьянение нарушало все его планы на этот долгожданный уик-энд. Правильнее всего сейчас было бы сесть за руль и отвезти ее обратно.
   Нэш задремал, но вдруг почувствовал чье-то прикосновение. Открыв глаза, он увидел, что Сара опустилась на колени между его ног и проводит руками вверх-вниз по его бедрам. Он чувствовал прикосновение ее рук сквозь ткань джинсов, и эти руки были холодны.
   Ему самому было холодно. И ей, конечно, тоже, хотя Сара этого, похоже, не сознавала, — ведь ее кровь уже приобрела крепость не меньше сорока градусов, — и он опасался, что понадобится нечто большее, чем секс, чтобы ее согреть.
   Нэш и злился, и тревожился за нее. Он поднялся на ноги, увлекая ее за собой. Сара уцепилась за его талию и запрокинула лицо, словно ожидала поцелуя. Такого приглашения он пропустить не мог. Обняв ее обеими руками, Нэш наклонился и коснулся губами ее холодных губ.
   Сара прислонилась к нему, просунула руки под куртку, и холод пробрался туда вместе с ней. Он подхватил ее под ягодицы и оторвал от пола, поднял, прижимая к себе. Ее губы раскрылись под его натиском, его язык преодолел преграду зубов.
   Ее лицо было холодно, как лед.
   Нэшу очень не хотелось прерывать поцелуй, но он осторожно отодвинулся, продолжая поддерживать Сару так, чтобы ее бедра оставались прижатыми к его паху.
   — Давай-ка поставим тебя под горячий душ. В ванной он включил настенный обогреватель, тотчас же начавший излучать тепло. Сара подошла к обогревателю и протянула к нему руки:
   — Как чудесно!
   Потом она повернулась к Нэшу, провела ладонями по его груди. Его пульс участился, он просунул руки под пижамную блузу и зацепил пальцами эластичный пояс черных рейтуз. Его пальцы скользнули по ее коже, пока он стягивал рейтузы вниз по ее бедрам.
   На ней не было белья.
   Нэш застонал, закрыл глаза и снова открыл.
   Сара пристально смотрела на него:
   — Потрогай меня.
   Он заставил ее попятиться, пока она не уперлась спиной в стену, просунул колено между ее ног и приподнял ее над полом. Она ахнула и ухватилась за его плечи, чтобы не потерять равновесия. Ее веки затрепетали и опустились, но тут же снова поднялись. На шее у нее заметно билась жилка.
   Свет лампочки, горевшей под потолком, упал ей на лицо, оттеняя густые черные ресницы. Темные круги под глазами стали еще более заметными, а сами глаза напоминали озера — огромные серые озера, затуманенные страстью.
   Нэш помедлил.
   Она повернула голову, вопросительно заглянула ему в лицо, и тут он заметил синяк у нее на подбородке.
   — Откуда это у тебя? — спросил он, проводя пальцем по темному пятну.
   Сара отвела взгляд. Она подняла руку к лицу, потрогала синяк. Ее пальцы дрожали, и голос дрогнул, когда она ответила:
   — Я была пьяна.
   Но эти слова как будто заставили ее опомниться, протрезветь, вернуться в реальный мир. Нэш чувствовал, что увязает все глубже. Ему совершенно не хотелось принимать близко к сердцу ее проблемы, у него не было ни малейшего желания задуматься над тем, что она с собой творит. Но он ничего не мог с собой поделать. Сара была ему небезразлична. И он не мог остановить себя, не мог просто сделать вид, будто ничего не замечает.