Тереза ВЕЙР
ЛИКИ ЗЛА

Глава 1

   Под лезвием плуга земля распадалась двумя иссиня-черными полосами, и из раскрытой почвы поднималась волна тепла.
   Допотопный трактор, дребезжа и раскачиваясь, то упирался в землю с напряжением старой измученной клячи, то опять шел вперед, и каждый новый его рывок отдавался почти нестерпимой болью в голове Натана Сенатры.
   Работа не была бы для него сейчас таким адом, если бы накануне вечером он не пошел в салун и не надрался там до чертиков, что, впрочем, было для него довольно необычно. Он не относился к разряду горьких пьяниц или даже просто любителей выпить. Но прошлым вечером тоска и одиночество вдруг стали так невыносимы, что он не нашел ничего лучше, чем отправиться в ближайший паб лечить свою душевную боль при помощи виски.
   И не то чтобы он не знал другого способа. Можно было бы пойти в игорный зал или, на худой конец, на дискотеку — не танцевать, конечно, а так, просто посмотреть на людей, чтобы отвлечься от тоски. Тогда не пришлось бы пить так много, — по крайней мере, не до такой степени, чтобы потом не помнить, что с ним происходило и как он добрался домой. Но так или иначе дело было сделано, и сейчас он не мог восстановить в памяти почти десять часов своей жизни. В поисках лекарства от душевной боли он нашел больше, чем искал, — он обрел полное забвение.
   Резко кольнуло в пояснице, Натан поморщился и выпрямил спину.
   “Вот дрянь”, — подумал он. Тридцатидвухлетний мужчина чувствовал сейчас себя дряхлым стариком.
   Площадь его поля составляла всего пятьдесят акров — что, по понятиям штата Айова, не так уж много — но если у тебя не трактор, а развалюха, не годная даже на металлолом, которая с трудом тащит плуг всего с одним лемехом, то и дело грозя перевернуться и угробить своего водителя, то работа, с которой другой управился бы за один вечер, превращается в двухдневную пытку.
   Этот маленький старый трактор, который Натан про себя честил и в хвост и в гриву то убийцей, то “брыкучим мустангом”, то еще какой-нибудь чертовщиной, был частью того немногого, что бывшая жена Натана оставила ему после развода. “Должно быть, не без умысла”, — подумал он и усмехнулся.
   748-я модель фирмы “Томсон” со слишком маленькими передними колесами и слишком высоко расположенным центром тяжести выпускалась только полгода. За это время несколько таких тракторов успели перевернуться и задавить своих владельцев насмерть. Тогда фирма пересмотрела проект и начала с нуля, но еще через год признала свое поражение и закрылась.
   Вот и ему, наверно, тоже пора перестать переливать из пустого в порожнее и поискать себе более прибыльное занятие. Например, устроиться на работу в городе.
   Так-то оно так, но что-то все-таки его не отпускало отсюда.
   Было время, когда работа на земле, возня с лошадьми, с телятами были для него всем. Но теперь эти занятия начали тяготить его.
   Трудно быть в хорошем расположении духа, если то, что ты любишь, находится под угрозой, а тебе вдобавок приходится заниматься тем, что ты ненавидишь.
   Дело даже не в том, что не сбылись его мечты о счастливой и спокойной семейной жизни, а в том, что чем дальше, тем больше он становился изгоем и белой вороной среди своих же собратьев — местных фермеров. “Собратьев”, — с иронией подумал он и снова горько усмехнулся.
   За глаза они давно уже называли его сумасшедшим — за то, что между клиньями возделанной земли он оставлял нетронутые полосы, где бы могла найти убежище дикая жизнь, и специально сажал там деревья, вместо того чтобы безжалостно их выкорчевывать, освобождая площадь для посевов.
   Может быть, они и правы, может быть, он действительно сумасшедший. Он сам чувствовал, что похож на героя, вышедшего на битву с деревянным мечом в руках. Смешно, конечно. Что он может сделать один? Опустошение края идет продуманно и планомерно. Кто он такой, чтобы остановить это бедствие?!
   Начался подъем. Натан притормозил и порылся в левом кармане старых джинсов. Он достал картонную коробку с таблетками аспирина, почти развалившуюся, высыпал таблетки на грязную ладонь и быстро закинул их в рот. Потом он достал из-за сиденья термос, но по весу догадался, что тот пуст.
   — Дерьмо, — выругался он вслух и запихнул термос на место.
   Тогда он достал из кармана рубашки несколько семян подсолнечника и разжевал их вместе с таблетками — так горечь лекарства чувствовалась меньше.
   По левую руку от него сейчас находилась земля, некогда его собственная, но после развода доставшаяся его бывшей супруге. Всякий раз, когда он глядел на эту землю — а случалось это несколько раз в день, — ему становилось не по себе. Эта женщина не только сумела присвоить себе то, что на протяжении поколений принадлежало его семье, она сумела в одночасье опустошить эту землю, уничтожить все, что создавалось там трудом поколений и его собственным трудом. Уничтожить его мечту.
   Гадюка приказала выкорчевать все деревья, запахать посадки подсолнечника и снести старый двухэтажный дом, в котором Натан родился и рос. На месте снесенного дома она поставила жилой автоприцеп. И все это из одной только чистой злобы, потому что это она была истцом, а он — всего лишь навсего ответчиком.
   Натан посмотрел направо, где за прудом и пастбищем виднелся домик арендатора, ставший теперь его обиталищем. Там жилось не так уж плохо во время жарких летних месяцев, но было совершенно невыносимо холодно зимой. Там стояла только печь с длинным коленчатым дымоходом, которая топилась дровами, и с помощью этой печи зимой дом никак не удавалось толком прогреть.
   Натан смотрел туда, ожидая, пока пройдет головная боль. Вдруг на грунтовой дороге, ведущей к его новой усадьбе, появился автомобиль. Небольшой, белый, относительно новый, иностранный автомобиль. Кто бы это мог быть? Наверно, налоговый инспектор или какой-нибудь коммивояжер, но сейчас ему не хотелось вообще никого видеть, а уж тем более налогового инспектора.
   Натан включил сцепление, прибавил оборотов, и его трактор медленно двинулся вперед.
   Через пятнадцать минут он достиг края своего поля, заученно поднял лемех плуга, развернул трактор, опустил плуг и направился в обратную сторону.
   На противоположном краю невспаханного поля показалась фигура женщины. Испугавшись, что, видно, до конца не протрезвел еще после вчерашнего, Натан потер глаза кулаком. Она была еще далеко от него, фигура ее слегка плыла в волнах нагретого воздуха, поднимавшегося от земли. По ветру развевались ее длинные волосы цвета спелой пшеницы.
   Он остановил трактор и выключил мотор. Ожидая, когда она подойдет к нему, Натан почувствовал, как онемели от постоянной вибрации трактора руки, все еще сжимающие руль. Он облизнул пересохшие губы и ощутил на них горький вкус пыли.
   Приблизившись, молодая женщина посмотрела на него снизу вверх, прикрыв глаза от солнца ладонью. Одета она была в домашний джемпер персикового цвета и длинную юбку из какой-то тонкой материи, которая под ветром лепилась к ее ногам, очерчивая бедра. На ногах у нее были туфли из коричневой кожи, по виду совсем новые, но уже сильно испачканные. Конечно, по полям бегать — это тебе не по асфальту. Иными словами, весь вид ее словно говорил ему: “Эта ягодка не твоего поля”.
   — Не скажете, где я могу найти Натана Сенатру? — обратилась к нему незнакомка, стараясь перекричать ветер, свистевший на открытом месте.
   Натан сразу почувствовал в ее голосе нездешнюю городскую интонацию. Интонацию культурного человека. Такого, который специально учился вот так разговаривать, которого учили хорошим манерам.
   Взявшись одной рукой за руль, другой — за спинку сиденья, он поднялся с места и спрыгнул с трактора, забыв про больную голову. Когда его подошвы стукнулись о землю, боль мгновенно резким ударом отдалась в затылке. Пару секунд он стоял зажмурившись.
   Ветер забрался под его клетчатую фланелевую рубашку и приятно похолодил разгоряченную спину. Натан двумя пальцами подтянул свои сползающие рабочие штаны, в то время как незнакомка, ожидая от него ответа на свой вопрос, с каким-то странным выражением, словно зачарованная его видом, следила за его действиями.
   Оттягивая время, чтобы точнее оценить ситуацию, Натан снял кепку, вытер лоб рукавом, потом снова надел кепку, потом потер пальцем подбородок, вспомнив, что не брился уже три дня.
   — Так вам нужен Натан Сенатра? — спросил он. Девушка молча кивнула.
   Он мгновенно уловил исходящий от нее свежий запах туалетного мыла, или шампуня, или чего-то там еще в таком роде — легкий и тонкий запах чистоты. Он еще раз с удивлением взглянул на ее волосы, подумав, как не вяжется ее облик с прозаическим пейзажем его фермы, и только тогда заметил, что в руках незнакомка сжимает кожаную папку наподобие тех, в которых судейские обычно носят свои бумаги.
   Натан поморщился. Вот уж некстати. Что еще за сюрприз заготовила для него Мэри-Джейн, его “бывшая”?
   — Натан Сенатра, — кивнула незнакомка. — Вы его знаете?
   — Да как не знать.
   Он подумал еще немного или просто притворился, что задумался. Потом, нарочито растягивая слова на манер того, как, по представлениям городских, это делает деревенская беднота в глухой сельской местности, сказал:
   — Давне-е-енько его не видел.
   Его собеседница нахмурилась и закусила нижнюю губу.
   — Но если я его вдруг повстречаю, что-нибудь передать ему, мэм? — спросил он все в той же манере и мысленно похвалил себя за сообразительность. Похмелье похмельем, но котелок у него пока варил что надо.
   — Тогда, пожалуйста, передайте ему, что его ферма включена в федеральную программу изучения условий содержания сельскохозяйственных животных.
   От неожиданности он поперхнулся.
   — Моя ферма что?! — воскликнул он, тут же забыв про свой деланый “деревенский” акцент и начисто потеряв всякое желание прикидываться кем-то другим.
   — Вижу, вы и есть мистер Сенатра, — мягко сказала незнакомка и продолжила: — Мы наблюдаем за коровами с целью определить, в насколько удовлетворительных условиях они содержатся.
   “Черт меня возьми”, — подумал он.
   Сейчас ему было жизненно важно как можно быстрее сообразить, чем вся эта бодяга может для него обернуться, но новое умственное усилие оказалось непомерным для его больной головы. Мозг отказывался работать. Только одно желание было сейчас актуальным — избавиться от боли любым способом, хоть повеситься.
   Его собеседница между тем раскрыла свою папку и перелистала бумаги.
   — Вашу ферму включили в эту программу по рекомендации мистера Нельсона из городского банка Елизаветы, — сообщила она.
   Ах вот оно что, Нельсон из кредитного отдела банка! Видимо, тем фермам, за которыми ведется наблюдение, федеральное правительство платит какие-то деньги и идиот Нельсон, зная, что Натан сейчас в сложном положении, хотел таким образом оказать ему услугу, но на самом деле подложил хорошую свинью.
   Ведь этому с виду безобидному созданию, которое сейчас стояло перед ним, достаточно было только черкнуть пару соответствующих строчек в своем блокноте, чтобы санитарная инспекция штата навсегда запретила ему держать скот. Опять кто-то, выглядящий, словно не может самостоятельно стряхнуть мочу с ботинка, держал в руках его судьбу.
   “Надо избавиться от этой девицы, и как можно скорее, — подумал он. — Надо чем-то обидеть ее, и так, чтобы она со всех ног побежала отсюда прочь”.
   — Меня зовут Ларк. Ларк Леопольд, — представилась она и протянула ему руку.
   Он посмотрел на ее протянутую ладонь и скрестил руки на груди.
   — Ларк, — повторила она и подождала еще пару секунд.
   — Ах, Ларк — то есть жаворонок. Это что, у вас такой сценический псевдоним? — вдруг спросил он и увидел, как изменилось прежде такое приветливое выражение ее лица — на нем были теперь написаны растерянность и обида. — Или, может, это надо понимать в том смысле, что вы, словно птичка, вечно веселитесь и порхаете, не заботясь о последствиях?
   От неожиданности Ларк потеряла дар речи. Некоторое время она все еще держала свою руку протянутой к нему, потом опустила, медленно и безвольно. Какая чудовищная, ничем не оправданная грубость! Но, оказывается, он еще не все ей сказал.
   — Федеральному правительству во все надо сунуть нос, — продолжил он. — А дальше они станут указывать, с кем и когда мне спать.
   — Вы не так поняли, — пробормотала она, чувствуя, как покраснели ее щеки. — Это всего только научное исследование, сэр, никто и не думал вас проверять.
   — Как бы это там у вас ни называлось, — ответил он, — я все равно не потерплю здесь никаких ищеек. Никто не смеет совать нос в мои дела. Особенно такой, как ваш, мэм.
   Натан с головы до ног окинул ее недовольным взглядом. В ее облике все — аккуратная одежда, дорогие туфли, ухоженные волосы — лишний раз напоминало ему о городе и тем самым еще больше усиливало неприязнь к чужому и наверняка опасному человеку.
   Чего она совсем не ожидала — так это натолкнуться на такой откровенно враждебный прием, — ведь ей объяснили, что все, кому была предложена программа, добровольно согласились на участие в ней. Растерянность Ларк была тем больше, что этот парень — до того, как открыл свой рот, — успел ей понравиться. Одет он был, конечно, бог знает во что и то и дело подтягивал сползающие, непомерно широкие брезентовые рабочие штаны, но фигура его была вся такая ладная, мускулистая, и двигался он, когда прыгал с трактора на землю и шел ей навстречу, легко и точно. Она поймала себя на мысли, что любуется им.
   Лицо у парня тоже было заметное, хотя дизельная копоть и трехдневная щетина на щеках никого не украшают, но прямой нос “классической” формы и крепкий подбородок сразу выдавали энергичный, своенравный характер. Уголки его губ кривились вызывающей иронией, а прямой и пристальный взгляд голубых умных глаз буравил ее и, казалось, вполне мог пробраться в самый дальний уголок ее души.
   В общем, он производил странное впечатление: фермер, загрубевший от тяжелой жизни, трудной работы, и одновременно тонкая, чувственная натура. “И почему только эти симпатяги всегда такие грубияны”, — едва успела подумать она, как он огорошил ее очередным вопросом:
   — А позвольте узнать, какая у вас специальность, если не секрет? Вы изучали поведение животных?
   “Да, именно так, — захотелось ответить ей. — И сейчас передо мной — самый лучший пример скотского поведения”.
   — Или, может быть, вы дипломированный животновод? Или ветеринар? — Он презрительно фыркнул: — А, понял — вы так просто, никто, ни рыба ни мясо! Или я не прав?
   — Условия программы оговаривают, что работники, задействованные в ней, должны прежде всего обладать наблюдательностью. И я уже сделала кое-какие наблюдения в связи с вами, но пока оставим это. Если вам действительно интересно, то последние несколько лет я работаю на частную исследовательскую фирму.
   Судя по настроению этого типа, сейчас не следует упоминать о том, что ее работодателем на самом деле является ее собственный отец.
   — Ах вот как, — понимающе кивнул он. — Вы конторский работник — специалист по перекладыванию бумажек на столе! Люди, которые просиживают всю жизнь в конторах, — продолжил он, не делая паузы и не позволяя ей вставить и слова, — в конце концов теряют чувство реальности и начинают гнить заживо.
   Она обеими руками крепко прижала свою кожаную папку к животу.
   — Ну, и вам потребовалось развеяться, съездить куда-нибудь поглазеть на аборигенов. Понимаю. — Представитель неизвестно чем обиженных аборигенов не собирался останавливаться на достигнутом.
   Ее надежда, что он вот-вот иссякнет, по-видимому, было тщетной, парень только-только входил в раж.
   — Как же вы рассчитываете составить это ваше “небольшое исследование” — и заодно интересно провести летний отпуск, — если вы ничего не смыслите в нашем деле? Это моя жизнь! — Он хлопнул себя по груди растопыренной пятерней. — Моя! Убирайтесь прочь с моей земли! — угрожающе произнес он, ткнув в ее сторону указательным пальцем. — И не смейте даже приближаться к моему скоту.
   Не дожидаясь, пока он применит силу, Ларк развернулась и, прижимая к себе папку, быстро пошла прочь. Она знала, что он будет провожать ее взглядом, и поэтому хотела удалиться с достоинством, но в такой грязи это было не так-то просто. Ларк поскользнулась, и ей пришлось, балансируя, долго прыгать на одной ноге, пока наконец не удалось подцепить потерянную туфлю. В этот момент она заметила, что у нее дрожат руки.
   Что за отвратительный тип! Или они все здесь такие? Может быть, здесь, на природе, они все потихоньку превращаются в неандертальцев?
   Хуже всего было то, что он оказался прав — она действительно с трудом отличала корову от кошки, а вымя от хвоста. Рога от копыт. Титьку от тятьки. И она действительно думала, что все это будет легко и приятно, вроде экскурсии во время летних каникул. А что в этом плохого? За стенами родительского дома было хорошо и надежно, с родителями ее связывали самые теплые отношения, но надо же было хоть однажды, хоть ненадолго покинуть родное гнездо, под защитой которого она провела так много — слишком много — времени.
   Безвыездно сидя дома, Ларк действительно потеряла счет дням, неделям, месяцам, пока однажды не вспомнила, что ей уже перевалило за тридцать, а она все еще живет с родителями. Тогда она быстро смирилась с мыслью, что ей уже все поздно и что уже не стоит никуда стремиться, или что-то менять, или пытаться найти в этом мире что-то другое, отличное от того, что у нее уже и так есть. И уж совсем не ожидала повстречать нечто вроде этого Натана Сенатры.
   По крайней мере она проявила чуточку самообладания, чего не скажешь о нем, и смогла удержаться от того, чтобы не запустить ему в лицо комком грязи. Как говорится, око за око, зуб за зуб, грязь за грязь.
   Когда Ларк добралась до пастбища, где паслись все те же коровы, которых она уже видела, когда шла сюда, она оглянулась через плечо. Трактора уже не было видно — он скрылся за бугром, до нее доносился только шум мотора. Над кромкой холма поднималось облачко выхлопного дыма.
   “В любом случае, — раздраженно подумала Ларк, стараясь убедить себя в том, что ее упрямство никак не связано с той грубостью, на которую она здесь неожиданно для себя натолкнулась, — никто не снимал с меня моих обязанностей. Раз я потратила время на то, чтобы добраться до этой проклятой фермы, то я все равно буду делать свою работу”.
   Прежде чем она смогла попасть на пастбище, ей довольно долго пришлось искать проход в изгороди из нескольких рядов колючей проволоки, прикрепленных к столбам. Калитка представляла собой грубо сколоченную деревянную раму, густо опутанную колючей проволокой, непонятно как закрепленную. К своему глубокому неудовольствию, Ларк, как ни старалась, так и не смогла ее открыть. “Черт бы его побрал, этого человека на тракторе, — подумала она, — разве нельзя было сделать нормальной калитки — на петлях и со щеколдой!” Теперь у нее было три пути — прыгать через забор, лезть под ним или попытаться пробраться сквозь него, раздвинув проволоку руками. Ларк выбрала третий путь. Пролезая между рядов колючки, она про себя заметила, что слово “фермер” отныне перестало для нее ассоциироваться с кудрявыми барашками на изумрудно-зеленых лужайках. Теперь оно словно отдавало желчью, отравой и болью в животе.
   Конечно, она была далека от того, чтобы ждать, что настоящие фермеры будут выглядеть так, как их изображают в пасторальных телешоу, и что повсюду, куда она ни заедет, они будут встречать ее простодушной белозубой улыбкой, крепким пожатием мозолистой руки и традиционным вежливым “хау-ду-ю-ду, мэм”. Но этот Сенатра! Он даже на фермера не похож, вообще ни на какого, даже на самого плохого — а скорее на бродягу. Этакое злобное перекати-поле. Отвратительный монстр. Может быть, даже вампир. А что, здесь можно и не такое встретить. Одно слово — глушь.
   “Вот тебе и сельские забавы, — с горьким сарказмом подумала она. — Вот тебе и патриархальные одежды, жилистые руки, сжимающие вилы и грабли, строгая, словно палка, жена, чьи волосы расчесаны на прямой пробор! Есть ли у такого жена? Если да, то ей жаль бедную женщину”.
   Проволочные колючки зацепились за свитер на спине, за подол юбки и не отпускали. Бормоча сквозь зубы проклятия, Ларк наклонилась ниже и, освободив спину, протиснулась внутрь, разрывая подол юбки. Нет, ну надо же, в двадцатом веке, в Америке и — словно заключенный, бежавший из нацистского концлагеря. Кошмар!
   Волоча разорванный подол по земле и набрав полные туфли грязи, Ларк направилась к стаду, которое мирно паслось рядом с прудом. Коровы все как одна повернули головы в ее сторону и некоторое время рассматривали ее своими большими, несколько навыкате глазами с длинными ресницами. Наконец, почуяв, что она не собирается причинить им вреда, снова принялись жевать траву. А телята — телята были просто очаровательны! Они прыгали и скакали вокруг так, словно у них в ногах были пружинки, словно они были переполнены радостью и жизнелюбием настолько, что не могли себя сдержать.
   Очарованная этим зрелищем, Ларк забыла, зачем пришла сюда, забыла даже о недавней неприятной встрече с мистером Фермером.
   Из кустов возле пруда доносилось щебетание птиц, в траве, присаживаясь то и дело на цветки одуванчика, гудели шмели и пчелы. Солнце выглянуло из-за облака и стало пригревать, нагоняя на нее дрему. На секунду откуда-то вдруг потянуло густым запахом торфа, как с грядок в парнике.
   “Да, здесь настоящий рай, — подумала она. — Почти что рай”.
   Посреди пруда плеснула рыба. От этого места круги по поверхности воды побежали до самого берега, а там, у берега, что-то было — в воде виднелось что-то темное.
   Напрягая зрение, Ларк подошла поближе. Теперь было видно что-то синее, довольно большое, но все равно совершенно непонятное. Приглядевшись, Ларк увидела мокрую траву, колышущуюся на волнах. А вот рядом сквозь слой воды просвечивает еще что-то, похожее на человеческую руку.. Это не трава, это волны… Ларк испустила душераздирающий крик. Ноги у нее подкосились, и, зацепившись каблуком за кочку, взмахнув от неожиданности руками, она шлепнулась на землю, не в силах оторвать взгляд от того, что лежало на мелком месте у берега пруда.
   Стадо, испуганное ее криком, мыча и мотая головами, снялось с места и медленно направилось прочь, убыстряя свой ход тем больше, чем больше от нее удалялось.
   Череда страшных, невесть откуда взявшихся образов пронеслась у нее в голове бешеным колесом, сменяя друг друга так быстро, что у нее просто не было никакой возможности осознать, что же, собственно, она думает — настолько все это было страшно. Вдруг ее мысли так же внезапно замерли. Все вдруг стало ясно и очевидно. Перед ней там, в воде, было мертвое тело, труп.
   Боже мой, стоило ей только покинуть надежные стены, все сразу пошло наперекосяк. Не то чтобы ее преследовали неудачи, просто все, ну абсолютно все оказывалось не таким, как она себе представляла. Разве кто-нибудь ее предупредил, что жизнь бывает так ужасна?
   Разве хоть что-нибудь предвещало, что она будет сидеть в нелепой позе, уставившись на мертвое тело! Там, совсем близко, в воде пруда.
   Она, не отворачиваясь, смотрела туда, и ее разум отказывался верить ее глазам, пока наконец за ее спиной не послышался шелест травы.
   Она снова закричала, вскочила на ноги и обернулась.
   Ниже кромки холма показался Натан Сенатра. По высокой траве пастбища он широкими шагами направлялся в ее сторону, и на его лице было еще более суровое и решительное выражение, чем при их первой встрече. Через несколько минут oн был уже рядом с ней.
   — Мистер Сенатра! — воскликнула Ларк, не вольно протягивая руку в его сторону. — Как хорошо, что вы пришли!
   На этот раз она действительно была рада его видеть. Еще десять минут назад она презирала и ненавидела этого человека, но сейчас и его трех дневная щетина, и эта решительная походка, и суровое выражение лица словно говорили ей о том что перед ней тот, кто привык действовать в сложной ситуации и знает что почем.
   Он остановился в нескольких шагах от нее держа руки в карманах комбинезона и расставив в сторону носки своих огромных грубых башмаков.
   — Кажется, здесь кое-что не совсем в порядке, мистер Сенатра, — сказала она, причем голос у нее был такой тонкий и срывающийся, словно у водолаза, на глубине отравившегося азотом.
   — Я сам это вижу. Какого черта вы распугали мой скот?
   На этот раз он говорил без притворного “деревенского” акцента, и по его выговору можно было узнать уроженца Калифорнии.
   — У меня просто в голове не укладывается, мэм, что нашелся какой-то простофиля, который платит вам за то, что вы делаете. За то, что вы здесь делаете. Вы имеете хоть какое-нибудь понятие, как надо обращаться со скотом? Вы вообще хоть раз в жизни видели корову?
   — Нет. То есть да, — услышала она свой голос словно со стороны.
   Да, видела — по телевизору и еще в учебнике на картинке. Не в силах заставить себя еще раз посмотреть на этот ужасный пруд, она указала направление рукой.
   В его глазах мелькнуло удивление. Он посмотрел туда, куда указывал ее дрожащий палец. Кровь отхлынула от его лица, по мере того как до него начало доходить, что речь здесь идет о гораздо более серьезных вещах, чем несколько испуганных телят.
   — Будь я проклят!
   Скользя по грязи и мокрой траве, он приблизился к кромке воды.
   Ларк отвернулась, сцепив руки на груди, и старалась не пропустить ни одного звука, ни одного всплеска, которые доносились из-за спины. Ей не было нужды смотреть, потому что ее воображение рисовало перед ее мысленным взором картины, не менее страшные, чем те, что она могла увидеть своими глазами.