Виан Борис. Сердцедер

   — Давай, — согласился Ангель. — Грузи.
   Столяр поднял ящик и поставил его в кузов. Они тронулись в путь и немного спустя уже ехали вдоль красной речушки. Ангель остановил машину, вышел и выгрузил ящик, который был не очень большим и не очень тяжелым. Он без труда поднял его, донес до берега и бросил в речку. Деревянный гроб сразу же ушел под воду. Увлекаемое медленным течением, мертвое детское тело скользило по водной глади, как по залитой воском скатерти.
   Каждый раз, как дорога принималась ухабиться, в кузове сшибались деревянные планки.

XV

31 августа

   Комната Жакмора находилась в самом конце отделанного кафелем коридора. Окно выходило на море. Жесткие пряди драконий вились за стеклом в нижней части оконной рамы. Зеленые стебли живописно извивались на фоне водной глади. В не очень высокой квадратной комнате, полностью обитой лакированной сосной, пахло смолой. Длинные еловые и опять-таки пролакированные перекрытия вырисовывали на потолке скелет слегка скошенной крыши, подпираемой по углам грубо вытесанными кривыми подпорками. Меблировка включала в себя низкую кровать лимонного дерева, внушительный письменный стол, обитый красным сафьяном, ему под стать кресло и сборный шкаф, в зеркале которого отражалось окно. Как и во всем доме, пол был выложен кафелем; здесь он набирался из светло-желтых пористых ромбиков, половина из которых пряталась под толстым шерстяным ковром черного цвета. На стенах не было ничего, ни фотографий, ни картин. Низкая дверь вела в ванную.
   Жакмор закончил свой туалет и стал одеваться. Он отказался от профессионального психоаналитического костюма, отдав предпочтение облегающим штанам из мягкой коричневой кожи, пурпурной шелковой рубашке и широкому вельветовому пиджаку как раз под цвет штанов. Он застегнул ремешки пурпурных сандалий и вышел из комнаты. Предстоял поход в деревню и разговор с кюре о воскресном крещении, так что психиатр оделся подобающе: по-простому.
   В коридоре он заметил Клементину, направляющуюся к себе. Первый день, как она встала на ноги и даже совершила прогулку по саду. Закрывая дверь, она махнула ему рукой.
   Он спустился вниз. Ангель еще спал. Не дожидаясь завтрака, Жакмор вышел в сад. Листья диких ариол шелестели от прохладного утреннего ветерка. Земля была суха как асбест. Как и вчера, колодезная вода бурлила, а до костей прозрачное небо не сулило дождя. Жакмор вышел на дорогу, ведущую в деревню. Дорогу, которую привычка укорачивала с каждым днем.
   Чтобы выйти к церкви, колокольня которой едва возвышалась над соседними домами и фермами, пришлось долго идти вдоль красной речки. Он смотрел на обрюзгшую воду и старался не думать о том, что могло скрываться под ее натянутой гладью. При одной мысли об этом его передергивало.
   Дорога повернула, речушка тоже. Постройки, тянувшиеся слева от дороги, скрыли от Жакмора запредельную излучину.
   Еще пятьдесят метров — и вдали показалась церковь, а на красной речке — неподвижная лодка с опущенными веслами. За носовой частью, развернутой к Жакмору в три четверти, шевелилась чья-то неясная тень с размытыми контурами. Жакмор из любопытства подошел поближе.
   Оказавшись на одном уровне с лодкой, он увидел какого-то человека, который цеплялся за борт, стараясь вылезти из воды. Жемчужные капли багряной воды поблескивая стекали по его одежде, оставляя ее совершенно сухой. Над бортом показалась голова. Лодку раскачивало, бросало из стороны в сторону. Наконец появилось лицо, закинутая рука, нога — человек сделал последнее усилие, — тело перевалилось через борт и плюхнулось на дно лодки. Это был довольно пожилой мужчина с распаханно-морщинистым лицом и голубыми заоблачными глазами. Он был гладко выбрит, длинные седые волосы придавали ему благородный и вместе с тем простодушный вид, хотя очертания рта выдавали явную горечь. Жакмору так и не удалось определить, что мужчина сжимал в зубах.
   — Что с вами? — крикнул психиатр.
   Мужчина приподнялся и с трудом сел. Он разжал зубы, выловленный предмет выпал изо рта.
   — Что вы говорите? — спросил он.
   Мужчина согнулся над веслами; лодка направилась к берегу и вскоре причалила. Тут Жакмор отметил, что дно резко уходило вниз, эдакий вертикальный береговой срез.
   — Вам помочь? — предложил Жакмор.
   Сидящий в лодке мужчина был одет в какие-то бесформенные лохмотья из мешковины. Услышав вопрос, он удивленно посмотрел на Жакмора и спросил:
   — Вы нездешний?
   — Нет, — ответил Жакмор.
   — Иначе вы бы со мной так не разговаривали, — сказал мужчина, обращаясь скорее к себе самому.
   — Вы могли утонуть, — сказал Жакмор.
   — Только не в этой воде, — возразил мужчина. — Она постоянно меняется; иногда даже дерево не держит, а бывает, камни остаются на поверхности. Тела же плывут и никогда не тонут.
   — А что с вами стряслось? — спросил Жакмор. — Из лодки вывалились?
   — Да нет, это моя работа, — ответил мужчина. — В воду бросают разную мертвечину для того, чтобы я ловил ее ртом. За это мне платят.
   — Но ведь можно ловить и сетью, — подсказал Жакмор.
   Его словно что-то встревожило; странное ощущение, как будто он разговаривал с инопланетянином. Состояние небезызвестное. Вот именно. Вот именно.
   — Я должен ловить ртом, — сказал мужчина. — Мертвое или гнилое. Поэтому-то и бросают. Часто оставляют гнить, чтобы выбросить потом. А я должен хватать зубами. Чтобы давилось и растекалось во рту. Чтобы размазывалось по лицу.
   — И много вам за это платят? — спросил Жакмор.
   — Мне дают лодку, — ответил мужчина, — а платят стыдом и золотом.
   При слове «стыд» Жакмор отпрянул и рассердился на себя за это невольное движение.
   Мужчина заметил это и улыбнулся.
   — У меня есть дом. Мне дают еду. Мне дают золото. Много золота. Но я не имею права его тратить. Никто мне ничего не продает. У меня есть дом и много золота, а я должен переваривать стыд всей деревни. Они мне платят за то, чтобы я мучился угрызениями совести вместо них. За все то зло и бесчинство, которое они совершают. За все их пороки. За преступления. За ярмарку стариков. За пытки животных. За подмастерьев. И за помои.
   Он на секунду замолк.
   — Вряд ли все это может вас заинтересовать, — добавил он. — Вы же не собираетесь здесь остаться? Возникла долгая пауза.
   — Собираюсь, — промолвил Жакмор. — Я здесь останусь.
   — Тогда вы станете таким же, как и остальные. Точно так же будете жить с чистой совестью и сваливать на меня груз своего стыда. И будете давать мне золото. Но на него ничего мне не продадите.
   — Как вас зовут? — спросил Жакмор.
   — Слява, — ответил мужчина. — Они зовут меня Слява. По названию лодки. Своего имени у меня больше нет.
   — Ну, мы еще увидимся, — сказал Жакмор.
   — Вы станете таким же, как они, — продолжал мужчина. — Вы больше не будете со мной разговаривать. Вы будете мне платить. И бросать свою гниль. И свой стыд.
   — Но почему вы это делаете? — спросил Жакмор.
   Мужчина пожал плечами.
   — До меня здесь был другой, — сказал он.
   — А почему вы его сменили? — упорствовал психиатр.
   — Первый, кому станет стыдно больше, чем мне, займет мое место. В этой деревне всегда так поступали. Они очень верующие. У них — своя мораль. И никаких угрызений. Никогда. Но тот, кто не устоит… Тот, кто взбунтуется…