Ю. П. Любимову было предложено соблюдать установленный порядок работы над спектаклем, однако он высокомерно заявил, что представлять материалы и согласовывать их ни с кем не будет. От делового разговора по доработке материала Ю. П. Любимов в грубой, оскорбительной форме отказался. 15 июля с. г. руководство театра без разрешения Главка провело репетицию с приглашением зрителей, в числе которых были зарубежные дипломаты, представители иностранной прессы, радио и телевидения.
…На последнем обсуждении спектакля 31 октября с. г. Любимов выступил с провокационным заявлением, что, если спектакль не будет принят, он будет вынужден уйти из театра.
Следует отметить, что во время встреч и бесед Ю. П. Любимов вел себя вызывающе, пытался вести разговор в недопустимо оскорбительных тонах.
Работа над композицией о Высоцком, упорство в отстаивании идеологически чуждых моментов, стремление во что бы то ни стало создать шумиху вокруг этой постановки свидетельствуют о том, что Ю. П. Любимов задался целью утвердить себя в общественном мнении, особенно за рубежом, в качестве лидера «альтернативного» театра, некоего «особого направления» в искусстве.
Эта тенденция проявлялась у Ю. П. Любимова и ранее. В свое время (в 1968, 1973, 1975–1979 годах) он настойчиво добивался разрешения на выпуск спектакля «Живой» по пьесе Б. Можаева, в которой в предельно мрачных красках нарисована безотрадная картина послевоенной деревни и на этом фоне показана тяжелая судьба рядового колхозника, бывшего фронтовика, оказавшегося жертвой беззакония и произвола должностных лиц. Об этом в свое время Министерство культуры СССР докладывало ЦК КПСС…
В сложившейся ситуации Министерство культуры СССР поддерживает позицию Главка и считает невозможным показ спектакля по литературной композиции «Владимир Высоцкий» в данной редакции.
Докладывается в порядке информации.
Попытку помочь выпуску спектакля предпринимает Е. Евтушенко – человек отзывчивый, широкий, оказавший множеству людей всякие дружеские услуги.
Ноябрь 1981 г.
Члену Политбюро ЦК КПСС, секретарю ЦК КПСС тов. Черненко К. У.
Дорогой Константин Устинович!
…Если мы боремся с диссидентством ревизионистского или нигилистического типа, то почему надо попустительствовать другому, как бы узаконенному диссидентству догматического типа, прикрывающемуся официальными должностями? Образовалась целая категория людей около искусства, ставящая своей целью запретительство, подозрительность, оскорбительную мелочность, перерастающую в искусственную организацию политических скандалов, которые затем с удовольствием смакуют наши враги за рубежом. Подобная категория монополистов патриотизма вносит в жизнь нашей интеллигенции нервозность, пессимизм, подрывает огромные потенциальные возможности нашего искусства в целом.
Один из примеров такой антиобщественной деятельности – это грубое вмешательство в спектакль Театра на Таганке, посвященный памяти Высоцкого. Спектакль, по сути дела, на данном этапе запрещен, что, кстати, много раз уже было с другими спектаклями этого театра, ныне с огромным успехом идущими на сцене. Такое запрещение является прямым оскорблением памяти Высоцкого, которого любят миллионы людей, и оскорблением его товарищей по театру, желавших построить достойный сценический памятник своему безвременно ушедшему собрату. Обстановка такова, что грозит распадом одного из лучших театров СССР. На обсуждении спектакля с высокой оценкой выступали ученые, космонавты, писатели, искусствоведы.
…Обсуждение спектакля общественностью проходило в атмосфере патриотизма и партийности. Однако профессиональные «искатели блох» наплевали на мнение общественности и, попирая законы ленинской демократии, решили закрыть этот спектакль, создавая тем самым атмосферу для потенциального общественного скандала.
Встает вопрос: до каких пор все это будет продолжаться? До каких пор трусость будет выдаваться за якобы заботу о развитии нашего искусства?
Патриотизм – это не монополия чиновников от искусства, а дело общенародное. Прошу Вас, Константин Устинович, довести содержание этого письма до руководства нашей партии.
В архиве «Таганки» сохранился интересный документ – это письмо на тринадцати страницах, с которым совет Клуба любителей театра Московского инженерно-физического института (МИФИ) обращается ко всем членам клуба. Обращение написано в конце 1981 года, когда, после очередного прогона, спектакль «Владимир Высоцкий» снова был запрещен к показу. Авторы этого коллективного письма призывают студентов и сотрудников МИФИ поддержать спектакль и спасти его от закрытия. Они сравнивают ситуацию с той, которая сложилась в 1928 году, когда общественность выступила в защиту театра В. Мейерхольда, – тогда многочисленные партийные, комсомольские, профсоюзные организации Москвы и других городов направляли в печать резолюции своих собраний, требуя сохранить театр, их печатала газета «Комсомольская правда». В результате ГосТИМ (театр имени В. Э. Мейерхольда) просуществовал до 1938 года. «Так же как нынешние чиновники от искусства с удивлением рассуждают о невежестве тех, кто травил Маяковского, Пастернака и других, а сами в то же время не признают творчества выдающихся современников, так и в будущем новые чиновники будут удивляться насчет теперешних, не замечая очередного будущего гения. <…> История иногда повторяется. <…> Мы считаем невозможным сидеть сложа руки и молча наблюдать, как разрушается один из лучших театров, оказавший такое влияние на нашу театральную современность. Театр Любимова должен жить! Мы предлагаем обратиться с письмом в Центральный Комитет нашей партии, в редакции центральных и московских газет, в Союз писателей, ВТО. Мы обращаемся ко всем комсомольцам, студентам, сотрудникам института, к тем, кто любит и ценит театр, кто верит, что его можно сохранить, с призывом встать на защиту театра, выразить свою поддержку и подписать письмо», – писали авторы обращения.
Но члены ЦК КПСС были значительно «компетентнее» в вопросах искусства, чем артисты, поэты, театральные режиссеры и, тем более, ученые и космонавты.
Ответом был следующий документ:
ЦК КПСС 7 декабря 1981 г.
В соответствии с поручением, вопрос был рассмотрен МГК КПСС, Министерствами культуры СССР и РСФСР. Было признано, что представленная театром композиция в нынешнем виде не может служить основой пьесы и спектакля, так как в ней содержится попытка доказать затравленность художника, его конфликт с советским обществом, которое рисуется извращенно. Личная драма В. Высоцкого выдается в спектакле за драму социальную. В то же время в композиции обойдены те стороны творчества В. Высоцкого, которые нашли признание общественности.
В беседах с Любимовым и другими руководителями театра по данному вопросу, проведенных в Главном управлении культуры Мосгорисполкома, МГК КПСС и Министерстве культуры СССР, было сказано, что в нынешнем виде литературно-музыкальная композиция страдает серьезными идейно-политическими изъянами, имеет неверную направленность и что на этой основе спектакль создавать не следует. Вывод подтверждался конкретными ссылками на литературный материал, представленный театром.
Тов. Любимова Ю. П. принимали министр культуры СССР т. Демичев П. Н., первый заместитель министра культуры СССР т. Барабаш Ю. Я., министр культуры РСФСР т. Мелентьев Ю. С. На этих встречах Ю. П. Любимову терпеливо разъяснялись причины, послужившие основанием для отказа включить спектакль в репертуар.
Однако Ю. Любимов пренебрег высказанными ему соображениями, никаких конструктивных изменений в композицию не внес и, в нарушение установленного порядка, провел публичные репетиции спектакля с участием большого количества зрителей, в том числе иностранцев.
23 ноября в МГК КПСС вновь состоялась беседа с Ю. Любимовым… В беседе опять были рассмотрены вопросы по существу композиции, а также обсуждены факты допущенных руководством театра нарушений порядка выпуска новых спектаклей…
…В Ждановском райкоме КПСС также была проведена беседа первого секретаря РК т. Дикарева П. Е. со всеми коммунистами театра.
В настоящее время МГК КПСС и Главное управление культуры исполкома Моссовета продолжают вести в коллективе театра работу, направленную на создание в нем нормальной творческой обстановки.
Министерство культуры СССР (т. Демичев) и МГК КПСС (т. Роганов), докладывая ЦК КПСС о поведении главного режиссера Театра драмы и комедии в связи с подготовкой спектакля «Владимир Высоцкий» и принятых мерах, сообщили, что они не считают возможным разрешить выпуск спектакля по данной литературной композиции, так как она по своей сути антиобщественна.
Министерству культуры СССР и Отделу культуры ЦК КПСС поручено сообщить авторам о результатах рассмотрения их писем.
Из воспоминаний члена худсовета театра Н. Эйдельмана: «Я припоминаю неслыханно жаркий день, один из самых жарких дней – 25 июля 1981 года. Год смерти Высоцкого. В этот день я попал на «Таганку», на представление спектакля памяти Высоцкого.
Неслыханно жаркий день. Станция “Таганская” закрыта. Мрачный голос объявляет в динамик, что «высадка на станции “Таганская” производится с “Таганской-радиальной”» – то есть далеко. Толпы идут, не понимая, в чем дело. Таганская площадь оцеплена гигантскими шеренгами милиции. Честь – конвой и караул – юбиляру. Четыре или пять этапов контроля для тех, кто идет. Потому что, оказывается, огромное мастерство в подделывании и в создании нужных копий билетных было проявлено в эти дни.
Я долго стоял, наблюдал примерно сходную картину: идет группа ребят – рабочих, студентов… Сначала ребята обходят цепь, ищут слабое звено – прорваться нельзя ли? Быстро понимая, опытным глазом окинув, что сегодня не прорвешься. Ничего. Они, собственно, даже на это не рассчитывали, тут же на площади кто-то достает магнитофон и начинает греметь музыка. И в какой-то момент, ближе к семи часам, площадь представляла собой такой ряд «клумб». Центр, обставленный людьми, вокруг него магнитофоны, исполняющие везде разные мелодии Высоцкого. Мне было неловко. Все-таки, конечно, я не мог не воспользоваться имевшимся у меня билетом. Но когда мы в одиннадцать часов вышли – картина была та же. Стемнело, но было видно: площадь по-прежнему оцеплена. По-прежнему эти десятки, уже сотни клумб. По-прежнему неслось… Причем мне показалось, что некоторые из них так и стояли с семи часов, не меняясь.
А в зале, когда все кончилось, – должен сказать, что я много в жизни был на разных представлениях и собраниях, – такой длинной овации я не слышал никогда. Причем она была достойна Высоцкого. Понимаете, наверное, бывают овации длиннее в мире. Я могу себе представить на каком-нибудь очень популярном ансамбле… Но это связано с истерикой, с выкриками, с какими-то, так сказать, уже пароксизмами эмоций. Здесь – нет.
Здесь были разные люди – от И. Козловского до Марины Влади, от О. Ефремова до шефов театра из… Министерства иностранных дел, допустим.
Овация длилась, по-моему, минут семь. Люди как бы додавали Высоцкому – те люди, которые редко бывали на его концертах. Высоцкому сильно аплодировали, но, как правило, эти люди бывали на его спектаклях и реже бывали на его концертах.
Эффект присутствия был поразительный. Он лишний раз напомнил… Он был в этом зале, и тут нет двух мнений. Эффект отсутствия в особой форме напоминал о вечном и постоянном присутствии».
Вспоминает фотохудожник В. Плотников: “После смерти Высоцкого в Театре на Таганке поставили спектакль памяти Высоцкого. И на приглашениях было написано: «Приглашаю на спектакль. Владимир Высоцкий». Такого спектакля – по мощи, по боли, по энергетике – я не видел ни до, ни после этого. Даже на фотографиях виден этот мощный напор. Во время спектакля голос Высоцкого звучал с магнитофонной пленки, и актеры общались с ним. Мурашки по спине шли… Казалось, что жизнь обратима, что Высоцкий и правда сидит где-то здесь, на балконе… В конце спектакля вся труппа садилась в глубине сцены – как когда-то Высоцкий перед началом «Гамлета»”.
Ю. Любимов: «Помню единственное разрешенное публичное представление «Владимира Высоцкого» в 1981 году. Для того чтобы пройти в театр, нужно было миновать два кордона милиции, имея в руках паспорт и пропуск на спектакль. А я как на грех забыл то и другое…
И было удивительно в этом спектакле то, что казалось, что он здесь. И это ощущали все актеры и зрители, сидящие в зале. Как будто он здесь, среди них. Был его голос, был спектакль, где он играл столько лет, – «Гамлет», была его поэзия, его товарищи, поэтому создавалось впечатление, что он… И слова были хорошие очень в конце гамлетовские, и его стихотворение, где Демидова просила его: «Ты этот вечер нам подари, подари…» – как мать, как Королева и как актриса. И Горацио говорил из «Гамлета»: «Ты здесь? Выходи!», и после этого он начинал петь свою песню «Кони», и весь этот партер пустой на сцене, накрытый чехлом, становился как бы душой всех, которая постепенно начинает вибрировать и улетать вверх. И оставались только сидящие люди у стены, его партнеры, кто с ним играл на сцене, и пустое место между… где он должен сидеть, и гитара».
С. Параджанов, присутствовавший на этом показе, решил в своей обычной экстравагантной манере устроить по этому поводу банкет в ресторане «Баку» с участием таганских актеров во главе с Любимовым. На банкете Параджанов произнес тост, смысл которого сводился к тому, что ВСЕХ убили. Но он не говорил, кто убил. А «всех» – это Шукшина, Высоцкого и почему-то Гагарина.
В январе 1982 года Параджанова снова посадят…
После таганской постановки «Владимир Высоцкий» первый спектакль его памяти был создан на Урале, в Свердловске. Газета «Вечерний Свердловск» в номере от 25 июня 1982 года анонсировала спектакль «Памяти поэта», который должен был пройти три раза в ДК им. Гагарина – по одному спектаклю с 27 по 29 июня. Спектакль был запрещен после первого же представления.
Пройдет 20 лет, и 28 декабря 2001 года Президент России Владимир Путин посетит Театр на Таганке, чтобы увидеть поэтическое представление «Владимир Высоцкий». По словам Ю. Любимова, его не удивило, что Президент выбрал именно этот спектакль: «Его поколение и слушало, и знало Высоцкого. Из советских и российских руководителей Владимир Путин – первый глава государства, который посетил театр и посмотрел спектакль. И вообще, это первый случай в истории «Таганки», когда высшие лица страны приходят в театр не инспектировать, а в качестве зрителей».
На стенах кабинета основателя театра вот уже четыре десятка лет появляются автографы самых знаменитых людей планеты – от Фиделя Кастро и Марчелло Мастроянни до Юрия Гагарина и… Владимира Путина. «Ни времени, ни пространства – один восторг – это ТАГАНКА». Такую надпись в тот день оставил Владимир Путин на знаменитой стене. Посещение этого театра и именно этого спектакля Президент объяснил тем, что он очень любит творчество Высоцкого и его огорчает то, что многие из нынешних молодых людей имеют весьма смутное представление об этом гениальном поэте, актере, ставшем символом целой эпохи.
В. Высоцкий – «Нерв»
Приходит время, когда полный запрет на публикацию произведений Высоцкого становится компрометирующим для властей. Власть осознала, что что-то из наследия поэта должно быть напечатано.
В 1981 году издательство «Современник» выпускает сборник стихов Высоцкого под названием «Нерв». К сожалению, из-за недопустимо низкого качества редактуры текстов, а также из-за тенденциозности и отсутствия критериев отбора произведений выход этой долгожданной книги стал фактом скорее общественной, чем литературной жизни. Главным достижением стало то, что более сотни из ста двадцати девяти включенных в сборник произведений были опубликованы впервые. Стало очевидным, что песни Высоцкого имеют право не только на звучание в магнитофонной записи и на грампластинках, но и на свою литературную судьбу. С «Нерва» начинается эпоха массового чтения (до этого можно было прочесть только в единичных самиздатовских сборниках) произведений Высоцкого, восприятие его творчества приобрело новое качество.
Тираж первого издания был небольшим. Вместо планируемых 55 тысяч выпустили лишь 25. Год спустя «Нерв» переиздали тиражом 50 тысяч. Итого 75 тысяч. Для самой читающей в мире страны такой тираж, мягко говоря, пустяк. Многие переписывали книгу от руки, не только в глухих местах, но и в Москве, в Ленинграде. Книгу можно было купить за валюту в «Березке», за рубежом, но ни часу она не лежала на книжном прилавке. На «черном» рынке были побиты все рекорды: при номинале 1 рубль 40 копеек цена книги доходила до 200 рублей – большие деньги по тому времени. Неудивительно, что такой перепад цен вызвал интерес к книге у преступников. Однажды на грузовик, перевозивший издание, был совершен налет, и несколько тысяч экземпляров попали прямым путем на черный рынок.
В адрес издательства сплошным потоком шли письма с просьбой переиздать «Нерв», толстые и тонкие журналы публикуют на своих страницах стихи из сборника. Сборник будет доиздаваться. Так, в 1988 году «Современник» сделает выпуск – 200 000, в 1989 году еще 50 000, алма-атинское издательство «Онер» – 200 000 и «Чувашкнигиздат» – 50 000 экземпляров.
Работа над первым изданием велась впопыхах, без бережного отношения к текстам. Вкусовые пристрастия составителя соседствовали здесь с соображениями лояльности, приличия, цензурной осторожности. Текстологи, проведя исследование текстов в сборнике путем сопоставления их с рукописями поэта, обнаружили свыше 400 (!) ошибок, опечаток и искажений. Кроме того, составитель сборника – секретарь Союза писателей СССР Р. Рождественский – позволил себе подправить, «улучшить», «облагозвучить» некоторые «несовершенные» места в стихах Высоцкого.
В письмах требовали: «Не прикасайтесь к тексту! Он сказал лучше. Он прав!»;
«Ну как можно было в песне «Черное золото» исправить “вперед и вниз” на “вперед и вглубь”? В стихотворении «Я не люблю» Рождественский вставил свое – “Но если надо, выстрелю в упор…”, а Высоцкий пел – “Я также против выстрелов в упор…”».
Во втором издании, якобы исправленном, ошибок уже значительно меньше, но их немало и там. Б. Хмельницкий: «Нетерпимо редакторское своеволие, проявившееся кое-где при подготовке к печати второго издания сборника «Нерв». В стихотворении «Только – он не вернулся из боя» прекрасная, по-моему, строчка «Нынче вырвалась, будто из плена, весна», имеющая в виду май 45-го, одной лишь зачем-то исправленной буквой и добавлением знака препинания получает иной смысл: «Нынче вырвалось – будто из плена весна». А есть примеры и похлеще, когда редактор вписывает поэту псевдоромантические, затасканные образы… В фильме «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго», где я снимался, звучали баллады Высоцкого. И пелось так: «Краткий век у забав – столько боли вокруг…» Одна только буква заменена при публикации – и мысль оказалась перевернутой с ног на голову: «…сколько воли вокруг…» К тому же еще и две финальные строфы переставлены местами, смещая и путая смысловые акценты.
Грешно гримировать румянами и подмалевывать ясное и открытое лицо поэта».
Ю. Карякин: «Впервые вижу я сейчас его строки напечатанными, впервые слежу их глазами, а на самом деле ведь только слышу их. Все равно они для меня только звучат, звучат только его голосом, и никак иначе. А вижу я сейчас не строчки, а его самого, его лицо, каменеющее, когда он поет, его набрякшую шею с жилами, готовыми разорваться от напряжения, так что и смотреть страшно, и глаз нельзя оторвать: так это мощно, красиво…»
Стихи Высоцкого на бумаге многим тогда показались «неудобными» для чтения. Открыв сборник, читатели слышали знакомые мелодии. Но ведь так бывает с текстами любых, много раз услышанных песен. В числе таких читателей песен Высоцкого с бумажного листа оказался критик и литературовед В. Кожинов: «Я думаю, что люди, которые издали сборник Высоцкого, оказали ему дурную услугу. Они просто не понимают, что делают. Когда Высоцкий пел, причем не столько пел, сколько совершал определенное действо, все было прекрасно. Когда слушаешь его песни с бытового магнитофона, ощущаешь жест, поступок, а не просто какие-то слова, какую-то мелодию. Говорить же о поэзии как таковой здесь неправомочно, это просто разные виды искусства. Стихи Высоцкого не только до поэзии, просто до стихов не дотягивают. Когда же это поется, притом обязательно им самим, возникает совсем другая реальность».
И вот хлесткий, как пощечина, ответ Петра Вайля: «Высоцкий единственный из поющих поэтов, которого можно читать глазами. То есть просто – поэт».
Об этом же от П. Тодоровского: «Когда речь заходит о его песнях, то всегда советую почитать их как стихи, чтобы навсегда основательно понять, что, прежде всего, сила его песен в текстах».
Наваждение по типу Карякина – Кожинова пройдет, когда выйдут более полные Собрания сочинений. Л. Филатов: «Думаю, обязательно будет издано более полное собрание его стихов, чем «Нерв». Не потому что я такой мечтательный оптимист, а потому что я как раз человек трезвомыслящий. Я считаю, что нет иного пути для наших издателей и не может быть… Мы не можем лишить своих детей и своих внуков счастья познакомиться с таким поэтическим именем, как Владимир Высоцкий. Иначе мы – сумасшедшие. Иначе мы сами себе отказываем в самом дорогом».
В 1992 году вышло пятое – исправленное – издание сборника «Нерв». Текстологическую подготовку этого издания провел известный знаток творчества Высоцкого Андрей Крылов, он же написал примечания. Этой работой было положено начало постепенному улучшению текстологической подготовки сборников произведений Высоцкого.
9 декабря 1981 года в Центральном доме архитекторов энтузиасты клуба библиофилов организовали вечер «Он был поэтом по природе», приуроченный выходу в свет сборника «Нерв».
Перипетии этого вечера вспоминает один из его организаторов Феликс Медведев: «Старинный особняк на улице Щусева оцеплен. В дверях жесточайший контроль. Пробиться сквозь это плотное ограждение почти невозможно. Машины с дипломатическими номерами стоят прямо у входа, зато остальным водителям приказано убрать «транспортные средства» на соседние улицы. На недоуменные вопросы отвечают скупо: «П-р-роходи!»
За пятнадцать минут до начала перестали пускать даже с билетами, публике говорили, что зал переполнен. Я видел, как уважаемые люди, артисты, писатели, журналисты требовали пропустить их, потому что они хорошо знали человека, которому посвящена встреча, работали с ним.
Творились странные вещи. Приказали не впускать, например, всех, кто несет гитару. Актеру Театра на Таганке Валерию Золотухину было приказано не петь. Неведомым способом прорвавшийся Николай Губенко все же решился исполнить несколько песен своего друга.
За полчаса до начала меня, как организатора и ведущего, вызвал к себе в кабинет директор Центрального дома архитекторов Виктор Зозулин и заговорщически произнес: “Три раза звонили, рекомендовали не проводить мероприятие. И еще я прошу, чтобы все было в порядке, в зале люди оттуда, – Виктор Георгиевич показал пальцем вверх, – понимаете, с самого оттуда…”
Тот памятный вечер, от которого хозяева застоя ждали провокации, инцидента, кликушеской истерии, а может быть, и хотели этого, чтобы с еще большей яростью наброситься на уже мертвого Владимира Семеновича, прошел достойно. Он прошел очень достойно, ибо предмет разговора был достоин и благороден. Правда, директору Дома объявили выговор, и, в конце концов, он был вынужден уйти с работы, пострадали организаторы «идеологически вредного» мероприятия.
…На последнем обсуждении спектакля 31 октября с. г. Любимов выступил с провокационным заявлением, что, если спектакль не будет принят, он будет вынужден уйти из театра.
Следует отметить, что во время встреч и бесед Ю. П. Любимов вел себя вызывающе, пытался вести разговор в недопустимо оскорбительных тонах.
Работа над композицией о Высоцком, упорство в отстаивании идеологически чуждых моментов, стремление во что бы то ни стало создать шумиху вокруг этой постановки свидетельствуют о том, что Ю. П. Любимов задался целью утвердить себя в общественном мнении, особенно за рубежом, в качестве лидера «альтернативного» театра, некоего «особого направления» в искусстве.
Эта тенденция проявлялась у Ю. П. Любимова и ранее. В свое время (в 1968, 1973, 1975–1979 годах) он настойчиво добивался разрешения на выпуск спектакля «Живой» по пьесе Б. Можаева, в которой в предельно мрачных красках нарисована безотрадная картина послевоенной деревни и на этом фоне показана тяжелая судьба рядового колхозника, бывшего фронтовика, оказавшегося жертвой беззакония и произвола должностных лиц. Об этом в свое время Министерство культуры СССР докладывало ЦК КПСС…
В сложившейся ситуации Министерство культуры СССР поддерживает позицию Главка и считает невозможным показ спектакля по литературной композиции «Владимир Высоцкий» в данной редакции.
Докладывается в порядке информации.
С запиской были ознакомлены секретари ЦК КПСС: М. Горбачев, М. Зимянин, В. Долгих, И. Капитонов, А. Кириленко, К. Русаков, М. Суслов, К. Черненко.Министр культуры СССР П. Демичев
Попытку помочь выпуску спектакля предпринимает Е. Евтушенко – человек отзывчивый, широкий, оказавший множеству людей всякие дружеские услуги.
Ноябрь 1981 г.
Члену Политбюро ЦК КПСС, секретарю ЦК КПСС тов. Черненко К. У.
Дорогой Константин Устинович!
…Если мы боремся с диссидентством ревизионистского или нигилистического типа, то почему надо попустительствовать другому, как бы узаконенному диссидентству догматического типа, прикрывающемуся официальными должностями? Образовалась целая категория людей около искусства, ставящая своей целью запретительство, подозрительность, оскорбительную мелочность, перерастающую в искусственную организацию политических скандалов, которые затем с удовольствием смакуют наши враги за рубежом. Подобная категория монополистов патриотизма вносит в жизнь нашей интеллигенции нервозность, пессимизм, подрывает огромные потенциальные возможности нашего искусства в целом.
Один из примеров такой антиобщественной деятельности – это грубое вмешательство в спектакль Театра на Таганке, посвященный памяти Высоцкого. Спектакль, по сути дела, на данном этапе запрещен, что, кстати, много раз уже было с другими спектаклями этого театра, ныне с огромным успехом идущими на сцене. Такое запрещение является прямым оскорблением памяти Высоцкого, которого любят миллионы людей, и оскорблением его товарищей по театру, желавших построить достойный сценический памятник своему безвременно ушедшему собрату. Обстановка такова, что грозит распадом одного из лучших театров СССР. На обсуждении спектакля с высокой оценкой выступали ученые, космонавты, писатели, искусствоведы.
…Обсуждение спектакля общественностью проходило в атмосфере патриотизма и партийности. Однако профессиональные «искатели блох» наплевали на мнение общественности и, попирая законы ленинской демократии, решили закрыть этот спектакль, создавая тем самым атмосферу для потенциального общественного скандала.
Встает вопрос: до каких пор все это будет продолжаться? До каких пор трусость будет выдаваться за якобы заботу о развитии нашего искусства?
Патриотизм – это не монополия чиновников от искусства, а дело общенародное. Прошу Вас, Константин Устинович, довести содержание этого письма до руководства нашей партии.
25 ноября 1981 года письмо на имя Брежнева в защиту спектакля написали академик Я. Зельдович, космонавт Г. Гречко, писатели Ф. Абрамов и Б. Можаев, народный артист СССР М. Ульянов, поэт Б. Окуджава.С уважением Е. Евтушенко
В архиве «Таганки» сохранился интересный документ – это письмо на тринадцати страницах, с которым совет Клуба любителей театра Московского инженерно-физического института (МИФИ) обращается ко всем членам клуба. Обращение написано в конце 1981 года, когда, после очередного прогона, спектакль «Владимир Высоцкий» снова был запрещен к показу. Авторы этого коллективного письма призывают студентов и сотрудников МИФИ поддержать спектакль и спасти его от закрытия. Они сравнивают ситуацию с той, которая сложилась в 1928 году, когда общественность выступила в защиту театра В. Мейерхольда, – тогда многочисленные партийные, комсомольские, профсоюзные организации Москвы и других городов направляли в печать резолюции своих собраний, требуя сохранить театр, их печатала газета «Комсомольская правда». В результате ГосТИМ (театр имени В. Э. Мейерхольда) просуществовал до 1938 года. «Так же как нынешние чиновники от искусства с удивлением рассуждают о невежестве тех, кто травил Маяковского, Пастернака и других, а сами в то же время не признают творчества выдающихся современников, так и в будущем новые чиновники будут удивляться насчет теперешних, не замечая очередного будущего гения. <…> История иногда повторяется. <…> Мы считаем невозможным сидеть сложа руки и молча наблюдать, как разрушается один из лучших театров, оказавший такое влияние на нашу театральную современность. Театр Любимова должен жить! Мы предлагаем обратиться с письмом в Центральный Комитет нашей партии, в редакции центральных и московских газет, в Союз писателей, ВТО. Мы обращаемся ко всем комсомольцам, студентам, сотрудникам института, к тем, кто любит и ценит театр, кто верит, что его можно сохранить, с призывом встать на защиту театра, выразить свою поддержку и подписать письмо», – писали авторы обращения.
Но члены ЦК КПСС были значительно «компетентнее» в вопросах искусства, чем артисты, поэты, театральные режиссеры и, тем более, ученые и космонавты.
Ответом был следующий документ:
ЦК КПСС 7 декабря 1981 г.
О ПИСЬМАХ В ЦК КПСС ПО ПОВОДУ ЛИТЕРАТУРНО-МУЗЫКАЛЬНОЙ КОМПОЗИЦИИ ПАМЯТИ В. ВЫСОЦКОГО, ПОДГОТОВЛЕННОЙ В МОСКОВСКОМ ТЕАТРЕ ДРАМЫ И КОМЕДИИ
…Главный режиссер Театра драмы и комедии Ю. Любимов, являющийся автором и постановщиком композиции, показанной летом этого года на вечере памяти В. Высоцкого, настаивает на включении ее в постоянный репертуар театра в качестве спектакля.В соответствии с поручением, вопрос был рассмотрен МГК КПСС, Министерствами культуры СССР и РСФСР. Было признано, что представленная театром композиция в нынешнем виде не может служить основой пьесы и спектакля, так как в ней содержится попытка доказать затравленность художника, его конфликт с советским обществом, которое рисуется извращенно. Личная драма В. Высоцкого выдается в спектакле за драму социальную. В то же время в композиции обойдены те стороны творчества В. Высоцкого, которые нашли признание общественности.
В беседах с Любимовым и другими руководителями театра по данному вопросу, проведенных в Главном управлении культуры Мосгорисполкома, МГК КПСС и Министерстве культуры СССР, было сказано, что в нынешнем виде литературно-музыкальная композиция страдает серьезными идейно-политическими изъянами, имеет неверную направленность и что на этой основе спектакль создавать не следует. Вывод подтверждался конкретными ссылками на литературный материал, представленный театром.
Тов. Любимова Ю. П. принимали министр культуры СССР т. Демичев П. Н., первый заместитель министра культуры СССР т. Барабаш Ю. Я., министр культуры РСФСР т. Мелентьев Ю. С. На этих встречах Ю. П. Любимову терпеливо разъяснялись причины, послужившие основанием для отказа включить спектакль в репертуар.
Однако Ю. Любимов пренебрег высказанными ему соображениями, никаких конструктивных изменений в композицию не внес и, в нарушение установленного порядка, провел публичные репетиции спектакля с участием большого количества зрителей, в том числе иностранцев.
23 ноября в МГК КПСС вновь состоялась беседа с Ю. Любимовым… В беседе опять были рассмотрены вопросы по существу композиции, а также обсуждены факты допущенных руководством театра нарушений порядка выпуска новых спектаклей…
…В Ждановском райкоме КПСС также была проведена беседа первого секретаря РК т. Дикарева П. Е. со всеми коммунистами театра.
В настоящее время МГК КПСС и Главное управление культуры исполкома Моссовета продолжают вести в коллективе театра работу, направленную на создание в нем нормальной творческой обстановки.
Министерство культуры СССР (т. Демичев) и МГК КПСС (т. Роганов), докладывая ЦК КПСС о поведении главного режиссера Театра драмы и комедии в связи с подготовкой спектакля «Владимир Высоцкий» и принятых мерах, сообщили, что они не считают возможным разрешить выпуск спектакля по данной литературной композиции, так как она по своей сути антиобщественна.
Министерству культуры СССР и Отделу культуры ЦК КПСС поручено сообщить авторам о результатах рассмотрения их писем.
В статусе вечера памяти спектакль был сыгран в театре дважды – 25 июля 1981 года и в день рождения Высоцкого, 25 января 1982 года (благодаря личному вмешательству Ю. Андропова), все для того же круга близких людей, собиравшихся на представление, как на свидание с дорогим человеком.Секретарь ЦК КПСС М. Зимянин, зав. Отделом культуры ЦК КПСС В. Шауро
Из воспоминаний члена худсовета театра Н. Эйдельмана: «Я припоминаю неслыханно жаркий день, один из самых жарких дней – 25 июля 1981 года. Год смерти Высоцкого. В этот день я попал на «Таганку», на представление спектакля памяти Высоцкого.
Неслыханно жаркий день. Станция “Таганская” закрыта. Мрачный голос объявляет в динамик, что «высадка на станции “Таганская” производится с “Таганской-радиальной”» – то есть далеко. Толпы идут, не понимая, в чем дело. Таганская площадь оцеплена гигантскими шеренгами милиции. Честь – конвой и караул – юбиляру. Четыре или пять этапов контроля для тех, кто идет. Потому что, оказывается, огромное мастерство в подделывании и в создании нужных копий билетных было проявлено в эти дни.
Я долго стоял, наблюдал примерно сходную картину: идет группа ребят – рабочих, студентов… Сначала ребята обходят цепь, ищут слабое звено – прорваться нельзя ли? Быстро понимая, опытным глазом окинув, что сегодня не прорвешься. Ничего. Они, собственно, даже на это не рассчитывали, тут же на площади кто-то достает магнитофон и начинает греметь музыка. И в какой-то момент, ближе к семи часам, площадь представляла собой такой ряд «клумб». Центр, обставленный людьми, вокруг него магнитофоны, исполняющие везде разные мелодии Высоцкого. Мне было неловко. Все-таки, конечно, я не мог не воспользоваться имевшимся у меня билетом. Но когда мы в одиннадцать часов вышли – картина была та же. Стемнело, но было видно: площадь по-прежнему оцеплена. По-прежнему эти десятки, уже сотни клумб. По-прежнему неслось… Причем мне показалось, что некоторые из них так и стояли с семи часов, не меняясь.
А в зале, когда все кончилось, – должен сказать, что я много в жизни был на разных представлениях и собраниях, – такой длинной овации я не слышал никогда. Причем она была достойна Высоцкого. Понимаете, наверное, бывают овации длиннее в мире. Я могу себе представить на каком-нибудь очень популярном ансамбле… Но это связано с истерикой, с выкриками, с какими-то, так сказать, уже пароксизмами эмоций. Здесь – нет.
Здесь были разные люди – от И. Козловского до Марины Влади, от О. Ефремова до шефов театра из… Министерства иностранных дел, допустим.
Овация длилась, по-моему, минут семь. Люди как бы додавали Высоцкому – те люди, которые редко бывали на его концертах. Высоцкому сильно аплодировали, но, как правило, эти люди бывали на его спектаклях и реже бывали на его концертах.
Эффект присутствия был поразительный. Он лишний раз напомнил… Он был в этом зале, и тут нет двух мнений. Эффект отсутствия в особой форме напоминал о вечном и постоянном присутствии».
Вспоминает фотохудожник В. Плотников: “После смерти Высоцкого в Театре на Таганке поставили спектакль памяти Высоцкого. И на приглашениях было написано: «Приглашаю на спектакль. Владимир Высоцкий». Такого спектакля – по мощи, по боли, по энергетике – я не видел ни до, ни после этого. Даже на фотографиях виден этот мощный напор. Во время спектакля голос Высоцкого звучал с магнитофонной пленки, и актеры общались с ним. Мурашки по спине шли… Казалось, что жизнь обратима, что Высоцкий и правда сидит где-то здесь, на балконе… В конце спектакля вся труппа садилась в глубине сцены – как когда-то Высоцкий перед началом «Гамлета»”.
Ю. Любимов: «Помню единственное разрешенное публичное представление «Владимира Высоцкого» в 1981 году. Для того чтобы пройти в театр, нужно было миновать два кордона милиции, имея в руках паспорт и пропуск на спектакль. А я как на грех забыл то и другое…
И было удивительно в этом спектакле то, что казалось, что он здесь. И это ощущали все актеры и зрители, сидящие в зале. Как будто он здесь, среди них. Был его голос, был спектакль, где он играл столько лет, – «Гамлет», была его поэзия, его товарищи, поэтому создавалось впечатление, что он… И слова были хорошие очень в конце гамлетовские, и его стихотворение, где Демидова просила его: «Ты этот вечер нам подари, подари…» – как мать, как Королева и как актриса. И Горацио говорил из «Гамлета»: «Ты здесь? Выходи!», и после этого он начинал петь свою песню «Кони», и весь этот партер пустой на сцене, накрытый чехлом, становился как бы душой всех, которая постепенно начинает вибрировать и улетать вверх. И оставались только сидящие люди у стены, его партнеры, кто с ним играл на сцене, и пустое место между… где он должен сидеть, и гитара».
С. Параджанов, присутствовавший на этом показе, решил в своей обычной экстравагантной манере устроить по этому поводу банкет в ресторане «Баку» с участием таганских актеров во главе с Любимовым. На банкете Параджанов произнес тост, смысл которого сводился к тому, что ВСЕХ убили. Но он не говорил, кто убил. А «всех» – это Шукшина, Высоцкого и почему-то Гагарина.
В январе 1982 года Параджанова снова посадят…
После таганской постановки «Владимир Высоцкий» первый спектакль его памяти был создан на Урале, в Свердловске. Газета «Вечерний Свердловск» в номере от 25 июня 1982 года анонсировала спектакль «Памяти поэта», который должен был пройти три раза в ДК им. Гагарина – по одному спектаклю с 27 по 29 июня. Спектакль был запрещен после первого же представления.
Пройдет 20 лет, и 28 декабря 2001 года Президент России Владимир Путин посетит Театр на Таганке, чтобы увидеть поэтическое представление «Владимир Высоцкий». По словам Ю. Любимова, его не удивило, что Президент выбрал именно этот спектакль: «Его поколение и слушало, и знало Высоцкого. Из советских и российских руководителей Владимир Путин – первый глава государства, который посетил театр и посмотрел спектакль. И вообще, это первый случай в истории «Таганки», когда высшие лица страны приходят в театр не инспектировать, а в качестве зрителей».
На стенах кабинета основателя театра вот уже четыре десятка лет появляются автографы самых знаменитых людей планеты – от Фиделя Кастро и Марчелло Мастроянни до Юрия Гагарина и… Владимира Путина. «Ни времени, ни пространства – один восторг – это ТАГАНКА». Такую надпись в тот день оставил Владимир Путин на знаменитой стене. Посещение этого театра и именно этого спектакля Президент объяснил тем, что он очень любит творчество Высоцкого и его огорчает то, что многие из нынешних молодых людей имеют весьма смутное представление об этом гениальном поэте, актере, ставшем символом целой эпохи.
В. Высоцкий – «Нерв»
…Первооснова его творческого материала – слово. Именно слово было «нервом» его художнического, личностного, гражданского самовыражения. Слово, «пропущенное» сквозь мощное вибрирующее «хрипатое» горло.
Феликс Медведев
Я уверен, что Высоцкий в его лучших образцах обретет широкого читателя, ибо в чтении явственнее новизна его слова и его правда.
Давид Самойлов
Теперь никто не хочет хотя бы умереть, лишь для того, чтобы вышел первый сборник.
Юрий Визбор
Приходит время, когда полный запрет на публикацию произведений Высоцкого становится компрометирующим для властей. Власть осознала, что что-то из наследия поэта должно быть напечатано.
В 1981 году издательство «Современник» выпускает сборник стихов Высоцкого под названием «Нерв». К сожалению, из-за недопустимо низкого качества редактуры текстов, а также из-за тенденциозности и отсутствия критериев отбора произведений выход этой долгожданной книги стал фактом скорее общественной, чем литературной жизни. Главным достижением стало то, что более сотни из ста двадцати девяти включенных в сборник произведений были опубликованы впервые. Стало очевидным, что песни Высоцкого имеют право не только на звучание в магнитофонной записи и на грампластинках, но и на свою литературную судьбу. С «Нерва» начинается эпоха массового чтения (до этого можно было прочесть только в единичных самиздатовских сборниках) произведений Высоцкого, восприятие его творчества приобрело новое качество.
Тираж первого издания был небольшим. Вместо планируемых 55 тысяч выпустили лишь 25. Год спустя «Нерв» переиздали тиражом 50 тысяч. Итого 75 тысяч. Для самой читающей в мире страны такой тираж, мягко говоря, пустяк. Многие переписывали книгу от руки, не только в глухих местах, но и в Москве, в Ленинграде. Книгу можно было купить за валюту в «Березке», за рубежом, но ни часу она не лежала на книжном прилавке. На «черном» рынке были побиты все рекорды: при номинале 1 рубль 40 копеек цена книги доходила до 200 рублей – большие деньги по тому времени. Неудивительно, что такой перепад цен вызвал интерес к книге у преступников. Однажды на грузовик, перевозивший издание, был совершен налет, и несколько тысяч экземпляров попали прямым путем на черный рынок.
В адрес издательства сплошным потоком шли письма с просьбой переиздать «Нерв», толстые и тонкие журналы публикуют на своих страницах стихи из сборника. Сборник будет доиздаваться. Так, в 1988 году «Современник» сделает выпуск – 200 000, в 1989 году еще 50 000, алма-атинское издательство «Онер» – 200 000 и «Чувашкнигиздат» – 50 000 экземпляров.
Работа над первым изданием велась впопыхах, без бережного отношения к текстам. Вкусовые пристрастия составителя соседствовали здесь с соображениями лояльности, приличия, цензурной осторожности. Текстологи, проведя исследование текстов в сборнике путем сопоставления их с рукописями поэта, обнаружили свыше 400 (!) ошибок, опечаток и искажений. Кроме того, составитель сборника – секретарь Союза писателей СССР Р. Рождественский – позволил себе подправить, «улучшить», «облагозвучить» некоторые «несовершенные» места в стихах Высоцкого.
В письмах требовали: «Не прикасайтесь к тексту! Он сказал лучше. Он прав!»;
«Ну как можно было в песне «Черное золото» исправить “вперед и вниз” на “вперед и вглубь”? В стихотворении «Я не люблю» Рождественский вставил свое – “Но если надо, выстрелю в упор…”, а Высоцкий пел – “Я также против выстрелов в упор…”».
Во втором издании, якобы исправленном, ошибок уже значительно меньше, но их немало и там. Б. Хмельницкий: «Нетерпимо редакторское своеволие, проявившееся кое-где при подготовке к печати второго издания сборника «Нерв». В стихотворении «Только – он не вернулся из боя» прекрасная, по-моему, строчка «Нынче вырвалась, будто из плена, весна», имеющая в виду май 45-го, одной лишь зачем-то исправленной буквой и добавлением знака препинания получает иной смысл: «Нынче вырвалось – будто из плена весна». А есть примеры и похлеще, когда редактор вписывает поэту псевдоромантические, затасканные образы… В фильме «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго», где я снимался, звучали баллады Высоцкого. И пелось так: «Краткий век у забав – столько боли вокруг…» Одна только буква заменена при публикации – и мысль оказалась перевернутой с ног на голову: «…сколько воли вокруг…» К тому же еще и две финальные строфы переставлены местами, смещая и путая смысловые акценты.
Грешно гримировать румянами и подмалевывать ясное и открытое лицо поэта».
Ю. Карякин: «Впервые вижу я сейчас его строки напечатанными, впервые слежу их глазами, а на самом деле ведь только слышу их. Все равно они для меня только звучат, звучат только его голосом, и никак иначе. А вижу я сейчас не строчки, а его самого, его лицо, каменеющее, когда он поет, его набрякшую шею с жилами, готовыми разорваться от напряжения, так что и смотреть страшно, и глаз нельзя оторвать: так это мощно, красиво…»
Стихи Высоцкого на бумаге многим тогда показались «неудобными» для чтения. Открыв сборник, читатели слышали знакомые мелодии. Но ведь так бывает с текстами любых, много раз услышанных песен. В числе таких читателей песен Высоцкого с бумажного листа оказался критик и литературовед В. Кожинов: «Я думаю, что люди, которые издали сборник Высоцкого, оказали ему дурную услугу. Они просто не понимают, что делают. Когда Высоцкий пел, причем не столько пел, сколько совершал определенное действо, все было прекрасно. Когда слушаешь его песни с бытового магнитофона, ощущаешь жест, поступок, а не просто какие-то слова, какую-то мелодию. Говорить же о поэзии как таковой здесь неправомочно, это просто разные виды искусства. Стихи Высоцкого не только до поэзии, просто до стихов не дотягивают. Когда же это поется, притом обязательно им самим, возникает совсем другая реальность».
И вот хлесткий, как пощечина, ответ Петра Вайля: «Высоцкий единственный из поющих поэтов, которого можно читать глазами. То есть просто – поэт».
Об этом же от П. Тодоровского: «Когда речь заходит о его песнях, то всегда советую почитать их как стихи, чтобы навсегда основательно понять, что, прежде всего, сила его песен в текстах».
Наваждение по типу Карякина – Кожинова пройдет, когда выйдут более полные Собрания сочинений. Л. Филатов: «Думаю, обязательно будет издано более полное собрание его стихов, чем «Нерв». Не потому что я такой мечтательный оптимист, а потому что я как раз человек трезвомыслящий. Я считаю, что нет иного пути для наших издателей и не может быть… Мы не можем лишить своих детей и своих внуков счастья познакомиться с таким поэтическим именем, как Владимир Высоцкий. Иначе мы – сумасшедшие. Иначе мы сами себе отказываем в самом дорогом».
В 1992 году вышло пятое – исправленное – издание сборника «Нерв». Текстологическую подготовку этого издания провел известный знаток творчества Высоцкого Андрей Крылов, он же написал примечания. Этой работой было положено начало постепенному улучшению текстологической подготовки сборников произведений Высоцкого.
9 декабря 1981 года в Центральном доме архитекторов энтузиасты клуба библиофилов организовали вечер «Он был поэтом по природе», приуроченный выходу в свет сборника «Нерв».
Перипетии этого вечера вспоминает один из его организаторов Феликс Медведев: «Старинный особняк на улице Щусева оцеплен. В дверях жесточайший контроль. Пробиться сквозь это плотное ограждение почти невозможно. Машины с дипломатическими номерами стоят прямо у входа, зато остальным водителям приказано убрать «транспортные средства» на соседние улицы. На недоуменные вопросы отвечают скупо: «П-р-роходи!»
За пятнадцать минут до начала перестали пускать даже с билетами, публике говорили, что зал переполнен. Я видел, как уважаемые люди, артисты, писатели, журналисты требовали пропустить их, потому что они хорошо знали человека, которому посвящена встреча, работали с ним.
Творились странные вещи. Приказали не впускать, например, всех, кто несет гитару. Актеру Театра на Таганке Валерию Золотухину было приказано не петь. Неведомым способом прорвавшийся Николай Губенко все же решился исполнить несколько песен своего друга.
За полчаса до начала меня, как организатора и ведущего, вызвал к себе в кабинет директор Центрального дома архитекторов Виктор Зозулин и заговорщически произнес: “Три раза звонили, рекомендовали не проводить мероприятие. И еще я прошу, чтобы все было в порядке, в зале люди оттуда, – Виктор Георгиевич показал пальцем вверх, – понимаете, с самого оттуда…”
Тот памятный вечер, от которого хозяева застоя ждали провокации, инцидента, кликушеской истерии, а может быть, и хотели этого, чтобы с еще большей яростью наброситься на уже мертвого Владимира Семеновича, прошел достойно. Он прошел очень достойно, ибо предмет разговора был достоин и благороден. Правда, директору Дома объявили выговор, и, в конце концов, он был вынужден уйти с работы, пострадали организаторы «идеологически вредного» мероприятия.