Как ни парадоксально это звучит, но творчество Сервантеса близко к православной иконописи, внешне не броской, но духовно глубинной и постижимой только для зрелого ума. Шекспир же – дитя своей эпохи, собрат живописи Высокого Возрождения, внешне эффектной, профессионально безупречно выполненной, но сосредоточенной преимущественно на плоти и внешнем мире и духовно существующей только в высоколобых комментариях позднейших времен. Эти творения в большей мере предназначены для падкого на внешние эффекты подросткового ума, еще только осознающего формы сущего, но до поры не способного проникнуть в его глубины, а потому максималистски агрессивного в своем приятии и неприятии.
   Ярчайшим подтверждением всего вышесказанного может служить Гамлет – принц Датский, бессмертное порождение гения Шекспира. О Дон Кихоте мы будем говорить в посвященной ему статье.
   Но прежде расскажем о том, как появилась трагедия «Гамлет». Предполагают, что толчком к созданию пьесы послужила для Шекспира кончина его любимого отца Джона Шекспира (? —1601). Имя главного героя трагедии некоторые шекспироведы производят от имени умершего в 1596 г. единственного сына драматурга Хамнета. Оно весьма созвучно с именем героя первоисточников, на основании которых писатель создавал свой шедевр, – Амледа (Амлета).
   Этот прикинувшийся безумцем мститель пришел к нам из древнескандинавской саги, повествующей о событиях, действительно случившихся в Ютландии. Сага нам известна по пересказу XII в., сделанному отдельно друг от друга датским летописцем Саксоном Грамматиком и исландским поэтом и историком Снорри Стурлусоном.
   Полководец Эрвендаль, отец Амледа и зять короля данов Рерика, из зависти был убит собственным братом Фенге якобы за то, что истязал свою жену Геруд (Гертую). В доказательство своей правоты Фенге женился на вдове убитого. Амлед был бессилен противостоять преступнику и, чтобы выжить, притворился сумасшедшим. По приказу Фенге молодому человеку не раз устраивали проверки на здравомыслие (некоторые Шекспир ввел в сюжет своей трагедии). Невзирая на то что Амлед с успехом их преодолел, Фенге все равно опасался приемного сына и решил отправить его к своему другу – английскому королю – с просьбой умертвить пасынка. Во время путешествия на корабле обреченный выкрал и переделал сопроводительные руны: теперь должны были казнить приставленных к нему слуг, а самого молодого человека женить на дочери короля. Так все и произошло. Амлед прожил в Англии год. Тайно вернувшись в Ютландию, он убил Фенге и сжег всех знатных сторонников поверженного конунга, которые накануне преступления пьянствовали в зале для пиршеств. Такова первая часть саги.
   Во второй части Амлед был провозглашен королем Ютландии. Затем он снарядил три корабля и отправился в Англию за законной супругой. Но английский король, узнав об убийстве Фенге, решил отомстить Амледу. В ходе сложнейших перипетий ютландец убил короля и, вернувшись на родину, попытался захватить власть во всей Дании. Бунтовщик погиб в битве при Аммельхеде, где в его честь ныне установлен гробовой камень.[47]
   Неизвестно, каким первоисточником пользовался Шекспир. Высказываются предположения, что он был знаком с трудом Саксона Грамматика. Некоторые исследователи полагают, что драматург читал на английском языке книгу французского писателя Франсуа Бельфоре (1530–1583) «Трагические истории», опубликованную в Англии под названием «История Гамлета». Но вероятнее всего, в английской литературе уже имелось какое-то пропавшее во времени художественное произведение о судьбе Амледа, которое и легло в основу пьесы.[48]
   Как бы там ни было, но драматург действовал в свойственной ему манере – не церемонясь с правдой жизни. Шекспир переработал сюжет в некий абстракт с полусказочным, активно развивающимся, но совершенно оторванным от реалий действием, и наполнил его художественными пересказами трудов французского философа Монтеня в виде риторических монологов, зачастую противоречащих сюжету трагедии.
   Образ Гамлета заведен Шекспиром в тупик в первом же акте, когда принц встретился с Призраком отца. Все дальнейшие его действия и речи столь не соответствуют характеру поведения человека, воочию и при свидетелях общавшегося с потусторонним миром, что толкователям трагедии приходится изворачиваться всеми силами, чтобы доказать правомерность решений принца. Чего стоят те же сцена «мышеловки», прославленный монолог «Быть или не быть» или диалог с Горацио о бедном Йорике и царе Александре.
   Однако гениальность Шекспира-драматурга как раз и заключается в том, что он никогда преднамеренно и не создавал конкретные человеческие образы. Шекспир лишь набрасывал канву сюжета, в которую вводил мертвые манекены-контуры с набором риторических и характерных фраз и монологов. Они способны ожить только при условии поселения в них конкретных личностей. И чем глубже и разностороннее такая личность, тем тоньше, проникновеннее и реалистичнее преобразуется манекен в живую сущность. Как раз из этого приема и проистекает непреходящая современность шекспировских героев, их неисчерпаемая многоплановость и бесконечные возможности в их трактовке.
   Необычайно тонко подметил это (но, к сожалению, не развил тему) прозорливый В.Г. Белинский в статье «“Гамлет”. Драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета»: «Гамлет!.. это вы, это я, это каждый из нас, более или менее, в высоком или смешном, но всегда в жалком и грустном смысле…»[49]
   Другими словами, сколько бы мы ни говорили об образе Гамлета, на самом деле мы будем говорить о себе в русле понимания нами (даже без знания ее) скептической философии Монтеня. Сколько бы мы ни обсуждали какую-либо постановку «Гамлета», на самом деле мы будем обсуждать понимание режиссером и исполнителем главной роли философии Монтеня в свете понимания ее именно (и только) нами. Почему так? Потому что собственно Гамлета, осязаемого, реального, – не существует! Оттого и бессмысленно было бы пытаться сделать трагедию «Гамлет» правдоподобной и оправданной в духе системы Станиславского. Гений Шекспира, умертвив реальность своих предшественников, создал ирреальный контур под названием Гамлет, в который помимо воли попадает каждый из нас, соприкоснувшись с этим воистину страшным мистическим произведением.
   Вот почему Дон Кихот – это всего оторванная от нас мечта человечества об идеале, в то время как Гамлет есть исповедальня человека и человечества перед самим собой, во всей его скверне и обнаженности этой скверны.
   Позволю себе утверждать, что Шекспир дал тайный ключ к истинному пониманию сути Гамлета: настоящим центром трагедии служит восклицание королевы Гертруды:
 
О, довольно, Гамлет:
Ты мне глаза направил прямо в душу,
И в ней я вижу столько черных пятен,
Что их ничем не вывести.[50]
 

Отелло

   Жуткие истории интересовали людей всегда. Вспомним те же сказки, настоящие, не в обработке для детей. Был спрос – было и предложение. Не сторонились страшилок и авторы новелл, столь популярных в Италии со времен Боккаччо.
   В 1565 г. в Мантуе вышла в свет книга «Сто сказаний» Д.Д. Чинтио. Это был сборник «кровавых» новелл о современной автору Италии, наполненный душераздирающими рассказами об убийствах, коварстве, жуткой мести. Среди прочих Чинтио включил сюда и новеллу «Венецианский мавр». Книга быстро стала популярной в Европе. Неизвестно, перевели ли ее на английский язык или кто-то рассказал Шекспиру историю о ревнивом мавре, но трагедия «Отелло», бесспорно, является переработкой новеллы Чинтио, хотя и со значительно измененным финалом. Правда, у итальянца по имени названа только жертва преступления – Дисдемона. Прочие герои безымянные – Мавр (Отелло), Прапорщик (Яго), Лейтенант (Кассио), жена Прапорщика (Эмилия).
   Все имена действующих лиц, кроме Дездемоны, придуманы Шекспиром. Как отмечают шекспироведы, имя Отелло нигде более в литературе не встречается и откуда взял его Шекспир – неизвестно. Существует несколько версий. Так, предполагают, что это итальянское уменьшительное от немецкого имени Отто, что вполне возможно, если учесть, что Италия многие столетия находилась под властью Священной Римской империи и немецкое влияние здесь было очень велико. Но наиболее правдоподобной кажется следующая версия. Согласно источникам, в Венеции жила знатная фамилия Отелло дель Моро, в гербе которой были тутовые ягоды, по-итальянски – moro (моро). Предполагают, что кто-то из Отелло был прототипом главного героя новеллы Чинтио. Поскольку слово moro по-итальянски одновременно означает «мавр», новеллист, стараясь указать своему читателю на истинного преступника, сделал ревнивца мавром. Об этой истории кто-то сведущий рассказал Шекспиру, и на свет появился Отелло.
   Мы не знаем, кто был Отелло по национальности. Во времена Шекспира словом «мавр» обозначали всех жителей Северной Африки. Он мог быть и арабом, и бербером, и негром. Исследователи склоняются к негритянскому происхождению героя, поскольку Шекспир по ходу пьесы назвал его «толстогубым».
   К сожалению, на примере «Отелло» можно особенно ярко увидеть стремление шекспироведов принизить авторов первоисточников великого драматурга. Чинтио, бесспорно, один из самых талантливых среди таковых, потому ему и достается больше других. Однако при сравнении его новеллы с трагедией Шекспира вновь на передний план выходит уже названный выше прием драматурга – Шекспир, взяв ярко выписанный Чинтио образ коварного и жестокого мавра-воина, феминизировал его, сделав, по словам критиков, «добрым», «доверчивым», «наивным», способным разве что на то, чтобы придушить в постели собственную жену… И это о полководце, прошедшем, по идее, через десятки, если не сотни кровавых сражений и сумевшем добиться значительнейших должностей в патрицианской республике (!), где интрига в течение столетий была доведена до высших степеней совершенства. Ведь с венецианцами в искусстве интриги могли сравниться только византийцы, но и тех итальянцы все-таки переплюнули и в конце концов погубили.
   Когда мы читаем новеллу Чинтио, перед нами предстает реальный человек. Даже задумав убийство изменницы, Отелло не забыл позаботиться о своем алиби, да и убийство совершает он чужими руками, как и положено испытанному интригану: Дездемона была убита Яго – он в присутствии Отелло и под нравоучительные речи последнего забил бедняжку до смерти мешком с песком. Затем заговорщиками был подстроен обвал крыши в спальне, и получилось так, будто Дездемону убило свалившейся с потолка балкой. Далее, в полном соответствии с психологией мавра, Отелло, горячо любивший погубленную жену, возненавидел ее убийцу и стал исподтишка мстить ему. Яго же, человек далеко не безобидный, привыкший к интригам и провокациям, бежал в Венецию, где выдал Отелло, не забыв выгородить себя. Мавра арестовали, пытали, но признаний не добились – сильный был духом воин. Не сумев доказать убийство Дездемоны, венецианцы изгнали Отелло из своей страны. Позднее он погиб в междоусобной резне своего народа.
   На сцене, конечно, такое развитие событий показать сложно, да и не нужно. Но и отрицать тот факт, что Мавр Чинтио во много раз правдоподобнее и ярче, чем Отелло Шекспира, будет нечестно. Для тех, кто с пеленок помнит душераздирающий вопрос: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» – правдивость образа чернокожего ревнивца не подлежит сомнению. Не станем их разочаровывать. Тем же, кто пытается докопаться до сути трагедии «Отелло», желательно с бóльшим интересом отнестись к нравам европейцев шекспировской эпохи, поскольку Отелло – редчайший для драматурга герой: он современник Шекспира, события происходят примерно в его детстве!

Робинзон Крузо

   Робинзон Крузо – герой трех произведений великого Даниэля Дефо. Полностью называются они так: первая книга – «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки, близ устья великой реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами. Написано им самим»;[51] следующая книга – «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо»; третья, скорее социально-философское и религиозное эссе, чем роман, – «Серьёзные размышления в течение жизни и удивительные приключения Робинзона Крузо, включающие его видения ангельского мира». Оба продолжения обычно называют неудачными и переводят и издают очень редко. Однако отметим, что образ Робинзона Крузо понять без продолжений романа почти невозможно.
   Нынешнему российскому читателю сделать это еще сложнее, поскольку в советское время переиздавался преимущественно вольный пересказ первого романа, сделанный К.И. Чуковским, – интересный детям, но преднамеренно выхолощенный в наиболее важных для понимания произведения местах. Поэтому настоящего «Робинзона Крузо…» у нас мало кто читал.
   Кто же он такой, этот удачливый моряк из Йорка? Кратко о нем можно сказать так: это человек, ведомый к Богу, но, в конце концов, отрекшийся от Него во имя наживы. О христианской вере, как главенствующей линии романов о Крузо, говорили уже неоднократно, называя Робинзона убежденным пуританином, то есть протестантом, но всякий раз отечественные критики предпочитали уклониться от этой темы либо в отвлеченную философию, либо в увлекательную робинзонаду. Любопытен Робинзон и тем, что относится к числу тех литературных героев, которые мистически пересилили своего создателя и явились миру совсем иными, чем представлял себе автор, с другим смыслом, с другим бытием. Причем если Дефо создавал идеологически агрессивную личность, то в реальности Крузо воспринимается большинством читателей добрым человеком, оказавшимся жертвой трагических обстоятельств, но сумевшим преодолеть их, не только выжить, но и помочь другим. Правда, речь идет только о первом романе трилогии.
   Очень коротко о создателе Робинзона Крузо. Даниэль Фо родился в 1660 г. в Лондоне в семье торговца сальными свечами (иногда его называют мясником) и диссентера Джеймса Фо и его жены Алисы. Мать мальчика умерла, когда ему еще не исполнилось восьми лет. Учился Даниэль в мало престижных заведениях, чем впоследствии его нередко попрекали политические противники. Отец готовил сына к духовному служению, но в 1678 г. Даниэль отказался принять сан, поскольку мечтал стать преуспевающим купцом, и поступил приказчиком к оптовому чулочному торговцу.
   Особых капиталов эта работа молодому человеку не принесла. Зато он часто ездил на континент, особенно в Испанию. Известно, что однажды на пути между Хариджем и Голландией Даниэль попал в плен к алжирским пиратам, но его быстро выкупили. Самой выгодной «сделкой» для молодого Фо стала женитьба в 1684 г. на Мэри Таффли, дочери бочара с приданым в 3700 фунтов стерлингов. Супруга родила ему восьмерых детей.
   Когда 5 ноября 1688 г. на побережье Англии высадилось 14-тысячное войско Вильгельма Оранского и началась Славная революция,[52] которая свергла короля Якова II, Фо приехал в лагерь победителей и принял участие в походе протестантских сил на Лондон.
   К этому времени писатель уже был известным памфлетистом, неоднократно выступавшим против Якова II, чем и объясняется благосклонность к нему нового короля. Впрочем, последнее не решило финансовых проблем предпринимателя Фо: в начале 1690-х гг. он занялся прибыльным ремеслом страховщика и прогорел по причине развернувшихся тогда военных действий между Англией и Францией. К 1692 г. долг его составил огромную сумму в 17 тыс. фунтов стерлингов, на погашение задолженности ушли и капиталы банкрота, и приданое Мэри.
   В 1695 г. Вильгельм III вновь выразил писателю свое доброе отношение, разрешив прибавить к фамилии частицу «де». Впервые она появилась в газетном сообщении о проведении «Королевской лотереи», устроителем которой Де Фо (первоначально его фамилия писалась так) выступал трижды в 1695–1696 гг.
   В дальнейшем Дефо оставался одним из лучших памфлетистов, поддерживавших монархию Вильгельма III и английского купечества. Особую славу принесло ему опубликованное в начале 1701 г. стихотворение-памфлет «Чистопородный англичанин», призванное поддержать короля – защитника английских предпринимателей. В памфлете Дефо показал, что древние аристократические роды Англии ведут свое начало от норманских пиратов, а новые – от французских лакеев, парикмахеров и гувернеров, хлынувших в Англию во время реставрации Стюартов. Вильгельм III был в восторге от памфлета, и Дефо с этого времени оказался лицом, особо приближенным к венценосцу.
   К сожалению, удача лишь поманила писателя. В 1702 г. Вильгельм III умер, и на престол взошла королева Анна. В первый же год ее правления Дефо издал ехидный памфлет «Кратчайший способ расправы с сектантами», где вдоволь поиздевался и над аристократами, и над религиозными фанатиками. Однако времена были уже не те. Писателя призвали к суду и приговорили к семи годам тюремного заключения, уплате штрафа и троекратному выставлению в колодках у позорного столба. Этот средневековый способ наказания давал право уличным зевакам вволю поиздеваться над выставленным. К неожиданности властей позор пал на их головы: горожане засыпали Дефо цветами, и так было все три дня, когда он стоял по часу в день у позорного столба.
   Хотя срок заключения был отменен, денег у арестанта для уплаты штрафа не было, и он какое-то время оставался в тюрьме. В конце концов Дефо вынужден был согласиться на предложение стать тайным агентом правительства и лишь внешне сохранять имидж «независимого» журналиста. Едва согласие было дано, делами писателя занялся Роберт Гарлей – в ноябре 1703 г. он организовал освобождение Дефо, а затем устроил его на государственную службу. Долги писателя были оплачены из королевской казны. Предполагается, что именно тогда Дефо организовал в Англии первую в истории систему политического сыска.
   С 1704 по 1713 г. Дефо выпускал периодическое издание «Обозрение» («Ревью»), в котором опубликовал многие свои известные политические произведения. К 1713 г. он вновь оказался в больших долгах и в марте того же года попал в долговую тюрьму. И в этот раз на помощь пришел Гарлей, добившийся частичной оплаты долгов писателя короной. Но на свободе Дефо пробыл недолго. Уже в апреле его арестовали за публикацию в «Обозрении» статьи «А что, если вернется Претендент?» Писатель пробыл в заточении всего два дня, потом его приговорили к уплате штрафа в 800 фунтов стерлингов и отпустили. Тогда же по требованию правительства он должен был принести извинения русскому послу в Лондоне за публикацию в «Обозрении» оскорблений в сторону Петра I.
   Литературная деятельность Даниэля Дефо шла в гору, когда в начале 1719 г. он обратился к лондонскому издателю Уильяму Тейлору с планом нового романа и обещаниями солидных барышей от его продаж. По условию контракта, заключенного с Тейлором, роман следовало написать в течение трех месяцев и объемом не менее 360 страниц.
   Условия были выполнены. Летом 1719 г. вышел в свет роман «Робинзон Крузо…» Именно договором с Тейлором зачастую объясняют обширные богословские рассуждения главного героя, позволившие, дескать, автору быстро увеличить объем книги, и безжалостно вымарывают их.
   Успех «Робинзона Крузо…» был огромный. Дефо поспешил воспользоваться им и через четыре месяца опубликовал вторую книгу о приключениях его героя, третья вышла в августе 1720 г.
   В первом же абзаце «Робинзона Крузо…» читателю представлен молодой человек по фамилии Крейцнер. Отец его был родом из Бремена, но не немец, имел сбережения. Мать – англичанка с почтенной девичьей фамилией Робинсон. По фамилии матери младенца, родившегося в 1632 г., нарекли Робинзоном, а фамилия отца трансформировалась на английский манер и стала Крузо. Другими словами, Даниэль Дефо сделал своего героя полуевреем с еврейской фамилией Крузо. Объяснение такому выбору национальной принадлежности главного действующего лица надо искать в дальнейшем развитии сюжета и в исторической обстановке, сложившейся в Англии в начале XVIII в.
   Огромную роль в судьбах Английской буржуазной революции сыграл еврейский капитал. Хотя евреи и были изгнаны из страны еще в 1290 г. королем Эдуардом I, они не упускали возможности, пусть даже нелегальным путем, поселиться в этой богатейшей, бурно развивающейся стране. Этим, в частности, и объясняется туманное происхождение отца Крузо. Вскоре после революции, в 1656 г., Оливер Кромвель отменил запрет Эдуарда I, и евреи стали официально жить на острове.
   Дефо, указав на наличие у Крузо еврейской крови, четко обозначил тот факт, что на примере героя романа намерен рассказать ветхозаветную историю. Именно поэтому многие философские рассуждения о «Робинзоне Крузо…» на деле сводятся к толкованию Библии. Следует отметить, что в романе говорится только о Ветхом Завете, об Иисусе Христе или Деве Марии нигде не упоминается. Исследователи отмечают любопытнейший факт: объявив себя истинным пуританином, за двадцать девять лет пребывания на острове опытный плотник Робинзон нигде не установил крест и даже не сделал нательный крестик для себя. Это объясняется протестантизмом Робинзона Крузо, даже на необитаемом острове выбравшего для себя бога, который разрешает и поощряет богатство и наживу, а потому отказавшегося от Бога Нового Завета.
   Таким образом, Крузо стал первым в истории литературным героем, приключения которого неразрывно связаны с жаждой обогащения. Человек со звериной деловой хваткой, самоуверенный в себе молодой хищник – ведь, если вы помните, злоключения Робинзона начались с путешествия в Африку, куда владелец бразильских плантаций отправился с командой охотиться за рабами, – Крузо волей судеб оказался на необитаемом острове. И здесь он не растерялся, а начал строить собственную цивилизацию.
   Строительство это шло в полном соответствии с Ветхим Заветом и выражалось в преобразовании (цивилизации) природы под потребности героя. В итоге Крузо, как истинный пуританин, стал господином и владельцем земли и людей, а если бы хватило времени – то мог бы и провозгласить себя королем. Более того, с появлением на острове Пятницы его религиозный пыл обрел новое звучание, и отшельник-самоучка почувствовал себя апостолом.
   Пробыв на необитаемом острове почти тридцать лет, Робинзон не утратил свою страсть к наживе. Едва он вернулся в человеческий мир, как сразу же затеял и выиграл тяжбу за бразильские плантации и возмещение убытков за время отсутствия.
   Впоследствии, затосковав по любимому острову, Робинзон вернулся туда и воочию убедился, что возведенная им цивилизация погибла по вине алчности и лени его преемников. Более того, Бог отнял у Крузо дорогого сердцу Пятницу, который погиб в короткой морской стычке с пиратами. Финалом путешествий Робинзона Крузо стала окраина ойкумены – Россия, она же Великая Татария, страна племен Гогов и Магогов, нашествие которых на мир будет предшествовать Страшному суду. Здесь Даниэль Дефо в лице Робинзона Крузо выступил первым в истории Англии и последовательным идеологом русофобии.
   Объявив русских людей «медведями», Крузо отказался признать их христианами, ибо православие не ратует за индивидуальную свободу и не ставит перед человеком наживу как правомерную и заветную цель. Исходя из таких посылок, Робинзон Крузо объявил русских и все народы России – рабскими.
   Устами Робинзона автор провозгласил все цивилизации мира, которые не основаны на протестантской идеологии свободы личности (единственно способной обеспечить «процветание» общества и государства), примитивными и деградирующими. Таким образом, вместе взятые романы о Робинзоне Крузо являются единым, агрессивно идеологическим произведением, а их главный герой оказывается ныне носителем идей безжалостного обогащения, ставящего корысть превыше нравственности, ограбления бедных, разрушения нашего общества и православной веры. Недаром Робинзон оказался особо мил сердцам отечественных либералов всех оттенков и направлений.
   Иначе понимал образ Робинзона Крузо Жан-Жак Руссо. В романе-трактате «Эмиль, или О воспитании» (1762) он объявил первый роман трилогии Дефо книгой для воспитания подростков, которая должна внушать идеи жизни в простоте, в близости к природе, оказывающей благотворное влияние на личность. Отдадим должное философу, он предлагал оставить из всех трех романов только приключения Крузо на необитаемом острове, а все прочее выбросить как ненужное. Руссо же ввел в обиход слово «робинзонить».