Страница:
— Откуда тебе так много известно о сексе? Стефани, разинув рот, уставилась на бывшую одноклассницу.
— Ч-что?!
— Ты отвечала на любые вопросы и даже ни разу не запнулась. Я слушала. — Она прищурилась. — Ты узнала все это, живя в Мемфисе, или знала еще до того?
Еще в двенадцатом классе? Если бы Стефани не грозило увольнение, она бы рассмеялась. Шеррил наконец-то нашла ответ на вопрос, который, по-видимому, искала, начиная со старших классов. Кевин Шепард предпочел Стефани ей, Шеррил, потому что еще в те годы эта самая Стефани явно знала, что такое «Кама сутра» и где продаются всякие необыкновенные презервативы.
Прежде чем Стефани успела что-либо сказать, дверь кабинета открылась. Начальница появилась на пороге и устремила на нее напряженный взгляд.
— Давай разберемся с тем, что произошло, — зловеще произнесла она.
Стефани вскочила и последовала за Дженетт, закрыв за собой дверь.
— Садись.
Стефани с благодарностью приняла предложение. Ее колени дрожали, а желудок изо всех сил старался удержать засахаренные орешки, которые она съела утром, чтобы отпраздновать выход в эфир новой передачи. Ох, не даром бытует пословица: не говори гоп, пока не перепрыгнешь!
Не произнося ни слова, Дженетт подошла к большому окну за своим столом. Стоя спиной к Стефани, она молча глядела на улицу.
Ее бежевый костюм почти сливался с пыльным ландшафтом за стеклом. Лето только началось, но жара стояла уже месяц. Машины на автомобильной стоянке сверкали в лучах горячего теннессийского солнца, а над ними висело раскаленное марево. Росшие дальше, за машинами и плавящимся асфальтом, вековые дубы казались усталыми и поникшими. На клумбе под окном пионы пытались сохранять бодрость, но вид больших розовых цветов свидетельствовал о скором поражении.
Стефани чувствовала себя так же. Наконец Дженетт медленно обернулась и посмотрела на нее. То, что она сказала, Стефани ожидала услышать меньше всего.
— Некоторые из вопросов, которые тебе задавали, были весьма странными. Как тебе удалось ответить на все?
— В них не было ничего ужасного, — не задумываясь произнесла Стефани. — По крайней мере, для меня. Я работала в колледже на «горячей линии» для подростков, когда училась в Мемфисе, и перед тем, как мне позволили принимать звонки самостоятельно, прошла шестидесятичасовую подготовку. Девяносто девять процентов вопросов было о сексе. Это дело обычное.
Дженетт медленно кивнула.
— Но ты не впала в панику. Ты прекрасно держалась перед микрофоном. Почему тебя понесло в редакторы?
— Мне нравится закулисная работа. — Стефани заколебалась: слова, которые она собиралась произнести, до сих пор жгли ее, словно невытащенное жало. — И еще… один из моих преподавателей сказал, что мой голос звучит так, словно трясут чемодан с камнями. Такой голос не для эфира, пояснил он.
Дженетт недоверчиво подняла брови и, обойдя вокруг стола, села в одно из кресел рядом со Стефани.
— Нет, он ошибся. У тебя чудесный голос. Запоминающийся и чувственный. Именно то, что нужно. Идеальный.
Стефани непонимающе смотрела на начальницу. Сама она была вполне довольна своим голосом, однако желания стать радиозвездой никогда не испытывала в отличие от большинства школьных подружек. Она хотела вникнуть в самую суть работы радиостанции, планировать ее, принимать решения. Но «идеальный» голос? Идеальный — для чего?
— Идеальный — для чего?
— Для передачи о сексе.
Стефани вспомнила Эвелин Сюзан. Теперь она понимала, что испытала та женщина. Потрясение. Оцепенение.
— Ч-что ты этим хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что телефоны звонят не переставая с того момента, как ты появилась в эфире…
— Меня это ничуть не удивляет… Дженетт покачала головой.
— Положительных и отрицательных отзывов почти поровну. И мы потеряли всего одного спонсора. Остальные в восторге, особенно «Пять звезд». — Она наклонилась к Стефани. — Отрицательные отзывы не имеют значения, Стефани. Нам звонят, понимаешь? Значит, люди слушали. Они будут обсуждать передачу снова и снова. Обсуждать… и слушать дальше, Стефани покачала головой.
— Я… Что-то я не пойму, Дженетт.
— У тебя в руках хит, девочка. Главный хит!
— Но… но ведь это передача о кулинарии. А Эвелин Сюзан вылетела из студии, как…
— Забудь о кулинарии и об Эвелин Сюзан. «Добавьте остренького» больше не имеет никакого отношения к кухне. Отныне эта передача только о сексе и ты будешь ее вести…
Дженетт еще не успела закончить, а Стефани уже отчаянно трясла головой.
— Я не думаю…
— Здесь не о чем думать, Стефани. Мы все утро принимаем заявки от спонсоров. Сеть аптек Селлерса — можно понять, почему они идут на это. «Тайные желания» — тоже. Знаешь этот магазин на выезде из города? А еще — по непонятным причинам — магазин автозапчастей Листера…
— Дженетт, я… я не смогу сидеть у микрофона. Я же не диктор, не ведущий, я не умею разговаривать с людьми.
— Глупости! Конечно, умеешь. Ты доказала это сегодня утром. — Она в упор посмотрела на Стефани. — Тема явно тебя не смущает, и ты кое-что об этом знаешь. В чем проблемы?
Стефани поколебалась, а потом тихо произнесла:
— Мой отец… Его это убьет. Я не могу так опозорить его.
Дженетт откинулась на спинку кресла и свела ладони перед собой. Помолчав несколько мгновений, она сказала:
— Тебе двадцать шесть лет, Стефани. Ты хочешь вырваться из Стонвилла. Благодаря этой передаче тебя могут заметить. Тем, кто живет в Чатгануге и в Нашвилле, нравится считать, что у нас здесь захолустье, и, возможно, так оно и есть. Однако дело в том, что достаточно одной маленькой станции, чтобы найти тему, поднять ее и сделать из нее конфетку. И пусть болтают что угодно, но мы застолбим участок. Им останется только купить его у нас… Вот тогда тебе и карты в руки. — Она сделала паузу. — Ты согласна ради спокойствия отца упустить первый за годы и наилучший шанс вырваться отсюда?
В полном смятении Стефани не могла сказать ни «да», ни «нет». Она вообще не могла говорить. Дженетт, конечно, права, но все же…
Дженетт потянулась к столу и взяла папку, давая понять, что больше не задерживает подчиненную.
— Подумай об этом, — спокойно сказала она. — Следующая передача должна выйти в эфир через два дня. Разумеется, твой ответ мне нужен раньше.
Мартин еще раз взглянул на нарисованный от руки план, затем, свернув направо, направил свой джип по пыльной дороге. Хорошо, что Фрэнк стал шерифом: как картограф он потерпел бы полное фиаско.
Впрочем, заблудиться в Стонвилле было трудно, а оказавшись за его пределами, — тем более. Едешь на юг — попадаешь в Алабаму. Двигаешься на север — оказываешься в Кентукки. А где-то между ними — ближайший к Стонвиллу и вообще единственный в округе водоем — озеро Круглое, расположенное в двадцати милях от города.
Домик Фрэнка стоял на восточном берегу озера, и закаты там были не менее хороши, чем рыбалка. Фрэнк часто приглашал его сюда, когда оба жили в Мемфисе, но Мартин приезжал только однажды. Памела не любила, когда муж проводил уик-энды без нее, а после того как она ушла, у него и вовсе не стало ни сил, ни желания тащиться в такую даль.
И вот теперь он здесь.
Мартин затормозил перед маленьким деревянным домом и заглушил мотор. Его тут же обволокло абсолютной тишиной, а ноздри защекотал незнакомый аромат. Запах свежести, исходящий от озера, догадался он. Как давно он не дышал ничем, кроме смога, выхлопных газов и испарений большого города!
Идя по гравийной дорожке к дому, Мартин чувствовал, как его касаются душистые ветви сосен, видел белку, сидящую на утесе неподалеку и с любопытством разглядывающую его.
Десять минут спустя все его вещи были уже разложены по местам, а руку холодила бутылка пива. Выйдя на заднюю террасу, он устроился в кресле-качалке и сделал большой освежающий глоток, глядя на ярко-голубую, спокойную поверхность озера.
— Вот какова жизнь человека без определенных занятий, Эббот, — громко произнес он. — И чем ты намерен ее заполнять?
Мартин немного подождал, но ответом ему послужила лишь красочная феерия заката. Он проводил взглядом медленно опустившийся в озеро красный шар, затем встал и вернулся в дом.
Поужинав бутербродом с ветчиной, который запил еще одной бутылкой пива, он забрался в постель и быстро погрузился в глубокий сон. Однако звонок, раздавшийся в два часа ночи, разбудил его мгновенно. Не задумываясь, он куда нужно протянул руку, схватил телефонную трубку и рявкнул в нее:
— Эббот!
— Мартин, это Фрэнк. У нас тут проблема, парень.
На мгновение ему показалось, что он снова в Мемфисе пятилетней давности. Именно с этих слов Фрэнка всегда начинались их совместные ночные вылазки, предоставлявшие Мартину бесценный материал. Но в следующую секунду он вспомнил, где находится, и внезапно слова друга потеряли всякий смысл.
— В чем дело?
— У меня два заместителя. У одного отец умирает в Хантсвилле, а другой на вызове в Ветвуде, небольшом местечке к югу отсюда.
Мартин взглянул на часы, стоящие на прикроватном столике.
— И ты звонишь в три часа ночи, чтобы сообщить мне об этом?
— Нет, я звоню тебе в три часа ночи, чтобы сообщить, что несколько минут назад кто-то бросил камень в окно гостиной Стефани Митчелл. Это в пяти минутах езды от тебя. Не мог бы ты подъехать и успокоить ее? Я прибуду, как только освобожусь.
Мартин уже тянулся за джинсами — тревога, звучащая в голосе Фрэнка, заставила его шевелиться быстрее.
— Уже бегу, — сказал он. — Только объясни, как туда добраться.
Стефани балансировала на грани бодрствования и сна, когда звук бьющегося стекла заставил ее все-таки проснуться. Ей хотелось перевернуться на другой бок, накрыться с головой одеялом и сделать вид, будто все приснилось. Однако, с колотящимся сердцем, она выпрыгнула из кровати, схватила бейсбольную биту, которую всегда держала под рукой, и на цыпочках прокралась в гостиную.
Огромное панорамное окно, выходящее на озеро, было разбито, и оставшиеся в раме стекла торчали, словно длинные острые зубы. Пол был усеян осколками, которые сверкали в лунном свете подобно бриллиантам, рассыпанным небрежной рукой. Посреди битого стекла лежал камень.
К нему был привязан клочок бумаги.
Стефани подняла камень и развязала бечевку, уже зная, что прочтет отнюдь не добрые пожелания.
Приличные люди не слушают похабщину!
Послание было написано печатными буквами, явно в попытке изменить почерк. Стефани глубоко вздохнула и сказала себе, что все не так уж плохо. Она это переживет, уберет осколки и вернется в постель. Но затем она заметила, что на обороте тоже что-то есть.
Заткнись или мы тебя успокоим!
Вот тогда-то она подняла телефонную трубку и позвонила шерифу…
Мужчина, стоящий сейчас перед ней, задумчиво кивнул, когда Стефани закончила отчет.
— Вас не ранили?
Стефани подняла взгляд и тут же попыталась приказать себе не пялиться на незнакомца. Но это было невозможно, поэтому она сдалась и просто стала смотреть на него. Мартина Эббота нельзя было назвать самым красивым из мужчин, которых ей приходилось видеть, но в нем определенно что-то было. Нечто притягивающее взгляд и не отпускающее его. Ярко-синие глаза? Нет, они казались загадочными, но дело было не в них. Угольно-черные волосы, в эти минуты немного растрепанные после сна? Нет, и не они, хотя Стефани не отказалась бы пропустить эти пряди между пальцами…
Он наклонился, чтобы что-то поднять с пола, и она не могла не отметить, как идеально сидят на нем джинсы. Но как бы ни хороша была его фигура, дело было и не в ней тоже.
Мартин выпрямился, и Стефани, снова посмотрев на него, поняла: то, что вызвало ее интерес, имеет отношение не к его физическим данным, а скорее к манере поведения. Он везде побывал и всякого повидал; лицо выражало усталое смирение перед тем фактом, что ничто в жизни уже не способно удивить его.
Но под этой личиной скрывался очень неравнодушный человек.
Стефани одернула себя: такие обобщения — а она знакома-то с ним не больше пяти минут! Она действительно не в себе!
— Я… я лежала в постели, — наконец ответила на его вопрос Стефани. — В другой комнате.
— Фрэнк сказал, что у вас был очень напуганный голос.
— Я действительно испугалась, — призналась она. — Ведь не каждый день мне в окно швыряют камни… Хотя, с другой стороны, и я не каждый день говорю по радио о сексе.
Мартин со странным выражением посмотрел на нее.
— Похоже на то, что все дело в этом. Но возможно, есть какие-то другие объяснения?
— Мне больше ничего не приходит в голову.
— У вас есть враги?
Стефани покачала головой.
— А рассерженные бывшие мужья? Рассерженные бывшие поклонники?
— Никаких рассерженных бывших. Записку, которая была привязана к камню, Мартин уже положил в пластиковый пакет, принесенный из кухни, и теперь поднял его на уровень глаз. Их взгляды встретились поверх пакета.
— Это, конечно, многое объясняет. Но никогда не мешает проверить.
— К-конечно, — запнувшись, ответила Стефани.
Внутренний голос шепнул, что Мартин хочет выяснить, есть ли у нее поклонник, но здравый смысл взял верх. Он просто делает свою работу, хотя, как объяснил Мартин, когда она открыла ему дверь, это вовсе не его работа.
Он подошел к окну и начал изучать разбитое стекло. Затем посмотрел на озеро.
— Могли добраться сюда по воде. — Мартин обернулся. — Вы не слышали шума лодочного мотора? Не видели никаких огней?
— Нет. Я уже почти спала. Звон стекла разбудил меня. К тому моменту, когда я сюда вошла, те, кто это сделал, были уже далеко, не сомневаюсь.
Стройные очертания его фигуры отчетливо выделялись на фоне окна, через которое падал свет с террасы. В нем, наверное, больше шести футов, думала Стефани, и ни унции лишнего веса — одни мускулы. Легко представить, что почувствовали бы плохие парни, бросившие камень ей в окно, если бы он возник перед ними. Им явно было бы не до смеха, решила она.
Сидя неподалеку в кресле, Стефани без конца заставляла себя вспоминать об истинной причине его появления в ее доме.
— Все дело в радиопередаче, я знаю. Жители нашего городка настолько ограниченны, что меня ничто не удивило бы. Они не видят дальше своего носа.
— Если вы так к этому относитесь, то почему не переедете?
Она посмотрела на него и больше не смогла оторвать взгляда от его синих глаз.
— Здесь моя семья.
Прежде чем он успел продолжить расспросы, задребезжал дверной звонок. Стефани собралась было встать, но Мартин, подняв руку, остановил ее.
— Позвольте мне, — властным звучным голосом произнес он. — Оставайтесь здесь.
Стефани кивнула. Глядя вслед Мартину, она впервые заметила небольшую выпуклость над ремнем сзади. Полы его рубашки не были заправлены, и теперь она поняла почему. У него был револьвер.
Отведя руку назад, он положил ее на оружие и выглянул в окно рядом с входной дверью. Мгновенно расслабившись, Мартин усмехнулся и повернул ручку.
— Сколько времени вам здесь отводят на то, чтобы прибыть по вызову? — спросил Мартин. — В Мемфисе тебя уже давно бы уволили за такую волокиту.
— Да-да…
Услышав голос Фрэнка Смайли, Стефани встала и вышла в прихожую как раз тогда, когда шериф закрывал за собой дверь.
— Привет, Стефани. Извини за опоздание. — Он взглянул на Мартина, потом снова на нее. — Надеюсь, ты не в претензии на то, что я прислал вместо себя этого парня. Я хотел, чтобы кто-то оказался здесь как можно скорее. А он был поблизости.
Стефани перевела взгляд на высокого молчаливого мужчину, стоящего рядом с Фрэнком.
— Я не в претензии, — медленно произнесла она. — Совсем не в претензии.
Шериф направился в гостиную. Осколки стекла хрустели под подошвами его башмаков. Он изучал учиненный беспорядок, когда к нему подошел Мартин и протянул пакет с запиской.
— Это было привязано к камню. Мисс Митчелл брала ее в руки, но ты можешь найти и другие отпечатки, если повезет.
Фрэнк кивнул.
— Я отправлю ее в Чаттанугу. Это потребует некоторого времени, но парни в тамошней лаборатории творят чудеса.
Он повернулся и стал задавать Стефани те же вопросы, которые уже задавал ей Мартин-. Второй раз отвечать на них было уже не так интересно… А может быть, дело было в том, что задавал их теперь Фрэнк, а не Мартин.
Когда шериф сказал, что пошлет к ней Мартина Эббота, он объяснил, что это полицейский репортер, с которым он дружил в Мемфисе. Какое-то время тот намеревался пожить в его лачуге.
Теперь она гадала: почему ему вдруг приспичило обосноваться в домике на озере? И как долго продлится это «какое-то время»? Все в городе знали, как трепетно Фрэнк относится к своему рыбачьему домику. Оберегал это убежище так, словно хранил там горы золота, а не старые снасти и обшарпанную, потертую мебель. Наверное, они близкие друзья…
Голос Фрэнка вернул ее к действительности.
— Я позвонил Эпплтону в магазин стекла и зеркал, но подошла Дженнифер и сказала, что он не сможет приехать сюда до утра — ночует у матери… Старушка опять слегла с радикулитом, и он ухаживает за ней. — Фрэнк бросил взгляд на разбитое окно, затем снова посмотрел на Стефани. — Может быть, поедешь к нам? Ты можешь лечь в комнате Кортни. У нее есть раскладушка.
Стефани улыбнулась в ответ на это предложение, представив себе комнату дочери Фрэнка. Та превратила ее в святилище группы «Хот Пайпер». Лучше спать в доме на отшибе с разбитым окном, чем в окружении десятки раз повторяющихся в разных вариантах лиц этой команды и их беснующихся поклонников.
— Спасибо, Фрэнк. Но мне уже вряд ли удастся заснуть. Тем не менее я благодарна тебе за заботу.
— Ты твердо уверена? Тебе не будет страшно?
— Мы ведь в Стонвилле, ты не забыл? Просто кто-то донес до меня свое мнение, только и всего.
— Да, однако существует уйма более безобидных способов сделать это.
Раздался звук шагов, и оба посмотрели на вернувшегося в гостиную Мартина Эббота.
— Может быть, вы несколько дней поживете у ваших родителей, — сказал он. — Пока все утрясется.
— Нет, — не задумываясь сказала она. — Я останусь здесь. Все будет в порядке, я уверена.
Синие глаза внимательно посмотрели на нее, затем Мартин медленно кивнул, словно понимая, о чем она недоговаривает. О том, что родители, конечно, примут ее, но за это придется заплатить своей свободой и независимостью — двумя вещами, которые Стефани ценит превыше всего. О том, что она не хочет еще больше усугублять то неловкое положение, в которое и так поставила отца. О том, что это… еще больше осложнит ей жизнь.
— Ладно, я здесь неподалеку, если понадоблюсь. — Мартин коротко кивнул Фрэнку и, не сказав больше ни слова, вышел из гостиной.
Глава 3
— Ч-что?!
— Ты отвечала на любые вопросы и даже ни разу не запнулась. Я слушала. — Она прищурилась. — Ты узнала все это, живя в Мемфисе, или знала еще до того?
Еще в двенадцатом классе? Если бы Стефани не грозило увольнение, она бы рассмеялась. Шеррил наконец-то нашла ответ на вопрос, который, по-видимому, искала, начиная со старших классов. Кевин Шепард предпочел Стефани ей, Шеррил, потому что еще в те годы эта самая Стефани явно знала, что такое «Кама сутра» и где продаются всякие необыкновенные презервативы.
Прежде чем Стефани успела что-либо сказать, дверь кабинета открылась. Начальница появилась на пороге и устремила на нее напряженный взгляд.
— Давай разберемся с тем, что произошло, — зловеще произнесла она.
Стефани вскочила и последовала за Дженетт, закрыв за собой дверь.
— Садись.
Стефани с благодарностью приняла предложение. Ее колени дрожали, а желудок изо всех сил старался удержать засахаренные орешки, которые она съела утром, чтобы отпраздновать выход в эфир новой передачи. Ох, не даром бытует пословица: не говори гоп, пока не перепрыгнешь!
Не произнося ни слова, Дженетт подошла к большому окну за своим столом. Стоя спиной к Стефани, она молча глядела на улицу.
Ее бежевый костюм почти сливался с пыльным ландшафтом за стеклом. Лето только началось, но жара стояла уже месяц. Машины на автомобильной стоянке сверкали в лучах горячего теннессийского солнца, а над ними висело раскаленное марево. Росшие дальше, за машинами и плавящимся асфальтом, вековые дубы казались усталыми и поникшими. На клумбе под окном пионы пытались сохранять бодрость, но вид больших розовых цветов свидетельствовал о скором поражении.
Стефани чувствовала себя так же. Наконец Дженетт медленно обернулась и посмотрела на нее. То, что она сказала, Стефани ожидала услышать меньше всего.
— Некоторые из вопросов, которые тебе задавали, были весьма странными. Как тебе удалось ответить на все?
— В них не было ничего ужасного, — не задумываясь произнесла Стефани. — По крайней мере, для меня. Я работала в колледже на «горячей линии» для подростков, когда училась в Мемфисе, и перед тем, как мне позволили принимать звонки самостоятельно, прошла шестидесятичасовую подготовку. Девяносто девять процентов вопросов было о сексе. Это дело обычное.
Дженетт медленно кивнула.
— Но ты не впала в панику. Ты прекрасно держалась перед микрофоном. Почему тебя понесло в редакторы?
— Мне нравится закулисная работа. — Стефани заколебалась: слова, которые она собиралась произнести, до сих пор жгли ее, словно невытащенное жало. — И еще… один из моих преподавателей сказал, что мой голос звучит так, словно трясут чемодан с камнями. Такой голос не для эфира, пояснил он.
Дженетт недоверчиво подняла брови и, обойдя вокруг стола, села в одно из кресел рядом со Стефани.
— Нет, он ошибся. У тебя чудесный голос. Запоминающийся и чувственный. Именно то, что нужно. Идеальный.
Стефани непонимающе смотрела на начальницу. Сама она была вполне довольна своим голосом, однако желания стать радиозвездой никогда не испытывала в отличие от большинства школьных подружек. Она хотела вникнуть в самую суть работы радиостанции, планировать ее, принимать решения. Но «идеальный» голос? Идеальный — для чего?
— Идеальный — для чего?
— Для передачи о сексе.
Стефани вспомнила Эвелин Сюзан. Теперь она понимала, что испытала та женщина. Потрясение. Оцепенение.
— Ч-что ты этим хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что телефоны звонят не переставая с того момента, как ты появилась в эфире…
— Меня это ничуть не удивляет… Дженетт покачала головой.
— Положительных и отрицательных отзывов почти поровну. И мы потеряли всего одного спонсора. Остальные в восторге, особенно «Пять звезд». — Она наклонилась к Стефани. — Отрицательные отзывы не имеют значения, Стефани. Нам звонят, понимаешь? Значит, люди слушали. Они будут обсуждать передачу снова и снова. Обсуждать… и слушать дальше, Стефани покачала головой.
— Я… Что-то я не пойму, Дженетт.
— У тебя в руках хит, девочка. Главный хит!
— Но… но ведь это передача о кулинарии. А Эвелин Сюзан вылетела из студии, как…
— Забудь о кулинарии и об Эвелин Сюзан. «Добавьте остренького» больше не имеет никакого отношения к кухне. Отныне эта передача только о сексе и ты будешь ее вести…
Дженетт еще не успела закончить, а Стефани уже отчаянно трясла головой.
— Я не думаю…
— Здесь не о чем думать, Стефани. Мы все утро принимаем заявки от спонсоров. Сеть аптек Селлерса — можно понять, почему они идут на это. «Тайные желания» — тоже. Знаешь этот магазин на выезде из города? А еще — по непонятным причинам — магазин автозапчастей Листера…
— Дженетт, я… я не смогу сидеть у микрофона. Я же не диктор, не ведущий, я не умею разговаривать с людьми.
— Глупости! Конечно, умеешь. Ты доказала это сегодня утром. — Она в упор посмотрела на Стефани. — Тема явно тебя не смущает, и ты кое-что об этом знаешь. В чем проблемы?
Стефани поколебалась, а потом тихо произнесла:
— Мой отец… Его это убьет. Я не могу так опозорить его.
Дженетт откинулась на спинку кресла и свела ладони перед собой. Помолчав несколько мгновений, она сказала:
— Тебе двадцать шесть лет, Стефани. Ты хочешь вырваться из Стонвилла. Благодаря этой передаче тебя могут заметить. Тем, кто живет в Чатгануге и в Нашвилле, нравится считать, что у нас здесь захолустье, и, возможно, так оно и есть. Однако дело в том, что достаточно одной маленькой станции, чтобы найти тему, поднять ее и сделать из нее конфетку. И пусть болтают что угодно, но мы застолбим участок. Им останется только купить его у нас… Вот тогда тебе и карты в руки. — Она сделала паузу. — Ты согласна ради спокойствия отца упустить первый за годы и наилучший шанс вырваться отсюда?
В полном смятении Стефани не могла сказать ни «да», ни «нет». Она вообще не могла говорить. Дженетт, конечно, права, но все же…
Дженетт потянулась к столу и взяла папку, давая понять, что больше не задерживает подчиненную.
— Подумай об этом, — спокойно сказала она. — Следующая передача должна выйти в эфир через два дня. Разумеется, твой ответ мне нужен раньше.
Мартин еще раз взглянул на нарисованный от руки план, затем, свернув направо, направил свой джип по пыльной дороге. Хорошо, что Фрэнк стал шерифом: как картограф он потерпел бы полное фиаско.
Впрочем, заблудиться в Стонвилле было трудно, а оказавшись за его пределами, — тем более. Едешь на юг — попадаешь в Алабаму. Двигаешься на север — оказываешься в Кентукки. А где-то между ними — ближайший к Стонвиллу и вообще единственный в округе водоем — озеро Круглое, расположенное в двадцати милях от города.
Домик Фрэнка стоял на восточном берегу озера, и закаты там были не менее хороши, чем рыбалка. Фрэнк часто приглашал его сюда, когда оба жили в Мемфисе, но Мартин приезжал только однажды. Памела не любила, когда муж проводил уик-энды без нее, а после того как она ушла, у него и вовсе не стало ни сил, ни желания тащиться в такую даль.
И вот теперь он здесь.
Мартин затормозил перед маленьким деревянным домом и заглушил мотор. Его тут же обволокло абсолютной тишиной, а ноздри защекотал незнакомый аромат. Запах свежести, исходящий от озера, догадался он. Как давно он не дышал ничем, кроме смога, выхлопных газов и испарений большого города!
Идя по гравийной дорожке к дому, Мартин чувствовал, как его касаются душистые ветви сосен, видел белку, сидящую на утесе неподалеку и с любопытством разглядывающую его.
Десять минут спустя все его вещи были уже разложены по местам, а руку холодила бутылка пива. Выйдя на заднюю террасу, он устроился в кресле-качалке и сделал большой освежающий глоток, глядя на ярко-голубую, спокойную поверхность озера.
— Вот какова жизнь человека без определенных занятий, Эббот, — громко произнес он. — И чем ты намерен ее заполнять?
Мартин немного подождал, но ответом ему послужила лишь красочная феерия заката. Он проводил взглядом медленно опустившийся в озеро красный шар, затем встал и вернулся в дом.
Поужинав бутербродом с ветчиной, который запил еще одной бутылкой пива, он забрался в постель и быстро погрузился в глубокий сон. Однако звонок, раздавшийся в два часа ночи, разбудил его мгновенно. Не задумываясь, он куда нужно протянул руку, схватил телефонную трубку и рявкнул в нее:
— Эббот!
— Мартин, это Фрэнк. У нас тут проблема, парень.
На мгновение ему показалось, что он снова в Мемфисе пятилетней давности. Именно с этих слов Фрэнка всегда начинались их совместные ночные вылазки, предоставлявшие Мартину бесценный материал. Но в следующую секунду он вспомнил, где находится, и внезапно слова друга потеряли всякий смысл.
— В чем дело?
— У меня два заместителя. У одного отец умирает в Хантсвилле, а другой на вызове в Ветвуде, небольшом местечке к югу отсюда.
Мартин взглянул на часы, стоящие на прикроватном столике.
— И ты звонишь в три часа ночи, чтобы сообщить мне об этом?
— Нет, я звоню тебе в три часа ночи, чтобы сообщить, что несколько минут назад кто-то бросил камень в окно гостиной Стефани Митчелл. Это в пяти минутах езды от тебя. Не мог бы ты подъехать и успокоить ее? Я прибуду, как только освобожусь.
Мартин уже тянулся за джинсами — тревога, звучащая в голосе Фрэнка, заставила его шевелиться быстрее.
— Уже бегу, — сказал он. — Только объясни, как туда добраться.
Стефани балансировала на грани бодрствования и сна, когда звук бьющегося стекла заставил ее все-таки проснуться. Ей хотелось перевернуться на другой бок, накрыться с головой одеялом и сделать вид, будто все приснилось. Однако, с колотящимся сердцем, она выпрыгнула из кровати, схватила бейсбольную биту, которую всегда держала под рукой, и на цыпочках прокралась в гостиную.
Огромное панорамное окно, выходящее на озеро, было разбито, и оставшиеся в раме стекла торчали, словно длинные острые зубы. Пол был усеян осколками, которые сверкали в лунном свете подобно бриллиантам, рассыпанным небрежной рукой. Посреди битого стекла лежал камень.
К нему был привязан клочок бумаги.
Стефани подняла камень и развязала бечевку, уже зная, что прочтет отнюдь не добрые пожелания.
Приличные люди не слушают похабщину!
Послание было написано печатными буквами, явно в попытке изменить почерк. Стефани глубоко вздохнула и сказала себе, что все не так уж плохо. Она это переживет, уберет осколки и вернется в постель. Но затем она заметила, что на обороте тоже что-то есть.
Заткнись или мы тебя успокоим!
Вот тогда-то она подняла телефонную трубку и позвонила шерифу…
Мужчина, стоящий сейчас перед ней, задумчиво кивнул, когда Стефани закончила отчет.
— Вас не ранили?
Стефани подняла взгляд и тут же попыталась приказать себе не пялиться на незнакомца. Но это было невозможно, поэтому она сдалась и просто стала смотреть на него. Мартина Эббота нельзя было назвать самым красивым из мужчин, которых ей приходилось видеть, но в нем определенно что-то было. Нечто притягивающее взгляд и не отпускающее его. Ярко-синие глаза? Нет, они казались загадочными, но дело было не в них. Угольно-черные волосы, в эти минуты немного растрепанные после сна? Нет, и не они, хотя Стефани не отказалась бы пропустить эти пряди между пальцами…
Он наклонился, чтобы что-то поднять с пола, и она не могла не отметить, как идеально сидят на нем джинсы. Но как бы ни хороша была его фигура, дело было и не в ней тоже.
Мартин выпрямился, и Стефани, снова посмотрев на него, поняла: то, что вызвало ее интерес, имеет отношение не к его физическим данным, а скорее к манере поведения. Он везде побывал и всякого повидал; лицо выражало усталое смирение перед тем фактом, что ничто в жизни уже не способно удивить его.
Но под этой личиной скрывался очень неравнодушный человек.
Стефани одернула себя: такие обобщения — а она знакома-то с ним не больше пяти минут! Она действительно не в себе!
— Я… я лежала в постели, — наконец ответила на его вопрос Стефани. — В другой комнате.
— Фрэнк сказал, что у вас был очень напуганный голос.
— Я действительно испугалась, — призналась она. — Ведь не каждый день мне в окно швыряют камни… Хотя, с другой стороны, и я не каждый день говорю по радио о сексе.
Мартин со странным выражением посмотрел на нее.
— Похоже на то, что все дело в этом. Но возможно, есть какие-то другие объяснения?
— Мне больше ничего не приходит в голову.
— У вас есть враги?
Стефани покачала головой.
— А рассерженные бывшие мужья? Рассерженные бывшие поклонники?
— Никаких рассерженных бывших. Записку, которая была привязана к камню, Мартин уже положил в пластиковый пакет, принесенный из кухни, и теперь поднял его на уровень глаз. Их взгляды встретились поверх пакета.
— Это, конечно, многое объясняет. Но никогда не мешает проверить.
— К-конечно, — запнувшись, ответила Стефани.
Внутренний голос шепнул, что Мартин хочет выяснить, есть ли у нее поклонник, но здравый смысл взял верх. Он просто делает свою работу, хотя, как объяснил Мартин, когда она открыла ему дверь, это вовсе не его работа.
Он подошел к окну и начал изучать разбитое стекло. Затем посмотрел на озеро.
— Могли добраться сюда по воде. — Мартин обернулся. — Вы не слышали шума лодочного мотора? Не видели никаких огней?
— Нет. Я уже почти спала. Звон стекла разбудил меня. К тому моменту, когда я сюда вошла, те, кто это сделал, были уже далеко, не сомневаюсь.
Стройные очертания его фигуры отчетливо выделялись на фоне окна, через которое падал свет с террасы. В нем, наверное, больше шести футов, думала Стефани, и ни унции лишнего веса — одни мускулы. Легко представить, что почувствовали бы плохие парни, бросившие камень ей в окно, если бы он возник перед ними. Им явно было бы не до смеха, решила она.
Сидя неподалеку в кресле, Стефани без конца заставляла себя вспоминать об истинной причине его появления в ее доме.
— Все дело в радиопередаче, я знаю. Жители нашего городка настолько ограниченны, что меня ничто не удивило бы. Они не видят дальше своего носа.
— Если вы так к этому относитесь, то почему не переедете?
Она посмотрела на него и больше не смогла оторвать взгляда от его синих глаз.
— Здесь моя семья.
Прежде чем он успел продолжить расспросы, задребезжал дверной звонок. Стефани собралась было встать, но Мартин, подняв руку, остановил ее.
— Позвольте мне, — властным звучным голосом произнес он. — Оставайтесь здесь.
Стефани кивнула. Глядя вслед Мартину, она впервые заметила небольшую выпуклость над ремнем сзади. Полы его рубашки не были заправлены, и теперь она поняла почему. У него был револьвер.
Отведя руку назад, он положил ее на оружие и выглянул в окно рядом с входной дверью. Мгновенно расслабившись, Мартин усмехнулся и повернул ручку.
— Сколько времени вам здесь отводят на то, чтобы прибыть по вызову? — спросил Мартин. — В Мемфисе тебя уже давно бы уволили за такую волокиту.
— Да-да…
Услышав голос Фрэнка Смайли, Стефани встала и вышла в прихожую как раз тогда, когда шериф закрывал за собой дверь.
— Привет, Стефани. Извини за опоздание. — Он взглянул на Мартина, потом снова на нее. — Надеюсь, ты не в претензии на то, что я прислал вместо себя этого парня. Я хотел, чтобы кто-то оказался здесь как можно скорее. А он был поблизости.
Стефани перевела взгляд на высокого молчаливого мужчину, стоящего рядом с Фрэнком.
— Я не в претензии, — медленно произнесла она. — Совсем не в претензии.
Шериф направился в гостиную. Осколки стекла хрустели под подошвами его башмаков. Он изучал учиненный беспорядок, когда к нему подошел Мартин и протянул пакет с запиской.
— Это было привязано к камню. Мисс Митчелл брала ее в руки, но ты можешь найти и другие отпечатки, если повезет.
Фрэнк кивнул.
— Я отправлю ее в Чаттанугу. Это потребует некоторого времени, но парни в тамошней лаборатории творят чудеса.
Он повернулся и стал задавать Стефани те же вопросы, которые уже задавал ей Мартин-. Второй раз отвечать на них было уже не так интересно… А может быть, дело было в том, что задавал их теперь Фрэнк, а не Мартин.
Когда шериф сказал, что пошлет к ней Мартина Эббота, он объяснил, что это полицейский репортер, с которым он дружил в Мемфисе. Какое-то время тот намеревался пожить в его лачуге.
Теперь она гадала: почему ему вдруг приспичило обосноваться в домике на озере? И как долго продлится это «какое-то время»? Все в городе знали, как трепетно Фрэнк относится к своему рыбачьему домику. Оберегал это убежище так, словно хранил там горы золота, а не старые снасти и обшарпанную, потертую мебель. Наверное, они близкие друзья…
Голос Фрэнка вернул ее к действительности.
— Я позвонил Эпплтону в магазин стекла и зеркал, но подошла Дженнифер и сказала, что он не сможет приехать сюда до утра — ночует у матери… Старушка опять слегла с радикулитом, и он ухаживает за ней. — Фрэнк бросил взгляд на разбитое окно, затем снова посмотрел на Стефани. — Может быть, поедешь к нам? Ты можешь лечь в комнате Кортни. У нее есть раскладушка.
Стефани улыбнулась в ответ на это предложение, представив себе комнату дочери Фрэнка. Та превратила ее в святилище группы «Хот Пайпер». Лучше спать в доме на отшибе с разбитым окном, чем в окружении десятки раз повторяющихся в разных вариантах лиц этой команды и их беснующихся поклонников.
— Спасибо, Фрэнк. Но мне уже вряд ли удастся заснуть. Тем не менее я благодарна тебе за заботу.
— Ты твердо уверена? Тебе не будет страшно?
— Мы ведь в Стонвилле, ты не забыл? Просто кто-то донес до меня свое мнение, только и всего.
— Да, однако существует уйма более безобидных способов сделать это.
Раздался звук шагов, и оба посмотрели на вернувшегося в гостиную Мартина Эббота.
— Может быть, вы несколько дней поживете у ваших родителей, — сказал он. — Пока все утрясется.
— Нет, — не задумываясь сказала она. — Я останусь здесь. Все будет в порядке, я уверена.
Синие глаза внимательно посмотрели на нее, затем Мартин медленно кивнул, словно понимая, о чем она недоговаривает. О том, что родители, конечно, примут ее, но за это придется заплатить своей свободой и независимостью — двумя вещами, которые Стефани ценит превыше всего. О том, что она не хочет еще больше усугублять то неловкое положение, в которое и так поставила отца. О том, что это… еще больше осложнит ей жизнь.
— Ладно, я здесь неподалеку, если понадоблюсь. — Мартин коротко кивнул Фрэнку и, не сказав больше ни слова, вышел из гостиной.
Глава 3
Заколотив разбитое окно куском фанеры, Фрэнк Смайли ушел. К тому моменту, когда Стефани оделась и выпила первую чашку кофе, над озером поднялось солнце. Она стояла на террасе, где часом раньше стоял Мартин Эббот, и смотрела на воду. Вода казалась такой же синей и отчужденной, как и его глаза, и Стефани в который раз подумала: что же он за человек? Было в нем что-то ужасно таинственное, интригующее.
Едва начав анализировать свою реакцию на него — а она все всегда анализировала, — Стефани переключила внимание на себя. Был ли причиной такой реакции сам Мартин или тот факт, что он не из Стонвилла? Время от времени она увлекалась каким-нибудь парнем из города — и даже едва не позволила Роду Шеффилду надеть кольцо с бриллиантом на свой палец, — но всякий раз вовремя вспоминала, что значит выйти замуж за мужчину из Стон-вилла.
Остаться здесь. Навсегда.
Одним глотком допив кофе, она вошла в дом. Ее рассуждения описали полный круг и вернулись к исходной точке. Дженетт сказала, что новая передача станет ее билетом в огромный мир, но стоило Стефани подумать о цене, как она начинала сомневаться в том, что сможет ее заплатить.
Стефани удивляло то, что родители до сих пор не позвонили ей, но вчера у матери был день бриджа, а отец, наверное, был очень занят. Каникулы в Стонвилле означали для него вовсе не отпуск, а летние занятия в Библейской школе. В течение двух недель церковь была полна детей — и ничто другое его не волновало. Она забыла об этом, когда вела передачу, иначе не переживала бы так сильно. К тому же отец редко слушал радио. У него просто не оставалось на это времени.
И возможно, поэтому сегодняшнее утро самый подходящий момент, внезапно подумала Стефани. Она сможет прийти домой и обсудить злосчастную передачу с матерью. С ней всегда было легче иметь дело, чем с отцом.
Схватив портфель, Стефани вышла из дому и заперла за собой дверь. Пять минут спустя она проехала мимо лачуги Фрэнка, по привычке взглянув на пыльную подъездную дорожку. Краем глаза она заметила синий джип с открытым кузовом, но больше ничего за дубами рассмотреть не удалось. Если Мартин Эббот нормальный человек, то сейчас он должен быть в постели, предположила она.
Одной этой мысли оказалось достаточно ее разыгравшемуся вдруг воображению. Оно мгновенно нарисовало образ высокого журналиста, полуприкрытого простыней. С обнаженной грудью, с растрепанными волосами и с призывной улыбкой на губах… От этой картины, пусть даже мысленной, у Стефани тут же перехватило дыхание, а сердце забилось с бешеной скоростью. Конечно же в постели он был не один. Она лежала рядом, собственнически забросив на него ногу. Воображение работало не останавливаясь. Вот она протянула руку и провела по его груди…
Стефани тряхнула головой, надеясь прогнать видение, но безрезультатно. Только затормозив перед домом родителей, она наконец-то справилась с наваждением.
Антония Митчелл встретила дочь в дверях дома, где та выросла. Она держала в руках большую розовую миску с торчащей из нее пластмассовой ложкой. Седые волосы блестели на ярком утреннем солнце.
— Я увидела из кухни, как ты подъезжаешь, — с улыбкой сказала Антония. — Какая приятная неожиданность! Ты редко заглядываешь к нам до работы. — Мать протянула ей миску. — Я делаю французские тосты. Хочешь?
У Стефани потекли слюнки, но отвечать она не торопилась.
— Папа дома? — прежде обеспокоенно спросила она.
— Увы, он уже уехал. Я проголодалась и подумала: а почему бы и нет? Я ведь могу приготовить французские тосты и для себя одной, не правда ли?
Стефани с улыбкой кивнула, испытывая большее облегчение, чем можно было бы предположить.
— Французские тосты — это чудесно! Я составлю тебе компанию.
Они вошли в прохладный полутемный холл и направились в кухню, при этом Антония говорила без умолку. Стефани не мешала ей, но за этим не совсем естественным оживлением чувствовала, что мать нервничает. К тому моменту, когда тосты были готовы и они сели за стол, Стефани уже была уверена, что Антония слышала передачу и ждет, пока дочь сама заговорит о ней.
Кусочек хрустящего тоста, политого сладким кленовым сиропом, стал у нее поперек горла. С трудом проглотив его, Стефани отложила вилку и посмотрела на мать.
— Мам, у меня была причина заехать к вам сегодня утром. Я… я хотела узнать, слышала ли ты…
— Я слышала передачу, — сказала Антония. — Мардж позвонила вчера и отменила игру в бридж из-за сильнейшего приступа мигрени, поэтому я осталась дома. — Антония Митчелл тоже положила вилку на белоснежную салфетку, постеленную под тарелкой. Ее голос и лицо оставались бесстрастными. — Я прослушала ее от начала до конца.
Стефани поежилась, ее просто мутило от волнения.
— А папа?
— Нет. Он не слушал. Я рассказала ему. А сегодня, не сомневаюсь, он узнает о ней еще больше.
Дальнейшие объяснения не требовались. Стефани поняла, что имеет в виду мать. Телефонные провода в Стонвилле, наверное, дымятся — настолько они перегружены.
Стефани подождала, не скажет ли мать чего-нибудь еще, но та молчала. О чем она думает? Ищет слова, чтобы отречься от дочери? Сказать ей, насколько она разочарована в ней?
Наконец Антония заговорила, и ее мягкие щеки при этом слегка порозовели.
— Стефани, солнышко, я… Мне интересно… Не то чтобы это имеет значение, но… неужели теперь действительно производят презервативы с этими самыми щетинками?
Стефани изумленно уставилась на мать. Где-то в подсознании гремели литавры.
— Стефани?
— А, да… я здесь.
Мать выжидающе смотрела на нее.
— Ну?
— Хмм… Да, мам, производят. И разноцветные, и с ворсинками, и ребристые — любые, какие ты только можешь представить, и даже такие, какие представить не можешь.
Прежде чем она успела продолжить, мать снова заговорила:
— А та, другая женщина, которая хотела, чтобы парень привязал ее к кровати? Неужели многие молодые люди занимаются такими вещами?
Разговор приобрел настолько фантастический оборот, что Стефани казалось, будто она поднялась вместе со стулом и смотрит на них обеих с высоты белого пластикового абажура, который отец повесил над столом, когда она училась в пятом классе. Это было невероятно, но мать вовсе не казалась расстроенной, в ее глазах светилось лишь любопытство. Что происходит? Что за бес вселился в ее мать?
Едва начав анализировать свою реакцию на него — а она все всегда анализировала, — Стефани переключила внимание на себя. Был ли причиной такой реакции сам Мартин или тот факт, что он не из Стонвилла? Время от времени она увлекалась каким-нибудь парнем из города — и даже едва не позволила Роду Шеффилду надеть кольцо с бриллиантом на свой палец, — но всякий раз вовремя вспоминала, что значит выйти замуж за мужчину из Стон-вилла.
Остаться здесь. Навсегда.
Одним глотком допив кофе, она вошла в дом. Ее рассуждения описали полный круг и вернулись к исходной точке. Дженетт сказала, что новая передача станет ее билетом в огромный мир, но стоило Стефани подумать о цене, как она начинала сомневаться в том, что сможет ее заплатить.
Стефани удивляло то, что родители до сих пор не позвонили ей, но вчера у матери был день бриджа, а отец, наверное, был очень занят. Каникулы в Стонвилле означали для него вовсе не отпуск, а летние занятия в Библейской школе. В течение двух недель церковь была полна детей — и ничто другое его не волновало. Она забыла об этом, когда вела передачу, иначе не переживала бы так сильно. К тому же отец редко слушал радио. У него просто не оставалось на это времени.
И возможно, поэтому сегодняшнее утро самый подходящий момент, внезапно подумала Стефани. Она сможет прийти домой и обсудить злосчастную передачу с матерью. С ней всегда было легче иметь дело, чем с отцом.
Схватив портфель, Стефани вышла из дому и заперла за собой дверь. Пять минут спустя она проехала мимо лачуги Фрэнка, по привычке взглянув на пыльную подъездную дорожку. Краем глаза она заметила синий джип с открытым кузовом, но больше ничего за дубами рассмотреть не удалось. Если Мартин Эббот нормальный человек, то сейчас он должен быть в постели, предположила она.
Одной этой мысли оказалось достаточно ее разыгравшемуся вдруг воображению. Оно мгновенно нарисовало образ высокого журналиста, полуприкрытого простыней. С обнаженной грудью, с растрепанными волосами и с призывной улыбкой на губах… От этой картины, пусть даже мысленной, у Стефани тут же перехватило дыхание, а сердце забилось с бешеной скоростью. Конечно же в постели он был не один. Она лежала рядом, собственнически забросив на него ногу. Воображение работало не останавливаясь. Вот она протянула руку и провела по его груди…
Стефани тряхнула головой, надеясь прогнать видение, но безрезультатно. Только затормозив перед домом родителей, она наконец-то справилась с наваждением.
Антония Митчелл встретила дочь в дверях дома, где та выросла. Она держала в руках большую розовую миску с торчащей из нее пластмассовой ложкой. Седые волосы блестели на ярком утреннем солнце.
— Я увидела из кухни, как ты подъезжаешь, — с улыбкой сказала Антония. — Какая приятная неожиданность! Ты редко заглядываешь к нам до работы. — Мать протянула ей миску. — Я делаю французские тосты. Хочешь?
У Стефани потекли слюнки, но отвечать она не торопилась.
— Папа дома? — прежде обеспокоенно спросила она.
— Увы, он уже уехал. Я проголодалась и подумала: а почему бы и нет? Я ведь могу приготовить французские тосты и для себя одной, не правда ли?
Стефани с улыбкой кивнула, испытывая большее облегчение, чем можно было бы предположить.
— Французские тосты — это чудесно! Я составлю тебе компанию.
Они вошли в прохладный полутемный холл и направились в кухню, при этом Антония говорила без умолку. Стефани не мешала ей, но за этим не совсем естественным оживлением чувствовала, что мать нервничает. К тому моменту, когда тосты были готовы и они сели за стол, Стефани уже была уверена, что Антония слышала передачу и ждет, пока дочь сама заговорит о ней.
Кусочек хрустящего тоста, политого сладким кленовым сиропом, стал у нее поперек горла. С трудом проглотив его, Стефани отложила вилку и посмотрела на мать.
— Мам, у меня была причина заехать к вам сегодня утром. Я… я хотела узнать, слышала ли ты…
— Я слышала передачу, — сказала Антония. — Мардж позвонила вчера и отменила игру в бридж из-за сильнейшего приступа мигрени, поэтому я осталась дома. — Антония Митчелл тоже положила вилку на белоснежную салфетку, постеленную под тарелкой. Ее голос и лицо оставались бесстрастными. — Я прослушала ее от начала до конца.
Стефани поежилась, ее просто мутило от волнения.
— А папа?
— Нет. Он не слушал. Я рассказала ему. А сегодня, не сомневаюсь, он узнает о ней еще больше.
Дальнейшие объяснения не требовались. Стефани поняла, что имеет в виду мать. Телефонные провода в Стонвилле, наверное, дымятся — настолько они перегружены.
Стефани подождала, не скажет ли мать чего-нибудь еще, но та молчала. О чем она думает? Ищет слова, чтобы отречься от дочери? Сказать ей, насколько она разочарована в ней?
Наконец Антония заговорила, и ее мягкие щеки при этом слегка порозовели.
— Стефани, солнышко, я… Мне интересно… Не то чтобы это имеет значение, но… неужели теперь действительно производят презервативы с этими самыми щетинками?
Стефани изумленно уставилась на мать. Где-то в подсознании гремели литавры.
— Стефани?
— А, да… я здесь.
Мать выжидающе смотрела на нее.
— Ну?
— Хмм… Да, мам, производят. И разноцветные, и с ворсинками, и ребристые — любые, какие ты только можешь представить, и даже такие, какие представить не можешь.
Прежде чем она успела продолжить, мать снова заговорила:
— А та, другая женщина, которая хотела, чтобы парень привязал ее к кровати? Неужели многие молодые люди занимаются такими вещами?
Разговор приобрел настолько фантастический оборот, что Стефани казалось, будто она поднялась вместе со стулом и смотрит на них обеих с высоты белого пластикового абажура, который отец повесил над столом, когда она училась в пятом классе. Это было невероятно, но мать вовсе не казалась расстроенной, в ее глазах светилось лишь любопытство. Что происходит? Что за бес вселился в ее мать?