На этот раз солдаты залегли все до единого. Под обломками стены виднелось множество бездыханных тел. Офицеры в панике выкрикивали бессвязные приказы, обвиняя во всем коварных израильтян.
Самолет зашел в третий раз, и земля снова задрожала от взрывов. Малко подбросило, как пушинку, и он упал на помощника палача, глотая пыль широко открытым ртом. Рядом раздался чудовищный грохот, и Малко на несколько секунд потерял сознание. Подняв голову, он увидел, что вторая клетка с заключенными потонула в облаке черного дыма: едва ли не в самую середину ее угодила бомба.
Малко успел подумать о превратностях судьбы: в проеме стены показался человек в защитной форме и розовом тюрбане, державший у бедра автоматическую винтовку "армалит". За ним в брешь ворвались другие курды, увешанные гранатами и магазинами и с ног до головы покрытые желтоватой пылью.
Полковник Мохлес успел лишь ухватиться за перламутровую рукоятку своего кольта-45. Очередь из "армалита" заставила его отказаться от своего намерения, разрезав его почти пополам.
Многие полицейские укрылись за помостом виселицы и наугад отстреливались из "АК-47". Палач с трудом держался на ногах, ухватившись за веревку с петлей. В этот момент на помост прыгнул здоровенный двухметровый курд с кривым ножом в руке. Он яростно полоснул ножом по веревке, мигом отрубив палачу правую кисть. Тот тупо уставился на собственную руку, упавшую на доски.
Полицейские дали по курду дружный залп. Он попятился под ударами пуль, но не упал и, по-прежнему крепко сжимая "армалит", дал в ответ длинную аккуратную очередь, скосив почти всех охранников, притаившихся у подножия эшафота. Только после этого курд замертво рухнул на помост.
Лежа на животе со связанными за спиной руками, Малко притворился мертвым. В течение нескольких минут слышались только яростные крики курдов и очереди из автоматического оружия. Нападающие пытались отрезать охранникам дорогу к зданию тюрьмы. Двое полицейских укрылись за грузовиком-катафалком. К ним спокойно пошел "пеш-мерга" с длинноствольным пистолетом "Р-08" в каждой руке. По его щеке тянулась длинная кровавая царапина от пули, придававшая ему еще более грозный вид. Один из них упал перед курдом на колени. Курд спокойно сунул ствол пистолета в его открытый рот и нажал на спусковой крючок. Араба с силой отбросило назад, и его кепи шлепнулось на землю вместе с кусками черепной коробки.
Второй полицейский прислонился спиной к машине и побелевшими губами бормотал молитву. Курд засунул оба пистолета за пояс, и охранник облегченно вздохнул. Но в руке партизана уже блестел длинный кривой кинжал. Курд почти ласково приподнял форменную рубаху полицейского повыше пояса и не спеша всадил лезвие ему в живот...
Охранник захрипел и умолк лишь тогда, когда курд довел кинжал до солнечного сплетения, зацепив по пути сердце. Затем партизан вытер лезвие о брюки убитого, медленно сползавшего на землю.
Полицейские, которым удалось добраться до тюремного корпуса, еще изредка постреливали с порога, но во дворе никто уже не оказывал нападавшим никакого сопротивления. Малко почувствовал, что его переворачивают на спину, и встретился глазами с Черной Пантерой. Вскоре его руки были свободны.
Подобно остальным, партизанка была одета в защитную военную форму. Правой рукой она сжимала винтовку "армалит", левой - чешский автомат, отобранный у какого-то полицейского.
- Держи, - сказала она, протягивая автомат Малко. - Я рада, что ты жив.
Это было сказано так спокойно, словно они расстались накануне. Однако разговаривать было некогда. В северной части двора остатки полицейского наряда готовились контратаковать курдов гранатами. Ими командовал исступленно орущий лейтенант.
Засвистели пули. Малко и Гюле открыли ответный огонь. Курды перебегали от одного раненого охранника к другому, отбирая оружие и рассекая кинжалом горло от уха до уха. Видимо, это было их народной традицией...
- Черт, а где же Рубин? - воскликнул Малко. Дым, окутавший вторую клетку, понемногу рассеивался, и на том месте уже виднелись распростертые тела. Американец, которого Малко приметил перед самой атакой, должен был находиться среди них.
Малко бросился туда и стал осматривать лежащих. Сначала он нашел двух мертвых арабов, потом увидел Виктора Рубина. Тот лежал на спине. Сорванная взрывной волной рубаха обнажала худое тело, глаза были закрыты. Малко с трудом узнал в нем человека, чью фотографию показывал ему Уолтер Митчелл. Лицо напоминало череп, под тонкой кожей резко выделялись кости, глаза глубоко ввалились, волосы отросли до плеч.
- Он мертв? - спросила Гюле.
Малко приподнял американца, подхватив его под мышки, и тот открыл глаза. Он, видимо, был всего лишь оглушен. Рубин что-то неразборчиво пробормотал, и Малко увидел, что у него во рту остался только один зуб верхний резец. Таков был результат тюремного питания или пыток, а скорее всего - и того, и другого.
Американец посмотрел на Малко так, словно перед ним стоял живой марсианин, но объясняться не было времени. Гюле и Малко потянули его прочь. Малко сказал ему по-английски:
- Бежим! Мы пришли, чтобы спасти вас!
Рубин по-прежнему ничего не понимал. Гюле подала сигнал к отступлению. Курды потеряли двух человек убитыми. Еще один, сраженный несколькими пулями, прощался с жизнью.
- Сейчас появятся танки, - сказала Черная Пантера. - Скорей!
Они торопливо пролезли через брешь, отстреливаясь короткими очередями. Их глазам открылась пустыня, где несколько глиняных лачуг образовали маленькое поселение. Группа бегом пересекла его. Курд, бежавший последним, внезапно натолкнулся на женщину в черной чадре. Она закричала. Партизан мигом выхватил кинжал и жестоко рассек ей левую грудь, после чего сбил с ног ударом приклада.
Из ближайшей хижины выскочил солдат с винтовкой. Он нос к носу столкнулся с другим курдом. В правой руке у того был широкий ятаган, в левой - кольт. Секунду они молча смотрели друг на друга. Вздрогнув от безумного взгляда курда, солдат неловко вскинул винтовку. Партизан вкруговую размахнулся ятаганом, и лезвие почти горизонтально рубануло солдата по шее. Послышался протяжный свист. Голова мгновение покачалась на плечах и скатилась на землю. Рядом свалилось судорожно содрогающееся тело. Струя крови залила защитные брюки курда. Он спокойно взял голову за уши и поднял вровень со своим лицом. Глаза были еще открыты и даже не успели затуманиться. Курд плюнул в них, и веки сомкнулись: сработал нервный рефлекс. Удовлетворенный курд бросил голову туда, где лежало тело, из которого толчками выливалась кровь.
Грузовик и пленный водитель оставались под охраной Сера. Пока группа рассаживалась в кузове, он вытолкнул пленного из кабины и сменил свой тюрбан на красное кепи, подобранное кем-то во дворе. Запустив мотор, курд, не желая рисковать, в упор расстрелял солдата из автомата.
Гюле и несколько партизан заняли боевую позицию у заднего борта, чтобы отбиваться от возможных преследователей. Малко, поддерживая почти бесчувственного Виктора Рубина, расположился около Черной Пантеры. От тюрьмы их теперь отделял примерно километр. Гюле рассказала Малко, как им удалось раздобыть грузовик, и добавила:
- Нужно объехать город с запада, найти подходящую деревню и затаиться. Но это будет очень нелегко.
Действительно, местность вокруг Багдада была плоской, как стол, и не отличалась обилием дорог. Но Малко чувствовал себя слишком потрясенным, чтобы участвовать в дискуссии. Он думал о Джемале, чей труп пришлось бросить на тюремном дворе.
Рядом хрипел раненый курд.
- Его придется добить" - спокойно заметила Гюле. - Он все равно не выживет.
Оставляя за собой пыльный шлейф, грузовик покачивался на бунтовой дороге. Малко подумал, что если ему и суждено сегодня умереть, то по крайней мере не в петле, и прижал к груди свой автомат.
Пролетая над Мосулом, Йен Смит понял, что Ирана ему уже не увидеть. Над ним летели три "МИГа", и еще три расположились по бокам. Они уже давали предупредительные очереди - перед ним и поверх кабины, пытаясь заставить его сесть в Мосуле.
Родезиец криво улыбнулся. У него была своя профессиональная гордость. К тому же он представлял себе, как живется в иракской тюрьме. Его-то уж спасать никто не станет... Даже освобожденный от веса ракет, его старенький винтовик тащился над пустыней безнадежно медленно.
Он резко ушел влево. Более стремительные "МИГи" на несколько мгновений скрылись из виду. Йен Смит полетел над городом, подыскивая подходящую цель, чтобы уйти из жизни красиво. Ему захотелось включить радио и сообщить о себе, но это не было предусмотрено в плане. К тому же весь радиообмен прослушивался Багдадом.
Он не услышал убившей его очереди. Один из "МИГов" догнал самолет Смита и расстрелял из 20-миллиметровой пушки. "Скайрейдер" разлетелся на куски, изрыгнув облако черного дыма. Йен Смит увидел, как к нему стремительно приближается голубой купол мечети, и потерял сознание. Обломки самолета посыпались на землю, разбив в прах несколько глиняных домиков.
Для определенного круга лиц это значительно упрощало ситуацию.
Издалека, со стороны тюрьмы, доносился вой сирен. Слышались даже отдельные выстрелы, и Малко удивился: в кого бы это могли стрелять?
Через километр они выехали на шоссе Багдад - Мосул, и грузовик прибавил скорость. По обе стороны дороги выстроились кирпичные заводы единственное достижение багдадской промышленности.
Чуть дальше им следовало поворачивать на юг, чтобы объехать центр города. Вдруг грузовик резко затормозил.
- Заслон! - крикнула Гюле.
Дорогу впереди преграждали деревянные "ежи", русская противотанковая пушка и большая группа солдат. Такие заслоны были обычным делом на окраинах Багдада.
Обе стороны помедлили. Затем какой-то иракский офицер выступил вперед и жестом велел водителю грузовика подъехать поближе. Офицер, похоже, не подозревал, кто или что находится в кузове, но наверняка готовился обыскать машину и потребовать у водителя документы.
Заскрежетали тормоза, и грузовик остановился метрах в пятидесяти от заграждения. Один из курдов, сидевший рядом с Малко, быстро снял с себя оружие и магазины и спрыгнул на дорогу. Спрятав защитную форму под накидкой, он сразу стал похож на мирного крестьянина. Второй курд подал ему лежавший в кузове старый велосипед. Тот покатил его рядом с собой, приближаясь к солдатам.
Держа оружие наготове, иракцы недоверчиво смотрели на него.
Курд дошел до заслона. Его тут же окружила группа солдат. По их жестам Малко понял, что они требуют показать документы. Курд приставил велосипед к длинному стволу противотанковой пушки.
Все остальное произошло в считанные доли секунды. Раздался оглушительный взрыв. Ударная волна отбросила грузовик на несколько метров назад. Когда рассеялся дым, место взрыва оказалось совершенно пустым. Пушку отбросило прочь с дороги, согнутый ствол был уже непригоден для стрельбы.
Но не все солдаты погибли. Почти сразу же после взрыва в придорожной канаве затрещал автомат. Пятеро курдов и Малко спрыгнули на землю. Прорваться нужно было за считанные минуты, пока к солдатам не подтянется подкрепление.
Некоторое время продолжалась ожесточенная перестрелка. Из контрольного пункта поднялась в воздух красная ракета, и огонь стал еще более интенсивным. Затем солдаты вдруг прекратили стрелять: сначала умолк пулемет, за ним - автоматы. Курды осторожно подошли и увидели, что двое солдат бегут прочь. Партизаны с радостными криками бросились в атаку, но, увы, все охранники уже скрылись из виду. Курды нашли лишь двух раненых и с минуту ожесточенно спорили, кому их добивать.
Этот патруль входил в состав авиационного полка, пользующегося не самой лучшей репутацией у правительства, поскольку между командующим ВВС и некоторыми министрами существовали определенные разногласия. В целях предупреждения возможного путча солдатам было выдано ограниченное количество боеприпасов...
Спустя три минуты грузовик уже несся со скоростью 100 километров в час. Вдруг двигатель застучал, скорость быстро снизилась, и автомобиль остановился. Либо в радиатор угодила пуля, либо сам двигатель "ГАЗа" не выдержал этой бешеной гонки.
Виктор Рубин, находившийся в полубессознательном состоянии, до сих пор не сказал ни слова. Раненый курд уже не хрипел: он был мертв. Один из партизан молча снял с него оружие.
Они находились на каменистой пустоши в юго-западной оконечности Багдада. Малко вполголоса выругался: иракцы так легко не отступятся. На счету каждая секунда. ... Двигатель фыркнул и умолк окончательно. Из-под капота повалил белый пар. В радиаторе не осталось ни капли воды, а ближайшая ремонтная мастерская находилась в Багдаде.
Вдруг на проселочной дороге показалась тяжелая повозка, запряженная двумя быками и увенчанная огромной копной сена. Ею управлял десятилетний мальчуган. Гюле отдала короткий приказ. Один из курдов соскочил на землю, но запутался в ремне "армалита" и потерял несколько секунд. Мальчишка заметил его, вскрикнул и пустился наутек.
Курд прицелился в него из винтовки. Гюле злобно закричала на него, и партизан, послушно опустив оружие, помчался вдогонку за мальчиком. Тот бежал неуверенно, сбивая о кочки босые ноги. В нескольких сотнях метров впереди стоял десяток глиняных домиков; в одном из них, скорее всего, и жил мальчуган. Курд быстро сокращал разделявшее их расстояние. На бегу он подобрал увесистый камень и швырнул его вперед. Камень попал мальчику в щеку как раз в тот момент, когда он оглянулся. Мальчишка упал, закрыв лицо руками. Партизан наклонился над ним и схватил его за волосы. Блеснула сталь, и Малко потрясение вскрикнул.
- Зачем он его убил?!
Гюле посмотрела на него с недоумением на лице.
- Но это же араб, он бы нас выдал!
Курд уже возвращался к ним, волоча маленький труп за ноги. Полуотрезанная голова цеплялась за камни.
Черная Пантера выпрыгнула из грузовика и начала отдавать распоряжения. Ее люди побежали к повозке и принялись прятать в ней оружие. Затем вилами сделали в сене большие углубления для себя.
Когда работа была окончена, повозка вновь приобрела безобидный вид. Один из курдов, избавившись от оружия, занял место убитого мальчишки. Тело последнего было тоже спрятано под сеном. Мертвого курда оставили в кузове грузовика.
Гюле лежала рядом с Малко, повернув винтовку так, чтобы можно было стрелять, даже не поднимая головы. Она указала ему на зеленое пятно в нескольких километрах к северо-западу.
- Если успеем добраться туда до темноты - мы спасены.
Действительно, при скорости три километра в час поездка обещала занять всю оставшуюся часть дня.
- А потом что будем делать? - спросил Малко.
Гюле блеснула зубами:
- Увидишь!
Убаюканный покачиванием повозки, Малко понемногу успокоился. Они пересекали пустыню по извилистой каменистой тропе. На некотором удалении под солнечными лучами блестело асфальтовое шоссе.
Виктор Рубин по-прежнему выглядел отрешенным. Все это время он безропотно подчинялся Малко, не задав ни одного вопроса.
Внезапно тишину нарушил глухой шум, который вскоре превратился в свист. Два самолета "МИГ-21" пронеслись над шоссе, сделали красивый поворот и вошли в пике.
Послышался сухой треск нескольких пулеметов, затем раздались глухие разрывы ракет. Малко приподнялся на локте и оглянулся: грузовик горел. Один из "МИГов" зашел на него снова, и множество пуль прошило уже покореженную кабину. Затем оба самолета взмыли ввысь и скрылись из виду.
- С этой поломкой нам, пожалуй, повезло... - заметила Гюле.
Ее голос звучал хрипловато. Малко заворочался в сене. Женщина наклонилась к нему и прижалась бедром к его ноге. От нее пахло потом и чем-то неуловимо женским, влекущим...
- Если мы останемся в живых, то сегодня ночью будем любить друг друга, - сказала она.
Странный край, где смерть кажется верной спутницей! Здесь убивали всех, чьи мнения не совпадали с общепринятыми. В 1962 году в Мосуле за три дня истребили сто тысяч коммунистов. Те же, кто остался в живых, жили ожиданием расплаты. А курды - те, казалось, вообще рождаются с винтовкой в руках и сосут из соски напалм... Даже самые красивые курдские девушки обучались убивать прежде, чем становились невестами...
Глава 17
Малко недоумевал, как они попадут на север. Даже при обычных обстоятельствах на дорогах стояли многочисленные патрули, проверявшие каждую машину. А после нападения на Баакубу непременно начнется настоящий террор. Власти знали, что нападение совершили курды, поэтому наверняка установили особый Режим контроля на дорогах на Киркук и Сулеймание.
Прорваться силой через все заслоны было, разумеется, невозможно.
Партизанка положила "армалит" и расстегнула пояс с патронами. Малко увидел, что под плотной форменной курткой на ней ничего нет.
- Посмотри, моя рана уже зажила, - сказала она. Она взяла руку Малко и просунула ее между двумя пуговицами куртки. Но положила вовсе не на шрам. Малко обхватил пальцами одну из ее круглых грудей, и она издала тихий стон, сжав руки в кулаки.
Он тоже был возбужден, несмотря на свое состояние и ее далеко не женский вид. Может быть, причиной тому служила напряженная атмосфера насилия и опасности. К тому же неистовый темперамент Гюле мало кого мог оставить равнодушным. Малко вспомнил, как она стонала и извивалась в его объятиях в подвале Джемаля... Воспоминание о курде омрачило его состояние.
- "Джемаль погиб, - глухо произнес он. - Вместо меня...
И Малко рассказал о последних минутах своего плена. На глазах партизанки показались слезы.
- Я рада за него, - проговорила она. - Джемаль считался почти предателем, "джашем". Благодаря тебе он умер как мужчина. Его старый отец, который уже тридцать лет назад стрелял по английским самолетам, может им гордиться. И еще долгие годы в Курдистане будут говорить, что ага Джемаль Талани отдал свою жизнь, чтобы спасти чужеземного друга...
- И все же он погиб... - повторил Малко.
Гюле махнула рукой:
- В Курдистане смельчаки живут вечно. Пока живы курды, одно из их ружей, разя врагов, будет носить имя Джемаля Талани.
Для Малко это был совершенно другой мир. Он с грустью подумал о теле Джемаля, брошенном на тюремном дворе. Оно станет очередной мишенью для насмешек и надругательств...
Один раз рядом с ними проехал джип с солдатами, но последние даже не взглянули на повозку с сеном. Курд, управлявший быками, почтительно приветствовал солдат, которые даже не подозревали, насколько близко прошла мимо них смерть!
Покачиваясь, повозка понемногу приближалась к зеленому пятну на горизонте. Малко, обессиленный, заснул.
Когда он проснулся, на него смотрела Гюле. Повозка стояла внутри какого-то сарая, освещенного керосиновой лампой. Остальные курды и Виктор Рубин куда-то исчезли. Вокруг было тихо.
- Скоро мы отправимся домой, - сказала Гюле. - Все в порядке. Возьми, поешь.
Она протянула ему пшеничную лепешку, на которой лежало несколько полосок мяса. Малко с жадностью набросился на еду, вкус которой оказался превосходным. В противоположность пресному багдадскому шелокебабу это мясо было нежным и пряным.
- Что это? - спросил Малко.
Гюле радостно улыбнулась:
- Кебаб по-курдски.
После трапезы они долго сидели молча.
- Где мы? - спросил Малко.
- У друзей.
Гюле допила кислое молоко, встряхнула головой и начала спокойно расстегивать пуговицы куртки. Через минуту вся ее одежда, а заодно и неизменная винтовка, лежали рядом с ней. Она растянулась на сене и повелительно произнесла:
- Иди сюда.
Спорить не приходилось. Устроившись как следует на сене, раздвинув ноги и выставив грудь, она готовилась принять мужчину, как готовятся принять причастие.
Пренебрегая излишними нежностями, Гюле с невероятной силой притянула Малко к себе и поцеловала. Ее шершавый язык подействовал на него лучше всякого возбуждающего снадобья. Он слегка укусил ее за плечо, и Гюле счастливо засмеялась.
Обнявшись, они зарылись в сено. Ее руки были тверды, как сталь. Малко казалось, что его затянуло в камнедробилку. Как он ее ни обнимал - его объятия казались ей слишком слабыми.
Когда он вошел в нее, она потребовала, чтобы он держал ее руками за бедра. Яростно двигая нижней половиной туловища, Гюле смотрела на Малко широко открытыми глазами.
- Сильнее! - приказала она. - Я хочу тебя чувствовать, хочу, чтобы ты мне сделал больно! Делай это как мужчина, а не как джаш!
После подобных слов у любого мог бы появиться комплекс неполноценности. А тем более - после недели в тюрьме и чудом не состоявшейся казни. Стиснув зубы, Малко старался как мог. Гюле извивалась под ним в бесконечном страстном танце. Казалось, ее не могли бы удовлетворить все мужчины мира.
Наконец она резко расслабилась, и ее лицо приняло умиротворенное выражение. Гюле, словно ребенок привлекла Малко к себе и склонила его голову на свое плечо.
- По-моему, ты сделал мне ребенка, - сказала она. - Женщина всегда это чувствует. Он будет таким же храбрым, как ты, и тебе не придется за него краснеть.
Гюле начала что-то бормотать по-курдски - наверное, слова любви. В такие минуты она становилась похожей на невинную девочку. Впрочем, в определенном смысле это было так: ведь ей были чужды женские хитрости и уловки. Если мужчина не желал ее такой, какая она есть, - Гюле начинала презирать его.
- Я люблю тебя, - прошептала она на ухо Малко. Затем неожиданно встала, натянула форму, пригладила волосы руками и весело объявила: Пойдем, я покажу тебе на чем мы поедем на север.
Они спрыгнули с повозки, и Гюле открыла какую-то дверь. Сарай сообщался с большим ангаром, в котором стоял старый обшарпанный грузовик "МАК", зарегистрированный, судя по номеру, в Сулеймание.
- Смотри! - сказала Гюле, взобравшись по лесенке.
Малко заглянул под тент и едва сдержал изумленное восклицание: кузов был почти до краев наполнен темной водой. Он сунул туда руку: вода была ледяная.
- Что это за бассейн на колесах? - удивленно спросил Малко.
Партизанка рассмеялась и опустила тент.
- Вот на чем мы поедем. Хозяин грузовика - надежный парень. Два раза в неделю он возит на нем свежую рыбу в офицерскую столовую Багдада. Ведь рыба, которую едят в столице, не из Тигра, а из северных рек. Только в Курдистане нет грузовиков с цистернами. Поэтому перевозчики рыбы придумали покрывать кузов обычного грузовика слоем смолы. После этого туда можно наливать воду и возить живую рыбу. Вот этим мы и воспользуемся.
- Но мы ведь не рыбы! - резонно возразил Малко.
- Специально для нас здесь предусмотрено кое-что еще, - ответила Гюле.
Над самой водой, вдоль бортов и в передней части кузова были сделаны длинные полки, на которых могли лежать люди.
- Мы расположимся здесь, - пояснила Гюле. - А в воду будем погружаться только на время проверки.
Малко с сомнением наклонился над поверхностью. Жидкость издавала тошнотворный рыбный запах.
- Как мы будем дышать?
Партизанка указала на прикрытую тряпками толстую трубу, уходившую под воду. Затей пошарила рукой и извлекла на свет нечто, напоминавшее осьминога. Труба разделялась на десяток более тонких трубок, каждая из которых расширялась на конце. Благодаря этому приспособлению несколько человек могли находиться на дне бассейна в одно и то же время.
- Надеюсь, проверки будут не слишком долгими, - вздохнул Малко.
Но идея была действительно неплохая. Пожалуй, только так можно было передвигаться по тщательно охраняемым дорогам.
- Выезжаем на рассвете, - сказала Гюле. - Ночью по шоссе Багдад Киркук ездить запрещено.
Малко невольно глотал солоноватую воду, и ему казалось, что легкие вот-вот разорвутся на куски. Сжав зубами трубку, он пытался внушить себе, что эта проверка продлится не дольше предыдущих..
Он лежал под черной ледяной водой, используя в качестве груза большой камень. Рядом затаились остальные курды, Рубин и Гюле. "Осьминог" действовал довольно исправно, но чтобы не захлебнуться, следовало обладать железной выдержкой. Первая же проверка чуть не окончилась катастрофой. Измученный тюрьмой Рубин не смог дышать под водой, поперхнулся и вынырнул на поверхность. К счастью, в этот момент никому из солдат не пришло в голову приподнять полог тента. Случись такое, курды даже не смогли бы оказать сопротивление: все оружие, завернутое в целлофан, лежало на дне "бассейна".
Вскоре после этого они остановились в безлюдном месте, и Гюле терпеливо продемонстрировала Виктору Рубину, как пользоваться этим современным кальяном. Дальше дело пошло лучше. Сейчас они уже были на седьмом контрольном пункте. Правда, американец по-прежнему плохо понимал, что с ним происходит.
В их водяную могилу не проникало ни звука, и секунды казались бесконечными. Малко боялся пошевелить даже мизинцем, чтобы не взволновать поверхность воды. Сейчас охранников могла всполошить любая мелочь. Водитель говорил, что ни разу еще не видел таких интенсивных проверок. На каждой остановке солдаты заглядывали под грузовик, приподнимали сиденья кабины, придирчиво изучали документы шофера. К счастью, документы были в полном порядке.
Только вода не интересовала проверяющих. Лишь однажды кто-то из них вознамерился осмотреть кузов, да и то с единственной тайной мыслью - найти забытую рыбину и оставить ее себе. Водитель отделался от него с помощью бумажки в 250 филсов.
... Грузовик поехал дальше, оставив позади контрольный пункт. Для ныряльщиков это был самый трудный момент: от тряски и толчков трубка норовила выскочить изо рта, а за скользкие стенки "бассейна" уцепиться не удавалось.
Самолет зашел в третий раз, и земля снова задрожала от взрывов. Малко подбросило, как пушинку, и он упал на помощника палача, глотая пыль широко открытым ртом. Рядом раздался чудовищный грохот, и Малко на несколько секунд потерял сознание. Подняв голову, он увидел, что вторая клетка с заключенными потонула в облаке черного дыма: едва ли не в самую середину ее угодила бомба.
Малко успел подумать о превратностях судьбы: в проеме стены показался человек в защитной форме и розовом тюрбане, державший у бедра автоматическую винтовку "армалит". За ним в брешь ворвались другие курды, увешанные гранатами и магазинами и с ног до головы покрытые желтоватой пылью.
Полковник Мохлес успел лишь ухватиться за перламутровую рукоятку своего кольта-45. Очередь из "армалита" заставила его отказаться от своего намерения, разрезав его почти пополам.
Многие полицейские укрылись за помостом виселицы и наугад отстреливались из "АК-47". Палач с трудом держался на ногах, ухватившись за веревку с петлей. В этот момент на помост прыгнул здоровенный двухметровый курд с кривым ножом в руке. Он яростно полоснул ножом по веревке, мигом отрубив палачу правую кисть. Тот тупо уставился на собственную руку, упавшую на доски.
Полицейские дали по курду дружный залп. Он попятился под ударами пуль, но не упал и, по-прежнему крепко сжимая "армалит", дал в ответ длинную аккуратную очередь, скосив почти всех охранников, притаившихся у подножия эшафота. Только после этого курд замертво рухнул на помост.
Лежа на животе со связанными за спиной руками, Малко притворился мертвым. В течение нескольких минут слышались только яростные крики курдов и очереди из автоматического оружия. Нападающие пытались отрезать охранникам дорогу к зданию тюрьмы. Двое полицейских укрылись за грузовиком-катафалком. К ним спокойно пошел "пеш-мерга" с длинноствольным пистолетом "Р-08" в каждой руке. По его щеке тянулась длинная кровавая царапина от пули, придававшая ему еще более грозный вид. Один из них упал перед курдом на колени. Курд спокойно сунул ствол пистолета в его открытый рот и нажал на спусковой крючок. Араба с силой отбросило назад, и его кепи шлепнулось на землю вместе с кусками черепной коробки.
Второй полицейский прислонился спиной к машине и побелевшими губами бормотал молитву. Курд засунул оба пистолета за пояс, и охранник облегченно вздохнул. Но в руке партизана уже блестел длинный кривой кинжал. Курд почти ласково приподнял форменную рубаху полицейского повыше пояса и не спеша всадил лезвие ему в живот...
Охранник захрипел и умолк лишь тогда, когда курд довел кинжал до солнечного сплетения, зацепив по пути сердце. Затем партизан вытер лезвие о брюки убитого, медленно сползавшего на землю.
Полицейские, которым удалось добраться до тюремного корпуса, еще изредка постреливали с порога, но во дворе никто уже не оказывал нападавшим никакого сопротивления. Малко почувствовал, что его переворачивают на спину, и встретился глазами с Черной Пантерой. Вскоре его руки были свободны.
Подобно остальным, партизанка была одета в защитную военную форму. Правой рукой она сжимала винтовку "армалит", левой - чешский автомат, отобранный у какого-то полицейского.
- Держи, - сказала она, протягивая автомат Малко. - Я рада, что ты жив.
Это было сказано так спокойно, словно они расстались накануне. Однако разговаривать было некогда. В северной части двора остатки полицейского наряда готовились контратаковать курдов гранатами. Ими командовал исступленно орущий лейтенант.
Засвистели пули. Малко и Гюле открыли ответный огонь. Курды перебегали от одного раненого охранника к другому, отбирая оружие и рассекая кинжалом горло от уха до уха. Видимо, это было их народной традицией...
- Черт, а где же Рубин? - воскликнул Малко. Дым, окутавший вторую клетку, понемногу рассеивался, и на том месте уже виднелись распростертые тела. Американец, которого Малко приметил перед самой атакой, должен был находиться среди них.
Малко бросился туда и стал осматривать лежащих. Сначала он нашел двух мертвых арабов, потом увидел Виктора Рубина. Тот лежал на спине. Сорванная взрывной волной рубаха обнажала худое тело, глаза были закрыты. Малко с трудом узнал в нем человека, чью фотографию показывал ему Уолтер Митчелл. Лицо напоминало череп, под тонкой кожей резко выделялись кости, глаза глубоко ввалились, волосы отросли до плеч.
- Он мертв? - спросила Гюле.
Малко приподнял американца, подхватив его под мышки, и тот открыл глаза. Он, видимо, был всего лишь оглушен. Рубин что-то неразборчиво пробормотал, и Малко увидел, что у него во рту остался только один зуб верхний резец. Таков был результат тюремного питания или пыток, а скорее всего - и того, и другого.
Американец посмотрел на Малко так, словно перед ним стоял живой марсианин, но объясняться не было времени. Гюле и Малко потянули его прочь. Малко сказал ему по-английски:
- Бежим! Мы пришли, чтобы спасти вас!
Рубин по-прежнему ничего не понимал. Гюле подала сигнал к отступлению. Курды потеряли двух человек убитыми. Еще один, сраженный несколькими пулями, прощался с жизнью.
- Сейчас появятся танки, - сказала Черная Пантера. - Скорей!
Они торопливо пролезли через брешь, отстреливаясь короткими очередями. Их глазам открылась пустыня, где несколько глиняных лачуг образовали маленькое поселение. Группа бегом пересекла его. Курд, бежавший последним, внезапно натолкнулся на женщину в черной чадре. Она закричала. Партизан мигом выхватил кинжал и жестоко рассек ей левую грудь, после чего сбил с ног ударом приклада.
Из ближайшей хижины выскочил солдат с винтовкой. Он нос к носу столкнулся с другим курдом. В правой руке у того был широкий ятаган, в левой - кольт. Секунду они молча смотрели друг на друга. Вздрогнув от безумного взгляда курда, солдат неловко вскинул винтовку. Партизан вкруговую размахнулся ятаганом, и лезвие почти горизонтально рубануло солдата по шее. Послышался протяжный свист. Голова мгновение покачалась на плечах и скатилась на землю. Рядом свалилось судорожно содрогающееся тело. Струя крови залила защитные брюки курда. Он спокойно взял голову за уши и поднял вровень со своим лицом. Глаза были еще открыты и даже не успели затуманиться. Курд плюнул в них, и веки сомкнулись: сработал нервный рефлекс. Удовлетворенный курд бросил голову туда, где лежало тело, из которого толчками выливалась кровь.
Грузовик и пленный водитель оставались под охраной Сера. Пока группа рассаживалась в кузове, он вытолкнул пленного из кабины и сменил свой тюрбан на красное кепи, подобранное кем-то во дворе. Запустив мотор, курд, не желая рисковать, в упор расстрелял солдата из автомата.
Гюле и несколько партизан заняли боевую позицию у заднего борта, чтобы отбиваться от возможных преследователей. Малко, поддерживая почти бесчувственного Виктора Рубина, расположился около Черной Пантеры. От тюрьмы их теперь отделял примерно километр. Гюле рассказала Малко, как им удалось раздобыть грузовик, и добавила:
- Нужно объехать город с запада, найти подходящую деревню и затаиться. Но это будет очень нелегко.
Действительно, местность вокруг Багдада была плоской, как стол, и не отличалась обилием дорог. Но Малко чувствовал себя слишком потрясенным, чтобы участвовать в дискуссии. Он думал о Джемале, чей труп пришлось бросить на тюремном дворе.
Рядом хрипел раненый курд.
- Его придется добить" - спокойно заметила Гюле. - Он все равно не выживет.
Оставляя за собой пыльный шлейф, грузовик покачивался на бунтовой дороге. Малко подумал, что если ему и суждено сегодня умереть, то по крайней мере не в петле, и прижал к груди свой автомат.
Пролетая над Мосулом, Йен Смит понял, что Ирана ему уже не увидеть. Над ним летели три "МИГа", и еще три расположились по бокам. Они уже давали предупредительные очереди - перед ним и поверх кабины, пытаясь заставить его сесть в Мосуле.
Родезиец криво улыбнулся. У него была своя профессиональная гордость. К тому же он представлял себе, как живется в иракской тюрьме. Его-то уж спасать никто не станет... Даже освобожденный от веса ракет, его старенький винтовик тащился над пустыней безнадежно медленно.
Он резко ушел влево. Более стремительные "МИГи" на несколько мгновений скрылись из виду. Йен Смит полетел над городом, подыскивая подходящую цель, чтобы уйти из жизни красиво. Ему захотелось включить радио и сообщить о себе, но это не было предусмотрено в плане. К тому же весь радиообмен прослушивался Багдадом.
Он не услышал убившей его очереди. Один из "МИГов" догнал самолет Смита и расстрелял из 20-миллиметровой пушки. "Скайрейдер" разлетелся на куски, изрыгнув облако черного дыма. Йен Смит увидел, как к нему стремительно приближается голубой купол мечети, и потерял сознание. Обломки самолета посыпались на землю, разбив в прах несколько глиняных домиков.
Для определенного круга лиц это значительно упрощало ситуацию.
Издалека, со стороны тюрьмы, доносился вой сирен. Слышались даже отдельные выстрелы, и Малко удивился: в кого бы это могли стрелять?
Через километр они выехали на шоссе Багдад - Мосул, и грузовик прибавил скорость. По обе стороны дороги выстроились кирпичные заводы единственное достижение багдадской промышленности.
Чуть дальше им следовало поворачивать на юг, чтобы объехать центр города. Вдруг грузовик резко затормозил.
- Заслон! - крикнула Гюле.
Дорогу впереди преграждали деревянные "ежи", русская противотанковая пушка и большая группа солдат. Такие заслоны были обычным делом на окраинах Багдада.
Обе стороны помедлили. Затем какой-то иракский офицер выступил вперед и жестом велел водителю грузовика подъехать поближе. Офицер, похоже, не подозревал, кто или что находится в кузове, но наверняка готовился обыскать машину и потребовать у водителя документы.
Заскрежетали тормоза, и грузовик остановился метрах в пятидесяти от заграждения. Один из курдов, сидевший рядом с Малко, быстро снял с себя оружие и магазины и спрыгнул на дорогу. Спрятав защитную форму под накидкой, он сразу стал похож на мирного крестьянина. Второй курд подал ему лежавший в кузове старый велосипед. Тот покатил его рядом с собой, приближаясь к солдатам.
Держа оружие наготове, иракцы недоверчиво смотрели на него.
Курд дошел до заслона. Его тут же окружила группа солдат. По их жестам Малко понял, что они требуют показать документы. Курд приставил велосипед к длинному стволу противотанковой пушки.
Все остальное произошло в считанные доли секунды. Раздался оглушительный взрыв. Ударная волна отбросила грузовик на несколько метров назад. Когда рассеялся дым, место взрыва оказалось совершенно пустым. Пушку отбросило прочь с дороги, согнутый ствол был уже непригоден для стрельбы.
Но не все солдаты погибли. Почти сразу же после взрыва в придорожной канаве затрещал автомат. Пятеро курдов и Малко спрыгнули на землю. Прорваться нужно было за считанные минуты, пока к солдатам не подтянется подкрепление.
Некоторое время продолжалась ожесточенная перестрелка. Из контрольного пункта поднялась в воздух красная ракета, и огонь стал еще более интенсивным. Затем солдаты вдруг прекратили стрелять: сначала умолк пулемет, за ним - автоматы. Курды осторожно подошли и увидели, что двое солдат бегут прочь. Партизаны с радостными криками бросились в атаку, но, увы, все охранники уже скрылись из виду. Курды нашли лишь двух раненых и с минуту ожесточенно спорили, кому их добивать.
Этот патруль входил в состав авиационного полка, пользующегося не самой лучшей репутацией у правительства, поскольку между командующим ВВС и некоторыми министрами существовали определенные разногласия. В целях предупреждения возможного путча солдатам было выдано ограниченное количество боеприпасов...
Спустя три минуты грузовик уже несся со скоростью 100 километров в час. Вдруг двигатель застучал, скорость быстро снизилась, и автомобиль остановился. Либо в радиатор угодила пуля, либо сам двигатель "ГАЗа" не выдержал этой бешеной гонки.
Виктор Рубин, находившийся в полубессознательном состоянии, до сих пор не сказал ни слова. Раненый курд уже не хрипел: он был мертв. Один из партизан молча снял с него оружие.
Они находились на каменистой пустоши в юго-западной оконечности Багдада. Малко вполголоса выругался: иракцы так легко не отступятся. На счету каждая секунда. ... Двигатель фыркнул и умолк окончательно. Из-под капота повалил белый пар. В радиаторе не осталось ни капли воды, а ближайшая ремонтная мастерская находилась в Багдаде.
Вдруг на проселочной дороге показалась тяжелая повозка, запряженная двумя быками и увенчанная огромной копной сена. Ею управлял десятилетний мальчуган. Гюле отдала короткий приказ. Один из курдов соскочил на землю, но запутался в ремне "армалита" и потерял несколько секунд. Мальчишка заметил его, вскрикнул и пустился наутек.
Курд прицелился в него из винтовки. Гюле злобно закричала на него, и партизан, послушно опустив оружие, помчался вдогонку за мальчиком. Тот бежал неуверенно, сбивая о кочки босые ноги. В нескольких сотнях метров впереди стоял десяток глиняных домиков; в одном из них, скорее всего, и жил мальчуган. Курд быстро сокращал разделявшее их расстояние. На бегу он подобрал увесистый камень и швырнул его вперед. Камень попал мальчику в щеку как раз в тот момент, когда он оглянулся. Мальчишка упал, закрыв лицо руками. Партизан наклонился над ним и схватил его за волосы. Блеснула сталь, и Малко потрясение вскрикнул.
- Зачем он его убил?!
Гюле посмотрела на него с недоумением на лице.
- Но это же араб, он бы нас выдал!
Курд уже возвращался к ним, волоча маленький труп за ноги. Полуотрезанная голова цеплялась за камни.
Черная Пантера выпрыгнула из грузовика и начала отдавать распоряжения. Ее люди побежали к повозке и принялись прятать в ней оружие. Затем вилами сделали в сене большие углубления для себя.
Когда работа была окончена, повозка вновь приобрела безобидный вид. Один из курдов, избавившись от оружия, занял место убитого мальчишки. Тело последнего было тоже спрятано под сеном. Мертвого курда оставили в кузове грузовика.
Гюле лежала рядом с Малко, повернув винтовку так, чтобы можно было стрелять, даже не поднимая головы. Она указала ему на зеленое пятно в нескольких километрах к северо-западу.
- Если успеем добраться туда до темноты - мы спасены.
Действительно, при скорости три километра в час поездка обещала занять всю оставшуюся часть дня.
- А потом что будем делать? - спросил Малко.
Гюле блеснула зубами:
- Увидишь!
Убаюканный покачиванием повозки, Малко понемногу успокоился. Они пересекали пустыню по извилистой каменистой тропе. На некотором удалении под солнечными лучами блестело асфальтовое шоссе.
Виктор Рубин по-прежнему выглядел отрешенным. Все это время он безропотно подчинялся Малко, не задав ни одного вопроса.
Внезапно тишину нарушил глухой шум, который вскоре превратился в свист. Два самолета "МИГ-21" пронеслись над шоссе, сделали красивый поворот и вошли в пике.
Послышался сухой треск нескольких пулеметов, затем раздались глухие разрывы ракет. Малко приподнялся на локте и оглянулся: грузовик горел. Один из "МИГов" зашел на него снова, и множество пуль прошило уже покореженную кабину. Затем оба самолета взмыли ввысь и скрылись из виду.
- С этой поломкой нам, пожалуй, повезло... - заметила Гюле.
Ее голос звучал хрипловато. Малко заворочался в сене. Женщина наклонилась к нему и прижалась бедром к его ноге. От нее пахло потом и чем-то неуловимо женским, влекущим...
- Если мы останемся в живых, то сегодня ночью будем любить друг друга, - сказала она.
Странный край, где смерть кажется верной спутницей! Здесь убивали всех, чьи мнения не совпадали с общепринятыми. В 1962 году в Мосуле за три дня истребили сто тысяч коммунистов. Те же, кто остался в живых, жили ожиданием расплаты. А курды - те, казалось, вообще рождаются с винтовкой в руках и сосут из соски напалм... Даже самые красивые курдские девушки обучались убивать прежде, чем становились невестами...
Глава 17
Малко недоумевал, как они попадут на север. Даже при обычных обстоятельствах на дорогах стояли многочисленные патрули, проверявшие каждую машину. А после нападения на Баакубу непременно начнется настоящий террор. Власти знали, что нападение совершили курды, поэтому наверняка установили особый Режим контроля на дорогах на Киркук и Сулеймание.
Прорваться силой через все заслоны было, разумеется, невозможно.
Партизанка положила "армалит" и расстегнула пояс с патронами. Малко увидел, что под плотной форменной курткой на ней ничего нет.
- Посмотри, моя рана уже зажила, - сказала она. Она взяла руку Малко и просунула ее между двумя пуговицами куртки. Но положила вовсе не на шрам. Малко обхватил пальцами одну из ее круглых грудей, и она издала тихий стон, сжав руки в кулаки.
Он тоже был возбужден, несмотря на свое состояние и ее далеко не женский вид. Может быть, причиной тому служила напряженная атмосфера насилия и опасности. К тому же неистовый темперамент Гюле мало кого мог оставить равнодушным. Малко вспомнил, как она стонала и извивалась в его объятиях в подвале Джемаля... Воспоминание о курде омрачило его состояние.
- "Джемаль погиб, - глухо произнес он. - Вместо меня...
И Малко рассказал о последних минутах своего плена. На глазах партизанки показались слезы.
- Я рада за него, - проговорила она. - Джемаль считался почти предателем, "джашем". Благодаря тебе он умер как мужчина. Его старый отец, который уже тридцать лет назад стрелял по английским самолетам, может им гордиться. И еще долгие годы в Курдистане будут говорить, что ага Джемаль Талани отдал свою жизнь, чтобы спасти чужеземного друга...
- И все же он погиб... - повторил Малко.
Гюле махнула рукой:
- В Курдистане смельчаки живут вечно. Пока живы курды, одно из их ружей, разя врагов, будет носить имя Джемаля Талани.
Для Малко это был совершенно другой мир. Он с грустью подумал о теле Джемаля, брошенном на тюремном дворе. Оно станет очередной мишенью для насмешек и надругательств...
Один раз рядом с ними проехал джип с солдатами, но последние даже не взглянули на повозку с сеном. Курд, управлявший быками, почтительно приветствовал солдат, которые даже не подозревали, насколько близко прошла мимо них смерть!
Покачиваясь, повозка понемногу приближалась к зеленому пятну на горизонте. Малко, обессиленный, заснул.
Когда он проснулся, на него смотрела Гюле. Повозка стояла внутри какого-то сарая, освещенного керосиновой лампой. Остальные курды и Виктор Рубин куда-то исчезли. Вокруг было тихо.
- Скоро мы отправимся домой, - сказала Гюле. - Все в порядке. Возьми, поешь.
Она протянула ему пшеничную лепешку, на которой лежало несколько полосок мяса. Малко с жадностью набросился на еду, вкус которой оказался превосходным. В противоположность пресному багдадскому шелокебабу это мясо было нежным и пряным.
- Что это? - спросил Малко.
Гюле радостно улыбнулась:
- Кебаб по-курдски.
После трапезы они долго сидели молча.
- Где мы? - спросил Малко.
- У друзей.
Гюле допила кислое молоко, встряхнула головой и начала спокойно расстегивать пуговицы куртки. Через минуту вся ее одежда, а заодно и неизменная винтовка, лежали рядом с ней. Она растянулась на сене и повелительно произнесла:
- Иди сюда.
Спорить не приходилось. Устроившись как следует на сене, раздвинув ноги и выставив грудь, она готовилась принять мужчину, как готовятся принять причастие.
Пренебрегая излишними нежностями, Гюле с невероятной силой притянула Малко к себе и поцеловала. Ее шершавый язык подействовал на него лучше всякого возбуждающего снадобья. Он слегка укусил ее за плечо, и Гюле счастливо засмеялась.
Обнявшись, они зарылись в сено. Ее руки были тверды, как сталь. Малко казалось, что его затянуло в камнедробилку. Как он ее ни обнимал - его объятия казались ей слишком слабыми.
Когда он вошел в нее, она потребовала, чтобы он держал ее руками за бедра. Яростно двигая нижней половиной туловища, Гюле смотрела на Малко широко открытыми глазами.
- Сильнее! - приказала она. - Я хочу тебя чувствовать, хочу, чтобы ты мне сделал больно! Делай это как мужчина, а не как джаш!
После подобных слов у любого мог бы появиться комплекс неполноценности. А тем более - после недели в тюрьме и чудом не состоявшейся казни. Стиснув зубы, Малко старался как мог. Гюле извивалась под ним в бесконечном страстном танце. Казалось, ее не могли бы удовлетворить все мужчины мира.
Наконец она резко расслабилась, и ее лицо приняло умиротворенное выражение. Гюле, словно ребенок привлекла Малко к себе и склонила его голову на свое плечо.
- По-моему, ты сделал мне ребенка, - сказала она. - Женщина всегда это чувствует. Он будет таким же храбрым, как ты, и тебе не придется за него краснеть.
Гюле начала что-то бормотать по-курдски - наверное, слова любви. В такие минуты она становилась похожей на невинную девочку. Впрочем, в определенном смысле это было так: ведь ей были чужды женские хитрости и уловки. Если мужчина не желал ее такой, какая она есть, - Гюле начинала презирать его.
- Я люблю тебя, - прошептала она на ухо Малко. Затем неожиданно встала, натянула форму, пригладила волосы руками и весело объявила: Пойдем, я покажу тебе на чем мы поедем на север.
Они спрыгнули с повозки, и Гюле открыла какую-то дверь. Сарай сообщался с большим ангаром, в котором стоял старый обшарпанный грузовик "МАК", зарегистрированный, судя по номеру, в Сулеймание.
- Смотри! - сказала Гюле, взобравшись по лесенке.
Малко заглянул под тент и едва сдержал изумленное восклицание: кузов был почти до краев наполнен темной водой. Он сунул туда руку: вода была ледяная.
- Что это за бассейн на колесах? - удивленно спросил Малко.
Партизанка рассмеялась и опустила тент.
- Вот на чем мы поедем. Хозяин грузовика - надежный парень. Два раза в неделю он возит на нем свежую рыбу в офицерскую столовую Багдада. Ведь рыба, которую едят в столице, не из Тигра, а из северных рек. Только в Курдистане нет грузовиков с цистернами. Поэтому перевозчики рыбы придумали покрывать кузов обычного грузовика слоем смолы. После этого туда можно наливать воду и возить живую рыбу. Вот этим мы и воспользуемся.
- Но мы ведь не рыбы! - резонно возразил Малко.
- Специально для нас здесь предусмотрено кое-что еще, - ответила Гюле.
Над самой водой, вдоль бортов и в передней части кузова были сделаны длинные полки, на которых могли лежать люди.
- Мы расположимся здесь, - пояснила Гюле. - А в воду будем погружаться только на время проверки.
Малко с сомнением наклонился над поверхностью. Жидкость издавала тошнотворный рыбный запах.
- Как мы будем дышать?
Партизанка указала на прикрытую тряпками толстую трубу, уходившую под воду. Затей пошарила рукой и извлекла на свет нечто, напоминавшее осьминога. Труба разделялась на десяток более тонких трубок, каждая из которых расширялась на конце. Благодаря этому приспособлению несколько человек могли находиться на дне бассейна в одно и то же время.
- Надеюсь, проверки будут не слишком долгими, - вздохнул Малко.
Но идея была действительно неплохая. Пожалуй, только так можно было передвигаться по тщательно охраняемым дорогам.
- Выезжаем на рассвете, - сказала Гюле. - Ночью по шоссе Багдад Киркук ездить запрещено.
Малко невольно глотал солоноватую воду, и ему казалось, что легкие вот-вот разорвутся на куски. Сжав зубами трубку, он пытался внушить себе, что эта проверка продлится не дольше предыдущих..
Он лежал под черной ледяной водой, используя в качестве груза большой камень. Рядом затаились остальные курды, Рубин и Гюле. "Осьминог" действовал довольно исправно, но чтобы не захлебнуться, следовало обладать железной выдержкой. Первая же проверка чуть не окончилась катастрофой. Измученный тюрьмой Рубин не смог дышать под водой, поперхнулся и вынырнул на поверхность. К счастью, в этот момент никому из солдат не пришло в голову приподнять полог тента. Случись такое, курды даже не смогли бы оказать сопротивление: все оружие, завернутое в целлофан, лежало на дне "бассейна".
Вскоре после этого они остановились в безлюдном месте, и Гюле терпеливо продемонстрировала Виктору Рубину, как пользоваться этим современным кальяном. Дальше дело пошло лучше. Сейчас они уже были на седьмом контрольном пункте. Правда, американец по-прежнему плохо понимал, что с ним происходит.
В их водяную могилу не проникало ни звука, и секунды казались бесконечными. Малко боялся пошевелить даже мизинцем, чтобы не взволновать поверхность воды. Сейчас охранников могла всполошить любая мелочь. Водитель говорил, что ни разу еще не видел таких интенсивных проверок. На каждой остановке солдаты заглядывали под грузовик, приподнимали сиденья кабины, придирчиво изучали документы шофера. К счастью, документы были в полном порядке.
Только вода не интересовала проверяющих. Лишь однажды кто-то из них вознамерился осмотреть кузов, да и то с единственной тайной мыслью - найти забытую рыбину и оставить ее себе. Водитель отделался от него с помощью бумажки в 250 филсов.
... Грузовик поехал дальше, оставив позади контрольный пункт. Для ныряльщиков это был самый трудный момент: от тряски и толчков трубка норовила выскочить изо рта, а за скользкие стенки "бассейна" уцепиться не удавалось.