Вильмонт Екатерина Николаевна. Бред сивого кобеля

Екатерина ВИЛЬМОНТ
БРЕД СИВОГО КОБЕЛЯ

Пролог

   — Кто это? — спросил Алексей, увидев в мастерской матери портрет Сангиной.
   — Туся, — рассеянно ответила мать.
   — Какая Туся? Кто она?
   — Бывшая балерина. Что, хороший рисунок?
   — Чудо!
   — Рисунок или модель?
   — Не знаю. Глаз не оторвать.
   — Она на пять лет старше тебя.
   — При чем тут возраст? Я же не собираюсь…
   — А по-моему, как раз собираешься, — засмеялась Нина Михайловна.
   — Дашь мне ее телефон?
   — Лешик, с ней не надо играть. Она травмирована…
   — В каком смысле?
   — И в буквальном, и в переносном. Она прелесть, но не для тебя. Да и ты не для нее.
   — Мать, мы, кажется, условились: ты в мою личную жизнь не лезешь. Как и я в твою.
   — А я не лезу. Просто не считаю ее пока частью твоей личной жизни. К тому же ты ревнивый, а она безумно нравится мужикам.
   — Хочешь сказать, что в ее лице я приобрету лишнюю головную боль?
   — Для популярного журналиста ты выражаешься чересчур неуклюже.
   — Ладно, мать, ты скажи — дашь мне ее телефон?
   — Не хотелось бы, но ты ведь все равно узнаешь, если захочешь.
   — За что я тебя люблю, мать, так это за ум, — и он чмокнул ее в щеку. — А адрес ты знаешь?
   — Вот чего не знаю, того не знаю.

* * *

   Он явился к Тусе с букетом роз. А ее не было дома.
   Я идиот! И дернул меня черт прийти сюда без звонка. А вдруг у нее противный голос? Вдруг она скучная, глупая, без чувства юмора, да еще и неряха?
   Правда, мать сказала, что она прелесть. Но это на женский взгляд.
   Он в задумчивости сел на ступеньку, не очень понимая зачем. Ждать ее? Делать мне, что ли, нечего? Я полный кретин. Увидел портрет — и помчался. Мне завтра статью сдавать… А может, ее вообще нет в Москве?
   — Послушайте, зачем вы терзаете розы? — раздался вдруг низкий женский голос. — Вы кого-то ждете?
   Он поднял глаза и обомлел. Это была она. Каштановые с рыжинкой волосы, зеленовато-карие, чуть раскосые глаза, словно бы припухшие губы.
   Такое очарование во всем облике… Мать — гений, мелькнуло у него в голове.
   — Вы, наверное, к Ляле?
   — Нет, я к вам…
   — А зачем розы общипали?
   — Ой, я задумался, простите! — Он вскочил.
   Она, стоя на несколько ступенек ниже, смотрела на него снизу вверх, и в глазах была такая беззащитность, что у него внутри все перевернулось.
   — А вы кто? Мы разве знакомы? У меня вообще-то хорошая зрительная память…
   — Нет, мы не знакомы, вот я и пришел исправить эту досадную ошибку. Меня зовут Алексей, Алексей Майоров. Я сын Нины Михайловны Воронко.
   — Да? — радостно улыбнулась она.
   Я пропал, подумал он.
   — Тогда пойдемте, я вас чаем напою.
   — А можно кофе?
   — Кофе у меня нет, — вдруг страшно смутилась она.
   — Можно и чай…
   — Понимаете, я не люблю кофе, а покупать для гостей… У меня и гостей-то почти не бывает…
   — Теперь будут. Я буду ходить к вам в гости.
   — Зачем?
   — Хочется.
   Она засмеялась и открыла дверь. У нее была маленькая однокомнатная квартирка, скромная, чтобы не сказать бедная, но сверкающая чистотой.
   — Раздевайтесь, пожалуйста, только обувь не снимайте.
   — Но у вас такая чистота…
   — Ничего, грязь с полу вытереть несложно, а мужчин в носках я терпеть не могу.
   — Позвольте ваше пальто…
   Он взял у нее пальто, повесил на вешалку, потом снял куртку.
   — Розы безнадежно испорчены? — смущенно спросил он.
   — Да нет, три штуки придется выкинуть, а остальные в порядке. Красивые, жаль, недолго простоят…
   — А я вам еще принесу…
   — Зачем я вам понадобилась вдруг?
   — Честно?
   — Ну конечно.
   — Я влюбился.., сначала в ваш портрет у мамы…
   А сейчас уже по уши втюрился в вас.., вы в жизни еще в сто раз лучше.
   Ее смех был низкий, волнующий, зазывный. У него голова шла кругом.
   — Да вы сядьте. Сейчас заварю чай, у меня есть сушки и крыжовенное варенье. Хотите?
   — Хочу.
   — Послушайте, а сколько вам лет?
   — Двадцать восемь.
   — У-у-у!
   — Что?
   — А мне тридцать четыре почти.
   — Ну и что?
   — Я стара для вас.
   — Господи ты боже мой! — воскликнул Алексей. — Какую чушь вы городите! Не все ли равно — сколько вам лет?
   — Мне — не все равно, — отчеканила она. — Я так не хочу…
   — У вас кто-то есть? — вдруг смертельно испугался он. До этой минуты ему и в голову не приходило, что она не одна.
   — Есть, — не слишком уверенно проговорила Туся.
   А он понял — врет. Таких беззащитных глаз не бывает у женщин, когда у них есть любящий мужчина. Несмотря на относительную молодость, он уже это знал.
   — И он любит вас?
   — А вам что за дело?
   — Вы хотите, чтобы я ушел?
   — Да.
   — А если не уйду?
   — Тогда уйду я.
   — Куда?
   — Куда-нибудь.
   — Послушайте, Туся… А кстати, как вас зовут? Татьяна?
   — Нет, Наталья.
   — Вам идет имя Туся. Послушайте, выходите за меня замуж!
   — Замуж? — Она покрутила пальцем у виска.
   — А что тут такого? Я обещаю оберегать вас, хранить…
   — Как древнюю реликвию, что ли?
   — Нет, как любимую женщину!
   «Остапа понесло», — вспомнил он вдруг фразу из Ильфа и Петрова. Что я делаю?
   — Леша, знаете что, ступайте домой, к маме, и забудьте все… А то потом самому же будет стыдно.
   — Стыдно? — вдруг вскипел он. — Чего мне стыдиться? Да я как увидел ваш портрет, просто с ума спятил…
   — Ну так то портрет… Попросите маму отдать его вам и успокойтесь.
   — Мне портрета мало, мне нужны вы…
   — Это уже сказка про белого бычка.
   — Значит, вы гоните меня?
   — Не гоню, это было бы невежливо… Но скажем так — я вас не звала.
   — Понял. Ну что ж, для первого знакомства не так уж плохо. Я уйду, но вернусь.
   И он ушел.
   — Мать, скажи, на что она живет?
   — Кто? — рассеянно отозвалась Нина Михайловна, помешивая что-то на сковороде.
   — Туся.
   Нина Михайловна быстро уменьшила огонь и внимательно посмотрела на сына.
   — Мать, я задал тебе вопрос.
   — Честно говоря, не знаю. Я познакомилась с ней в редакции одного глянцевого журнала. Но что конкретно она там делает, не знаю.
   — Но ведь ты рисовала ее портрет… Вы что, ни о чем с ней не говорили?
   — Почему? Говорили. Я спросила: правда ли, что у нее был роман с Мак-Лейном?
   — С каким Мак-Лейном? — испугался он.
   — С тем самым, голливудским.
   — Митчел Мак-Лейн? Знаменитый актер?
   — Ну да.
   — Где она его взяла?
   — А он тут снимался. Что, уже ревнуешь? А кстати, почему ты так заинтересовался ее жизнью? Ты что, уже виделся с ней?
   — Представь себе.
   — И что?
   — Подожди, что она тебе ответила?
   — О чем ты? — растерялась Нина Михайловна, — Ну насчет Мак-Лейна… У них правда был роман?
   — Был. Так что тебе там вряд ли что-то светит.
   — Это мы еще посмотрим!
   — Слушай, Лешка, а ты что, так прямо взял и заявился к ней?
   — Ага, взял и заявился. С розами.
   — А она что?
   — Удивилась. Но когда я сказал, что я твой сын, даже обрадовалась, И чаем напоила.
   — Ты же не пьешь чай!
   — А у нее нет кофе. Я так понял, что ей не на что его купить.
   — Может, и так.
   — А этот, голливудский… Он что, ей не помогает?
   — Видимо, нет. Я не знаю. Но она сказала, что они расстались. Она поняла, что он ей чужой… А еще она говорила, что продала браслет, им подаренный, и купила компьютер. И сколько-то времени жила на эти деньги. И еще, что этот роман принес ей одни неприятности. В театре чуть не сдохли от зависти.
   — Она что, кордебалетная?
   — Да нет, она была, что называется, корифейкой.
   А в тридцать получила травму на репетиции и уже не смогла вернуться на сцену. Лешка, она ранимая, одинокая, не слишком приспособленная к жизни.
   Не надо с ней играть.
   — Не собираюсь.
   — И слава богу.
   — Я собираюсь на ней жениться. И уже сделал предложение.
   Нина Михайловна оторопела.
   — А она что?
   — Практически прогнала меня.
   — Ну и умница.
   — А я все равно на ней женюсь. Я возьму ее штурмом. Или осадой. Но она будет моей женой. И не вздумай напоминать, что она старше меня. Мне на это плевать.
   — Ну что ж, после твоей Верочки мне уже ничего не страшно.
   Нина Михайловна молча поставила перед ним тарелку супа.
   — Ешь, Лешик.
   Он съел несколько ложек, потом решительно отодвинул тарелку.
   — Слушай, мать, скажи-ка мне, как вы, бабы, реагируете…
   — На что?
   — На штурм, например…
   — По-разному. Зависит от бабы.
   — Ну есть же, наверное, какой-то стереотип?
   — Отвяжись, Лешик, устраивайся сам. Ты уже большой мальчик. Но один совет, пожалуй, могу дать…
   — Я весь внимание?
   — Повторяй свои попытки. Приходи, дари цветы. Женщинам это всегда приятно. И если результат будет тот же, исчезни на какое-то время. Внезапно. Вдруг. И она непременно встревожится, начнет думать о тебе. Невольно.
   — Ты это сама придумала?
   — Да нет, твой папаша действовал со мной именно так. А недавно я прочла подобный совет в «Оракуле».
   — Мать, ты читаешь такие газеты? — безмерно удивился Алексей.
   Нина Михайловна покраснела.
   — Раньше не читала. Но с тех пор как Люська нашла себе мужика, последовав совету этого самого «Оракула», иногда читаю.
   — Ты что, тоже мужика ищешь?
   — Может, и ищу!
   — Ты у меня грандиозная женщина!
   — Просто я еще совсем не старая, Лешик. Мне всего-то пятьдесят. В наше время это не возраст.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

   Она была еще любима,
   Но ей уже не повезло.

Из песен Б. Абарова

   Телефон зазвонил, когда Туся открывала почтовый ящик. Она дернулась, уронила ключи и стала судорожно шарить в сумке. Мобильник, как назло, не попадался, продолжая играть песню Сольвейг.
   Но когда наконец она схватила его дрожащее тельце, он умолк. Черт бы его побрал. Почему-то она была уверена, что этот звонок не предвещал ничего хорошего. Номер не определился. Может, ошибка? Она сунула мобильник в карман пальто, достала из ящика газеты, подобрала с полу ключи и сумки и, тяжело вздохнув, направилась к лифту. Сегодня с самого утра она ждала какой-то неприятности. Может, все дело в отвратительной погоде? Скорее всего. Снег с дождем, ледяной ветер, под ногами грязная каша. Словом, зима в Москве. Однако, войдя в квартиру, она вздохнула с облегчением. Тепло, чисто, уютно. Они с Алексеем купили эту квартиру два года назад, и она обожала здесь все — плитку в ванной, шкафы на кухне. Со стиральной и посудомоечной машиной она даже разговаривала.
   Когда посудомойка громко возвещала о конце работы, Туся спешила к ней со словами:
   — Иду, иду, моя ласточка!
   Она успела снять только один сапог, когда опять запел мобильник. Она выхватила его из кармана:
   — Алло!
   — Наталья Дмитриевна? — спросил незнакомый женский голос.
   — Да.
   — Слушай, ты, старая кошелка! Полакомилась молодым мужиком, и хватит! Ты и так уж давно на пенсии, а скоро тебя и муж проводит на заслуженный отдых, так что советую первой уйти. Чтобы не было мучительно больно.
   И наглая баба бросила трубку. Номер опять не определился. Туся стояла посреди прихожей, сжимая в одной руке снятый сапог, а в другой мобильник. Потом рухнула на пуфик.
   Вот оно, то, чего я так боялась все эти годы, что мешало мне быть счастливой на всю катушку. Только я не могла предположить, что это будет так нестерпимо вульгарно… Неужели Алексей мог связаться с подобной бабой?
   Опять зазвонил телефон, на сей раз домашний.
   — Я слушаю.
   — Тусенька, что у тебя с голосом? — встревоженно спросила свекровь.
   — Ничего, просто погода гадкая.
   — Ты разве метеопатка?
   — Не знаю…
   — Ты мне не нравишься.
   — Похоже, не только вам.
   — Что? Что-то случилось? С Лешкой поссорились?
   — Нет, что вы… Его вообще нет в Москве.
   — А где же он?
   — Сказал, что едет в Питер, а там кто знает…
   — Это что, приступ ревности?
   — Нет, приступ реализма.
   — Слушай, давай пообедаем где-нибудь вместе.
   — Спасибо, Ниночка, но, ей-богу не хочется.
   — Ерунда. Через полчаса я за тобой заеду. Будь добра, приведи себя в порядок. И я не желаю слушать никаких отговорок. Все!
   Нина Михайловна не на шутку встревожилась.
   Она нежно любила свою невестку и считала, что Туся пробуждает в ее сыне все самое лучшее. Ее до сих пор кидало в жар, когда она вспоминала, каким чудовищным хамом он мог быть со своей первой женой Верой. Правда, в глубине души она полагала, что по-другому с этой особой нельзя, ибо человеческого языка та попросту не понимает. И все же Алексею не следовало бы опускаться до ее уровня.
   Туся совсем другое дело. Хрупкая, нежная, предельно женственная и, что немаловажно, хорошо воспитанная. К тому же она оказалась еще и отличной хозяйкой. В доме все сверкало, в холодильнике всегда было что-нибудь вкусное, и получалось это у нее как-то само собой, ненатужно. И даже когда Алексей устраивал ей сцены ревности, что бывало не так уж редко, он никогда не позволял себе хамить. Туся умела с ним обращаться и, кажется, по-настоящему его любила. Первые три года они прожили у Нины Михайловны, а Тусину квартиру сдавали, и она подружилась с невесткой. Они нередко секретничали на кухне. Нина Михайловна рассказывала Тусе о своих романах, прошлых и настоящих. Но сегодня, похоже, что-то случилось. У Туськи такой потерянный голос…
   Подъехав к дому сына, Нина Михайловна позвонила невестке:
   — Туська, спускайся, я тут! Едем обедать.
   — Ниночка…
   — Ничего не желаю слушать!
   Через пять минут появилась Туся.
   — Привет!
   Они поцеловались.
   — В чем дело? Что с тобой? Ты не захворала? — вдруг ужасно испугалась Нина Михайлович. — Ты была у врача?
   — Нет. Я здорова. По крайней мере физически.
   — Ну и слава богу! Ну, куда поедем?
   — Мне все равно.
   — Знаешь, мне рекомендовали один погребок…
   Там вроде бы старорусская кухня… Хотя нет, в мерихлюндии лучше есть что-нибудь легкое. Туська, ты что, ревешь? — перепугалась Нина Михайловна, заметив, что по щеке невестки катятся слезы. Она резко затормозила. — Выкладывай, в чем дело? Лешка что-то натворил?
   Туся, всхлипывая, рассказала о звонке.
   — Ну и что? — довольно жестко спросила Нина Михайловна.
   — Как что?
   — А так Подумаешь, муж изменил! Покажи мне такого, который не изменяет! Ты что, заметила, что он стал к тебе хуже относиться?
   — Да нет…
   — Он спит с тобой?
   — Да.
   — Ну так мало ли что бывает! Ну сбляднул где-то, а баба губы-то и раскатала. Это, знаешь ли, способ старый как мир — ввести жену в курс дела. Авось она под горячую руку выгонит муженька, а он притащится к любовнице, просто потому что… С досады, одним словом. Или если жена не выгонит, то начнет отравлять ему жизнь. Ну сама, что ли, не знаешь?
   — Боже, Ниночка, но если б вы слышали этот голос, этот тон…
   — Тем более! Лешка не любит вульгарных баб.
   Между прочим, скорее всего, такие звонки обычно поручают подружкам. А тон и голос были выбраны нарочно, так сказать, для психологического подавления противника. И похоже, это сработало.
   — Думаете, я не понимаю? Но я ведь старше…
   — Пять лет не разница!
   — Разница, еще какая разница! И эта стерва ударила в самое больное место… Сказала, что я старая кошелка…
   — Дура ты, а не кошелка. Мне вот пятьдесят шесть, у меня самый что ни на есть пенсионный возраст, а я вовсе не считаю себя старой кошелкой.
   Отнюдь! Поверь, сорок лет — это самый лучший возраст. И у тебя еще все впереди.
   — Что у меня впереди? — сквозь слезы улыбнулась Туся.
   — Ну я не знаю… Может, какой-то офигительный роман…
   — Ниночка, вы что говорите? Какой роман? А, Лешка?
   — Я, наверное, нетипичная мать… Я, конечно, понимаю все, но ты… Любой женщине нужен роман.
   И я бы тебя осуждать не стала. Знаешь, измены нужны в браке как воздух… В прямом смысле слова. А то отношения могут задохнуться…
   — Да уж, вы совсем нетипичная мать, а главное, нетипичная свекровь, — покачала головой невестка.
   — Кстати, ты помнишь, что у меня через неделю день рождения?
   — Ну еще бы.
   — Ты мне поможешь по хозяйству?
   — Что за вопрос!
   — Отлично!
   — А народу много будет?
   — Да нет, человек семь, с нами десять. Ну на всякий случай будем рассчитывать на двенадцать. Ты составь приблизительное меню, а я посмотрю".
   — Ниночка, что там составлять? И так все известно.
   — Тоже верно, но хотелось бы чем-нибудь все-таки удивить гостей. У тебя есть идеи?
   — Надо подумать.
   — Вот-вот, ты подумай, а я хочу тебе посоветовать…
   — Да?
   — Не говори ничего Лешке. Притворись, что ничего не было.
   — Я притворюсь… Если сумею.
   — Сумеешь. Ты просто должна выкинуть это из головы. Не думать, не травить себе душу. Я уверена, это все чепуха. Не обращай внимания. Лешка же тебя любит. Он тебя полгода добивался… Я тогда просто поражалась… Да ерунда все это! Наплюй!
   — Постараюсь.

* * *

   Алексей вернулся из Питера и привез неоспоримое доказательство того, что он там действительно был, — подарок от старой Тусиной подруги — дивной красоты скатерть с анютиными глазками разных цветов. Надя преподавала в Вагановском училище, а в свободное время потрясающе вышивала. Но через два дня, когда Туся кормила Алексея ужином, зазвонил ее мобильник. Номер опять не определялся. И все-таки она ответила, сама не зная зачем.
   — Ну, старая калоша, сделала выводы? ТЫ не думай, я от тебя не отстану…
   Туся решительно протянула трубку мужу, приложив палец к губам. Послушай, мол. Он взял трубку и вдруг побледнел, потом покраснел и рявкнул:
   — А ну заткнись, падла!
   И отключил аппарат.
   — Это что, не в первый раз?
   — Нет, не в первый.
   — А ты и поверила?
   Она только пожала плечами в ответ.
   — Ну и дура! Знаешь, кто это? Я недели две назад уволил одну девку, а она в ответ орала, что мне это выйдет боком. Вот и придумала, как отомстить.
   — Лешик, это правда?
   — А почему ты молчала? Поверила, да?
   — А что я должна была думать? Ты же мне не рассказывал, что уволил кого-то и что тебе грозились отомстить.
   — Ты ревновала, Туська?
   — А ты как думаешь?
   — Тусечка, любимая моя, ты же знаешь, мне никто, кроме тебя, не нужен, тем паче такая вульгарная наглая тварь.
   — Кто тебя знает… — с неимоверным облегчением проговорила она.
   — И пожалуйста, если впредь что-то подобное повторится, сразу скажи мне. Обещаешь?
   — Обещаю, Лешик.

Глава вторая

   …Когда летит за организмом
   Другой нехилый организм…

Из песен Б.Абарова

   Вдень рождения свекрови Туся сутра поехала к ней.
   — Привет, дорогая, — встретила ее Нина Михайловна. — Только ты можешь меня спасти!
   — Что случилось? — спросила Туся, с удивлением оглядывая свекровь. Та была, что называется, при полном параде. — Куда это вы намылились?
   — Туська, у меня свидание!
   — С утра пораньше? — улыбнулась Туся.
   — Он пригласил меня на завтрак! Это так романтично! Ты не думай, я тут многое уже сделала, и я недолго…
   — Вы так меня огорошили, что я вас даже не поздравила. Вот тут наш с Лешкой подарок… А цветы он вечером купит.
   И Туся вручила свекрови антикварную вазу фирмы Галле. Туся знала, что свекрови хотелось ее, иметь. Та мгновенно распаковала подарок, радостно вскрикнула, расцеловала невестку и, уже натягивая шубу, сказала:
   — Ты не думай, я в восторге, но по-настоящему буду радоваться потом. После свиданки!
   И она умчалась.
   Туся только головой покачала. И даже слегка позавидовала. Потом подошла к зеркалу. Да, на вид мне больше тридцати трех, наверное, не дашь. Но ведь время неумолимо. Конечно, сейчас есть куча средств и способов оттянуть старение. Можно даже сделать пластическую операцию, но что может заменить оживление и восторг от предстоящего свидания? Вон Ниночке пятьдесят шесть, никаких пластических операций она не делала, а как волшебно преобразилась сегодня… Она свободная женщина, и это, наверное, правильно. Может, пока не поздно, и мне освободиться? Уйти от Лешки самой? Что называется, пока не попросили. Но я же его люблю… А люблю ли? Или просто держусь за него? Вернее, судорожно цепляюсь? Нет, наверное все-таки люблю, раз цепляюсь… Но ведь конец ясен. Рано или поздно, он увлечется молодой. А если вдруг захочет детей?
   Тут уж я совсем буду бессильна. А квартирка моя, к счастью, сохранилась. И даже приносит доход…
   Надо, наверное, как-то готовить пути к отступлению. А главное, надо приучить себя к мысли о самостоятельной жизни…
   Приняв это благое решение, она пошла на кухню — ставить тесто. Попыталась изменить направление мыслей, но это плохо получалось. И все как-то валилось из рук. Молоко убежало, мука просыпалась на пол…
   О, черт, так нельзя, вечером будут гости, и все они будут ждать ее знаменитых пирогов с мясом.
   Надо взять себя в руки. Она пошла в комнату и принесла на кухню магнитофон, поставила Высоцкого, они с Ниночкой его обожали и всегда защищали от Лешки, который его не любил. Стало легче.
   Она замесила тесто и хотела было достать мясорубку, но обнаружила, что Ниночка мясо уже прокрутила. Она поставила сковородку на огонь, положила немного масла и вспомнила, что надо сперва нарезать лук. Пришлось выключить газ. И в этот момент в дверь позвонили.
   — Кто там? — на всякий случай спросила Туся.
   — Простите, а Нина Михайловна дома? — раздался незнакомый, но очень приятный мужской голос.
   Туся глянула в глазок и увидела какого-то человека с цветами. Еще поклонник, усмехнулась она про себя и открыла дверь.
   Там стоял немолодой мужчина, хорошо одетый, подтянутый и странно загорелый для этого времени года.
   — Здравствуйте, — произнес он. И подумал:
   «Боже мой!»
   — Здравствуйте, — ответила Туся и подумала;
   «Господи помилуй!»
   Мужчина жадно всматривался в ее лицо и молчал.
   Она тоже молчала, взволнованная этим взглядом.
   Он первым пришел в себя.
   — Простите, а Нина Михайловна… Она здесь живет?
   — Да-да, ее просто сейчас нет дома.
   В этот момент раздался какой-то грохот.
   — Ой, что это! — воскликнула Туся и кинулась на шум. — Какой ужас!
   Зеркало, висевшее в ванной комнате на двери, упало и разбилось в мелкие осколки.
   — Что стряслось? — подошел сзади незнакомец.
   — Зеркало разбилось… Ни с того ни с сего. Это такая ужасная примета, а у Ниночки сегодня день рождения.
   Глаза Туей были полны слез.
   — Быстро собираем осколки! — распорядился мужчина. — Тут у вас на углу я заметил зеркальную мастерскую. Какого размера было зеркало?
   Туся беспомощно развела руками. А он подошел к двери и пятерней стал мерить след, оставленный зеркалом, висевшим тут уже долгие годы.
   — Не надо слез! Я быстро обернусь. Когда Ниночка вернется?
   — Она только недавно ушла… Я думаю, часа через два-три.
   — Успеем! Я пошел!
   И он исчез.
   Господи, что это все было? Кто этот человек?
   Наверняка еще один Ниночкин поклонник. Ну она молодец! А до чего ж он.., хорош… Мне бы такого. И она принялась собирать осколки. Неужели он действительно принесет зеркало? Наверное, он ее любит, вон как бросился… И сообразил… И мастерскую приметил… Видно, часто тут бывает… А Ниночка про него не говорила… Может, это страшная тайна? Ой, надо же поставить цветы. — Красивый букет… Я вот собралась готовить себе пути к отступлению. А как же Ниночка? Она готова простить мне любой роман, но если я просто уйду… Она может не понять.
   Собрав осколки и поставив в вазу цветы, она в задумчивости побрела на кухню, принялась резать лук и, разумеется, порезала палец. Не сильно, но все-таки. Что за день сегодня? А главное, почему разбилось зеркало? Видимых причин не было. Неужто просто к несчастью? Только бы этот мужик успел…
   Как он мне понравился, я совсем обалдела… Наверное, если бы зеркало не разбилось, а он протянул бы мне руку, я бы бросилась к нему… Хотя и вижу его впервые в жизни. Она закрыла глаза и представила себе, как он обнимает ее. Голова пошла кругом.
   Я что, спятила? Окончательно и бесповоротно? Кажется, да. Но наконец она справилась с собой и приготовила начинку для пирога. Потом взялась раскатывать тесто.
   Пирог оставалось только посадить в духовку, когда опять раздался звонок. Туся задрожала и бросилась к двери.
   На пороге стоял незнакомец и какой-то мужичонка с чемоданчиком в руках.
   — Вот, я мастера привел, я мог бы и сам, но так будет быстрее.
   — Спасибо огромное! Я так боюсь, что Ниночка узнает…
   Она думала, что он сейчас уйдет, но вместо этого он снял пальто. Ой, сказала про себя Туся. Он, наверное, хочет дождаться Ниночки… Как я с ним буду? Он же может что-то понять… А я не сумею скрыть… Вот позорище-то будет.
   — Вы проходите в комнату, я вам кофе сварю.
   — Да нет, спасибо, не стоит…
   — Тогда, может, чаю?
   — Ну, если… Тогда лучше кофе… — каким-то странным тоном произнес он.
   А она поняла, что он тоже волнуется. И ей стало страшно. Скорее бы Ниночка вернулась, что ли…
   — Ниночка все-таки заметит, что зеркало другое, новое.
   — Да никогда в жизни! А если вдруг. — Скажите, что протерли его каким-то особым составом. Она поверит.
   — Вы думаете?
   — Убежден.
   — Я сейчас…
   — Куда вы?
   — Кофе сварить…
   — Не надо, не уходите… Вы балерина?
   — Как вы догадались?
   — Вы так двигаетесь, ногу ставите… Выворотность опять же. Где вы танцуете?