Я сказал ей об этом. Вернее, начал говорить, но Мэриан меня перебила:
— Ты пьян?
— Нет, — ответил я. — Не пил ни капли… Господи, как я истосковался! Просто не могу выпустить тебя из рук…
Она улыбнулась:
— Ты действительно много работал? И никаких девочек, а?
— При чем тут девочки, — возмутился я. — Неужели до тебя не доходит, что только ты…
— Не говори глупостей, Джерри, — велела она. — Может быть, присядем?
— Прости. — Я посадил ее на диван, сел рядом и снова обнял ее, но она протестующе покачала головой и оттолкнула меня.
— Неужели я так состарилась, что не могу справиться даже с мальчишкой, не достигшим тридцатилетнего возраста?
— Послушай, Мэриан, — сказал я. — Да ты будешь меня слушать, черт возьми?! — Я снял с нее шляпу и бросил ее на кофейный столик. Потом приложил руку к ее щеке, повернул ее лицо и посмотрел на плавную линию темных волос и на глаза необыкновенного синего цвета. Меня вновь охватило сумасшедшее желание схватить ее и овладеть каждой частицей ее существа.. Я вновь поцеловал ее. Это было самое необузданное, самое удивительное чувство, какое я когда-либо испытывал в жизни.
Она шевельнулась:
— В самом деле, что это творится с тобой, Джерри?
— Я люблю тебя. Даже четырнадцатилетняя девочка поняла бы это…
— Не смеши меня. — Мэриан попыталась отстраниться, но я обхватил ее еще крепче.
— Джерри, — запротестовала она, — сейчас не время.
— Да выслушай же ты меня, ради Бога! — потребовал я. — И постарайся не выбить мне зубы.
Я люблю тебя! Я схожу с ума по тебе! Один Бог знает, как я тосковал, пока тебя не было. И только когда увидел тебя идущей по дорожке к дому, только тогда по-настоящему понял, как много ты для меня значишь…
Она хотела что-то сказать.
— Не прерывай меня, — продолжил я. — Я должен пробиться к тебе любым путем, даже если на это уйдет вся ночь. Я уже пытался сказать тебе, какая ты удивительная, но ты, кажется, считаешь, что это у меня вроде условного рефлекса… Но ведь должен же быть какой-то способ заставить тебя понять… Послушай, я только ради тебя вернулся из Нью-Йорка! Теперь я это хорошо знаю. Все, что мне нужно, это ты, и я не хочу остаток жизни провести, постоянно оглядываясь назад: а нет ли там полиции.
Внезапно Мэриан вся напряглась в моих объятиях:
— О чем это ты?
— О том, что надо бросить все это к чертям! Это слишком опасно! От этого с ума можно сойти…
Мне нужна ты, и я не хочу все время бежать и прятаться, как дикий зверь. Я отдаю себе отчет, что не принадлежу к категории тех солидных людей, у которых в перспективе увитый виноградом дом и машина для стрижки газонов, но если захочу, то смогу работать. И я хочу, чтобы мы поженились…
Она вырвалась из моих рук и вскочила с дивана. Потом рассмеялась, но смех ее прозвучал, как скрежет лыж при неудачном повороте.
— Значит, ты хочешь, чтобы мы поженились?!
О, Боже ты мой! Интересно, как бы я выглядела с фатой? Или, может, ты выдавал бы меня за свою мать…
Я схватил ее за плечи и сильно встряхнул:
— Прекрати, Мэриан! Сейчас же прекрати! Я еще никогда не слышал, чтобы кто-нибудь поднимал шум на всю страну — и только потому, что ему тридцать четыре года! Ты выглядишь не более чем на двадцать восемь!
Лицо ее исказилось от презрения. А может, от горечи. Я не знал, от чего именно.
— Дурень! Ты все еще не понял? Разве ты не слышал, как я говорила, что окончила колледж уже к тому моменту, когда мы вступили в войну?
Я имею в виду Вторую мировую. Или ты не проходил этого в школе? Не представляешь себе, когда это было? Мне не тридцать четыре! Мне уже тридцать восемь! — Она снова рассмеялась.
Я подхватил ее, но она отвернула от меня лицо и добавила:
— У меня остался один последний несчастный кусочек достоинства, а ты хочешь, чтобы я выбросила его к чертям…
Я сжал ее виски обеими руками и заставил смотреть мне в лицо.
— Мне наплевать, что тебе тридцать восемь, — произнес я грубо. — Пусть будет пятьдесят восемь или девяносто восемь… Я знаю только то, что вижу и чувствую. Ты самая чудесная женщина из всех, которых я знал. В тебе есть что-то такое, что заставляет смотреть на тебя, затаив дыхание. Думаю, что ты обретаешь женственность там, где другие ее теряют. Когда ты выходишь из комнаты, она становится пустой, а когда возвращаешься, вновь оживает… — Пожалуйста, прекрати! — крикнула она. — Даже если бы я смогла кого-нибудь полюбить, ты думаешь, я вышла бы замуж за человека, который на десять лет моложе меня? Да еще такого привлекательного, как ты? Да я сжималась бы всякий раз, когда люди смотрели бы на нас и удивлялись, чем я тебя купила! Уверяю тебя, в глазах женщин я не выгляжу на двадцать восемь! И не могу больше с ними соперничать. Мне это уже продемонстрировали — публично и вполне убедительно!
— Забудь хоть на мгновение этого туповатого Чэпмена, — попросил я. — Если он настолько глуп, что не понимает, чем владел, то это его беда. Ничего, достаточно скоро это он обнаружит…
— Совершенно верно! Через четыре часа!
— Нет, черт возьми! Нет! Это опасно, и я не хочу, чтобы ты пошла на это! У Чэпмена нет ничего, что тебе нужно и чего бы ты хотела!..
Она смотрела на меня.
— Перестань…
— Это опасно…
Мэриан холодно прервала меня:
— Позволь с тобой не согласиться! У него есть кое-что, что мне нужно, — огромное количество денег, которые я помогла ему добыть для нас обоих. Это единственное, что мне осталось. Тебе, я думаю, этого не понять — ты мужчина, и к тому же очень молодой. Но для меня все ясно. Со мной все кончено! Была — и вся вышла! Я — это прошлое. Если я сейчас начну все сначала, стану работать день и ночь, то к тому времени, когда вновь почувствую себя человеком, уже не буду женщиной. Во всяком случае, не такой, с какой кто-нибудь захотел бы иметь дело — разве что самый отчаявшийся. Я потратила последние шесть лет моей жизни на этого стареющего подростка, а ничего, кроме унижения, от него не получила! Возможно, есть на свете женщины, которые подходят ко всему более философски, чем я, и, пережив такое, остаются после этого здоровыми.
А я не могу! Может, это и плохо, но я даже не хочу и пытаться. Мне больше нечего терять, я не собираюсь стоять среди обломков собственной жизни, как тупая бездушная корова, и смотреть, как они торжествуют…
— Я избавлю тебя от этого…
— Не будь идиотом! — в ярости прокричала она. — Мы ведь ничем не рискуем! И потом, разве деньги ничего для тебя не значат?
— Значат! И даже очень! Но я понял, что ты для меня значишь больше, чем деньги. И если это звучит у меня как реклама шампуня, то очень жаль. Но это — правда!
— И это говорит Джерри Ленгстон Форбс? — спросила она с сожалением.
Я вздохнул:
— Да, Джерри Форбс! Парень, который еще и до двадцати лет не дорос, а уже понял, что наш мир — это просто сумасшедший дом для остальной вселенной! И если вдуматься, может, так оно и есть.
После всех этих лет я наконец бросаюсь с моста головой вниз ради женщины, а при этом из всех женщин нахожу ту, которая как раз решила выбросить к чертям собачьим свою принадлежность к женскому полу. — Я закурил и поднялся с дивана.
— Значит, ты мне не поможешь? — спросила она.
— Нет, — ответил я и, чувствуя себя, как в аду, отправился в спальню, сел на кровать.
Потом, растянувшись на ней и поставив себе на грудь пепельницу, уставился в потолок. Но и там не нашел никакого ответа.
Минут через десять — я все еще лежал в той же позе — услышал, что она вошла в комнату.
Мэриан прилегла на кровать, так что ее лицо оказалось почти рядом с моим.
— Прости меня, Джерри, — сказала она, — думаю, я не совсем уловила, о чем ты говорил. Когда внутри ничего не осталось, кроме ожесточения, масса вещей просто не доходит.
— Бывает, — буркнул я.
Ее глаза смотрели на мои с расстояния в несколько дюймов.
— А если бы я потом уехала с тобой?
— Ты бы и вправду уехала?
— Да… Один Бог знает, зачем я тебе понадобилась, но если ты все же захочешь, то я уеду с тобой.
С минуту я раздумывал над ее словами. Я все еще продолжал колебаться.
— Меня пугает это дело. Ты же отлично понимаешь, с чем мы играем!
— Да, но ведь ты знаешь, как мы собираемся это сделать. Так что ничего страшного случиться не может. — Она слегка улыбнулась и дотронулась пальцами до моих губ. — Понимаешь, нам надо будет потом только переждать. Может быть, целый год. И потом — это будет где-нибудь очень далеко отсюда, там, где никто из тех, кто его знал, никогда не услышит твоего голоса…
— Конечно…
— Ну вот и хорошо! У меня тоже есть немного денег. У нас будет верных двести тысяч, даже немного больше. Мы уедем или к Средиземному морю, или к Эгейскому. Или, если ты захочешь заняться рыболовством, подадимся в тропики.
Может быть, на Цейлон. Мы вдвоем — и никого больше. И никаких следов. А когда ты устанешь от меня…
Я провел пальцами по ее щеке.
— От тебя я никогда не устану.
— Устанешь, достигнув того возраста, когда начинают думать о более молодых женщинах.
— Но ведь мне не придется ждать целый год? — спросил я. — Я имею в виду до того, как снова тебя увижу?
— Нет. Мы можем где-нибудь встретиться, как только я удостоверюсь, что за мной не следят. Через месяц или около того… Ну как, поможешь мне, Джерри?
Я вспомнил мой сон — как она пыталась спрыгнуть с моста, а я ее удержал, — и внутри у меня все похолодело. А вдруг этот сон — предостережение? И с нами может случиться беда?
Тем не менее я уже понял, что она победила.
Теперь я либо должен был принять любые условия, либо потерять ее.
— Ну ладно, — проговорил я. — Приступим к делу.
Глава 7
— Ты пьян?
— Нет, — ответил я. — Не пил ни капли… Господи, как я истосковался! Просто не могу выпустить тебя из рук…
Она улыбнулась:
— Ты действительно много работал? И никаких девочек, а?
— При чем тут девочки, — возмутился я. — Неужели до тебя не доходит, что только ты…
— Не говори глупостей, Джерри, — велела она. — Может быть, присядем?
— Прости. — Я посадил ее на диван, сел рядом и снова обнял ее, но она протестующе покачала головой и оттолкнула меня.
— Неужели я так состарилась, что не могу справиться даже с мальчишкой, не достигшим тридцатилетнего возраста?
— Послушай, Мэриан, — сказал я. — Да ты будешь меня слушать, черт возьми?! — Я снял с нее шляпу и бросил ее на кофейный столик. Потом приложил руку к ее щеке, повернул ее лицо и посмотрел на плавную линию темных волос и на глаза необыкновенного синего цвета. Меня вновь охватило сумасшедшее желание схватить ее и овладеть каждой частицей ее существа.. Я вновь поцеловал ее. Это было самое необузданное, самое удивительное чувство, какое я когда-либо испытывал в жизни.
Она шевельнулась:
— В самом деле, что это творится с тобой, Джерри?
— Я люблю тебя. Даже четырнадцатилетняя девочка поняла бы это…
— Не смеши меня. — Мэриан попыталась отстраниться, но я обхватил ее еще крепче.
— Джерри, — запротестовала она, — сейчас не время.
— Да выслушай же ты меня, ради Бога! — потребовал я. — И постарайся не выбить мне зубы.
Я люблю тебя! Я схожу с ума по тебе! Один Бог знает, как я тосковал, пока тебя не было. И только когда увидел тебя идущей по дорожке к дому, только тогда по-настоящему понял, как много ты для меня значишь…
Она хотела что-то сказать.
— Не прерывай меня, — продолжил я. — Я должен пробиться к тебе любым путем, даже если на это уйдет вся ночь. Я уже пытался сказать тебе, какая ты удивительная, но ты, кажется, считаешь, что это у меня вроде условного рефлекса… Но ведь должен же быть какой-то способ заставить тебя понять… Послушай, я только ради тебя вернулся из Нью-Йорка! Теперь я это хорошо знаю. Все, что мне нужно, это ты, и я не хочу остаток жизни провести, постоянно оглядываясь назад: а нет ли там полиции.
Внезапно Мэриан вся напряглась в моих объятиях:
— О чем это ты?
— О том, что надо бросить все это к чертям! Это слишком опасно! От этого с ума можно сойти…
Мне нужна ты, и я не хочу все время бежать и прятаться, как дикий зверь. Я отдаю себе отчет, что не принадлежу к категории тех солидных людей, у которых в перспективе увитый виноградом дом и машина для стрижки газонов, но если захочу, то смогу работать. И я хочу, чтобы мы поженились…
Она вырвалась из моих рук и вскочила с дивана. Потом рассмеялась, но смех ее прозвучал, как скрежет лыж при неудачном повороте.
— Значит, ты хочешь, чтобы мы поженились?!
О, Боже ты мой! Интересно, как бы я выглядела с фатой? Или, может, ты выдавал бы меня за свою мать…
Я схватил ее за плечи и сильно встряхнул:
— Прекрати, Мэриан! Сейчас же прекрати! Я еще никогда не слышал, чтобы кто-нибудь поднимал шум на всю страну — и только потому, что ему тридцать четыре года! Ты выглядишь не более чем на двадцать восемь!
Лицо ее исказилось от презрения. А может, от горечи. Я не знал, от чего именно.
— Дурень! Ты все еще не понял? Разве ты не слышал, как я говорила, что окончила колледж уже к тому моменту, когда мы вступили в войну?
Я имею в виду Вторую мировую. Или ты не проходил этого в школе? Не представляешь себе, когда это было? Мне не тридцать четыре! Мне уже тридцать восемь! — Она снова рассмеялась.
Я подхватил ее, но она отвернула от меня лицо и добавила:
— У меня остался один последний несчастный кусочек достоинства, а ты хочешь, чтобы я выбросила его к чертям…
Я сжал ее виски обеими руками и заставил смотреть мне в лицо.
— Мне наплевать, что тебе тридцать восемь, — произнес я грубо. — Пусть будет пятьдесят восемь или девяносто восемь… Я знаю только то, что вижу и чувствую. Ты самая чудесная женщина из всех, которых я знал. В тебе есть что-то такое, что заставляет смотреть на тебя, затаив дыхание. Думаю, что ты обретаешь женственность там, где другие ее теряют. Когда ты выходишь из комнаты, она становится пустой, а когда возвращаешься, вновь оживает… — Пожалуйста, прекрати! — крикнула она. — Даже если бы я смогла кого-нибудь полюбить, ты думаешь, я вышла бы замуж за человека, который на десять лет моложе меня? Да еще такого привлекательного, как ты? Да я сжималась бы всякий раз, когда люди смотрели бы на нас и удивлялись, чем я тебя купила! Уверяю тебя, в глазах женщин я не выгляжу на двадцать восемь! И не могу больше с ними соперничать. Мне это уже продемонстрировали — публично и вполне убедительно!
— Забудь хоть на мгновение этого туповатого Чэпмена, — попросил я. — Если он настолько глуп, что не понимает, чем владел, то это его беда. Ничего, достаточно скоро это он обнаружит…
— Совершенно верно! Через четыре часа!
— Нет, черт возьми! Нет! Это опасно, и я не хочу, чтобы ты пошла на это! У Чэпмена нет ничего, что тебе нужно и чего бы ты хотела!..
Она смотрела на меня.
— Перестань…
— Это опасно…
Мэриан холодно прервала меня:
— Позволь с тобой не согласиться! У него есть кое-что, что мне нужно, — огромное количество денег, которые я помогла ему добыть для нас обоих. Это единственное, что мне осталось. Тебе, я думаю, этого не понять — ты мужчина, и к тому же очень молодой. Но для меня все ясно. Со мной все кончено! Была — и вся вышла! Я — это прошлое. Если я сейчас начну все сначала, стану работать день и ночь, то к тому времени, когда вновь почувствую себя человеком, уже не буду женщиной. Во всяком случае, не такой, с какой кто-нибудь захотел бы иметь дело — разве что самый отчаявшийся. Я потратила последние шесть лет моей жизни на этого стареющего подростка, а ничего, кроме унижения, от него не получила! Возможно, есть на свете женщины, которые подходят ко всему более философски, чем я, и, пережив такое, остаются после этого здоровыми.
А я не могу! Может, это и плохо, но я даже не хочу и пытаться. Мне больше нечего терять, я не собираюсь стоять среди обломков собственной жизни, как тупая бездушная корова, и смотреть, как они торжествуют…
— Я избавлю тебя от этого…
— Не будь идиотом! — в ярости прокричала она. — Мы ведь ничем не рискуем! И потом, разве деньги ничего для тебя не значат?
— Значат! И даже очень! Но я понял, что ты для меня значишь больше, чем деньги. И если это звучит у меня как реклама шампуня, то очень жаль. Но это — правда!
— И это говорит Джерри Ленгстон Форбс? — спросила она с сожалением.
Я вздохнул:
— Да, Джерри Форбс! Парень, который еще и до двадцати лет не дорос, а уже понял, что наш мир — это просто сумасшедший дом для остальной вселенной! И если вдуматься, может, так оно и есть.
После всех этих лет я наконец бросаюсь с моста головой вниз ради женщины, а при этом из всех женщин нахожу ту, которая как раз решила выбросить к чертям собачьим свою принадлежность к женскому полу. — Я закурил и поднялся с дивана.
— Значит, ты мне не поможешь? — спросила она.
— Нет, — ответил я и, чувствуя себя, как в аду, отправился в спальню, сел на кровать.
Потом, растянувшись на ней и поставив себе на грудь пепельницу, уставился в потолок. Но и там не нашел никакого ответа.
Минут через десять — я все еще лежал в той же позе — услышал, что она вошла в комнату.
Мэриан прилегла на кровать, так что ее лицо оказалось почти рядом с моим.
— Прости меня, Джерри, — сказала она, — думаю, я не совсем уловила, о чем ты говорил. Когда внутри ничего не осталось, кроме ожесточения, масса вещей просто не доходит.
— Бывает, — буркнул я.
Ее глаза смотрели на мои с расстояния в несколько дюймов.
— А если бы я потом уехала с тобой?
— Ты бы и вправду уехала?
— Да… Один Бог знает, зачем я тебе понадобилась, но если ты все же захочешь, то я уеду с тобой.
С минуту я раздумывал над ее словами. Я все еще продолжал колебаться.
— Меня пугает это дело. Ты же отлично понимаешь, с чем мы играем!
— Да, но ведь ты знаешь, как мы собираемся это сделать. Так что ничего страшного случиться не может. — Она слегка улыбнулась и дотронулась пальцами до моих губ. — Понимаешь, нам надо будет потом только переждать. Может быть, целый год. И потом — это будет где-нибудь очень далеко отсюда, там, где никто из тех, кто его знал, никогда не услышит твоего голоса…
— Конечно…
— Ну вот и хорошо! У меня тоже есть немного денег. У нас будет верных двести тысяч, даже немного больше. Мы уедем или к Средиземному морю, или к Эгейскому. Или, если ты захочешь заняться рыболовством, подадимся в тропики.
Может быть, на Цейлон. Мы вдвоем — и никого больше. И никаких следов. А когда ты устанешь от меня…
Я провел пальцами по ее щеке.
— От тебя я никогда не устану.
— Устанешь, достигнув того возраста, когда начинают думать о более молодых женщинах.
— Но ведь мне не придется ждать целый год? — спросил я. — Я имею в виду до того, как снова тебя увижу?
— Нет. Мы можем где-нибудь встретиться, как только я удостоверюсь, что за мной не следят. Через месяц или около того… Ну как, поможешь мне, Джерри?
Я вспомнил мой сон — как она пыталась спрыгнуть с моста, а я ее удержал, — и внутри у меня все похолодело. А вдруг этот сон — предостережение? И с нами может случиться беда?
Тем не менее я уже понял, что она победила.
Теперь я либо должен был принять любые условия, либо потерять ее.
— Ну ладно, — проговорил я. — Приступим к делу.
Глава 7
Я в сотый раз взглянул на часы, чувствуя, как во мне растет нервное напряжение. Ожидание становилось мучительным: слишком много времени было для размышлений! С тех пор, как часы пробили полночь, прошло сорок пять минут. Я сидел во взятом напрокат автомобиле на Коллинз-авеню против въезда в «Дофин». Это был еще один из прославленных мотелей на Золотом побережье, примерно в двух кварталах от «Золотого рога». В «Дофине» для Чэпмена был забронирован номер. Это сделала Мэриан. Она же подготовила все, что нужно для рыбной ловли на Кисе.
Я закурил очередную сигарету и продолжил наблюдать за уличным движением, которое сейчас явно затихало. Я уже приметил несколько телефонных будок — на случай, если мне придется звонить. Потом снова нервно посмотрел на часы. Я сидел здесь уже полтора часа. Может быть, он сделал в пути остановку? Может быть, за две недели, прошедшие после их жестокого конфликта и ее ухода, его планы изменились и сейчас он направляется совсем в другое место?
Мог он и потерпеть аварию…
Внезапно я насторожился: на улице появился еще один «кадиллак».
Конечно, это еще ни о чем не говорило — мимо меня прошло несколько десятков таких машин. В Майами-Бич в них не было недостатка. Но это был один из больших «кадиллаков», к тому же серого цвета и с номерной дощечкой другого штата. Потом я увидел на нем пеликана. Машина сворачивала на подъездную дорогу, ведущую к мотелю «Дофин». Без сомнения, это был Чэпмен. И притом один. Я неслышно вздохнул. Именно это нам и надо было знать наверняка. Если он и собирался поразвлечься во время своей поездки, то пока что еще не нашел подходящей девчонки.
«Кадиллак» остановился перед стеклянным фасадом вестибюля, увешанным разноцветными лампочками, защищенным от улицы ящиками с тропическими растениями.
Я вышел из машины и перешел улицу.
Чэпмен уже исчез за дверью, и портье выгружал из багажника в свою тачку три его больших и с виду дорогих чемодана.
Я вошел в вестибюль и направился к двум телефонным кабинкам, находящимся в глубине слева, рядом с аркой, которая вела в ресторан. Никто не обратил на меня внимания.
Чэпмен стоял возле стойки дежурного администратора. Он выглядел в точности так, как его описывала Мэриан. Между мною и им не было ничего общего, кроме того, что мы оба были одинакового роста и, в общем, одинакового сложения.
На нем был легкий габардиновый костюм, соломенная шляпа, белая сорочка, традиционный галстук в полоску. И конечно, очки.
— У вас забронирован номер на имя Хэрриса Чэпмена, — проговорил он отрывисто. Это был не вопрос, а утверждение.
Я не слышал ответа дежурного, но видел, как тот повернулся, чтобы проверить по своей книге.
Тем временем я уже был у телефонной кабинки, делая вид, что ищу в блокноте нужный мне номер, но, перед тем как войти в будку, бросил взгляд в сторону бюро администратора. Дежурный уже нашел то, что ему было нужно. Улыбаясь, он протянул Чэпмену регистрационную карточку.
Потом вручил ему письмо. Пока все шло отлично. Но я должен был проследить, что он сделает с этим письмом. Если сунет его в карман, то может о нем забыть.
Чэпмен с любопытством взглянул на конверт и, положив письмо на стойку, стал заполнять регистрационную карточку.
Должно быть, узнал почерк, подумал я. Письмо было от Мэриан. Она написала его перед отъездом в Нассау.
Я закрыл дверь кабинки и быстро набрал номер телефона нашей квартиры. Она сняла трубку после первого звонка.
— Он здесь, — доложил я спокойно. — И получил письмо.
— Что с ним сделал?
— Пока ничего… Подожди-ка… — Я взглянул в сторону Чэпмена. — Вскрыл конверт.
— Отлично, — отозвалась она. — Он позвонит, как только поднимется наверх в номер.
Я далеко не был в этом уверен. Человек проехал семьсот миль и наверняка мечтает лечь в постель. Но с другой стороны, Мэриан знает его настолько, что может предугадывать его реакции.
В письме были и шантаж, и угрозы, правда завуалированные, но тем не менее резко выраженные. Она, дескать, должна обсудить с ним вопросы, касающиеся уплаты налогов за 1955 год, и будет ждать его звонка не позднее чем сегодня вечером.
— Он умолчал о доходе в шестьдесят пять тысяч долларов, — объяснила мне Мэриан, написав письмо. — Все, конечно, шито-крыто, но он-то знает, как я умею докапываться до таких вещей.
И если дать им хоть малейший намек… И он знает, что информаторам за это платят.
Я снова оглянулся. Чэпмен сунул письмо в карман и направился к телефонам.
— Повесь трубку! — быстро сказал я. — Он собирается звонить!
В трубке щелкнуло, наступила тишина. Чэпмен вошел в соседнюю кабину и захлопнул дверь.
Я продолжал «говорить», разыгрывая разговор с воображаемой девушкой. Чэпмен набирал номер.
— Алло, Мэриан! Это Хэррис! — Я слышал каждое его слово. — А мне, кажется, говорили, что ты в Нью-Йорке. На кой черт это письмо? Ну да, я только что приехал… Послушай, если это какая-нибудь уловка, чтобы заманить меня к себе, то это нечестно. Мы же договорились, что между нами все кончено. Ведь теперь уже ничего не изменить, и я не понимаю, почему мы должны ставить друг друга в неудобное положение… Что? Ты это о чем? — Наступила долгая пауза. — Ах, вот оно что! — резко сказал он потом. — Честное слово, никогда бы не подумал, что ты можешь дойти до такого… Пожалуй, Корел была права… Но, черт возьми, ты же хорошо знаешь, что уплата налогов была проверена и перепроверена, и ни у кого не возникало ни малейшего сомнения… Не важно, что ты считаешь…
Если тебе нужны деньги, то почему ты не взяла жалованье за шесть месяцев, которое я тебе предложил?.. Нет, не приеду! Я устал. Я целый день сидел за рулем… Какие доказательства? У тебя нет никаких доказательств, и ты это сама отлично знаешь!
Я слышал, как он стукнул трубкой, и, выйдя из кабины, с силой захлопнул за собой дверь. Я снял трубку, бросил еще монетку и снова набрал наш номер.
— Что ты об этом думаешь? — спросил я почти шепотом, когда она сняла трубку.
— Он придет, как только все обдумает. Дай мне знать.
— Хорошо, — сказал я.
Когда я вышел из кабины, Чэпмен входил в коридор на противоположном конце вестибюля, сопровождаемый портье, который нес за ним чемодан.
Я вернулся в свою машину и закурил. «Кадиллак» стоял на площадке, слева от главного входа в здание. Прошло минут десять. Может быть, она ошиблась? Потом к мотелю подкатила пустая машина такси.
Спустя минуту или две она уже отъехала от подъезда отеля, пересекла улицу и направилась в южном направлении. Теперь в ней сидел пассажир в соломенной шляпе — это был Чэпмен.
Я взглянул на часы. Чтобы приехать сюда, мне понадобилось пятнадцать минут, но теперь движение значительно сократилось. Значит, достаточно будет и десяти.
Я снова вышел из машины, перешел улицу, прошел примерно полквартала и завернул в бар, который приметил еще раньше. В баре имелась телефонная кабина, а возвращаться в вестибюль отеля мне очень не хотелось — разве что по крайней необходимости.
В баре находились три или четыре посетителя, и телефон оказался свободен. Теперь нервы мои были натянуты до предела, как скрипичные струны, — даже вздохнуть глубоко я не мог.
Я заказал виски, выпил стаканчик и вошел в будку телефона-автомата. Плотно закрыл дверь, набрал номер. Мэриан сразу же взяла трубку.
— Он уехал пять минут назад на такси, — сообщил я.
— Отлично. И запомни: выжди минуты две после того, как я повешу трубку. Я буду на кухне.
— Хорошо, — сказал я.
После виски напряжение немного спало, но в будке телефона-автомата было душно, я весь вспотел. Мэриан что-то говорила. Голос ее звучал совершенно спокойно. Время тянулось бесконечно.
— Кажется, я слышу машину, — наконец сказала она.
Я ждал. Потом услышал звонок в дверь — слабый, словно издалека. Она повесила телефонную трубку — у входной двери стоял Чэпмен.
Я, не торопясь, снова снял трубку и бросил монетку. Слыша длинный гудок, я оглянулся и обвел глазами бар. Поблизости никого не было. Через закрытую дверь кабины меня никто не услышал. За несколько секунд до того, как истекла вторая минута, я стал набирать номер. Телефон в ее квартире зазвонил. Один звонок, второй.
— Слушаю, — это был Чэпмен. Все правильно. Она попросила его подойти к телефону.
— Миссис Мэриан Форсайт, — сказал я. — Она дома?
— Минутку…
Я услышал, как он позвал ее, но ответа не расслышал. Потом он снова подошел к телефону:
— Она сейчас занята. Кто ее просит?
— Чэпмен, — ответил я. — Хэррис Чэпмен!
— Кто?
Большинство людей, конечно, не имеют никакого представления о том, как звучит их речь для посторонних ушей, но он имел это представление, потому что привык пользоваться диктофонами и магнитофонными записями.
— Хэррис Чэпмен! — повторил я тем же отрывистым и нетерпеливым тоном. — Из Томастона, штат Луизиана. Она меня знает…
— Вы что, спятили?
Я словно ножом отрезал:
— Прошу вас позвать к телефону миссис Форсайт! Я не могу ждать здесь весь вечер!
— Ах, так вы — Чэпмен? Вот как? И откуда вы звоните?
— А какое вам до этого дело, черт бы вас побрал? — пролаял я в трубку. — Звоню из мотеля «Дофин». Только что приехал! Отмахал сегодня семьсот тридцать миль, устал как собака и совсем не в настроении играть в какие-то идиотские игры. Может, это вы хотите поговорить со мной об уплате налога, а? В таком случае, да будет вам известно, что я еще и юрист и знаю законы не хуже вас, приятель. И что такое шантаж — тоже!
Извольте передать ей трубку, или я сейчас же отправлю ее письмо в полицию…
— Да что же это такое, Мэриан?..
И тогда я услышал звук проигрывателя, где-то на заднем плане, сначала тихо, а потом все громче. Это была песня, появившаяся в то лето, когда Кейт сошел с ума… «Музыка плавно льется кругами». Вскоре после того, как рухнула последняя надежда и его отдали в руки врачей, Кейт однажды заперся в своей комнате и крутил эту пластинку все снова и снова — девятнадцать часов подряд.
— Послушайте! — выкрикнул я. — Что вы там еще задумали? И что значит эта музыка?..
Он все еще был у телефона. Я слышал, как у него перехватило дыхание.
«Музыка плавно льется кругами И заливает меня…»
— Остановите пластинку! — резко приказал я. — Кто рассказал вам про Кента? Это она вас научила! Вы даже говорите, как я! Чего эта женщина от меня хочет? Я предложил заплатить ей за шесть месяцев вперед…
— Мэриан! — дико закричал он. — Ради Христа, скажи, кто этот человек?
Я, конечно, не мог слышать ответа, но знал, что она ответила: «Как кто? Хэррис Чэпмен, разумеется!»
Выстрелы прозвучали совсем негромко — простые восклицательные знаки на нотной линейке. Сначала два — один за другим, потом третий.
В трубке раздался треск, как будто аппарат ударился о край стола, и я услышал, как он упал.
«О, заставьте ее умолкнуть…»
Что-то упало еще. Потом наступила тишина.
Только музыка и ритмичное постукивание, словно телефонная трубка тихо покачивается, задевая за ножку стола.
Стук, стук…
«… А музыка плавно льется кругами…»
Я доехал до дома чуть быстрее чем за десять минут. И как только очутился на свежем воздухе, мне сразу полегчало. Возможно, она лишилась чувств, но это пройдет.
Я поставил машину за квартал от дома. Входная дверь была заперта. Я проскользнул внутрь и повернул ключ в замке.
В углу горела лампа. В кухне тоже было светло. Но ее там не было. Я вздохнул с облегчением.
Проигрыватель был выключен, телефон стоял на столе в полном порядке. В квартире царила полная тишина, нарушаемая лишь тихим жужжанием кондиционера.
Он лежал лицом вниз возле стола, на котором находился телефон. А она стояла в ванной, ухватившись за края умывальника руками и разглядывая в зеркале свое лицо. Видимо, начала чистить зубы, ибо в раковине лежали ее зубная щетка и паста. Наверное, она их уронила. Мэриан была очень бледна.
Я взял ее за руку. Она обернулась и посмотрела на меня невидящими глазами, потом провела рукой по лицу. Глаза ее снова приняли осмысленное выражение.
— Со мной все в порядке! — сказала Мэриан, и голос ее прозвучал спокойно.
Я вывел ее из ванной и усадил на кровать, а сам встал возле нее на колени.
— Потерпи несколько минут, и мы отсюда уедем. Посиди здесь. Хочешь выпить?
— Нет. Лучше не надо. — Она говорила отчетливо, не повышая голоса.
У меня возникло чувство, что все это лишь результат железной воли и что Мэриан вот-вот сорвется, закричит. Однако я ничем не мог ей помочь.
Купленный мною брезент был спрятан в чулане на кухне. Я приволок его в комнату, расправил на ковре и перекатил в него Чэпмена. Мне не хотелось видеть его лицо, поэтому я набросил на него край брезента. На его сорочке и на ковре, в том месте, где он лежал, виднелись пятна крови. Я обшарил его карманы, вынул все, что в них было, — бумажник, дорожную чековую книжку, ключи от машины, ключ от номера в «Дофине», записную книжку с адресами, письмо Мэриан, мундштук, зажигалку, сигареты и пластмассовый флакончик с какими-то таблетками. Письмо я разорвал и сунул обратно в карман пиджака вместе с таблетками и мундштуком. Очки его валялись на полу. Их я тоже сунул в карман. Все остальное положил на кофейный столик. На руках у него не было колец. Я оставил ему ручные часы.
Маленький пистолет 32-го калибра лежал на ковре возле проигрывателя. Я сунул его в другой карман пиджака.
Завернув труп в брезент, я вытащил его на кухню и оставил рядом с дверью, ведущей на черную лестницу. Отрезав от брезента две полосы, использовал их в качестве веревок. Потом сложил труп пополам, в позе зародыша, связал его. Сейчас меня уже сильно трясло, а желудок буквально выворачивало. Я наклонился над раковиной, а потом налил себе из буфета стакан виски и выпил его залпом. Через минуту мне стало немного лучше.
Налив в кастрюлю воды, я выбрал подходящую губку и стал стирать с ковра пятна крови. На это ушло почти десять минут и четыре кастрюли воды. Я знал, что кровь частично просочилась сквозь ковер и что на нем останется след затертого пятна, после того как он просохнет. Но об этом я еще успею позаботиться. Я собирался постирать весь ковер в шампуне.
Вымыв кастрюлю и раковину, я погасил в кухне свет. Какое облегчение — уйти подальше от этого страшного свертка!
Мэриан как раз поднималась с кровати. Я обнял ее.
— Со мной все в порядке, — повторила она. — Жаль, что я так сорвалась.
— Все в ажуре, — сообщил я. — Ключ от номера был у него в кармане. Только это меня и беспокоило. Ты когда улетаешь?
— Возможно, в пять пятнадцать и наверняка в шесть тридцать.
Я посмотрел на часы. Без пяти два. Ей придется долго ждать одной в аэропорту, но тут уж ничего не поделаешь. Здесь ей оставаться нельзя.
Тем не менее казалось, она уже полностью овладела собой и действовала разумно. Мэриан подкрасила губы и надела шляпу, а я уложил ее дорожный чемоданчик и принес ей пальто, перчатки, сумочку. Ключ от номера в мотеле «Дофин» я сунул себе в карман.
Когда мы проходили через комнату, в ее глазах на мгновение промелькнул страх.
— Машина стоит приблизительно в квартале отсюда, — сказал я. — Не хотел подгонять ее к самому дому.
Она ничего не ответила. Я выключил свет и запер двери. Когда мы сели в машину, я дал ей закурить. Всю дорогу до Коллинз-авеню она молчала.
Лишь один раз я повернулся и взял ее за руку. И почувствовал ледяной холод даже через перчатку.
Я остановился подальше от «Дофина». Повернувшись к ней, зажал ее лицо в своих ладонях и сказал:
— Я не задержусь больше десяти минут. Ты уверена, что тебе не станет плохо?
— Да, конечно, — ответила она с тем же спокойным и как будто непоколебимым самообладанием.
Пройдя мимо центральной части «Дофина», я приблизился к нему со стороны выезда. Здесь находилась просторная автостоянка, расположенная вдоль боковой стены здания. Тут же был и черный вход. Я вошел через него и очутился в одном из коридоров нижнего этажа. Я вынул из кармана ключ от номера 226. В конце коридора увидел лифт самообслуживания и ведущую вверх лестницу. Поднявшись по ней на второй этаж, я начал сверять номера — 214, 216… Нет, не сюда. Тогда направился в противоположную сторону и свернул за угол. Навстречу мне шел официант с подносом в руке. Я кивнул ему, рассеянно помахивая ключом. Он улыбнулся и прошел мимо. Ага, 224, 225. Значит, я двигаюсь правильно. Теперь в коридоре не было ни души. Я отпер дверь, проскользнул в номер и заперся на ключ.
Я закурил очередную сигарету и продолжил наблюдать за уличным движением, которое сейчас явно затихало. Я уже приметил несколько телефонных будок — на случай, если мне придется звонить. Потом снова нервно посмотрел на часы. Я сидел здесь уже полтора часа. Может быть, он сделал в пути остановку? Может быть, за две недели, прошедшие после их жестокого конфликта и ее ухода, его планы изменились и сейчас он направляется совсем в другое место?
Мог он и потерпеть аварию…
Внезапно я насторожился: на улице появился еще один «кадиллак».
Конечно, это еще ни о чем не говорило — мимо меня прошло несколько десятков таких машин. В Майами-Бич в них не было недостатка. Но это был один из больших «кадиллаков», к тому же серого цвета и с номерной дощечкой другого штата. Потом я увидел на нем пеликана. Машина сворачивала на подъездную дорогу, ведущую к мотелю «Дофин». Без сомнения, это был Чэпмен. И притом один. Я неслышно вздохнул. Именно это нам и надо было знать наверняка. Если он и собирался поразвлечься во время своей поездки, то пока что еще не нашел подходящей девчонки.
«Кадиллак» остановился перед стеклянным фасадом вестибюля, увешанным разноцветными лампочками, защищенным от улицы ящиками с тропическими растениями.
Я вышел из машины и перешел улицу.
Чэпмен уже исчез за дверью, и портье выгружал из багажника в свою тачку три его больших и с виду дорогих чемодана.
Я вошел в вестибюль и направился к двум телефонным кабинкам, находящимся в глубине слева, рядом с аркой, которая вела в ресторан. Никто не обратил на меня внимания.
Чэпмен стоял возле стойки дежурного администратора. Он выглядел в точности так, как его описывала Мэриан. Между мною и им не было ничего общего, кроме того, что мы оба были одинакового роста и, в общем, одинакового сложения.
На нем был легкий габардиновый костюм, соломенная шляпа, белая сорочка, традиционный галстук в полоску. И конечно, очки.
— У вас забронирован номер на имя Хэрриса Чэпмена, — проговорил он отрывисто. Это был не вопрос, а утверждение.
Я не слышал ответа дежурного, но видел, как тот повернулся, чтобы проверить по своей книге.
Тем временем я уже был у телефонной кабинки, делая вид, что ищу в блокноте нужный мне номер, но, перед тем как войти в будку, бросил взгляд в сторону бюро администратора. Дежурный уже нашел то, что ему было нужно. Улыбаясь, он протянул Чэпмену регистрационную карточку.
Потом вручил ему письмо. Пока все шло отлично. Но я должен был проследить, что он сделает с этим письмом. Если сунет его в карман, то может о нем забыть.
Чэпмен с любопытством взглянул на конверт и, положив письмо на стойку, стал заполнять регистрационную карточку.
Должно быть, узнал почерк, подумал я. Письмо было от Мэриан. Она написала его перед отъездом в Нассау.
Я закрыл дверь кабинки и быстро набрал номер телефона нашей квартиры. Она сняла трубку после первого звонка.
— Он здесь, — доложил я спокойно. — И получил письмо.
— Что с ним сделал?
— Пока ничего… Подожди-ка… — Я взглянул в сторону Чэпмена. — Вскрыл конверт.
— Отлично, — отозвалась она. — Он позвонит, как только поднимется наверх в номер.
Я далеко не был в этом уверен. Человек проехал семьсот миль и наверняка мечтает лечь в постель. Но с другой стороны, Мэриан знает его настолько, что может предугадывать его реакции.
В письме были и шантаж, и угрозы, правда завуалированные, но тем не менее резко выраженные. Она, дескать, должна обсудить с ним вопросы, касающиеся уплаты налогов за 1955 год, и будет ждать его звонка не позднее чем сегодня вечером.
— Он умолчал о доходе в шестьдесят пять тысяч долларов, — объяснила мне Мэриан, написав письмо. — Все, конечно, шито-крыто, но он-то знает, как я умею докапываться до таких вещей.
И если дать им хоть малейший намек… И он знает, что информаторам за это платят.
Я снова оглянулся. Чэпмен сунул письмо в карман и направился к телефонам.
— Повесь трубку! — быстро сказал я. — Он собирается звонить!
В трубке щелкнуло, наступила тишина. Чэпмен вошел в соседнюю кабину и захлопнул дверь.
Я продолжал «говорить», разыгрывая разговор с воображаемой девушкой. Чэпмен набирал номер.
— Алло, Мэриан! Это Хэррис! — Я слышал каждое его слово. — А мне, кажется, говорили, что ты в Нью-Йорке. На кой черт это письмо? Ну да, я только что приехал… Послушай, если это какая-нибудь уловка, чтобы заманить меня к себе, то это нечестно. Мы же договорились, что между нами все кончено. Ведь теперь уже ничего не изменить, и я не понимаю, почему мы должны ставить друг друга в неудобное положение… Что? Ты это о чем? — Наступила долгая пауза. — Ах, вот оно что! — резко сказал он потом. — Честное слово, никогда бы не подумал, что ты можешь дойти до такого… Пожалуй, Корел была права… Но, черт возьми, ты же хорошо знаешь, что уплата налогов была проверена и перепроверена, и ни у кого не возникало ни малейшего сомнения… Не важно, что ты считаешь…
Если тебе нужны деньги, то почему ты не взяла жалованье за шесть месяцев, которое я тебе предложил?.. Нет, не приеду! Я устал. Я целый день сидел за рулем… Какие доказательства? У тебя нет никаких доказательств, и ты это сама отлично знаешь!
Я слышал, как он стукнул трубкой, и, выйдя из кабины, с силой захлопнул за собой дверь. Я снял трубку, бросил еще монетку и снова набрал наш номер.
— Что ты об этом думаешь? — спросил я почти шепотом, когда она сняла трубку.
— Он придет, как только все обдумает. Дай мне знать.
— Хорошо, — сказал я.
Когда я вышел из кабины, Чэпмен входил в коридор на противоположном конце вестибюля, сопровождаемый портье, который нес за ним чемодан.
Я вернулся в свою машину и закурил. «Кадиллак» стоял на площадке, слева от главного входа в здание. Прошло минут десять. Может быть, она ошиблась? Потом к мотелю подкатила пустая машина такси.
Спустя минуту или две она уже отъехала от подъезда отеля, пересекла улицу и направилась в южном направлении. Теперь в ней сидел пассажир в соломенной шляпе — это был Чэпмен.
Я взглянул на часы. Чтобы приехать сюда, мне понадобилось пятнадцать минут, но теперь движение значительно сократилось. Значит, достаточно будет и десяти.
Я снова вышел из машины, перешел улицу, прошел примерно полквартала и завернул в бар, который приметил еще раньше. В баре имелась телефонная кабина, а возвращаться в вестибюль отеля мне очень не хотелось — разве что по крайней необходимости.
В баре находились три или четыре посетителя, и телефон оказался свободен. Теперь нервы мои были натянуты до предела, как скрипичные струны, — даже вздохнуть глубоко я не мог.
Я заказал виски, выпил стаканчик и вошел в будку телефона-автомата. Плотно закрыл дверь, набрал номер. Мэриан сразу же взяла трубку.
— Он уехал пять минут назад на такси, — сообщил я.
— Отлично. И запомни: выжди минуты две после того, как я повешу трубку. Я буду на кухне.
— Хорошо, — сказал я.
После виски напряжение немного спало, но в будке телефона-автомата было душно, я весь вспотел. Мэриан что-то говорила. Голос ее звучал совершенно спокойно. Время тянулось бесконечно.
— Кажется, я слышу машину, — наконец сказала она.
Я ждал. Потом услышал звонок в дверь — слабый, словно издалека. Она повесила телефонную трубку — у входной двери стоял Чэпмен.
Я, не торопясь, снова снял трубку и бросил монетку. Слыша длинный гудок, я оглянулся и обвел глазами бар. Поблизости никого не было. Через закрытую дверь кабины меня никто не услышал. За несколько секунд до того, как истекла вторая минута, я стал набирать номер. Телефон в ее квартире зазвонил. Один звонок, второй.
— Слушаю, — это был Чэпмен. Все правильно. Она попросила его подойти к телефону.
— Миссис Мэриан Форсайт, — сказал я. — Она дома?
— Минутку…
Я услышал, как он позвал ее, но ответа не расслышал. Потом он снова подошел к телефону:
— Она сейчас занята. Кто ее просит?
— Чэпмен, — ответил я. — Хэррис Чэпмен!
— Кто?
Большинство людей, конечно, не имеют никакого представления о том, как звучит их речь для посторонних ушей, но он имел это представление, потому что привык пользоваться диктофонами и магнитофонными записями.
— Хэррис Чэпмен! — повторил я тем же отрывистым и нетерпеливым тоном. — Из Томастона, штат Луизиана. Она меня знает…
— Вы что, спятили?
Я словно ножом отрезал:
— Прошу вас позвать к телефону миссис Форсайт! Я не могу ждать здесь весь вечер!
— Ах, так вы — Чэпмен? Вот как? И откуда вы звоните?
— А какое вам до этого дело, черт бы вас побрал? — пролаял я в трубку. — Звоню из мотеля «Дофин». Только что приехал! Отмахал сегодня семьсот тридцать миль, устал как собака и совсем не в настроении играть в какие-то идиотские игры. Может, это вы хотите поговорить со мной об уплате налога, а? В таком случае, да будет вам известно, что я еще и юрист и знаю законы не хуже вас, приятель. И что такое шантаж — тоже!
Извольте передать ей трубку, или я сейчас же отправлю ее письмо в полицию…
— Да что же это такое, Мэриан?..
И тогда я услышал звук проигрывателя, где-то на заднем плане, сначала тихо, а потом все громче. Это была песня, появившаяся в то лето, когда Кейт сошел с ума… «Музыка плавно льется кругами». Вскоре после того, как рухнула последняя надежда и его отдали в руки врачей, Кейт однажды заперся в своей комнате и крутил эту пластинку все снова и снова — девятнадцать часов подряд.
— Послушайте! — выкрикнул я. — Что вы там еще задумали? И что значит эта музыка?..
Он все еще был у телефона. Я слышал, как у него перехватило дыхание.
«Музыка плавно льется кругами И заливает меня…»
— Остановите пластинку! — резко приказал я. — Кто рассказал вам про Кента? Это она вас научила! Вы даже говорите, как я! Чего эта женщина от меня хочет? Я предложил заплатить ей за шесть месяцев вперед…
— Мэриан! — дико закричал он. — Ради Христа, скажи, кто этот человек?
Я, конечно, не мог слышать ответа, но знал, что она ответила: «Как кто? Хэррис Чэпмен, разумеется!»
Выстрелы прозвучали совсем негромко — простые восклицательные знаки на нотной линейке. Сначала два — один за другим, потом третий.
В трубке раздался треск, как будто аппарат ударился о край стола, и я услышал, как он упал.
«О, заставьте ее умолкнуть…»
Что-то упало еще. Потом наступила тишина.
Только музыка и ритмичное постукивание, словно телефонная трубка тихо покачивается, задевая за ножку стола.
Стук, стук…
«… А музыка плавно льется кругами…»
Я доехал до дома чуть быстрее чем за десять минут. И как только очутился на свежем воздухе, мне сразу полегчало. Возможно, она лишилась чувств, но это пройдет.
Я поставил машину за квартал от дома. Входная дверь была заперта. Я проскользнул внутрь и повернул ключ в замке.
В углу горела лампа. В кухне тоже было светло. Но ее там не было. Я вздохнул с облегчением.
Проигрыватель был выключен, телефон стоял на столе в полном порядке. В квартире царила полная тишина, нарушаемая лишь тихим жужжанием кондиционера.
Он лежал лицом вниз возле стола, на котором находился телефон. А она стояла в ванной, ухватившись за края умывальника руками и разглядывая в зеркале свое лицо. Видимо, начала чистить зубы, ибо в раковине лежали ее зубная щетка и паста. Наверное, она их уронила. Мэриан была очень бледна.
Я взял ее за руку. Она обернулась и посмотрела на меня невидящими глазами, потом провела рукой по лицу. Глаза ее снова приняли осмысленное выражение.
— Со мной все в порядке! — сказала Мэриан, и голос ее прозвучал спокойно.
Я вывел ее из ванной и усадил на кровать, а сам встал возле нее на колени.
— Потерпи несколько минут, и мы отсюда уедем. Посиди здесь. Хочешь выпить?
— Нет. Лучше не надо. — Она говорила отчетливо, не повышая голоса.
У меня возникло чувство, что все это лишь результат железной воли и что Мэриан вот-вот сорвется, закричит. Однако я ничем не мог ей помочь.
Купленный мною брезент был спрятан в чулане на кухне. Я приволок его в комнату, расправил на ковре и перекатил в него Чэпмена. Мне не хотелось видеть его лицо, поэтому я набросил на него край брезента. На его сорочке и на ковре, в том месте, где он лежал, виднелись пятна крови. Я обшарил его карманы, вынул все, что в них было, — бумажник, дорожную чековую книжку, ключи от машины, ключ от номера в «Дофине», записную книжку с адресами, письмо Мэриан, мундштук, зажигалку, сигареты и пластмассовый флакончик с какими-то таблетками. Письмо я разорвал и сунул обратно в карман пиджака вместе с таблетками и мундштуком. Очки его валялись на полу. Их я тоже сунул в карман. Все остальное положил на кофейный столик. На руках у него не было колец. Я оставил ему ручные часы.
Маленький пистолет 32-го калибра лежал на ковре возле проигрывателя. Я сунул его в другой карман пиджака.
Завернув труп в брезент, я вытащил его на кухню и оставил рядом с дверью, ведущей на черную лестницу. Отрезав от брезента две полосы, использовал их в качестве веревок. Потом сложил труп пополам, в позе зародыша, связал его. Сейчас меня уже сильно трясло, а желудок буквально выворачивало. Я наклонился над раковиной, а потом налил себе из буфета стакан виски и выпил его залпом. Через минуту мне стало немного лучше.
Налив в кастрюлю воды, я выбрал подходящую губку и стал стирать с ковра пятна крови. На это ушло почти десять минут и четыре кастрюли воды. Я знал, что кровь частично просочилась сквозь ковер и что на нем останется след затертого пятна, после того как он просохнет. Но об этом я еще успею позаботиться. Я собирался постирать весь ковер в шампуне.
Вымыв кастрюлю и раковину, я погасил в кухне свет. Какое облегчение — уйти подальше от этого страшного свертка!
Мэриан как раз поднималась с кровати. Я обнял ее.
— Со мной все в порядке, — повторила она. — Жаль, что я так сорвалась.
— Все в ажуре, — сообщил я. — Ключ от номера был у него в кармане. Только это меня и беспокоило. Ты когда улетаешь?
— Возможно, в пять пятнадцать и наверняка в шесть тридцать.
Я посмотрел на часы. Без пяти два. Ей придется долго ждать одной в аэропорту, но тут уж ничего не поделаешь. Здесь ей оставаться нельзя.
Тем не менее казалось, она уже полностью овладела собой и действовала разумно. Мэриан подкрасила губы и надела шляпу, а я уложил ее дорожный чемоданчик и принес ей пальто, перчатки, сумочку. Ключ от номера в мотеле «Дофин» я сунул себе в карман.
Когда мы проходили через комнату, в ее глазах на мгновение промелькнул страх.
— Машина стоит приблизительно в квартале отсюда, — сказал я. — Не хотел подгонять ее к самому дому.
Она ничего не ответила. Я выключил свет и запер двери. Когда мы сели в машину, я дал ей закурить. Всю дорогу до Коллинз-авеню она молчала.
Лишь один раз я повернулся и взял ее за руку. И почувствовал ледяной холод даже через перчатку.
Я остановился подальше от «Дофина». Повернувшись к ней, зажал ее лицо в своих ладонях и сказал:
— Я не задержусь больше десяти минут. Ты уверена, что тебе не станет плохо?
— Да, конечно, — ответила она с тем же спокойным и как будто непоколебимым самообладанием.
Пройдя мимо центральной части «Дофина», я приблизился к нему со стороны выезда. Здесь находилась просторная автостоянка, расположенная вдоль боковой стены здания. Тут же был и черный вход. Я вошел через него и очутился в одном из коридоров нижнего этажа. Я вынул из кармана ключ от номера 226. В конце коридора увидел лифт самообслуживания и ведущую вверх лестницу. Поднявшись по ней на второй этаж, я начал сверять номера — 214, 216… Нет, не сюда. Тогда направился в противоположную сторону и свернул за угол. Навстречу мне шел официант с подносом в руке. Я кивнул ему, рассеянно помахивая ключом. Он улыбнулся и прошел мимо. Ага, 224, 225. Значит, я двигаюсь правильно. Теперь в коридоре не было ни души. Я отпер дверь, проскользнул в номер и заперся на ключ.