Вильямс Чарльз. Тень подозрения

   Я подумал о первом выстреле. Стрелявший стоял не дальше шести футов за моей спиной, а с такого расстояния, даже с плохим прицелом, случайная пуля не могла отлететь от остальных дальше чем на дюйм.
   От второго выстрела, пуля которого только оцарапала мне голову, она должна была просто развалиться на куски, как упавшая дыня. У меня наступила реакция.
   Меня охватила слабость, ноги задрожали, и мне пришлось сесть.
   Я тяжело опустился на край сиденья и затянулся сигаретой, но мне не сразу удалось донести ее до рта.
   Я уронил ее на дорогу в пыль, рядом с маленькими красными пятнышками и стал слушать, как где-то в лесу мирно стрекочут какие-то букашки. Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки, — как же ловко они меня обошли. Они воспользовались самой старой в мире уловкой и сделали так, что я клюнул на нее, как зеленый юнец.
   Они оказались ловкачами, такими ловкачами, что мне стало не по себе. Анонимная подсказка, что я могу найти кислоту, если приеду в это уединенное место, должна была сразу насторожить меня. Я обязан был отнестись к этому с подозрением, по крайней мере хотя бы проявить осторожность. Но я ничего не заподозрил. Какая-то подсказка была, и я не имел права ее не заметить. Она предупредила меня, что за мной могут проследить. А он уже ждал меня здесь, на чердаке, с заряженным дробовиком.
   И этих людей я считал деревенщиной?

Глава 7

   Доктор Морли бросил пулю на белую эмалированную поверхность стола и проворчал:
   — Гм… Гусиная дробь. — Это был полный цветущий мужчина, отличавшийся не только грубовато-добродушным и сердечным отношением к больным, но и способностью, подобно хамелеону, подстраивать свое отношение к ним под их потребности. Он был большим, пышущим здоровьем и относительно толстокожим, поэтому я получил настоящее мужское лечение, сопровождаемое комментариями в стиле черного юмора:
   — Вы уверены, что это не был охотник на перепелок?
   — Нет, — ответил я. Может быть, позже я тоже смог бы думать о «чем-нибудь веселом, но не раньше, чем в моих ушах перестанет звучать грохот от выстрела, прогремевшего над самой моей головой. — Это была двустволка, — добавил я и слегка дернулся, потому что он наложил тампон на рану и начал перевязывать.
   — О, — ухмыльнулся он, — тогда вы еще, легко отделались.
   «Если не учитывать, что в следующий раз он прицелится получше», — подумал я. У меня не было ни малейшего представления ни о том, кто это был, ни как он выглядел. В любой момент могло оказаться, что он стоит у меня за спиной. Единственное, в чем я был теперь уверен, так это в том, что этот человек — не просто придурок, который орудует кислотой и проведет за это несколько месяцев в окружной тюрьме, если его поймают. Никто не станет делать операцию на мозге, чтобы вылечить обыкновенную головную боль.
   — Лучше сделайте мне прививку от столбняка, — попросил я, — не могу вспомнить, когда я делал ее в последний раз, а там все было усеяно навозом.
   — Хорошо, будет вам прививка, — согласился он все так же весело. — Но сначала я поставлю вам небольшую заплатку на голову. Надеюсь, вы не слишком трясетесь над своей прической?
   — Нет, если только она останется у меня на голове, а не будет разбросана вокруг какого-нибудь грязного амбара.
   — Вижу, вам уже лучше. Я так и думал. Значит, вы не знаете, кто это мог быть и зачем он вас преследовал?
   — Нет, — ответил я.
   — Вам известно, что я обязан сообщить об этом в полицию, — огнестрельное ранение.
   — Конечно. — Но, судя по всему, мы с тем же успехом могли известить об этом событии клуб садоводов или ближайшее отделение литературного общества. Нам понадобится любая поддержка, которой мы сумеем заручиться.
   В мотеле мне удалось приостановить кровотечение и переодеться, прежде чем я отправился на такси в город. Регистратор в приемной доктора Грэхэма сказал, что доктор уехал на срочный вызов, и порекомендовал мне обратиться к Морли, приемная которого находилась в том же здании. Их кабинеты занимали второй и третий этажи над косметическим магазином и аптекой в восточном конце Спрингер, образуя там некий оазис медицины. Я взглянул на часы и подумал, что лучше бы ему поторопиться. Было уже почти четыре, а в пять мне позвонит Лейн, к этому времени я должен уже вернуться. Теперь Морли занялся раной на моей голове — он сбрил часть волос и начал накладывать шов. Потом он сделал мне прививку от столбняка.
   — Теперь вы как новенький, — сказал он, протягивая руку к телефону. — Это случилось за пределами города?
   — Да, в юрисдикции шерифа.
   — Гм… Давайте посмотрим. Фамилия… местный адрес. Что еще я должен им сообщить?
   — Ничего, — ответил я. — Только сначала убедитесь, что вас услышит не один человек…
   — Вы зайдете к ним?
   — Да. Я собираюсь туда заглянуть.
   Я заплатил ему за прием, заглянул в магазин и купил там дешевую соломенную шляпу, чтобы прикрыть голову от солнца и любопытных взглядов, и зашагал к зданию суда. Там меня уже поджидали — Магрудер и тот здоровенный рыжий полицейский, имени которого я не знал, потому что никто не потрудился мне его сообщить. У него были очень светлые серые глаза и выдающаяся, как гранитная скала, челюсть, а также покрытые рыжими волосами руки, слишком суетливые и суставчатые, чтобы внушать доверие. Они привели меня в одну из задних комнат и обыскали: сначала каждый по очереди, а потом все вместе, после чего швырнули меня на стул и обступили со всех Сторон, обрушив град вопросов. Очевидно, им казалось, что человек, в которого стреляли, подлежит уголовному преследованию.
   Но, несмотря на все их искусство ведения допроса, я все же ухитрился рассказать им, как было дело.
   — Где ваше оружие? — набросился на меня Магрудер.
   — У меня не было оружия, — ответил я, — так же, как и разрешения на него.
   — Вы вступили в перестрелку без оружия?
   — Я не вступал в перестрелку — в меня дважды выстрелили, и я убежал. Не потому, что я настолько туп, что дожидался второго выстрела, а просто потому, что в это время я упал и лежал на земле.
   — Кто этот человек?
   — Я уже говорил вам — я не видел его лица, только ногу и руку. По-моему, на нем был комбинезон. А кроме этого, я заметил, — что у него довольно большие руки. Он стрелял из двустволки, мне показалось, что это очень дорогое оружие. Я слышал, что в обычном магазине двуствольного ружья с эжектором не купишь.
   — Вы убили его? Куда вы спрятали тело?
   — Нет, я его не убивал. Но попытался бы, если бы у меня было оружие.
   — Опишите это место еще раз.
   Я описал это место еще раз.
   Они переглянулись и кивнули.
   — Старый дом Уила Нобла, — произнес Магрудер. — Вокруг него пустырь на сотни миль, вы вполне могли спрятать тело там.
   — Я думаю, что именно на это он и рассчитывал, — ответил я и закурил сигарету. Рыжий великан наклонился ко мне и выхватил сигарету у меня изо рта.
   — Затопчи ее, — приказал он.
   Я затоптал. Интересно, где Редфилд. Не могу сказать, что я ожидал с его стороны большей лояльности.
   Но, когда сидишь и бесконечно отвечаешь на вопросы, в то время как голова раскалывается на части, а человек, который пытался тебя убить, преспокойно вернулся домой и лег спать в свою постель, в конце концов начинаешь желать, чтобы вопросы были хотя бы разумными.
   — Где ваша машина? — требовательно спросил Магрудер.
   — На улице возле мотеля.
   Магрудер кивнул рыжему:
   — Сгоняй туда и перетряхни все сверху донизу: оружие, следы крови…
   — Если вы как следует поищете, то найдете пятна крови на переднем сиденье, — вмешался я. — Я проехал девять миль, раненный в голову и руку.
   — На вашей одежде следов крови не видно.
   — Я переоделся. То, что я снял с себя, вы найдете в ванне. То есть нашли бы, потому что, естественно, вы и не помышляете об обыске, не имея ордера. Так вот, я уже указал причину, по которой моя одежда в крови.
   — Это ваше утверждение.
   — Там ее достаточно, чтобы определить, кому она принадлежит. Или это слишком просто?
   — Он начинает мне надоедать, — заявил рыжий.
   — Ты еще не уехал? — спросил его Магрудер.
   Я чувствовал себя все хуже и хуже и чувствовал возраставшее безразличие к тому, что они делали.
   — Какое наказание полагается в этом штате за то, что тебя обстреляли из винтовки? Я могу забрать свое заявление.
   Они проигнорировали мои слова.
   — Когда поедешь туда, загляни заодно в этот амбар и осмотри там все.
   Рыжий отбыл. Я забыл о том, как принято вести себя в обществе, и закурил новую сигарету. Теперь ее выхватил у меня Магрудер. Все-таки это было разнообразие. Он растоптал ее ногой.
   — Спасибо, — поблагодарил я.
   Он уселся за стол и стал в упор рассматривать меня своими холодными глазами. Я в свою очередь стал в упор рассматривать свою сигарету, не скрывая вожделения во взгляде.
   — Я арестован? — поинтересовался я. — Если это так, то в чем меня обвиняют? В том, что я незаконно присвоил себе роль движущейся мишени?
   — Пока он не вернется, будем считать, что вы задержаны для выяснения.
   — И как по-вашему, сколько времени у него займет осмотр ста квадратных миль? Полчаса? У меня назначено свидание на пять часов.
   — С вашей подругой? Я думал, она валяется в постели с белой горячкой.
   — Постельный режим ей предписан в связи с полным нервным и физическим истощением, — вежливо объяснил я. — Наверное, вы так и хотели сказать. — Это не произвело на него никакого впечатления, что было, вероятно, к лучшему. Я и так находился в слишком незавидной ситуации, чтобы еще и дразнить его. Мне просто хотелось подготовить свой слух, ослабленный выстрелами, к тридцати дням тюремного заключения, В коридоре послышались шаги, и на пороге появился Редфилд. На нем была шляпа — видимо, он только что вошел с улицы. Он выглядел злым и раздраженным. Прежде чем раскрыть рот, он остановился в дверях и секунд тридцать сверлил меня свирепым взглядом:
   — Итак. Кого вы убили?
   — Никого, — ответил я. — Я не ввязывался в перестрелку, и у меня не было…
   — Замолчите, — бесстрастно произнес он, — мы вернемся к этому через минуту. Я думаю, вам будет интересно узнать, что я только что получил ответ из Сан-Франциско.
   — Неужели? — отозвался я.
   — Поведение, не достойное офицера. Отлично звучит, не находите?
   Магрудер навострил уши, и я догадался, что он впервые слышал о том, что Редфилд посылал туда телеграмму.
   — Что это значит? Неужели эту обезьяну вышибли из тамошней полиции?
   Редфилд кивнул:
   — Он оказался крутым парнем и любил поколотить задержанных. Наверное, за это и получил пинка под зад. Поэтому, когда из Сан-Франциско его попросили убраться, он приехал к нам, надеясь найти здесь применение своим талантам.
   — Так что вам сообщили? — спросил Магрудер, сверкая глазами, — Вы думаете, он начал играть в свои ворота?
   Редфилд, казалось, не заметил его:
   — Итак, Чатхэм, что вы можете сказать?
   — Ничего, — ответил я.
   — Бросьте. — Он слегка улыбнулся, но глаза были по-прежнему злыми.
   — Раз уж они послали вам телеграмму, значит, рассказали в ней всю эту историю до конца. А если вы не захотели выяснить все до конца, то это ваше дело.
   — Еще бы, — презрительно заметил он, — там было сказано, что вы подали в отставку. Они не правы?
   — Я так и сделал. Причем по собственному желанию. Пришлось подождать, пока не кончится тридцатидневный срок, на который меня отстранили от работы, но я с самого начала решил, что все равно уйду оттуда. — Меня самого удивило, что я пустился в эти объяснения, — обычно я избегал разговоров на эту тему. Странно, несмотря ни на что, в нем чувствовался честный коп, который невольно внушал к себе уважение и симпатию.
   — Понятно. Конечно, вы считаете, что вас обвинили несправедливо.
   — Нет, я действительно был виновен.
   Он странно взглянул на меня, но промолчал. Потом заговорил снова, сохраняя суровое выражение лица:
   — Значит, теперь вы безработный парень, который не знает, где найти себе применение. Специалист по неприятностям. Какие отношения связывают вас с миссис Лэнгстон?
   — Между нами нет никаких отношений. Правда, она мне нравится. И начинает вызывать у меня все большее восхищение. Мне нравятся люди, которые так умеют противостоять давлению.
   — Ерунда. Сколько она вам заплатила?
   — Повторяю вам, Редфилд, — я не получал от нее никаких денег.
   — Тогда почему вы не уезжаете?
   — На это я вам отвечу, что моя машина все еще в ремонте. Вы легко выясните это, если позвоните в гараж.
   — Причина не в этом.
   — Правильно, не в этом. Я мог бы привести вам несколько доводов. Один из них в том, что я не люблю, когда меня принуждают. Другой — в том, что меня начал интересовать мотель, но это деловой, интерес, и вас он не касается. Главная же причина в том, что вся эта каша с кислотой заварилась отчасти по моей вине. Я сунул нос не в свое дело, вы сами так говорили, и мне намекнули, что своей назойливостью я принесу ей больше вреда, чем пользы.
   Так что теперь, после того что я ей устроил, могу ли я собраться и уехать, оставив ее расхлебывать эту кашу в одиночку?
   — У вас есть лицензия на право работать в нашем штате в качестве частного детектива?
   — Нет.
   — Отлично. Если вы снова попытаетесь совать свой нос куда не следует, я засуну его кончик вам в ухо и вытащу с другой стороны.
   — Лучше посоветуйтесь с вашим окружным прокурором, Редфилд. Пока я не получал от нее денег, меня нельзя рассматривать как частного детектива. Я действую как частное лицо, а это не одно и то же.
   Он помрачнел:
   — Есть много разных тонкостей, Чатхэм. Вам бы следовало это знать.
   — Я знаю. Видел некоторые из них в действии.
   — Если будете продолжать в том же духе, то снова увидите. А теперь расскажите мне, что это за чепуха со стрельбой с вами произошла? Мы получили сообщение от доктора Морли.
   Я рассказал ему все с самого начала, с того момента, когда эта женщина позвонила мне в первый раз.
   Когда никто не перебивал меня вопросами и не дышал в затылок, мой рассказ занял совсем немного времени. Он сел на край стола, закурил и слушал меня, никак не выражая своего отношения к моему рассказу. Наконец я умолк, и он обернулся к Магрудеру:
   — Вы все проверили?
   Магрудер кивнул:
   — Митч как раз этим занимается.
   — Хорошо. — Он снова повернулся ко мне и бросил:
   — Давайте проверим, правильно ли я уловил смысл ваших россказней. Эта женщина, кем бы она ни была, заманила вас в ловушку, чтобы тот мужчина, кем бы ни был он, мог вас убить.
   — Именно так.
   — Значит, мы должны квалифицировать эти действия как преднамеренные, так что речь пойдет об убийстве первой степени. Вы следите за ходом моих мыслей?
   — Конечно.
   Он слегка подался вперед и наставил на меня указательный палец:
   — Вот что — неужели вы будете меня убеждать, что в этой бредовой болтовне есть хоть капля здравого смысла? Два человека так беспокоятся о вас, что задумали вас убить, они готовы пойти на убийство первой степени, рискуя получить смертный приговор, и все это ради чего? Только из опасения, как бы вы не пронюхали, что они — те самые, кто вылил помои в похлебку миссис Мерфи. — Он вздохнул и покачал головой. — Чатхэм, вы представляете, сколько им могли дать за эту кислоту? Если бы поймали, конечно.
   — Год. Может, полгода. Может, еще меньше.
   — И вы хотите меня убедить в том…
   — Бросьте. Вы знаете ответ не хуже, чем я.
   — Что вы имеете в виду?
   — Они отчего-то забеспокоились, и я не думаю, что их испугал дурацкий срок за вандализм и хулиганство.
   — Ладно, не мучьте нас неведением. Поделитесь с нами вашими соображениями, что они, по-вашему, скрывают.
   — Убийство… После первого им уже нечего терять.
   Он внимательно смотрел на меня, его лицо было теперь совершенно неподвижным.
   — Разве кого-нибудь убили?
   — Лэнгстона.
   — Я так и понял. Вы не находите, что в ваших рассуждениях есть определенные изъяны? Мы ведем расследование в течение семи месяцев, но никто до сих пор не пытался нас убить.
   Мне не понравилось направление, которое принял наш разговор, но я был бессилен. Он загонял меня в угол, а я мог только наблюдать за тем, как он это делает.
   — Что скажете? — продолжал он. — Впрочем, погодите, я сам знаю, что вы скажете. Нас они не боятся — ведь мы настолько глупы, что никогда не сможем их вычислить.
   — Я этого не говорил.
   — Конечно, есть еще один вариант. — Он говорил совершенно спокойно, как будто просто беседовал со мной, однако по его тону я понял, что он закипает от ярости, но пока еще может держать себя в руках. Я понадеялся на то, что ему это удастся подольше. Магрудер бросил на него вопросительный взгляд. Он даже не подозревал о том, что происходило между нами. — Я имею в виду, что вы можете думать, будто всех нас купили с потрохами. И нам нужно только найти простофилю вроде миссис Лэнгстон, и даже если не хватит доказательств, чтобы обвинить ее, она все равно не спасется. Все прекрасно, никто не обижен, и можно больше ничего не делать. Наверное, такой вариант кажется вам наиболее убедительным, признайтесь. Ну же, ответьте. Скажи что-нибудь, идиот, сукин сын…
   Он соскочил со стола, схватил меня за отворот рубашки и рванул на себя. Он разорвал бы ее, если бы я не подчинился. Тыльной стороной ладони он ударил меня по губам, и я почувствовал, как зубы рассекли губу. Он снова ударил меня, его лицо было бледным от внезапно охватившей его необузданной ярости, а взгляд сделался таким безумным и выражал такую муку, как будто он испытывал сильную боль. Я отпрянул, зацепился за стул и упал. Потом осторожно поднялся, опасаясь получить удар по голове, но он внезапно отвернулся от меня и потер лицо ладонью.
   Он сделал два глубоких вдоха — было ясно, что в его душе происходит настоящее сражение.
   — Убирайтесь отсюда, — в бешенстве бросил он, — пока я не применил к вам оружие.
   — Погоди минутку, Келли, — запротестовал Магрудер. — Мы не можем отпустить его, пока не узнаем, что выяснил Митч.
   Редфилд свирепо обернулся к нему, и тот заткнулся.
   — Мы знаем, где его найти, если он нам понадобится! Выстави отсюда этого сукина сына!
   Магрудер посмотрел на меня:
   — Вы же слышали, что он сказал.
   — Да, — согласился я. Потом поднял с пола свою шляпу и приложил носовой платок к разбитым губам. — Я слышал, что он сказал. — Я вышел оттуда и свернул на Спрингер, чтобы поймать такси. Я не особенно злился на них. По крайней мере, я злился не так, как он сам злился на себя. Он был слишком опытным, чтобы относительно невинная провокация могла настолько вывести его из себя. Где-то в недрах его души поселились мыши, которые подточили изоляцию, защищавшую его нервные окончания. Интересно, как они туда попали?
   Впрочем, раз уж пришло время поволноваться, то у него подобралась неплохая компания. Если и можно было где-нибудь найти местечко, в котором собираются люди с расшатанными нервами, то я его нашел.
   Я подумал, что для записного шутника, который выскакивает из-за спины и кричит «Бу!», оно вряд ли подходит. Такой не доживет здесь и до перерыва на кофе.
   Без десяти пять я расплатился с таксистом у дверей мотеля. Неподалеку стояла машина со значком шерифа, а дверь в мой номер была открыта настежь.
   Я подошел и заглянул внутрь. В ящиках комода копался рыжеволосый здоровяк, в углу его рта дымилась сигарета. Он окинул меня безразличным взглядом и задвинул ящик.
   — Похоже, оружия у вас нет, — сообщил он.
   — А где ваш ордер? — поинтересовался я.
   — Забыл прихватить. Хотите, я съезжу за ним, а потом проверю все еще раз?
   — Нет, — ответил я.
   — Я буду только рад, — любезно предложил он; — Мне это совсем нетрудно.
   — Не беспокойтесь. Мне не хотелось бы злоупотреблять вашим вниманием.
   — У вас хорошее чувство юмора, — заметил он. Потом он оглянулся по сторонам в поисках пепельницы, заметил ее на столике возле кровати и, пожав плечами, затушил сигарету о зеркальную поверхность комода. — Да, сэр, с чувством юмора у вас все в порядке.
   — Как вы сюда вошли? — спросил я.
   — Меня впустила горничная. Я сказал ей, что вы не будете сердиться. Черт возьми, неужели человек с таким чувством юмора будет сердиться?
   Я ничего не ответил. Он снова окинул комнату безразличным взглядом и двинулся к двери:
   — По-моему, у вас все в порядке, дружище. Вы не из нашего города, и в этом, наверное, все дело.
   Я обернулся к нему, засунув руки в карманы. Он выждал минуту, надеясь, что я окажусь достаточно глуп и попытаюсь наброситься на него, потом шагнул за порог, на засыпанную гравием площадку.
   — Кстати, верните ей ключи. И передайте от меня, что вы ни капли не рассердились. — Он сел в свой джип и уехал.
   Я закрыл за собой дверь, глубоко вздохнул и закурил сигарету. Через пару минут я успокоился и зашел в ванную, чтобы ополоснуть лицо холодной водой. Испачканная кровью одежда так и лежала в ванне. В комнате все было цело; видно, он просто слонялся по ней в надежде, что я застану его здесь. Я затушил сигарету, уже совершенно спокойно направился в офис и положил ключи на конторку. Джози услышала мои шаги и с улыбкой вышла мне навстречу:
   — Мисс Джорджия проснулась.
   — Отлично, — ответил я. — Как она?
   — Чуть лучше. Знаете, что она попросила в первую очередь?
   — Трехфунтовую отбивную?
   — Нет, сэр. Расческу и губную помаду.
   «Ну, что ж, — подумал я, — психиатр, возможно, счел бы это равноценным».
   — Замечательно. Спросите ее, могу ли я к ней зайти.
   — Хорошо, сэр. Она о вас спрашивала.
   Она скрылась в спальне, тотчас же вышла обратно и кивнула. Тогда вошел и я. У меня на голове все еще была шляпа, и я задумался, прилично ли будет войти, не снимая ее. Потом решил, что вполне, припомнив, как по-свински я вел себя, когда она приходила ко мне в номер. Наверняка она считала, что я сплю в одежде и ем руками. Когда я вошел в спальню, она сама разрешила мои сомнения. Она лежала, опираясь на две подушки, с наброшенным на плечи легким покрывалом, все еще очень бледная, но улыбающаяся и чертовски красивая. Она протянула мне руку. Ну, что же, видно, сегодня день ответов на вопросы.
   — Я так рада вас видеть, — сердечно сказала она. — Я боялась, что вы уехали, даже не попрощавшись со мной и не дав мне возможности вас поблагодарить.
   Я подумал, что она — единственный человек в городе, который еще не В курсе, что я — ее любовник, телохранитель, партнер, наемный головорез, а также ее возлюбленный и оплачиваемый частный детектив, а кроме того, отец ее троих детей-монголов. Она проспала все это.
   — Джози сказала, что вы все еще здесь, но временно отлучились в город… о Господи, что с вами случилось? — воскликнула она, заметив бинты и пластыри на моей обстриженной голове.
   — Небольшое происшествие, — ответил я, радуясь тому, что вторую повязку не видно под рубашкой. — Пара швов и ничего больше. Не беспокойтесь обо мне, лучше скажите, как вы себя чувствуете? Выглядите вы великолепно.
   — Как это случилось? — решительно спросила она.
   Я продолжал свою линию:
   — Цвет лица у вас значительно лучше, и в глазах больше энергии и жизни…
   — И говорю я ангельским голоском, — сказала она, — а это всегда хороший признак. — И она ткнула пальцем в сторону кресла, которое стояло возле кровати. — Прекратите молоть чушь, мистер Чатхэм, и присядьте. Я хочу знать, как вы были ранены и почему…
   Я вспомнил слова доктора о полном покое и отсутствии эмоциональных потрясений. Она и так отличалась везением и крепким здоровьем, потому и лежала здесь, вцепившись пальцами в одеяло и уставившись без выражения на стену. Так что никаких выстрелов.
   — Я пострадал из-за собственной неуклюжести, — соврал я, — и несообразительности. Мне анонимно сообщили о том, что кислота была частью груза, захваченного во время ограбления грузовика, и что ее остатки спрятаны в старом амбаре за городом. Я поехал туда и налетел головой на гвоздь, когда обшаривал чердак. Кислоты там не оказалось, хотя я и надеялся ее найти.
   Похоже, она поверила.
   — Простите меня, — просто сказала она, — это я во всем виновата.
   — Ничего подобного, — возразил я, — если обратиться к фактам, то часть вины за разрушение той комнаты, лежит и на мне.
   — Как вам могло прийти в голову такое?
   Я рассказал ей.
   — Наверное, он догадался, чем я занимаюсь, когда я проверял все телефонные будки. Это один и тот же человек. Возможно, это он вчера вечером подослал тех двоих, чтобы подстроить вам неприятности с полицией. Когда я помог вам от них отделаться, он, вероятно, решил, что я доставляю ему слишком много проблем. Кислотой он просто намекнул, что я принесу вам больше вреда, чем пользы, если так и буду болтаться в городе. Пока я не знаю, кто этот тип, но обязательно выясню это.
   — Что вы собираетесь делать?
   — Вчера вы хотели нанять меня в качестве частного детектива, чтобы разобраться в этом деле. Нанять вы меня все равно не можете, потому что у меня нет лицензии на право работы; я окажусь в тюрьме в ту же минуту, как только сотрудники шерифа докажут, что я получил от вас деньги. Но ни в каких законах не сказано, что я не имею права действовать в интересах мотеля — в качестве вашего друга и человека, который собирается стать совладельцем вашего предприятия, причем то и другое — чистая правда…