— Рубай… — однако я не в состоянии был вспомнить и собственное имя.
   У Джоральмена был взбешенный вид, а Танаки… Танаки сказал:
   — Мы слушаем тебя, каторжник. — Тут я понял, что Танаки обо всем давно догадался, но не показывал этого. Но теперь… — Мне очень жаль. — Он посмотрел на меня.
   Охранник выхватил парализующий пистолет, но Танаки жестом приказал убрать его. Я кивнул со вздохом.
   — Главе террористической организации Рубаю удалось скрыться, он контролирует систему планетного щита. Ему нужны двое — Зибелинг и я… Если мы не выполним его распоряжение, он уничтожит щит.
   Казалось, можно услышать пролетающую муху в установившейся тишине. Все знали, что без системы защиты космическая радиация в считанные дни убьет все живое на планете.
   — Он просто убьет вас тоже, — механически произнес Джоральмен. — Что толку от этого?
   Зибелинг покачал головой.
   — Еще не все потеряно. Не забывайте — мы тоже псионы. Дайте нам последний шанс совладать с ним. Помогите нам — и мы поможем вам.
   Танаки заложил руки за спину.
   — Если вы выполните его условия, то существует возможность остановить его. Если вам это не удастся, что можно ожидать от этого фанатика?
   — Не имею представления, — Зибелинг покачал головой.
   — Мы обладаем оружием, способным разрушить барьер, запирающий контрольную станцию, вместе со всеми, кто там находится, — как крайний выход.
   Зибелинг замер.
   — Однако после этого вы теряете самое главное — контроль над планетным щитом, — я прочитал это убеждение в мыслях техников и высказал его вслух. — Стоит ли овчинка выделки?
   Танаки, остолбенев, перевел взгляд с меня на техников.
   — Нет, мне совершенно не нужны лишние смерти. Хорошо, Зибелинг, если вы возьмете на себя эту ответственность… Мы снабдим вас всем необходимым.
   Я затаил дыхание.
   — Каторжник, — продолжал Танаки, — я предвижу то, что ты хочешь сказать. Ты получил слишком горькую награду за свою роль в этой истории. Хотел бы я, чтобы мы могли что-то сделать, но теперь… Во всяком случае, мне не остается ничего другого, кроме как отдать тебя в распоряжение доктора Зибелинга. — Я кивнул, мои губы были плотно сжаты. — Ты можешь идти, я думаю, это необходимо для дела. — Он знал, что, останься я в живых, они сразу же получат меня обратно. Но вместе с тем я чувствовал, что в данной ситуации лучшего выхода для меня нет. — Надеюсь, звезды повернутся в лучшую сторону для всех присутствующих, — закончил он. — Счастливой охоты!

Глава 20

   Мы с Зибелингом сидели в снегоходе; под пологом забрезжившего рассвета — мы двигались туда, где скоро перед нами предстанут Джули и Рубай. Танаки снабдил нас всем необходимым, в том числе снегоходом. Зибелинг умел управлять этой машиной и не находил в этом ничего смешного, в отличие от меня. Я выпил чашку кофе, налитую из термоса, и вновь посмотрел на него:
   — Хотите немного?
   Заводя двигатель, он отрицательно покачал головой, глядя в темноту ночи.
   Голограмма его мыслей по-прежнему переливалась вокруг него. Он молчал вот уже почти час.
   — Док! — решился я прервать молчание. — Я вижу ауру вокруг вас.
   Он недоверчиво осмотрел себя, потом взглянул на меня:
   — О чем ты?
   Я развел руками, не зная, как объяснить:
   — Даже техника светится в моих глазах, с тех пор как гидраны сделали со мной это…
   — Тогда, — сказал он, — понятно все, о чем говорил Джоральмен. Я думал, он просто преувеличивает. (Помешался.) Гидраны сфокусировали энергию телекинеза на тебе, чтобы причинить такой вред? — Казалось, он не верит, что это возможно.
   — Да. — Я положил руку на макушку. — Вы должны мне верить. В конце концов, это произошло со мной, и я заработал головную боль — лучшее доказательство моих слов. — Шутка мне явно не удалась.
   — Почему ты ничего не сказал мне? Я бы дал тебе что-нибудь…
   Ему позволили подлечить мою изувеченную спину, но про голову я промолчал.
   — Я не хотел. Лекарства могут помешать мне использовать свой Дар. А к боли я привык. — Рубай был прав: я стал устойчив к ней. Каким-то образом мне удавалось найти силы, когда к этому меня вынуждали обстоятельства. Интересно, прав ли Рубай относительно нашей предстоящей встречи? — Не беспокойтесь обо мне, Док.
   С минуту Зибелинг смотрел на меня, затем вновь покачал головой:
   — Ты хочешь сказать, что видишь энергию?
   — Не то чтобы вижу. Скорее чувствую, это нечто вроде окрашенного звука. Особенно у людей. Псионы сверкают, как солнца.
   Я вдруг задумался: воспринимают ли гидраны мир так же, как я? Мне захотелось увидеть себя со стороны.
   — Это… не знаю, как объяснить…
   — Удивительно. — Я чувствовал, что Зибелинг-ученый готов немедленно поместить меня в лабораторию и начать исследование. — Мне не приходилось слышать ни о чем подобном. Думаю, тебе повезло, что ты сохранил здравый рассудок.
   — Гидраны не могли причинить мне зла. Они знают меня, доверяют мне и думают, что… — Осекшись, я вспомнил о том сообщении, которое они мне оставили. — Увидев меня впервые, они поняли, что я из их породы, хоть я и вкалывал на шахте. — Я воодушевился. — Их не удивляло, что один из них мог прийти из другого мира. Это было заложено в их памяти. И теперь самые глубинные пласты вышли наружу. Но, похоже, они до сих пор не осознают реального значения этого.
   — Они дали тебе много.
   Я тронул голову:
   — Да, больше, чем я думал. Когда мы встретились первый раз, они сразу же попытались применить контакт-сцепку. Для них — это все, это — в каждой клеточке, а я не в состоянии был ответить им… Да и сейчас по-настоящему не могу. Всегда есть что-то, чего я не хотел бы показывать кому бы то ни было, хотя из меня и сделали настоящего псиона. Они сказали, это оттого, что я рос среди людей! Людям несвойственно полностью раскрываться, они не настолько сильны.
   — Ты не просто вырос среди людей, ты — человек. В такой же степени, как и гидран. — Он говорил это так, как будто я мог забыть об этом.
   — Мое несчастье. — Я нахмурился. — Во всяком случае, я не смог сходу принять сцепку, это было выше моих сил. Но когда сцепка произошла, это изменило меня, мою энергию пси… Все барьеры рухнули. И тогда я получил доступ к их памяти. Все гидраны такие? Они делятся абсолютно всем? Что они делают здесь?
   — Я знаю о них меньше, чем ты думаешь, и ты вряд ли найдешь эксперта в этом вопросе. Даже отдельно взятому гидрану объем телепатической информации, которой они делятся, может показаться неподъемным. Изоляция и те ужасы, через которые им пришлось пройти, принудили их к такому единству, чтобы выжить. Однако большинство гидранов давно утратило способность общаться посредством объединенного разума. Если бы мы с женой были так психологически разобщены, у нас не было бы единого прошлого. Но я припоминаю некоторые особенности гидранов. Например, их вера в Бога как существо. — Он откинулся на сиденье.
   Так мы разговаривали в продолжение всего пути, чтобы отвлечься от мрачных размышлений. Говорили о гидранах на Синдере и их прошлом, о том, что значила принадлежность к цивилизации, которая была организована так, как Человеческой Федерации и не снилось. Говорили о Синдере как о пристанище гидранов-колонистов, когда их цивилизация рухнула, и о том, каким образом эта планета превратилась в сакральное место, своего рода храм для них. И о том, наконец, почему они пришли в Туманность Рака.
   — У них были шахтерские навыки? Ведь они тоже добывали телхассий… Зачем?
   — Очевидно, для того же, для чего и мы.
   — Мой народ… — Я почувствовал, что мое лицо дрогнуло.
   Зибелинг мягко произнес:
   — Мы не имеем никаких указаний на то, что при добыче телхассия они использовали рабский труд. Уважение к любым формам жизни — такая же неотъемлемая черта гидранов, как и развитые пси-способности. И это не случайно — только таким образом они могли уберечься от злоупотребления своей силой. Но, с другой стороны, ошибкой было бы рассматривать их как святых мучеников. У них свои несовершенства, они обладают таким же спектром эмоций, как люди. Они способны на обиду, гнев, испытывают эгоистические побуждения, хотя с трудом им поддаются. Те гидраны, с которыми ты столкнулся здесь, имели достаточно времени и причин для того, чтобы почувствовать необходимость подобного контакта и привыкнуть к жизни в подполье. Они использовали тебя — пускай с твоего согласия, — чтобы получить то, что им было нужно. То же самое, что пытался сделать Рубай. Ты можешь принимать наследие своего народа, но делай это с открытым сердцем. Не отказывайся от человеческой части своего "я" ради мечты.
   Я промолчал, но он, кажется, понял по выражению моего лица, что я чувствую, потому что опустил глаза и подумал о том, что я полукровка… совсем как его сын, который никогда не слышал от него таких слов. И еще о том, что я постоянно напоминаю ему о его потере, что я стал свидетелем того, что стало с его собственной жизнью, а также послужил толчком к тому, чтобы он еще раз обдумал, что произошло, и наконец принял это. А также о том, что все, чем отблагодарил меня, сослужило мне плохую службу, о том, что он делал мне больно, так же как Джули и всем остальным.
   — Кот, — произнес он наконец, — я не знаю, как…
   — Послушайте, давайте не будем об этом. Какая теперь разница? — Я понял, что мне действительно больше нет дела до того, что произошло со мной… как и до того, был ли Зибелинг моим отцом или нет.
   Наступила пауза. Затем Зибелинг заговорил вновь, как будто объясняя мне что-то: мне даже показалось, что он говорит сам с собой.
   — Когда чувствуешь, что, куда ни бросишь взгляд, все вокруг больное и искаженное и ты не видишь способа исправить это, остается просто закрыть глаза и разум, пока не перестанешь видеть. Даже твой собственный ад подчас привлекательней, чем преисподняя вокруг…
   Этим он пытался дать мне понять, что не отдавал себе отчета в своих действиях, когда отправлял меня в лапы контрактников…
   — Да, я думаю, — ответил я, чувствуя, что он не сводит с меня глаз, — Джули знала это.
   — Да, — чуть слышно прошептал он. И в ту же секунду боль от возможной ее потери, горечь и страх за единственную женщину, которую он полюбил так же, как жену. Жена… чистое золото, ее кожа, волосы… какая она прекрасная… и ее больше нет. Нахлынувшие воспоминания — нет, этого он уже не в состоянии выдержать.
   Я не знал, что сказать, затем произнес:
   — Звезда упала.
   Так говорили в Старом городе, когда сгорал дом, когда портился дополнительный питательный паек, когда кто-нибудь терял все. Мне захотелось, чтобы Зибелинг знал, что отчасти я его понимаю… но этого было недостаточно. Я вспомнил то время, когда он сказал, что сочувствует мне, — я думаю, он действительно имел это в виду. И подумал, что же мне в действительности надо.
   — Ваш сын — каким он был?
   — Сын… — Зибелинг глубоко вздохнул. — Я думаю, он мог бы очень походить на тебя.
   — Жаль, что мне не довелось узнать его.
   Он посмотрел на меня, и на губах его появилось слабое подобие улыбки…
   Взошло солнце, превратив ночь в голубое свежее сияние. Вдруг я почувствовал, что мы прибыли на место.
   — Остановите здесь.
   Я заглянул за панель управления. Снаружи не было ничего, кроме снега и сияющего неба, но внутреннее зрение показывало мне мощный источник энергии, настолько яркий, что он казался почти черным. Я нахмурился:
   — Так это где-то под землей? Я ничего на вижу, но чувствую…
   — Да, что-то не так: посмотри, стрелки приборов сошли с ума… Генератор защитных щитов должен иметь какие-то наземные сооружения; очевидно, где-то поблизости он расположил рассеивающий экран. Сейчас мы его увидим… — Руки Зибелинга на руле напряглись.
   Я кивнул:
   — Послушайте, я подумал, что, если мне пойти туда первому, без вас, идет?
   — Тебе?
   — Да. Вы останьтесь здесь и прикрывайте меня. Мы не знаем его планов, но, скорее всего, его действия непредсказуемы. Думаю, мне легче будет справиться с ним как телепату. Врасплох нам его уже не застать. Надо, чтобы хоть один из нас уцелел и ситуация с Джули не повторилась. — Я натянул перчатки.
   — Понятно… Ты уверен в своих силах?
   — Не знаю, попытаюсь. По крайней мере, Рубай помнит, что однажды я его обставил, когда он пытался влезть мне в душу после убийства Дира. Он делает ошибки, и я должен это использовать.
   — Ты обвел Рубая вокруг пальца… — Кажется, Зибелинг наконец в это поверил.
   Я усмехнулся.
   — Послушайте, док, я, в конце концов, не такой уж идиот. Однажды мне удалось обставить его — что же, я сделаю это еще раз. Дир любил говорить, что такова участь псионов. Это как игра в Последний шанс, — я изобразил рукой, что пытаюсь схватить воображаемые игральные фишки.
   Зибелинг молчал, обдумывая мои слова. Как ему хотелось сейчас стать более сильным телепатом, чем…
   — Хорошо.
   Я опустил капюшон парки и открыл дверцу снегохода.
   — Подожди.
   Я обернулся.
   — Попробуем сцепку? — в вопросе слышалось внутреннее напряжение, как будто он чувствовал себя не вправе предлагать это.
   — Да… Но вообще-то не стоит. — Это было моей прерогативой, своеобразным долгом, который я должен отдать Рубаю. Кроме того, я сомневался, что смог бы сделать сцепку с Зибелингом, — между нами как-никак стояла Джули.
   — Лучше, чтобы нас ничего не связывало, — сказал я, — но если мне понадобится помощь… — Я спрыгнул на снег. — Я дам вам знать.
   — Будь осторожен, не рискуй без надобности…
   — Во всяком случае, не жизнью Джули.
   Передо мной был только белый шелест снега, я двинулся к нему.

Глава 21

   Я ничего не видел, но тем не менее чувствовал, что приближаюсь к цели.
   Системное управление щита планеты Синдер. Хотя я был готов ко всему, то, что я увидел, поразило меня больше, чем я ожидал. Я замер, глотая ледяной прозрачный воздух. Здание представляло собой гигантскую перевернутую чашу с окаймляющими ее башнями и системой проводов, окутывающими ее, как паутина. Чаша была покрыта льдом, слоистым, напоминающим рябь, разукрашенным узорами, отчего все здание напоминало пряничный домик. С башен, покрытых серебром, свисали сосульки, как замерзшие слезы. Вокруг центра стоял сказочный лес из кристальных деревьев, от которых исходила бесшумная сверкающая музыка. От этого зрелища у меня захватило дух, я на минуту забыл, что благодаря этому зданию Синдер за считанные секунды может быть отрезан от Галактики. Я увидел вход и направился к нему.
   По дороге мне пришло в голову, что еще полгода назад, в Старом городе, ничто не заставило бы меня пойти на такой шаг, у меня не было близких, ради кого я стал бы рисковать жизнью. Я поймал себя на мысли, что не променял бы то, что должно произойти, на Старый город. Что бы со мной ни случилось.
   Я сосредоточился и превратил свое сознание в непроницаемую стену, заблокировав яркий поток энергии и моего собственного заряженного тела. Но это оказалось лишь электрическим напряжением, и стоило мне перестать обращать на него внимание, как оно исчезло. Я вытащил парализующий пистолет и вошел в здание.
   После сверкающего льда коридор показался темным, но мои кошачьи глаза моментально приспособились. Я откинул капюшон и расстегнул куртку — так будет гораздо легче двигаться. В воздухе стояло жужжание и потрескивание разрядов, от чего у меня мурашки побежали по коже. Я не мог отделаться от ощущения, что здесь находится нечто большее, чем щит. Я по-прежнему не улавливал никакой попытки установить со мной контакт, будто за этими стенами никто не прятался. Я сдерживал желание послать на разведку свой телепатический луч и предоставил Рубаю сделать первый ход. Теперь я видел свет, реальный свет, идущий из одного из контрольных помещений. Я вступил в освещенную комнату, и первое, что я увидел, была Джули; она сидела и ждала. Но не по собственному желанию. Ее черные волосы взметнулись изящной волной, когда она повернула ко мне голову, пытаясь предупредить меня, но не в состоянии была сделать это. Ее серые глаза имели выражение жертвы, попавшей в капкан.
   — Что же, Кот, в конце концов, я неплохой психолог, не правда ли?
   Рубай ждал меня в другом конце комнаты, сидя перед пультом управления, который позволял держать стены под напряжением. «Паутина, сеть сознания», — подумал я, выхватил оружие и ненатуральным голосом из какого-то фильма выкрикнул:
   — Рубай, вы арестованы! Малейшее движение — и я…
   Пистолет как будто вырвало у меня из рук, он отлетел в дальний конец комнаты. Я проследил взглядом, как он приземлился недалеко от Рубая. У меня моментально пересохло в горле.
   — Тебе он не понадобится. — Его лицо было как всегда спокойно и непроницаемо, как будто ничего не произошло.
   Я пожал плечами, пытаясь утвердить такое же выражение на своем лице.
   — Я пришел. Что вы хотите?
   — Так значит, ты, рискуя жизнью, примчался на выручку Джули Та Минг? Дочери хозяев Транспортного Управления Центавра? — Я кивнул, свернув в клубок свое сознание. Но он пока не пытался проникнуть туда. — И даже тебя завербовала Служба Безопасности. Можешь передать им мои поздравления. Твоя конспирация была безукоризненной.
   — Достаточной, чтобы обвести вас вокруг пальца. — Я дотронулся до своего клейма.
   — Да, пожалуй… И оно до сих пор при тебе. По крайней мере, мне приятно осознавать, что Управление Шахт вознаградило тебя столь достойным образом.
   Он приподнял бровь.
   Я хотел рассмеяться, но правда в его словах заставила меня проглотить смех.
   — Послушайте, что вам от нас нужно?
   — Это я у тебя должен спросить, Кот: чего ты добиваешься? Привести меня на шахты в качестве пленника? Это цель твоего прихода, ведь так? Заслуживают ли они такой награды?
   — Заткнись. — Я подошел к Джули и тронул за плечо: ее сознание было закрыто.
   — Кот, я сказку тебе, что мне нужно… — Я обернулся и внезапно увидел живое человеческое лицо, на котором запечатлено напряжение и страх, глаза, видящие впереди собственное унижение и смерть. Его сознание открылось и вцепилось в мое. — (Я хочу вырваться отсюда! Помоги мне. Кот, ты единственный, кто может меня спасти. Если ты сдашь меня, они уничтожат нас обоих. Вытащи меня отсюда — и я научу тебя всему, что знаю сам. Ты превзойдешь меня в телепатии, не предавай меня — и получишь все, что я обещал, все, о чем ты когда-либо мечтал!) Я закрыл руками уши, как будто это могло мне помочь. Ложь? Зачем ему это понадобилось после того, что произошло? Но я сделал шаг к нему. Джули вздохнула, как будто почувствовала, что я дрогнул. Его сознание притягивало меня, я чувствовал, что в его словах — правда. Я был нужен ему. Он требовал понимания с моей стороны: Гэлисс уже стара, ему нужен молодой, умный и сообразительный помощник.
   Гэлисс знала, что Рубай сделал выбор, и поэтому непримиримо и всеми силами ненавидела меня. Но она настолько верна Рубаю, что стала бы помогать ему обучать меня. Ведь я лишь перспективное сырье, заготовка. Мне удалось достичь чего-то благодаря слепой удаче, я не мог даже представить, на что я вообще способен. Никому в целой вселенной не дано было обвести Рубая вокруг пальца. Я, один я сделал это. Я положил его на обе лопатки, я, мальчишка-полукровка, но он еще больше зауважал меня после этого. Он даже открыто восхищался мной и моими способностями. Если я протяну ему руку помощи, мы выйдем вместе из этой ловушки, он возьмет меня с собой, и тогда — никто не знает, каких еще невероятных высот я смогу достигнуть… Я предался мечтам о такой возможности, о мирах, принадлежащих мне, о чудесах, о власти, о том, что ко мне, наконец, начнут прислушиваться.
   Я встал перед страшным выбором, потому что слишком устал жить так, как я жил. Каких чудес я мог бы добиться своей телепатией! Я хотел полностью реализовать то, на что способен, чтобы гордиться своим Даром. Почувствовать, наконец, что означает обладать всем, что можно купить за деньги… (Все, что мне нужно?) Я посмотрел на Джули, моя рука ласково провела по ее плечу. Она замерла, когда прочитала мои мысли, и это подтвердили мои глаза. Как и то, что все уже предрешено.
   — (Джули, я…)
   — (Возьми ее, если хочешь!) — продолжил атаку Рубай. — (Используй ее, перестань быть пугливым идиотом! Разве ты не знаешь, что такое клан Та Минг? Это одна из самых могущественных и коррумпированных семей в Федерации. Транспортное Управление Центавра — лишь один из картелей, которые наняли меня для захвата шахт… Она свернула тебя с правильного пути — для чего? Быстро же ты позабыл Старый город, трущобы Куарро! Да ей, в сущности, наплевать на тебя, как и всем им. Они все похожи друг на друга, паразиты, питающие синдикаты, которые в свою очередь питают падаль общества, таких, как мы с тобой, уличный мальчишка! Всегда те, кому больше всех достается, на ком все держится. Мы нужны сильным мира сего. Благодаря нам держатся их системы, на наших страданиях и гибели. Тебя всю жизнь использовали, ты имеешь право ненавидеть их.)
   Так, как ненавидел их он. Я коснулся центра ненависти в его мозгу, и черная горечь, ранящая, как черные алмазы, резанула меня изнутри. Мир был черен, только борьба за выживание. Кажется, теперь я могу сделать с этими подонками все, что они заслужили…
   Но я не имел на это права. Я был лишь наполовину человеком… и наполовину гидраном. Наконец я увидел, что это значило — та моя часть, которая была гидраном, оказалась сильнее. Взять чужую жизнь представлялось непростительным грехом, уничтожить другого — значило уничтожить себя.
   — Нет… я не могу.
   Я снова стоял возле Джули, мое сознание раскололось надвое, кулаки сжались. Это Джули, которая не сделала мне ничего плохого. Она верила в меня. В то же время я осознавал, что все оказанное Рубаем — правда и что вторая моя половина готова уничтожить вселенную за то, что она сделала со мной, с ним, со всеми подобными нам… У Рубая было право ненавидеть их… Когда-то мы были похожи…
   Но только не сейчас. Я видел, что власть и ненависть превратили его как раз в того, кого он ненавидел. Никто не имел для него значения. В моем лице он видел свое отражение, я был его зеркалом. Он пришел, чтобы разрушить то ценное, что объединяло меня с Джули и Зибелингом. Рубай хотел использовать меня, он бы уничтожил меня своим больным сознанием. Он сумасшедший, и я должен остановить его.
   Я посмотрел на лицо Рубая, оно было непроницаемо. В его глазах я ничего не мог прочитать. Однако было уже поздно — он прорвался сквозь охрану моего сознания, ворвался в мой мозг, уже полностью контролируя его.
   И я узнал, что такое его триумф, и подумал, что теперь моя очередь отправляться на тот свет — он держал мой разум в своих руках и мог раздавить меня в любую секунду, как букашку. Каждый мой вздох был теперь милостью Рубая.
   Он не торопился, давая мне прочувствовать его силу; никто не мог остановить его, нечего даже пытаться.
   Рубай кивнул, и хватка его железного разума немного ослабла.
   — Я, похоже, ошибся в тебе дважды: первый раз недооценил — и сполна заплатил за это. Но теперь я был осторожнее. На этот раз ошибся ты, полукровка, — ты потерял чувство реальности. Ты разочаровал меня. Я надеялся… Впрочем, твой выбор вполне очевиден.
   Я понял, что сейчас нам придет конец. Не столько потому, что мы разрушили его план, а из-за того, что задели его проклятую гордость. Теперь он хотел вновь продемонстрировать нам, что он — по-прежнему самый сильный и самый лучший. У него ничего не осталось, ни малейшего шанса, но последнюю малость он мог себе позволить. Расправиться с нами, в особенности с полукровкой-каторжником, который все испортил.
   — (Зибелинг!) — Я непроизвольно позвал его. — (Нет, только не думать о нем, ведь он…)
   Рубай улыбнулся, он уже знал обо всем заранее.
   — (Нет, отчего же, думай о нем. Скоро он присоединится к нам. Подожди, это займет немного времени.)
   Рубай взял что-то с панели управления, подошел ко мне и вложил мне в руку; я ощутил холодный металл. Меня ударил разряд тока, когда я прикоснулся к нему.
   Я вздрогнул. Хотел удивиться, увидев, что оказалось у меня в руках, но не смог.
   Это была энергетическая базука, бьющая концентрированным пучком энергии.
   В жизни мне приходилось пару раз видеть такие у службистов, когда они патрулировали во время беспорядков.
   Я посмотрел на Рубая, и мне не нужно было объяснять, что делать дальше. В моей голове возникли картины, от которых невозможно было избавиться простым закрытием глаз. Я видел, что нажимаю на пусковую кнопку, убивая Зибелинга, затем Джули и себя. Я не мог воспрепятствовать этому, потому что Рубай полностью контролировал мои мысли. Он мог заставить нас делать все что угодно… Нет! Я вздернул базуку, направив ее на злодея.
   В тот же миг мне как будто железным обручем стянули глотку, перекрыв доступ воздуха. Прошли секунды, паралич усилился. Комната поплыла вокруг меня, я не мог больше стоять и осел, грудь горела, и я тщетно хватался за горло…
   Рубай отпустил меня, я скорчился, задыхаясь и не в силах открыть глаза.
   — (Встать!) — Я поднялся с огромным трудом. — (Возьми ружье!) — Я повиновался. Рубай приблизился ко мне, взял рукой за скулы и посмотрел в глаза.
   — (Да, мне не составило бы труда передавить вас всех — самый простой вариант. Но так мне будет гораздо интереснее.) — Он вновь отпустил меня. — (Вдумайся в прошлые ситуации, Кот, пока у тебя еще есть время. Я нахожу обстоятельства вполне подходящими.)