Виногоров Владислав. Повстанец

   — Господа! По данным разведки, у нас наметились «гости». — Выдерживаю паузу и обвожу взглядом мальчишек, стоящих около меня. Их человек десять, и они внемлют каждому моему слову. — Сейчас я продемонстрирую возможности нашей техники. Это будет показательный полет, чтобы власти в полной мере оценили серьезность наших намерений. Потому я вынужден настаивать на полном экипаже. Мне требуется механик-водитель и наводчик. Здесь присутствуют бойцы с необходимыми специальностями?
   Один паренек робко поднимает вверх руку. Я его узнаю — он мехвод. На тренажере он показывал вполне приличные результаты. Пойдет и этот. В случае крайней необходимости я смогу перехватить управление амфибией на себя. Теперь мне нужен стрелок… О! Еще одна рука несмело поднялась в воздух. Неужели так страшно? Я понимаю, что это те самые ребята, которых привел Ленус. Захвата части они не видели и в нем не участвовали. Но ведь не до такой же степени они боятся садиться в амфибию? Или так путает перспектива принять участие в предстоящем бою?
   — Вижу одного механика-водителя и… — Делаю паузу, затем глядя на второго: — Специализация, боец?
   — Я наводчик, господин командор.
   — Прекрасно! Экипаж! В машину!
   Вышколил я их хорошо. Сноровисто и грамотно мои мальчишки полезли в бронированное брюхо «универсала». Вот их уже и не видно. Пора мне занимать командирское кресло.
 
   «Универсал» все еще покачивается в полуметре над бетоном. Снаружи он должен казаться сонным и безопасным. Но это иллюзия. Именно сейчас в его недрах просыпаются боевые механизмы, которые очень скоро понесут смерть и разрушения. Но снаружи этого не видно и не слышно. Машина степенно покачивается в осеннем воздухе и кажется какой-то волшебной игрушкой.
   Я проверяю все системы. И то, что положено командиру, и то, что должен проверить мой экипаж. Не хватало еще рухнуть на землю. Вот господа полицейские порадуются! Как же! Такой радости я им сегодня не доставлю. А вот нечто неприятное — в любых количествах. Точнее, пока не побегут. Убежавших преследовать смысла не имеет: они должны быть изрядно напутаны. А раз напуганы, то расскажут ТАКОЕ, что городские власти сойдут от страха с ума. Если у них осталось, с чего сходить.
   — Мехвод! Доложите готовность! — зачем-то запрашиваю я подтверждения у водителя. Ведь вся информация и так у меня на дисплее.
   — Амфибия готова к бою, господин командор!
   — Наводчик, как у вас? — Раз водитель, то и наводчик.
   — Пушка готова к бою, господин командор!
   — А ракеты? — рыкаю я в ларингофон.
   — Ракеты готовы, господин командор!
   — Прекрасно, бойцы! Стартуем! — И после паузы: — Мехвод! Поднимешься метров на сорок и пойдешь по периметру части. Скорость минимальная. На огонь из автоматического оружия внимания не обращать. Сперва сделаем круг, а потом будем думать дальше. Выполнять!
   На этот раз турбины взвыли басовито, и тяжелая машина начала набирать высоту. Я придвинулся к монитору, включил круговой обзор и задумался. В конце концов мне надо знать, что происходит вокруг. Иначе может получиться как в ТОТ РАЗ. А повторения ТОГО РАЗА мне не хочется. Нахлебался уже.
 
   Ситуация оказалась несколько хуже, чем я мог предположить. Не знаю, кто подсуетился, но народу к нам в гости нагнали немерено. И военные, и полиция, и даже родное городское спецподразделение. Короче, все уже здесь, но чего-то ждут. Может, это и к лучшему: сразу расставим все точки над «i».
   Интересно, что бы я делал, если бы увидел воспаривший над частью «универсал»? Думаю, что бежал бы. И чем дальше — тем быстрее. А эти бараны что делают? Начинают в меня целиться. Верх идиотизма! Увидев такого бронированного монстра, нужно немедленно опускать автомат. Пули его не возьмут. Ракетная установка может, но я что-то не наблюдаю такой техники. Интересно, они думают, что я захватил воинскую часть от нечего делать? Неужели все так плохо и командиры людей, которые сейчас плотным кольцом окружили это хранилище законсервированной техники, являются полными дураками? Если это так, то очень скоро мне станет скучно и я от скуки открою огонь. Дабы наглядно продемонстрировать, что с «универсалом» шутки плохи. Предположим, в десятке километров от Городка есть военный аэродром. И там стоят истребители. Это уже может быть проблемой. Никто еще не производил исследования на тему, является ли «универсал» противником для истребителя. Я как-то тоже не горю желанием проводить такие эксперименты. А если придется? Будет несладко…
   Я отвлекся. Этого допускать нельзя: мы уже влезли в драку, и теперь всяческие ненужные мысли будут стоит жизни моих людей. А если здорово зазеваюсь, то и моей.
   И что тут у нас? Так: до трех сотен людей, техники я не вижу, если не считать техникой несколько полицейских вездеходов и армейские грузовики. Оружие, судя по всему, только стрелковое… Хотя нет — вот у кого-то и гранатомет имеется. Все равно не поможет. Ракетных комплексов я не наблюдаю, а это главное. Даже если они вызовут авиацию, то у меня есть шанс: никто из находящихся снаружи не знает, сколько амфибий у меня в руках. И не узнает, пока я не пожелаю этого продемонстрировать. Тогда чего же я жду?
   — Механик! Пройди над нашими, а потом поднимайся на полкилометра вверх.
   — Слушаюсь, господин командор!
   Машина сделала резкий поворот, медленно прошла над частью и начала плавно подниматься в утреннее небо.
   Никогда не наблюдал Городок с высоты. За последние годы я свыкся с мыслью, что живу здесь, и он даже начал казаться мне солидным. Но стоило взглянуть на это скопление домиков сверху, как я непроизвольно вспомнил Столицу. Прямые проспекты, красивые высокие здания и самое главное — атмосфера. Впрочем, на такой высоте над Столицей не атмосфера, а смоговая шапка.
   Да, что-то сегодня меня тянет на сентиментальность… Но пора приступать к делу. Уничтожать все то скопление людей, которое пригнано сюда для моего усмирения, в мои планы не входит. Значит, мне необходимо найти штаб. Найти и ударить по нему из пушки. Поручать это мальчишке-наводчику просто опасно: мне нужно, чтобы ни один из руководителей не выжил. Так что придется самому. А ребенок пусть потом поразвлечется, расстреливая пустые грузовики. И ему обидно не будет, и дело сделаем.
   Люблю я принимать правильные решения! Очень люблю! Иногда сам себя слушаю и поражаюсь. Ведь гениален же, подлец! Просто гениален! А теперь о прозе жизни: где штаб-то искать? Вот если бы они его пометили чем-нибудь ярким, тогда бы у меня проблем не было. Но это из области ненаучной фантастики. Хотя… А ведь пометили! И пометили так ярко, что не увидеть этого может только слепой. Я же на «универсале». Теперь осталось просканировать окрестности на тему скопления радиостанций и излучения компьютеров. Без этого они обойтись не смогут. Даже если захотят, не смогут.
   Нажимаю на несколько клавиш и смотрю на результат. Там, снаружи, в броне моей амфибии сейчас открылся неприметный лючок. Из него выдвинулся небольшой радар и начал ощупывать все, что находится в радиусе его действия. Делает он это медленно, но уверенно.
   Так, что здесь у нас? Просто отлично: на экране рельефная карта местности («универсал» явно связался со спутником и получил информацию оттуда), а на этой самой карте отмечено яркое светлое пятно. А кто-то тут говорил, что не пометили? Еще как пометили!
   Теперь необходимо рассмотреть это дело поближе. Переключаю монитор на внешнюю камеру и даю увеличение. Ничего примечательного в этом сарае нету. Бывал я там неоднократно. Пока резвился, учась в школе. Сарай каменный и давно заброшенный. По углам нагажено, стены исписаны похабщиной. Есть второй этаж. Точнее, был — перекрытия давно обрушились. Вот, пожалуй, и все. Какие делаем выводы? Правильно: никаких радиостанций или компьютеров там быть не может по определению. Если только их туда недавно не принесли для того, чтобы организовать штаб по выкуриванию меня из захваченной мной воинской части. Очень обидно за солдатиков, которые вынуждены были выгребать дерьмо из углов. А главное, что напрасный это был труд. Разнесу я сейчас чертову развалюху. Туда ей и дорога. Давно уже пора было: один из моих одноклассников полез там на второй этаж, ну, на то, что от него осталось, так упал и провалялся несколько месяцев в гипсе. Ногу сломал. О детях надо заботиться. Зачем же их подвергать опасности?
   — Наводчик!
   — Здесь наводчик!
   — Передаешь управление пушкой мне. Сам смотришь и все запоминаешь. Я сейчас расстреляю сарай, чтобы ты посмотрел, как это делается, потом необходимо уничтожить транспортные средства противника. Задача ясна?
   — Так точно, господин командор!
   — Молодец. А теперь передавай управление.
   С командирского кресла «универсала» можно управлять всем, что находится внутри. Отсюда можно даже вести машину при необходимости. Не сказал бы, что это очень удобно, но лишняя дублирующая система никогда не помешает. Во всяком случае, я так думаю. И не один я, раз конструкторы предусмотрели такую возможность.
   На панели загорелся оранжевый огонек. Теперь управление пушкой у меня. Спешить нам сейчас некуда, так что можем прогнать тесты этой самой пушки. И что нам говорят гесты? Боекомплект полный, гироскоп включен и функционирует нормально, пушка готова. Прекрасно. Теперь открыть крышку на панели и привести в рабочее состояние джойстик. Он универсален, но сейчас будет управлять именно пушкой. Поведем стволом влево-вправо… Реагирует вполне удовлетворительно. Теперь запустим механизм непрерывного заряжания, и можно задавать цель. А почему, собственно, я должен корячиться и выворачивать ствол черт знает как?
   — Механик! Довернуть машину на сорок градусов и наклонить нос на пятнадцать градусов!
   — Есть!
   «Универсал» качнулся, но быстро выровнялся, занимая нужную мне позицию. Вот теперь стрелять мне будет так же удобно, как в тире. И шанс промахнуться будет тот же.
   Подвожу перекрестие к сараю на мониторе и нажимаю верхнюю кнопку джойстика. Цель задана. Некоторое время смотрю на пока еще целый сарай и решительно жму на гашетку. Гудение усиливается — двигатели амфибии начинают «кормить» энергией пушку.
   Проходит полсекунды, и пушка с резким свистом выплевывает первую партию зарядов. Картинку на экране тут же закрывает клуб пыли, во все стороны разлетаются куски битого кирпича. Там внизу сейчас, наверное, ад кромешный. Включаю все сенсоры, какие у меня есть: теперь мне необходимо проверить, нужен ли еще один залп.
   Похоже, что не нужен. От сарая осталась воронка. Не очень глубокая, метра полтора. Но это и все. Штаба противника больше нету. Теперь необходимо передать управление пушкой моему наводчику. Пусть потренируется на грузовиках. Это должно полностью деморализовать тех, кто надеялся меня выкурить из части.
   Вот потеха будет: четырнадцатилетний сопляк принимает капитуляцию у кадровых военных. Или потеха все же будет, но несколько другого вида: я подниму в воздух десяток «универсалов» и перебью всех, кто находится внизу, к чертовой матери. Так что разумнее для них будет капитулировать. Намного разумнее, чем пытаться сопротивляться. И кто здесь, после всего этого, кого пришел выкурить?
   Передаю управление пушкой своему стрелку и откидываюсь на спинку кресла. В наушниках тут же появляется мальчишеский голос, который требует довернуть амфибию под нужным углом. Правильно, пусть тренируется. Проходит несколько секунд, и один за другим грузовики противника превращаются в месиво из горящего металла и дерева. Это хорошо и правильно. Не я к ним пришел, а они ко мне. Так что теперь пусть готовятся к расплате. Справедливости ради, конечно, можно отметить, что часть захватили мы, а не они, но ведь им «универсалы» не были нужны все эти годы. Так что здесь я полностью в своем праве: просто взял ту вещь, которая до этого никому не была нужна. А то, что пришлось при этом пролить кровь, — так на то и война. Совсем без кровопролития не обойдешься.
   Ну, поразвлекли молодежь, и хватит. Мне пора уже делом заниматься.
   — Наводчик! Прекратить огонь! Мехвод! Спуститься на высоту сто метров и остановить машину четко над серединой воинской части!
   Нестройное «Есть!» эхом прозвучало у меня в наушниках. Пушка перестала посылать в пространство смертоносные заряды, а сама амфибия плавно пошла на снижение. Теперь надо собраться с мыслями. Я буду обращаться с речью к солдатам, которые только что потеряли своих командиров. Единственное, что мне от них надо, это чтобы они сложили оружие. Тогда можно будет просто их отпустить. Некоторые, конечно, попытаются сопротивляться. Их придется убить. Ничего хорошего в этом нет, но мы же воюем. Уже воюем. Еще вчера, никакой войны не было… Вот так оно и бывает: даже не успеешь оглянуться, а ты уже по самые уши в дерьме. Приходится это дерьмо расхлебывать потом. Занятие это не на один день, и приятных ощущений во время оного занятия не испытываешь. Но кто-то же должен это делать? Правильно, должен. Только почему-то этим занимаюсь я, а не тот самый «кто-то». Противно, а ничего уже и не сделаешь.
   Машина замерла на высоте сто метров над захваченной нами воинской частью. Мне осталось только включить внешние динамики, и можно начинать говорить. Услышат меня все: и свои, и чужие. Своим это не помешает в плане поднятия боевого духа, а чужим может сохранить жизнь. Но только в том случае, если они меня послушают. А ведь до предела обидно подчиняться четырнадцатилетнему мальчишке! Может быть, кто-то вместо того, чтобы послушать, выберет смерть. Этим я смогу только посочувствовать. И ничего более. Не зря ведь во многих армиях мира есть четкий и ясный приказ: в случае, если смерть угрожает бойцам и есть возможность сдаться, — необходимо сдаваться. Какое-то тактическое поражение при этом неизбежно, но когда солдат вернут домой, они смогут сделать гораздо больше для своей страны, если будут живыми. И обычно эта практика себя оправдывает. Если тех баранов, которые окружили захваченную нами воинскую часть, учили по-другому, то это уже их проблема. В любом случае при таких ситуациях необходимо думать головой, а не повторять идиотские высказывания о героизме. Ведь известно, что произносят их обычно люди, к этому самому героизму не имеющие никакого отношения. Даже косвенного. По той причине, что люди эти — политики. А политика являет собой непрерывную череду предательства, уступок, лжи и трусости. Так стоит ли слушать речи о героизме, льющиеся из уст политиков? Мне кажется, что нет. Справедливости ради стоит отметить еще и отцов командиров, наслушавшихся тех же самых политиков и повторяющих за ними подобный бред. Этих, по-моему, вообще надлежит расстреливать. Из крупнокалиберного пулемета. Дабы у других не возникало даже мысли заняться подобным в дальнейшем.
   Так чего я тяну время? Наверное, по той причине, что не знаю, о чем говорить. Действительно не знаю. Я же не оратор. Я — кадровый офицер. Меня научили убивать, научили командовать, но не научили гладко и красиво склонять людей к предательству. Да и не должны были учить, если на то уж пошло. Я же не контрразведчик и не пропагандист. Да, отдел пропаганды и контрпропаганды мне бы сейчас очень не помешал. Это как раз их работа. И выполняется она ими обычно качественно. Тут уж — кто на что учился.
   Да, пропагандисты… Хм… Пропагандисты, говоришь? Точно? Ну, отдела пропаганды при штабе у меня, положим, нету. Да это сейчас и не особо необходимо. У меня же для этих целей есть единственный и неповторимый агитатор всех времен и народов, который способен силой слова два батальона превратить в четыре дивизии. И чем этот кладезь талантов занимается, пока я подыскиваю слова? Правильно: прохлаждается за железобетонным забором в захваченной нами части и с интересом наблюдает за маневрами моей амфибии. Нет, дорогой мой Ленус! Развлекаться ты будешь позже. А сейчас я с тобой свяжусь, объясню тебе, что мне от тебя нужно, а ты уже будешь выкручиваться. И для тебя будет великим счастьем, если ты выкрутишься как положено. В противном случае я тебя и под трибунал отдать могу. Достал ты меня сегодня: позволяешь себе слишком много. А может, все дело в том, что я не выспался? Да, может быть. И сгонять свое плохое настроение на подчиненных — это признак дурного тона. Или полного отсутствия воспитания. Впрочем, какая разница? Я решительно щелкаю тумблером и плотнее прижимаю ларингофон к горлу.
   — Арнус, прием!
   — Здесь Арнус, прием.
   — Поднимайся сам на второй амфибии в воздух. Посмотришь на все это дело. Потом будешь уговаривать их сложить оружие. Прием.
   — Понял тебя. Поднимаюсь. Конец связи.
   — Конец связи.
   Ну вот и все. Дальше мне уже беспокоиться не о чем. Или противник сдастся, или мне его придется уничтожать — все едино. Спрос уже будет не с меня, а с Ленуса. Получится у него — наградим. Не получится — выпорю. Собственноручно выпорю! Не побрезгую. А что потом делать, еще посмотрим.
   Да, что-то у меня начала проявляться очень нехорошая черта: никогда раньше не возникало желания перекладывать ответственность на кого-то другого. А что же случилось сейчас? Наверное, я устал. Бессонная ночь дает о себе знать. Хотя чушь собачья. Биологически мне четырнадцать. И ни о какой усталости в таком возрасте речи быть не может. Что же тогда? Ну не струсил же я, в самом деле? Не рановато ли? Все только начинается, и у меня будет не один и не два повода испугаться.
   Положим, испугаться — еще не значит струсить. Ведь известно, что не боятся только сумасшедшие. Это я усвоил хорошо. А если бы не усвоил, то сейчас бы вряд ли сидел в кресле «универсала». Скорее лежал бы. И достаточно глубоко. Метрах в трех под поверхностью земли. Но ведь я не боюсь того, что мне придется отвечать за свои поступки. И никогда не боялся. Этим мужчина отличается от тряпки — он не боится отвечать за свои поступки. Что же тогда? А ведь известно что: ты, дорогой мой, очень хочешь разделить с кем-нибудь ответственность. Просто жаждешь это сделать. И хочешь ты этого не потому, что жаждешь поделиться властью с боевыми товарищами. Ты абсолютно не испытываешь такого желания. Тебе нужно разделить именно ответственность! А что это, если не трусость?
   Так, уже сам с собой начал разговаривать. Просто великолепно! А что дальше будет? Черти начнут являться? Ангелы ко мне точно зайти в гости не захотят. И в финале комната, обитая войлоком, гориллоподобные санитары… Черта с два! Этого удовольствия я никому не доставлю. Сам с собой разговариваю? А если вокруг или идиоты, или сволочи? С кем прикажете говорить? И насчет трусости я загнул. Не трусость это. Я прекрасно понимаю, что в дерьме должны испачкаться все. По самые уши. Вот тогда я себя буду чувствовать в относительной безопасности: никто не сможет упрекнуть меня в излишней жестокости. Все остальные будут не лучше. Это, если можно так сказать, основа для продолжения совместного существования.
   Да какого черта там Ленус копается? Без меня не в состоянии в «универсал» забраться? Тоже мне деточка маленькая! Или еще один Ромус наклевывается, который только бумажки писать способен? Так не пройдет этот фокус — будет у меня работать как миленький.
   — Арнус! Ты там заснул? Прием.
   — Стартую. Конец связи, — шипят наушники.
   — Конец связи, мать твою, будет, когда я это скажу! Нашивки жмут? Прием.
   — Понял. Нашивки не жмут. Прием.
   — Так-то лучше. — Я несколько смягчаюсь. — Сейчас облетишь часть по периметру и займешь ту же позицию, которую занимаю теперь я. Потом включишь внешние динамики и очень убедительно объяснишь этим баранам, что пора сдаваться. Как понял? Прием.
   — Понял отлично. Стартую. Прием.
   — Вот теперь — конец связи, — злорадно говорю я. Одного наглеца на место поставил. Сегодня я все закончу в Городке и со значительной частью своих сопляков подамся в Столицу. Соблазнительно, конечно, оставить здесь Ленуса, чтобы наводил порядок. Но, к великому моему сожалению, в Столице он будет нужен больше, чем здесь.
   Ага. Вот и второй «универсал» показался. Ленус все делает по моим инструкциям: начал облет периметра. Это замечательно. Теперь можно спокойно спускаться вниз. А чего я хочу внизу? Правильно: кофе! Большую чашку крепкого горячего кофе.
   — Мехвод! На посадку! Нам здесь делать больше нечего.
   — Слушаюсь, господин командор! — В голосе мальчишки сквозит легкое недоумение, но я его игнорирую: намерения что-либо объяснять подчиненным у меня сейчас нету.
   Турбины амфибии очередной раз взвывают, и машина начинает неспешно снижаться. Я смотрю на медленно приближающийся плац. Если механик-водитель решил посадить «универсал» там — я не возражаю. В конце концов у него еще нету надлежащего опыта, чтобы вот так прямо с воздуха загнать машину в бокс. И не должно быть. Да и в боксах эта машина застаиваться явно не будет. Во всяком случае — не сегодня. И явно не завтра. Может быть, когда-нибудь потом. Если она доживет до такого светлого момента. И если до этого светлого момента доживу я.
 
   Я не стал слушать, что там говорит Ленус оставшимся без командования людям, которые хотели нас выбить из части. Отмахнувшись от толпы сопляков (каждый из них пытался мне выразить свое восхищение), я направился к офицерскому бараку. Если где-нибудь в части и есть кофе, то только там. А мне хочется сейчас именно кофе.
   Перед входом меня встретил один из моих бойцов с автоматом. Козырнул и молча пропустил внутрь. Тела убитых кто-то уже вынес, и барак сразу же приобрел вид обычного офицерского общежития. Наверное, Ленус отдал приказ отмыть от крови полы. Получилось это у мальчишек посредственно, но если не приглядываться, то можно и не заметить.
   Кофе нашелся в комнате командира части. Там же был и древний электрочайник. Я наполнил его водой и включил в розетку. Через несколько минут обшарпанная рухлядь деловито забулькала. Я насыпал в чашку коричневых гранул, бросил туда же пару ложек сахара, залил кипятком и задумался.
   Кретинизм полнейший получается. Если бы в то светлое время, когда я еще служил в армии и никаких путчей не было, кому-то взбрело в голову захватить воинскую часть, то первое, что я бы сделал, начиная операцию по освобождению, — это отключил электричество и воду. Захватившим должно быть темно и неуютно. А еще им постоянно должно хотеться пить. Создай людям состояние постоянного дискомфорта, и они через очень короткое время сами приползут к тебе, умоляя, чтобы ты их посадил в тюрьму. Не потому, что там хорошо. Но потому, что привыкли они к комфорту. Хоть к минимальному, да привыкли. Тогда что же за идиоты руководили операцией по выкуриванию меня из части? Я понимаю, что малолеток никто серьезно воспринимать не собирается. Подумаешь, какие-то сопляки раз или два дебош устроили? Да такое почти каждый год случается. Всегда есть кто-то, кто чем-то очень недоволен. Или просто побузить молодежи хочется. А если еще и приплатят за то, чтобы администрация свой нос куда не просят не совала, то и вообще замечательно может получиться. Ведь всегда можно на что-то закрыть глаза. Так закрыть, чтобы отчетности не портить.
   Но это все было справедливо до того светлого момента, пока я не напал на воинскую часть. Ну, если уж быть совсем точным — то до того момента, как мы с Ленусом пристрелили двух полисов. Я, конечно, сомневаюсь, что о них кто-нибудь сейчас вспомнит, но факт остается фактом. Правда, во внимание его принимать не имеет смысла. Им никто не мог воспользоваться, пока о смерти полисов не стало известно. А я очень сомневаюсь, что сейчас городским властям до того. Однако шутки должны были закончиться уже с рассветом. Сопляки, которые не митинг вонючий устроили, а воинскую часть взяли под контроль, — это серьезно. И отношение к нам сразу же должно было измениться. Или не должно было? Господа военные, пребывающие при весьма солидных погонах, решили, что справятся с зарвавшимися малолетками одной левой. Во что это их решение вылилось, я в ближайшее время узнаю. Или их подчиненные пойдут сдаваться, или этих самых подчиненных придется перебить.
   А потом на повестке дня встанет вопрос аэродрома. Город они бомбить, конечно, не решатся. А вот точечные удары нанести могут попробовать. Тогда мне может крепко не поздоровиться. Выход один: как только разберемся с окружившими нас и оставшимися без командования солдатами, необходимо будет отрядить два «универсала» к аэродрому. А там по обстоятельствам. Или просто блокировать попытки поднять самолеты в воздух, или уничтожить их прямо на бетонке. Мне и других проблем хватает. Нету у меня ни времени, ни желания разбираться еще и с этой.
   Размышления мои прервал вызов. Рация на поясе осторожно пискнула и замолкла. Может, кто-то ошибся? А вызвать хотели кого-нибудь другого? Нет. В следующую секунду рация заверещала на полную. Значит, все-таки меня.
   — Магнус на связи. Прием.
   — Они капитулируют! Сейчас начнут подходить к КПП и сдавать оружие! — Ленус ликует. — Я распорядился поднять еще пару «универсалов» в воздух, чтобы ни у кого не возникло глупых мыслей. Прием.
   — Ты молодец, — устало отвечаю я. — Теперь пошли еще две машины к аэродрому. Ну ты помнишь, армейский аэродром. Мы туда еще за светильниками лазили, чтобы цветомузыку из них делать… Машины должны зависнуть над бетонкой и не давать взлететь ни одному самолету. Если кто-то будет пытаться подняться в воздух — расстрелять из пушек. Прием.