Виноградов Юрий. На дальней границе (сборник)

   – Что еще наблюдали? – спросил Росин.
   – Больше ничего, товарищ капитан.
   – Добро. Продолжайте вести наблюдение и обо всем докладывайте мне.
   Росин повесил трубку на рычажок и, заложив руки за спину, прошелся по комнате. Доклад сигнальщика батареи заставил его призадуматься: в самом деле, что бы могло это означать? Если ли шхуна подавала условный сигнал, то кому? Конечно, кому-либо находящемуся на острове?!
   Мысли вихрем одна за другой проносились у него в голове. Надо было хорошо обдумать случившееся и как можно скорее принять правильное решение. А может быть, сигнальщик просто ошибся? Лучше подождать еще, доложить командиру или…
   Росин решительно подошел к телефону, вызвал дежурного по батарее и приказал:
   – Батарея в ружье!
   При синем аварийном свете матросы молча, с лихорадочной поспешностью, одевались в казарме, брали из пирамид автоматы и карабины и становились в строй. Никто не знал причину подъема, но по тому, как внимательно и немного взволнованно ждал командир батареи построения личного состава, можно было предположить, что случилось что-то серьезное.
   Росин окинул взглядом настороженные лица своих подчиненных.
   – Предположительно в районе бухты Тихой, – громко и внятно заговорил он, – находится неизвестная личность, которая пытается связаться световым семафором со шхуной. Ставлю перед батареей боевую задачу – оцепить все побережье, прочесать его и взять неизвестного. Огневой взвод начинает оцепление с северной части. Взвод управления – с южной. Остальные отрезают отступление в глубь острова. Огонь открывать в исключительном случае…
   Матросы в составе взводов торопливо выходили из казармы и скрывались в темноте, направляясь к отведенным местам. Сам Росин решил находиться с группой матросов, начинающих прочесывание с середины острова. План его был таков: если шхуна действительно подавала кому-либо из своих на Бурунном условный сигнал, то те должны были находиться на побережье Пограничного залива или на высотках, с которых виден штаговый огонь шхуны. Окружив и прочесав предполагаемое место нахождения нарушителя, командир береговой батареи надеялся захватить его врасплох, прижать к воде, а затем и взять. Если же там никого нет и не могло быть, то личный состав батареи получит хорошую практику в действиях по окружению и прочесыванию отдельных участков местности острова ночью.
   Матросы, рассыпавшись длинной цепью, осторожно двинулись по направлению к бухте Тихой. Идти ночью по скалам было трудно и опасно: ноги скользили на камнях, покрытых мхом; приходилось держаться или цепляться руками за выступы скал, внимательно осматривая все трещины и расщелины, кусты, камни, кочки. Путь, хорошо знакомый и легко преодолимый днем, ночью казался трудным, непроходимым и удивительно долгим. Особенно доставалось тем матросам, на пути которых встречались крутые возвышенности и высокие скалы; приходилось, напрягая все силы, взбираться на них по нащупанным в темноте острым выемам, выступам или трещинам. Достаточно было нетвердо поставить на мокрую скалу ногу или плохо уцепиться за выступ, как можно было упасть вниз на камни и разбиться.
   Росин, немного отстав от цепи матросов, шел сосредоточенный и хмурый. Неожиданно перед ним выросла темная стена. Недолго думая, он полез на нее, ловко цепляясь руками за выступы и колючие кусты. С вершины возвышенности днем был виден весь Пограничный залив, а сейчас лишь невинно светился белый огонек шхуны. Постояв с минуту, Росин спустился на другую сторону и догнал ушедших вперед матросов. Временами останавливаясь, он вслушался в темноту: до слуха доносился шорох, а иногда и глухой стук упавшего камня, случайно сдвинутого кем-либо в темноте.
   «Тихо идут, – удовлетворенно подумал он. – Пожалуй, на берегу и не услышат, если действительно там кто есть».
   Матрос Галяутдинов, тяжело дыша открытым ртом, стал взбираться наверх по почти отвесной скале, вставшей на его пути. Зацепившись руками за выступ, он вдруг почувствовал, что вместе с ним падает вниз. Камень, едва задев его плечо, с глухим грохотом полетел в расщелину, нарушая ночную тишину.
   – Тише, ты, – кто-то шикнул на упавшего Галяутдинова из темноты. – Не мог растянуться в другом месте. Услышат…
   Вытирая разбитую вкровь руку и потирая ушибленное плечо, Галяутдинов стал искать в темноте другой путь.
   Матросское кольцо смыкалось все теснее и теснее вокруг изогнутого берега бухты. Напряжение росло, последний рывок и матросы вышли к самой воде… Никакого нарушителя обнаружено не было.
   Лейтенант Чесноков доложил Росину о результатах прочесывания.
   – Ничего не могло укрыться или проскользнуть мимо нас, товарищ капитан.
   Росин досадовал на себя, прикидывая, сколько времени личный состав был оторван ото сна в поисках, может быть, и не существующего.
   «Переборщил, – подумал он усмехаясь. – Ну, да ничего, зато практику получили большую».
   К казарме Росин возвращался последним, теряясь в догадках о таинственном сигнале шхуны.

Задание

   Поставив карабин на свое место в пирамиду, Галяутдинов отошел в сторону, вынул из кармана носовой платок и стал осторожно вытирать разбитую руку.
   – Так это вы грохнулись, – насмешливо прогудел у него над самым ухом старший матрос Седых. – А я подумал, что обвал… Как это вас угораздило? – увидел он кровь на руке товарища.
   – Да так, совсем пустяки, – отмахнулся Галяутдинов. – Уцепился за выступ, хотел подтянуться вверх, а это оказался обыкновенный камень. Ну и полетел с ним вместе.
   – Один момент, я вмиг принесу йод и бинт, враз перевяжу руку, – заторопился Седых.
   – Не надо, – попросил Галяутдинов, – а то матросы узнают, еще смеяться будут.
   – Ерунда, – успокоил Седых. – Никто и слово сказать не посмеет.
   Когда Седых перевязывал молодому матросу руку, то озабоченно спросил:
   – Неужели на острове был самый настоящий шпион?
   – Если был, значит, и остался, – сказал Седых.
   – Так мы же все осмотрели. Куда он мог скрыться? Не испарился же, как туман!
   – А может быть, и испарился. Эта дрянь на все способна.
   – Всего вернее никакого шпиона и не было, – вмешался в разговор один из матросов. – Просто так нас подняли, ради тренировки.
   – Ради тренировки… – передразнил Седых. – Будь спокоен, капитан Росин зря не будет по ночам гонять матросов. Мало вы его еще знаете.
   Матрос хотел возразить, но мимо них, недовольно нахмурив брови, прошел в свой кабинет командир батареи и лейтенант Чесноков.
   Дневальный засвистел в боцманскую дудку и громко скомандовал:
   – Отбой!
   – Вы продолжаете думать, что сигнал со шхуны был подан именно к нам, на Бурунный? – спросил Чесноков командира батареи, когда они вошли в кабинет.
   – Может быть, – неопределенно ответил Росин.
   – Но ведь мы ничего не обнаружили!
   Росин молчал, собираясь с мыслями.
   – Конечно, подозрение вполне оправданное, – продолжал Чесноков, – так сказать, стечение случайных обстоятельств…
   Росин в упор посмотрел на лейтенанта, перебил:
   – А мне не нравится это стечение случайных обстоятельств!
   Чесноков недоуменно пожал плечами.
   – Мне тоже…
   – Что же получается? – задал вопрос Росин и сам на него ответил: – Задерживаем человека с той стороны, заблудившегося на шлюпке в тумане. Потом в тумане «заблудилась» уже шхуна. А когда пограничный катер хотел вывести ее из наших вод, морскую границу нарушает другое судно. Не для того ли это сделано, чтобы отвлечь пограничный катер и дать возможность остаться шхуне около нашего острова?!
   – Но зачем?
   – Одно из двух: высадить или забрать агента.
   Подумав, Росин заключил:
   – Очевиднее всего второе…
   – Да, ситуация, – покачал головой Чесноков. – Кто бы мог подумать! Жили тихо, мирно и вдруг… Неужели они пронюхали про наше новое строительство?! Что теперь делать будем? Возможно, доложить командиру части…
   – Сначала надо убедиться до конца, что у нас на Бурунном никого постороннего нет. Как? Проследить за побережьем со стороны Пограничного залива…
   – На шлюпке, – подсказал Чесноков.
   – Да, на шлюпке. И пойдете старшим вы. Сейчас же поднимайте шлюпочную команду, возьмите с собой радиостанцию и встаньте между шхуной и Бурунным. Только чтобы вас шхуна не заметила. Понимаете?
   – Ночь темная, не заметит!
   – Наблюдайте за побережьем и шхуной. Обо всем подозрительном докладывайте мне. До рассвета, – Росин посмотрел на ручные часы со светящимся циферблатом, – осталось полтора-два часа.
   – Ясно, товарищ капитан, – вытянулся Чесноков и торопливо вышел. За дверью послышался его приглушенный голос:
   – Дежурный, немедленно поднять шлюпочную команду и одного радиста…

Точка-тире

   Шлюпка бесшумно отошла от маленького пирсика. Лейтенант Чесноков сидел за рулем и почти наугад направлял ее по узкой извилистой бухточке в открытый залив. Радист развернул радиостанцию и стал налаживать связь с береговой батареей, вполголоса называя позывные:
   – Сосна ноль один, сосна ноль один… Я сосна ноль два, я сосна ноль два…
   Благополучно миновав тесную бухточку, шлюпка взял курс прямо на сигнальный огонь шхуны.
   – Легче грести! – скомандовал Чесноков. – Как можно меньше шума!
   Гребцы стали осторожнее заносить весла, стремясь не допустить скрипа или стука уключин и всплеска воды.
   Пройдя примерно половину расстояния, отделяющего остров от шхуны, шлюпка резко повернула влево и пошла параллельно берегу. Когда она выплыла на траверз бухты Тихой, Чесноков негромко скомандовал:
   – Весла в воду! – и, как только шлюпка остановилась, добавил: – Весла по борту. Будем находиться здесь.
   Выполнив команду, матросы молча сидели на банках, остров, от которого они только сейчас отошли, весь провалился в бездонную темноту. Черное покрывало ночи надежно укрыло от глаз все окружающее шлюпку, и лишь светлый огонек стоящей на якоре иностранной шхуны одиноко маячил в темноте.
   – Левому борту наблюдать за Бурунным. Особое внимание обращать на район бухты Тихой, – распорядился Чесноков, – а правому борту не сводить глаз со шхуны.
   – Товарищ лейтенант, командир батареи запрашивает обстановку, – сообщил радист.
   – Передайте, находимся в намеченной точке. Ничего подозрительного не замечаем.
   Радист передал ответ на остров, и после этого на шлюпке воцарилась напряженная тишина. Матросы смотрели в темноту, стремясь заметить или засечь то, ради чего они пришли сюда. Время тянулось медленно. На море было по-прежнему спокойно, ничто не нарушало таинственно-мрачной тишины ночи; один огонь шхуны светился в стороне, невольно привлекая на себя внимание, да ветер, обдавая холодком лица, торопливо бежал куда-то вдаль, точно боясь опоздать к намеченному сроку. Поднятая им мелкая частая волна настойчиво билась о борт шлюпки, недовольная тем, что ее путь перегородили и она не может уже свободно двигаться по поверхности залива дальше.
   Чесноков, сидя на корме, устало перебирал в памяти последние события, временами недовольно посматривая на огонь шхуны. От воды и свежего ветра стало прохладно. Напористый холодок все смелее и смелее забирался под китель и только теперь лейтенант пожалел, что второпях не захватил с собой плаща.
   «Недолго осталось», – зябко поеживаясь, успокоил он сам себя. Захотелось узнать, сколько времени они находятся в заливе, но в темноте маленький циферблат ручных часов сливался, а подсветить фонариком или зажечь спичку не представлялось возможным: этим можно было демаскировать шлюпку. И как нарочно, матрос, левый загребной, шепотом, ни к кому не обращаясь, со вздохом сказал:
   – Эх, затянуться бы разок… Свело…
   Чесноков и сам бы не прочь выкурить папироску, но сейчас курить не разрешалось.
   – Покурим, когда вернемся домой, – сочувственно, тоже шепотом, поддержал товарища кто-то из матросов, сидящих на носу шлюпки.
   – Прекратите разговоры, – приказал Чесноков.
   Разговор прекратился.
   Неожиданно для всех из темноты, с того места, где находился остров Бурунный, воровски, быстро замигал белый огонек: точка-тире, точка-тире…
   – Товарищ лейтенант, с Бурунного сигналят! – почти все разом заметили матросы, наблюдавшие за этой стороной.
   Чесноков увидел и сам: действительно, с острова кто-то торопливо сигналил в море фонарем направленного действия. Без сомнения, сигнал подавался на шхуну.
   – Доложите командиру батареи: с мыса у бухты Тихой сигналят на шхуну! – приказал он радисту.
   – Сосна ноль один, сосна ноль один… Я сосна ноль два, я сосна ноль два… С мыса у бухты Тихой сигналят на шхуну… С мыса у бухты Тихой сигналят на шхуну… – передавал радист.
   – Усилить наблюдение за шхуной! – строго приказал Чесноков. – Сейчас и она отзовется.
   Но шхуна на сигнал почему-то не отвечала.
   – Донесение на батарее принято, – доложил радист. – Шлюпке приказано идти к мысу на сигнал.
   – Весла на воду! – скомандовал Чесноков.
   Шлюпка пошла прямо на световой сигнал. Но едва только она набрала нормальный ход, как подача сигналов с Бурунного прекратилась и больше уже не возобновлялась.
   Небо с востока начинало очищаться от облаков. На горизонте появилась бледная узкая полоска; приближался рассвет.

На мысу

   Получив по радио донесение со шлюпки о сигналах, подаваемых с Бурунного, Росин тут же приказал опять поднять батарею в ружье. Пока подымался и выстраивался личный состав, он взволнованно ходил по кабинету, намечая план захвата неизвестного сигнальщика. Сомнений больше не было, на острове находился нарушитель, и сейчас задача состояла в том, чтобы правильно организовать его поимку.
   Во второй раз за короткую ночь матросы батареи поднимались по тревоге, быстро одевались, брали оружие из пирамид и становились в строй.
   – Ну и ночка! – без всякого недовольства удивился кто-то из матросов.
   Через несколько минут после выхода из казармы матросы плотным кольцом окружили местность около бухты Тихой. Ночная прохлада приятно освежала тело после непродолжительного сна в теплой постели. Каждый с удовольствием вдыхал в себя свежий, влажный морской воздух. В этот предутренний час темнота еще больше сгущалась, надежно скрывая остров и море. В двух метрах буквально ничего не видно. И лишь в Пограничном заливе светлячком маячил штаговый огонь чужой шхуны.
   Старший матрос Седых, идущий со своим отделением на самом левом фланге смыкающегося кольца по берегу залива, с беспокойством и волнением всматривался вперед, крепко сжимая в сильных руках готовый к действию автомат. Рядом с ним, ближе к воде, прыгая с камня на камень, шел матрос Галяутдинов. Он то и дело срывался с мокрых камней в воду…
   Вскоре большие камни кончились, под ногами зашуршала галька. Отделение вышло на берег бухты Тихой.
   «Скорее бы уж», – подумал Седых. Сдерживая нетерпение, он еще ниже пригнулся к земле и продолжил вести матросов к находящемуся поблизости небольшому мысу.
   Вот и долгожданный мыс. Здесь где-то находится хитрый и коварный враг, пробравшийся на советскую землю. Седых не терпелось прочесать этот мыс, но, выполняя приказание командира батареи, он вынужден был остановиться и ждать, когда сомкнется все кольцо на том участке.
   Ждать пришлось недолго. Вскоре из темноты вышел капитан Росин. Командиры подразделений шепотом доложили ему, что ничего не обнаружено.
   – Здесь он должен быть! Больше ему некуда деться, – указал Росин рукой на мыс. – Первым пойдет отделение… – командир батареи на секунду остановился, всматриваясь в строгие лица младших командиров, – …отделение старшего матроса Седых…
   – Есть! – радостно, почти крикнул Седых, ловко щелкнув каблуками.
   – Идите осторожно, будьте начеку. С моря должна подойти наша шлюпка. Не перепутайте, – наставлял Росин.
   Узкий мыс шириной тридцать-сорок метров полудугою уходил в залив, защищая бухту Тихую от ветра и волны. Седых расставил своих подчиненных в цепь и приказал двигаться вперед. Он был доволен тем, что командир береговой батареи оказал его отделению такое большое доверие, и в душе гордился этим.
   Продвигались медленно, тщательно осматривая каждый квадратный метр поросшего густым, колючим, пригибающимся к земле кустарником небольшого мыса. Седых казалось, что вот-вот из темноты притаившийся враг откроет огонь по приближающимся к нему матросам.
   Прошли уже более половины длины мыса, Седых это заметил по сосенке, но ничего подозрительного так и не было. Это волновало и тревожило старшего матроса. Оставалось уже несколько десятков метров до конца мыса. Прячась за скалы и кусты, матросы поползли по-пластунски. Седых чувствовал, как сильно бьется его сердце.
   «Почему он не стреляет?» – с нетерпением думал он. Хотелось почему-то, чтобы оттуда начали стрелять. Для Седых и его матросов это было бы, пожалуй, легче, чем таинственная, настороженная тишина.
   Наконец последний, решительный бросок… Седых, а за ним и матросы подбежали к самому срезу воды и, удивленные и обескураженные, остановились: на мысу совершенно никого не было.
   «Как же так? – терялся в догадках Седых. – Неужели пропустили? Не может быть!»
   С залива донесся тихий всплеск воды. Матросы насторожились. Седых определил, что идет шлюпка.
   – Наша шлюпка, – предупредил он, и вслед за этим из редеющей темноты вынырнула шлюпка, направляясь прямо на мыс.
   Подошли остальные матросы батареи, и с ними капитан Росин.
   – Никого не обнаружили, товарищ капитан, – виновато доложил Седых. – Словно сквозь скалы провалился.
   Из шлюпки на мыс выскочил взволнованный Чесноков. Увидев молчаливо стоящих матросов и офицеров, он понял, что случилось что-то плохое.
   – Ну как, поймали кого? – все же спросил он.
   – Нет, ушел куда-то, – с досадой махнул рукой Росин. – Навстречу вам никто к шхуне не плыл? – поинтересовался он.
   – Никого не заметили.
   Чувствуя на себе ожидающие взгляды своих подчиненных, Росин круто повернулся к младшим командирам и приказал немедленно начать поиск нарушителя, снова прочесывая мыс и весь прилегающий к бухте Тихой район острова в обратном порядке.
   – А вы, – обратился он к лейтенанту Чеснокову, – обойдите весь водный плес от мыса до шхуны. Может быть, он пустился вплавь.
   – Понятно, – ответил Чесноков и с высокого выступа прыгнул прямо на корму шлюпки.
   – Как только будет светлее – возвращайтесь на остров. Шхуна не должна видеть вас! – крикнул Росин вслед уходящей в залив шлюпке.
   Прошло долгих полчаса. Поиск нарушителя границы продолжался. К командиру батареи поступали неутешительные доклады – даже следов неизвестного не было обнаружено.
   Начинался рассвет. Темные облака заметно посветлели. Они плыли к западу, постепенно сгущаясь и чернея. С востока, сквозь небольшие отверстия небрежно разорванных облаков, нежно струился бледноватый свет. Подернутая поверхность моря радужно искрилась от множества ярких маслянистых цветов, лениво играя и переливаясь. Ночь отступала, судорожно цепляясь за высокие скалы, глубокие расщелины, за лес и глухие заливчики и бухточки, шаг за шагом оставляя насиженные места. Наступило раннее свежее утро.

Капитан шхуны нервничает

   Всю ночь хозяин шхуны и его боцман не сходили с палубы, всматриваясь в темноту, за которой угадывался советский пограничный остров. Команда шхуны легла спать, лишь один механик находился в машинном отделении, готовый по сигналу хозяина немедленно запустить мотор. После получения первого сигнала с Бурунного, который на шхуне заметили слишком поздно и не поняли, капитан велел боцману с носа и кормы шхуны спустить в воду к самому дну две мощные электрические лампочки. Ему было непонятно, почему разведчик на острове не дал полного условного сигнала. Значит, что-нибудь случилось. Но что! Неужели его поймали советские пограничники?! Своим опасениями судовладелец поделился с боцманом.
   – Может быть, – пожал плечами долговязый боцман. – От советских пограничников спрятаться трудно…
   Хозяин шхуны часто посматривал на часы: скоро должно наступить утро, а человека все нет и нет. Туман исчез совсем, и конечно, днем к ним снова подойдет пограничный катер, и тогда уже не найти причин, чтобы задержаться в советских территориальные водах, а значит, и прощай обещанная большая сумма денег. Размышления капитана прервал радостным криком засуетившийся боцман.
   – Сигналят, сигналят с острова!
   С Бурунного действительно торопливо подавали условный сигнал.
   – Он выходит! – просияло узкое лицо боцмана. – Значит, скоро будет здесь!
   Ждать разведчика пришлось долго. Капитан поднял всю команду на ноги и приказал быть готовым к снятию шхуны с якоря. Стоя у фальшборта, он поминутно заглядывал в светящуюся от электрических лампочек флуоресцирующую воду; сюда должен был подойти человек, подавший сигнал с острова Бурунного. Хозяин шхуны мысленно представил себе весь длинный и страшный подводный путь от острова до шхуны и содрогнулся. А если не заметить свет, пройти мимо; тогда либо возвращаться назад, либо погибнуть – дальше начинаются глубины и тут никакой кислородный прибор, специальный костюм, да и сам человек не выдержат.
   Начиналось утро, серое и неприятное для хозяина шхуны. Он с нескрываемым страхом смотрел то на часы, то на светлую, постепенно растущую полоску неба на порозовевшем востоке.
   «Все пропало, – думал он. – Сейчас придет пограничный катер, и тогда конец всему. Поймают с поличным…»
   Капитан почти совсем потерял надежду на благополучный приход разведчика по дну залива, как вдруг из воды кто-то несколько раз дернул за электрический провод.
   – Пришел, – облегченно вздохнул хозяин шхуны, вытирая с жирного лица выступившие капли пота.
   Агент всплыл на поверхность, по штормтрапу с трудом добрался до фальшборта и в изнеможении повис на нем. Боцман втащил его на палубу, положил на спину и снял кислородную маску с мокрого, побледневшего лица разведчика.
   – Уходи быстрее, капитан, – проговорил агент и с усилием приподнялся на руках. – Русские пограничники меня засекли на острове. Пришлось долго отсиживаться в воде…
   – Боцман! – визгливо, сорвавшимся голосом крикнул хозяин шхуны. – Поднимите сигнал: «Прошу разрешения идти в нейтральные воды»!

Шхуна выбирает якорь

   Поиски неизвестного «сигнальщика» на острове продолжались. Не чувствуя усталости, матросы прочесали все побережье Пограничного залива и углубились в середину острова, тщательно осматривая каждый куст, камень, бугорок расщелину, но нарушителя или его следов так и не было обнаружено. Шлюпка еще раз обошла весь водный плес и на рассвете ни с чем вернулась к пирсу.
   Солнце уж поднялось над морем, озаряя багрянцем дымчатые облака. Его веселые лучи беззаботно купались в свежей воде прозрачного залива, переливаясь и сверкая в мелкой волне множеством золотисто-серебристых искр. Белоснежные чайки парили над водой, пронзительным, отрывистым криком приветствуя новый день.
   С командного пункта береговой батареи капитан Росин и лейтенант Чесноков наблюдали за серым силуэтом шхуны. Видимость улучшалась с каждой минутой. На шхуне давно уже погас штаговый огонь. На палубе никого не было, видимо, команда еще спала.
   – Что у них там?! Узнать бы, – проговорил Чесноков.
   – Скоро должен подойти пограничный катер Горюнова, тогда и узнаем, – ответил Росин. – Пусть думают, что нам ничего неизвестно.
   – Уверен, они считают себя хитрее нас. Мол, обвели батарею вокруг пальца.
   – Идти на такой решительный шаг и заранее недооценивать хитрость и бдительность противника – верный провал. Это им хорошо известно. Здесь кроется другое, а что именно, пока еще не ясно. Горюнов мне как-то рассказывал…
   Росин замолчал: на палубу шхуны из-за надстроек вышли два человека.
   – Что они хотят делать? – спросил Чесноков.
   – Сейчас посмотрим…
   Росин сел за визир и впился глазами в шхуну. Он отчетливо видел, как полный, небольшого роста моряк остановился посреди палубы и показывал руками второму, длинноногому, на высокую мачту. Через минуту на грот-мачте были подняты разноцветные флаги – сигнал на Бурунный.
   – Нам сигналят! – удивился Чесноков.
   Росин не ответил. Он ждал доклада с вышки.
   Сигнальщик батареи доложил, что иностранная шхуна запрашивает «добро» уйти в нейтральные воды.
   – Ни в коем случае! – крикнул Росин. – Передайте: «Шхуне оставаться на месте. Время выхода сообщу позднее». Видали, – повернулся он к лейтенанту, – хотят официально удрать. Вчера вечером их силой нельзя было выгнать из наших вод, а сегодня утром сами просятся.
   На тонкой сигнальной мачте вышки затрепетали на ветру флаги: сигнальщик передавал ответ командира батареи шхуне. На грот-мачте шхуны никаких флагов не было. Длинноногий в бинокль смотрел на сигнальную мачту батарейной вышки, разбирая флаги. Толстый, короткий важно стоял рядом.
   – Даже вымпел сюда на мачте не подняли, неучи! – не выдержал Чесноков.
   – Разберут, – усмехнулся Росин. – Ведь «купец»-то малограмотный.
   Длинноногий опустил бинокль и поднял новый сигнал.
   – Ну, начинается задушевный разговор! Притом дипломатический! – опять не выдержал Чесноков.
   Вахтенный сигнальщик доложил Росину с вышки, что со шхуны ответили: «Понял, ясно».