Страница:
Юрий Виноградов
На дальней границе (сборник)
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
На морской границе
Неизвестный
Надвигавшийся с вечера со стороны моря редкий туман, ночью пошел сплошной стеной, а к утру достиг такой силы, что буквально в нескольких шагах ничего не было видно. Тягучий и влажный, он медленно передвигался к берегу, оседая на обросшие мхом камни, деревья и воду.
Старший матрос Седых шел по извилистому берегу бухты, прижимая к боку холодный автомат, и то и дело приседая, зорко всматривался в узкий чистый просвет, образовавшийся между водой и нависшим над ней туманом. Матрос Галяутдинов, недавно прибывший на береговую батарею, следовал сзади своего старшего товарища. Он так же, как и Седых, часто приседал и до боли в глазах всматривался в просвет.
Галяутдинов всего несколько раз ходил в дозор и всегда взволнованно ждал, что вот-вот на него набросится нарушитель границы, шпион, о которых он часто читал в книгах или смотрел в кино, и он, конечно, сразу же его задержит. Достаточно было малейшего шороха, подозрительного звука, как матрос настораживался, глаза его лихорадочно блестели, слух напрягался, а сам он, тонкий, гибкий, крепко сжимая в руках карабин, готов был к немедленному действию.
– Скоро подъем, – тихо проговорил старший матрос Седых, ежась от предутренней прохлады и сырости. – Ну и туманище сегодня! У вас в Татарии такой бывает, Галяутдинов?
– Такого большого нет, а поменьше есть, – вполголоса ответил Галяутдинов, подходя вплотную к старшему матросу.
– Тс-с! – прижал палец к губам Седых. – Говорите только шепотом. Слышно далеко вокруг.
Галяутдинов наклонился к воде и долго всматривался в скрытый залив.
Седых с улыбкой следил за ним.
– Ну как? – спросил он.
– Ничего нет, все тихо-тихо, товарищ старший матрос, – ответил Галяутдинов выпрямляясь.
Вскоре они подошли к небольшой бухточке с отлогим берегом, именуемой на острове Тихой, и пошли по мелкой шуршащей под ногами гальке. От воды несло терпким запахом морских водорослей и свежей рыбы.
Начинало светать.
Вдруг Седых насторожился: до слуха донесся всплеск воды.
– Ложись! – скомандовал он и сам лег за широкий, приплюснутый камень.
Шум всплесков двигался прямо на залегших у воды матросов. Седых уже определил, что гребет один человек, должно быть, идет «тузик».
Наконец матросы увидели, как из тумана выплыла в просвет маленькая шлюпка, в которой сидел один человек и греб веслами, часто оглядываясь вокруг, очевидно, пытался определить свое место. Матросам были видны широченная спина гребца и затылок непокрытой головы с растрепанными длинными волосами. Неизвестный греб не торопясь, устало.
«Не наш, – определил Седых. – Значит, с той стороны…»
Как только шлюпка стала подходить к острову, он быстро поднялся и резко, сильным голосом крикнул:
– Стой! Руки вверх!
От неожиданности гребец выронил из рук весла и с испуганным лицом обернулся на окрик.
– Встать! – скомандовал Седых и, видя, что неизвестный продолжает сидеть в шлюпке, тараща на автомат глаза, добавил: – Поднимайся, говорю! Не понимаешь? А ну-ка встряхните его, Галяутдинов. Очевидно, у него от страха душа в пятки ушла.
Галяутдинов подошел к самой шлюпке и, делая движения карабином вверх, как можно тверже приказал:
– Вставай, понял? Вставай!
Незнакомец наконец догадался, чего от него хотят, и, поднявшись в шлюпке во весь рост, стал торопливо что-то объяснять на непонятном матросам языке, тыча себе в грудь и показывая рукой на туман и на противоположную сторону Пограничного залива. Высокий, широкий в плечах, одетый в серый с зеленой полоской костюм, он выглядел молодым, и Седых дал ему на первый взгляд лет семнадцать-девятнадцать.
– Руки вверх! – повторил приказание старший матрос. Неизвестный не понимал, продолжая что-то говорить на своем языке и лишь после того, как Галяутдинов снова показал карабином, что надо делать, он поднял свои длинные руки.
– Обыскать, Галяутдинов!
Впервые в своей жизни Галяутдинову приходилось видеть иностранца так близко, а тем более – задержать его при переходе через государственную границу и теперь обыскивать. Он осмотрел пиджак, брюки и содержимое их карманов.
– У него ничего нет из оружия, товарищ старший матрос! – доложил Галяутдинов.
– Тем лучше, меньше хлопот, – ответил Седых. – Ведите его, Галяутдинов, прямо к командиру батареи и смотрите – отвечаете за него головой. Чтоб не убежал, поняли?
– Так точно, не убежит! Только разрешите, я ему пуговицы у брюк отрежу, – попросил матрос.
– Это зачем? – не понял Седых.
– А у шпионов всегда в таких случаях пуговицы у брюк отрезают, чтоб убежать не могли. Будет по всем правилам!
– Ведите так, – улыбнулся Седых.
– Есть вести так! – живо откликнулся Галяутдинов и предупредил неизвестного: – Учти, стреляю без предупреждения, если вздумаешь бежать. Ясно? Да ты ведь по-русски не смыслишь. Син татарча сыйлашасынма?[1] Нет? Нига татарча сыйлаш мый сын?[2] Эх ты… Тогда пошли.
Проводив взглядом скрывшихся в тумане Галяутдинова и неизвестного, Седых осмотрел маленькую двухвесельную шлюпку и вытащил ее на берег. Потом пошел вокруг бухты, внимательно наблюдая за водой и берегом и напряженно, до боли в ушах, вслушиваясь в утреннюю тишину. Ничего больше подозрительного не было.
Старший матрос Седых шел по извилистому берегу бухты, прижимая к боку холодный автомат, и то и дело приседая, зорко всматривался в узкий чистый просвет, образовавшийся между водой и нависшим над ней туманом. Матрос Галяутдинов, недавно прибывший на береговую батарею, следовал сзади своего старшего товарища. Он так же, как и Седых, часто приседал и до боли в глазах всматривался в просвет.
Галяутдинов всего несколько раз ходил в дозор и всегда взволнованно ждал, что вот-вот на него набросится нарушитель границы, шпион, о которых он часто читал в книгах или смотрел в кино, и он, конечно, сразу же его задержит. Достаточно было малейшего шороха, подозрительного звука, как матрос настораживался, глаза его лихорадочно блестели, слух напрягался, а сам он, тонкий, гибкий, крепко сжимая в руках карабин, готов был к немедленному действию.
– Скоро подъем, – тихо проговорил старший матрос Седых, ежась от предутренней прохлады и сырости. – Ну и туманище сегодня! У вас в Татарии такой бывает, Галяутдинов?
– Такого большого нет, а поменьше есть, – вполголоса ответил Галяутдинов, подходя вплотную к старшему матросу.
– Тс-с! – прижал палец к губам Седых. – Говорите только шепотом. Слышно далеко вокруг.
Галяутдинов наклонился к воде и долго всматривался в скрытый залив.
Седых с улыбкой следил за ним.
– Ну как? – спросил он.
– Ничего нет, все тихо-тихо, товарищ старший матрос, – ответил Галяутдинов выпрямляясь.
Вскоре они подошли к небольшой бухточке с отлогим берегом, именуемой на острове Тихой, и пошли по мелкой шуршащей под ногами гальке. От воды несло терпким запахом морских водорослей и свежей рыбы.
Начинало светать.
Вдруг Седых насторожился: до слуха донесся всплеск воды.
– Ложись! – скомандовал он и сам лег за широкий, приплюснутый камень.
Шум всплесков двигался прямо на залегших у воды матросов. Седых уже определил, что гребет один человек, должно быть, идет «тузик».
Наконец матросы увидели, как из тумана выплыла в просвет маленькая шлюпка, в которой сидел один человек и греб веслами, часто оглядываясь вокруг, очевидно, пытался определить свое место. Матросам были видны широченная спина гребца и затылок непокрытой головы с растрепанными длинными волосами. Неизвестный греб не торопясь, устало.
«Не наш, – определил Седых. – Значит, с той стороны…»
Как только шлюпка стала подходить к острову, он быстро поднялся и резко, сильным голосом крикнул:
– Стой! Руки вверх!
От неожиданности гребец выронил из рук весла и с испуганным лицом обернулся на окрик.
– Встать! – скомандовал Седых и, видя, что неизвестный продолжает сидеть в шлюпке, тараща на автомат глаза, добавил: – Поднимайся, говорю! Не понимаешь? А ну-ка встряхните его, Галяутдинов. Очевидно, у него от страха душа в пятки ушла.
Галяутдинов подошел к самой шлюпке и, делая движения карабином вверх, как можно тверже приказал:
– Вставай, понял? Вставай!
Незнакомец наконец догадался, чего от него хотят, и, поднявшись в шлюпке во весь рост, стал торопливо что-то объяснять на непонятном матросам языке, тыча себе в грудь и показывая рукой на туман и на противоположную сторону Пограничного залива. Высокий, широкий в плечах, одетый в серый с зеленой полоской костюм, он выглядел молодым, и Седых дал ему на первый взгляд лет семнадцать-девятнадцать.
– Руки вверх! – повторил приказание старший матрос. Неизвестный не понимал, продолжая что-то говорить на своем языке и лишь после того, как Галяутдинов снова показал карабином, что надо делать, он поднял свои длинные руки.
– Обыскать, Галяутдинов!
Впервые в своей жизни Галяутдинову приходилось видеть иностранца так близко, а тем более – задержать его при переходе через государственную границу и теперь обыскивать. Он осмотрел пиджак, брюки и содержимое их карманов.
– У него ничего нет из оружия, товарищ старший матрос! – доложил Галяутдинов.
– Тем лучше, меньше хлопот, – ответил Седых. – Ведите его, Галяутдинов, прямо к командиру батареи и смотрите – отвечаете за него головой. Чтоб не убежал, поняли?
– Так точно, не убежит! Только разрешите, я ему пуговицы у брюк отрежу, – попросил матрос.
– Это зачем? – не понял Седых.
– А у шпионов всегда в таких случаях пуговицы у брюк отрезают, чтоб убежать не могли. Будет по всем правилам!
– Ведите так, – улыбнулся Седых.
– Есть вести так! – живо откликнулся Галяутдинов и предупредил неизвестного: – Учти, стреляю без предупреждения, если вздумаешь бежать. Ясно? Да ты ведь по-русски не смыслишь. Син татарча сыйлашасынма?[1] Нет? Нига татарча сыйлаш мый сын?[2] Эх ты… Тогда пошли.
Проводив взглядом скрывшихся в тумане Галяутдинова и неизвестного, Седых осмотрел маленькую двухвесельную шлюпку и вытащил ее на берег. Потом пошел вокруг бухты, внимательно наблюдая за водой и берегом и напряженно, до боли в ушах, вслушиваясь в утреннюю тишину. Ничего больше подозрительного не было.
Допрос
Едва только командир береговой батареи острова Бурунный капитан Росин встал и успел заправить койку, как раздался продолжительный телефонный звонок.
«С самого утра начинается» – подумал он, снимая трубку.
– Товарищ капитан, – услышал он взволнованный голос в трубке, – докладывает дежурный по батарее… Дозор в бухте Тихой задержал нарушителя границы. Матрос Галяутдинов привел его сюда.
– Доложите оперативному дежурному части. Вызовите пограничный катер. Сейчас я приду, – ответил Росин и, быстро одевшись, вышел на улицу.
Около казармы он увидел гражданского человека, рядом – матроса Галяутдинова, дежурного по батарее и еще нескольких матросов.
– Товарищ капитан, – стал докладывать Галяутдинов, – поймали заграничного шпиона. Приплыл к нам на шлюпке.
– Оружие у него отобрали?
– Никак нет, товарищ капитан, он невооруженный шпион. Лично сам обыскивал, нет ничего.
Росин смерил взглядом большой рост неизвестного и, обращаясь к незнакомцу, спросил:
– По-русски говорите?
Неизвестный захлебываясь, торопливо заговорил на непонятном Росину языке, тыча большим костлявым пальцем себя в грудь и показывая на Пограничный залив.
«Жаль, что не знаю ихнего языка, – подумал Росин. – Вот бы сейчас пригодилось».
– Он не умеет говорить по-русски, товарищ капитан, – ответил Галяутдинов. – По-татарски тоже ничего не знает.
– Добро, товарищ Галяутдинов, можете идти.
– Разрешите службу исполнять, товарищ капитан? – вытянулся повеселевший матрос.
– Идите, – разрешил Росин и, когда Галяутдинов скрылся за казармой, приказал дежурному по батарее проводить задержанного к себе в кабинет. – И передайте старшине батареи, чтобы сейчас же взял людей и лично сам осмотрел все побережье острова.
В кабинете Росин предложил незнакомцу сесть, указав рукой на стул. Неизвестный благодарно кивнул головой, что-то сказал на своем языке и сел на край стула. До прихода пограничного катера оставалось еще около часа, а, учитывая густой туман, он мог прийти гораздо позднее. Росин решил пока сам узнать, что за человек попал на его остров с чужого берега. Нахмурив густые брови, он испытующе посмотрел в усталое угристое лицо неизвестного и взял с этажерки два иностранных словаря – немецкий и французский, намереваясь с помощью их поговорить с иностранцем.
– Шпрехен зи дойч?[3] – спросил Росин.
Неизвестный неопределенно пожал покатыми плечами.
– Парле ву франсе?[4]
Незнакомец продолжал молчать, широко открытыми глазами с любопытством наблюдая за советским офицером.
«Немецкий язык не знает, французский – тоже. Может быть, английский?»
Росин приказал дежурному по батарее вызвать к себе в кабинет командира взвода управления – лейтенанта Чеснокова, свободно владеющего английским языком.
Минут через пять в дверь постучали и в кабинет вошел Чесноков. Лейтенант искоса поглядел на неизвестного. Весть о поимке нарушителя границы уже облетела всю береговую батарею, поэтому он заранее знал, зачем его вызывает командир, и в душе гордился тем, что наконец-то ему пригодилось знание английского языка.
– Спросите его, знает ли он английский язык? – кивнул Росин в сторону неизвестного.
– Ду ю спик инглиш? – спросил Чесноков.
Неизвестный заулыбался и ответил Чеснокову на чистом английском языке.
– Он отлично знает английский язык, товарищ капитан.
– Спросите его, зачем и как он попал сюда, к нам? Пока Чесноков и неизвестный объяснялись между собой, Росин терпеливо ждал, внимательно наблюдая за поведением задержанного. Окончив допрос и выслушав ответы неизвестного, Чесноков доложил командиру батареи:
– Говорит, что он студент, учится в университете. Отец его рыбачит на острове. У него недавно начались каникулы и он решил один пойти на шлюпке к отцу помочь рыбачить, но попал в туман, заблудился, греб всю ночь и совсем случайно зашел в советские воды.
– Заблудился, значит, – проговорил Росин.
Неизвестный заговорил опять, умоляюще глядя на Росина.
– Он просит, чтобы русский начальник отпустил его домой, как только рассеется туман. Там ждут его отец и старая мать. Они будут беспокоиться о нем, – перевел Чесноков.
– Все ясно, – неудовлетворенно произнес Росин. – Подробности будут узнаваться в другом месте…
Зазвонил телефон. Росин снял трубку. Звонили с сигнальной вышки батареи – к пирсу подошел пограничный катер.
– Вот и Горюнов пришел!
Вскоре за дверью послышались тяжелые шаги. Оставив в коридоре матросов, командир пограничного катера вошел в кабинет.
– Здравия желаю, товарищ капитан. Пришел за нашим «гостем». Главный старшина Чумак! – крикнул Горюнов в дверь. – Доставьте задержанного на катер и пошлите матросов за его шлюпкой.
– Есть, товарищ старший лейтенант! – козырнул Чумак и жестом пригласил иностранца следовать за собой.
– Где вы его захватили? – поинтересовался Горюнов.
– Пойдемте сами посмотрим на то место, – предложил Росин.
Дорогой он рассказал командиру пограничного катера, каким образом был задержан нарушитель границы.
Около шлюпки, вытащенной на берег, они встретили старшину батареи с матросами.
– Все побережье и сам остров осмотрели, товарищ капитан. Ничего подозрительного не обнаружили, – доложил он.
– Добро. Можете идти.
Офицеры долго осматривали красивую легкую шлюпку, разрисованную ярками красками. Горюнов поднял весло и внимательно посмотрел на разработанную, старую уключину, потом осторожно положил ее обратно на место и наклонился над кормой, разглядывая, нет ли на ней следов от подвесного моторчика.
– Шел только на веслах, подвесного моторчика не было, – заключил он.
– Большое расстояние прошел, – удивился Росин. – Я нарочно посмотрел на его руки – мозоли есть, значит, греб сам. Все-таки нелегко одному грести весь вечер и ночь, хотя шлюпка и легкая.
– А может быть, он был не один?!
– Вы так полагаете? На этой скорлупке?! – усомнился Росин.
– Не глядите, что она такая маленькая, – Горюнов одной рукой свободно поднял нос шлюпки, – зато мореходность у нее приличная; и возьмет она человека три-четыре. А потом до границы ее могли буксировать катером. Ну что ж, все ясно, товарищ капитан. Мои матросы сейчас доставят шлюпку на катер, заберем ее тоже с собой…
«С самого утра начинается» – подумал он, снимая трубку.
– Товарищ капитан, – услышал он взволнованный голос в трубке, – докладывает дежурный по батарее… Дозор в бухте Тихой задержал нарушителя границы. Матрос Галяутдинов привел его сюда.
– Доложите оперативному дежурному части. Вызовите пограничный катер. Сейчас я приду, – ответил Росин и, быстро одевшись, вышел на улицу.
Около казармы он увидел гражданского человека, рядом – матроса Галяутдинова, дежурного по батарее и еще нескольких матросов.
– Товарищ капитан, – стал докладывать Галяутдинов, – поймали заграничного шпиона. Приплыл к нам на шлюпке.
– Оружие у него отобрали?
– Никак нет, товарищ капитан, он невооруженный шпион. Лично сам обыскивал, нет ничего.
Росин смерил взглядом большой рост неизвестного и, обращаясь к незнакомцу, спросил:
– По-русски говорите?
Неизвестный захлебываясь, торопливо заговорил на непонятном Росину языке, тыча большим костлявым пальцем себя в грудь и показывая на Пограничный залив.
«Жаль, что не знаю ихнего языка, – подумал Росин. – Вот бы сейчас пригодилось».
– Он не умеет говорить по-русски, товарищ капитан, – ответил Галяутдинов. – По-татарски тоже ничего не знает.
– Добро, товарищ Галяутдинов, можете идти.
– Разрешите службу исполнять, товарищ капитан? – вытянулся повеселевший матрос.
– Идите, – разрешил Росин и, когда Галяутдинов скрылся за казармой, приказал дежурному по батарее проводить задержанного к себе в кабинет. – И передайте старшине батареи, чтобы сейчас же взял людей и лично сам осмотрел все побережье острова.
В кабинете Росин предложил незнакомцу сесть, указав рукой на стул. Неизвестный благодарно кивнул головой, что-то сказал на своем языке и сел на край стула. До прихода пограничного катера оставалось еще около часа, а, учитывая густой туман, он мог прийти гораздо позднее. Росин решил пока сам узнать, что за человек попал на его остров с чужого берега. Нахмурив густые брови, он испытующе посмотрел в усталое угристое лицо неизвестного и взял с этажерки два иностранных словаря – немецкий и французский, намереваясь с помощью их поговорить с иностранцем.
– Шпрехен зи дойч?[3] – спросил Росин.
Неизвестный неопределенно пожал покатыми плечами.
– Парле ву франсе?[4]
Незнакомец продолжал молчать, широко открытыми глазами с любопытством наблюдая за советским офицером.
«Немецкий язык не знает, французский – тоже. Может быть, английский?»
Росин приказал дежурному по батарее вызвать к себе в кабинет командира взвода управления – лейтенанта Чеснокова, свободно владеющего английским языком.
Минут через пять в дверь постучали и в кабинет вошел Чесноков. Лейтенант искоса поглядел на неизвестного. Весть о поимке нарушителя границы уже облетела всю береговую батарею, поэтому он заранее знал, зачем его вызывает командир, и в душе гордился тем, что наконец-то ему пригодилось знание английского языка.
– Спросите его, знает ли он английский язык? – кивнул Росин в сторону неизвестного.
– Ду ю спик инглиш? – спросил Чесноков.
Неизвестный заулыбался и ответил Чеснокову на чистом английском языке.
– Он отлично знает английский язык, товарищ капитан.
– Спросите его, зачем и как он попал сюда, к нам? Пока Чесноков и неизвестный объяснялись между собой, Росин терпеливо ждал, внимательно наблюдая за поведением задержанного. Окончив допрос и выслушав ответы неизвестного, Чесноков доложил командиру батареи:
– Говорит, что он студент, учится в университете. Отец его рыбачит на острове. У него недавно начались каникулы и он решил один пойти на шлюпке к отцу помочь рыбачить, но попал в туман, заблудился, греб всю ночь и совсем случайно зашел в советские воды.
– Заблудился, значит, – проговорил Росин.
Неизвестный заговорил опять, умоляюще глядя на Росина.
– Он просит, чтобы русский начальник отпустил его домой, как только рассеется туман. Там ждут его отец и старая мать. Они будут беспокоиться о нем, – перевел Чесноков.
– Все ясно, – неудовлетворенно произнес Росин. – Подробности будут узнаваться в другом месте…
Зазвонил телефон. Росин снял трубку. Звонили с сигнальной вышки батареи – к пирсу подошел пограничный катер.
– Вот и Горюнов пришел!
Вскоре за дверью послышались тяжелые шаги. Оставив в коридоре матросов, командир пограничного катера вошел в кабинет.
– Здравия желаю, товарищ капитан. Пришел за нашим «гостем». Главный старшина Чумак! – крикнул Горюнов в дверь. – Доставьте задержанного на катер и пошлите матросов за его шлюпкой.
– Есть, товарищ старший лейтенант! – козырнул Чумак и жестом пригласил иностранца следовать за собой.
– Где вы его захватили? – поинтересовался Горюнов.
– Пойдемте сами посмотрим на то место, – предложил Росин.
Дорогой он рассказал командиру пограничного катера, каким образом был задержан нарушитель границы.
Около шлюпки, вытащенной на берег, они встретили старшину батареи с матросами.
– Все побережье и сам остров осмотрели, товарищ капитан. Ничего подозрительного не обнаружили, – доложил он.
– Добро. Можете идти.
Офицеры долго осматривали красивую легкую шлюпку, разрисованную ярками красками. Горюнов поднял весло и внимательно посмотрел на разработанную, старую уключину, потом осторожно положил ее обратно на место и наклонился над кормой, разглядывая, нет ли на ней следов от подвесного моторчика.
– Шел только на веслах, подвесного моторчика не было, – заключил он.
– Большое расстояние прошел, – удивился Росин. – Я нарочно посмотрел на его руки – мозоли есть, значит, греб сам. Все-таки нелегко одному грести весь вечер и ночь, хотя шлюпка и легкая.
– А может быть, он был не один?!
– Вы так полагаете? На этой скорлупке?! – усомнился Росин.
– Не глядите, что она такая маленькая, – Горюнов одной рукой свободно поднял нос шлюпки, – зато мореходность у нее приличная; и возьмет она человека три-четыре. А потом до границы ее могли буксировать катером. Ну что ж, все ясно, товарищ капитан. Мои матросы сейчас доставят шлюпку на катер, заберем ее тоже с собой…
В тумане
Сплошной туман уже несколько дней стоял над заливом. Плотный, тягучий, он стелился над водой, скрывал скалистые берега, деревья, кусты. Но, несмотря на это, пограничный катер Горюнова вышел в дозор. Перед выходом старший лейтенант запросил метеостанцию: к ночи синоптики обещали сравнительно хорошую погоду – с большой облачностью, но без тумана.
Пограничный катер шел тихим ходом, осторожно и плавно врезаясь в белый, невесомый туман. На мостике около карты стоял сосредоточенный Горюнов. Он часто посматривал на компас и свои ручные часы и вполголоса подавал команды рулевому.
Миновали остров Бурунный. Катер вошел в Пограничный залив. С моря подул легкий бриз, сгущая туман и прижимая его к открытому берегу. Временами туман достигал такой густоты, что с мостика не было видно стоящих на носу пулеметчиков, а высокая мачта казалась обрезанной наполовину.
– Чистое молоко! – недовольно буркнул басом плечистый Чумак. – Бери кружку и черпай.
Горюнов решил застопорить ход и уже хотел подать команду, как вахтенный сигнальщик, матрос Курчавин, доложил, что видимость улучшается. Туман таял на глазах обнажая гладкую, нетронутую поверхность Пограничного залива; катер вышел на сравнительно большой чистый плес на котором в стороне, ближе к берегу, виднелась одинокая серая банка.
Определив место, Горюнов обернулся к рулевому и одобрительно сказал:
– Правильно идем! Не сбились с курса.
Туман теперь висел огромными полосами, что являлось верным признаком его скорого исчезновения.
– А синоптики не ошиблись, – радостно улыбнулся рулевой, показывая на чистый водный плес.
– Бывает, – недоверчиво проговорил Чумак.
Не доходя до пограничных вех, катер развернулся, взял курс к открытому морю и сразу же врезался в плотное туманное облако. Горюнов решал переждать и перевел ручку машинного телеграфа на «стоп». Мерный рокот моторов стих, но катер продолжал все еще двигаться вперед по инерции.
– Может быть, стаканчик горячего чайку принести, товарищ командир? – предложил Чумак. – Сыро…
– Нет, спасибо, – отказался Горюнов и склонился над картой.
Командира пограничного катера беспокоил случай с задержкой нарушителя границы на острове Бурунном. Правда, на допросе неизвестный продолжал утверждать, что он случайно попал в советские территориальные воды из-за густого тумана, прямо отвечал на все поставленные вопросы, и не было в руках никаких веских аргументов, изобличающих его как шпиона. А может быть, он действительно заблудился в тумане?..
Полоса тумана, в которую попал пограничный катер, оказалась непомерно широкой, и Горюнов думал переждать ее до конца, тем более что они находились почти в самом центре Пограничного залива.
– Слышу шум мотора слева! – вдруг неожиданно доложил сигнальщик Курчавин.
Горюнов повернулся в указанном направлении и с затаенным дыханием стал вслушиваться в тишину. Через несколько секунд он уловил глухой, отдаленный стук работающего мотора.
Призывно залились электрические звонки. Мощные моторы взревели, и легкий катер рванулся вперед, подымая за кормой высокий, пенистый бурун, сразу же поглощаемый туманом.
Горюнов не сомневался в поимке нарушителя морской границы, хотя идти с такой скоростью в тумане и небезопасно – Пограничный залив богат надводными и подводными банками.
«Странное дело, – подумал он, – неужели они не слышат шум моторов катера?! Если заблудились, то почему не остановятся?» Раньше обычно, как только нарушитель завидит пограничный катер или услышит шум его мотора, то сразу же стремится самым полным ходом удрать в свои или нейтральные воды. Сейчас же звук удалялся в сторону острова Бурунного.
Туман стал заметно редеть.
– Прямо по носу шхуна! – доложил Курчавин. Катер выходил на свободную от тумана воду залива.
Горюнов едва успел разглядеть небольшую моторную шхуну с двумя высокими мачтами, как она нырнула в туман и бесследно в нем растворилась.
– Быстроходная посудина, – проговорил за спиной командира пограничного катера главный старшина Чумак.
– Не уйдет, – уверенно ответил Горюнов, хотя поведение шхуны явно его раздражало. – Пойдете со мной на шхуну, товарищ Чумак. Возьмите еще трех матросов.
– Есть, товарищ командир! – радостно козырнул главный старшина. Чумак и без этого был уверен, что командир катера обязательно возьмет его для проверки шхуны; никто так не мог внимательно и подробно осматривать зашедшие в советские воды иностранные корабли, как он, главный старшина, и Чумак немало гордился этим.
Полоса тумана кончалась. Шхуна, а за ней и пограничный катер вышли на открытую воду. Впереди показался Бурунный.
Увидев советский пограничный катер, шхуна сразу же замедлила свой ход, а потом и остановилась совсем.
– Ага, встала! Не выдержала! – с усмешкой пробасил Чумак, сжимая своей ручищей кобуру пистолета.
Катер подошел к борту шхуны. Горюнов, главный старшина Чумак, сигнальщик Курчавин и еще двое матросов быстро перешли на нее. На палубе их уже ожидали два челе века: один полный, лысый, с обрюзгшим лицом, пожилых лет, с бегавшими глазками; другой длинный, худой, в грязной куртке и коротких серых брюках, обнажавших кривы голые ноги.
«Лысый – капитан, а этот, наверное, за боцмана», – определил Горюнов. Он спросил лысого по-английски, но тот неожиданно для него заговорил на чистом русском языке.
– Не утруждайте себя английским языком, господин советский офицер. Я прекрасно знаю ваш русский язык. Я много бывал в ваших портах и даже жил в одном из них целых полтора года!
Видя, как мгновенно преобразилось и насторожилось лицо командира пограничного катера, он поспешно договорил:
– Правда, это было давно… Когда в вашей стране правил еще царь.
– Шхуна находится в территориальных водах Союза Советских Социалистических Республик, – проговорил Горюнов. – Кому принадлежит шхуна, и почему вы зашли в наши воды? – спросил он капитана.
– Шхуна моя собственная. Я ее хозяин и владелец, – виновато улыбаясь ответил тот. – Но я не мог даже и подумать, что нахожусь в ваших водах! Ведь такой густой туман был, господин советский офицер, и я совершенно случайно сбился с курса и попал сюда. Вот он виноват, стоял у руля…
Владелец шхуны вдруг с такой яростью и злобой набросился на долговязого боцмана, что последний отступил на несколько шагов назад, откидывая голову от мелькавших перед его носом кулаков хозяина. Успокоившись, капитан, как ни в чем не бывало, снова повернулся к Горюнову, молча наблюдавшему эту сцену, и улыбаясь, слащаво заговорил:
– Плохой народ пошел. Стоило самому отлучиться вниз, как сбились с курса. Туман большой был! Вы сами моряк, понимать нас должны…
– Вы слышали шум моторов нашего катера?
– О да, конечно. Я сразу же застопорил ход, думал попросить помощи. Но я не знал, что это советский пограничный катер! Думал, наш.
– Разве вы не знали, что уж давно находитесь не в своих водах? – продолжал задавать вопросы Горюнов.
– К сожалению, нет. Только в последнее время сумел догадаться.
– А этот остров, – Горюнов указал рукой на Бурунный, находящийся совсем близко от них, – разве вы не узнали?
– Остров узнал, но потом, когда вышли на чистую полосу воды, когда подошел ваш пограничный катер, – охотно отвечал владелец шхуны, все время улыбаясь.
– Так, – в раздумье проговорил Горюнов. – Теперь покажите нам свою шхуну и судовые документы.
– Пожалуйста, господин советский офицер, все к вашим услугам! – поклонился капитан, делая пригласительный жест рукой к закрытой двери. – У меня ничего нет. Весь груз оставил на берегу. Иду за новым…
Горюнов и Курчавин спустились вслед за ним в удушливый темный кубрик. На койках лежало два человека из команды, которые тотчас встали и с любопытством уставились на советских моряков.
– Моя команда, – пояснил хозяин шхуны, окидывая добрым взглядом разношерстно одетых рослых людей. – Прошу, господин советский офицер, в мою каюту, – с низким поклоном предложил он.
Горюнов внимательно осмотрел судовые документы. Записи в них подтверждали примерное местонахождение шхуны. Оставалось ждать конца осмотра.
Главный старшина Чумак и матросы обшарили все помещения шхуны, побывали в трюмах, кубрике, машинном отделении, заходили везде, где только могла ступить нога человека, но ничего подозрительного обнаружено не было. Чумак досадовал – гнались за шхуной, и вдруг она оказалась совершенно пустой, обыкновенным «купцом».
Он доложил командиру катера о результатах осмотра.
– Все щелочки облазили, всех крыс и тараканов пересчитали, а подозрительного так ничего и не обнаружили, – вполголоса виновато добавил Чумак.
Узкие черные брови Горюнова сошлись на переносице, лоб покрылся мелкими извилистыми морщинками.
– Так, хорошо, – выдавил он из себя.
– Сколько мы вам причинили беспокойства, – заговорил капитан вкрадчивым, раскаивающимся голосом. – И надо было заблудиться! Стыд-то какой… А еще старый моряк… Все смеяться надо мной будут. Приношу вам, господин советский офицер, мои искренние извинения. Больше подобного со мной не случиться…
– Сколько у вас людей на шхуне? – перебил Горюнов.
– Шесть, господин советский офицер.
– Пять, товарищ командир, – пробасил над ухом Чумак.
– Ах, да! Действительно пять! – спохватился хозяин шхуны, ударяя себя ладонью по лбу. – Совсем память стала плоха. Только вчера один человек заболел брюшным тифом, оставил его на берегу. По привычке считал всех…
По радио Горюнов доложил в базу о задержке в советских территориальных водах иностранной шхуны и о результатах произведенного на ней осмотра. Командование разрешило пограничному катеру вывести шхуну в нейтральные воды и отпустить.
– Выбирайте якорь, – сказал Горюнов капитану. – Я выведу вас из советских территориальных вод.
– Куда же я пойду в такую ночь! – испуганно взмолился хозяин шхуны. – Посмотрите, опять поднимается туман! Разрешите ночь переждать здесь?
С катера передали Горюнову только что полученную срочную радиограмму: в ней было приказано командиру пограничного катера немедленно выйти в район банки Голой, у которой неизвестный иностранный корабль нарушил государственную морскую границу и уже находится в советских территориальных водах. На запрос Горюнова, что делать со шхуной, которую он не успел вывести в нейтральные воды, база разрешила временно, до обратного прихода, оставить ее под наблюдением береговой батареи острова Бурунного, а пограничному катеру срочно выйти в указанное место.
– Временно остаетесь, – приказал Горюнов владельцу шхуны.
– Слушаюсь, господин советский офицер, – покорно ответил судовладелец и, как показалось Горюнову, глаза его радостно блеснули, но тут же снова приняли свое виноватое выражение.
– Предупреждаю, – холодно проговорил Горюнов, покидая палубу шхуны, – не вздумайте самовольничать, напоминания не будет, – намекнул он на береговую батарею Бурунного.
– Понимаю, понимаю, господин советский офицер, – закивал головой капитан – Все будет сделано, как вы приказали.
Пограничный катер отвалил от шхуны и, набирая ход, лег курсом на Голую банку, находящуюся по другую сторону острова Бурунного.
Проводив советский катер, хозяин шхуны вдруг рассмеялся и, потирая от удовольствия свои толстые руки, спустился вниз. Все шло так, как он и рассчитывал.
Пограничный катер шел тихим ходом, осторожно и плавно врезаясь в белый, невесомый туман. На мостике около карты стоял сосредоточенный Горюнов. Он часто посматривал на компас и свои ручные часы и вполголоса подавал команды рулевому.
Миновали остров Бурунный. Катер вошел в Пограничный залив. С моря подул легкий бриз, сгущая туман и прижимая его к открытому берегу. Временами туман достигал такой густоты, что с мостика не было видно стоящих на носу пулеметчиков, а высокая мачта казалась обрезанной наполовину.
– Чистое молоко! – недовольно буркнул басом плечистый Чумак. – Бери кружку и черпай.
Горюнов решил застопорить ход и уже хотел подать команду, как вахтенный сигнальщик, матрос Курчавин, доложил, что видимость улучшается. Туман таял на глазах обнажая гладкую, нетронутую поверхность Пограничного залива; катер вышел на сравнительно большой чистый плес на котором в стороне, ближе к берегу, виднелась одинокая серая банка.
Определив место, Горюнов обернулся к рулевому и одобрительно сказал:
– Правильно идем! Не сбились с курса.
Туман теперь висел огромными полосами, что являлось верным признаком его скорого исчезновения.
– А синоптики не ошиблись, – радостно улыбнулся рулевой, показывая на чистый водный плес.
– Бывает, – недоверчиво проговорил Чумак.
Не доходя до пограничных вех, катер развернулся, взял курс к открытому морю и сразу же врезался в плотное туманное облако. Горюнов решал переждать и перевел ручку машинного телеграфа на «стоп». Мерный рокот моторов стих, но катер продолжал все еще двигаться вперед по инерции.
– Может быть, стаканчик горячего чайку принести, товарищ командир? – предложил Чумак. – Сыро…
– Нет, спасибо, – отказался Горюнов и склонился над картой.
Командира пограничного катера беспокоил случай с задержкой нарушителя границы на острове Бурунном. Правда, на допросе неизвестный продолжал утверждать, что он случайно попал в советские территориальные воды из-за густого тумана, прямо отвечал на все поставленные вопросы, и не было в руках никаких веских аргументов, изобличающих его как шпиона. А может быть, он действительно заблудился в тумане?..
Полоса тумана, в которую попал пограничный катер, оказалась непомерно широкой, и Горюнов думал переждать ее до конца, тем более что они находились почти в самом центре Пограничного залива.
– Слышу шум мотора слева! – вдруг неожиданно доложил сигнальщик Курчавин.
Горюнов повернулся в указанном направлении и с затаенным дыханием стал вслушиваться в тишину. Через несколько секунд он уловил глухой, отдаленный стук работающего мотора.
Призывно залились электрические звонки. Мощные моторы взревели, и легкий катер рванулся вперед, подымая за кормой высокий, пенистый бурун, сразу же поглощаемый туманом.
Горюнов не сомневался в поимке нарушителя морской границы, хотя идти с такой скоростью в тумане и небезопасно – Пограничный залив богат надводными и подводными банками.
«Странное дело, – подумал он, – неужели они не слышат шум моторов катера?! Если заблудились, то почему не остановятся?» Раньше обычно, как только нарушитель завидит пограничный катер или услышит шум его мотора, то сразу же стремится самым полным ходом удрать в свои или нейтральные воды. Сейчас же звук удалялся в сторону острова Бурунного.
Туман стал заметно редеть.
– Прямо по носу шхуна! – доложил Курчавин. Катер выходил на свободную от тумана воду залива.
Горюнов едва успел разглядеть небольшую моторную шхуну с двумя высокими мачтами, как она нырнула в туман и бесследно в нем растворилась.
– Быстроходная посудина, – проговорил за спиной командира пограничного катера главный старшина Чумак.
– Не уйдет, – уверенно ответил Горюнов, хотя поведение шхуны явно его раздражало. – Пойдете со мной на шхуну, товарищ Чумак. Возьмите еще трех матросов.
– Есть, товарищ командир! – радостно козырнул главный старшина. Чумак и без этого был уверен, что командир катера обязательно возьмет его для проверки шхуны; никто так не мог внимательно и подробно осматривать зашедшие в советские воды иностранные корабли, как он, главный старшина, и Чумак немало гордился этим.
Полоса тумана кончалась. Шхуна, а за ней и пограничный катер вышли на открытую воду. Впереди показался Бурунный.
Увидев советский пограничный катер, шхуна сразу же замедлила свой ход, а потом и остановилась совсем.
– Ага, встала! Не выдержала! – с усмешкой пробасил Чумак, сжимая своей ручищей кобуру пистолета.
Катер подошел к борту шхуны. Горюнов, главный старшина Чумак, сигнальщик Курчавин и еще двое матросов быстро перешли на нее. На палубе их уже ожидали два челе века: один полный, лысый, с обрюзгшим лицом, пожилых лет, с бегавшими глазками; другой длинный, худой, в грязной куртке и коротких серых брюках, обнажавших кривы голые ноги.
«Лысый – капитан, а этот, наверное, за боцмана», – определил Горюнов. Он спросил лысого по-английски, но тот неожиданно для него заговорил на чистом русском языке.
– Не утруждайте себя английским языком, господин советский офицер. Я прекрасно знаю ваш русский язык. Я много бывал в ваших портах и даже жил в одном из них целых полтора года!
Видя, как мгновенно преобразилось и насторожилось лицо командира пограничного катера, он поспешно договорил:
– Правда, это было давно… Когда в вашей стране правил еще царь.
– Шхуна находится в территориальных водах Союза Советских Социалистических Республик, – проговорил Горюнов. – Кому принадлежит шхуна, и почему вы зашли в наши воды? – спросил он капитана.
– Шхуна моя собственная. Я ее хозяин и владелец, – виновато улыбаясь ответил тот. – Но я не мог даже и подумать, что нахожусь в ваших водах! Ведь такой густой туман был, господин советский офицер, и я совершенно случайно сбился с курса и попал сюда. Вот он виноват, стоял у руля…
Владелец шхуны вдруг с такой яростью и злобой набросился на долговязого боцмана, что последний отступил на несколько шагов назад, откидывая голову от мелькавших перед его носом кулаков хозяина. Успокоившись, капитан, как ни в чем не бывало, снова повернулся к Горюнову, молча наблюдавшему эту сцену, и улыбаясь, слащаво заговорил:
– Плохой народ пошел. Стоило самому отлучиться вниз, как сбились с курса. Туман большой был! Вы сами моряк, понимать нас должны…
– Вы слышали шум моторов нашего катера?
– О да, конечно. Я сразу же застопорил ход, думал попросить помощи. Но я не знал, что это советский пограничный катер! Думал, наш.
– Разве вы не знали, что уж давно находитесь не в своих водах? – продолжал задавать вопросы Горюнов.
– К сожалению, нет. Только в последнее время сумел догадаться.
– А этот остров, – Горюнов указал рукой на Бурунный, находящийся совсем близко от них, – разве вы не узнали?
– Остров узнал, но потом, когда вышли на чистую полосу воды, когда подошел ваш пограничный катер, – охотно отвечал владелец шхуны, все время улыбаясь.
– Так, – в раздумье проговорил Горюнов. – Теперь покажите нам свою шхуну и судовые документы.
– Пожалуйста, господин советский офицер, все к вашим услугам! – поклонился капитан, делая пригласительный жест рукой к закрытой двери. – У меня ничего нет. Весь груз оставил на берегу. Иду за новым…
Горюнов и Курчавин спустились вслед за ним в удушливый темный кубрик. На койках лежало два человека из команды, которые тотчас встали и с любопытством уставились на советских моряков.
– Моя команда, – пояснил хозяин шхуны, окидывая добрым взглядом разношерстно одетых рослых людей. – Прошу, господин советский офицер, в мою каюту, – с низким поклоном предложил он.
Горюнов внимательно осмотрел судовые документы. Записи в них подтверждали примерное местонахождение шхуны. Оставалось ждать конца осмотра.
Главный старшина Чумак и матросы обшарили все помещения шхуны, побывали в трюмах, кубрике, машинном отделении, заходили везде, где только могла ступить нога человека, но ничего подозрительного обнаружено не было. Чумак досадовал – гнались за шхуной, и вдруг она оказалась совершенно пустой, обыкновенным «купцом».
Он доложил командиру катера о результатах осмотра.
– Все щелочки облазили, всех крыс и тараканов пересчитали, а подозрительного так ничего и не обнаружили, – вполголоса виновато добавил Чумак.
Узкие черные брови Горюнова сошлись на переносице, лоб покрылся мелкими извилистыми морщинками.
– Так, хорошо, – выдавил он из себя.
– Сколько мы вам причинили беспокойства, – заговорил капитан вкрадчивым, раскаивающимся голосом. – И надо было заблудиться! Стыд-то какой… А еще старый моряк… Все смеяться надо мной будут. Приношу вам, господин советский офицер, мои искренние извинения. Больше подобного со мной не случиться…
– Сколько у вас людей на шхуне? – перебил Горюнов.
– Шесть, господин советский офицер.
– Пять, товарищ командир, – пробасил над ухом Чумак.
– Ах, да! Действительно пять! – спохватился хозяин шхуны, ударяя себя ладонью по лбу. – Совсем память стала плоха. Только вчера один человек заболел брюшным тифом, оставил его на берегу. По привычке считал всех…
По радио Горюнов доложил в базу о задержке в советских территориальных водах иностранной шхуны и о результатах произведенного на ней осмотра. Командование разрешило пограничному катеру вывести шхуну в нейтральные воды и отпустить.
– Выбирайте якорь, – сказал Горюнов капитану. – Я выведу вас из советских территориальных вод.
– Куда же я пойду в такую ночь! – испуганно взмолился хозяин шхуны. – Посмотрите, опять поднимается туман! Разрешите ночь переждать здесь?
С катера передали Горюнову только что полученную срочную радиограмму: в ней было приказано командиру пограничного катера немедленно выйти в район банки Голой, у которой неизвестный иностранный корабль нарушил государственную морскую границу и уже находится в советских территориальных водах. На запрос Горюнова, что делать со шхуной, которую он не успел вывести в нейтральные воды, база разрешила временно, до обратного прихода, оставить ее под наблюдением береговой батареи острова Бурунного, а пограничному катеру срочно выйти в указанное место.
– Временно остаетесь, – приказал Горюнов владельцу шхуны.
– Слушаюсь, господин советский офицер, – покорно ответил судовладелец и, как показалось Горюнову, глаза его радостно блеснули, но тут же снова приняли свое виноватое выражение.
– Предупреждаю, – холодно проговорил Горюнов, покидая палубу шхуны, – не вздумайте самовольничать, напоминания не будет, – намекнул он на береговую батарею Бурунного.
– Понимаю, понимаю, господин советский офицер, – закивал головой капитан – Все будет сделано, как вы приказали.
Пограничный катер отвалил от шхуны и, набирая ход, лег курсом на Голую банку, находящуюся по другую сторону острова Бурунного.
Проводив советский катер, хозяин шхуны вдруг рассмеялся и, потирая от удовольствия свои толстые руки, спустился вниз. Все шло так, как он и рассчитывал.
Сигнал
С высокой квадратной площадки деревянной вышки острова Бурунного сигнальщик береговой батареи внимательно всматривался в ночную мглу и особенно в ту сторону, где стояла иностранная шхуна. Штаговый огонь, означающий, что шхуна стоит на якоре, был отчетливо виден с вышки. Сигнальщик подолгу смотрел на него, периодически сверяя его место. Прожектора батареи находились в повышенной готовности и в случае необходимости могли дать луч в течение нескольких секунд.
Ночь выдалась на редкость в этот период года темная. Туман почти совсем прошел, но небо еще с вечера заволокли густые облака. Прохладный влажный ветер освежал лицо сигнальщика. Матрос временами зябко поеживался, передергивал плечами, и с неослабевающим вниманием продолжал вести наблюдение и вслушиваться в монотонный тихий шум прибоя. Вдруг он заметил, что яркий штаговый огонь шхуны несколько потускнел. Затаив дыхание, сигнальщик напряженно смотрел, что будет с ним дальше, но огонь продолжал гореть равномерно.
«Что бы это значило? – подумал он. – Или мне просто показалось?»
Терзаемый сомнениями и догадками сигнальщик доложил о замеченном командиру береговой батареи.
Росин спокойно выслушал торопливый доклад сигнальщика.
– Штаговый огонь шхуны, кажется, стал гореть чуть слабее. Вроде бы как убавили напряжение на лампочку. Уж не условный ли это сигнал кому, товарищ капитан?!
– Сигнал? А вы в этом уверены?
– Вообще-то, точно не могу сказать, но что-то, по-моему, подозрительно.
Ночь выдалась на редкость в этот период года темная. Туман почти совсем прошел, но небо еще с вечера заволокли густые облака. Прохладный влажный ветер освежал лицо сигнальщика. Матрос временами зябко поеживался, передергивал плечами, и с неослабевающим вниманием продолжал вести наблюдение и вслушиваться в монотонный тихий шум прибоя. Вдруг он заметил, что яркий штаговый огонь шхуны несколько потускнел. Затаив дыхание, сигнальщик напряженно смотрел, что будет с ним дальше, но огонь продолжал гореть равномерно.
«Что бы это значило? – подумал он. – Или мне просто показалось?»
Терзаемый сомнениями и догадками сигнальщик доложил о замеченном командиру береговой батареи.
Росин спокойно выслушал торопливый доклад сигнальщика.
– Штаговый огонь шхуны, кажется, стал гореть чуть слабее. Вроде бы как убавили напряжение на лампочку. Уж не условный ли это сигнал кому, товарищ капитан?!
– Сигнал? А вы в этом уверены?
– Вообще-то, точно не могу сказать, но что-то, по-моему, подозрительно.