Витич Райдо. Скиф

   – Вкусно?
   – Курить хочу – уши опухли.
   Посидел, подумал и кивнул:
   – Лады. Хочешь на Петроградку – пошли. Но сейчас.
   – Сейчас? – чуть испугалась девушка.
   – Все равно последняя пара, – поднялся и сгреб сумку. – Жду пять минут.
   Предупредил и вышел из аудитории. Перигин онемел на минуту от такой наглости, но как обычно промолчал.
   Маша с тоской посмотрела на закрывшуюся дверь и понимала, что храбрости поступить как Скиф у нее не хватит. Однако рядом заерзала Логинова, осторожно закинула тетрадь в сумку под столом и девушка подумала, что та сейчас выйдет за Скифом, и уже они пойдут куда-нибудь, а не она.
   Маша решительно поднялась и, взяв свою сумку, пошла к дверям, опережая Логинову.
   – Извините, мне очень нужно, – смущенно проблеяла педагогу и выскользнула из учебки.
   И пронеслась по коридору, словно черт за ней гнался. Вылетела на крыльцо, на ходу натягивая пальто, и принялась потерянно озираться – Скифа нигде не было.
   Ну и кто он после этого? А она? Дура! Нашла с кем связываться.
   – Не хрена себе ты кросс сдала, – хмыкнуло над ухом.
   Маша чуть не подпрыгнула от неожиданности, обернулась – Скиф стоял у дверей и подкуривал сигарету:
   – Я бегать не умею. В лом, – заметил, пошагав к ограде. – На Петроградку – куда конкретно? – бросил через плечо, как одолжение сделал.
   Девушка пошла за ним, мысленно ругая себя за идиотский поступок. Навязалась – а зачем? Чтобы почувствовать себя грязью под его ногами?
   Девушку передернуло.
   – Вот что, – перехватила его за рукав, останавливая. – Давай сразу договоримся: или ведешь себя как человек с человеком или топай куда хочешь. Считай, что ничего ты мне не должен, – отрезала и пошла вперед.
   Догонит или уйдет? – билось в голове. Шагов за спиной слышно не было и Маша мучалась от желания обернуться. Но гордость брала верх.
   Девушка так и дошла до метро, встала на эскалатор, уже не понимая, зачем едет и куда. Придуманный повод, специально чтобы иметь возможность побыть со Скифом, рассыпался в прах. Настроение ушло в район подземки и хотелось заплакать от обиды.
   Но мимо промелькнула знакомая куртка и не менее знакомый затылок появился перед ее взглядом.
   Парень обернулся:
   – Так куда едем?
   У Маши от души отлегло. Она несмело улыбнулась и перевела дух – у нее получилось. Она взяла верх!
   И призналась:
   – Не знаю.
   Скиф хмыкнул:
   – Так почему-то и подумал. Надоело на парах париться, так бы и сказала. Затейница.
   Вышло у него не грубо и не зло, а даже почти ласково и Маша рассмеялась:
   – Извини, было неудобно просто уйти.
   – И одной. Ладно, раз уж спустились в метро, поехали гулять. Покажу тебе город, провинциалочка.
   – Я не провинциалка, я из Екатеринбурга.
   – Мегаполис, – кивнул с насмешкой и, поддержав ее на спуске с эскалатора, направил влево. – Предлагаю двинуть на Горьковскую, покажу тебе здание Ленфильма и пару макак в зоопарке.
   Маша согласно улыбнулась – ей было все равно, куда и зачем, главное с ним. И чуть удивилась себе, что так быстро, буквально за день прилипла к парню.
   Мысль мелькнула и ушла почти незамеченной. Внимание было поглощено Скифом. Ей нравилось в нем все: как кривит рот в усмешке, как говорит, держится, и хриплый голос и даже его вызывающий вид. И стрижка уже не казалась вычурной, через чур эпатажной, наоборот, казалось удивительно ему идет, подчеркивает его личность.
   Просто он оказался ужасно милым, прекратив сорить грязными словечками и нападать в каждой фразе.
   День – сказка плавно перетек в вечер – быль.
   Домой возвращались к ночи, на последней электричке. Скиф проводил Машу до подъезда и оба наткнулись на неприветливый взгляд нахохлившегося мужчины у парадного:
   – Ты где шатаешься? Мать уже тонну валерианы съела! Трубку брать слабо или уши романтической лапшой о любви и дружбе народов завешаны?! – припустил тот с места в карьер.
   – Миша…
   – Чего Миша?!
   – Миша, познакомься – это Влад! – разозлилась на брата девушка и взглядом просила – прекрати концерт при посторонних.
   – Здрасст! – глумливо расшаркался мужчина, не скрывая наплевательства на всех Владов оптом. Схватил сестру за рукав и рывком втолкнул в подъезд. Дверь схлопала.
   Скиф хмыкнул: ай, молодца.
   И глянул на часы – почти час носи. Ни хрена себе не Петроградку съездили!

Глава 5

   «– Щаззз! – вперила руки в бока мать, грозно насупившись. – Сдурела?! Нет у меня таких денег!
   – Мама, Дима умрет…
   – А мне что, вместо него предлагаешь?! Хороша дочка!
   – Мама!..
   – Нет!
   Варя в панике пыталась подобрать нужные слова, но они не находились.
   Девушка не знала, как убедить мать, достучаться до ее разума, вымолить в конце концов, злосчастную сумму. Впервые она столкнулась с серьезной проблемой, и она была вдвойне тяжелей из – за неожиданности. Произошедшее, свалившееся на плечи неимоверным грузом, оглушало, мешало мыслить здраво, ориентироваться, взять себя в руки и принять правильное решение.
   Девушку трясло, а толку не было.
   – Ты головой подумай, дура! Зачем тебе здоровой – больной нужен? – осела мать, пытаясь свое дочери втолковать. – У тебя вся жизнь впереди, сколько еще женихов появится? А ты из – за одного и себе и мне жизнь погубить готова. Чего там с ним – проблемы его родителей. Я ни его, не их в глаза не видела, д и видеть не хочу. Проехали.
   – Мама, Дима из многодетной семьи, у них нет денег на лечение…
   – А у меня есть? Я те чё, миллиардерша?! Своих забот у меня мало?!
   – Мама, Дима может умереть!
   – Всплакни и иди дальше!
   – Мама, как ты можешь!
   – Все, я сказала!! – криком решила взять вверх женщина.
   Варя заревела и ринулась в ванную. Взгляд упал на забытый отчимом бритвенный станок и мелькнула шалая мысль: а если шантаж? Схватить лезвие, приставить к запястью и заявить: не дашь денег, порешу себя. И тут же представилось, как мать начинает орать, хвататься за сердце, потом падает в обморок.
   Девушка закрыла лицо руками: не выход, только хуже будет. Но что же делать?
   Папочка!
   Да, они давно не живут с мамой, но он единственный, кто всегда понимал и помогал ей. И не бросил, и звонит, и… он поймет, он поможет!
   Варя схватила сумку и выскочила из дому.
   – И куда? Куда спрашиваю?! Вернись дурная!! – ринулось в спину, но Варя внимания не обратила. Вылетела из подъезда на ходу доставая сотовый, набрала номер отца:
   – Па! Папа!!
   – Варя? Варюша, что случилось? – голос отца был полон тревоги. Он впервые слышал дочь настолько расстроенной, голос – убитым, полным слез и горя.
   – Пап, мне деньги нужны. Очень! Много! – выпалил, оттирая рукой слезы.
   – Эээ… Могу выслать десять…
   – Много, папа! Четыреста, а еще лучше – пятьсот.
   – Ого! – в трубке стало тихо. Потом послышалось осторожное. – Варя… Что мама?
   – Она не дает! Папа! Мне очень надо, вопрос жизни и смерти!
   – Варя… ты не повредилась умом? – спросил осторожно мужчина.
   – Диме плохо, папа. На лечение надо.
   – Какой Дима, дочь?
   – Дима! Мой жених! Я же говорила тебе про него!
   – Так! Для начала успокойся!
   – Ты не помнишь его? Ты даже не услышал меня тогда, да? – ужаснулась. – Он болен! Понимаешь?! Ему нужно!
   – Пусть лечится.
   – У них денег таких нет!
   – И у нас, – заверил твердо. – Варя, не будь глупой – Дим много, ты одна. Тебя разводят, как дурочку…
   – Мы любим друг друга!!.. Я прошу тебя, слышишь? Я умоляю, – зашептала жарко, готовая встать на колени прямо посреди улицы. – Помоги. Мы отдадим потом, папа, копить будем, работать.
   Виктор Николаевич жестко выдал:
   – Медицина у нас бесплатная…
   – А лечение платное!
   – А причем тут ты или я?
   – Хочешь, чтобы я умерла? – прошипела угрожающе. – Если с Димочкой что случиться, я жить не буду, понял?! Я думала вы люди, а вы нелюди! Человек умирает, а вы на своих деньгах сидите!..
   – Спасибо, дочь! – бросил рассерженно и отрубил связь. У Вари от обиды горло перехватило.
   Это до какой степени нужно быть черствыми и жадными, чтобы человеческую жизнь ценить меньше, чем какие-то пятьсот тысяч? И это ее родители? Любимый папочка, любимая мамочка?
   Шагу она больше домой не сделает! Ни на один звонок отца не ответит! Пусть поволнуются, может тогда одумаются!
   И направилась к Зябликовой. Одна голова хорошо, две лучше. Может Люба что-то дельное присоветует, может сама успокоится и что-то сообразит. Не может быть, чтобы выхода не было, чтобы из – за каких-то паршивых денег вся жизнь в черту летела. Быть не может, чтобы не достать их и не спасти Диму. Он бы точно для Вари, какую хочешь сумму достал и она не хуже, и она достанет, спасет его.
   Додавит на мать, получит деньги, а Димочка жизнь.
   Но чем дальше от дома, тем тяжелей шаг от понимания: если мама уперлась, хоть кричи, хоть ногами топочи – не сдвинуть, бесполезно. Не даст.
   А отец… Ну что отец? У него своя жизнь, другая, в другом городе, другой семье. Когда они последний раз виделись? Лет пять назад? Чужая она ему, чужая…
   Что делать? Где денег взять? Она ведь Наине Федоровне обещала, та надеется, и Дима. Наверняка ему легче от мысли, что не один он, что Варя не отошла, а помогает, что ему, что его матери. И верит в нее, надеется. Не может она его подвести, их будущее по сути.
   – Все будет, Димочка, все будет. Я найду, я придумаю, – прошептала, смахивая слезы с лица.
   Так и явилась зареванная перед Любой. У той брови под челку уползли:
   – Ты чего? Бросил да? – протянула, впуская подругу в квартиру. Одно у той на уме.
   Варя головой отрицательно качнула:
   – Хуже, – осела на пуф в прихожей, сумочку обняла с испугом и надеждой на Любу глядя. Зябликова умная, Зябликова рассудительная, опытная, подскажет.
   – Чего „хуже“? – оторопела та.
   – В больнице он, в реанимации. Пятьсот тысяч нужно на лечение, иначе конец. Где взять?
   – Чего? – все больше терялась Люба.
   – Деньги! Срочно надо. А сумма не маленькая. У моих есть, точно знаю, да уперлись, жлобы. Ненавижу! – разревелась вновь. Люба насупилась, соображая и рявкнула:
   – Тихо! В ванну иди, умойся, успокойся и потолкуем. Варя притихла, лицо оттерла:
   – Ничего не понимаю, туман в голове, – призналась, надеясь, что это послужит оправданием истерики.
   – Вижу, – проворчала Зябликова, дверь в ванную открыла. – Прошу, только чур, не топиться.
   – А я бы с удовольствием, – шмыгнула носом девушка. – Как подумаю… Почему так, а? Ведь все хорошо было! – скривилась, готовая опять разрыдаться.
   – Глупые вопросы не задавай, – отмахнулась подруга, запихивая девушку в душевую. Пошла на кухню, кофе приготовила, хлопнула перед Варей чашку:
   – Полегчало?
   Та лишь вздохнула. В голове от холодной воды не прояснилось и глаза по – прежнему щипало от наворачивающихся слез. Безысходность одолевала.
   – Где деньги взять?
   – „Где, где“? Заклинание прямо.
   – Да хоть криво! Диме плохо, если в клинику не поместить, врачи ни за что не ручаются. Спасать его надо. И всего какие-то пятьсот тысяч!
   Люба присвистнула:
   – „Всего“, – у виска крутанула. – Это тебе не пять рублей и не пятьсот. Треть квартиры считай или машина.
   – Какая-то квартира и человеческая жизнь! Сравни!
   – А я что? Что кричишь?
   – Ничего. Делать, что не знаю, – сникла. – Мать уперлась – не дам. А у нее есть. Отец… трубку бросил.
   Люба подумала и кивнула, ложку облизав:
   – Правильно, что не даст. Кто такой Дима? У тебя этих Дим может сотня впереди…
   – И ты туда же? Люблю я его, ясно, нет?! А он меня!
   – На здоровье!
   Девушки надулись друг на друга, посидели и смирили обиду. Люба к Варе подвинулась:
   – Что с ним приключилось?
   – Почки отказывают.
   – О – о – о! Инвалид?
   – Типун тебе на язык!.. Да.
   – О – о – о, и оно тебе надо? Забей, а? – поморщилась. – Сдалось тебе из – за калеки на ладан дышащего нервы себе портить. Ты б на себя посмотрела, за ним что ли, на тот свет собралась?
   – Да, – выдохнула. Подумала и кивнула. – Да! Как я без него буду? Никак. Если с ним, значит и я.
   – Внятно. Щедро, – желчно скривилась Зябликова. – Вот на таких дурах мужчины и ездят.
   – Сама дура! Сашку Напрыгина напомнить? Кто на ком ездил, кем помыкал? И ничего, прощала, глотала. А здесь другое. Дима мне муж почти! Вас послушать – ничего святого. „Брось“ и все! Самое простое, мимо пройти или сбежать. Что получается, значит, пока здоров был – нужен, люблю, а как несчастье случилось – пошел вон, не нужен?! Это что за любовь такая?!
   Люба тапкой качала, в окно поглядывая, морщилась, слушая отповедь подруги и не выдержала, хлопнула по столу:
   – Хватит! Что наехала? Нет у меня денег, сама знаешь! Были бы, может и дала, – пробурчала, только чтобы Варя отстала. На деле на стороне Полины Яковлевны была – не дала бы, как и она. На фига? Своя рубаха ближе к телу – закон джунглей, то есть жизни. Нормальный закон, странно что Варя о нем не знает. Сдурела с любовью своей.
   Варвара поникла, потерла столешницу, пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей. Не получалось. Выходило что ни помощи, ни понимания, ни поддержки ей не от кого не добиться. Как сговорились все.
   Слезы сами капать начали, орошая пластик кухонного столика.
   – Опять? Хватит тебе реветь. Только опухнешь, а толку не будет. Денег от слез не прибудет и проблема в них не утонет, – нахохлилась Люба, сложив руки на столе.
   – Я думала, ты хоть что-нибудь посоветуешь.
   – Что? Банк грабануть? Чтобы в итоге тебе в камеру, а Димке твоему в морг? Хороша свадебка будет.
   – Что же делать?
   – Сказала уже – забить.
   – Как можно?!
   – А что ты сделаешь?! Откуда деньги возьмешь? Что у тебя есть? Может себя продашь? Нужна ты кому-то. А что еще можешь? Мать достать? Она у тебя женщина крепкая, ей на эту любовную лихорадку начхать и растереть. Да и почему ты должна голову ломать, где деньги на лечение взять? Он кто тебе, Дима этот? Жених? Так вы даже заявление еще не подали. И хорошо! Потом бы поздно было. Тебе возможность дают подумать, показывают, за кого ты замуж собралась.
   – Он прекрасный человек! Поэт!
   – Ой, – рукой махнула, поморщившись. – Что с этого поэта взять? Больные почки?
   – Почему вы такие черствые, расчетливые? Откуда это в вас? Речь о жизни идет, а вы?
   – Не обобщай. Считай, он тебя бросил…
   – Это я его брошу! Я поступлю подло, если отвернусь, отодвинусь! Он в беде, а я в сторону?! Это нормально, по – твоему?
   – Да. Да! Потому что ничего больше ты не можешь!
   – Самое простое, сказать „не могу“ и отойти, – процедила Варя. Изнутри злость подниматься начала. – Такое чувство, что я кричу в ухо глухому, пытаюсь открыть глаза слепому и достучаться до разума тупого! Все же ясно, ясно! Нельзя так с людьми, любимых не предают! Я должна найти деньги, должна помочь, хотя бы потому что всем остальным наплевать! Сухари и прагматики!
   – Ну и ищи, раз такая продвинутая милосердица!
   – А ты бы для Сашеньки своего не искала?!
   Люба скривилась и опять в окно уставилась, только чтобы на Варю не смотреть.
   – Может мне это больше чем ему надо, – выпалила девушка. – Не могу я отойти, Люба, не по – человечьи это. Как я ему потом в глаза посмотрю, как на себя в зеркало?
   – Никак.
   – А жить как? Получится, я его, себя, любовь нашу предам.
   – И что? Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. И потом, что ты сделаешь? Ничего. Возможностей нет.
   – Выход всегда есть, не бывает иначе. Я должна…
   – Кому?! Что ты заладила? Димочка, Димочка! О себе подумай. Допустим, найдешь, уж не знаю, каким манером деньги, дальше что? Как ты с инвалидом жить собираешься?
   – Как все. Я его подниму. Любовь способна творить чудеса. А у нас любовь. Значит, все будет хорошо, только надо эту неприятность пережить. Возможна она проверка нашим чувствам.
   – И ты решила показать себя, пыф!
   – Не доказать и не показать, а помочь, что вполне естественно.
   – Для кого? Очнись, дура, твой жених инвалид в любом случае. Нафига он тебе молодой, красивой и здоровой сдался? Тебе своих проблем не хватает, чужие взваливаешь?
   – Наши, а не чужие!
   – Не буду я тебе ничего доказывать, бесполезно, – скривилась Люба.
   – Не надо, – согласилась Варя. – Все равно мы друг друга не поймем. Помоги лучше с деньгами.
   – Ага: „не учите жить, помогите материально“.
   – Нет, советом.
   – С этим вах. Пару идей я тебе уже кинула, больше нет. Варя опечалилась – надежда таяла.
   – Люба, но должен же быть выход.
   – У родственников займи, если так в ярмо залезть тянет.
   – У каких? У дяди Вани? Дадут максимум десять тысяч. Спасет?
   – У одних десять, у других…
   – И так сорок пять человек. Где их еще взять? – задумалась.
   – Я бы на твоем месте, как отдавать, с каких таких доходов подумала.
   – Сначала надо Диму поднять, потом о несущественном думать.
   – Наивная ты Варька. Отдавать, как раз существенно. Ты заняла, тебе и раскручиваться придется. И кто даст? Ты же студентка. Даже кредит в банке не дадут, нет ничего у тебя.
   – А на обучение? – загорелись глаза девушки от пришедшей мысли.
   – Максимум сто. А вот матери твоего Димочки кредит взять можно. Сколько ей лет?
   – Не знаю, сорок пять, пятьдесят.
   – Могут дать. Вот и выход. Скажи, ей пусть кредит берет. В конце концов, сын ее, ей и крутиться.
   – Кредит, – протянула Варя, обдумывая. От последних слов подруги отмахнулась – не было для нее отдельно матери Димы, Димы и ее, частью их семьи себя считала. – Телефон у тебя работает?
   – Городской? А что ему, работает.
   Варя прошла в прихожую, набрала номер Наины Федоровны, обрадованная, что нашелся оптимальный выход из положения. Однако женщину ее идея не окрылила.
   – Не получится. Кредит так просто не дают и быстро не получится. И возраст у меня. Скажи прямо – помочь не можешь.
   – Я и помогаю.
   – Нет, ты благовидный предлог уйти ищешь. Не ищи – уходи, – вздохнула и заплакала. – Димочке все равно уж, одно к другому. Мало умирает, так еще любимая девушка предает. Ну, хоть мучится не будет, добьешь его. Господь тебе судья…
   – Что вы! Не бросаю я его, что вы выдумали?! Я найду деньги, слышите, найду!
   – Ну, ну, – вздохнула. – Одна надежа. Ты уж не отнимай ее у меня, подумай каково оно Димочке?
   – Я все понимаю, я помогу. Время только надо.
   – Да что я, без ума что ли? Тоже думаю, занять вона пытаюсь. Никто не дает. В церкву сбегала, Димочки за здравие поставила. Авось Господь поможет.
   – Все получиться, вы не отчаивайтесь, – „совсем дошла женщина, если по храмам бегает“, – подумалось.
   – Дай-то Бог. На него лишь и уповаю. Он – то не предаст, – намекнула. Варе неприятно было, не за что ни про что в каких-то гадостях обвиняют. Но смолчала. – Звони.
   И положила трубку.
   – Ну, чего? – пристала Люба.
   – Плохо ей.
   – Ага. А тебя супер хорошо? Молодец маманя у твоего любимого, кинула на плечи невестке проблемы и в ус не дует. Класс пристроилась. Ух, семейка. Куда же ты ляпаешься? Очнись, Варя. Они по жизни так ездить на тебе будут.
   – Ну, бог даст, таких проблем больше и не будет.
   – У – у, ты помолись еще.
   – Кстати, идея. Может, мысль какая придет?
   – Точно, благотворитель найдется и отсыплет тебе нужную сумму прямо у иконостаса. На меня сотню другую прихвати, у меня может тоже что-то болит, что-то отваливается.
   – Совесть…
   – Или наивность. Сегодня не этот товар в цене.
   – Ты мне еще о рентабельности, ажио и прочей мурне расскажи, – надела туфельки Варя.
   – Я что? Из меня тот еще лектор. Но жизнь круче любого препода уроки дает. Только „бублики“, неуды ты не в зачетку получишь.
   – Отстань, – вышла из квартиры. Не о чем говорить. Думала подруга, поймет, поможет, а Люба как мама, только ворчать да всякий вздор городить. Мелочные, прагматичные – тьфу!
   – Ты не человек, счетно-вычислительный центр. Только жизнь не рассчитаешь.
   – Посмотрим.
   – У меня все получиться. Дима поправиться и мы еще свадьбу сыграем, детей родим.
   – Угу, – в глазах холод и насмешка: мечтай.
   – Вот увидишь.
   – Главное чтобы Дима твой увидел. И оценил. Только ценить мужчины не умеют, а пользовать – легко.
   – Циник ты.
   – Угу. Попутного ветра иллюзий под крылья, – схлопала дверью Люба.
   С одной стороны она не понимала Варю, где-то осуждал и даже смеялась над ней, но в то же время завидовала: надо же так влюбиться? И Димка ее правд неплох, влюблен в нее по уши. Поэмы писал – куда Байрону? Вот бы Люби хоть раз, хоть пусть такой же завалящий и хилый Дима стих посветил. Может, тогда свет в окошке у нее появился, смысл в жизни другой был и цинизма этого, в котором Варя ее обвинят, поубавилось?
   А впрочем, он ей не жмет, очень даже помогает, от лишних проблем избавляет. А к чему Варькин романтизм да идеализм приведет, еще не известно. И Дима ее неизвестно кто. Подумаешь два года переписывались, стихи писал. В натуре-то месяц всего и знакомы, а смотри, проблем уже по макушку. Что дальше будет, гадать не стоит. Умоется Варька наивностью своей, ежу понятно.
   Дура! – фыркнула в свое отражение. Но себе или подруге ушедшей сказала, сама не поняла».

Глава 6

   «Варя разрывалась от жалости ко всем: себе, Диме, его матери. Ревела и все мучила мозг в попытке что-нибудь придумать. Дошла – молиться начала. Ночами не спала, просила Бога, чтобы он Диму спас. Но и это не помогало.
   Три дня прошло – толку не было. Полина Яковлевна упорно не хотела слушать дочь, тем более свои кровные на какого-то Диму тратить. И как та не наседала, не молила, не заверяла и упрашивала, свое все Варе толковала: „брось. Не нужен он тебе“. Жанна тоже, как Люба и мать говорила. Наина Федоровна вздыхала, плакала, и то упрекала Варю, то обвиняла неизвестно в чем, то все разом прощала, счастья желала. И все ныла, какой же Димочка несчастный, как же пожил мало, словно хоронила его, будто руки опустила, отдавшись на волю случая.
   Варе нестерпимо было слушать ее, еще больнее в больницу приходить и слушать врача, который ничего нового не говорил, но становился все более сухим и не вежливым, смотрел откровенно, как на идиотку. И вот прямо сказал: „терапия не помогает. Готовьтесь“.
   Варвара в шоке вышла из больницы, пошла, не ведая куда и чуть под машину не попала, но даже внимания не обратила на то.
   – Косицина! Варька! Ты чего под колеса лезешь?! – окликнули ее. До девушки не сразу дошло, что к ней обращаются. Обернулась – Зоя Федорова на нее смотрит, ухмыляется. – Что как во сне ползешь?
   – А, привет, – бросила вяло и уйти хотела.
   – Эй, стоять! Залазь, подвезу, – кивнула на сиденье рядом.
   – Не надо…
   – Садись, говорю! Нечего аварии на дороге устраивать. Ползешь как жук по солнцепеку, ни черта не видишь. Случилось чего? – дверцу распахнула.
   Варя помялась и села:
   – Случилось, – вздохнула.
   – То-то я смотрю ты и в технаре как вареная, – протянула Федорова, острым глазом оглядев девушку. – Ты ела?
   – Что? А! Нет, не хочу.
   – А я хочу. Ты меня чуть не сбила, с тебя причитается – пообедаешь со мной.
   Варя хотела напомнить, что это Зоя ее чуть не сбила, но не стала, не хотелось и смысла не видела. Равно на все было.
   Машина двинулась по дороге.
   – Нет, ну сюрприз! Хорошую бы свинью ты мне подложила, под колеса попав. Я второй день за рулем, еще даже не обмыла подарок, а тут ты – ДТП вместо праздника! Ха!
   Варя поерзала, оглядываясь: хорошая машина, новая. Стоит наверное немало. А если у Зои денег попросить?
   – Зоя, у тебя деньги есть?
   – А ты как думаешь? – рассмеялась, лихо обходя „волгу“.
   – Ты не могла бы мне одолжить?
   – Сколько? – спросила деловито.
   – Пятьсот. Можно четыреста.
   – Не проблема. Сумочку возьми, там в кармашке пятисотка.
   – Нет, мне… – как же тяжело просить, как безумно тяжело сумму выговаривать и видеть как вытягиваются лица, а потом… Потом одно и тоже: „да ты что?!“ „Не проси, нет такой суммы“. И все же надо пытаться. Наина Федоровна руки опустила, а Варе нельзя, иначе Диме точно не выбраться. – Мне не сотен – тысяч.
   Зоя помолчала и спросила:
   – Повтори?
   – Пятьсот тысяч. Хотя бы четыреста.
   – И все?
   – Все.
   – Не мало?
   – Нет.
   И только тут поняла, что Федорова издевается над ней. Отвернулась к окну, слезы пряча. Сами из глаз ринулись, привычным маршрутом.
   – Э-э! А ну, без сырости! Рассказывай, давай!
   – Что?
   – Все! – приказала.
   Варя долго молчала, слова подбирая, сомневаясь стоит ли однокурснице проблему ее знать. Но что от этого меняется? Промолчи, Зоя точно денег не даст, а они у нее есть – не скрывает.
   И начала рассказывать, трудно сначала, скованно, потом все более эмоционально. Выплеснула все и затихла, с благодарностью и надеждой на Зою поглядывая. Не прервала, не бросил как другие „забудь“ – выслушала. Для Вари это уже хороший знак, почти победа, почти прорыв.