Страница:
Судебное преследование Лебедева и Ходорковского началось в апреле 2004-го, но, по существу, рассмотрение дела стартовало в июле. К маю 2005 г. список обвиняемых по делам ЮКОСа превысил уже 30 человек, большинство из которых находились за границей и были недосягаемы для следствия. Все активы и счета ЮКОСа и его дочерних компаний были заморожены. Средства разрешено было снимать лишь на уплату налогов и зарплаты сотрудникам, все же остальное уходило государству в счет долгов. Компания стала постепенно сокращать персонал, через некоторое время прекратила экспорт нефти в связи с отсутствием средств на таможенные платежи. Самая крупная нефтяная компания России начала разваливаться. В мае 2005 года Мещанский районный суд Москвы признал Ходорковского виновным в мошенничестве, присвоении чужого имущества, неуплате налогов и других преступлениях. Он был осужден на 9 лет лишения свободы по нескольким статьям Уголовного кодекса. Кассационным определением Московского городского суда от 22 сентября 2005 года срок был снижен до 8 лет. Аналогичные сроки дали Лебедеву. В итоге основные нефтедобывающие активы компании «ЮКОС» перешли в собственность государственной нефтяной компании «Роснефть», а сама компания «ЮКОС» подверглась процедуре банкротства. Но и этого властям показалось мало. К их делу вернулись в 2009 году и добавили каждому еще один срок. 30 декабря 2010 года судья Хамовнического суда Виктор Данилкин признал Ходорковского и Лебедева виновными по статьям 160 и 174 часть 1 в части сделок с нефтью и приговорил каждого из них к 14 годам лишения свободы, с зачетом ранее отбытого срока.
Только уже после завершения процесса Ходорковского-Лебедева стало ясно, что государство от решения Мещанского суда, отправившего руководителей ЮКОСа за решетку, меньше выиграло, чем проиграло. По решению Страсбургского суда Россия уплатила миллионы долларов только некоторым западным акционерам ЮКОСа. Затем были выставлены иски на миллиарды долларов. И их тоже придется выплачивать. В администрации президента вспомнили ту самую басню Крылова, где сказано, что «услужливый дурак опаснее врага». А услужливых дураков в деле ЮКОСа было более чем достаточно.
На Лебедева дело было заведено по депутатскому доносу депутата В.И.Юдина, бывшего руководителя профкома Кировского завода (С.-Петербург). Именно он в середине июня 2003 года направил в Генпрокуратуру запрос относительно законности приватизации АО «Апатит». Уже 2 июля председатель совета директоров МФО «МЕНАТЕП» и один из крупнейших акционеров НК «ЮКОС» Платон Лебедев был задержан и препровожден в «Лефортово» по подозрению в хищении пакета акций «Апатита». Подобрали питерские этого провокатора явно неудачно. Юдин прославился тем, что распространял подметные письма против А.Собчака, обвиняя его в махинациях с квартирами, и своей готовностью обращаться в Прокуратуру с депутатскими запросами по любому поводу по наводке властей. Известно его верноподданническое заявление: «Мы, земляки Владимира Путина – должны первыми поддержать его в очень важном и трудном деле консолидации общества, создании сильной России» («Радио Свобода», 05.07.03).
На Ходорковского в Прокуратуру настучал другой парламентский отморозок – депутат от КПРФ Николай Дайхес, который не был допущен ЦИК к очередным выборам, т. е. дал неверные сведения о своих доходах и имуществе. Дайхес был известен в Думе, как активный лоббист ряда нефтяных компаний и автор поправки в закон «О естественных монополиях». Поправка, которую он проталкивал, сильно облегчала жизнь вполне конкретным нефтяным компаниям, в частности, ОАО «Роснефть-Дагнефть». Интересы «Роснефти» Дайхес защищал и в ряде других своих «законодательных инициатив». Юдин всячески пытался убедить представителей прессы в том, что он действовал не по чьему-то заказу, а по собственному почину. Когда же журналисты спросили Юдина, почему он, будучи избранным от Санкт-Петербурга, занялся вопросами, которые касаются избирательного округа в Мурманской области, он ответил: «Санкт-Петербург – центр Северо-Запада, поэтому кишит бизнес-элитой со всего региона. Бизнесмены очень многие вопросы решают в Питере»
Очевидно, что оба эти думские «казачка» – засланы были с самого верха, откуда было заказано и дело ЮКОСа.
Никто не спорит с тем, что приватизация в России была проведена с грубейшими нарушениями закона всеми участниками этой всероссийской аферы. Но почему решили наказать именно ЮКОС, а остальных не тронули?
В июле 2003 года я встречался с Михаилом Ходорковским в штаб-квартире ЮКОСа неподалеку от Павелецкого вокзала. Лебедев уже был арестован. Тучи сгущались и вокруг самого Ходорковского. Он понимал, что обложен со всех сторон, но все же мужественно держался, хотя и выглядел в тот день неважно. Я достал диктофон, и мы начали наше интервью. В августовском номере журнала «Финансовый контроль, где я был главным редактором, оно было опубликовано. Вот отрывки из него:
В.Большаков: Вокруг «дела ЮКОСа» много кривотолков. Говорят, в частности, будто бы вам мстят за активное участие в российской политике. Считаете ли вы, что бизнес и политика неразделимы, или здесь надо действовать по известному принципу «мухи отдельно, а котлеты отдельно»? Должен ли крупный предприниматель идти по пути активного лоббирования устраивающих его законов или он не должен вмешиваться в законотворческий процесс? Где кончается бизнес и где начинается политика? Как вы относитесь к докладу о готовящемся «олигархическом перевороте», согласно авторам которого, олигархи готовятся взять политическую власть в России в свои руки?
Михаил Ходорковский: Этот доклад об «олигархическом перевороте» я считаю обычной заказной статьей, мы знаем, кем это профинансировано, насколько нам известно, это одна из государственных компаний (Уже позже стало ясно, что он имел ввиду «Роснефть», а статью написал известный провокатор Белковский. – В.Б.). Мы знаем, в интересах какой группировки в правительственных структурах это сделано, мы считаем, что авторы этого доклада действовали, исходя из неправедных целей, что это вредно, как для нашей страны, так и для президента страны. То, что касается бизнеса и политики. Я считаю, что здесь нам не надо ничего выдумывать, искать здесь некий особый российский путь, как у нас принято. На Западе цивилизованное лоббирование со стороны, как бизнеса, так и общественных групп, политических партий, отдельных граждан, организаций – это часть демократического процесса. Другое дело, что нельзя это делать тайно, мы должны откровенно выходить к политикам, к лицам, принимающим решения, и говорить: «В своих интересах я хочу отстаивать такую-то позицию в таком-то законе. Я считаю, что это полезно обществу из таких-то и таких-то соображений». Другой кто-то может считать правильной другую позицию, он тоже не должен действовать под столом, он должен откровенно выходить и говорить: «Я считаю правильной другую позицию». Это нормальная практика. Говорить о том, что какая-то из сторон должна быть лишена возможности представлять обществу свое мнение, означает отрицать сам принцип построения гражданского общества…
В.Б.: Да и отрицание демократии вообще…
М.X.: Конечно.
В.Б.: Вы не раз говорили, что первопричина всего этого «дела ЮКОСа», начавшегося с ареста Платона Лебедева, – политическая. Но ведь и само понятие «олигарх» носит политическую окраску – это предприниматель, который не может делать свой бизнес, не используя своих связей с высшими эшелонами власти, как законодательной, так и исполнительной. Именно против этого, кстати, и выступил президент Путин, когда заявил, что в России должна быть своего рода равноудаленность власти от бизнеса и бизнеса – от власти. Так вот, если брать политическую сторону «дела ЮКОСа», что здесь наиболее важно с вашей точки зрения: стремление властей к этой равноудаленности, либо их неудовлетворенность тем, что в свое время в миллиардеры «назначили» не тех, кого нужно, и теперь надо провести «кадровые перестановки», а заодно перераспределить собственность? Причем, как опасаются многие предприниматели, это перераспределение может произойти не по законам рынка, а за счет административного ресурса и прессинга. Не так ли?
М.X.: Когда я пришел в компанию, себестоимость производства продукции была 12 долларов за баррель, это очень много. Сейчас эта себестоимость – 1,5 доллара за баррель, она самая низкая в стране. Когда я пришел в компанию, она производила 44 миллиона тонн нефти в год и падала со скоростью приблизительно 7 % в год. Сейчас компания производит около 80 миллионов тонн нефти в год и растет темпами порядка 20 % в год. Когда я пришел в компанию, у нее были долги перед бюджетом и подрядчиками в размере 3 миллиардов долларов, сейчас компания в год платит налогов от 3 до 4 миллиардов долларов каждый год и имеет дополнительные деньги на развитие новых инвестиционных проектов, таких, как сложные месторождения в Восточной Сибири, Эвенкии, Якутии и так далее. Если говорить о том, что я был назначен, хотя, наверное, это было не так, то могу без ложной скромности сказать, что, на мой взгляд, это было неплохое назначение, судя по результатам. Когда я говорю о политическом аспекте проблемы ареста Лебедева и так далее, я считаю, что политическая борьба может приводить к самым разным результатам, включая изменение законодательства. В некоторых случаях возможна даже возмездная национализация или, наоборот, приватизация. Но все это должно вестись либо в пределах правил, принятых в цивилизованном обществе, тогда мы можем называть себя цивилизованной страной, либо это может вестись без правил, тогда, в принципе, можно своих политических противников просто кушать на обед. И такое тоже есть в нашей современной истории, но не России, правда, а некоторых африканских стран. Из этого спектра политической борьбы, начинающегося с нормального обсуждения вопросов в парламенте и заканчивающегося тем, что врагов кушают за обедом вместе с политическими союзниками, мы можем выбрать свое место, которое считаем достойным для нас, как для России.
В.Б.: Практически у каждого нашего предпринимателя – такова реальность нашей страны, где прозрачность в бизнесе пока только идеал, – есть, как говорят англичане, свой «скелет в шкафу». А нередко – и целая дюжина. Не исключено, что где-то существует своего рода общероссийский кадастр такого рода «скелетов». Кто и по какому принципу, на ваш взгляд, принимает решение о том, какой «скелет» вытащить на свет божий, а какой – попридержать?
М.X.: Что касается нашей компании, мы работу по вытаскиванию «скелетов» начали сами в 1999 году. Все свои «скелеты», которые у нас были в шкафах, мы начали вытаскивать на свет божий и смотреть, что с ними можно сделать. Но поскольку, в отличие от «скелетов» в экономике, все вещи исправимы, нам много что удалось поправить, более того, я думаю, что нам удалось поправить практически все. Конечно, наверное, где-то еще есть что-то, что можно было бы и нужно было бы почистить. Мы над этим постоянно работаем. Но вот те дела, которые вытащила из шкафа Генпрокуратура, на наш взгляд – абсолютно чистые, и при внимательном рассмотрении, наверное, и у других специалистов возникнет аналогичное ощущение. То, что Генеральная прокуратура начала не просто работать, а арестовывать людей на базе этих чистых дел, свидетельствует о том, что, во-первых, им немного, что есть на нас вытащить, а во-вторых, о том, что они абсолютно уверены в торжестве силы над законом. Видно, там полагают, что любое дело в неправовом режиме может быть истолковано так, как им нужно. И зря так считают. Я полагаю, что все происходящее вокруг нашей компании порочит сам институт Генеральной прокуратуры. Наше общество сейчас все более склоняется к тому, что прокуратура, по крайней мере, в нашем случае, не является правоохранительным органом…
В.Б.: Депутат Дайхес (КПРФ) обратился в Генпрокуратуру по поводу «нарушений налогового законодательства РФ» ЮКОСом в результате использования схем ЗАТО, офшоров, в частности, в городе Лесной Свердловской области. Другие депутаты в своих запросах указывают, что ЮКОС покупает у собственных подразделений не нефть, а «скважинную жидкость» по так называемой «внутрикорпоративной цене». В результате, как утверждается в одном из докладов Счетной палаты, доля сырьевых налогов, взимаемых от цены (10 процентов роялти и 6—16 процентов на воспроизведение минерально-сырьевой базы), уменьшается где-то со 128 до 32 рублей за тонну. Что вы можете сказать по этому поводу?
М.X.: Каждое из этих обвинений и десятки других (я хочу напомнить еще раз, что в год у нас проходит более тысячи проверок) неоднократно исследовались с разных точек зрения юристами. С учетом нашего несовершенного законодательства по каждому из этих вопросов бывает несколько мнений у юристов и ровно потому, что это обычная практика, у нас в год идет порядка 150 процессов. Надо сказать, что и в мире это – нормальная практика. У British Petroleum в постоянном режиме идет около 3 тысяч процессов, причем в разных странах мира. Это нормально. Какие-то процессы мы выигрываем, какие-то – проигрываем, мы открыты в этом отношении. Мы даем об этом информацию в своих корпоративных отчетах. Что касается статистики, то могу вам сказать, что мы платим за тонну добываемой нефти не меньше, а больше, чем многие из наших коллег по цеху. И уж во всяком случае, никаких существенных отклонений от того, что платит, например, «Роснефть», в меньшую сторону у нас нет. Более того, в отличие, например, от компании «Роснефть», мы платим достаточно большие деньги и нашим акционерам, и выплачиваем их в рамках конкурсов и аукционов, когда государство продает новые месторождения. Что касается «скважинной жидкости» – это такой уже более специальный вопрос, и он неоднократно рассматривался. Но что же поделаешь, если в России мы действительно добываем не чистую нефть, а жидкость, в которой нефти всего 3 или 10 %. Или в среднем по компании, если взять ЮКОС, – 30 % нефти, остальное – вода, соль, металл и так далее. Это специфика наших месторождений. Вот то, что мы добываем, называется «скважинная жидкость», а потом, после различных технологических переделок, достаточно непростых, в рамках которых работают тысячи людей, огромные установки, уже получается чистая стандартная нефть, соответствующая требованиям ГОСТа, которую мы и сдаем в систему «Транснефти». Она называется по-разному. Есть Siberian Light, есть Urals, если брать международные термины. Между скважиной и ГОСТовской нефтью, которую мы сдаем в систему «Транснефти», лежит труд тысяч людей над вот этой самой «скважинной жидкостью». И заявления о том, что все это сделано исключительно с целью куда-то от кого-то и как-то спрятаться, не выдерживают критики. Для этого достаточно один раз побывать на месторождении и посмотреть, что на самом деле мы добываем из скважины.
В.Б.: Председатель Счетной палаты РФ С.В. Степашин сказал, что особых претензий у его ведомства к ЮКОСу после проведенных проверок нет. Считаете ли вы, что этому способствовала та работа по развитию прозрачности в ЮКОСе, которая была проведена при вашем активном участии? Расскажите, что удалось в этом плане сделать?
М.X.: В 1999 году мы приняли для себя решение, что будем отстраивать работу компании по западным стандартам. Что это означало? Во-первых, подготовку финансовой отчетности по международным стандартам. Мы выбрали стандарты US GAAP. Чем эти стандарты отличаются от российской отчетности? Как вы знаете, российская бухгалтерская отчетность, скорее, запутывает финансового аналитика, чем помогает ему осознать реально, что в действительности происходит в компании. В частности, у нас в российской финансовой отчетности нет понятия «консолидированного налогоплательщика» или «консолидированного предприятия». ЮКОС сегодня – это более 400 юридических лиц. И когда мы говорим – «ЮКОС по российским стандартам», мы имеем в виду только 1 % от общей численности работающих компаний. Поэтому первое, с чего мы начали, это ввели стандарты US GAAP, в соответствии с которыми мы уже несколько лет публикуем ежеквартальную отчетность, представляем ее на своем сайте. Она показывает всю компанию в целом в разных разрезах. Помимо этого к международным стандартам отчетности относится проверка компании независимыми аудиторами. То есть аудиторами, которых назначает не менеджмент компании, а независимые директора.
В.Б.: А кто у вас?
М.X.: В нашем случае – Pricewater House-Coopers. В постоянном режиме у нас работают 70 сотрудников этой компании. Они практически не уезжают, они проверяют не только отчетность в нашем центральном офисе, они проверяют все, что идет на технологическом пути сбора документов. От самого низа и до самого верха. И они публикуют в нашем отчете свои заключения, свои заметки на двадцати, тридцати, иногда на сорока страницах. Помимо этого, к стандартам западной корпоративной прозрачности относится независимый совет директоров. То есть в совете директоров компании, в органе, который занимается представлением интересов акционеров и который в регулярном режиме контролирует деятельность компании, большинство должны составлять независимые директора, не связанные с компанией ни финансовыми, ни какими-либо иными взаимоотношениями. Вот в нашем случае это так и есть. У нас большинство составляют иностранные члены совета директоров и независимые члены совета директоров. Помимо этого, мы приняли решение пригласить на значительное количество должностей в компании международных менеджеров, которые знают практику международных компаний с точки зрения прозрачности, с точки зрения открытости. В результате всего этого на Западе сложилось понимание того, что из всех российских компаний наиболее прозрачной, понятной для западного представления о корпоративном бизнесе является компания ЮКОС… («Хорошо ли для России то, что хорошо для ЮКОСа?». Интервью Михаила Ходорковского главному редактору журнала «Финансовый контроль» В.Большакову. «Финансовый контроль»№ 8 [21] 2003, с. 26–30, 32, 34–37).
Ни до этого интервью, ни после него мне не доводилось общаться с Ходорковским. Тем более, что уже в октябре его арестовали. Но, читая многочисленные статьи о «деле ЮКОС», я не мог избавиться от впечатления, что над ним и Лебедевым учинили расправу именно за то, что они попытались выйти из-под контроля Путина и его правящего клана. Ходорковский не случайно подчеркнул в нашем интервью, что «российская бухгалтерская отчетность, скорее, запутывает финансового аналитика, чем помогает ему осознать реально, что в действительности происходит в компании». Уже само стремление представить ЮКОС как компанию предельно прозрачную и открытую для любых проверок, даже при всей условности такого начинания, воспринималась, как вызов той системе, в которой любой бизнес – от малого до крупного – может выжить только путем подкупа, подлога и откатов власть предержащим. Уже потому, что никому в мире российского бизнеса не приходится рассчитывать на презумпцию невиновности. В деле ЮКОСа Сердюков это доказал весьма убедительно.
Время от времени в зарубежной и российской печати появляются публикации, которые позволяют нам заглянуть за кулисы властного клана и узнать, какие бешеные деньги там крутятся, откуда они поступают и как используются. Как подсчитал старший аналитик ИК «Риком-Траст» В.Жуковский, незаконный отток капитала к 2012 г. в РФ поднялся до 1 триллиона рублей, а теневой сектор экономики занимает от 15 % до 30 % ВВП. Суммарный капитал российских богачей в 2012 году превысил $450 млрд. (bigness.ru. 19.02.2013). В эту сумму, конечно, не включены капиталы тех чиновников-миллиардеров, который входят во властный клан РФ. Но то, что в нем такие миллиардеры есть – это секрет Полишинеля.
«Дело ЮКОСА» было недвусмысленным сигналом всем олигархам России – тех, кто не примет новых правил игры, установленных кланом Путина, ожидает участь Ходорковского и Лебедева. И Сердюков был именно тем человеком, который этот сигнал подал. Он был услышан и принят к сведению. Олигархическую «семибоярщину» отменили. В стране остался только один хозяин – в Кремле. Богачей и сверхбогачей выстроили. За поддержку со стороны государства их обложили поборами, которые вроде бы шли на весьма благородные цели – развитие здравоохранения, поддержку музеев, охрану памятников культуры и т. д., и т. п. На деле же, на эти цели использовалась лишь малая часть подношений власти. Большая – служит обогащению властной верхушки. Наиболее наглядно это продемонстрировала история с сооружением так называемого «Дворца Путина» на берегу Черного моря у д. Прасковеевка по некоему «Проекту Юг». О нем мы узнали в конце декабря 2012 года, когда в Интернете и одновременно в «Вашингтон пост» (См.: «Washington Post», 23.12.2010), а затем и в ряде российских СМИ (См.: «Газета», 23.12.2010; Snob. Ru, 23.06.2011; The New Times, 23.04.2012;) появилось открытое письмо президенту Д. А.Медведеву. Опубликовано оно также на сайте Corruptionfreerussia.com на русском и английском языках. Его автор российский бизнесмен, бывший топменеджер страховой компании «Согаз» Сергей Колесников. Он признал, что основанная им в Петербурге компания по поставке медицинского оборудования превратилась в компанию с многомиллионным оборотом, треть которого уводилась в офшорную структуру отчасти для инвестиций в российскую экономику, отчасти для накоплений на счетах в зарубежных банках. Но со временем инвестиции в экономику обернулись инвестициями исключительно во «дворец Путина» на берегу Черного моря. Колесников в своем письме Медведеву сообщал буквально следующее «Для личного пользования премьер-министра России на побережье Черного моря строится дворец. На сегодняшний день стоимость дворца 1 млрд. долларов США. Достигнуто это было, главным образом, за счет сочетания коррупции, взяточничества и воровства». Как сообщал Колесников, этот дворец в районе Новороссийска, между поселками Прасковеевка и Дивногорский начали строить с 2000 года. Его сооружение было поручено государственной корпорации «Спецстрой России», которая входит в Министерство обороны РФ и специализируется в основном на строительстве военных стратегических объектов. Как утверждает Колесников, к середине 2009 года проект отделки зданий и дизайн интерьеров был утвержден Владимиром Путиным. За последние 11 лет к дворцу на средства из госбюджета проложили асфальтовую дорогу, а для выхода к морю пробили в скалах специальный тоннель. Теперь это – «огромный, в стиле итальянского палаццо, дворец с казино, зимним театром, летним амфитеатром, часовней, плавательными бассейнами, спорткомплексами, вертолетными площадками, ландшафтными парками, чайными домиками, помещениями для обслуживающего персонала, техническими зданиями. Современный вариант Петергофа, царского дворца в окрестностях Санкт-Петербурга», – говорится в письме. Колесникова. Фотографии этого «стратегического объекта» выложены в Интернете. Есть даже снимки из космоса, на которых видна извилистая горная дорога, идущая к нему. Ну, а уж по снимкам интерьера, столь же безвкусного, сколь и дорогого, можно понять, что на него средств не жалели. По утверждению Колесникова, этот дворец и другие объекты строились по «Проекту Юг», который курировал лично В.В.Путин. Именно его он называет действительным собственником всей этой недвижимости, приобретенной частично на пожертвования российских олигархов (первыми внесли свой пай Р.Абрамович – 203 миллиона долларов и С.Мордашов – 14,5 миллиона долларов) и за счет нецелевого использования бюджетных средств. С самого начала работами по проекту якобы руководил сам Колесников, а затем был отстранен от него и за дело взялся, как он пишет, «личный друг Путина» г-н Н.Т. Шамалов (его сотоварищ по теперь уже легендарному кооперативу «Озеро»). Доказать, что дворец и впрямь принадлежит Путину, Колесников не смог. В своем письме президенту Медведеву он сообщил, что «в 2009 году все объекты и земля по «Проекту Юг» были переведены в собственность частной компании ООО «Индокопас», находящейся в единоличной собственности Шамалова через ООО «Рирус». «В период 1991–2008 гг. Шамалов работал сотрудником компании «Siemens AG» и был уволен, когда отказался отвечать на вопросы в ходе внутреннего корпоративного расследования в отношении предполагаемого взяточничества, – пишет Колесников. – В течение 2005–2010 годов нецелевым образом были израсходованы миллиарды рублей непосредственно из госбюджета – на финансирование строительства горной дороги, ЛЭП, специального газопровода. Все эти инфраструктурные сооружения ведут к частной резиденции «Н. Шамалова». Разобраться с этим непростым делом рано или поздно придется, т. к. письмо Колесникова получило не только общероссийскую, но и международную огласку. Что же было сделано? Симптоматично, что сразу же в прессе появились сообщения о том, что и сам Колесников на руку не чист, и у него что-то там было. Это явный намек на то, что по возвращении на Родину, если г-н Колесников на это решится, его уж точно посадят. Попытки наших Дон-Кихотов из числа борцов с коррупцией проникнуть на территорию дворца были жестко пресечены Федеральной службой охраны. Теперь, говорят, там мышь не проскочит.
Кому же эта царская «мыза» в действительности принадлежит? Если бы речь шла об официальной резиденции главы государства или премьер-министра России, то шеф Управления делами президента г-н Кожин не стал бы от нее открещиваться. А он заявил, что его ведомство не строит никаких резиденций ни для Медведева, ни для Путина. Пресс-секретарь Путина г-н Песков, который уже не впервые опровергает слухи о приобретении его шефом дорогостоящих объектов недвижимости в РФ и за рубежом, заявил: «Сообщение газеты Washington Post о том, что у главы российского правительства Владимира Путина якобы есть дворец на Черноморском побережье, не соответствует действительности. Путин не имел и не имеет никакого отношения к этому зданию. Что касается всей остальной информации, то это, скорее, относится к отношению собственности разных физических и юридических лиц, но Путин не имел и не имеет никакого отношения к этому дворцу», – добавил пресс-секретарь премьера (Цит. по РИА-Новости 23.12.2010). «Спецстрой» от комментариев письма Колесникова воздержался – крыть было, видимо, нечем.
Только уже после завершения процесса Ходорковского-Лебедева стало ясно, что государство от решения Мещанского суда, отправившего руководителей ЮКОСа за решетку, меньше выиграло, чем проиграло. По решению Страсбургского суда Россия уплатила миллионы долларов только некоторым западным акционерам ЮКОСа. Затем были выставлены иски на миллиарды долларов. И их тоже придется выплачивать. В администрации президента вспомнили ту самую басню Крылова, где сказано, что «услужливый дурак опаснее врага». А услужливых дураков в деле ЮКОСа было более чем достаточно.
На Лебедева дело было заведено по депутатскому доносу депутата В.И.Юдина, бывшего руководителя профкома Кировского завода (С.-Петербург). Именно он в середине июня 2003 года направил в Генпрокуратуру запрос относительно законности приватизации АО «Апатит». Уже 2 июля председатель совета директоров МФО «МЕНАТЕП» и один из крупнейших акционеров НК «ЮКОС» Платон Лебедев был задержан и препровожден в «Лефортово» по подозрению в хищении пакета акций «Апатита». Подобрали питерские этого провокатора явно неудачно. Юдин прославился тем, что распространял подметные письма против А.Собчака, обвиняя его в махинациях с квартирами, и своей готовностью обращаться в Прокуратуру с депутатскими запросами по любому поводу по наводке властей. Известно его верноподданническое заявление: «Мы, земляки Владимира Путина – должны первыми поддержать его в очень важном и трудном деле консолидации общества, создании сильной России» («Радио Свобода», 05.07.03).
На Ходорковского в Прокуратуру настучал другой парламентский отморозок – депутат от КПРФ Николай Дайхес, который не был допущен ЦИК к очередным выборам, т. е. дал неверные сведения о своих доходах и имуществе. Дайхес был известен в Думе, как активный лоббист ряда нефтяных компаний и автор поправки в закон «О естественных монополиях». Поправка, которую он проталкивал, сильно облегчала жизнь вполне конкретным нефтяным компаниям, в частности, ОАО «Роснефть-Дагнефть». Интересы «Роснефти» Дайхес защищал и в ряде других своих «законодательных инициатив». Юдин всячески пытался убедить представителей прессы в том, что он действовал не по чьему-то заказу, а по собственному почину. Когда же журналисты спросили Юдина, почему он, будучи избранным от Санкт-Петербурга, занялся вопросами, которые касаются избирательного округа в Мурманской области, он ответил: «Санкт-Петербург – центр Северо-Запада, поэтому кишит бизнес-элитой со всего региона. Бизнесмены очень многие вопросы решают в Питере»
Очевидно, что оба эти думские «казачка» – засланы были с самого верха, откуда было заказано и дело ЮКОСа.
Никто не спорит с тем, что приватизация в России была проведена с грубейшими нарушениями закона всеми участниками этой всероссийской аферы. Но почему решили наказать именно ЮКОС, а остальных не тронули?
В июле 2003 года я встречался с Михаилом Ходорковским в штаб-квартире ЮКОСа неподалеку от Павелецкого вокзала. Лебедев уже был арестован. Тучи сгущались и вокруг самого Ходорковского. Он понимал, что обложен со всех сторон, но все же мужественно держался, хотя и выглядел в тот день неважно. Я достал диктофон, и мы начали наше интервью. В августовском номере журнала «Финансовый контроль, где я был главным редактором, оно было опубликовано. Вот отрывки из него:
В.Большаков: Вокруг «дела ЮКОСа» много кривотолков. Говорят, в частности, будто бы вам мстят за активное участие в российской политике. Считаете ли вы, что бизнес и политика неразделимы, или здесь надо действовать по известному принципу «мухи отдельно, а котлеты отдельно»? Должен ли крупный предприниматель идти по пути активного лоббирования устраивающих его законов или он не должен вмешиваться в законотворческий процесс? Где кончается бизнес и где начинается политика? Как вы относитесь к докладу о готовящемся «олигархическом перевороте», согласно авторам которого, олигархи готовятся взять политическую власть в России в свои руки?
Михаил Ходорковский: Этот доклад об «олигархическом перевороте» я считаю обычной заказной статьей, мы знаем, кем это профинансировано, насколько нам известно, это одна из государственных компаний (Уже позже стало ясно, что он имел ввиду «Роснефть», а статью написал известный провокатор Белковский. – В.Б.). Мы знаем, в интересах какой группировки в правительственных структурах это сделано, мы считаем, что авторы этого доклада действовали, исходя из неправедных целей, что это вредно, как для нашей страны, так и для президента страны. То, что касается бизнеса и политики. Я считаю, что здесь нам не надо ничего выдумывать, искать здесь некий особый российский путь, как у нас принято. На Западе цивилизованное лоббирование со стороны, как бизнеса, так и общественных групп, политических партий, отдельных граждан, организаций – это часть демократического процесса. Другое дело, что нельзя это делать тайно, мы должны откровенно выходить к политикам, к лицам, принимающим решения, и говорить: «В своих интересах я хочу отстаивать такую-то позицию в таком-то законе. Я считаю, что это полезно обществу из таких-то и таких-то соображений». Другой кто-то может считать правильной другую позицию, он тоже не должен действовать под столом, он должен откровенно выходить и говорить: «Я считаю правильной другую позицию». Это нормальная практика. Говорить о том, что какая-то из сторон должна быть лишена возможности представлять обществу свое мнение, означает отрицать сам принцип построения гражданского общества…
В.Б.: Да и отрицание демократии вообще…
М.X.: Конечно.
В.Б.: Вы не раз говорили, что первопричина всего этого «дела ЮКОСа», начавшегося с ареста Платона Лебедева, – политическая. Но ведь и само понятие «олигарх» носит политическую окраску – это предприниматель, который не может делать свой бизнес, не используя своих связей с высшими эшелонами власти, как законодательной, так и исполнительной. Именно против этого, кстати, и выступил президент Путин, когда заявил, что в России должна быть своего рода равноудаленность власти от бизнеса и бизнеса – от власти. Так вот, если брать политическую сторону «дела ЮКОСа», что здесь наиболее важно с вашей точки зрения: стремление властей к этой равноудаленности, либо их неудовлетворенность тем, что в свое время в миллиардеры «назначили» не тех, кого нужно, и теперь надо провести «кадровые перестановки», а заодно перераспределить собственность? Причем, как опасаются многие предприниматели, это перераспределение может произойти не по законам рынка, а за счет административного ресурса и прессинга. Не так ли?
М.X.: Когда я пришел в компанию, себестоимость производства продукции была 12 долларов за баррель, это очень много. Сейчас эта себестоимость – 1,5 доллара за баррель, она самая низкая в стране. Когда я пришел в компанию, она производила 44 миллиона тонн нефти в год и падала со скоростью приблизительно 7 % в год. Сейчас компания производит около 80 миллионов тонн нефти в год и растет темпами порядка 20 % в год. Когда я пришел в компанию, у нее были долги перед бюджетом и подрядчиками в размере 3 миллиардов долларов, сейчас компания в год платит налогов от 3 до 4 миллиардов долларов каждый год и имеет дополнительные деньги на развитие новых инвестиционных проектов, таких, как сложные месторождения в Восточной Сибири, Эвенкии, Якутии и так далее. Если говорить о том, что я был назначен, хотя, наверное, это было не так, то могу без ложной скромности сказать, что, на мой взгляд, это было неплохое назначение, судя по результатам. Когда я говорю о политическом аспекте проблемы ареста Лебедева и так далее, я считаю, что политическая борьба может приводить к самым разным результатам, включая изменение законодательства. В некоторых случаях возможна даже возмездная национализация или, наоборот, приватизация. Но все это должно вестись либо в пределах правил, принятых в цивилизованном обществе, тогда мы можем называть себя цивилизованной страной, либо это может вестись без правил, тогда, в принципе, можно своих политических противников просто кушать на обед. И такое тоже есть в нашей современной истории, но не России, правда, а некоторых африканских стран. Из этого спектра политической борьбы, начинающегося с нормального обсуждения вопросов в парламенте и заканчивающегося тем, что врагов кушают за обедом вместе с политическими союзниками, мы можем выбрать свое место, которое считаем достойным для нас, как для России.
В.Б.: Практически у каждого нашего предпринимателя – такова реальность нашей страны, где прозрачность в бизнесе пока только идеал, – есть, как говорят англичане, свой «скелет в шкафу». А нередко – и целая дюжина. Не исключено, что где-то существует своего рода общероссийский кадастр такого рода «скелетов». Кто и по какому принципу, на ваш взгляд, принимает решение о том, какой «скелет» вытащить на свет божий, а какой – попридержать?
М.X.: Что касается нашей компании, мы работу по вытаскиванию «скелетов» начали сами в 1999 году. Все свои «скелеты», которые у нас были в шкафах, мы начали вытаскивать на свет божий и смотреть, что с ними можно сделать. Но поскольку, в отличие от «скелетов» в экономике, все вещи исправимы, нам много что удалось поправить, более того, я думаю, что нам удалось поправить практически все. Конечно, наверное, где-то еще есть что-то, что можно было бы и нужно было бы почистить. Мы над этим постоянно работаем. Но вот те дела, которые вытащила из шкафа Генпрокуратура, на наш взгляд – абсолютно чистые, и при внимательном рассмотрении, наверное, и у других специалистов возникнет аналогичное ощущение. То, что Генеральная прокуратура начала не просто работать, а арестовывать людей на базе этих чистых дел, свидетельствует о том, что, во-первых, им немного, что есть на нас вытащить, а во-вторых, о том, что они абсолютно уверены в торжестве силы над законом. Видно, там полагают, что любое дело в неправовом режиме может быть истолковано так, как им нужно. И зря так считают. Я полагаю, что все происходящее вокруг нашей компании порочит сам институт Генеральной прокуратуры. Наше общество сейчас все более склоняется к тому, что прокуратура, по крайней мере, в нашем случае, не является правоохранительным органом…
В.Б.: Депутат Дайхес (КПРФ) обратился в Генпрокуратуру по поводу «нарушений налогового законодательства РФ» ЮКОСом в результате использования схем ЗАТО, офшоров, в частности, в городе Лесной Свердловской области. Другие депутаты в своих запросах указывают, что ЮКОС покупает у собственных подразделений не нефть, а «скважинную жидкость» по так называемой «внутрикорпоративной цене». В результате, как утверждается в одном из докладов Счетной палаты, доля сырьевых налогов, взимаемых от цены (10 процентов роялти и 6—16 процентов на воспроизведение минерально-сырьевой базы), уменьшается где-то со 128 до 32 рублей за тонну. Что вы можете сказать по этому поводу?
М.X.: Каждое из этих обвинений и десятки других (я хочу напомнить еще раз, что в год у нас проходит более тысячи проверок) неоднократно исследовались с разных точек зрения юристами. С учетом нашего несовершенного законодательства по каждому из этих вопросов бывает несколько мнений у юристов и ровно потому, что это обычная практика, у нас в год идет порядка 150 процессов. Надо сказать, что и в мире это – нормальная практика. У British Petroleum в постоянном режиме идет около 3 тысяч процессов, причем в разных странах мира. Это нормально. Какие-то процессы мы выигрываем, какие-то – проигрываем, мы открыты в этом отношении. Мы даем об этом информацию в своих корпоративных отчетах. Что касается статистики, то могу вам сказать, что мы платим за тонну добываемой нефти не меньше, а больше, чем многие из наших коллег по цеху. И уж во всяком случае, никаких существенных отклонений от того, что платит, например, «Роснефть», в меньшую сторону у нас нет. Более того, в отличие, например, от компании «Роснефть», мы платим достаточно большие деньги и нашим акционерам, и выплачиваем их в рамках конкурсов и аукционов, когда государство продает новые месторождения. Что касается «скважинной жидкости» – это такой уже более специальный вопрос, и он неоднократно рассматривался. Но что же поделаешь, если в России мы действительно добываем не чистую нефть, а жидкость, в которой нефти всего 3 или 10 %. Или в среднем по компании, если взять ЮКОС, – 30 % нефти, остальное – вода, соль, металл и так далее. Это специфика наших месторождений. Вот то, что мы добываем, называется «скважинная жидкость», а потом, после различных технологических переделок, достаточно непростых, в рамках которых работают тысячи людей, огромные установки, уже получается чистая стандартная нефть, соответствующая требованиям ГОСТа, которую мы и сдаем в систему «Транснефти». Она называется по-разному. Есть Siberian Light, есть Urals, если брать международные термины. Между скважиной и ГОСТовской нефтью, которую мы сдаем в систему «Транснефти», лежит труд тысяч людей над вот этой самой «скважинной жидкостью». И заявления о том, что все это сделано исключительно с целью куда-то от кого-то и как-то спрятаться, не выдерживают критики. Для этого достаточно один раз побывать на месторождении и посмотреть, что на самом деле мы добываем из скважины.
В.Б.: Председатель Счетной палаты РФ С.В. Степашин сказал, что особых претензий у его ведомства к ЮКОСу после проведенных проверок нет. Считаете ли вы, что этому способствовала та работа по развитию прозрачности в ЮКОСе, которая была проведена при вашем активном участии? Расскажите, что удалось в этом плане сделать?
М.X.: В 1999 году мы приняли для себя решение, что будем отстраивать работу компании по западным стандартам. Что это означало? Во-первых, подготовку финансовой отчетности по международным стандартам. Мы выбрали стандарты US GAAP. Чем эти стандарты отличаются от российской отчетности? Как вы знаете, российская бухгалтерская отчетность, скорее, запутывает финансового аналитика, чем помогает ему осознать реально, что в действительности происходит в компании. В частности, у нас в российской финансовой отчетности нет понятия «консолидированного налогоплательщика» или «консолидированного предприятия». ЮКОС сегодня – это более 400 юридических лиц. И когда мы говорим – «ЮКОС по российским стандартам», мы имеем в виду только 1 % от общей численности работающих компаний. Поэтому первое, с чего мы начали, это ввели стандарты US GAAP, в соответствии с которыми мы уже несколько лет публикуем ежеквартальную отчетность, представляем ее на своем сайте. Она показывает всю компанию в целом в разных разрезах. Помимо этого к международным стандартам отчетности относится проверка компании независимыми аудиторами. То есть аудиторами, которых назначает не менеджмент компании, а независимые директора.
В.Б.: А кто у вас?
М.X.: В нашем случае – Pricewater House-Coopers. В постоянном режиме у нас работают 70 сотрудников этой компании. Они практически не уезжают, они проверяют не только отчетность в нашем центральном офисе, они проверяют все, что идет на технологическом пути сбора документов. От самого низа и до самого верха. И они публикуют в нашем отчете свои заключения, свои заметки на двадцати, тридцати, иногда на сорока страницах. Помимо этого, к стандартам западной корпоративной прозрачности относится независимый совет директоров. То есть в совете директоров компании, в органе, который занимается представлением интересов акционеров и который в регулярном режиме контролирует деятельность компании, большинство должны составлять независимые директора, не связанные с компанией ни финансовыми, ни какими-либо иными взаимоотношениями. Вот в нашем случае это так и есть. У нас большинство составляют иностранные члены совета директоров и независимые члены совета директоров. Помимо этого, мы приняли решение пригласить на значительное количество должностей в компании международных менеджеров, которые знают практику международных компаний с точки зрения прозрачности, с точки зрения открытости. В результате всего этого на Западе сложилось понимание того, что из всех российских компаний наиболее прозрачной, понятной для западного представления о корпоративном бизнесе является компания ЮКОС… («Хорошо ли для России то, что хорошо для ЮКОСа?». Интервью Михаила Ходорковского главному редактору журнала «Финансовый контроль» В.Большакову. «Финансовый контроль»№ 8 [21] 2003, с. 26–30, 32, 34–37).
Ни до этого интервью, ни после него мне не доводилось общаться с Ходорковским. Тем более, что уже в октябре его арестовали. Но, читая многочисленные статьи о «деле ЮКОС», я не мог избавиться от впечатления, что над ним и Лебедевым учинили расправу именно за то, что они попытались выйти из-под контроля Путина и его правящего клана. Ходорковский не случайно подчеркнул в нашем интервью, что «российская бухгалтерская отчетность, скорее, запутывает финансового аналитика, чем помогает ему осознать реально, что в действительности происходит в компании». Уже само стремление представить ЮКОС как компанию предельно прозрачную и открытую для любых проверок, даже при всей условности такого начинания, воспринималась, как вызов той системе, в которой любой бизнес – от малого до крупного – может выжить только путем подкупа, подлога и откатов власть предержащим. Уже потому, что никому в мире российского бизнеса не приходится рассчитывать на презумпцию невиновности. В деле ЮКОСа Сердюков это доказал весьма убедительно.
Время от времени в зарубежной и российской печати появляются публикации, которые позволяют нам заглянуть за кулисы властного клана и узнать, какие бешеные деньги там крутятся, откуда они поступают и как используются. Как подсчитал старший аналитик ИК «Риком-Траст» В.Жуковский, незаконный отток капитала к 2012 г. в РФ поднялся до 1 триллиона рублей, а теневой сектор экономики занимает от 15 % до 30 % ВВП. Суммарный капитал российских богачей в 2012 году превысил $450 млрд. (bigness.ru. 19.02.2013). В эту сумму, конечно, не включены капиталы тех чиновников-миллиардеров, который входят во властный клан РФ. Но то, что в нем такие миллиардеры есть – это секрет Полишинеля.
«Дело ЮКОСА» было недвусмысленным сигналом всем олигархам России – тех, кто не примет новых правил игры, установленных кланом Путина, ожидает участь Ходорковского и Лебедева. И Сердюков был именно тем человеком, который этот сигнал подал. Он был услышан и принят к сведению. Олигархическую «семибоярщину» отменили. В стране остался только один хозяин – в Кремле. Богачей и сверхбогачей выстроили. За поддержку со стороны государства их обложили поборами, которые вроде бы шли на весьма благородные цели – развитие здравоохранения, поддержку музеев, охрану памятников культуры и т. д., и т. п. На деле же, на эти цели использовалась лишь малая часть подношений власти. Большая – служит обогащению властной верхушки. Наиболее наглядно это продемонстрировала история с сооружением так называемого «Дворца Путина» на берегу Черного моря у д. Прасковеевка по некоему «Проекту Юг». О нем мы узнали в конце декабря 2012 года, когда в Интернете и одновременно в «Вашингтон пост» (См.: «Washington Post», 23.12.2010), а затем и в ряде российских СМИ (См.: «Газета», 23.12.2010; Snob. Ru, 23.06.2011; The New Times, 23.04.2012;) появилось открытое письмо президенту Д. А.Медведеву. Опубликовано оно также на сайте Corruptionfreerussia.com на русском и английском языках. Его автор российский бизнесмен, бывший топменеджер страховой компании «Согаз» Сергей Колесников. Он признал, что основанная им в Петербурге компания по поставке медицинского оборудования превратилась в компанию с многомиллионным оборотом, треть которого уводилась в офшорную структуру отчасти для инвестиций в российскую экономику, отчасти для накоплений на счетах в зарубежных банках. Но со временем инвестиции в экономику обернулись инвестициями исключительно во «дворец Путина» на берегу Черного моря. Колесников в своем письме Медведеву сообщал буквально следующее «Для личного пользования премьер-министра России на побережье Черного моря строится дворец. На сегодняшний день стоимость дворца 1 млрд. долларов США. Достигнуто это было, главным образом, за счет сочетания коррупции, взяточничества и воровства». Как сообщал Колесников, этот дворец в районе Новороссийска, между поселками Прасковеевка и Дивногорский начали строить с 2000 года. Его сооружение было поручено государственной корпорации «Спецстрой России», которая входит в Министерство обороны РФ и специализируется в основном на строительстве военных стратегических объектов. Как утверждает Колесников, к середине 2009 года проект отделки зданий и дизайн интерьеров был утвержден Владимиром Путиным. За последние 11 лет к дворцу на средства из госбюджета проложили асфальтовую дорогу, а для выхода к морю пробили в скалах специальный тоннель. Теперь это – «огромный, в стиле итальянского палаццо, дворец с казино, зимним театром, летним амфитеатром, часовней, плавательными бассейнами, спорткомплексами, вертолетными площадками, ландшафтными парками, чайными домиками, помещениями для обслуживающего персонала, техническими зданиями. Современный вариант Петергофа, царского дворца в окрестностях Санкт-Петербурга», – говорится в письме. Колесникова. Фотографии этого «стратегического объекта» выложены в Интернете. Есть даже снимки из космоса, на которых видна извилистая горная дорога, идущая к нему. Ну, а уж по снимкам интерьера, столь же безвкусного, сколь и дорогого, можно понять, что на него средств не жалели. По утверждению Колесникова, этот дворец и другие объекты строились по «Проекту Юг», который курировал лично В.В.Путин. Именно его он называет действительным собственником всей этой недвижимости, приобретенной частично на пожертвования российских олигархов (первыми внесли свой пай Р.Абрамович – 203 миллиона долларов и С.Мордашов – 14,5 миллиона долларов) и за счет нецелевого использования бюджетных средств. С самого начала работами по проекту якобы руководил сам Колесников, а затем был отстранен от него и за дело взялся, как он пишет, «личный друг Путина» г-н Н.Т. Шамалов (его сотоварищ по теперь уже легендарному кооперативу «Озеро»). Доказать, что дворец и впрямь принадлежит Путину, Колесников не смог. В своем письме президенту Медведеву он сообщил, что «в 2009 году все объекты и земля по «Проекту Юг» были переведены в собственность частной компании ООО «Индокопас», находящейся в единоличной собственности Шамалова через ООО «Рирус». «В период 1991–2008 гг. Шамалов работал сотрудником компании «Siemens AG» и был уволен, когда отказался отвечать на вопросы в ходе внутреннего корпоративного расследования в отношении предполагаемого взяточничества, – пишет Колесников. – В течение 2005–2010 годов нецелевым образом были израсходованы миллиарды рублей непосредственно из госбюджета – на финансирование строительства горной дороги, ЛЭП, специального газопровода. Все эти инфраструктурные сооружения ведут к частной резиденции «Н. Шамалова». Разобраться с этим непростым делом рано или поздно придется, т. к. письмо Колесникова получило не только общероссийскую, но и международную огласку. Что же было сделано? Симптоматично, что сразу же в прессе появились сообщения о том, что и сам Колесников на руку не чист, и у него что-то там было. Это явный намек на то, что по возвращении на Родину, если г-н Колесников на это решится, его уж точно посадят. Попытки наших Дон-Кихотов из числа борцов с коррупцией проникнуть на территорию дворца были жестко пресечены Федеральной службой охраны. Теперь, говорят, там мышь не проскочит.
Кому же эта царская «мыза» в действительности принадлежит? Если бы речь шла об официальной резиденции главы государства или премьер-министра России, то шеф Управления делами президента г-н Кожин не стал бы от нее открещиваться. А он заявил, что его ведомство не строит никаких резиденций ни для Медведева, ни для Путина. Пресс-секретарь Путина г-н Песков, который уже не впервые опровергает слухи о приобретении его шефом дорогостоящих объектов недвижимости в РФ и за рубежом, заявил: «Сообщение газеты Washington Post о том, что у главы российского правительства Владимира Путина якобы есть дворец на Черноморском побережье, не соответствует действительности. Путин не имел и не имеет никакого отношения к этому зданию. Что касается всей остальной информации, то это, скорее, относится к отношению собственности разных физических и юридических лиц, но Путин не имел и не имеет никакого отношения к этому дворцу», – добавил пресс-секретарь премьера (Цит. по РИА-Новости 23.12.2010). «Спецстрой» от комментариев письма Колесникова воздержался – крыть было, видимо, нечем.