Решающую роль в обеспечении дела прогресса он отводил образованию и культуре. Начальное образование – «мерило начала цивилизации». Слово «цивилизация» он употреблял не только в материалистическо-техническом смысле, но понимал его куда более широко, полагая, что с ним в страну должны прийти процветание и культура… В журнале «Viajes» он писал: «Вся совокупность познанных истин составляет знание в данную эпоху; но лишь овладение в максимально широких масштабах всеми плодами земли, предназначенными для разумных существ, и всеми материальными силами для удобства, удовольствия и морального совершенствования как можно большего числа людей характеризует цивилизацию народа». Для меня особенно ценно в просветителе то, что он ратовал за приобщение к цивилизации не избранных элит («десяти тысяч»), а миллионов неимущих и обездоленных. Он писал: «Что нам нужно в первую очередь, так это стать цивилизованными; причем речь идет не о 200 студентах в университетских аудиториях, а о 200 тысяч тех, кто даже не посещает школу».[153]
Смесь кровей в Латинской Америке
Великий Боливар мечтал о мирном, добром сотрудничестве между всеми странами Западного полушария на созванном по его предложению Панамском конгрессе (1826). «Как прекрасно было бы, – писал он, – если бы Панамский перешеек стал для нас тем, чем был Коринфский для греков. Каким счастливым будет тот день, когда здесь соберется Высокий Конгресс, чтобы обсуждать и решать вопросы войны и мира совместно с государствами трех остальных частей света!» Однако провозглашение «доктрины Монро» (1823) показало, что янки иначе видели будущее Латинской Америки. По мере роста их мощи усиливались и их экспансионистские устремления. Вспомним, как президент Т. Джефферсон призвал США постепенно поглощать испанские колонии, как Б. Франклин требовал аннексии Квебека, Новой Шотландии, Флориды, Бермудских и Багамских островов. О том, как янки понимали это будущее, сказал государственный секретарь США Джон Куинси Адамс, заявив, что Куба и Пуэрто-Рико являются «естественным придатком Североамериканского континента и что аннексия Кубы нашим Федеральным союзом необходима для дальнейшего существования и целостности этого союза» (1823). Созданный панамериканский союз (1889), по сути дела, выражал господство лишь одного участника – США. Характерно, что за 122 года состоялось 208 панамериканских конференций, где было подписано более 100 договоров. Однако только один из них был ратифицирован 21 республикой. Об отношении большинства жителей Латинской Америки к империализму янки один из исследователей сказал так: «Южная Америка ненавидит Соединенные Штаты за фальсификацию выборов в этой стране, за мошенничество в торговле, за их нелепого полковника Рузвельта, за их бесцеремонную дипломатию, за профессоров, которые пишут о Латинской Америке, обнаруживая полнейшее невежество, за потопление крейсера «Мэн», за появление на свет Панамской республики, за установление контроля над финансами Гондураса и за захват таможен Доминиканской республики, за пролитую ими кровь и за ликвидацию независимости Никарагуа, за инспирированную ими революцию в Мексике, за вторжение в Вера-Крус, за вздорные претензии к Венесуэле, за так называемый иск Олсопа к Чили, за их посягательства (которые США не слишком стараются скрывать) на Галапагосские острова, принадлежащие Эквадору, и острова Чин-ча, принадлежащие Перу, за постоянные утверждения, что аргентинская статистика не заслуживает доверия, за попытки помешать Бразилии повысить цены на кофе, за захват Пуэрто-Рико, за «поправку Платта» к конституции Кубы, за превращение своих телеграфных агентств и газет в орудия дискредитации всех испано-американских республик, за агрессивную империалистическую политику, за действия против стран Латинской Америки в течение последних 50 лет».[154]
К сожалению, и в Латинской Америке, чье развитие носило преимущественно сельскохозяйственный и латифундистский характер, у власти чаще находились не просветители, а генералы. Там складывалась власть особого типа – невежественный сатрап, окруженный кланами родственников и домочадцев. В такой стране у народа нет ни свобод, ни прогресса, ни благосостояния, ни просвещения. Страна становится добычей интервентов и иностранных монополий. Эта судьба ожидала Кубу, Мексику, другие страны. Мексика добилась независимости в 1821 г. (провозглашена республикой в 1824 г.). Однако ей не повезло: сосед Мексики – быстро растущие и могущественные Соединенные Штаты Америки. С 1820-х гг. в эту страну стал проникать и иностранный капитал (северо-американский и английский). Цели США стали ясны в ходе американо-мексиканской войны 1846–1848 гг. Воспользовавшись тем, что Европу тогда сотрясали революции, янки грубо, по-бандитски, отторгли от Мексики свыше половины ее территории (около 1 млн. кв. км.). Штаты Калифорния, Техас, Аризона, Невада, Колорадо были нагло захвачены и присоединены к США. Вот оно подлинное лицо демократической Америки! Когда либералы в Мексике попытались робко вести антифеодальные реформы, просвещенная Европа и США пришли на помощь внутренней реакции, осуществив интервенцию (так называемая Мексиканская экспедиция 1861–1867 гг.).
Что же за власть установили в Мексике англичане, французы, американцы, столь гордящиеся своими законами, свободами, демократиями, либерализмом и т. д. и т. п.? В 1876–1877 гг. они помогли прийти к власти генералу Порфирио Диасу (1830–1915), как позже Батисте на Кубе. Что привлекло цивилизаторов в сыне дубильщика кож? Почему те сделали из него президента? Да потому, что крупным стервятникам всегда нужен мелкий и ничтожный шакал-президент (слабый, подлый, алчный, трусливый). Чтобы он полностью устранился от решения актуальнейших вопросов страны. Зато славно «дубил кожу» своего народа, погрузив людей в голод, нищету, страдания. Как забывчивы все эти ничтожные политиканы… И чего только эта скотина не наобещала народу, клятвенно заверив, что в Мексике президент может находиться только один срок у власти. Став латифундистом, он тут же забыл о своем обещании. Холуи и его ненасытное окружение создавали ему культ личности. Срок пребывания у власти продлили с 4 до 6 лет, а затем и вообще убрали из законодательства пункт о переизбрании. Диас переизбирался целых 6 раз! Чем не пример для России (мечта губернаторов)! Тем более что и сходство налицо. «Сыновья, зятья, племянники, шурины, – писал один из современников, – заняли все посты». Молодая супруга (почти дочь) президента лично назначала министров. Вы скажете: да это же подлая и отвратительная диктатура. Это если нет лживой прессы и ТВ, что готовы и дьявола объявить святым демократом. Уйма подлецов легко докажет народу: все, что имеет место быть, в высшей степени цивилизованно, все идет по самым что ни на есть демократическим канонам. Президента поддержали сатрапы. Эта банда захватила места в правительстве. Министров меняли, как марионеток. Губернатор находился на посту 34 года! Вот это – «прогресс» и «демократия». Вот это, я понимаю, «цивилизация», о которой мечтают власти.
Совершенно понятно, что итогом правления этой охлократии должна была стать революция. Революция и разразилась в 1910–1917 годах. Она и свергла диктатуру Диаса. Одним из героев революции стал великий сын мексиканского народа Панчо Вилья (1878–1923). Это был человек с «душой ягуара», с сердцем сокола. Другим вождем революции стал Эмилиано Сапата (1879–1919). Вилья вел крестьян севера, Сапата был вождем крестьян юга. Понимая, что президент страны выполняет волю враждебных народу сил, Панчо Вилья окружил резиденцию тогдашнего президента Гутьерреса и обезоружил охрану. Президенту предъявил жесткие требования. «Какой из меня президент, – жаловался Гутьеррес Панчо Вилье, – если вы и Сапата действуете, как вам заблагорассудится! Вы, генерал Вилья, держите под своим контролем железные дороги и телеграф, печатаете деньги. Сапата в Морелосе ведет себя точно Бог. Ваши командиры арестовывают людей и расстреливают их без суда и следствия». Вилья ему ответил так: «Мы живем в военное время. Железные дороги, телеграф, деньги нужны, чтобы вести войну с каракланами (ставленники охлократии. – Авт.). Что же касается расправ с предателями, то мы охотно передадим это дело правительству. Однако правительство бездействует. Бездействует и Конвент; он перебрался в столицу и занимается пустословием. Стране нужны революционные законы, а их нет. Пока их не будет, мои солдаты, представляющие революцию, будут действовать так, как это необходимо для блага народа».[155] Алчность и непомерная жажда власти местных олигархов-латифундистов и корыстные интересы политиков и монополистов США и Англии вынудили народ взяться за оружие. А когда говорят ружья и пушки, музы молчат. Символично заканчивает книгу о восставшей Мексике Дж. Рид: «Когда мы с Фиденчо, обнявшись, проходили по улице, мне вдруг пришло в голову, что подобные представления предшествовали золотому веку театра в Европе – расцвету Ренессанса. Было интересно размышлять, какую форму принял бы Ренессанс в Мексике, если бы он не пришел так поздно. Но уже вокруг узких берегов мексиканского средневековья бушуют огромные волны современной жизни – индустрия, научная мысль, политические теории. Мексиканскому театру придется обойтись без своего золотого века».[156] Перед ним словно широко распахнулся занавес уже иного, капиталистического театра.
Хуан О'Горман. Провозглашение независимости Мексики. 1960–1961
Латинской Америке придется еще не раз пройти через полосу поражений и измен. Здесь на одного Боливара, Идальго, Сан-Мартина, Хосе Марти, Сапату, Вилью, Перона, Кастро, Альенде чаще приходилось по десятку Диасов, Трухильо, Дювалье, Стресснеров, Батист, Сомос и Пиночетов. Правда, латиноамериканские патриоты рано или поздно всегда настигали своих палачей и предателей. В романе великого колумбийского писателя Габриэля Гарсиа Маркеса (1928—) «Осень патриарха» дается и фантастический образ такого диктатора, прожившего то ли сто пятьдесят, то ли двести лет в «эпоху Великого Шума». Этот драматический и одновременно гротескный образ вне времен и вне национальностей. Он с легкостью подойдет и под тип «отца-каудильо», и «отца народов», и «отца демократии» в новой России. Г. Маркес рисует вечного диктатора – «Генерала Вселенной», «властелина времени». Тот указывает истории, который час та должна показывать на своих часах, и даже приказывает смерти убраться восвояси. Но смерть в конце концов настигает тиранов и предателей, самых мерзких и коварных из его окружения. В образе немощного старика, ставшего фактически заложником окружения, легко узнается иная историческая фигура… Следующие строки романа не нуждаются в комментариях: «Новые клевреты обманывали его… чтобы окончательно превратить его в раба собственной власти, в какового он и превращался, впадая в старческий маразм, погружаясь в него все глубже. Он постарался не принимать обман слишком близко к сердцу и попытался примириться с реальной действительностью, издав декрет о восстановлении предприятий, выпускающих отечественную хину и другие лекарства, необходимые для процветания государства, однако действительность оказалась полна таких сюрпризов, которых он все же не ожидал; не ожидал, что так изменился мир, что есть в этой жизни нечто, совершенно не подвластное ему («Как восстанавливать какую бы то ни было промышленность, мой генерал, если у нас не осталось хинного дерева, не осталось какао, не осталось индиго, не осталось ничего за исключением ваших личных богатств, неисчислимых»). Все так же приватизировано, как и в современной России. Даже американские послы похожи. Посол Фишер решительно требовал, чтобы диктатор согласился на высадку в стране морской пехоты – «в соответствии с договором о взаимной помощи». Сторонники тирана выведены в образе прокаженных. Министры-компрадоры горячо советовали ему пойти на все условия могущественной державы: «Пусть возвращаются морские пехотинцы… пусть приходят и берут, что хотят!» (Берите, сколько утащите!). И вскоре у его страны «забрали море» – конечно, не Черное или Балтийское, а Карибское! Море аккуратно разобрали на части, пронумеровали, «чтобы собрать под небом Аризоны», и увезли к себе, в Америку. «Пусть отберут всю родину». Толпа же молча и равнодушно наблюдала за всем этим национальным позором. На улицы не вышел никто! И никто не прокричал: «Долой гринго!» – чтобы тем самым прекратить разграбление отечества. Власть теряла авторитет. Жизнь обездоленных людей проходила вдали от президентского дворца. А там царили обман, ложь, властолюбие, жадность, трусость. Только перед смертью диктатор, наконец, понял: «Никто нас не любит». Терпение народа не бесконечно. Народ, наконец, все же вышел на улицы, патриоты выловили в зданиях и офисах правительства и мэрии последних слуг режима и отдали их на волю стихийного правосудия масс (кого-то побили камнями, кого-то вздернули с «собственным половым органом во рту»). Власть перешла в руки кадровых офицеров. Они заменили старых генералов, прислужников жестокой тирании.[157]
Великий Боливар мечтал о мирном, добром сотрудничестве между всеми странами Западного полушария на созванном по его предложению Панамском конгрессе (1826). «Как прекрасно было бы, – писал он, – если бы Панамский перешеек стал для нас тем, чем был Коринфский для греков. Каким счастливым будет тот день, когда здесь соберется Высокий Конгресс, чтобы обсуждать и решать вопросы войны и мира совместно с государствами трех остальных частей света!» Однако провозглашение «доктрины Монро» (1823) показало, что янки иначе видели будущее Латинской Америки. По мере роста их мощи усиливались и их экспансионистские устремления. Вспомним, как президент Т. Джефферсон призвал США постепенно поглощать испанские колонии, как Б. Франклин требовал аннексии Квебека, Новой Шотландии, Флориды, Бермудских и Багамских островов. О том, как янки понимали это будущее, сказал государственный секретарь США Джон Куинси Адамс, заявив, что Куба и Пуэрто-Рико являются «естественным придатком Североамериканского континента и что аннексия Кубы нашим Федеральным союзом необходима для дальнейшего существования и целостности этого союза» (1823). Созданный панамериканский союз (1889), по сути дела, выражал господство лишь одного участника – США. Характерно, что за 122 года состоялось 208 панамериканских конференций, где было подписано более 100 договоров. Однако только один из них был ратифицирован 21 республикой. Об отношении большинства жителей Латинской Америки к империализму янки один из исследователей сказал так: «Южная Америка ненавидит Соединенные Штаты за фальсификацию выборов в этой стране, за мошенничество в торговле, за их нелепого полковника Рузвельта, за их бесцеремонную дипломатию, за профессоров, которые пишут о Латинской Америке, обнаруживая полнейшее невежество, за потопление крейсера «Мэн», за появление на свет Панамской республики, за установление контроля над финансами Гондураса и за захват таможен Доминиканской республики, за пролитую ими кровь и за ликвидацию независимости Никарагуа, за инспирированную ими революцию в Мексике, за вторжение в Вера-Крус, за вздорные претензии к Венесуэле, за так называемый иск Олсопа к Чили, за их посягательства (которые США не слишком стараются скрывать) на Галапагосские острова, принадлежащие Эквадору, и острова Чин-ча, принадлежащие Перу, за постоянные утверждения, что аргентинская статистика не заслуживает доверия, за попытки помешать Бразилии повысить цены на кофе, за захват Пуэрто-Рико, за «поправку Платта» к конституции Кубы, за превращение своих телеграфных агентств и газет в орудия дискредитации всех испано-американских республик, за агрессивную империалистическую политику, за действия против стран Латинской Америки в течение последних 50 лет».[154]
К сожалению, и в Латинской Америке, чье развитие носило преимущественно сельскохозяйственный и латифундистский характер, у власти чаще находились не просветители, а генералы. Там складывалась власть особого типа – невежественный сатрап, окруженный кланами родственников и домочадцев. В такой стране у народа нет ни свобод, ни прогресса, ни благосостояния, ни просвещения. Страна становится добычей интервентов и иностранных монополий. Эта судьба ожидала Кубу, Мексику, другие страны. Мексика добилась независимости в 1821 г. (провозглашена республикой в 1824 г.). Однако ей не повезло: сосед Мексики – быстро растущие и могущественные Соединенные Штаты Америки. С 1820-х гг. в эту страну стал проникать и иностранный капитал (северо-американский и английский). Цели США стали ясны в ходе американо-мексиканской войны 1846–1848 гг. Воспользовавшись тем, что Европу тогда сотрясали революции, янки грубо, по-бандитски, отторгли от Мексики свыше половины ее территории (около 1 млн. кв. км.). Штаты Калифорния, Техас, Аризона, Невада, Колорадо были нагло захвачены и присоединены к США. Вот оно подлинное лицо демократической Америки! Когда либералы в Мексике попытались робко вести антифеодальные реформы, просвещенная Европа и США пришли на помощь внутренней реакции, осуществив интервенцию (так называемая Мексиканская экспедиция 1861–1867 гг.).
Что же за власть установили в Мексике англичане, французы, американцы, столь гордящиеся своими законами, свободами, демократиями, либерализмом и т. д. и т. п.? В 1876–1877 гг. они помогли прийти к власти генералу Порфирио Диасу (1830–1915), как позже Батисте на Кубе. Что привлекло цивилизаторов в сыне дубильщика кож? Почему те сделали из него президента? Да потому, что крупным стервятникам всегда нужен мелкий и ничтожный шакал-президент (слабый, подлый, алчный, трусливый). Чтобы он полностью устранился от решения актуальнейших вопросов страны. Зато славно «дубил кожу» своего народа, погрузив людей в голод, нищету, страдания. Как забывчивы все эти ничтожные политиканы… И чего только эта скотина не наобещала народу, клятвенно заверив, что в Мексике президент может находиться только один срок у власти. Став латифундистом, он тут же забыл о своем обещании. Холуи и его ненасытное окружение создавали ему культ личности. Срок пребывания у власти продлили с 4 до 6 лет, а затем и вообще убрали из законодательства пункт о переизбрании. Диас переизбирался целых 6 раз! Чем не пример для России (мечта губернаторов)! Тем более что и сходство налицо. «Сыновья, зятья, племянники, шурины, – писал один из современников, – заняли все посты». Молодая супруга (почти дочь) президента лично назначала министров. Вы скажете: да это же подлая и отвратительная диктатура. Это если нет лживой прессы и ТВ, что готовы и дьявола объявить святым демократом. Уйма подлецов легко докажет народу: все, что имеет место быть, в высшей степени цивилизованно, все идет по самым что ни на есть демократическим канонам. Президента поддержали сатрапы. Эта банда захватила места в правительстве. Министров меняли, как марионеток. Губернатор находился на посту 34 года! Вот это – «прогресс» и «демократия». Вот это, я понимаю, «цивилизация», о которой мечтают власти.
Совершенно понятно, что итогом правления этой охлократии должна была стать революция. Революция и разразилась в 1910–1917 годах. Она и свергла диктатуру Диаса. Одним из героев революции стал великий сын мексиканского народа Панчо Вилья (1878–1923). Это был человек с «душой ягуара», с сердцем сокола. Другим вождем революции стал Эмилиано Сапата (1879–1919). Вилья вел крестьян севера, Сапата был вождем крестьян юга. Понимая, что президент страны выполняет волю враждебных народу сил, Панчо Вилья окружил резиденцию тогдашнего президента Гутьерреса и обезоружил охрану. Президенту предъявил жесткие требования. «Какой из меня президент, – жаловался Гутьеррес Панчо Вилье, – если вы и Сапата действуете, как вам заблагорассудится! Вы, генерал Вилья, держите под своим контролем железные дороги и телеграф, печатаете деньги. Сапата в Морелосе ведет себя точно Бог. Ваши командиры арестовывают людей и расстреливают их без суда и следствия». Вилья ему ответил так: «Мы живем в военное время. Железные дороги, телеграф, деньги нужны, чтобы вести войну с каракланами (ставленники охлократии. – Авт.). Что же касается расправ с предателями, то мы охотно передадим это дело правительству. Однако правительство бездействует. Бездействует и Конвент; он перебрался в столицу и занимается пустословием. Стране нужны революционные законы, а их нет. Пока их не будет, мои солдаты, представляющие революцию, будут действовать так, как это необходимо для блага народа».[155] Алчность и непомерная жажда власти местных олигархов-латифундистов и корыстные интересы политиков и монополистов США и Англии вынудили народ взяться за оружие. А когда говорят ружья и пушки, музы молчат. Символично заканчивает книгу о восставшей Мексике Дж. Рид: «Когда мы с Фиденчо, обнявшись, проходили по улице, мне вдруг пришло в голову, что подобные представления предшествовали золотому веку театра в Европе – расцвету Ренессанса. Было интересно размышлять, какую форму принял бы Ренессанс в Мексике, если бы он не пришел так поздно. Но уже вокруг узких берегов мексиканского средневековья бушуют огромные волны современной жизни – индустрия, научная мысль, политические теории. Мексиканскому театру придется обойтись без своего золотого века».[156] Перед ним словно широко распахнулся занавес уже иного, капиталистического театра.
Латинской Америке придется еще не раз пройти через полосу поражений и измен. Здесь на одного Боливара, Идальго, Сан-Мартина, Хосе Марти, Сапату, Вилью, Перона, Кастро, Альенде чаще приходилось по десятку Диасов, Трухильо, Дювалье, Стресснеров, Батист, Сомос и Пиночетов. Правда, латиноамериканские патриоты рано или поздно всегда настигали своих палачей и предателей. В романе великого колумбийского писателя Габриэля Гарсиа Маркеса (1928—) «Осень патриарха» дается и фантастический образ такого диктатора, прожившего то ли сто пятьдесят, то ли двести лет в «эпоху Великого Шума». Этот драматический и одновременно гротескный образ вне времен и вне национальностей. Он с легкостью подойдет и под тип «отца-каудильо», и «отца народов», и «отца демократии» в новой России. Г. Маркес рисует вечного диктатора – «Генерала Вселенной», «властелина времени». Тот указывает истории, который час та должна показывать на своих часах, и даже приказывает смерти убраться восвояси. Но смерть в конце концов настигает тиранов и предателей, самых мерзких и коварных из его окружения. В образе немощного старика, ставшего фактически заложником окружения, легко узнается иная историческая фигура… Следующие строки романа не нуждаются в комментариях: «Новые клевреты обманывали его… чтобы окончательно превратить его в раба собственной власти, в какового он и превращался, впадая в старческий маразм, погружаясь в него все глубже. Он постарался не принимать обман слишком близко к сердцу и попытался примириться с реальной действительностью, издав декрет о восстановлении предприятий, выпускающих отечественную хину и другие лекарства, необходимые для процветания государства, однако действительность оказалась полна таких сюрпризов, которых он все же не ожидал; не ожидал, что так изменился мир, что есть в этой жизни нечто, совершенно не подвластное ему («Как восстанавливать какую бы то ни было промышленность, мой генерал, если у нас не осталось хинного дерева, не осталось какао, не осталось индиго, не осталось ничего за исключением ваших личных богатств, неисчислимых»). Все так же приватизировано, как и в современной России. Даже американские послы похожи. Посол Фишер решительно требовал, чтобы диктатор согласился на высадку в стране морской пехоты – «в соответствии с договором о взаимной помощи». Сторонники тирана выведены в образе прокаженных. Министры-компрадоры горячо советовали ему пойти на все условия могущественной державы: «Пусть возвращаются морские пехотинцы… пусть приходят и берут, что хотят!» (Берите, сколько утащите!). И вскоре у его страны «забрали море» – конечно, не Черное или Балтийское, а Карибское! Море аккуратно разобрали на части, пронумеровали, «чтобы собрать под небом Аризоны», и увезли к себе, в Америку. «Пусть отберут всю родину». Толпа же молча и равнодушно наблюдала за всем этим национальным позором. На улицы не вышел никто! И никто не прокричал: «Долой гринго!» – чтобы тем самым прекратить разграбление отечества. Власть теряла авторитет. Жизнь обездоленных людей проходила вдали от президентского дворца. А там царили обман, ложь, властолюбие, жадность, трусость. Только перед смертью диктатор, наконец, понял: «Никто нас не любит». Терпение народа не бесконечно. Народ, наконец, все же вышел на улицы, патриоты выловили в зданиях и офисах правительства и мэрии последних слуг режима и отдали их на волю стихийного правосудия масс (кого-то побили камнями, кого-то вздернули с «собственным половым органом во рту»). Власть перешла в руки кадровых офицеров. Они заменили старых генералов, прислужников жестокой тирании.[157]
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента