Страница:
– Сын.
– Чему ж ты его учишь, папа грёбаный?!
Парню на вид было лет семнадцать, не больше. Он злобно, зверёнышем, зыркал на окружающих из-под мохнатого козырька шапки, и постоянно сморкался.
– Не трогайте парня. – Повторил отец.
– Не тронем. Он, и так уже, весь в соплях.
Пока Серж опутывал мужика верёвкой, Вован привязал другой конец к торчавшей из полыньи проволоке и продёрнул её подо льдом. Между полыньями было около тридцати шагов.
– Я, думаю, объяснять вам не надо. Раз к сетям лезете, значит, знаете рыбацкий закон. – Закуривая, сказал Терёхин и Вован понял, что «экзекуции» не избежать. Пленники молчали. Начальник показал большим пальцем вниз, что означало приступить к исполнению наказания. Серж подтолкнул мужика к проруби. Только теперь поняв, что происходит, парень истерически закричал на всю вселенную:
– Ба-а-тя-а!! – И, сбив с ног Терёхина, кинулся к отцу. Тот на него строго посмотрел и прикрикнул:
– Молчи! Иначе эти уроды и тебя протащат!..
Он подал сыну шапку и сам опустился в полынью, исчезнув под плавающими на поверхности тёмной воды льдинками. Серж подбежал ко второй проруби, и стал помогать Вовану, тянуть бечёвку, с мужиком на другом конце.
– Смотри, и запомни. Это будет с каждым, кто придёт красть. – Говорил беззвучно плачущему пацану, разгневанный Терёхин. Начальнику процедура показалась затянувшейся, и он прикрикнул на подчинённых:
– Поживей тащить не можете?!
– Да, все! Вот он…
Из полыньи показалась мокрая хрипящая голова. Мужик откашлялся, опёрся локтями об лёд и ловко, будто пробка от «Шампанского», выскочил из воды. Он еще с минуту мотал головой и кашлял, потом заговорил пополам с матом.
– Рыбаки хреновы! Узел как надо вязать не умеете! Хорошо, хоть конец догадался на руку намотать… Чуть там не оставили, гады!
– А, туда и дорога! – Ответил ему Серж, наматывая на руку замерзающую бечёвку.
– Между прочим, настоящие рыбаки после такого дела спиртом потчуют. – Разговорился осмелевший мужик.
– Может тебе пару тёлок на ночь, для полного счастья? – съязвил Вован, ещё не вышедший из роли палача.
– Тёлок ваших мне не надо. А от пары рыбин я бы не отказался, ради праздничка.
– Можем дать, но только по башке. – Ответил ему Вован, усмехаясь.
Терёхин скомкал сеть, зажал ее под мышкой и, махнув своим рукой, заскользил в сторону землянки, оставляя рыбу и рюкзаки незваным гостям. Мороз усилился и теперь пощипывал вспотевший нос и щёки.
В первый день Нового года, выпало дежурить инструктору Палычу и новому рыбаку Санче, успевшему уже обуркаться в коллективе. Сам Терёхин, пошел домой, проведать жену, и обещал вернуться к ночи, для усиления праздничного дежурства. А, пока, остальные члены бригады были распущены на выходной.
День выдался ясный и морозный. По реке, кроме двух десятков заядлых любителей подлёдного лова ни кто не шастал. Любители не питали интереса к чужим снастям, у них он другой, особенный. Поэтому всё вокруг было спокойно и празднично.
Во второй половине дня, когда речная равнина опустела, Палыч рассмотрел в бинокль, человек десять, беспорядочной толпой идущих в их направлении. Они шли, возбужденно размахивая руками, и ничуть не были похожи на рыболовов-любителей. Присмотревшись, он отчетливо увидел на плечах некоторых из них, увесистые берёзовые колья. Чем ближе они подходили, тем яснее угадывались их намерения. Палыч, с испуганным видом, вбежал в землянку и, заикаясь, закричал:
– С-санчо, б-блин!.. Давай одевайся, б-бежим отсюда, пока они далече!
– Кто? – поперхнулся чаем напарник.
– Толпа пьяных м-мужиков! В бинокль видел, с-сюда идут. Наверняка за «экзекуцию» мстить!
– Нас тута не было. Чего нам бояться? Поладим.
– К-какое, на хрен, «поладим»?! Ты на их рожи-то погляди. – Палыч нервно сунул бинокль Санче в руки. Тот неторопливо вышел, оглядел реку и наткнулся взглядом на толпу. Вернувшись в землянку, он тоже начал торопливо одеваться.
– Действительно, лучше отсюда рвать когти!
– Я, и, говорю, что тикать надо! – Нетерпеливо переступал с ноги на ногу, у порога Палыч.
Заперев за собой дверь, они вприпрыжку, припустили в сторону посёлка.
Запыхавшиеся рыбаки, прибежали прямо домой к Терёхину, и наперебой рассказали получившуюся ситуацию, опасаясь, как бы тот на них не разгневался. Но начальник в коей-то мере предвидевший такой расклад, подумав, сказал:
– Так ружьё же там есть… и, патроны. Пугнули бы.
– Ага, пугнёшь! Они же пьяные все!
– Ну, ладно. Соберите наших, кто потрезвее. Которые в окурках, тех не надо. А то наломают дров…
Через полчаса вся бригада была в сборе. Отдыхающие от смены, на начальника старались не дышать и диалог вести рассудительно.
– Может пацанов на них поднять? Они в клубе постоянно с деревенскими цапаются.
– Еще не хватало! – Тут же воспротивился Палыч, имевший двоих сыновей подростков.
– Ерундой заниматься не будем. – Сказал Терёхин. – Посидите здесь. Я сейчас.
Он зашёл в комнату и закрыл за собой дверь. Там отпер ключиком нижний ящик комода, достал пистолет и сунул в ручку обойму. Запасную положил в карман штанов. Всё это было проделано быстро и незаметно от жены, не понимавшей, что же происходит.
– Чего стряслось-то? – наконец спросила Нина Ивановна.
– Да так… Мужики волков испугались. – Усмехнулся в ответ муж.
Когда бригада вышла на улицу, начальник их остановил и негромко сказал:
– Значит так: пока идем посёлком, об этом не звука. Колья вырубим в перелеске.
Подойдя к реке, они увидели чёрные клубы дыма, вертикально поднимавшиеся с того места, где была рыболовная база. Рыбаки озабоченно переглянулись.
– Землянку запалили, паразиты! – Сделал вывод Терёхин, хотя это и без него всем было ясно. Вдобавок ко всему, оттуда послышались беспорядочные ружейные выстрелы.
– Патроны детонируют. Значит, и деньги тоже накрылись. – Проговорил начальник спокойно, будто речь шла о чем-то незначительном.
– А-а, сколько денег?.. – взволнованно спросил Серж.
– Все, сколько было.
– А, сколько было? – переспросил Серж.
– До хрена… – чуть слышно буркнул Терёхин, глядя на клубы дыма.
– Да за такие дела!.. – Взъерепенился Вован. – Айда накатим этим ублюдкам, как положено!
– Пошли. – Переложил кол с одного плеча на другое Серж. Казалось мужиков от побоища, будет не удержать. Но, завидев отходивших от острова людей, удовлетворённых содеянным, Терёхин громко приказал, рванувшимся вперёд рыбакам:
– Стойте!
Мужики остановились, вопросительно поглядывая на начальника. Тот глубоко вздохнул, выпуская изо рта пар и тихо, но твёрдо добавил:
– Пусть уходят.
– Да как же, Михалыч?! Они же сами пришли. Нам за это ничего не грозит.
– Не кипятись. Тут наверняка, сынуля ночного гостя, эту акцию организовал. Выстрелов испугались салажата. Не будем усугублять. Пусть уходят. Мы иначе сделаем. Их папаши нам новые хоромы отстроят. Давайте пока покурим…
Слукавил Лука Михайлович, насчет денег. Уж очень удобный случай подвернулся, чтобы списать утаённую сумму. Ещё накануне он отнес все деньги домой, предчувствуя нечто недоброе после этой самой «экзекуции». И, теперь, он выжидал пока уйдут малолетки, не из гуманных соображений, а чтобы успело все сгореть дотла.
– Ладно, пошли. – Сказал он, хмурясь, когда дым над островом рассеялся.
Глава 8
Глава 9
– Чему ж ты его учишь, папа грёбаный?!
Парню на вид было лет семнадцать, не больше. Он злобно, зверёнышем, зыркал на окружающих из-под мохнатого козырька шапки, и постоянно сморкался.
– Не трогайте парня. – Повторил отец.
– Не тронем. Он, и так уже, весь в соплях.
Пока Серж опутывал мужика верёвкой, Вован привязал другой конец к торчавшей из полыньи проволоке и продёрнул её подо льдом. Между полыньями было около тридцати шагов.
– Я, думаю, объяснять вам не надо. Раз к сетям лезете, значит, знаете рыбацкий закон. – Закуривая, сказал Терёхин и Вован понял, что «экзекуции» не избежать. Пленники молчали. Начальник показал большим пальцем вниз, что означало приступить к исполнению наказания. Серж подтолкнул мужика к проруби. Только теперь поняв, что происходит, парень истерически закричал на всю вселенную:
– Ба-а-тя-а!! – И, сбив с ног Терёхина, кинулся к отцу. Тот на него строго посмотрел и прикрикнул:
– Молчи! Иначе эти уроды и тебя протащат!..
Он подал сыну шапку и сам опустился в полынью, исчезнув под плавающими на поверхности тёмной воды льдинками. Серж подбежал ко второй проруби, и стал помогать Вовану, тянуть бечёвку, с мужиком на другом конце.
– Смотри, и запомни. Это будет с каждым, кто придёт красть. – Говорил беззвучно плачущему пацану, разгневанный Терёхин. Начальнику процедура показалась затянувшейся, и он прикрикнул на подчинённых:
– Поживей тащить не можете?!
– Да, все! Вот он…
Из полыньи показалась мокрая хрипящая голова. Мужик откашлялся, опёрся локтями об лёд и ловко, будто пробка от «Шампанского», выскочил из воды. Он еще с минуту мотал головой и кашлял, потом заговорил пополам с матом.
– Рыбаки хреновы! Узел как надо вязать не умеете! Хорошо, хоть конец догадался на руку намотать… Чуть там не оставили, гады!
– А, туда и дорога! – Ответил ему Серж, наматывая на руку замерзающую бечёвку.
– Между прочим, настоящие рыбаки после такого дела спиртом потчуют. – Разговорился осмелевший мужик.
– Может тебе пару тёлок на ночь, для полного счастья? – съязвил Вован, ещё не вышедший из роли палача.
– Тёлок ваших мне не надо. А от пары рыбин я бы не отказался, ради праздничка.
– Можем дать, но только по башке. – Ответил ему Вован, усмехаясь.
Терёхин скомкал сеть, зажал ее под мышкой и, махнув своим рукой, заскользил в сторону землянки, оставляя рыбу и рюкзаки незваным гостям. Мороз усилился и теперь пощипывал вспотевший нос и щёки.
В первый день Нового года, выпало дежурить инструктору Палычу и новому рыбаку Санче, успевшему уже обуркаться в коллективе. Сам Терёхин, пошел домой, проведать жену, и обещал вернуться к ночи, для усиления праздничного дежурства. А, пока, остальные члены бригады были распущены на выходной.
День выдался ясный и морозный. По реке, кроме двух десятков заядлых любителей подлёдного лова ни кто не шастал. Любители не питали интереса к чужим снастям, у них он другой, особенный. Поэтому всё вокруг было спокойно и празднично.
Во второй половине дня, когда речная равнина опустела, Палыч рассмотрел в бинокль, человек десять, беспорядочной толпой идущих в их направлении. Они шли, возбужденно размахивая руками, и ничуть не были похожи на рыболовов-любителей. Присмотревшись, он отчетливо увидел на плечах некоторых из них, увесистые берёзовые колья. Чем ближе они подходили, тем яснее угадывались их намерения. Палыч, с испуганным видом, вбежал в землянку и, заикаясь, закричал:
– С-санчо, б-блин!.. Давай одевайся, б-бежим отсюда, пока они далече!
– Кто? – поперхнулся чаем напарник.
– Толпа пьяных м-мужиков! В бинокль видел, с-сюда идут. Наверняка за «экзекуцию» мстить!
– Нас тута не было. Чего нам бояться? Поладим.
– К-какое, на хрен, «поладим»?! Ты на их рожи-то погляди. – Палыч нервно сунул бинокль Санче в руки. Тот неторопливо вышел, оглядел реку и наткнулся взглядом на толпу. Вернувшись в землянку, он тоже начал торопливо одеваться.
– Действительно, лучше отсюда рвать когти!
– Я, и, говорю, что тикать надо! – Нетерпеливо переступал с ноги на ногу, у порога Палыч.
Заперев за собой дверь, они вприпрыжку, припустили в сторону посёлка.
Запыхавшиеся рыбаки, прибежали прямо домой к Терёхину, и наперебой рассказали получившуюся ситуацию, опасаясь, как бы тот на них не разгневался. Но начальник в коей-то мере предвидевший такой расклад, подумав, сказал:
– Так ружьё же там есть… и, патроны. Пугнули бы.
– Ага, пугнёшь! Они же пьяные все!
– Ну, ладно. Соберите наших, кто потрезвее. Которые в окурках, тех не надо. А то наломают дров…
Через полчаса вся бригада была в сборе. Отдыхающие от смены, на начальника старались не дышать и диалог вести рассудительно.
– Может пацанов на них поднять? Они в клубе постоянно с деревенскими цапаются.
– Еще не хватало! – Тут же воспротивился Палыч, имевший двоих сыновей подростков.
– Ерундой заниматься не будем. – Сказал Терёхин. – Посидите здесь. Я сейчас.
Он зашёл в комнату и закрыл за собой дверь. Там отпер ключиком нижний ящик комода, достал пистолет и сунул в ручку обойму. Запасную положил в карман штанов. Всё это было проделано быстро и незаметно от жены, не понимавшей, что же происходит.
– Чего стряслось-то? – наконец спросила Нина Ивановна.
– Да так… Мужики волков испугались. – Усмехнулся в ответ муж.
Когда бригада вышла на улицу, начальник их остановил и негромко сказал:
– Значит так: пока идем посёлком, об этом не звука. Колья вырубим в перелеске.
Подойдя к реке, они увидели чёрные клубы дыма, вертикально поднимавшиеся с того места, где была рыболовная база. Рыбаки озабоченно переглянулись.
– Землянку запалили, паразиты! – Сделал вывод Терёхин, хотя это и без него всем было ясно. Вдобавок ко всему, оттуда послышались беспорядочные ружейные выстрелы.
– Патроны детонируют. Значит, и деньги тоже накрылись. – Проговорил начальник спокойно, будто речь шла о чем-то незначительном.
– А-а, сколько денег?.. – взволнованно спросил Серж.
– Все, сколько было.
– А, сколько было? – переспросил Серж.
– До хрена… – чуть слышно буркнул Терёхин, глядя на клубы дыма.
– Да за такие дела!.. – Взъерепенился Вован. – Айда накатим этим ублюдкам, как положено!
– Пошли. – Переложил кол с одного плеча на другое Серж. Казалось мужиков от побоища, будет не удержать. Но, завидев отходивших от острова людей, удовлетворённых содеянным, Терёхин громко приказал, рванувшимся вперёд рыбакам:
– Стойте!
Мужики остановились, вопросительно поглядывая на начальника. Тот глубоко вздохнул, выпуская изо рта пар и тихо, но твёрдо добавил:
– Пусть уходят.
– Да как же, Михалыч?! Они же сами пришли. Нам за это ничего не грозит.
– Не кипятись. Тут наверняка, сынуля ночного гостя, эту акцию организовал. Выстрелов испугались салажата. Не будем усугублять. Пусть уходят. Мы иначе сделаем. Их папаши нам новые хоромы отстроят. Давайте пока покурим…
Слукавил Лука Михайлович, насчет денег. Уж очень удобный случай подвернулся, чтобы списать утаённую сумму. Ещё накануне он отнес все деньги домой, предчувствуя нечто недоброе после этой самой «экзекуции». И, теперь, он выжидал пока уйдут малолетки, не из гуманных соображений, а чтобы успело все сгореть дотла.
– Ладно, пошли. – Сказал он, хмурясь, когда дым над островом рассеялся.
Глава 8
От землянки осталась только ямка с дотлевающими в ней головешками. Склад с рыбой оставался нетронутым, хотя вокруг него тоже было натоптано. Мужиков, что должны были дежурить, Терёхин отправил к сетям, а тех которые на выходном, по домам. Сам он, забросав чадящие головешки снегом, зашёл на пепелище. Металлический шкаф стоял в углу, вздувшийся от жары и потрескавшийся в местах сварки от разрывов патронов. Замок оставался на месте, как ни в чём не бывало. Лука Михайлович вынул из кармана ключ и легко его отпер.
– «Вишь, ты! Фирма». – Подумал он про себя, заглядывая внутрь шкафа.
Неожиданно, сзади под быстрыми шагами, заскрипел снег и перед ним предстал Серж. Это нежданное явление, сначала холодком прошлось по спине и тут же заставило его вспотеть.
– Ты чего здесь? – Терёхин посмотрел на удалявшихся по тропинке мужиков.
– Живот с похмелья прихватило. Пришлось за сараем присесть. Ну, чего тут?
– Да не хрена! – Раздраженно ответил тот, переворачивая шкаф дверцей вниз. – Пошли отселе. У-у! – Погрозил он кулаком кому-то невидимому. Серж, было, шагнул к шкафу, но Терехин его настойчиво остановил, вытянув руку словно шлагбаум.
– Пошли, пошли. Нечего тут…
Серж, скрывая догадку о чём-то нечистом, послушно повернулся и трусцой припустил по тропинке, держась руками за живот. Терёхин с ухмылкой посмотрел в спину своего зама и пошагал вслед за дежурившими рыбаками.
После праздника, Лука Михайлович без особого труда, раздобыл соснового бруса и нанял плотников из города, пообещав им щедро заплатить за работу. Через неделю на месте пепелища стояла новая избушка, с надстройкой на крыше, для обозрения речного простора не выходя из тепла. Чтобы окончательно загладить неприятное воспоминание о ЧП, он устроил новоселье, выдав подзахмелевшим рыбакам внеочередную премию, за что они исполнили для уважаемого шефа казацкую песню «любо, братцы, любо…».
Поздно вечером все разошлись по домам, оставив на дежурстве Сержа с Вованом.
– Слышь, чего скажу!.. – Прошептал Серж, озираясь, будто его мог услышать кто-нибудь не желательный. – Не было в сейфе бабок! Я потом проверил – пепла от них не осталось. Заныкал он их, ещё до пожара!
– Заныкал, так заныкал. – Не вникая в суть, безразлично ответил Вован.
– Да ты не понял. Зажилил начальник бабки!
– Ну, и, пёс с ними!
– Как это? Они же общие!
– А, по мне, хоть какие. Зарплату нормально выдает и то ладно.
– Зарплата три лимона! – Не унимался Серж. – А, так бы – семь, восемь!
– Пёс с ним. Моей макаке, того больше принеси, все равно профукает. Я сейчас здесь, а она наверняка в придорожной кафешке с шофернёй трахается.
– Да, ты что? Твоя Верка?!
– Давно уже. Ещё когда работу потерял, замечать стал… Жрать-то нечего было. Она больше из-за ребятишек пошла. Теперь втянулась – не остановишь. Хуже того, наркотой стала баловаться. А, на эту хрень бабла немало надо.
– Так ты не давай.
– Как не дашь? Делаем вид, будто всё в порядке. Думаю, может опомниться… Когда начинала: под утро притащится домой и на кухню. Варит, парит… Как ни в чём не бывало. Я-то вижу, рожа помятая и перегаром, по всей квартире воняет.
– Ну, и, Веруня! Никогда бы не подумал?!
– Вот, решил до весны потерпеть. Если не исправится, выгоню к чёртовой матери! Ребятишек только жалко. Худо им без матки-то будет, по себе знаю.
– Во, житуха настала! Ну, и, Веруня… Ну, и, Лука Михалыч… – задумчиво произнес Серж.
– Поздно уже. Давай пройдёмся, да спать.
– Пошли. – Согласился Серж, с сочувствием глядя на напарника. – Страшновато без ружьишка-то. Как бы самих эти мстители в подлёдное плавание не отправили.
– Ничего, я с собой топорик прихвачу. – Успокоил коллегу Вован.
В выходной день, Лука Михайлович, приняв за воротник пару стаканов, задумчиво курил, сидя у окна на своем хозяйском месте. Он впервые за все прожитые годы задумался над смыслом жизни: «Раньше было всё ясно: построил дом, родил сына… красавца, посадил в огороде берёзу… мало того – отмазал отпрыска от армии… А, тот взял, да и в тюрьму загремел! Уж лучше бы отслужил, как все. Может, и не было бы никакого сраму? Этот ещё появился. Девку у него увёл… Да чёрт бы с ней, с девкой! Про АРХИВ расспрашивал, тетрадь, какую-то… Если и была какая, так ею давно уже зэки сосранья ещё подтёрлись. А, хитё-ё-ёр! Только тюрьмой пахнуло, сразу в Армию слинял… Да стоит только захотеть, я тебя и оттуда выцеплю! Надо над этим подумать. Засранец каракулевый. Кто ты такой, чтобы чужой документацией интересоваться?! Чего это я все про него? Свой-то как там? За зиму не одного письма… Тоже засранец!» – Лука Михайлович прикурил, наверное, уже десятую папиросу и повернул голову на вход в залу, где сидя у телевизора, вязала носки жена. – Слышь, мать? Поди-ка сюда.
– Набрался, так ложись спать. Будешь тут до полуночи рассусоливать! – Недовольно заворчала Нина Ивановна.
– По делу зову. Чего ты?
– Трезвый так молчит, как чухмеря, а как зенки зальет, и голос сразу прорежется. – Упрекнула его жена, но всё-таки вышла к нему, не прекращая вязания.
– Надумал я к Андрюшке наведаться. Как бы он мне не нагадил, а всё-таки сын.
– Я бы тоже… с тобой! – Обрадовалась Нина Ивановна.
Терёхин выпятил нижнюю губу и покачал указательным пальцем из стороны в сторону.
– Вот тебе туда… ехать не обязательно. Твоё появление сломать его может. Я-то знаю их психологию.
Она поняла, что спорить с мужем бесполезно. Как он задумал, так и будет.
– Ехать, а с работы отпустят?
– Ой, мать, какая у тебя муть в голове! Ведь, я же всё-таки, начальник. – Выразительно и членораздельно произнёс Терёхин, постучав себя в грудь. – Сегодня суббота?
– Суббота, суббота. – С готовностью ответила Нина Ивановна и спицы в её пальцах заработали ещё быстрее.
– Значит, в понедельник поеду. – Решил Лука Михайлович и тяжело поднявшись, пошёл спать.
Работы Андрей не боялся, поэтому «статус мужика» ему присвоили сразу. Правда постоянно приставали активисты, склоняя к стукачеству, но он как-то не выдержал и психанул, порвав на груди кальсонку:
– Не буду стучать! – Гаркнул он на весь коридор барака так, что из дверей комнат высунулись любопытные стриженые головы. – Лучше прямо сейчас меня кончите!
Активисты поухмылялись и, опасаясь бузы, ушли. Мужики посоветовали в одиночку по зоне не ходить, а если «красные» не отвяжутся, сказать об этом ворам. Те их вмиг на место поставят, потому как Андрюха мужик правильный.
Со временем все это подзабылось, но всё равно приходилось держать ухо востро, так как жизнь на зоне была полна неожиданностей. Так однажды, вернувшись уставшим с делянки, Андрей умылся и вытирал лицо шершавым вафельным полотенцем. Вдруг сзади его кто-то нежно тронул за локоть. Он резко обернулся и сделал шаг в сторону. Перед ним, улыбаясь, стоял Ковач, один из активистов. Сначала Андрей чуть замешкался но, увидев взгляды мужиков, искоса следящие за ними, словно взбесился! С налившимися кровью глазами, он набросился на активиста и, схватив того за горло, принялся душить. Ковач был намного крепче Андрея и, изловчившись, отшвырнул его к стене. Андрей, ударившись головой, проломил кафельную плитку но, поднявшись, снова кинулся на активиста. Мужики встали между ними.
– Вальтанулся, что ли?! – Изменившись в лице, потирая ладонью горло, прохрипел активист, с опаской поглядывая на оторвавшихся от своих дел зэков. – К начальнику иди, зовет!
Наступила минутная тишина и только из коридора слышались чёткие шаги удалявшегося активиста. Теряясь в догадках, Андрей отнёс туалетные принадлежности в тумбочку и быстро одевшись, направился к начальству. В дверях он остановился и оглянулся. Зэки с сочувствием смотрели ему вслед.
– Если, что… Не поминайте лихом. – На всякий случай сказал он, грустно улыбнувшись.
В кабинете кроме хозяина, сидел замполит, отрядный и стоял спиной, глядя в окно, кто-то еще, в новом военном мундире.
– Ну, чего топчешься? – весело сказал хозяин. – Проходи. Бери, вон, стул…
Андрей неторопливо, вразвалку, подошел к столу и, стараясь не на кого не смотреть, присел на край стула.
– Ты зачем Ковачу в горло вцепился? – мягким тоном спросил начальник.
Андрей боднул головой воздух и, ухмыльнувшись, ответил:
– Да не было этого, гражданин начальник.
– «Гражданин начальник»! – Передразнил его замполит. – Мы за него хлопочем… Документы на досрочное освобождение готовим, а он активистов душить удумал.
Последние слова на осужденного произвели огромное впечатление, но он упрямо повторил:
– Не было этого.
Краем глаза он заметил, как трясется от смеха спина стоящего у окна офицера. И, тот не выдержав, повернулся. Андрей увидел смеющееся лицо отца. Он на мгновение закрыл глаза, прогоняя наваждение. Отцовский голос произнёс:
– Сколько раз я говорил, что нынешний режим в ИТКа, не исправляет, а напротив… Вот наглядный пример! Года не прошло, а он уже натуральный уголовник. Ну, здравствуй, сынок. – Отец не обнял его, а протянул руку ладонью вверх. Андрея сдерживала новая отцовская форма, непривычно величественно сидевшая на родителе и эта казённая обстановка, иначе он бы, как ребёнок, кинулся отцу на шею.
– Батя?! – Прошептал он, забыв даже пожать отцовскую широкую ладонь. Он всматривался в родное лицо и яростно кусал губы, чтобы не разрыдаться при начальстве.
Через сутки, когда отец уехал, его перевели работать на кухню, помощником хлебореза.
– Смотри, – сказал начальник, – будешь дуру гнать – порву документы на досрочку. Так, брал Ковача за горло? – Андрей, молча, опустил голову. – Ладно, иди, работай. Герой-геморрой, блин!
На пятый день работы в хлеборезке, Андрей решил обратиться к начальству с просьбой о переводе его обратно на лесоповал. Хлеборез, большеголовый с мясистым носом и с не сходящими мешками из-под глаз, вопреки всем зоновским правилам, начал осторожно домогаться до нового помощника. В комнате для курения, где отдыхал в перерыве Андрей, он появился, играя длинным кухонным ножом, похожим на кинжал. Подсев к нему вплотную, хлеборез в отвратительной улыбке растянул свой нос по щекам.
– Тоскливо? – спросил он шепотом. – Может, развлечёмся?.. Уж больно мордаха у тебя смазливая. – Он толстыми пальцами коснулся потной шеи Андрея.
– Да ты чего, мужик, с ума съехал?! – Как ошпаренный вскочил с места помощник.
– Вот тут ты глубоко ошибаешься. – Похлопывая плоскостью лезвия по ладони, медленно приподнимаясь, проговорил хлеборез. – Мужиком я никогда не был и не буду. Мужики в колхозах, а их нынче ликвидируют. – Следуя на выход, он снова приблизился, прижав лезвие ножа к горлу Андрея, и улыбаясь, прошептал прямо в лицо. – Я, не тороплю. Ты, подумай. Я никому ни звука… Жить будешь хорошо-о… – Последние слова, он будто спелую ягоду причмокнул языком к нёбу.
Оставшись один, Андрей от собственной беспомощности почувствовал нервный колотун.
– Суки! Козлы все! – Беззвучно ругался он, стуча кулаком в свою ладонь. – И, начальники, все козлы! На кой мне сдалась эта хлеборезка?! Я бы и в лесу своё догорбатил!..
… К счастью начальник оказался на месте. Андрей постучал по наличнику и, не дожидаясь приглашения, вошёл в обшитую дерматином дверь.
– Здрасте.
– А-а, Терёхин! – Будто обрадовался начальник. – Проходи, рассказывай.
Андрей растерялся.
– А, чего рассказывать? – насторожённо спросил он.
– Так… ко мне просто так никто не ходит, по доброй воле. Тем более с нарушением субординации. Я же вижу, что ты весь взъерошенный, как воробей после драки.
– Не было никакой драки, гражданин начальник…
– Так, что было? Хлеборез приставал?
От этого вопроса у Андрея нервно дёрнулось веко. Начальник пользовался его приходом, чтобы склонить его к стукачеству. Андрей опустил голову, помял в руках головной убор и, кашлянув в него, безнадёжно спросил:
– А, нельзя… мне обратно в бригаду?
– Фь-ю-ить! – Присвистнул начальник, задрав нос в потолок. – Вот, уж, нарожала… матушка дураков! – Он никак не думал, что Терёхин младший добровольно попросится обратно на лесоповал. Они недолго помолчали. Начальник крутанулся в кресле и с усталым видом произнёс:
– Чёрт с тобой, Терёхин. В бригаду, так в бригаду. Только поторопись, пока твою «шконку» не заняли.
– Так я пойду? – обрадовался Андрей.
– Ступай, с глаз моих. – Отмахнулся начальник. – Отец спросит, скажешь сам мол… А-то подумает про нас чего нехорошее.
– Спасибо вам, большое!
– Слабачё-о-ок. – Сказал начальник сам себе, когда осужденный скрылся за дверью. – При первом же нажиме дрищет. Только из-за щедрости отца твоего и выпущу «по половинке», сморчок.
На другой день, Андрей снова работал на лесоповале. Его радовал шум бензопил, треск падающих ёлок, барабанная дробь дятла во время перекура и даже попадавший за воротник снег, обдававший кожу приятным холодком. Только теперь он понял, что здесь на настоящей работе, время летит намного быстрей, приближая день освобождения.
Незаметно наступила весна, а за ней и лето, знойное, полное кровососущих насекомых. Лес гудел не только от работавшей техники, но и от мириад насекомых, с которыми птицы были не в силах справляться.
Во второй половине дня Андрея окликнул бугор, сурового вида рецидивист:
– Терёхин!
– Здесь я.
– Поди сюда. Вон на той делянке, берёзки свалили. Сходи, навяжи штук полста веников. За то обещали чайком побаловать.
– Сделаем. – Ответил довольный Андрей. Не всегда удается побыть одному, особенно в таком дремучем лесу. Да и приятно было осмысливать, что тебе доверяют. Уставшие ноги привели его к штабелю берёзовых хлыстов. Рядом лежала куча свежих обрубленных сучьев. Не теряя не минуты, он принялся за дело. Через пару часов веники вялились на солнце. Удовлетворённый проделанной за короткий срок работой, он оглядел лес и, забравшись на кучу, стал наслаждаться запахом берёзовых листьев, рассматривая на голубом небе кучевые облака причудливой формы. Он не заметил, как заснул. Проснулся от приближавшегося к нему звонкого лая овчарки. Протерев глаза, и оглядевшись, Андрей понял, что проспал очень долго, и бригада в лагерь уехала без него. В груди захолонуло – после поверки по нему объявили розыск!..
…Увидев зэка, собака в бешеном азарте, вырвала повод из рук юного краснопогонника, и с оскаленной слюнявой пастью буквально влетела на кучу веток, без разбору хватая его острыми зубами за руки, за ноги, за всё, где только было можно прокусить одежду. Андрей, собравшись в комок, лежал неподвижно, закрывая голову руками и, пряча лицо в пахучие листья. На мгновенье ему показалось, что это конец. Сейчас эта тварь доберется до горла, но прозвучавший резкий окрик, заставил псину отступиться от жестокой процедуры. Тут подоспело другое отделение. Тоже с собакой, только совсем другой породы.
– Встать! – Скомандовали ему.
Андрей поднялся, осматривая свои в кровь покусанные руки.
– Что, выспался? – сурово спросил сержант. – После сна положена зарядка. Сейчас взбодришься. Вперёд! Бегом, марш! Найда, вперёд!
Андрей неторопливо побежал в сторону узкоколейки, по которой их ежедневно привозили на работу. Сзади слышалось частое дыхание Найды, специально натасканной для такого дела. По рассказам бывалых, Андрей знал, что пока он бежит, собака будет его, молча преследовать шагах в трёх, но если он задумает остановиться передохнуть, она немедленно вцепится ему в ногу. Взобравшись на насыпь, он решил бежать, ступая на каждую шпалу, для экономии сил, ведь до «дома» было не близко, но псина не привыкшая бегать в таком темпе, тут же продемонстрировала свои острые зубы. Пришлось прыгать через шпалу, что быстро выбивало из сил. Не всякий спортсмен выдержал бы такой темп, который ему навязала эта беспутная сучка. До лагеря оставалось километра три, когда он стал выдыхаться и бежал с переходом на ходьбу, не обращая внимания на постоянные укусы. Наконец и самой Найде надоела эта игра с человеком, так как она постоянно оглядывалась назад, где на медленно двигающейся вагонетке восседали её друзья сослуживцы.
– «Вишь, ты! Фирма». – Подумал он про себя, заглядывая внутрь шкафа.
Неожиданно, сзади под быстрыми шагами, заскрипел снег и перед ним предстал Серж. Это нежданное явление, сначала холодком прошлось по спине и тут же заставило его вспотеть.
– Ты чего здесь? – Терёхин посмотрел на удалявшихся по тропинке мужиков.
– Живот с похмелья прихватило. Пришлось за сараем присесть. Ну, чего тут?
– Да не хрена! – Раздраженно ответил тот, переворачивая шкаф дверцей вниз. – Пошли отселе. У-у! – Погрозил он кулаком кому-то невидимому. Серж, было, шагнул к шкафу, но Терехин его настойчиво остановил, вытянув руку словно шлагбаум.
– Пошли, пошли. Нечего тут…
Серж, скрывая догадку о чём-то нечистом, послушно повернулся и трусцой припустил по тропинке, держась руками за живот. Терёхин с ухмылкой посмотрел в спину своего зама и пошагал вслед за дежурившими рыбаками.
После праздника, Лука Михайлович без особого труда, раздобыл соснового бруса и нанял плотников из города, пообещав им щедро заплатить за работу. Через неделю на месте пепелища стояла новая избушка, с надстройкой на крыше, для обозрения речного простора не выходя из тепла. Чтобы окончательно загладить неприятное воспоминание о ЧП, он устроил новоселье, выдав подзахмелевшим рыбакам внеочередную премию, за что они исполнили для уважаемого шефа казацкую песню «любо, братцы, любо…».
Поздно вечером все разошлись по домам, оставив на дежурстве Сержа с Вованом.
– Слышь, чего скажу!.. – Прошептал Серж, озираясь, будто его мог услышать кто-нибудь не желательный. – Не было в сейфе бабок! Я потом проверил – пепла от них не осталось. Заныкал он их, ещё до пожара!
– Заныкал, так заныкал. – Не вникая в суть, безразлично ответил Вован.
– Да ты не понял. Зажилил начальник бабки!
– Ну, и, пёс с ними!
– Как это? Они же общие!
– А, по мне, хоть какие. Зарплату нормально выдает и то ладно.
– Зарплата три лимона! – Не унимался Серж. – А, так бы – семь, восемь!
– Пёс с ним. Моей макаке, того больше принеси, все равно профукает. Я сейчас здесь, а она наверняка в придорожной кафешке с шофернёй трахается.
– Да, ты что? Твоя Верка?!
– Давно уже. Ещё когда работу потерял, замечать стал… Жрать-то нечего было. Она больше из-за ребятишек пошла. Теперь втянулась – не остановишь. Хуже того, наркотой стала баловаться. А, на эту хрень бабла немало надо.
– Так ты не давай.
– Как не дашь? Делаем вид, будто всё в порядке. Думаю, может опомниться… Когда начинала: под утро притащится домой и на кухню. Варит, парит… Как ни в чём не бывало. Я-то вижу, рожа помятая и перегаром, по всей квартире воняет.
– Ну, и, Веруня! Никогда бы не подумал?!
– Вот, решил до весны потерпеть. Если не исправится, выгоню к чёртовой матери! Ребятишек только жалко. Худо им без матки-то будет, по себе знаю.
– Во, житуха настала! Ну, и, Веруня… Ну, и, Лука Михалыч… – задумчиво произнес Серж.
– Поздно уже. Давай пройдёмся, да спать.
– Пошли. – Согласился Серж, с сочувствием глядя на напарника. – Страшновато без ружьишка-то. Как бы самих эти мстители в подлёдное плавание не отправили.
– Ничего, я с собой топорик прихвачу. – Успокоил коллегу Вован.
В выходной день, Лука Михайлович, приняв за воротник пару стаканов, задумчиво курил, сидя у окна на своем хозяйском месте. Он впервые за все прожитые годы задумался над смыслом жизни: «Раньше было всё ясно: построил дом, родил сына… красавца, посадил в огороде берёзу… мало того – отмазал отпрыска от армии… А, тот взял, да и в тюрьму загремел! Уж лучше бы отслужил, как все. Может, и не было бы никакого сраму? Этот ещё появился. Девку у него увёл… Да чёрт бы с ней, с девкой! Про АРХИВ расспрашивал, тетрадь, какую-то… Если и была какая, так ею давно уже зэки сосранья ещё подтёрлись. А, хитё-ё-ёр! Только тюрьмой пахнуло, сразу в Армию слинял… Да стоит только захотеть, я тебя и оттуда выцеплю! Надо над этим подумать. Засранец каракулевый. Кто ты такой, чтобы чужой документацией интересоваться?! Чего это я все про него? Свой-то как там? За зиму не одного письма… Тоже засранец!» – Лука Михайлович прикурил, наверное, уже десятую папиросу и повернул голову на вход в залу, где сидя у телевизора, вязала носки жена. – Слышь, мать? Поди-ка сюда.
– Набрался, так ложись спать. Будешь тут до полуночи рассусоливать! – Недовольно заворчала Нина Ивановна.
– По делу зову. Чего ты?
– Трезвый так молчит, как чухмеря, а как зенки зальет, и голос сразу прорежется. – Упрекнула его жена, но всё-таки вышла к нему, не прекращая вязания.
– Надумал я к Андрюшке наведаться. Как бы он мне не нагадил, а всё-таки сын.
– Я бы тоже… с тобой! – Обрадовалась Нина Ивановна.
Терёхин выпятил нижнюю губу и покачал указательным пальцем из стороны в сторону.
– Вот тебе туда… ехать не обязательно. Твоё появление сломать его может. Я-то знаю их психологию.
Она поняла, что спорить с мужем бесполезно. Как он задумал, так и будет.
– Ехать, а с работы отпустят?
– Ой, мать, какая у тебя муть в голове! Ведь, я же всё-таки, начальник. – Выразительно и членораздельно произнёс Терёхин, постучав себя в грудь. – Сегодня суббота?
– Суббота, суббота. – С готовностью ответила Нина Ивановна и спицы в её пальцах заработали ещё быстрее.
– Значит, в понедельник поеду. – Решил Лука Михайлович и тяжело поднявшись, пошёл спать.
Работы Андрей не боялся, поэтому «статус мужика» ему присвоили сразу. Правда постоянно приставали активисты, склоняя к стукачеству, но он как-то не выдержал и психанул, порвав на груди кальсонку:
– Не буду стучать! – Гаркнул он на весь коридор барака так, что из дверей комнат высунулись любопытные стриженые головы. – Лучше прямо сейчас меня кончите!
Активисты поухмылялись и, опасаясь бузы, ушли. Мужики посоветовали в одиночку по зоне не ходить, а если «красные» не отвяжутся, сказать об этом ворам. Те их вмиг на место поставят, потому как Андрюха мужик правильный.
Со временем все это подзабылось, но всё равно приходилось держать ухо востро, так как жизнь на зоне была полна неожиданностей. Так однажды, вернувшись уставшим с делянки, Андрей умылся и вытирал лицо шершавым вафельным полотенцем. Вдруг сзади его кто-то нежно тронул за локоть. Он резко обернулся и сделал шаг в сторону. Перед ним, улыбаясь, стоял Ковач, один из активистов. Сначала Андрей чуть замешкался но, увидев взгляды мужиков, искоса следящие за ними, словно взбесился! С налившимися кровью глазами, он набросился на активиста и, схватив того за горло, принялся душить. Ковач был намного крепче Андрея и, изловчившись, отшвырнул его к стене. Андрей, ударившись головой, проломил кафельную плитку но, поднявшись, снова кинулся на активиста. Мужики встали между ними.
– Вальтанулся, что ли?! – Изменившись в лице, потирая ладонью горло, прохрипел активист, с опаской поглядывая на оторвавшихся от своих дел зэков. – К начальнику иди, зовет!
Наступила минутная тишина и только из коридора слышались чёткие шаги удалявшегося активиста. Теряясь в догадках, Андрей отнёс туалетные принадлежности в тумбочку и быстро одевшись, направился к начальству. В дверях он остановился и оглянулся. Зэки с сочувствием смотрели ему вслед.
– Если, что… Не поминайте лихом. – На всякий случай сказал он, грустно улыбнувшись.
В кабинете кроме хозяина, сидел замполит, отрядный и стоял спиной, глядя в окно, кто-то еще, в новом военном мундире.
– Ну, чего топчешься? – весело сказал хозяин. – Проходи. Бери, вон, стул…
Андрей неторопливо, вразвалку, подошел к столу и, стараясь не на кого не смотреть, присел на край стула.
– Ты зачем Ковачу в горло вцепился? – мягким тоном спросил начальник.
Андрей боднул головой воздух и, ухмыльнувшись, ответил:
– Да не было этого, гражданин начальник.
– «Гражданин начальник»! – Передразнил его замполит. – Мы за него хлопочем… Документы на досрочное освобождение готовим, а он активистов душить удумал.
Последние слова на осужденного произвели огромное впечатление, но он упрямо повторил:
– Не было этого.
Краем глаза он заметил, как трясется от смеха спина стоящего у окна офицера. И, тот не выдержав, повернулся. Андрей увидел смеющееся лицо отца. Он на мгновение закрыл глаза, прогоняя наваждение. Отцовский голос произнёс:
– Сколько раз я говорил, что нынешний режим в ИТКа, не исправляет, а напротив… Вот наглядный пример! Года не прошло, а он уже натуральный уголовник. Ну, здравствуй, сынок. – Отец не обнял его, а протянул руку ладонью вверх. Андрея сдерживала новая отцовская форма, непривычно величественно сидевшая на родителе и эта казённая обстановка, иначе он бы, как ребёнок, кинулся отцу на шею.
– Батя?! – Прошептал он, забыв даже пожать отцовскую широкую ладонь. Он всматривался в родное лицо и яростно кусал губы, чтобы не разрыдаться при начальстве.
Через сутки, когда отец уехал, его перевели работать на кухню, помощником хлебореза.
– Смотри, – сказал начальник, – будешь дуру гнать – порву документы на досрочку. Так, брал Ковача за горло? – Андрей, молча, опустил голову. – Ладно, иди, работай. Герой-геморрой, блин!
На пятый день работы в хлеборезке, Андрей решил обратиться к начальству с просьбой о переводе его обратно на лесоповал. Хлеборез, большеголовый с мясистым носом и с не сходящими мешками из-под глаз, вопреки всем зоновским правилам, начал осторожно домогаться до нового помощника. В комнате для курения, где отдыхал в перерыве Андрей, он появился, играя длинным кухонным ножом, похожим на кинжал. Подсев к нему вплотную, хлеборез в отвратительной улыбке растянул свой нос по щекам.
– Тоскливо? – спросил он шепотом. – Может, развлечёмся?.. Уж больно мордаха у тебя смазливая. – Он толстыми пальцами коснулся потной шеи Андрея.
– Да ты чего, мужик, с ума съехал?! – Как ошпаренный вскочил с места помощник.
– Вот тут ты глубоко ошибаешься. – Похлопывая плоскостью лезвия по ладони, медленно приподнимаясь, проговорил хлеборез. – Мужиком я никогда не был и не буду. Мужики в колхозах, а их нынче ликвидируют. – Следуя на выход, он снова приблизился, прижав лезвие ножа к горлу Андрея, и улыбаясь, прошептал прямо в лицо. – Я, не тороплю. Ты, подумай. Я никому ни звука… Жить будешь хорошо-о… – Последние слова, он будто спелую ягоду причмокнул языком к нёбу.
Оставшись один, Андрей от собственной беспомощности почувствовал нервный колотун.
– Суки! Козлы все! – Беззвучно ругался он, стуча кулаком в свою ладонь. – И, начальники, все козлы! На кой мне сдалась эта хлеборезка?! Я бы и в лесу своё догорбатил!..
… К счастью начальник оказался на месте. Андрей постучал по наличнику и, не дожидаясь приглашения, вошёл в обшитую дерматином дверь.
– Здрасте.
– А-а, Терёхин! – Будто обрадовался начальник. – Проходи, рассказывай.
Андрей растерялся.
– А, чего рассказывать? – насторожённо спросил он.
– Так… ко мне просто так никто не ходит, по доброй воле. Тем более с нарушением субординации. Я же вижу, что ты весь взъерошенный, как воробей после драки.
– Не было никакой драки, гражданин начальник…
– Так, что было? Хлеборез приставал?
От этого вопроса у Андрея нервно дёрнулось веко. Начальник пользовался его приходом, чтобы склонить его к стукачеству. Андрей опустил голову, помял в руках головной убор и, кашлянув в него, безнадёжно спросил:
– А, нельзя… мне обратно в бригаду?
– Фь-ю-ить! – Присвистнул начальник, задрав нос в потолок. – Вот, уж, нарожала… матушка дураков! – Он никак не думал, что Терёхин младший добровольно попросится обратно на лесоповал. Они недолго помолчали. Начальник крутанулся в кресле и с усталым видом произнёс:
– Чёрт с тобой, Терёхин. В бригаду, так в бригаду. Только поторопись, пока твою «шконку» не заняли.
– Так я пойду? – обрадовался Андрей.
– Ступай, с глаз моих. – Отмахнулся начальник. – Отец спросит, скажешь сам мол… А-то подумает про нас чего нехорошее.
– Спасибо вам, большое!
– Слабачё-о-ок. – Сказал начальник сам себе, когда осужденный скрылся за дверью. – При первом же нажиме дрищет. Только из-за щедрости отца твоего и выпущу «по половинке», сморчок.
На другой день, Андрей снова работал на лесоповале. Его радовал шум бензопил, треск падающих ёлок, барабанная дробь дятла во время перекура и даже попадавший за воротник снег, обдававший кожу приятным холодком. Только теперь он понял, что здесь на настоящей работе, время летит намного быстрей, приближая день освобождения.
Незаметно наступила весна, а за ней и лето, знойное, полное кровососущих насекомых. Лес гудел не только от работавшей техники, но и от мириад насекомых, с которыми птицы были не в силах справляться.
Во второй половине дня Андрея окликнул бугор, сурового вида рецидивист:
– Терёхин!
– Здесь я.
– Поди сюда. Вон на той делянке, берёзки свалили. Сходи, навяжи штук полста веников. За то обещали чайком побаловать.
– Сделаем. – Ответил довольный Андрей. Не всегда удается побыть одному, особенно в таком дремучем лесу. Да и приятно было осмысливать, что тебе доверяют. Уставшие ноги привели его к штабелю берёзовых хлыстов. Рядом лежала куча свежих обрубленных сучьев. Не теряя не минуты, он принялся за дело. Через пару часов веники вялились на солнце. Удовлетворённый проделанной за короткий срок работой, он оглядел лес и, забравшись на кучу, стал наслаждаться запахом берёзовых листьев, рассматривая на голубом небе кучевые облака причудливой формы. Он не заметил, как заснул. Проснулся от приближавшегося к нему звонкого лая овчарки. Протерев глаза, и оглядевшись, Андрей понял, что проспал очень долго, и бригада в лагерь уехала без него. В груди захолонуло – после поверки по нему объявили розыск!..
…Увидев зэка, собака в бешеном азарте, вырвала повод из рук юного краснопогонника, и с оскаленной слюнявой пастью буквально влетела на кучу веток, без разбору хватая его острыми зубами за руки, за ноги, за всё, где только было можно прокусить одежду. Андрей, собравшись в комок, лежал неподвижно, закрывая голову руками и, пряча лицо в пахучие листья. На мгновенье ему показалось, что это конец. Сейчас эта тварь доберется до горла, но прозвучавший резкий окрик, заставил псину отступиться от жестокой процедуры. Тут подоспело другое отделение. Тоже с собакой, только совсем другой породы.
– Встать! – Скомандовали ему.
Андрей поднялся, осматривая свои в кровь покусанные руки.
– Что, выспался? – сурово спросил сержант. – После сна положена зарядка. Сейчас взбодришься. Вперёд! Бегом, марш! Найда, вперёд!
Андрей неторопливо побежал в сторону узкоколейки, по которой их ежедневно привозили на работу. Сзади слышалось частое дыхание Найды, специально натасканной для такого дела. По рассказам бывалых, Андрей знал, что пока он бежит, собака будет его, молча преследовать шагах в трёх, но если он задумает остановиться передохнуть, она немедленно вцепится ему в ногу. Взобравшись на насыпь, он решил бежать, ступая на каждую шпалу, для экономии сил, ведь до «дома» было не близко, но псина не привыкшая бегать в таком темпе, тут же продемонстрировала свои острые зубы. Пришлось прыгать через шпалу, что быстро выбивало из сил. Не всякий спортсмен выдержал бы такой темп, который ему навязала эта беспутная сучка. До лагеря оставалось километра три, когда он стал выдыхаться и бежал с переходом на ходьбу, не обращая внимания на постоянные укусы. Наконец и самой Найде надоела эта игра с человеком, так как она постоянно оглядывалась назад, где на медленно двигающейся вагонетке восседали её друзья сослуживцы.
Глава 9
Ещё одно лето пролетело звонкой Жар-птицей. Уже осталась позади первая неделя золотой осени, когда Антонина получила от Григория последнее письмо, как он сам об этом сообщил: «… это мое послание из вооружённых сил, является последним, так что ответ отписывать не следует – всё равно не успеет дойти. О приезде сообщу дополнительно телеграммой. Вы, уж там потерпите, дорогие мои девчонки, ещё немного, ещё чуть-чуть… крепко целую. Любящий вас муж и отец, Григорий».
Прочитав письмо, Антонина в хорошем настроении, одела дочурку и вышла из дому.
– Папа наш скоро приедет… – разговаривала она с шестимесячной Алёнкой, выглядывающей из капюшона на окружающий мир. – Папа игрушку Алёнке привезёт…
Антонина неторопливо миновала по знакомой с детства тропинке, перелесок и вышла к берегу Сужи. С реки тянуло прохладой. Она дала Алёнке пустышку и на взгорке под соснами, увидела неимоверно высокого роста солдата, в застиранной до белизны гимнастёрке. Солдат стоял к ним спиной, глядя на речной простор. За тем он поднял руки к верху и потянулся, подравнявшись с верхушками сосен.
– Гриша? – растерянно произнесла Антонина, чувствуя, как бешено и тревожно забилось сердце. Кругом стояла кладбищенская тишина. Военный, словно её услышал и повернулся вполоборота, так, что была видна только одна щека с медленно скатывающейся по ней рубиновой слезой…
– Гриша!.. – прошептала она, заливаясь внезапно накатившимися слезами. Она не сразу поняла, что такого роста людей вообще не бывает, и это ей попросту показалось, но к чему?! Промокнув слёзы концом платка, Антонина увидела пустой берег. Ветер снова с шумом налетал на сосны, и слышались всплески воды. Прижимая к груди тоже почему-то расстроившуюся Алёнку, она, со страхом оглядываясь на сосны, где только что потягивался военный… Антонина быстрым шагом направилась в посёлок. Недоброе предчувствие сжимало травмированную грудь. На краю перелеска она остановилась и, чмокнув плачущую дочурку в носик, прижалась спиной к молодой пожелтевшей березке. Дышалось трудно. Одной рукой поймала в кармане таблетки, с которыми теперь не расставалась и, приняв лекарство, медленно присела под деревцем.
Прочитав письмо, Антонина в хорошем настроении, одела дочурку и вышла из дому.
– Папа наш скоро приедет… – разговаривала она с шестимесячной Алёнкой, выглядывающей из капюшона на окружающий мир. – Папа игрушку Алёнке привезёт…
Антонина неторопливо миновала по знакомой с детства тропинке, перелесок и вышла к берегу Сужи. С реки тянуло прохладой. Она дала Алёнке пустышку и на взгорке под соснами, увидела неимоверно высокого роста солдата, в застиранной до белизны гимнастёрке. Солдат стоял к ним спиной, глядя на речной простор. За тем он поднял руки к верху и потянулся, подравнявшись с верхушками сосен.
– Гриша? – растерянно произнесла Антонина, чувствуя, как бешено и тревожно забилось сердце. Кругом стояла кладбищенская тишина. Военный, словно её услышал и повернулся вполоборота, так, что была видна только одна щека с медленно скатывающейся по ней рубиновой слезой…
– Гриша!.. – прошептала она, заливаясь внезапно накатившимися слезами. Она не сразу поняла, что такого роста людей вообще не бывает, и это ей попросту показалось, но к чему?! Промокнув слёзы концом платка, Антонина увидела пустой берег. Ветер снова с шумом налетал на сосны, и слышались всплески воды. Прижимая к груди тоже почему-то расстроившуюся Алёнку, она, со страхом оглядываясь на сосны, где только что потягивался военный… Антонина быстрым шагом направилась в посёлок. Недоброе предчувствие сжимало травмированную грудь. На краю перелеска она остановилась и, чмокнув плачущую дочурку в носик, прижалась спиной к молодой пожелтевшей березке. Дышалось трудно. Одной рукой поймала в кармане таблетки, с которыми теперь не расставалась и, приняв лекарство, медленно присела под деревцем.