Владимир Гриньков. Король и Злой Горбун

   – Конечно, мы можем обратиться и в другую телекомпанию, – сказал я. – Но мне все таки интересно: неужели «Стар ТВ» не видит здесь своей выгоды?
   – Видит, – признал Боголюбов и по-птичьи склонил голову, разглядывая меня. – Так что, когда надумаешь, приходи. Мы всегда открыты к сотрудничеству.
   Подразумевалось, что на их условиях. Откуда у Боголюбова такая уверенность в собственном всесилии?
   Я поднялся из-за стола. Боголюбов – тоже. Он даже проводил меня до дверей.
   – Заходи, – предложил он. – Всегда буду рад тебя видеть.
   Доброжелательный взгляд. Легкая улыбка. И рукопожатие – такое холодное, что после него кажется, будто льдинку в ладони подержал.

8

   Гончаров позвонил мне через пару дней. У него был тусклый, с незнакомыми мне интонациями голос, так что я поначалу его и не узнал.
   – Это я, – сказал мой собеседник.
   – Кто?
   – Гончаров Сергей Андреевич.
   Вот тогда я и понял, что он звонит неспроста.
   – Что-то случилось?
   – Нет, ничего.
   А сам говорит так, будто у него только что умерла любимая бабушка.
   – И все-таки?
   – Меня уволили с работы.
   – За что? – удивился я.
   Почему-то единственное, что пришло мне в голову в эти минуты, – Гончарова уволили за прогулы. Или за выпивку.
   – За тот случай.
   – За какой случай? – не понял я.
   – Ну, за съемки те. За удостоверение. Ни за что, в общем.
   Он явно был расстроен. Не хватало еще, чтобы с ним что-то стряслось. Если что случится – вроде как мы будем виноваты.
   – Приезжайте, – предложил я. – Прямо сейчас. Я вас встречу внизу. Договорились?
   – Да.
   Даже не обрадовался.
   Он и приехал таким, каким я ожидал его увидеть, – с мрачным выражением лица, с печалью во взгляде. Я провел его наверх. В кабинете сидели Светлана и Демин. Светлана поздоровалась с Гончаровым доброжелательно и с участием, женское сердце отзывчиво к чужим несчастьям, зато Демин лишь буркнул что-то нечленораздельное и даже не подал руки.
   За пару минут Гончаров поведал нам приключившуюся с ним историю. Люди из ФСБ добрались-таки до него и целый день, девять часов без перерыва, допрашивали его на Лубянке, все из-за того злополучного удостоверения. Гончаров предусмотрительно все отрицал, и даже сделанная нами видеозапись не сдвинула его со спасительной позиции – он продолжал уверять своих собеседников в том, что удостоверение было никакое не эфэсбэшное, а так, писулька какая-то, и актеру Баранову, которого он, Гончаров, с помощью этой писульки разыграл, со страху что-то примерещилось. Поскольку по видеозаписи трудно было сказать, что за удостоверение он показывал, гончаровская позиция была единственно верной. Не было поддельного удостоверения – нет и ответственности за подлог. Не добившись ничего, эфэсбэшники все-таки для острастки заехали на работу к Гончарову, в овощной магазин, устроили там форменный обыск и здорово напугали его немногочисленный персонал и ничего не понявшего директора. Понять директор ничего не понял, кроме одного: гости пожаловали с Лубянки и причина этому жуткому событию не кто иной, как грузчик Гончаров. И едва эфэсбэшники уехали, в следующие шестьдесят секунд Гончаров вылетел с работы. На всякий случай, для профилактики. Если какой помидор в корзинке подгнил, его лучше выбросить сразу, пока и остальные не подпортились. Такая, наверное, была логика.
   – Вот, – печально заключил Гончаров. – Такие дела.
   Светлана смотрела на него с нескрываемым состраданием. Лично у меня эмоций было поменьше, но Гончарова я жалел. И один только Демин с демонстративной невозмутимостью таращился в окно, всем своим видом показывая, что этого грузчика-проныру он видит насквозь.
   Я позвонил Касаткину.
   – Это Колодин, – сказал я. – Мы сможем с вами встретиться?
   – По какому делу?
   – По неотложному.
   Я услышал, как Касаткин вздохнул. У него каждый день – по три тысячи дел, и все без исключения неотложные.
   – Это очень важно, – упорствовал я.
   – Хорошо, жду.
   Я положил трубку.
   – Оставайтесь здесь, – сказал я. – Переговорю с Касаткиным и вернусь.
   Касаткин встретил меня в коридоре, у двери собственной приемной, из чего я заключил, что у него в кабинете гости, наверное, очень важные, и он вышел мне навстречу специально, потому что никак иначе не мог бы со мной переговорить.
   – Женя! – с чувством сказал он и выразительно посмотрел на часы. – У меня одна минута на беседу с тобой!
   В отведенное мне время я уложился. За пятьдесят секунд рассказал Касаткину о злоключениях бедного Гончарова, еще десять секунд у Касаткина ушло на то, чтобы все осмыслить.
   – И – что? – спросил он.
   – Вы должны вмешаться!
   – Должен? – Касаткин приподнял бровь.
   Настоящий чиновник! Всегда очень четко расставляет акценты. Я был вынужден дать задний ход.
   – Нет, вы лично ничего, конечно, не должны…
   – И на том спасибо.
   – Но у вас связи, Николай Вадимович! Позвоните кому следует, пусть от Гончарова отстанут!
   – Кто отстанет?
   – ФСБ.
   – Женя! Ты всерьез думаешь, что я могу что-то указывать этим людям?
   – Но ведь это нелепость!
   – Ну почему же? Пусть его проверят. Этого, как его…
   – Гончарова, – подсказал я.
   – Вот именно, Гончарова. Он все-таки чего-то там начудил.
   – Но ведь это нелепость! – повторил я.
   И опять Касаткин невозмутимо повторил:
   – Ну почему же? Эта история с удостоверением…
   – Вы сами в это верите?
   – Во что?
   – В то, что все это – серьезно!
   Касаткин задумчиво посмотрел на меня. Я его понимал. Ему не хотелось ни во что вмешиваться, тем более что Гончаров, по большому счету, подставился сам, но несоизмеримость гончаровского розыгрыша и последовавших вслед за этим событий настолько меня поразила, что я уже не мог остановиться. Мне бы возраст Касаткина, его житейский и чиновничий опыт – и я бы, возможно, отнесся ко всему этому спокойнее. Но я был тем, кем я был, и не собирался отступать.
   Касаткин, наверное, это понял.
   – И что я должен, по-твоему, делать? – со вздохом осведомился он. – Сражаться за восстановление твоего протеже на работе?
   – Я прошу вас защитить его от преследований.
   И опять Касаткин вздохнул.
   – А разве кто-то его преследует?
   Делал вид, что ничего не понимает.
   – Да ведь с ним пытаются расправиться! – не выдержал я. – Ничего не могут доказать и потому мстят!
   Касаткин недовольно поморщился.
   – Мстят! – упрямо повторил я. – И нет никакой гарантии, что они не состряпают какое-нибудь дельце…
   – Хорошо, – с усилием сказал Касаткин. – Я попробую что-нибудь предпринять.
   Похоже, сейчас он готов был пообещать что угодно, лишь бы я от него отвязался. Но я знал, что если он что-то пообещал – сделает. Хотя бы попытается. Это вселяло надежду.
   – Спасибо! – совершенно искренне сказал я.
   Касаткин неопределенно махнул рукой и скрылся за дверью. Я отнял у него целую кучу времени.
   Я возвращался в наш офис и думал о Гончарове. По большому счету, он не так уж был и виноват. Его разыгрывали, он разыграл – и что же тут такого? А все шишки достались ему. И Служба безопасности обложила со всех сторон, и с работы вот выгнали. С этими мыслями я и вошел в кабинет. При моем появлении Гончаров встрепенулся и с надеждой посмотрел на меня.
   – Колесо завертелось, – сообщил я. – Думаю, все обойдется.
   – На работе восстановят? – уточнил Гончаров.
   Об этом он, оказывается, пекся более всего. А вот как раз по поводу работы ничего конкретного я не мог ему сказать.
   – С работой пока не ясно.
   Это сообщение его расстроило.
   – Я поговорю с вашим директором, – пообещал я.
   – Бесполезно. Идиот, каких мало.
   – Может быть, пойдет навстречу.
   – И не надейтесь.
   Помолчали.
   – Да вы не расстраивайтесь, – сказал Гончаров. – Я у вас могу поработать. Вы ведь своим артистам деньги платите?
   Это было настолько неожиданно, что я в первый момент даже не нашелся, что ответить. И не я один пребывал в таком состоянии. Демин, например, даже в лице изменился.
   – Поработаю у вас, – продолжал Гончаров, не замечающий нашего состояния, – а там видно будет.
   – Ну это уж дудки! – очнулся Демин.
   – Почему? – совершенно искренне изумился Гончаров.
   – Потому! – огрызнулся Илья.
   Он все еще не мог простить этому человеку сорванную съемку.
   – А что здесь такого? – сказал Гончаров. – Мы же с вами договорились.
   Он обернулся ко мне, призывая меня в свидетели.
   – Будем моих школьных друзей разыгрывать. Ведь было? Говорили с вами об этом?
   – Было, – подтвердил я.
   Я уже все обдумал. Хотя предложение Гончарова поработать у нас было полной неожиданностью, при ближайшем рассмотрении все выглядело не так уж плохо. Если быть честным перед самим собой, то легко признать, что Гончаров пострадал и по нашей, так сказать, вине. Не будь нас, нашей программы и нашего розыгрыша в ресторане, его не выгнали бы с работы. И если уж он попал в такую вот переделку, то почему бы нам ему не помочь? Ведь мы можем снять с ним несколько программ.
   – Ни за что! – жестко сказал Илья, будто прочитав мои мысли.
   Но меня уже трудно было переубедить.
   – А что здесь такого? – повторил я гончаровскую фразу.
   – Я сумею, – сказал Демину Гончаров. – У меня получится.
   Демин в ответ только хмыкнул.
   – У вас сомнения? – будто удивился Гончаров. – Думаете, я напортачу?
   Он задумался на мгновение, будто решая, каким образом может быстро и убедительно доказать Демину его неправоту.
   – Я прямо сейчас могу кого угодно разыграть, – предложил Гончаров. – Хотите? Позовите сюда кого-нибудь…
   – Да кто же вам поверит? – усмехнулся Демин. – В этой-то комнате. У нас дурная репутация, нам уже никто не верит. Все боятся розыгрыша.
   – Хорошо, не здесь, – не сдавался Гончаров. – В другом каком кабинете.
   – А в буфете, – предложила молчавшая до сих пор Светлана. – Там народ всякий бывает. И если мы сядем отдельно от товарища…
   Я уже понял. И Светкина идея мне понравилась. Мы объяснили Гончарову, где буфет, и пообещали, что придем туда через несколько минут после него. Надо было, чтобы мы появились по отдельности, дабы никто не заподозрил розыгрыша. О характере розыгрыша с Гончаровым не условливались намеренно – пусть импровизирует и покажет все, на что способен. Сам ведь напросился. Это будет что-то вроде экзамена. Сдал – не сдал.
   Гончаров вышел из кабинета.
   – Я бы не связывался, – сообщил Демин, едва за Гончаровым закрылась дверь.
   – Почему? – спросила Светлана.
   Она любила, чтобы все было разложено по полочкам.
   – Авантюрист и выскочка, – дал Демин оценку нашему гостю.
   – Не самый большой грех, – признала рассудительная Светлана.
   – Одну съемку он нам уже угробил…
   – Ну почему угробил? – не согласилась Светлана. – Сыграл он превосходно. Мы и понять ничего не успели, при нашем-то опыте в подобных вещах.
   – Актер из него неплохой, – подтвердил я. – И если мы напишем хороший сценарий…
   – Плевать он хотел на наши сценарии! У него, кажется, на все случаи жизни – свои заготовки!
   Демина, похоже, более всего выводила из себя непредсказуемость Гончарова.
   – Обсудим позже! – подвел я промежуточный итог дискуссии. – Нам пора.
   В буфете было малолюдно. Ребята из информационной службы новостей, парочка операторов и еще несколько человек, которых лично я видел впервые. К одному из этих незнакомцев и подсел Гончаров. Сергей Андреевич взял себе сосиски и кофе и теперь вершил трапезу с достоинством обитателя монарших палат. Он был так задумчив, что, казалось, даже не заметил нашего появления. Его сосед по столу, молодой человек неполных тридцати лет, допил свой кофе и потянулся за салфеткой.
   – Я хотел с вами поговорить, – неожиданно произнес Гончаров.
   Рука молодого человека задержалась на полпути к салфетке.
   – Я намеренно выбрал для разговора именно это место, – продолжал Гончаров. – Потому что лишние уши нам с вами ни к чему. – Сделал паузу. – Как вам ваша работа – нравится?
   Ничего не понимающий парень механически кивнул в ответ. Его явно сбивал с толку вид собеседника: дорогая, не нашего пошива, одежда, хорошая стрижка, благородная седина на висках, волевое и выразительное лицо собеседника.
   – Мы навели о вас справки, – сообщил Гончаров. – Все у вас в порядке на работе. И анкета такая, что просто залюбуешься. Вот только с перспективами – никак.
   – Почему? – опешил гончаровский собеседник.
   – Роста не предвидится. А вы, как я понял, изучая оперативные данные, не из тех, кто готов всю жизнь просидеть на одном месте. Я прав?
   – Да, – подтвердил парень.
   Мне показалось, что он сделал это не очень уверенно. Был сбит с толку и не знал, как себя вести.
   – Мы хотели предложить вам другую работу.
   – Мы – это кто?
   Гончаров ответил не сразу. Некоторое время сидел молча, глядя на собеседника значительно и строго, потом сказал:
   – Есть такая профессия – защищать родину.
   Брови на лице парня поползли вверх. Он не был готов к подобному. Но Гончаров уже вошел во вкус и продолжал стремительно развивать наступление.
   – Мы бы хотели, чтобы вы, сохраняя свою нынешнюю специальность, поработали на нас.
   – Это вряд ли возможно.
   – Не здесь, естественно, – ни на секунду не сбавлял темпа Гончаров. – За границей.
   Вот здесь он сделал паузу. Я скосил глаза. Гончаровский собеседник вконец растерялся и замер.
   – Нам нужны специалисты вашего профиля, – сообщил Гончаров вкрадчивым голосом. – У нас нехватка квалифицированных кадров. Мы устроим контракт с зарубежной фирмой. Там вы будете выполнять ту же самую работу, что и здесь. Обживетесь, осмотритесь, а там уж мы выйдем на контакт, и вы будете снабжать нас информацией.
   – О чем? – дрогнувшим голосом спросил парень.
   – Обо всем, что нас интересует. Вы будете агентом под прикрытием.
   – Это как?
   – У вас же есть специальность?
   – Есть.
   – Вот вы по этой специальности и будете трудиться. Это ваше прикрытие. А параллельно, по отдельному контракту, будете работать на нас. По специальности будете зарабатывать тысячи три да у нас семь, итого – десять тысяч долларов.
   – В год?
   – В месяц, – ласково сказал Гончаров. – Мы свою агентуру не обижаем.
   Степень растерянности молодого человека достигла пика. Обнаружив это, проницательный Гончаров понял, что взял слишком круто и надо бы дать собеседнику возможность немного расслабиться.
   – Я понимаю, решиться на подобное непросто, – признал он и отпил полуостывший кофе. – Я сам, помнится, не сразу согласился, когда мне предложили то же самое. По специальности-то я учитель средней школы.
   Парень недоверчиво посмотрел на Гончарова – очень уж не вязался его внешний вид с привычным образом учителя.
   – Да, да, – с мягкой улыбкой подтвердил Гончаров. – Я в школе физику преподавал. И когда мне предложили, я подумал – ну зачем мне это? Жил себе спокойно и дальше проживу. Не получилось. Как раз осложнилась международная обстановка, и мне говорят: не время отсиживаться дома. Вот так я и оказался на агентурной работе. Пошло-поехало – Париж, Лондон, Цюрих. Потом, конечно, Нью-Йорк, его никто из наших не может обойти стороной. Хочешь не хочешь – а поезжай. Там я три года провел. Дальше был Брюссель и снова Париж. Я, кстати, из Парижа и прилетел. Сегодня утром.
   Гончаров задумчиво посмотрел на своего соседа по столику.
   – И я тоже? – недоверчиво спросил тот.
   – Что – «тоже»?
   – В Париж.
   – Конечно, – подтвердил Гончаров. – Но не сразу. Через годик, я думаю.
   – А до Парижа что?
   – До Парижа – Африка. Место вам уже определено, будете работать в Конго. Годик там поживете, пообвыкнетесь, и тогда вам открыта дорога в Европу. Африка – это как подготовительный класс.
   Парень с готовностью кивнул.
   – Это надо было снимать, – едва слышно пробормотала Светлана.
   Я был с нею согласен. То, что сейчас происходило на наших глазах, запросто могло бы пойти в эфир. Безо всякой предварительной подготовки, прямо с порога, как говорится. Гончаров взял в оборот незнакомого ему человека и теперь успешно его дожимал. Тот был готов поработать на разведку, и оставалось только уточнить некоторые детали.
   – И еще, – сказал Гончаров. – Это очень важно: Африка нужна для успешного старта в Европу. Там вы должны легализоваться.
   – В Африке?
   – Да.
   – А как?
   – Вы ведь не можете приехать в Европу как российский агент. Правильно? Нужна биография. Хорошая легенда. Вот в Африке она у вас и будет создаваться. Вы станете там своим. Одним из многих. Коренным африканцем, словом.
   – Коренным? – не поверил гончаровский собеседник.
   – Ну конечно! – опрометчиво подтвердил забывший об осторожности Гончаров.
   – Там же негры! А я белый!
   Слышавшая все Светлана прыснула в ладошку. Да. Гончаров подставился классически. Слишком уж заигрался.
   – Белый, – сказал Гончаров. – Но это только пока. Внешность вам поменяют.
   Я, уже не таясь, посмотрел на парня. Я ничем не рисковал, как оказалось. Потому что бедолага потерял способность что-либо замечать вокруг. Довольный произведенным эффектом, Гончаров не стал церемониться.
   – Цвет кожи придется поменять.
   – Это что же – я негром буду? – спросил потрясенный кандидат в нелегалы.
   – Да. Ситуация как с Майклом Джексоном. Только наоборот…
   – Я не хочу… наоборот…
   – А придется, – веско сказал бессердечный Гончаров.
   – Я отказываюсь!
   Парень, кажется, начал прозревать. Перспектива превратиться в негра его отрезвила.
   – Ты всерьез решил, что после нашей беседы у тебя еще есть право на отказ? – предупредительно перешел на «ты» Гончаров, и голос его приобрел зловещий оттенок. – Нет, милый. И раз уж у нас пошел мужской разговор…
   Каким сделался его взгляд в эту минуту! Как посуровело лицо!
   – Не думай, что мы в бирюльки играем!
   Парень стремительно бледнел. Кажется, уже понял, что выбор у него невелик: либо он становится негром, либо его ждет ужасная кара.
   – Мы не звери, – смягчился Гончаров. – Но в интересах родины…
   Он откинулся на спинку стула и строго посмотрел на собеседника. Я взглянул на Демина и вопросительно приподнял бровь. Он в ответ неопределенно пожал плечами.
   – Едем прямо сейчас, – сказал Гончаров.
   – Куда?
   – К нам, на Лубянку.
   Парень на глазах уменьшался в росте.
   – Из здания выходим по одному. Сначала ты, потом я. Жди меня у выезда с автостоянки. И еще…
   Пауза. Парень уже спекся.
   – Не вздумай мудрить. Этих людей видишь?
   Я в последний миг понял, что Гончаров говорит про нас, и успел отвернуться – мою-то физиономию кандидат на нелегальную агентурную работу узнал бы сразу. Зато Демин не стал прятаться. Он топорщил усы и имел довольно суровый вид.
   – Это наши люди, – услышал я за спиной гончаровский голос. – Достанут тебя из любой щели в случае чего. Понял? Ладно, иди.
   Звук отодвигаемого стула. Парень проплыл мимо нас, словно лунатик. Когда он скрылся, Демин признал:
   – Впечатляюще.
   – Неплохо, – подтвердила Светлана. – А кто это? Кто-нибудь знает беднягу?
   Никто не знал. Гончаров с невозмутимым видом допивал свой остывший кофе.
   – У вас талант, – сказал я ему.
   – Ничего особенного, – пожал плечами Гончаров.
   – Но он поверил! Мы все это видели.
   – Ничего особенного, – повторил Гончаров. – Если наши люди верят в исцеление по телевизору, то уж байки про Лубянку тем более идут на ура. Что правда, то правда.

9

   А о том парне мы сразу же навели справки. Он был механиком по лифтам и работал здесь же, в телецентре. Еще бы ему не мечтать о работе за границей! По таким «бесценным» кадрам скучают все разведки мира.
   Фамилия директора овощного магазина была Колпаков. На вид ему можно было дать лет сорок, едва ли больше, но его сильно старил взгляд – настороженный, исподлобья, как будто перед вами не мужчина в расцвете лет, а умудренный, многократно битый жизнью старик. Колпаков смотрел на меня так, словно силился вспомнить, где он мог меня видеть.
   – Я Колодин, – представился я. – Из программы «Вот так история!».
   Я подумал, что он принял меня за одного из гостей с Лубянки, и поэтому поспешил раскрыть карты. Но Колпакова это не слишком удивило.
   – Вижу, – сказал он, не меняя выражения лица. – Чем обязан?
   Настороженность – это в нем, наверное, природное. Родовая черта всех директоров овощных магазинов.
   – Я по поводу Гончарова.
   Он еще более насупился.
   – Мы обратились в ФСБ, – сообщил я. – Выяснилось, что Сергей Андреевич Гончаров ни в чем не виноват.
   Колпаков смотрел на меня не мигая, и невозможно было понять, о чем он в данный момент думает.
   – По всей видимости, в ближайшее время Гончарову будут принесены официальные извинения.
   Все это было, конечно, полной чепухой. Касаткин, по моим сведениям, занимался гончаровским делом, но пока не добился никаких результатов. Ему, как я понял, не отвечали ни «да», ни «нет», и в этом чувствовалось стремление спустить дело на тормозах, но, по крайней мере, это давало надежду на то, что от Гончарова уже отстали. Потрепали ему нервы и, удовлетворившись нехитрой местью, оставили в покое. Извинений, конечно, не будет, но и репрессий, как мне верилось, тоже. И поэтому я сейчас рассказывал Колпакову сказки с совершенно чистым сердцем.
   – Произошла ошибка, – сказал я. – Такое бывает, вы ведь знаете. И меня попросили сообщить вам об этом. Эти люди не любят признаваться в своих оплошностях лично. Вы понимаете? И они обратились ко мне.
   Подразумевалось, что речь идет об эфэсбэшниках. Колпаков слушал меня с каменным выражением лица. Здорово его все-таки напугал тот обыск.
   – И теперь, – уверенно заключил я, – остался последний шаг – восстановление Гончарова на работе.
   Я замолчал и выразительно посмотрел на своего немногословного собеседника, подвигая его на ожидаемый поступок.
   – Вы, извините, кто? – неожиданно спросил Колпаков.
   – Я Колодин, – опешил я.
   – Это я понял. Вы от кого пришли?
   Сказать, что от ФСК, было бы слишком большой наглостью. От коллектива телевизионных работников – глупо. От Гончарова – еще глупее.
   – Сам от себя, – сообщил я и на всякий случай добавил: – И от имени некоторых высокопоставленных товарищей.
   Колпаков вздохнул, и его лицо мгновенно вместо выражения настороженности приобрело оттенок печальной задумчивости.
   – Гончаров был хорошим работником, – признал он. – Но исправить уже ничего нельзя.
   – Вам нечего бояться…
   – Я и не боюсь. Дело не в страхе. Просто на место Сергея Андреевича уже принят другой человек.
   Колпаков повернул голову и крикнул:
   – Миша! Зайди!
   За тоненькой фанерной переборкой его призыв был услышан. Очень скоро в крохотный колпаковский кабинет ввалился здоровенный розовощекий парень. Обладатель розовых щек что-то жевал, и от него не очень приятно пахло дурно сделанной колбасой.
   – Это Миша, – представил его Колпаков. – Наш новый грузчик.
   Миша смотрел на меня ленивым и бестрепетным взглядом. Вот его-то уж точно не уволят. Не смогут. В случае чего, он упрется и как дважды два покажет, что не имеют права.
   – Хороший работник, – дал ему оценку Колпаков. – Справляется.
   За что же его увольнять? – как будто хотел спросить он у меня. А может, набег эфэсбэшников оказался для Колпакова всего лишь поводом? Допустим, он давно хотел расстаться с Гончаровым. Причина может быть какая угодно. Вот Мишу этого принять на работу, например. А вакансий нет. Или просто они с Гончаровым не сошлись характерами. Идиот, каких мало. Так отзывался Гончаров о своем бывшем шефе. Значит, отношения у них были – не сахар. И как только подвернулся подходящий случай, Гончарова уволили. Просто вышвырнули. И глупо было бы надеяться, что что-то можно поправить. Гончаров знал об этом сразу, потому и выглядел столь расстроенным. А я убедился только сейчас.
   – Очень жаль, – сказал я. – Что ж, извините за беспокойство.
   – И вы уж нас извините, – произнес в ответ Колпаков.
   Теперь, когда я уже ни на что не претендовал, он явно успокоился и даже его взгляд несколько помягчел.
   – Мы ведь не могли ждать, пока там все прояснится с Гончаровым, – объяснил директор. – Нам рабочие руки нужны, а не неприятности.
   – Да, конечно, – согласился я, поднимаясь с шаткого табурета.
   Необъятный Миша посторонился, освобождая проход к двери. Колпаков вызвался меня проводить. Мы прошли через небольшой и довольно темный торговый зал. Два парня-продавца неспешно обслуживали терпеливых и тихих покупателей. Когда я в сопровождении Колпакова появился в зале, продавцы одновременно замерли и бесцеремонно изучили меня с головы до пят. Неизвестно, за кого они меня приняли.
   Демин дожидался меня в машине.
   – Ну как? – поинтересовался он.
   – Никак.
   Демин кивнул, словно и не ожидал услышать иного ответа, и завел двигатель.
   – Куда теперь?
   – На телевидение, – буркнул я.
   – Ты не расстраивайся, Женька, – посоветовал Демин. – И вообще, зачем ты чужие проблемы делаешь своими?
   – Это как раз наши проблемы.
   – Он сам виноват, – наставительно сказал Демин.
   Лично я не был в этом уверен. Но спорить не хотелось.
   – Что там с «Телетриумфом»? – спросил я, чтобы сменить тему разговора.